Текст книги "Владычица снов. Книга вторая"

Глава 57

Ребекку разбудил шум с улицы. В полумраке фургона с зашторенными окнами, даже проснувшись, она не сразу сообразила, где находится. Эмер тоже проснулась, и девушки посмотрели друг на друга заспанными глазами. Какое-то время ни одна из них не решалась заговорить.

– Ты его тоже слышала, верно? – в конце концов прошептала Эмер.

– Да. Это было как во время партии в «живые шахматы», – тихим голосом ответила Ребекка. – Мы снова были втроем.

– Мне не хотелось, чтобы он увидел меня в нынешнем состоянии, – посетовала ее подруга, поднеся руку к пораненной щеке.

Она быстро поправлялась, но сейчас синяк играл всеми цветами радуги.

– Вот уж не думала, что ты столь тщеславна, – попробовала отшутиться Ребекка. Ей хотелось приободрить подругу, хотя ужасная развязка сна нагнала на саму нее невыразимый страх. – В любом случае это было всего лишь сном. – Она заставила себя улыбнуться.

Ирония, заключавшаяся в том, что подобное утверждение сделал не кто-нибудь, а сама Ребекка, не укрылась от обеих подруг. И все же, когда Эмер заговорила, слова ее прозвучали едва слышно, полные несказанной тоски.

– Он был так далеко…

– А что еще ты увидела? – спросила Ребекка, пытаясь отвлечь подругу от мыслей о возлюбленном.

– Я не запомнила.

Но Ребекке необходимо было получить подтверждение собственным опасениям, поэтому она рассказала о том, что произошло в ее сне с Монфором.

– Было так страшно, когда исчез его сын, – закончила она свой рассказ. – Монфор показался мне таким потерянным, таким одиноким. А тут еще демон… а король даже не видел его! Я пыталась предупредить его, но… мне показалось, будто внутри у меня все пусто.

– И прозвенел колокол, – добавила Эмер.

Это было единственное, что ей запомнилось. Все остальное изгладилось из памяти.

– Да. – Ребекка невольно вздрогнула, вспомнив пророческий бой колокола. – Что все это значит?

«Санчия объяснила бы мне это», – мысленно добавила она. Но тут ей пришло в голову кое-что другое – и она тут же спрыгнула с кровати. Кошмарный финал сна настолько потряс ее, что она до настоящего мгновения и не вспомнила о том, с чего сон начался.

– Гален показал мне новые буквы, – поведала она подруге, поднимая ставни и впуская в фургон утренний свет.

Эмер тоже поднялась из постели, и под ее любопытным взглядом Ребекка перенесла на бумагу приснившуюся ей головоломку и выложила на стол бумагу с тремя предыдущими. Девушки всмотрелись в четыре столбца букв, но и новая порция не сделала письмена хоть чуть более понятными.

– У нас теперь четыре набора, – задумчиво произнесла Эмер. Она более не относилась к письменам скептически, напротив, ей стало ясно, что они должны иметь огромное значение. – Интересно, сколько же этих наборов вообще.

– Должен иметься по меньшей мере еще один, – ответила Ребекка. – Тот самый, который я увидела во сне первым, но не сумела запомнить. – И вновь она рассердилась на себя за эту промашку.

– Ну хорошо, – развеселилась Эмер, – Поставь перед собой на нынешнюю ночь задачу вспомнить недостающие буквы. – Она ухмыльнулась. – Только и всего!

Ребекка на минуту задумалась над такой возможностью. Лицо у нее было предельно серьезным.

– Попытаюсь, – сказала она в конце концов, а затем усмехнулась и сама. – Значит, теперь ты мне поверила?

– А что мне еще остается? Я уже говорила, что ты сошла с ума, но это было явным приуменьшением.

– Мне так страшно, Эмер, – прошептала Ребекка. – Я умею прясть сновидения, но не знаю, как управлять ими, не знаю, как прясть их так, чтобы это принесло какую-нибудь пользу. Ярмарочный люд возлагает на меня такие надежды, не говоря уж обо всем, что связано с войной и остальным…

Она замолчала. Эмер обняла Ребекку, и та радостно прильнула к подруге.

– Мы со всем справимся, Бекки. До сих пор у нас же все получалось, верно?

– Я так рада, что у меня есть ты.

– Неужели ты думаешь, что можешь от меня отделаться? Нескольких спасений от неминуемой гибели для этого мало! Да и не одной только гибели! Мало перелезать через крепостную стену и скакать в ночи. Слишком мало, чтобы от меня отделаться, – рассмеялась Эмер. – А теперь тебе удалось заставить меня поверить в волшебство, так что отваживать меня и не вздумай!

Пока девушки одевались, в дверь постучали. Открыв, Ребекка увидела перед собой Алеандру, в руках у нее был поднос с завтраком. На ярмарке царило оживление, фургоны готовились к отбытию, в них спешным порядком загружали последнюю поклажу.

– Мы что, уезжаем? – поинтересовалась Ребекка, забрав у Алеандры поднос.

– Ты же с нами, – ответила та.

– Так вы здесь дожидались меня?

Алеандра кивнула.

– И куда мы едем?

– Все дороги куда-нибудь, да ведут.

Ребекка поняла это так: либо Алеандра не знает, куда они отправляются, либо это ей все равно. Невозмутимость женщины вызвала у нее легкую зависть.

– Только не в Крайнее Поле, – взмолилась она, и Алеандра весело рассмеялась.

– Да уж не беспокойся, – усмехнулась она, прежде чем отправиться восвояси.

Вскоре после этого мужчины впрягли в фургон Ребекки приведенную с собой лошадь. Поводья они передали хозяйке повозки. Но перед отъездом девушкам пришлось принять еще одну посетительницу. Какая-то женщина принесла им целый ворох одежды. Лишь когда она подошла к фургону вплотную, Ребекка узнала ее: именно эту женщину она «спасла» в сновидении. Воспоминания об этой – начальной – части сна уже совсем было улетучились, но сейчас вспыхнули с новой силой. «Неужели я действительно сделала это?» Но у нее не хватило духу спросить об этом у гостьи.

Женщина улыбнулась ей.

– Меня зовут Гелисса, – сказала она. – Мы заметили, что у вас нет сменного платья, а одежда Санчии не придется ни одной из вас впору. Вот мы и собрали тут кое-что. Выберите, что вам нужно, а остальное верните. – Она передала весь ворох Ребекке, сидевшей у фургона рядышком с Эмер. – Сверху лежат мои вещи, – добавила Гелисса.

Ребекка разложила перед собой черную юбку и зеленый шерстяной жакет, внимательно осмотрела их. Гелисса проводила жакет тоскливым взглядом, ясно было, что эта вещь очень дорога ей. Ребекка была тронута проявленной щедростью и в то же время не понимала, как поступить. Новая подруга могла бы обидеться, если бы ее подношения оказались отвергнутыми, но Ребекке не хотелось и брать у нее такой, судя по всему, важный для нее наряд. В конце концов, решив довериться собственному чутью, она пошла на сделку.

– Юбка мне подойдет, – сказала она. – А жакет слишком узок для любой из нас. Но все равно, большое спасибо.

Она вернула Гелиссе жакет и с радостью заметила, что та не смогла удержаться от вздоха облегчения.

– Хорошо, хоть юбка подошла, – улыбнулась Гелисса. – А сейчас мне пора. Об остальном я спрошу у тебя позже. – Помахав им на прощанье, она скрылась среди фургонов.

Эмер, на протяжении всей этой беседы не проронившая ни слова, проводила ее долгим взглядом.

– Вроде бы я не знаю.

– Мы ее вчера видели, – кивнула Ребекка. – Она ходила с нами в замок.

– Нет, не только…

Эмер явно недоумевала.

– Мы пришли ей на помощь нынче ночью.

Теперь Ребекка уже не сомневалась в том, что это произошло на самом деле.

– Мы? – воскликнула Эмер. – Я, в отличие от тебя, с ума еще не сошла!

– Так откуда же ты узнала про Галена?

Он мне снился, это совершенно естественно, – пробормотала Эмер, словно защищаясь.

О собственной вовлеченности в происходящее ей распространяться не хотелось.

– В чем дело? Это еще что за прятки?

Ребекка уставилась на подругу, провоцируя ее на дальнейшие отговорки.

– Ладно-ладно, – проворчала та, смиряясь с неизбежным. – Во всем, должно быть, виноват этот фургон!

– Ты ведь и сама не веришь в это. Подумай-ка хорошенько. Попробуй вспомнить. Наверняка мы с тобой не в первый раз видели один и тот же сон!

Мысль об этом чрезвычайно заинтересовала и саму Ребекку, однако Эмер не разделила ее энтузиазма.

– И без этого у меня в жизни всяких сложностей хватает, – посетовала она. – Это ты Прядущая Сновидения. А я так, на подхвате.

Но тут их внимание переключилось на соседние фургоны, которые по одному трогались с места.

– Ну, и что мне теперь делать? – внезапно запаниковав, спросила Ребекка.

Но скоро выяснилось, что ей, честно говоря, не придется делать ничего. Лошадь сама шагнула с места, пристроилась в караван и пошла, таща за собой фургон. Растерянность обеих девиц сменило буйное веселье, и они принялись перебрасывать друг дружке поводья.

Длинная череда фургонов покинула городок и поползла по полям. Большую часть времени в дороге Ребекка с Эмер были предоставлены самим себе, и только немногие всадники, поравнявшись с фургоном, подчеркнуто церемонно раскланивались с ними. Все относились к девушкам очень сердечно, но чрезвычайно почтительно – даже дети, так что, встретив такой прием, они обе уже скоро чувствовали себя как дома. На полуденном привале все участники каравана уселись рядком и ели из общих котлов. Когда они вновь отправились в путь, Эмер заметно повеселела. Она уже успела кое с кем познакомиться и перестала обращать чрезмерное внимание на свой страшный синяк. Когда Ребекка сделала по этому поводу соответствующее замечание, ответ Эмер искренне удивил ее.

– Они заставили меня почувствовать, что я тут не просто на подхвате.

Вечером табор остановился на ночлег в чистом поле, составив фургоны в тесный круг, словно эта дырявая стена могла защитить их от внешней опасности. Ребекка с Эмер настояли на том, чтобы им позволили позаботиться о своем фургоне и о лошади, им не хотелось выглядеть совсем уж бездельницами. Когда девушки управились с этим делом, к ним заглянула Гелисса забрать одежду, которая им не понравилась.

– Эннис сегодня вечером будет рассказывать разные истории, – радостно объявила гостья. – Для горожан она никогда не рассказывает, приберегает для своих, – добавила она. Женщина сделала паузу, словно рассчитывала на взрыв восторга, и, не дождавшись такового, пояснила: – Санчия всегда приходила послушать.

– Разумеется, мы придем, – пообещала Эмер, и обрадованная Гелисса удалилась.

Ребекка же промолчала, ее лицо в первых лучах луны показалось на редкость бледным.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Эмер.

– Мне не хочется идти туда.

Ребекке почему-то стало страшно, хотя она и не понимала природу своего страха. Эмер же и вовсе не могла взять в толк, что происходит.

– Не валяй дурака! – фыркнула она. – Почему бы нам не пойти?

Но Ребекка по-прежнему испытывала непонятный страх, и когда она все-таки смешалась со слушателями, рассевшимися вокруг сказительницы, ей стало уже совсем не по себе и она предпочла убежать. Эмер же осталась послушать, удивляясь странному поведению подруги и слегка сердясь на нее.

– А мне-то казалось, что ты до таких историй охоча, – проворчала она на прощанье.

Ребекка втайне боролась сама с собой. Она понимала, что нельзя поддаваться беспричинному страху. В конце концов она взяла себя в руке и вновь присоединилась к слушателям. Она подошла как раз, когда Эннис начала свой рассказ, но девушке все еще было тревожно, так что она постаралась держаться как можно более неприметно и села там, где все было слышно, но саму ее никто не видел.

– Жила-была маленькая девочка, прочитавшая слишком много сказок, – начала Эннис.

Уже эти слова были встречены веселым смехом, сразу же спаявшим сказительницу и ее слушателей в привычное и сердечное целое. Сказительница говорила тихо, но внятно и без запинок. В тишине ее голос, веселый и как бы приглашающий прислушаться, разносился далеко кругом. Она продолжила рассказ о девочке, которая, став немного постарше, принялась целовать каждую попадавшуюся ей на глаза лягушку в надежде отыскать таким образом сказочного жениха. И в конце концов ей удалось кое-кого найти – только вовсе не волшебного принца. Вместо этого на ее долю выпало удивительное испытание. Ее саму обступило бесчисленное множество лягушек, влюбившихся в нее, и попрыгуньи привели ее к волшебному озеру в глубине лесной чащи. И здесь, последовав приглашению царя лягушек, она прыгнула в грязную, поросшую тростником воду и тут же и сама превратилась в лягушку! Испытывая неземное блаженство, она начала плавать и нырять в этом волшебном царстве. Рыбы приветствовали ее, насекомые взлетали в воздух при ее приближении, она познакомилась и со множеством озерных обитателей, которых никогда раньше не видела, более того, о существовании которых никогда даже не подозревала. Подводные растения, даже камни и тина на озерном дне – все это было исполнено волшебства и тайны. Никогда раньше девочка не была так счастлива. Она уселась в чашечку лилии и, выражая свой восторг, расквакалась на весь мир.

Но тут раздался сигнал об опасности – и все лягушки, объятые страхом, попрыгали в озеро и поплыли во все стороны, чтобы спастись от верной погибели. Приближалась щука – их самый смертельный враг! Девочка-лягушка тоже спрыгнула с лилии и поплыла, отчаянно перебирая лапками. Она сумела выбраться на берег и поспешила вновь принять человеческий облик, сердце у нее в груди страшно колотилось. Стоя на берегу, она слушала истошные вопли своих подружек, которых настигала хищная щука.

– В это мгновение она решила, что человеком быть все-таки лучше, чем лягушкой, – подошла к концу своего рассказа Эннис. – Но она не забыла рассказать своему отцу, который был заядлым рыбаком, о том, что в озере водится огромная щука. Как никогда не забыла и о блаженстве, испытанном в тот день, и о своих подругах-лягушках.

Окончание истории было встречено общим смехом и бурными хлопками. Сказительница не столько рассказывала, сколько разыграла сказку, меняя интонацию и даже тембр голоса в соответствии с повадками каждого персонажа. Девочка говорила у нее нежным и слабым голоском, который по мере рассказа становился все взволнованней, а царь лягушек хрипел грозно и страшно.

Страх Ребекки пошел на убыль: она обнаружила, что заслушалась сказкой, и отдала должное дару сказительницы. «Замечательная рассказчица», – подумала она, несколько сконфузившись из-за того, что сначала ей так не хотелось слушать.

Когда рукоплескания стихли, кто-то из слушателей задал вопрос:

– Ну и как, она когда-нибудь нашла своего принца?

– В этом и заключается самая странная и самая забавная часть истории, – с важным видом произнесла Эннис, и ее слушатели тут же вновь притихли в ожидании, что она соткет для них волшебную паутину заново.

– Прежде чем броситься в озеро, она, ясное дело, разделась. В конце концов лягушки-то разгуливают голыми! Она спрятала одежду в кустах на берегу озера, а потом, когда выскочила из воды, спасаясь от щуки, перепугалась настолько, что забыла в каких именно кустах. А тут как раз, о чем она и не подозревала, мимо проходил молодой лесник. Он увидел, как девочка вынырнула из озера и, совершенно обнаженная, уселась на берегу. Подозревая, что имеет дело с нечистой силой, он притаился за деревом, но волшебство ее превращения, не говоря уж о красоте самой девочки, настолько очаровали его, что он подсматривал за нею, пока она разыскивала на берегу одежду. И сразу же влюбился в нее и, когда она оделась и пошла домой, покрался за ней следом.

После этого он долго и отчаянно ухаживал за девочкой, хотя она поначалу никак не поощряла такие ухаживания. Каждый день он приносил ей цветы – редкие и прекрасные цветы, он приносил их и оставлял у нее в саду. Еще приносил он ей ягоды и орехи – все, чем был богат его лес. Он был готов ради нее на что угодно – ни одна задача не казалась ему ни непомерно трудной, ни, напротив, слишком ничтожной… и в конце концов его терпение было вознаграждено – и девочка ответила на его чувство своим.

Их любовь расцвела – и цветет по сей день. И вскоре все поцелуи любительницы волшебных сказок достались молодому леснику, а вовсе не ее земноводным друзьям. Но только лягушки про нее не забыли. В ночь ее свадьбы все жители озера вышли из лесу и подошли к их дому и устроили самый настоящий лягушачий концерт. Молодые слушали лягушек и улыбались друг другу.

Ни он, ни она никогда не рассказали друг дружке свою половину правды о том, что на самом деле произошло той волшебной ночью, но в глубине души знали все один про другую и наоборот. Это стало их тайной – и сама эта тайна крепко-накрепко связала их на долгие годы супружества.

На этот раз окончание истории было встречено не хлопками, а тихим удовлетворенным шепотом. Кое-кто из самых чувствительных слушателей и слушательниц смахнул с глаз набежавшую слезинку.

Эннис помолчала, дав аудитории возможность в полной мере прочувствовать услышанное, а потом кто-то попросил ее рассказать какую-нибудь из самых старинных историй. Слушатели терпеливо сидели, пока она выбирала, какую именно историю рассказать. В конце концов Эннис встала, оттолкнула от себя стул и окинула взглядом собравшихся словно с высоты маленькой, неизвестно откуда взявшейся сцены. Ее голос вновь изменился, теперь он зазвучал с трагической силой:

– Некогда нашей страной правил очень дурной король!

Глава 58

Первые же слова были встречены радостным шепотом. Судя по всему, слушателей ожидала хорошо знакомая и любимая ими история. Но Ребекка неуверенно заерзала на месте. Тем не менее она уже скоро позабыла свою тревогу, захваченная историей, зачарованная актерским мастерством Эннис. И вот Ребекка наряду со всеми, затаив дыхание, внимала повести сказительницы.

– У него имелось все, чего только можно было пожелать. У него была красивая чуткая жена, без счета нежных и ласковых возлюбленных, он был баснословно богат, его дворец дышал роскошью и великолепием и был полон умными и скромными, знающими свое дело и свое место, царедворцами и челядинцами. Он не делал ничего, кроме того, что доставляло ему удовольствие. И все же ему казалось мало и этого!

Короля обуревала роковая страсть овладеть чем-нибудь воистину непомерным, и не будучи в силах добиться этого, он обрушивал яростный гнев на приближенных и беспрестанно сетовал и жаловался на свою судьбу.

Эннис сумела изобразить даже повадки услужливых и запуганных челядинцев – и это было встречено смехом и хлопаньем. Ее голос, да и лицо изменились почти до неузнаваемости.

– Но, сир, – жалобным голосом пропищала она, – вы ведь и так останетесь в памяти у людей как величайший из когда-либо живших монархов.

И тут же загремел рык разъяренного короля.

– Остаться в памяти людей – это вовсе не бессмертие, червяк ты ничтожный! Истинное бессмертие в том, чтобы никогда не умереть!

Эннис переждала, пока не уляжется взрыв общего веселья, а потом заговорила собственным голосом – мягким, но укоризненным.

– Он был одержим мыслью о бессмертии. Он без устали рылся в древних фолиантах; он читал все, что было ему доступно, только бы добиться своего. Он вызывал к себе на совет долгожителей, надеясь выведать у них заветную тайну. Он даже занимался всерьез преданием о вечно живом дереве и рассылал по всему свету поисковые партии, которые должны были доставить ему с этого дерева плоды. И наконец, он занялся оккультизмом, пытаясь изучить дурную сторону Паутины. Где в конце концов и нашлось кое-что, способное превратить его видения в явь.

Слово «видения» подействовало на Ребекку самым удивительным образом, ее неудержимо потянуло вперед. Магия рассказа и искусство сказительницы захватили ее – девушка вышла из укромной тени, в которой сидела до сих пор, и присоединилась к безмолвным слушателям и слушательницам на скамьях. Эннис заметила, как Ребекка вышла из тени, и взгляды обеих женщин на краткий миг встретились. Сказительница была хороша собой, вот только на лице ее время от времени набегала трудно уловимая тень чего-то неземного, а белые, как соль, пышные волнистые волосы еще усиливали такое впечатление.

И как будто вспышка мгновенного страха пронзила хрупкое тело сказительницы, ее голос дрогнул, но тут же выровнялся, и рассказ снова полился плавно и непринужденно.

Этот голос оказывал на девушку такое же воздействие, как скрипка Невилла. Ребекке казалось, будто она уже не среди ярмарочных фургонов, будто ее новые друзья и подруги куда-то исчезли, а сама она перенеслась в мир, творимый словами и голосом Эннис; мир ее собственного воображения начал воплощаться наяву. Слова обретали плоть и кровь, Ребекка воочию видела все, что описывала и показывала сказительница. Девушка своими глазами увидела исполинскую черную пирамиду, воздвигнутую королем, чтобы послужить ему гробницей, она наблюдала за трудами и хлопотами ее возведения под надзором злых колдунов, заключивших союз с королем и действовавших с ним заодно. Произносились заклинания и заклятия, в котлах и пробирках варились магические снадобья и эликсиры. Вызывали демонов, с ними заключали союз, скрепляя его кровью.

Ребекка присутствовала и при мнимой смерти короля, при том, как его тело поместили в особо подготовленную камеру в самом сердце пирамиды. И она поняла, что он восстанет из мертвых и обретет бессмертие – и его бессмертие обернется невыразимым ужасом для всех людей. Но в последнее мгновение страну спасли трое добрых волшебников, которые ценой собственной жизни и бессчетных жизней жителей столицы ухитрились уничтожить весь отмеченный печатью проклятия город. Дерис и все его обитатели, надгробная пирамида и упокоившийся в ней последний король, все волшебники, как добрые, так и злые, – все они погибли под очистительным потоком хлынувшей с неба соли.

Ребекка почувствовала, что задыхается, соль начала засыпать ей глаза, рот и горло, соль сжигала ее легкие. Весь мир стал ослепительно белым. Девушка вскинулась, сопротивляясь, она не сомневалась в том, что ей суждено погибнуть и быть погребенной вместе с обреченным городом.

Но она не умерла, до ее сознания откуда-то издалека с трудом пробивалось нечто иное. Голоса, проникнутые тревогой человеческие голоса. «С тобой все в порядке?», «Принесите-ка воды, да поживее!», «Отойдите, дайте ей свободно дышать!» Кто-то принялся растирать ей руки, кто-то другой постучал по спине – и Ребекка раскашлялась и, отчаянно заморгав, увидела вновь возвращающийся, возрождающийся вокруг нее реальный мир.

– С тобой все в порядке, Бекки?

Голос Эмер звучал взволнованно, это она растирала руки подруги и гладила их.

Ребекка кивнула, огляделась по сторонам. Кругом было множество глаз, но лишь во взгляде одной женщины она сумела уловить и понимание, и жалость. Но Эннис сразу же отвела глаза в сторону, на лицо ей легла тень собственной вины и страха. Сказительница стояла как будто надо всеми, бледное привидение на фоне сгустившейся ночной тьмы.

– Бекки?..

– Со мной все в порядке, – прошептала девушка, не сводя взгляда с Эннис. Потом встала, не замечая устремленных на нее со всех сторон взоров, не видя, что ей протягивают чашку воды. «Выходит, опять, – подумала она. – Как тогда, при музыке. И это несомненное волшебство!»

Она шагнула вперед – и люди расступились, уступая ей путь, а на лицах у них по-прежнему читались удивление и тревога. Эннис увидела, что Ребекка приближается к ней, и хотела было уйти, но девушка поспешила и не дала той возможности скрыться.

За ними следило множество народу, но никто не понял ни сбивчивых слов Ребекки, ни страха, который явно овладел Эннис.

– Ты должна рассказать мне, – потребовала Ребекка. – Ты должна объяснить. Я видела все это… город… соль… я там побывала!

А вот теперь сказительница пришла в полный ужас. Она затравленно оглянулась, словно прикидывая, нельзя ли убежать куда-нибудь, и не произнесла ни слова.

– Ты превратила все в явь, – продолжила Ребекка. – Я уже бывала там, но во сне… Откуда это все взялось?

Эннис молчала, она не могла или не хотела ничего объяснить.

– История взяла верх, верно? – простонала Ребекка, отчаяние и гнев смешивались в ее голосе. – Что ты на это скажешь?

И только теперь Эннис заговорила.

– Значит, ты одна из нас, – прошептала она, побелев от страха.

– Что?

Сказительница, смутившись, крутила кольцо у себя на пальце.

– Ты не могла увидеть… – выдохнула она, но, не договорив до конца, отвернулась от Ребекки и убежала прочь, во тьму.

Ребекка рванулась было за ней, но ее удержали. Стремительно развернувшись, она яростно посмотрела на того, кто осмелился ее схватить, и обнаружила, что это укротитель диких лошадей. В борьбе с ним у Ребекки не было никаких шансов, а взор его оставался совершенно бесстрастным. Рядом с ним появилась Алеандра.

– Оставь ее, – сказала она Ребекке. – У каждого из нас свои странности. Эннис вот боится незнакомых людей. А когда она к тебе попривыкнет… – Алеандра пожала плечами.

– Но это безумно важно! – воскликнула Ребекка.

– Сейчас от нее все равно ничего не добьешься, – заметил укротитель. – Каждому из нас приходится расплачиваться за свои таланты, так или этак.

Почувствовав, что Ребекка подуспокоилась, он ослабил свою хватку.

– Но все это было на самом деле! – Мысленно уже признав собственное поражение, Ребекка сопротивлялась из последних сил. – Как вы этого не понимаете?

– Она прекрасная сказительница, – указала Алеандра.

– Нет! Тут нечто большее!

– Может, твой слух отличается от нашего? – предположил мужчина.

«Так что же, я схожу с ума? – подумала Ребекка. – Почему только на меня так подействовал ее рассказ?» На смену гневу мало-помалу пришли уныние и чувство собственного бессилия, она поняла, что смертельно устала. Эмер взяла подругу под руку и повела в фургон.

«У каждого из нас свои странности, – с горечью мысленно повторила Ребекка. – Каждому из нас приходится расплачиваться за свои таланты, так или этак».

Пока Ребекка слушала рассказ сказительницы, Фарранд и Крэнн беседовали друг с другом в ее родном доме в Крайнем Поле. Крэнн пребывал в превосходном настроении, легкость одержанной тремя днями раньше победы все еще грела ему душу. Проявив себя страшным и безжалостным карателем, он выплеснул гнев, охвативший его после удачного бегства Ребекки и сейчас его больше волновало не прошлое, а настоящее. Он мерил широкими шагами комнату, не зная, как дать выход собственной энергии.

– Первые отряды наемников уже, должно быть, вошли в Риано, – заявил он.

– Если последние донесения не лгут, – спокойно уточнил Фарранд.

Барон был человеком куда более осторожным, чем его сын. И риск, на который им пришлось пойти, заставлял его нервничать, хотя он и принял заранее все меры предосторожности. Он проклинал заминку, вызванную необходимостью дожидаться подхода союзников. Но особенно ему претило вынужденное безделье в обществе своего непредсказуемого сына. Никогда нельзя было сказать, напился ли Крэнн чужой кровью допьяна или ему немедленно понадобится добавка.

– Еще пара дней, – пропустив замечание отца мимо ушей, мечтал Крэнн, – и они будут здесь. Тогда уж мы примемся за дело всерьез. – И в предвкушении этого его глаза радостно заблестели.

– Ну, а Бальдемара-то разговорить удалось? – осведомился Фарранд.

– Раскудахтался, что твоя курица, – со злобной усмешкой доложил Крэнн. – Но старый осел практически ничего не знает. Совершенно очевидно, что всем тут заправлял его постельничий. – Он презрительно хмыкнул.

– А что он?

– Отказывается говорить, – рассерженно бросил Крэнн. – Хотя мы и привели ему более чем убедительные доводы. – Внезапно он рассмеялся. – Так или иначе, он не в своем уме. Да и что прикажешь подумать о человеке, который преспокойно дрыхнет в кладовке, пока к нему в дом вторгается враг? И не пьян был вроде, хотя конечно же наверняка напился. Несет какую-то чушь про музыку, ничего от него не добьешься. Возможно, тебе стоит помочь в попытках склонить его к сотрудничеству.

– Дела такого рода я предпочитаю оставлять на твое усмотрение, – с явным отвращением обронил Фарранд. – Там, где у тебя ничего не выходит, у меня тем более не получится.

В дверь покоев барона Бальдемара, отошедших теперь к захватчикам, постучали. Фарранд разрешил войти очередному гонцу. Тот был в грязной одежде, лицо его горело после долгой скачки.

– Господа мои… – севшим голосом выпалил он. – Монфор на северной границе Крайнего Поля. С ним все войско столицы.

Барон и его сын на мгновение окаменели.

– Но этого не может быть! – придя в себя, взвился Крэнн.

– И сколько у него полков? – ледяным голосом спросил Фарранд.

– Самое меньшее, шесть. Но может, и все восемь.

– Измена! – заорал Крэнн. – Кто нас предал? Он побелел от ярости, ладони сами собой сжались в кулаки, словно стискивая в смертельной хватке шею неизвестного предателя.

– Это все его силы, – хладнокровно отметил Фарранд, не обращая на вопли сына ни малейшего внимания. – Значит, столица осталась беззащитной. Разведчиков ко мне!

Гонец стрелою вылетел из покоев: роль горевестника порой бывает чревата самыми серьезными неприятностями. Крэнн вновь принялся расхаживать по комнате, выкликивая проклятия.

– Если бы ты обошелся поласковее со здешними укреплениями, – кисло усмехнулся Фарранд, – мы были бы сейчас в большей безопасности.

Крэнн застыл на месте как вкопанный и злобно уставился на отца.

– Так ты говоришь, что Монфор двинул все свое войско против нас? – Этот возмущенный возглас показал, что при всей своей ярости Крэнн не совсем утратил способность мыслить логически. – Нас предали! И Монфору стали известны наши сокровенные планы!

– Тогда остается только молиться, чтобы наши союзники прибыли раньше намеченного срока, – с самым постным видом заметил его отец.

Как ни старалась Ребекка, ее сон развивался вовсе не в том направлении, как ей того хотелось, и позабытых букв она так и не увидала. Не увидала она также ни Галена, ни Монфора. Вместо этого перед ней предстал некий художник, работающий над огромным холстом. Он лихорадочно трудился, кисть так и мелькала в воздухе, то окунаясь в чашечки палитры, то вновь устремляясь к холсту, – и все же время от времени он отворачивался от полотна, озадаченно посматривал на Ребекку, а потом вновь принимался за дело. Девушка наконец узнала его: это был Кедар – молодой художник, сумевший так польстить ее отцу портретом. Ребекка окликнула его по имени, но он, судя по всему, ее не услышал.

И вдруг спокойное течение сна претерпело резкую метаморфозу: Ребекка сама оказалась на холсте – и все изображенное на нем ожило. Черная пирамида грозно нависала над головой, похожие на призраков люди слонялись по безжизненным улицам белого города, костлявые – лишенные плоти – руки хватались за полы ее одежды.

– Значит, ты одна из нас?

Ребекка онемела.

Она проснулась, сотрясаясь от страха и задыхаясь, точь-в-точь как вынырнула из повести Эннис. И лишь одна мысль беспрерывно пульсировала у нее в голове.

«У этой истории другой конец!»