Текст книги "Земля без людей"

– Ну и что? – говорила она. – А ты разве не знал в Старые Времена гостиные с фортепиано или даже роялем у людей, не умевших на них играть? И еще библиотеки – как там они назывались? Гарвардская классика, что ли, хотя никто никогда даже не открывал этих книг. А помнишь камины без дымоходов? Все эти вещи были нужны лишь для того, чтобы показать – вот человек, который может позволить иметь их. Подтверждение, что в этой жизни ты тоже чего-нибудь стоишь. Я не вижу причин, почему Джордж и Морин не могут позволить себе иметь торшеры, если вечера проводят при свете керосиновой лампы… От воспоминаний его отвлекли сначала тяжелые шаги Джорджа, а потом и вся его громоздкая, закрывшая весь дверной проем фигура. В руке Джордж держал разводной ключ и одет был в изрядно потрепанный, весь в пятнах краски комбинезон – традиционную одежду всех плотников и Джорджа. Другой на его месте мог позволить каждое утро надевать новый комбинезон, но Джордж, видно, лучше чувствовал себя в потрепанных, со следами трудовой деятельности.

– Привет, Джордж, – сказал Эзра, который в любой ситуации всегда умудрялся сказать первое слово.

– Доброе утро, – сказал Иш. Джордж какое-то время молча жевал губами, словно соображал, что требует от него непредвиденно возникшая ситуация.

– Здравствуй, Иш… Здравствуй, Эзра.

– Видишь ли, Джордж, – сказал Иш. – Сегодня утром ни у Джин, ни у меня нет воды. А в твоем доме есть вода? Наступила пауза.

– Здесь тоже нет, – сказал Джордж.

– Хорошо, – сказал Иш. – И что ты думаешь, почему нет воды? Джордж задумчиво молчал и лишь энергично шевелил губами – так, словно жевал кончик воображаемой сигары. А Иш потихоньку начал раздражаться тупоумием Джорджа, но волю чувствам не давал, держал себя в руках, ибо знал, что Джордж правильный человек, из тех, кого приятно иметь рядом.

– Ну так как? – повторил он. – Что ты думаешь, Джордж? Джордж совершил движение ртом, будто переложил воображаемую сигару из одного угла рта в другой, и только тогда ответил:

– Если ее нет и в другом месте, пожалуй, мне больше не стоит искать засоры в моих трубах, что я сейчас и делал. Думаю, она застряла в главной трубе, которая подходит ко всем домам. Иш поймал на себе быстрый взгляд Эзры и увидел тень промелькнувшей на его губах улыбки – вполне достаточно, чтобы понять: Эзра считает, что каждый из них мог дойти до этого своим умом и выводы, сделанные Джорджем, вряд ли рождены в голове гиганта мысли.

– Думаю, ты прав, Джордж, – сказал Иш. – А что нам теперь делать? Джордж снова переложил невидимую сигару и только тогда подал голос:

– Не знаю. Как и Эм, Джордж, очевидно, рассматривал имевшее место явление как не входящее в область его компетенции. Дайте ему в руки подтекающий кран или засоренный туалет, и он будет счастлив копаться там, пока не приведет все в должный порядок. Но Джордж далеко не механик и уж тем более не инженер. И как это всегда случалось, право лидерства должен был взять на себя Иш.

– Откуда течет вся эта вода? – приходя в легкое возбуждение, спросил он. Вопрос повис в воздухе. Это уже становилось забавным. Они прожили здесь двадцать один год, двадцать один год пользовались исправно текущей в дома водой, и ни у кого не возникло даже намека на желание узнать, откуда течет эта самая вода. Вода была даром прошлого, такой же доступной, как воздух, как фасоль в консервных банках, как бутылки с кетчупом, достающиеся без всяких хлопот, забот и усилий, стоит лишь зайти в магазин и легким движением руки снять с полки то, что в данный момент тебе приглянулось. Вообще-то у Иша порой мелькали довольно смутные соображения, и он лениво думал, сколько еще может продолжать течь вода и что им нужно сделать для создания ее запасов. Но дальше досужих размышлений дело не пошло. Вода, которая исправно, вот уже много лет, подается в их дома, может с таким же успехом продолжать исправно течь по трубам еще много лет, и потому трудно заставить себя что-то делать, если начисто отсутствуют внешние раздражители активных действий. За все эти годы – если, конечно, не считать сегодня – был всего лишь один такой день, когда он на полном основании должен был заявить: «Сегодня я просто обязан позаботиться о запасах воды». Ну а сейчас переводил Иш взгляд с Джорджа на Эзру и напрасно ждал ответа. Джордж просто стоял, опустив глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу. Эзра слегка подмигивал, давая понять, что это не его «отдел». Кто-кто, а Эзра знал людей. Во всяком случае, насмотрелся на них в своей винной лавке и мог сразу определить, кто к какой бутылке потянется. Но когда дело касалось идей и действий, Иш мог дать фору Эзре. Затянувшаяся пауза красноречиво подсказывала Ишу, что ответа он сегодня не дождется. Вода должна поступать из водопроводной системы старого города, – сказал он. – Я имею в виду, должна была поступать. Старые трубы оттуда идут. Но, пожалуй, для начала стоит сходить к резервуару и посмотреть, есть ли там вода.

– Вот и хорошо, – заторопился Эзра, как всегда согласный на все. – А еще можно спросить, что думают об этом мальчики.

– Нет, – сказал Иш. – Они ничего в этом не понимают. Мальчиков можно спрашивать об охоте и рыбалке, но об этом спрашивать их бесполезно. Они вышли на улицу и стали собирать собак, чтобы Запрячь их в тележки. До резервуара было не больше мили, но после того, как Иша покалечила пума, он стал неважно двигаться, да и у Джорджа от старости почти не гнулись ноги. Собрать собак вместе и приготовить все как надо – на это уходило время. В такие моменты Иш всегда жалел, что умение запрягать лошадей стало давно забытым искусством. Диких лошадей в ближайших окрестностях не осталось ни одной, но он был уверен, что они водились в избытке на востоке, в долине Сан-Хоакина. Но беда заключалась в том, что трое мужчин были в прошлом городскими, больше понимающими в автомобилях жителями и никто из них по-настоящему не знал, как ухаживать, разводить и запрягать лошадей, поэтому они даже не пытались их разыскивать. Да и собаки во многих отношениях казались даже удобнее, так как не требовали ухода и кормить их можно было мясными обрезками (все, что касалось говядины, было самой легкоразрешимой проблемой Племени). А держать лошадей означало следить, хороши ли у них пастбища, да еще постоянно оберегать от волков и пум. И когда исправный автомобиль стал большой редкостью, собачьи упряжки превратились в простейшее транспортное средство, полностью удовлетворяющее их скромные потребности в передвижении; и Джордж был счастлив, когда сколотил маленькие тележки, и теперь постоянно находил себе занятие, приводя их в должный порядок. Потребовались годы, чтобы Иш наконец мог отделаться от ощущения, что в тележке, запряженной четырьмя собаками, становится участником балаганного маскарада ряженых, представляя собой в высшей степени нелепое и жалкое зрелище. А вот другие не испытывали подобных чувств, и в конце концов он смирился и стал принимать собак и тележки как должное. Ну а кроме того, считалось естественным, что собака тащит нарты. Так почему не тележки? Они оставили упряжки у подножия последнего холма и, продираясь сквозь заросли черносмородиновых кустов на некогда гладкой и ровной дороге, одолели заключительный подъем. А потом молча стояли на краю резервуара и смотрели в его глубокий, пустой зев. В двух-трех самых низких местах еще плескалась тонкая пленка воды, но сливная труба обнажилась, застыв в воздухе чужеродным телом. Они долго просто стояли и смотрели вниз, пока первым не заговорил Эзра.

– Вот такие дела, – сказал он. И тогда они немного поговорили о том, что можно сделать с резервуаром, но делали это без особого интереса, скорее по инерции. Сезон дождей уже переступил половину отмеченного ему природой срока, и в то, что дождевая вода снова сможет наполнить резервуар, никому не верилось. Они спустились вниз, проверили упряжки и поехали домой. А на подъезде к Сан-Лупо их собаки начали лаять, и их лай подхватили оставшиеся дома. Услышать новости люди собрались возле дома Иша. Когда новости были объявлены, у взрослых сделались мрачные лица – настолько мрачные, что настроение взрослых передалось беззаботным детям, и даже маленький мальчик – настолько маленький, что вряд ли мог понять хоть слово из сказанного, – вдруг неожиданно и горько разрыдался. Из общего маловразумительного бормотания взрослых вскоре сделалось понятным, что никто не боится жажды как таковой, но женщины были чрезвычайно обеспокоены проблемой туалетов. Причем их расстраивал не данный конкретный день, а перспектива, что удобства уже никогда не будут удобствами. С потерей туалетов, казалось, вся жизнь сделала еще один шаг назад. Только одна Морин отнеслась к ситуации с истинно философским глубокомыслием.

– Свои первые восемнадцать лет я прожила на старой ферме в Южной Дакоте, – говорила она. – И все восемнадцать лет я бегала на улицу в любую погоду и никогда не видела унитаза, разве в те субботние дни, когда мы ездили в город. И эта штука мне очень нравилась, когда папаша затолкал нас всех в старый «шевви» и довез до Калифорнии. Но я чувствовала – такое не будет навсегда и я закончу свою жизнь, как и начинала, бегая на двор в любую погоду. Унитазы – хорошая вещь, но все в этом мире имеет свой конец, и потому я скажу: «Хвала доброму Богу, что здесь не бывает таких холодов, как в Южной Дакоте». Когда страдания по поводу удобств понемногу приобрели менее острый характер, люди постарше стали думать о питьевой воде. Будучи истинными горожанами, они и проблему эту стали рассматривать с точки зрения истинных горожан, а именно: в каких магазинах и на каких складах могли сохраниться запасы бутылок с чистой питьевой водой. Но вскоре, к удивлению своему, обнаружили, что даже в преддверии надвигающегося сухого сезона не будет недостатка в воде. Несмотря на жаркое, без дождей лето, их местность была далеко не безводной пустыней, и маленькие бегущие по оврагам ручьи, которых человек порой просто не замечал и не придавал серьезного значения, тем не менее давали воду скоту и прочей населявшей этот район живности. Вот в этом как раз проявились различия между первым и последующими поколениями – между отцами и детьми. Географ Иш не мог сказать без карты, где находятся ключи или протекают полноводные ручьи, хотя еще помнил расположение улиц и места их пересечения. А молодежь, наоборот, могла без долгих раздумий сказать, где и в какое время года можно разыскать ручей, где образовались пруды или били ключи. Они не могли определить расположение этих источников по отношению к улицам, но могли в общих чертах описать нужную местность и добраться туда без сомнений и колебаний кратчайшим путем. Иш внезапно открыл для себя, что его; оказывается, учат собственные дети. А двенадцатилетний Уолт солидно успокаивал собравшихся, что вода есть даже в маленьком овражке под самой Сан-Лупо. Оцепенение, вызванное первым испугом, прошло, сменившись возбуждением лихорадочной деятельности. Снабженную двадцатилитровыми канистрами молодежь отправили на собачьих упряжках к ближайшему ключу, а люди постарше энергично принялись копать выгребные ямы для будущих уличных удобств. Единодушный порыв продолжался в течение нескольких часов. Правда, монотонное перекидывание земли не являлось привычным для населения Сан-Лупо времяпрепровождением, вот почему уже к полудню все отчетливей стал слышен повсеместный ропот и жалобы на мозоли и усталость. А когда все разошлись на ленч, Иш, к изумлению своему, понял, что никто не собирается возвращаться к брошенной работе. Удивительно, но оказывается, сколько важных дел можно было запланировать на остаток дня: и рыбалка, и примерное наказание обнаглевшего быка, не говоря уже о крайней необходимости настрелять перепелов к ужину. А кроме всего прочего, вернулась из похода исполненная горячего энтузиазма молодежь, доставившая запасы воды для кухонной стряпни и питья. Разница между, пускай маленьким, запасом воды и полным ее отсутствием возымела громадное психологическое воздействие на умы непосредственных исполнителей задуманного. Наполненная двадцатью литрами воды и водруженная на кухонный стол канистра сразу же и бесповоротно сняла все видимое напряжение в обществе. После ленча Иш снова расслабленно устроился с сигаретой в кресле. Идти и копаться в земле одному он не собирался. Если верить книгам, такой благородный порыв мог вдохновить и зажечь массы на новые трудовые подвиги. Практика доказывала обратное, а он не хотел выглядеть смешным. Пришел маленький Джои, нервно помялся, потом постоял на левой ноге, болтая в воздухе правой, потом сменил позицию и болтал уже левой.

– В чем дело, Джои? – спросил Иш. А мы разве больше не пойдем работать?

– Нет, Джои. Сегодня уже не пойдем. Джои, продолжая сохранять равновесие на одной ноге, бесцельно обвел взглядом комнату и снова уставился на отца.

– Ступай, Джои, ступай, – как можно мягче сказал Иш. – Все хорошо! Не волнуйся, придет время, и мы снова примемся за работу. Джои ушел, а Иш остался сидеть в кресле, глубоко тронутый и даже немного униженный той откровенной преданностью и наивным обожанием, которым одарил его прощальный взгляд младшего сына. Джои вряд ли мог представить глубинную подоплеку происходящего, но живым умом понял, что отец несчастлив, хотя на этот раз ни с кем не спорил и не убеждал бесполезно. Да, Джои – это единственно правильный выбор! С тех пор как он в первый день Нового года утвердился в этой мысли, Иш с каждым новым днем обрушивал на голову Джои все возрастающий поток знаний, а мальчик с необычайной легкостью впитывал их. И порой Иш боялся, что вырастит из сына ученого педанта. Джои не демонстрировал стремления к лидерству среди детей, и, понимая это, Иш мучился сомнениями в правильности выбора. О чем, к примеру, может говорить это недавнее маленькое происшествие? Оно подтверждает, что у Джои пытливый ум, что он искренне заботится о будущем или, наоборот, желает избежать общества товарищей-одногодков, более ловких и удачливых в играх. А потому пытается найти покой и безопасность рядом с отцом, который заметно выделяет его среди прочих и в котором Джои видит любовь и заботу. Иш надеялся, что остальные дети не замечают, что Джои стал любимчиком. Конечно, глупо и непростительно заводить любимчиков, но это случилось неожиданно и помимо его воли в тот памятный первый день Нового года. «Перестань страдать! – сказал он себе и неожиданно понял, что мысленно продолжает тот давний разговор с Эм. – В Новый год я вдруг обрел веру, что Джои – Избранный. Прошло время, и я снова сомневаюсь. Скорее всего, это естественное чувство, которое испытывает каждый отец к младшему сыну. Пройдет немного времени, и мы начнем ссориться по пустякам, как это происходит сейчас с Уолтом. Но все же я верю! Другие мальчики никогда не были такими – сообразительными, все схватывающими прямо на лету. Сейчас я ничего пока не знаю. Но я хочу узнать и потому сделаю все, что в моих силах». А чуть позже, прикуривая новую сигарету, он почувствовал злость и раздражение. Ведь он сам не отличался особым умом! Он понапрасну растратил силы, он безвозвратно упустил все возможности. Сколько лет он только и делал, что твердил: «Что-то обязательно случится!» А это не случалось, и на него смотрели с вежливой улыбкой, как на мрачного и незадачливого пророка, словам которого не следует верить. А сегодня утром это наступило! Это был удар, потрясение! Он ясно помнит все эти испуганные лица, когда он, Эзра и Джордж привезли плохие новости. Вот когда нужно было выступить со своей традиционной речью – «я же вам говорил». Он должен был вдолбить в эти бестолковые головы, что, надвигаясь, грядет катастрофа. Вот тогда можно было что-нибудь сделать. А что вышло? Может быть, он тоже был напуган и не владел ситуацией, и вместо того, чтобы показать им истинные размеры катастрофы, вместе со всеми искал пути, как малыми трудами снова сделать жизнь сносной. Вот почему Племя не поняло подлинного значения происходящего, и потечет бездумная жизнь дальше… «как с гуся вода» – вспомнил он пришедшую к месту поговорку. Прошло всего четыре-пять часов, и все снова довольны, снова тишь и благодать спустилась на Сан-Лупо. На первый взгляд! Но возможно, что след от недавнего потрясения все же останется. Кто-то пошел на рыбалку, кто-то – стрелять перепелов, вот он уже услышал два хлопка охотничьего ружья, но, может быть, точит сознание этих беззаботных мысль о собственной безответственности, даже вины, что бросили более важную работу. К вечеру, немного усталые, они вернутся по своим домам, и тогда все может быть иначе. Если железо и не будет горячим, то по крайней мере его можно будет немного подогреть. И тогда не к месту решительным движением он смял в пепельнице вторую послеобеденную сигарету, откинулся на спинку мягкого кресла и, уже ни о чем не тревожась, приготовился отдыхать. «Это очень удобно, – подумал он.

– Это очень…»

И настанут дни, когда посмотрят они на гладь океана и воскликнут неожиданно: «Корабль, какой-то корабль!.. Точно, корабль!.. Неужели ты не видишь, как поднимается к небу столб его дыма… Да вот же, он держит курс прямо к нашей гавани!» И тогда радостно будут смотреть они друг на друга и говорить со смехом: «Зачем такими жалкими и унылыми были мы!.. Почему не верили, что нельзя повсюду уничтожить цивилизацию!.. А я ведь вам всегда говорил… В Австралии, в Южной Африке, на каком-нибудь далеком острове…» Но не будет никогда корабля, и лишь легкое облачко медленно проплывет и растает на горизонте. Или кто-нибудь очнется от послеобеденной дремы и вскинет голову. «Конечно!.. Я знал, так будет!.. Это шум самолетного мотора… Я не могу ошибиться». Но это цикады трещат в кустарнике, и никогда не будет самолета. А другой вставит батарейки в радиоприемник и, прижав одной рукой наушники, будет другой медленно вращать ручки настройки. «Есть! – воскликнет он внезапно. – Тихо, тихо вы все!.. Точно, точно! Прямо на Девятьсот двадцатой!.. Кто-то говорит. Я отчетливо слышу, кто-то говорит по-испански… Вот снова заговорил! А сейчас пропадает!» Но не зазвучит живая человеческая речь в эфире, только раскаты далекого грома прогремят.

«Да, мне очень удобно», – думал Иш, прижимаясь к спинке большого кресла. …И неожиданно вскинулся. Это с улицы донеслись звуки двух резких хлопков, и понял Иш в ту же секунду – это не что иное, как треск из выхлопной трубы большого грузовика! Иш сорвался с места и через мгновение уже стоял возле дома и смотрел на замерший посередине улицы грузовик. Большой, красивый грузовик – ярко-красный, с голубой полосой и большими белыми буквами на борту: «ПРАВИТЕЛЬСТВО США». Из кабины выбрался мужчина, и, хотя это он вел машину, одет был (ясно почему) в визитку. Да к тому же с шелковым цилиндром на голове. Человек не произнес ни слова, но Иш и так знал – перед ним губернатор штата Калифорния. И тогда Иш почувствовал, как переполняет его счастье, Невыразимое словами. Потому что опять здесь был порядок и законная власть, и вместо кучки испуганно жмущихся друг к другу в окружении тьмы – сила многих. И теперь он – Иш – не был слабым, брошенным ребенком, в одиночестве бредущим по враждебному миру… И в смятении счастья, настолько огромного, что не вынести одному, он проснулся. Проснулся с отчаянно бьющимся сердцем и мокрыми от пота ладонями. И стоило лишь вновь увидеть знакомое окружение гостиной, растаяло счастье, как тает умирающий свет, и место его заняла тоска – глухая тоска, столь же невыразимая словами, как и растаявшее счастье. А потом утихла тоска и ушел принесенный ею страх – это пробужденное сознание заставило их отступить. И осталось лишь воспоминание о счастье. Теперь он понимал, что обязан за часто повторяющийся сон всему пережитому. Сон «исполнения желаний», как его называли люди. Как бесконечно часто за этот двадцать один год снились ему похожие друг на друга сны! Наверное, только в первый и во второй год они не приходили к нему, а потом, когда с каждым годом накапливалось чувство заброшенности и неуверенности, сны стали приходить все чаще и чаще, и даже рождение каждого нового ребенка не могло уничтожить в душе порождавшие их корни страха. Сегодня, как и всегда, явившиеся к нему образы были понятны и очевидны. Сначала его удивляло, почему так часто снится ему Правительство Соединенных Штатов. В Старые Времена Иш никогда не считал себя ярым патриотом и, наверное, никогда серьезно не задумывался о преимуществах быть рожденным в этой стране. Человек не задумывается о воздухе, которым дышит, пока его не лишают этого воздуха. Ощущение могущества раскинувшейся на тысячи миль по всему континенту страны с названием «Соединенные Штаты Америки», вероятно, все же оказывало влияние на подсознание каждого гражданина, о чем этот гражданин мог даже не догадываться. Совершив короткий экскурс в подсознание, Иш вернулся к реально окружающему его миру и от этого нервно задвигался в кресле. Судя по положению солнца, он проспал не больше часа. С улицы снова донеслись приглушенные хлопки ружей охотников за перепелками. О слабо улыбнулся, вспомнив ассоциации с треском выхлопной трубы приснившегося грузовика. В любом случае, что бы ему ни снилось, сегодня вечером они обязательно должны собраться все вместе, как он задумал. К концу дня запасы привезенной воды заметно поубавились, но, кажется, ни один из обитателей Сан-Лупо не испытывал мук жажды. По приглашению Иша все старшие, включая Роберта и Ричарда, которым исполнилось уже шестнадцать, собрались в его доме. Судя по благодушному настроению, никто из присутствующих не испытывал особых неудобств. Это хорошая мысль (таковым стало общее мнение) – попробовать выкопать колодец у одного из домов, – гораздо лучше, чем переносить дома к естественным источникам воды. И конечно, им придется уделить большее внимание гигиене и проследить, чтобы все дети это как следует усвоили. На высоком собрании не было глубокоуважаемого председателя, но Время от времени кто-нибудь интересовался мнением Иша, и, как он понимал, сие почтительное отношение было вызвано не столько признанием его умственного превосходства и руководящего положения в обществе, а скорее естественным чувством уважения к нему как к хозяину дома. Не было на собрании ведущего протокол секретаря, как, впрочем, не было прений по обсуждаемым вопросам и заключительных голосований. Мероприятие в доме Иша в Сан-Лупо походило скорее на сбор общественности, чем на официальное парламентское заседание со свободным обменом мнений.

– Надо еще подумать… А как мы узнаем, что в этом колодце будет вода?

– Колодца без воды не бывает.

– А что это за колодец – дыра в земле?

– Так туда нужно воду наливать!

– А может, так будет лучше… Проложить трубу к какому-нибудь ручью и соединить с нашими трубами.

– Как ты думаешь, Джордж, это мысль?

– …А чего, конечно… я думаю… Ага… думаю, смогу соединить несколько труб.

– Придется сделать запруду. Земляная запруда – то, что надо.

– Разве мы сможем такое сделать?

– …Ага… Придется, конечно, попотеть. И пока беседа протекала в столь миролюбиво-благодушном настроении, Иш чувствовал, как начинает постепенно раздражаться. Для него сегодняшний день казался отступлением, отбросившим их туда, откуда уже не будет возврата. И снова он понял, что стоит посередине комнаты и держит речь перед десятком окружавших его людей.

– Этого не должно было случиться, – говорил он. – Мы не имели права допустить этого. Полгода прошло – целых полгода, за которые мы могли и должны были увидеть, что уровень воды в резервуаре падает, но никто – никто не удосужился заглянуть туда. И вот, пожалуйте! Все, что здесь случается, как всегда, застигает нас врасплох и отбрасывает туда, откуда мы никогда не сможем вернуться, чтобы восстановить привычный порядок вещей. На нашей совести слишком много ошибок. Мы должны были учить детей читать и писать (никто из вас не утруждал себя помощью в этом мероприятии). Мы должны были снарядить экспедицию и узнать, что происходит в других местах. Поймите, это опасно – не знать, что происходит всего лишь за соседним холмом. У нас должно быть больше домашних животных – кур каких-нибудь. Мы должны были выращивать пищу… И когда лихорадка красноречия вознесла его на небывалую высоту, кто-то захлопал в ладоши, и, чувствуя себя глубоко польщенным, он, ожидая всеобщей овации, остановился. Но все смеялись громко, от души, и опять до него дошло, что бурные овации имели несколько иронический оттенок. Сквозь шум аплодисментов услышал он реплика одного из мальчиков:

– Наш добрый папочка опять взялся за старое! И кто-то подхватил сквозь смех:

– Теперь очередь за Джорджем и рефрижератором! И ничего не оставалось Ишу, как присоединиться к общему веселью. Сейчас он не злился, сейчас он сам виноват в том, что, бессознательно повторяя собственные слова, затянул старую песню и опять не смог выделить главный смысл своей речи и сегодняшнего общего сбора. А тут заговорил Эзра – добрый товарищ Эзра, всегда готовый смягчить впечатление от неловкого поступка или слова ближнего своего.

– Да, это старая речь, но есть в ней новые мысли. Что вы думаете об этой затее – послать экспедицию? И, к немалому удивлению Иша, тут же развернулась горячая дискуссия, в продолжение которой он снова был изумлен непредсказуемостью человеческого поведения, в особенности если это поведение определялось мнением коллектива. Эта новая мысль сорвалась с его языка совершенно случайно, скорее под влиянием событий сегодняшнего дня, чем в результате долгих размышлений в тиши одиночества. Мысль совершенно неожиданная, но логически вытекающая из обвинений в лености тех, кто просмотрел надвигающуюся беду с водой. Для неге самого предложение послать экспедицию казалось менее всех остальных достойным внимания, но так случилось, что именно самое недостойное захватило умы коллективного сознания. Всем до единого идея пришлась по душе, и Ишу ничего не оставалось делать, как добавить и свой голос в хор энергичных энтузиастов предприятия. По крайней мере, может быть, это поможет сбросить с людей дремотное состояние, придаст новые жизненные силы. Прошло немного времени, и он понял: идея захватывает. Первоначально под «экспедицией» Иш подразумевал исследование ближайших окрестностей в радиусе ста миль, не больше, но вскоре сообразил: остальные решили, что от них ждут гораздо большего, и тогда, возможно под влиянием столь горячего энтузиазма в поддержку случайной идеи, его воображение стало разгораться все сильнее и сильнее. Через несколько минут люди говорили не иначе как о трансконтинентальном путешествии. «Повторение истории Льюиса и Кларка», – подумал Иш, но вслух не сказал ничего, более чем уверенный: мало кто из присутствующих что-нибудь слышал о Льюисе и Кларке. Обсуждение продолжалось с несвойственной для населения Сан-Лупо горячностью.

– Слишком далеко, чтобы идти пешком!

– И для собак далеко!

– Вот если бы у нас были лошади, на лошадях было бы лучше.

– В большой долине лошади.

– Долго их ловить, потом объезжать. И пока он слушал, возникла еще одна новая мысль. Старая мечта, которая напомнила о себе в сегодняшнем сне. Почему все они считают, что Правительство Соединенных Штатов прекратило свою деятельность? Конечно, временно такое действительно могло случиться, но прошли годы, и оно возродилось. Конечно же, не такое могущественное, как в Старые Времена, и пока не может установить официальную власть по всей стране и добраться до Западного побережья. Приложив свои собственные усилия, они сами возродят эти связи. И еще одна любопытная деталь – почти каждый собирался стать полноправным участником. Лучшее из всех возможных свидетельств того, что люди – в основном мужчины – рождаются с «зудящими ногами», всегда готовые без промедления отправиться на край света, чтобы увидеть новое. Вставал вопрос: кого исключить? Выбор пал на Иша (все получилось так быстро, что он не успел подать обоснованный протест) – и все из-за инвалидности, полученной от когтей зверя, давшего название тому году – Году Пумы. Джордж был слишком стар. Эзра, несмотря на энергичные протесты, был тоже дисквалифицирован, как самый худший в округе стрелок и еще как менее всех приспособленный к защите собственной жизни. Что касается «мальчиков», то все, за исключением их самих, пришли к выводу, что мальчики должны остаться дома помогать женам и воспитывать детей. И после долгих обсуждений выбор пал на Роберта и Ричарда – шестнадцатилетнюю, но уже вполне способную позаботиться о себе молодежь. Их матери – Эм и Молли пробовали выражать некоторые сомнения, но всеобщий энтузиазм собрания отмел их слабые протесты, как не имеющие под собой серьезных основании. Роберт и Ричард были на седьмом небе от счастья. Другим, пожалуй, более щекотливым вопросом оказался выбор маршрута и средств передвижения. За последние несколько лет никто не садился за руль автомобиля, и некогда превосходные машины на безнадежно спущенных шинах догнивали заброшенными вдоль всей Сан-Лупо, пригодные разве что для игр детей, превративших их в кукольные домики. Заботы по содержанию автомобилей с каждым годом становились больше тяжелым трудом, чем удовольствием, да и дороги во всех направлениях оказались настолько завалены упавшими деревьями и усыпаны кирпичом обвалившихся во время землетрясений печных труб, что даже при наличии исправной машины полностью исчезал практический смысл применения ее в городской черте. А самое главное, молодежь не знала, какое это удовольствие – вести хорошую машину по хорошей дороге, и потому не испытывала особого интереса к этому отживающему свой век символу цивилизации. Куда, спрашивается, ехать на машине? У тебя нет друзей на другом конце города, и кинотеатров давно уже нет. Привезти домой бутылки и консервные банки – для этого вполне хватало собачьих упряжек, и для поездок на дальнюю рыбалку по побережью залива собачьих упряжек тоже хватало. Но старшие все же считали, что лучшим решением будет привести в порядок какой-нибудь автомобиль и ехать на нем, и если ехать не очень быстро, скажем, со скоростью двадцать пять миль, то и гнилая резина покрышек вполне может выдержать достаточно приличное расстояние. Разве собачьи упряжки могут сравниться с прелестями такого путешествия?! При небольшом допущении, что дороги проходимы, – всего лишь месяц, и ты уже в Нью-Йорке! Вот еще один камень преткновения – маршрут! И тут Ишу с его старыми познаниями географа не было равных. Все дороги, что уходят на восток через Сьерру-Неваду, по его мнению, будут завалены упавшими деревьями и разрушены оползнями. Дороги в северном направлении, очевидно, окажутся в таком же состоянии. Скорее всего, стоит попробовать в южном направлении, где дороги проходят по сравнительно открытым местам, то есть практически повторить тот маршрут, по которому Иш когда-то очень давно добирался до Нью-Йорка. Дороги через пустыню, без сомнения, будут хороши, как были хороши всегда. Мосты через Колорадо, вполне возможно, простояли до сей поры, хотя, скорей всего, давно уже рухнули. Единственный способ проверить – это увидеть собственными глазами. С нарастающим волнением от грандиозности замыслов, извлекая из уголков памяти детали старых дорожных карт, Иш разрабатывал маршрут, который должен был привести экспедицию на восток. За Колорадо пересечь горы не представит особого труда, и там не было больших рек до самой Рио-Гранде у Альбукерка. Если удастся пробиться через Сандийский хребет, сразу за ним начинается открытое плоскогорье, а дальше к востоку все больше и больше дорог. (Найти бочки с бензином, наверное, и сейчас будет не большой проблемой.) А по равнине можно без труда добраться до Миссури или Миссисипи и даже пересечь эти громадные реки; судя по Бэй-Бридж, их высокие стальные мосты до сих пор могут находиться в приличном состоянии.