Текст книги "Котильон"

Глава 6

Поскольку гардероб мисс Чаринг не отличался разнообразием, с укладкой вещей покончили быстро, и вскоре после полудня молодая пара отправилась в Лондон. Радость мисс Чаринг по поводу головокружительного успеха ее усилий получить согласие опекуна на поездку омрачалась лишь страхом, что те, на гостеприимство кого она рассчитывала, вовсе не испытают равного удовольствия при ее появлении, да слезливым вниманием мисс Фишгард, которая плакала не переставая, пока помогала Китти собираться. Бедняжка сокрушалась по поводу того, что с ней будет и сумеет ли она удовлетворительно ухаживать за мистером Пениквиком. Напоминание о том, что пока этого никому вполне не удавалось, ее не утешало, перспектива разлуки с Китти на целый месяц настолько потрясла ее чувства, что она продекламировала между рыданиями:

«Все, что в лесах и долинах сердце прельщало,

Там, где мир пребывал в одиноком молчанье,

Вместе с улыбкой ее отлетевшей

Прелесть и чары свои потеряло»

Брови Китти, более практичной по натуре, поползли вверх.

– Боюсь, что сегодня настолько мрачно и холодно, что леса и долины вовсе не прельщают, Фиш! И «мир» не может пребывать в Арнсайде, пока у дяди Метью приступ подагры!

– Иногда, Китти, – произнесла мисс Фишгард трагическим тоном, – я удивляюсь тебе! Или «муки с рыдающей душой разлуки» чужды тебе?

Этот упрек пробудил в Китти такое раскаяние, что на первых порах путешествия она мрачно и односложно отвечала на замечания своего спутника.

– Неважно себя чувствуешь? – заботливо спросил Фредди.

– Я такая подлая, Фредди! – призналась она. – Бедная Фиш спросила, испытываю ли я боль от разлуки с ней, а я ничуточки не испытываю!

– Понимаю, – без колебаний согласился Фредди. – Да и вообще, она какая-то странная! Знаешь, что она мне сказала сегодня утром? Спросила, как я спал. Я ответил, как можно спать, когда чертова сотня петухов кукарекает во все горло. А она пробормотала, что сельские звуки бодрят дух и чего-то дают в томную душу.

– Купер, – сообщила Китти подавленно. – «И возвращают музыку томной душе».

– Вот я и говорю, пыльным мешком трахнутая! – кивнул Фредди. – Часто слышу: кто-то там отправился в деревню отдыхать. Я никогда не верил, что это им приносит хоть крупицу пользы. Сама суди, если большую часть ночи глаз не смыкаешь из-за петухов, ясное дело, не приносит. Слушай, Кит, у старухи явно чердак не в порядке!

– Нет, она просто предана поэзии, – объяснила Китти.

– Ну я же и говорю, – резонно заключил мистер Станден.

Но тут более насущная мысль пришла ему в голову.

– Сколько старый сквалыга отвалил тебе в пачке?

– О Фредди, – воскликнула Китти в благоговейном ужасе, – двести пятьдесят фунтов. Я уверена, что и половины не потрачу. Вот что больше всего меня волнует! Они здесь, в моем ридикюле, но только представь, что если меня ограбят!

Она развязала тесемки своего хранилища и осторожно достала деньги.

– Пожалуйста, сбереги их для меня! – попросила она.

Мистер Станден как раз собирался отклонить столь лестное предложение, но тут глубокая и хитроумная мысль пришла ему в голову. Будучи прекрасно осведомленным о цене дамского гардероба, он имел все основания сомневаться, что двухсот пятидесяти фунтов достаточно, чтобы одеть леди для первого выхода в высший свет. Он был добродушен, равно как и щедр, и теперь у него зародился план убедить Китти, что она живет исключительно на свои доходы. Отделив пятидесятифунтовый билет от прочих, он вручил его невесте со словами:

– Отлично! Возьми один, а остальные я отдам матери, и она будет держать банк.

Китти ничего не имела против подобного разрешения проблемы, за исключением легкого чувства тревоги при мысли о столь крупной сумме в ее ридикюле. Итак, мистер Станден засунул пачку в карман и осмелился приступить к вопросу, который давно занимал его.

– Не хочу лезть куда не следует, – начал он виновато – но не могу понять… Дело в том, Кит, что я не вижу, в чем тут твой интерес!

– Интерес? – повторила Китти, глядя на него исподлобья.

Он вспыхнул и попросил прощения.

– Виноват. Мне все же интересно, что за радость ехать в город на такое короткое время. Я не говорю, что нельзя. Просто – что из этого выйдет?

– Знаешь ли, всегда стоит использовать любую возможность, – отвечала мисс Чаринг, предвидя подобный вопрос. – В Лондоне я легко найду подходящую партию. По крайней мере, попытаюсь найти, если буду хорошо одета. А если леди Легервуд окажется столь любезна и введет меня в круг своих знакомых, даже приму предложение.

– Нет, черт побери! – запротестовал мистер Станден. – Ты же помолвлена со мной, Кит!

Она принялась с величайшим тщанием разглаживать морщинки на перчатках. Лицо ее заметно порозовело, когда она сказала:

– Нет. Если… если бы появился джентльмен, который… который захотел бы жениться на мне, ты думаешь, его бы отпугнула наша помолвка?

– Если он только не отчаянный головорез, – недвусмысленно заявил Фредди.

– Да, но если бы он имел склонность ко мне и вдруг узнал, что я помолвлена с другим, – сведения о жизни Китти черпала со страниц романов, украшавших полку мисс Фишгард, – он, должно быть, с ума сходил бы от ревности!

– Кто? – спросил Фредди, барахтаясь в омуте своего непонимания.

– Некто! – ответила Китти.

– Но пока же нет никого, – возразил Фредди.

– Нет, – подтвердила Китти, впадая в уныние. – Это просто предположение, а не уверенность. Я буду искать выход.

– Нет, не будешь! – Фредди проявил неожиданную твердость. – Я имею в виду то, что ты говорила вчера. Всякий вздор о том, чтобы поступить горничной. Ты просто не имеешь права, и все!

– Конечно, нет, – уверила она его. – По зрелом размышлении я признаю, что в горничные не пойду. К тому же я не удивлюсь, если Хью ошибся, и меня возьмут гувернанткой учить совсем маленьких детишек – тех, кому еще не нужен итальянский и рисунок акварелью.

– Я сам не умею рисовать, – признался Фредди.

– Нет, правда, Фредди, почему ты, собственно, так волнуешься?

– Боже милостивый, Кит, конечно, теперь меня все касается! – парировал Фредди, доведенный до резкостей. – Тебя не смущает, что станут говорить, будто ты пошла в гувернантки, только бы не выходить за меня, а?! Каким идиотом я бы тогда выглядел!

Эта сторона медали пока не приоткрывалась мисс Чаринг, но она сразу же признала силу аргумента.

– Ну хорошо, я не стану, – согласилась она. – Исключено все, что тебе неприятно. Если ничего не случится, вернусь в Арнсайд. В конце концов, я все-таки проведу целый месяц в Лондоне!

– Да, но я не понимаю, – нахмурился Фредди, – сдается мне, у тебя чертовски странное представление о Лондоне. Ради Бога, что может там случиться?

– Боже мой, Фредди, да все что угодно! По крайней мере, согласись, гораздо больше, чем случается со мною в Арнсайде!

– Безусловно, – грубовато ответил Фредди. – Это-то меня и беспокоит. Чем больше я с тобой говорю, тем более убеждаюсь в собственной дурости: зачем я дал себя втянуть в столь рискованную игру! Ты выкинешь очередную шутку, а я буду краснеть!

– Нет, нет, не стану! – уверяла Китти, глядя «жениху» в глаза. – Обещаю, я ничего не сделаю, что бы тебе не понравилось!

– Я почти уверен, Кит, что ты куда-нибудь вляпаешься! – возразил Фредди, ужаснувшись. – Я же не юбочник, предупредил тебя с самого начала!

– Конечно нет! Ты забываешь, что твоя мама будет вывозить меня. Тебе не о чем тревожиться!

Мощный инстинкт самосохранения подсказал ему вопрос:

– Скажи мне, у тебя есть план, о котором я ничего не знаю?

– Да, – ответила Китти по-прежнему искренне, – есть. – Она поймала его затравленный взгляд и дотронулась до руки. – Но ничего, что тебе бы не понравилось! – повторила она. – Даю слово, Фредди. – Заметив, что не достигла цели, она упрекнула: – Фредди, неужели ты мне не веришь? Я же дала тебе слово!

– Дело не в том, что я тебе не верю, Кит, – мрачно пояснил он. – Просто дьявольски сомневаюсь. Разве ты знаешь, что мне не нравится? Господи, если бы я оказался подальше от всего этого!

Теперь настала ее очередь перемениться в лице.

– Ох, не хочешь ли ты сказать, что отказываешься? – протянула она.

– Нет, – возразил уязвленный Фредди. – Никогда в жизни не увиливал! Орел или решка, дорогая моя девочка, орел или решка. Просто жалею, что крикнул: орел! В следующий раз, когда я увижу этого проклятого плута трактирщика…

– Плакли? – смущенно спросила Китти.

– Точно, – кивнул Фредди, помрачнев. – Чаша пуншу. В жизни ее не заказывал! Не стоило его пить, да и тебе давать тоже! Что толку теперь каяться: должно быть, мы оба были под мухой.

С этой точки зрения Китти не удалось его сдвинуть, и она направила свою энергию на то, чтобы его успокоить.

Уже вечерело, когда карета подъехала к лондонскому предместью, но для широко открытых, восторженных глаз Китти было еще достаточно светло, чтобы различить портшез, который несли два дюжих носильщика; фонарщика, взобравшегося на свою лестницу; человека с лотком горячих пирогов на голове; уличного мальчишку, расчищающего проход для дородного пожилого джентльмена в сюртуке и галифе; тележки, кареты и экипажи в огромном количестве; обворожительные предметы туалета, ярко освещенные в витринах; пройдох ливрейных лакеев, ленивой походкой отправляющихся по делам своих хозяев; нищих, следующих по пятам с протянутой рукой за каждым доброжелательным на вид прохожим, и, когда карета въехала в более фешенебельный район города, – внушительные особняки по красной линии улицы, с факелами, то здесь, то там уже горящими перед входом…

Все было странно для Китти, и все чудесно. Она поминутно просила Фредди называть ей то или иное здание, которое выплывало из надвигающихся сумерек, или определить профессию человека в алом мундире и голубых брюках, ее так поразили новые виды и звуки, что Фредди старался полностью удовлетворить ее любопытство. Но если он мог указать ей констеблей, почтальонов и мальчишек-посыльных и снабдить ее занимательными сведениями, например, что почти все носильщики портшезов – ирландцы, или что невообразимый крик, который заставил ее подскочить на месте, издает кучер почтовой кареты, предупреждающий пассажиров наверху пригнуться под аркой гостиницы, – то он не весьма был осведомлен о различных огромных зданиях, которые привлекали ее внимание. Он объяснил, что не очень-то знаком с Сити, и обещал показать все достопримечательности немного западнее. Правда, когда карета въехала в благородную часть города, стало почти темно, а шум и суета вокруг совсем оглушили Китти, и она только щурилась, когда перед ее утомленным взглядом проплывали цепочки тысяч мерцающих огней.

Наконец карета свернула в сравнительно тихую Маунт-стрит, и только тут Фредди сообразил, что его родители сейчас готовятся к званому обеду. Он не поделился своими опасениями со спутницей, но, не обнаружив никаких признаков грядущего гостеприимства у одного из высоких домов, где остановилась карета, испытал чувство облегчения. Равно как тогда, когда узнал от швейцара, что милорд и миледи не собирались выезжать сегодня. Через десять минут, оставив съежившуюся от холода мисс Чаринг отогревать закоченевшие ноги в одной из гостиных первого этажа, он обнаружил причины этого отступления от традиции.

Свою мать Фредди нашел в гардеробной, лежащей навзничь на софе, с шалью на коленях и платком, смоченным ароматической солью, в руке. Она уже успела снять чепец, и тщательно завитые локоны ее свисали в значительном беспорядке.

Леди Легервуд, единственный из живых потомков третьей сестры мистера Пениквика, Шарлотты, была блондинка, скорее изящная, нежели красивая: большие голубые глаза ее казались чуть навыкате, подбородок явно имел тенденцию убегать назад. Неукоснительное поднесение лорду шестерых подающих надежды детей слегка испортило ее фигуру, но все же она считалась очаровательной женщиной; добродушие, а в равной степени и глупость сделали ее почти всеми любимой. Безоговорочно преданная своему лорду, она души не чаяла в детях и слыла необычайно приверженной тому, что ее дядюшка непременно обозначил бы как рискованная экстравагантность.

Появление старшего сына произвело на нее неожиданное действие. Глаза ее расширились, она приподнялась, протянула руку, как бы отстраняясь от него, и прошептала:

– Фредди, у тебя была она?

– А? – озадачился Фредди. – Имел ли я что, мам?

– Я не могу вспомнить! – заявила его родительница, прижимая руку к раскаленному лбу. – У Мег не было! Я это помню совершенно точно, потому что когда бедняжка Чарли схватил ее, мы отправляли Мег к бабушке, так как это случилось как раз в тот момент, когда я собиралась подарить ей братца, и ты представляешь, как это было бы ужасно! Я все пытаюсь припомнить, болел ли ты ею, не потому, что это так важно: ты с нами сейчас не живешь, что мне совсем не нравится, я уверена, что нигде тебе не будет так удобно, как дома, и если прислуга в твоих меблированных комнатах правильно проветривает простыни, это лучшее из того, что можно ожидать! Но Боже избави, Фредди, я не собираюсь пришпиливать тебя к своей юбке!

– Да, но что случилось? – спросил Фредди, с готовностью наклоняясь поцеловать надушенную щеку.

Замолчав только для того, чтобы прижать его к себе, горячо отвечая на его приветствие, леди Легервуд безнадежно проговорила:

– Корь!

– А! Болел ею в Итоне! – припомнил сын. Леди Легервуд вытерла благодарные слезы.

– А кто сейчас болен? – осведомился Фредди, слегка заинтересованный.

– Все! – произнесла миледи с аффектом. – Фанни, и Каролина, и бедный, бедный крошка Эдмунд! Я просто обезумела! Хотя очевидно, что Фанни и Каролина быстро поправляются, Эдмунду еще так плохо, что я просто в отчаянии! Я просидела с ним целую ночь и только сейчас прилегла у себя, как видишь. Ты знаешь, какой хрупкий Эдмунд, деточка моя!

Весьма многие старшие братья оспорили бы подобное утверждение, и, в частности, достопочтенный Чарльз Станден, студент Оксфорда, без колебаний заявил бы, что Эдмунд – неженка еще с пеленок, но Фредди, такой же простодушный и добросердечный, как мать, только сказал:

– Бедный парнишка!

Леди Легервуд с благодарностью сжала его руку:

– Он не терпит никого возле себя, кроме меня. Пришлось отложить все приглашения. Мы сейчас должны были отправляться в Аксбридж – но я не жалею! Не может же мать ездить по вечерам, когда ее детки больны! Но это все так некстати, Фредди! Ты знаешь, что лорд Амхерст включил Букхэвена в эту идиотскую китайскую миссию, и теперь старуха Букхэвен – трудно ее, кстати, осудить, ты знаешь, – требует, чтобы твоя сестра оставалась с ней в деревне, пока не вернется Букхэвен. Никто не скажет, что я не сочувствую Мег в ее положении. Но как могу я, зная, что она не болела корью, взять ее сюда? Я должна сообщить тебе, любимый, что осенью она ожидает интересное событие. Грустно сознавать, что обязанности отзывают Букхэвена из дома на это время, но твой дорогой папа говорит, большая честь, что выбор Амхерста пал на него! Поэтому неудивительно, что ты находишь меня почти в прострации. Мой младшенький так болен, не говорю уже о его сестрах, а моя старшая дочь – ну конечно, мой первенец… Никогда не забуду моего разочарования, когда узнала, что дала жизнь девочке. Нет, не то чтобы твой папа меня упрекнул хоть словом… Через восемнадцать месяцев родился ты, родной мой, и все было в порядке! Так я говорю, моя дочь умоляет меня спасти ее от свекрови – прекрасной женщины, конечно, но такой суровой, Фредди, ведь сердце кровью обливается при мысли о бедной Мег! И при всем желании я не могу придумать, как поддержать Мег в ее намерении остаться на Беркли-сквер, пока не вернется Букхэвен! Если только она уговорит кузину Амелию пожить с ней, но она не согласится, ты же знаешь кузину Амелию! Но что еще могу я предложить!

Фредди даже не сделал попытки ответить на довольно сбивчивую речь матери, но сразу перешел к наиболее темному ее месту:

– Зачем Бук отправился в Китай? Что за глупость!

– О, Фредди! Ведь я сто раз твердила то же самое! Но папа говорит Мег, что та должна быть польщена оказанной им честью. Не спрашивай, потому что я совершенно не в состоянии что-нибудь объяснить. Какая-то несправедливость, которую ужасные «мандарины» совершили по отношению к нашим торговым судам. Но мне кажется, Букхэвен лучше бы сделал, если бы остался дома. Господи, они с бедной Мег и года не женаты! Но скажи, душа моя, где ты был целую вечность? Ты говорил, что поедешь в Лестершир, но, помнится, ты собирался вернуться гораздо раньше.

– Попал в переделку, – объяснил Фредди. – Дело в том, что я вернулся два дня назад. Собирался подождать тебя, мам, но выяснилось, что мне нужно ехать в Арнсайд.

– Арнсайд! – воскликнула леди Легервуд. – Ты не хочешь сказать, что дядя Метью умер?

– Да нет, послал за всеми нами.

– Всеми?

– Внучатыми племянниками. Правда, Долф утверждает, что Джорджа не приглашали, и боюсь, он прав. Клод не мог, разумеется, приехать, а Джек не захотел.

– Неужели дядя Метью наконец написал завещание? – воскликнула миледи в нетерпении.

– Именно. Грубо сработано. Оставил все Китти, если она выйдет замуж за одного из нас.

– Что?

– Так и думал, ты удивишься, – кивнул Фредди. – Бедная девочка не хочет за Долфа – что же тут странного? Не предпочла и Хью – я бы и сам отказался, скучный он парень! Короче, мам, она выбрала меня!

Глаза матери с испугом остановились на нем.

– Фредди! – едва слышно пролепетала она. – Ты сделал предложение Китти Чаринг?

Фредди покраснел, почувствовав, что она более ошеломлена, нежели обрадована.

– Думал, ты обрадуешься, – сказал он. – Время жениться. Черт, мам, ты мне сама то же говорила меньше месяца назад!

– Да, но… О, Фредди, надеюсь, ты меня разыгрываешь! Как ты мог поступить так… Нет, скажи, что это неправда! – Он покачал головой, верный своему обещанию, данному мисс Чаринг, ничего не открывать родителям. Леди Легервуд откинулась на подушки софы и прижала пропитанный ароматической солью платок ко лбу. – Господи Боже мой, но что заставило тебя? Уверена, ты бы никогда… Фредди, только не говори, что ты сделал предложение Китти из-за наследства дяди Метью!

– Нет. Хотя именно так все будут говорить. Наверняка!

Она пристально взглянула на него.

– Но возможно ли, чтобы ты питал нежность к этой девушке? Я думаю, ты был в Арнсайде раз восемь с тех пор, как окончил школу! Ну как такое может быть? Боже, у меня голова кругом идет! Что скажет твой отец!

– А почему бы ему возражать, мам? Наверное, будет рад. Отличная девчонка. Кит всегда мне нравилась!

Этот любовный панегирик заставил миледи задохнуться.

– Отличная? Фредди!

– А что, разве не так? – настаивал сын. – Казалось, что тебе она нравится, мам! Часто говорила мне, что жалеешь ее, потому что она вынуждена жить в клетке у дяди Метью. Правильно! В жизни не видел такого старого скряги! Да и Фиш, ее гувернантка, тоже, кажется, тронутая. Не удивлюсь, если эта парочка доведет Кит до Бедлама. Поэтому я и привез ее в город.

Леди Легервуд привскочила на месте.

– Что ты сделал? Фредди, ты что, привез ее сюда?

– Думал, будешь рада повидать ее, – сказал неуверенно Фредди. – Моя невеста – представить ее семье, показать достопримечательности! Кстати, а куда еще я мог ее привезти?

Много разнообразных мыслей теснилось в голове совершенно ошеломленной леди Легервуд, она произнесла вслух первую из них:

– Когда корь в доме!

– Да, очень жаль, – согласился Фредди. – Может, она уже болела, я спрошу.

– Но это совершенно невозможно! – закричала мать. – Ради Бога, что от меня требуется?

– Прежде всего ее следует одеть. Не может же она выезжать как замарашка. Сама понимаешь, мэм!

– Чтобы я покупала ей туалеты? – воскликнула ее лордство.

– Помогла ей выбрать, – поправил Фредди. – Платить за них не придется. Старик отвалил ей неплохую сумму на этот случай. Ты мне скажи, сколько причитается, и я расплачусь.

– Дядя Метью дал ей хорошенькую сумму? – воскликнула его мать, тотчас отвлекаясь в сторону. – Не может быть!

– Я сам удивился, – пробормотал Фредди. – Удивился и когда он отпустил ее на месяц в город.

– На месяц! Нет, нет, Фредди, я действительно не могу ее здесь оставить! Я ни за что на свете не хочу быть несправедливой к твоей невесте – хотя и не могу желать этого брака. Я надеялась, ты сделаешь гораздо лучшую партию и… Но это уже не важно! Не думай, что мне не нравится Китти, я уверена, что она превосходная девушка, и я бы очень рада была оказать ей гостеприимство! Но я не собираюсь принимать ее, пока дети не поправятся, и о том, чтобы посвятить себя Китти, сейчас не может быть и речи! Возможно, позднее. Сейчас ей следует вернуться в Арнсайд, уверена, она поймет!

– Не годится, – твердо возразил Фредди. – Я обещал, что она проведет месяц в городе. Не могу нарушить слово. Было бы жестоко. Она так мечтала приехать в Лондон!

– Ну что же тогда делать, дорогой мой? – вздохнула миледи, оставляя малейшую попытку справиться с проблемой. – Где ты ее оставил?

– В Голубой гостиной. Сказал, что сообщу тебе. Забрала себе в голову, что ты будешь против, дрожит там от страха. Не захотела подняться со мной.

– Я вовсе ничему не удивляюсь. Бедное дитя! Думаю, ей так не терпелось убежать от ужасного старика, что она готова на все. Конечно, ей придется остаться здесь на ночь, а потом подумаем, что лучше сделать. Предупреди ее, я сейчас спущусь. Но что скажет твой отец, Фредди, когда ты сообщишь ему, я даже не смею представить!

Однако по случаю Фредди избавился от необходимости сообщать новость лорду Легервуду. Пока он секретничал со своей мамочкой, его лордство вошел в Голубую гостиную и обнаружил там мадемуазель в старомодной шляпке и ротонде грязновато-серого цвета. Она обратила смутно знакомое ему лицо в сторону открываемой двери, поднялась и застенчиво присела. Потом с отчаянной попыткой казаться непринужденной спросила:

– Как поживаете, сэр?

– Как вы поживаете? – вежливо ответил его лордство.

– Возможно, – сглотнув, произнесла Китти, – вы не помните меня, я – Китти Чаринг.

– Разумеется! – ответил он, подходя и пожимая ей руку. – Мне показалось, я знаю ваше лицо. Но какой приятный сюрприз! Вы в Лондоне?

– Да… Да… Надеюсь! – пролепетала Китти, заметно покраснев. – Только меня не ждали, и боюсь, это не совсем удобно!

Спокойный взгляд серых глаз лорда Легервуда отметил краску, залившую ее лицо, насмешливый огонек появился в них.

– Может, так случилось, что вы приехали погостить к нам? – предположил он.

Она стояла, явно робея перед ним. Его холодные, отточенные манеры так отличались от обхождения ее опекуна и ставили его неизмеримо выше. Он был явно стилен и ироничен, но смешинка в глазах ее переубедила, она доверчиво улыбнулась ему.

– Да, действительно так. Фредди сказал, что вы не будете возражать, но только мне казалось, мы должны вначале спросить вас!

– Фредди? – повторил он вопросительно.

Она немного смутилась:

– Да, сэр. Видите ли, Фредди привез меня! Он… пошел предупредить леди Легервуд. – Она снова вспыхнула под проницательным взглядом.

– Вот как, – удивился его лордство. – Фредди навещал двоюродного деда? Господи спаси! Да что же это я держу вас на ногах! Сделайте одолжение, садитесь и расскажите все по порядку.

Она подчинилась, но заметила:

– Пожалуй, Фредди самому следовало бы вам рассказать все, сэр, я даже уверена, что следует!

Он придвинул к ней второй стул:

– Правда? А вот я убежден, что наверняка предпочел бы услышать это от вас, я с трудом понимаю Фредди, когда он пытается что-то объяснить мне.

– Но мне совсем неудобно говорить об этом! – возразила Китти.

– Догадываюсь, деликатное дело!

Она кивнула.

– В таком случае не могу рекомендовать вам доверяться Фредди для подобных сообщений.

Она собралась с духом.

– Пожалуй, слишком тяжело все сваливать на бедного Фредди, – согласилась она. – Дело… дело в том, что он был настолько любезен, что… что сделал мне предложение!

Его лордство принял удар с присутствием духа, но последовала небольшая пауза, прежде чем он сказал:

– Это так внезапно!

– Боюсь, – потупилась мисс Чаринг виновато, – что это неприятный сюрприз для вас, сэр.

– Нисколько, – отвечал тот галантно, – сознаюсь, слегка удивлен, но уверяю, что отнюдь не разочарован.

– Благодарю вас, – ответила Китти с искренней признательностью и значительно бодрее. – Я сначала не подумала об этом, но сейчас, пока сидела здесь, испугалась, что вам может решительно не понравиться и что, возможно…

– И возможно?.. – подсказал он, поскольку она замолчала.

– Я… мы… не должны были так поступать! Только… сэр, это вина дяди Метью! Он решил оставить меня наследницей всего состояния, если я выйду замуж за одного из его внучатых племянников, поэтому он и послал за ними, чтобы я могла сделать выбор. – Она добавила: – И хотя, наверное, мне не следует осуждать моего благодетеля, сознаюсь, его решение не показалось уместным.

– Совершенно неуместное, – согласился он. – Но значит ли, что все внучатые племянники мистера Пениквика подчинились его странному капризу?

– Джек нет, – ответила она. – А он знал, зачем дядя послал за ним, и меня очень радует, что у него хватило деликатности не исполнить подобной прихоти!

– Соображение, утешительное для всех его друзей, – согласился лорд Легервуд достаточно сухо. – Могу узнать, все ли они знали, зачем их вызывали?

– Долф и Хью, кажется, да, – ответила она, – но Фредди не имел ни малейшего представления. Вам, смею думать, известно, как туманно выражается дядя, он мог просто не понять, о чем речь.

– Более чем вероятно. Но когда все прояснилось, полагаю, он не остался в стороне и искал вашей руки?

– Нет, нет, он сделал мне предложение не ради наследства! – быстро сказала Китти. – Уверяю вас, дело обстоит совсем иначе! Вы должны знать, что он… он прежде опасался, что дядя Метью не примет его предложение.

Лорд Легервуд с минуту пристально смотрел на нее, затем взгляд его упал на табакерку, которую он держал в руке. Он откинул крышку, взял небольшую щепотку и непринужденно спросил:

– Насколько я понимаю, э-э… привязанность ваша очень давняя?

– Да, – признала Китти, с удовлетворением отмечая его сообразительность. – Мы… мы всегда… чувствовали определенную склонность друг к другу, сэр. Поэтому, когда дядя Метью захотел отдать меня любому из племянников, я решила, что он… лучший из них!

Лорд Легервуд вытер пальцы носовым платком и убрал табакерку.

– Совершенно романтическая история, – заметил он. – Признаюсь, не ожидал такого от Фредди. Как мало мы все-таки знаем о наших потомках!

Она взглянула на него с сомнением. От необходимости отвечать ее избавило появление на сцене Фредди, который передал, что миледи через минуту спустится поздороваться. Он приготовил гладкую речь о том удовольствии, которое выразила леди Легервуд при известии о приезде Китти, но под ироничным взглядом отца как-то оробел.

– А, Фредерик! – вяло произнес милорд. – Я узнал, что должен поздравить тебя!

– О!.. да… совершенно верно, сэр! – ответил Фредерик. – Надеюсь, вы будете удовлетворены. Пришло время жениться. Вот, привез Кит в город. Думал, вы захотите познакомиться с ней. Прежде чем мы дадим объявление в газетах.

– А, так помолвка пока не афишируется? – спросил его лордство, весь учтивое внимание.

– Дядя Метью не желает пока предавать ее огласке, – сообщила Китти. – У него есть какие-то свои причины, по которым лучше подождать несколько недель, но я до конца не могу этого постигнуть!

– Разумеется, не можете, – подтвердил милорд тоном полного понимания.

– Корь, – нашелся Фредди. – Конечно, старый джентльмен понятия не имел о ней, но предлог чертовски удобный. Сейчас только придумал.

Китти была озадачена и заинтригована, но лорд Легервуд, казалось, признал самым учтивым образом, что корь вполне подходящий предлог для официальной отсрочки оглашения помолвки.

Появление в комнате своей жены он встретил словами:

– А, любовь моя, Фредерик, верно, уже известил тебя о радостной новости! Ты идешь поздороваться с нашей будущей невесткой!

Она удивленно и вопросительно посмотрела на него, но, поскольку желание его, чтобы она приняла Китти радушно, выражалось достаточно прозрачно и собственное доброе сердце вряд ли позволило бы ей оттолкнуть девушку, она обняла Китти и заметила:

– Ну конечно, вы должны извинить, мое удивление, дорогая, я не имела ни малейшего подозрения… Но теперь все разъяснится! Очень жаль, что больны дети и мы в таком волнении. Прошу вас, поднимитесь наверх, снимете шляпку и отдохнете. Бедный ребенок! Представляю, как вы устали и закоченели в дороге!

Она вновь взглянула на своего лорда, но, получив в ответ лишь одну из его загадочных улыбок, увела Китти наверх в свою гардеробную, довольно явственно пробормотав:

– О, дорогой, что нас еще постигнет?

Во время паузы, последовавшей за уходом дам, Фредди, который, как и его мать, был озадачен поведением лорда Легервуда, поймав осторожный взгляд отца, выжидал.

– Прямо роман, – высказался наконец его лордство, вынимая табакерку.

– Нет, что вы! – отрекся его сын, покраснев. – То есть, – торопливо прибавил он, – не стоит его так представлять.

Лорд Легервуд опустил указательный палец в табакерку и, стряхнув с него все, за исключением одной крошки табаку, поднес к ноздре.

– Мне прискорбно сознавать, что ты изнывал под тяжестью того, что считал безнадежной страстью, а я не имел ни малейшего представления об этом, – заметил он. – Я, должно быть, дурной отец. Прости меня, Фредерик!

Чувствуя себя крайне неловко, Фредди проговорил, заикаясь:

– Н-никогда и н-не дум-мал об этом, сэр! Но н-не все та-ак д-дурно! Мне всегда нравилась Кит, конечно!

Лорд Легервуд, спортсмен и джентльмен, прекратил игру ниже пояса. Он со стуком захлопнул свою табакерку, вернул ее в карман и спросил уже совершенно иным тоном:

– Обложен кредиторами, Фредди?

– Нет! – воскликнул его несчастный сын.

– Не дури, мальчик! Если ты оставил ладью в тупике, нужно было прийти ко мне за буксиром, а не искать случайную наследницу!

– Но это же совсем не так! – взмолился Фредди, вконец уничтоженный. – Я подозревал, что все так подумают, и говорил Кит!

– Полагаю, что впал в грубое заблуждение, – подвел черту отец. – Прими мои извинения! Я воздержусь от неловких вопросов, но могу узнать, сколько я буду иметь честь принимать у себя мисс Чаринг? И даже – позволю себе осведомиться – что я должен сделать для нее?

Если и была шпилька в этом монологе, она совершенно не достигла цели. Счастливый от того, что нашел отца в таком снисходительном настроении, Фредди ответил с благодарностью:

– Очень вам признателен, сэр! Я не мастак объясняться! Просто Китти захотелось провести месяц в Лондоне, и я обещал, что она проведет его. Надеялся, что мама будет выезжать с ней. Жаль, не слышал ничего о кори. Как обидно! – Он задумчиво потер нос. – Нужно придумать какой-нибудь выход, – решил он.