Текст книги "Дьявольская сила"

67

Спустя три часа наш маленький самолетик приземлился в небольшом аэропорту в сельской местности штата Массачусетс. До слушаний в сенате оставалось всего около двенадцати часов, и, хоть никаких задержек вроде не предвиделось, я все же опасался (и не без оснований), что времени может не хватить.

Из поселка Трамблан Молли связалась по телефону с маленькой частной чартерной авиакомпанией «Аэронотик Ланэр» в Монреале, в рекламе которой говорилось, что она обеспечивает срочные вылеты круглосуточно. По ее просьбе компания разбудила летчика и организовала между ними разговор. Молли объяснила, что она врач и ей необходимо вылететь в монреальский аэропорт Дорваль по срочному вызову. Она сообщила точные координаты вертолетной площадки в имении отца, и спустя час с небольшим мы уже летели на маленьком реактивном самолете «Белл-206».

В аэропорту Дорваль мы договорились с другой чартерной фирмой, чтобы нас подбросили из Монреаля до военно-воздушной базы в Бедфорде, в Массачусетсе. Нам предоставили на выбор четыре самолета: «Сенека-II», «Коммандер», турбовинтовой «Кинг эйр» и «Ситейшн-501», и мы выбрали «Ситейшн», поскольку он самый быстроходный из них – развивает до 350 миль в час. В Дорвале мы без труда прошли таможенный досмотр, на наши американские паспорта (мы предъявили паспорта на имя Джона Бревера с супругой, в запасе лежали еще паспорта на имя супругов Алан Кроуэлс) там едва взглянули, но все же Молли на всякий случай еще объяснила, что мы врачи и летим по срочному вызову, и мы беспрепятственно проскочили на летное поле.

В Бедфорде мы взяли напрокат автомобиль и поехали в Шрусбери, расположенный в тридцати милях западнее. Я гнал машину как можно быстрее, но установленную скорость не превышал. Поскольку я уже подробно изложил Молли задуманный план, то всю дорогу мы угрюмо молчали. Выслушав его, она не на шутку испугалась, но спорить не стала, поскольку предложить менее рискованный план, как спасти жизнь отца, не могла. Мне нужно было дать отдохнуть как следует голове и постараться предусмотреть все мелочи, могущие помешать в деле. Я понимал, что Молли с готовностью обсудила бы и другие идеи, но нового ничего не придумал, да к тому же мне требовалось еще раз прокрутить мысленно весь план до конца.

Кроме того, я отдавал себе отчет в том, что если нас остановят за превышение скорости, то это обернется для нас катастрофой. Я взял машину напрокат по фальшивым нью-йоркским правам и под поддельную кредитную карточку «Виза». Машину нам выдало прокатное агентство, там к документам особо не приглядывались, но если нас остановит за превышение скорости дорожная полиция, то проверку нам наверняка не пройти. В банке данных компьютерной федеральной системы сведений о моих водительских правах, естественно, не содержится, и вся наша хитроумная затея сразу же накроется.

Итак, я аккуратно рулил в утреннем потоке машин, направляясь в Шрусбери. Примерно в полдевятого мы подкатили к небольшому желтому домику в стиле ранчо, стоящему на окраине городка. Дом этот принадлежал некому Дональду Сиджеру.

Нужно сразу признаться, что заходить к нему значило идти на преднамеренный риск. Он торговал стрелковым оружием и имел в окрестностях Бостона два магазина по розничной его продаже. Он поставлял также оружие полиции штата и в случае необходимости – агентам Федерального бюро расследований (когда, например, ФБР нужно быстро приобрести какое-то конкретное оружие, минуя неповоротливые бюрократические каналы государственного снабжения).

Сиджер был еще и королем на полулегальном рынке оружия, существующем бок о бок с легальным рынком, посредником между владельцами оружейных заводов и розничными покупателями, которые по тем или иным причинам нуждались в особой предосторожности и поэтому не могли обращаться прямо к официальным поставщикам или в традиционные розничные охотничьи или оружейные магазины и лавки.

Ну а самое главное в моем щекотливом деле было то, что я достаточно хорошо знал Дональда и целиком полагался на его порядочность. Один мой однокашник по правовой школе вырос в Шрусбери, хорошо знал Сиджера и они даже дружили семьями. Сиджер же, который редко имел дело с адвокатами и даже не ставил ни в грош большинство из них (как, мне кажется, в сущности, почти все остальные люди), время от времени нуждался в быстром (и, разумеется, бесплатном) юридическом совете по вопросам заключения сделок с одним вечно недовольным владельцем небольшого оружейного заводика. Ну, мой школьный приятель и познакомил нас, и хотя оружейный бизнес – не моя стихия, тем не менее в нашей адвокатской конторе был такой знаток, через него я узнавал, как решить тот или иной вопрос, и советовал Дональду поступать так-то и так-то. Он, разумеется, был безмерно признателен и в знак благодарности не раз устраивал для меня обеды в неплохом ресторанчике в Бостоне. «Если тебе нужно будет что-нибудь от меня, – сказал он в последнюю встречу, уплетая нежный кусок телячьего филе и запивая его крепким имбирным пивом, – только сними трубку и позвони». С тех пор, помнится, мы больше не встречались. Теперь же, однако, настало самое время повидаться.

К нам вышла жена Дональда, одетая по-домашнему, в выцветшее платье с голубыми васильками.

– А Дон работает, – сообщила она, с подозрением окинув нас взглядом. – Он обычно уходит на работу в полвосьмого – восемь.

* * *

Контора Сиджера вместе с арсеналом размещалась в длинном и узком неприметном кирпичном здании на оживленном широком шоссе в нескольких милях от города. Со стороны оно походило на обыкновенный склад, даже на фабрику химчистки, но внутри была установлена сложная и довольно хитрая охранная сигнализация.

Дональд искренне удивился, увидев меня у двери, и с широкой улыбкой на лице кинулся навстречу. Ему было лет пятьдесят с небольшим, физически он неплохо развит, шея короткая и толстая, как у быка. Носил он яркую голубую спортивную куртку нараспашку, слишком узкую для него.

– Адвокат! Вот не ожидал! – пропускал он нас внутрь арсенала, вдоль стен которого стояли металлические стеллажи, под потолок заставленные ящиками с оружием. – Эллисон. Какого дьявола ты приперся в нашу округу?

Я кратко объяснил, что мне надо.

Сиджер, который, в общем-то, всегда сохранял видимую невозмутимость, подождал секунду-другую, внимательно смотря на меня оценивающим взглядом, пожал плечами.

– Будет сделано.

– Есть еще одна просьба, – добавил я. – Не можешь ли ты где-то достать краткое описание пропускных ворот с детектором металла модели «Сёрч-гейт-III»?

Долго и пристально смотрел он на меня и наконец произнес:

– Ну что ж, постараюсь.

– Это очень важно для меня.

– Понимаю. Да-а. Есть у меня один приятель, он – консультант по вопросам безопасности. Могу попросить его, и он через пару минут перешлет по факсу описание.

* * *

Расплатился я, разумеется, наличными. К тому времени, когда мы закончили все дела у Дональда, уже открылся магазин медицинского оборудования в Фреймингхеме, что в десяти милях восточнее Шрусбери. Этот магазин торговал в основном всяким оборудованием и приспособлениями для инвалидов, в нем как раз оставались нераспроданными несколько кресел-каталок, но я с ходу забраковал их, объяснив продавцу, что мне для больного отца нужна особенная, солидная, прочная, но которую можно было бы возить в автомобиле не разбирая. Еще я сказал, что отец у меня привередливый и требует, чтобы кресло было бы стальное, а не алюминиевое, ибо стальное покрепче и повнушительнее.

В конце концов нашлось одно неплохое, прочное, старинное кресло-каталка, изготовленное еще фирмой «Инвакэар». Оно было прямо неподъемное – изготовленное из полых стальных нержавеющих трубок с бронзовым покрытием и с хромированными стальными деталями и пластинами. Но, что самое важное, диаметр трубок для подлокотников оказался как раз подходящим для моей задумки.

Я с трудом погрузил упакованное в картонный ящик кресло в багажник машины и отправил Молли в ближайший магазин купить нужные для дела предметы одежды: дорогой темно-синий костюм в полоску на два размера больше моего, рубашку, запонки для манжет ну и кое-что по мелочи.

Пока она рыскала по магазинам и возилась с покупками, я быстренько смотался к городку Уорчестеру, где на окраине, как мне сказал Сиджер, стоял небольшой гараж с ремонтной мастерской; владельцем его был приятель Дональда, некий Джек Д'Онофрио, отсидевший в свое время в тюрьме – за что, не знаю, – крупный, толстый и капризный мастер на все руки. Сиджер заранее позвонил ему и объяснил, что я – его добрый знакомый, и попросил обойтись со мной поласковее, ну а я, дескать, тоже не останусь в долгу.

Д'Онофрио, однако, оказался не в духе. Он с раздражением и неприязнью оглядел кресло, особенно внимательно присматриваясь к серым пластиковым накладкам на подлокотниках, привинченным к металлическим трубкам винтами с крестообразными шлицами на головках, и вынес свое суждение:

– Не знаю, не знаю. Не так-то легко сверлить и обтачивать этот пластик. Лучше заменить его на тиковое дерево. Его, черт побери, полегче обрабатывать.

Быстренько прикинув что и как, я согласился.

– Валяй, делай.

– Со стальными трубками проблем не будет. Их можно резать и сваривать. Но вот трубки спереди надо заменить – взять внутренним диаметром побольше.

– Но соединительный шов должен быть незаметным даже при пристальном разглядывании, – потребовал я. – Что, если их распилить хирургической ножовкой?

– Вот я как раз и собираюсь это делать.

– Ладно. Но мне надо, чтобы все было сделано за час, максимум за два.

– За час? – он даже задохнулся от возмущения. – Да ты, едрена мать, оказывается, шутник. – Он обвел короткой пухлой ладонью кругом загроможденной всяким барахлом мастерской. – Смотри. Все забито под завязку. Разгребать надо, дел не оберешься.

За час, два, хоть и поджимало, сделать было можно. Конечно же, он набивал цену, а у меня времени просто не оставалось. Поэтому я вытащил пачку банкнот и помахал ими у него перед носом.

– Готов платить премиальные за скорость.

– Ну ладно, посмотрю, что тут можно придумать.

* * *

Предстояло встретиться еще с одним человеком, что оказалось самым трудным и в некотором смысле самым рискованным делом. Время от времени полицейские, агенты ФБР и ЦРУ вынуждены прибегать к услугам специалистов по изменению внешности. Обычно такие люди работают в театре, где занимаются изготовлением всяких гримов, париков и разных протезов, но специалисты по изменению внешности – это высший класс, и их очень мало. Они должны уметь перевоплотить агента полиции или разведки в совершенно другое лицо, которое невозможно распознать даже под самым пристальным взглядом. При этом еще техника маскировки – самая минимальная, а мастеров своего дела – раз два и обчелся.

Мне говорили, что самым лучшим таким художником является один человек, который иногда выполнял задания ЦРУ (а также гримировал многих киноактеров и телевизионных звезд, ну и еще известных религиозных и политических деятелей), но он, оказывается, уже не работал и проживал во Флориде.

Наконец, обзвонив многие салоны красоты и театры в Бостоне, я узнал адрес одного старого ветерана, венгра по происхождению, по имени Айво Балог, который кое-что делал для ФБР и, стало быть, был знаком с этим делом. Как мне сказали, он как-то сумел так загримировать агента ФБР, что тот проник в мафиозный клан в Провиденсе, да не раз, а дважды. Вот такой мастер мне как раз и нужен был.

Я узнал, что он является совладельцем гримерной театральной компании и обычно работает в офисе своей фирмы в старом здании в деловой части Бостона. Незадолго до полудня я связался с ним по телефону.

Поскольку мчаться в Бостон и возвращаться назад у меня просто времени уже не было, мы договорились встретиться в придорожной гостинице «Холидей» в Уорчестере, где я забронировал номер на одни сутки. Чтобы поехать и встретиться со мной, Айво пришлось отказаться от намеченных дел и встреч и перенести их на потом; при этом я намекнул, что игра стоит свеч и о потраченном времени жалеть ему не придется.

– Теперь мы должны разделиться, – сказал я Молли, когда подъехали к гостинице «Холидей». – Ты иди и сделай все, что нужно для вылета. Ну а когда закончишь – возвращайся сюда ко мне.

* * *

Айво Балогу на вид можно было дать лет семьдесят, по огрубевшим чертам лица, багровым щекам и носу сразу было видно, что он горький пьяница. И тем не менее, с первого же взгляда мне стало ясно: несмотря на то, что в жизни он опустился донельзя, разума и сообразительности отнюдь не потерял.

Прежде чем открыть сумку с принадлежностями, он не менее, пожалуй, четверти часа просто стоял и со знанием дела дотошно изучал мое лицо и строение тела.

– Но кем же вы точно хотите стать? – наконец требовательно спросил Айво.

Мой ответ, хотя, как я полагал, был исчерпывающе ясен и обоснован, его никак не удовлетворил.

– А чем, по-вашему, зарабатывает себе на жизнь тот человек, на которого вы хотите походить? – продолжал расспрашивать он. – Где он проживает? Богат ли он или беден? Курит ли? Женат ли?

Минут пять-десять мы обсуждали всякие детали моей новой биографии для прикрытия. Несколько раз он отвергал мои предложения, повторяя снова и снова, словно некое заклинание, слова с сильным акцентом:

– Нет. Сутью любой достойной композиции должна быть простота.

Первым делом Балог обесцветил мои темно-каштановые волосы и брови, а затем придал им сероватый оттенок.

– Я могу прибавить вам лет этак десять – пятнадцать, но больше никак нельзя, будет подозрительно, – предостерег он.

Для чего мне все это понадобилось, он и понятия не имел, но совершенно очевидно, что в нем ощущалась известная напряженность, да и он чувствовал то же самое во мне.

Мне явно нравились его скрупулезность и предусмотрительность. На лицо он сначала наложил химический лосьон, чтобы придать ему загорелый и обветренный вид, а затем еще раз тщательно прошелся по деталям, чтобы отдельные складки особенно не выделялись.

– На все это уйдет по меньшей мере часа два, – пояснил он. – полагаю, у нас это время найдется.

– Да, – заверил я.

– Хорошо. Теперь позвольте мне взглянуть на одежду, которую вам придется надеть.

Внимательно осмотрев костюм и начищенные до блеска черные ботинки, он одобрительно кивнул головой. Немного подумав, он спросил:

– А где же бронежилет…

– А вот он, – ответил я, поднимая охотничью рубашку «Кул Макс» с глухим воротником, сшитую из сверхлегкого специального материала, который, как уверял Сиджер, в десять раз прочнее железа.

– Великолепно! – в восхищении воскликнул Балог. – Немного узковата, ну да ничего.

Когда оттеночный крем немного просох, Балог покрыл эмалью мои зубы, чтобы они потемнели, приделал мне небольшую аккуратную бородку с проседью, надел очки в роговой оправе и придал тем самым совершенно естественный вид, так что нельзя и догадаться, что я загримирован.

Молли, вернувшись в гостиницу, сразу меня и не узнала и, приложив от удивления ладонь ко рту, воскликнула:

– Боже мой, вылитый старик. Ты уже обманываешь меня во второй раз.

– Будет и третий, двух раз маловато, – ответил я, впервые повернулся к зеркалу и был тоже поражен. Перевоплощение оказалось просто сверхъестественным.

– Кресло в багажнике, – сказала она. – Ты же собирался хорошенько осмотреть его. Послушай…

Она с подозрением посмотрела на гримера, и я попросил его выйти на минутку в коридор, пока мы беседуем.

– Ну в чем там дело? – встревожился я.

– Да вот, возникла одна проблема с этими слушаниями в сенате. Обычно они открываются и ведутся публично, за исключением особо предусмотренных случаев, и тогда проводятся при закрытых дверях. Но вот на этот раз по какой-то причине – может, потому что будут напрямую транслироваться по телевидению, – на заседания допускаются лишь представители прессы и «приглашенные гости».

Ответил я спокойно, стараясь не поддаваться панике:

– Ты же сказала «возникла». «Возникла одна проблема».

Она как-то жалко улыбнулась, видимо, обеспокоенная чем-то.

– Я позвонила в офис нашего нового сенатора от штата Массачусетс, – сказала она, – и представилась административным помощником доктора Чарльза Ллойда из Уэстона, который якобы сейчас в Вашингтоне и хотел бы лично поприсутствовать на слушаниях. Помощники сенатора, как всегда, готовы оказать услугу своим избирателям. Так что пропуск в сенат уже ожидает тебя у зала, где будут проводиться слушания.

Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.

– Ну, спасибочки, – ответил я. – Но у меня ведь нет никакого документа на это имя, а время на его…

– А при проверке удостоверения никто и не спрашивает. Я попросила… сказала им, что у тебя стащили бумажник с деньгами и всеми документами, ну, они посоветовали, чтобы ты позвонил в вашингтонскую полицию насчет пропажи. Так или иначе, для прохода на открытые слушания удостоверений личности никогда не требовали, да и пропуска, между прочим, редко когда спрашивают.

– А что, если проверят и найдут, что такого человека не существует?

– Да не будут они проверять, а даже если и будут, то такой человек существует. Этот Чарли Ллойд – он заведующий хирургическим отделением в нашей Массачусетской больнице широкого профиля. А отпуск он всегда проводит на юге Франции. Я все проверила и перепроверила. Как раз сейчас доктор Ллойд вместе с женой находится в отпуске и сидит на песочке на Йерских островах близ Тулона. Разумеется, в случае звонка его персонал в больнице ответит, что доктора в городе нет. Ведь никому не интересно, что их шеф пьянствует в Провансе или в каком-нибудь другом месте.

– Ну, ты просто гений!

– И на том спасибо. – Она шутливо поклонилась. – Ну а теперь насчет вылета…

И по ее тону я сразу же понял, что тут не все гладко, и поэтому сказал:

– Нет-нет, Молли. Только не говори, что вылет срывается.

Она ответила, чуть ли не впав в истерику:

– Я обзвонила все частные чартерные компании в радиусе ста миль и нашла всего одну-единственную, у которой есть самолет, готовый к вылету по такой поздней заявке. Все остальные уже заказаны с неделю назад.

– Ну и ты, я полагаю, зарезервировала этот самолет…

Поколебавшись немного, она ответила:

– Да. Зарезервировала. Но компания находится не так-то близко. Она в Логанском аэропорту.

– Да туда же ехать целый час! – вскричал я и глянул на часы – было уже начало четвертого, а в сенат нужно поспеть до семи. Таким образом, у нас оставалось всего четыре часа. – Позвони им и попроси прислать самолет в Бедфордовский аэропорт. Заплати, сколько запросят. Давай звони сейчас же!

– Да я уже говорила! – тоже взорвалась Молли. – Говорила я, черт бы их побрал! Предложила двойную, даже тройную цену! Но единственный свободный у них самолет – двухмоторная «Сессна-303» – занят до двенадцати или до часу, а потом его еще надо заправлять горючим и делать всякие там предполетные работы…

– Хреново дело, Молли! Нам нужно быть в Вашингтоне к шести самое позднее! Твой отец, черт бы его побрал…

– Знаю! – пронзительно завопив, она оборвала меня, слезы так и катились по ее щекам. – Думаешь, я не знаю, что счет идет на секунды? Самолет будет там через полчаса.

– Вряд ли нам хватит времени поспеть в Вашингтон. Ведь полет займет часа два с половиной!

– Слава Богу, Бен, что из Бостона в Вашингтон каждые полчаса регулярно вылетает самолет! Проблем с билетами вроде не должно возникнуть…

– Нет! Лететь коммерческим рейсом мы просто не вправе. Это безумие. В такой-то момент? Это больно уж рискованно по всяким разным причинам, не говоря уже о спрятанных пистолетах. – Опять взглянув на часы, я быстренько прикинул в уме.

– Но если вылетим сейчас же, то поспеем в сенат впритык.

Я позвал Балога, расплатился с ним, щедро отблагодарив за быструю помощь, и проводил из гостиницы.

– Давай, быстренько сматываемся из этой гостиницы, черт бы ее побрал, – вернувшись, сказал я Молли.

Было уже десять минут четвертого.

68

Уже через полчаса мы летели в самолете коммерческим рейсом. Молли, как всегда, сумела провернуть почти немыслимые дела за короткий промежуток времени.

Архитектурная планировка всех общественных зданий в Вашингтоне в секрете не держится, все поэтажные планы хранятся в городском архивном бюро. Тем не менее проблема состоит в том, чтобы достать их оттуда: некоторые частные вашингтонские компании поднаторели в этом деле и за плату ищут и достают планы. Пока меня гримировали под благообразного старика, прикованного к инвалидной коляске, Молли обратилась в одну такую компанию и попросила переслать для нее в местную копировальную контору по факсу (разумеется, за непомерно высокую плату – за скорость) фотокопию плана Оленьего корпуса сената.

Пока план доставали, снимали с него копии и пересылали их, она, представившись редактором газеты «Уорчестер телеграм», связалась с офисом сенатора от штата Огайо, который был заместителем председателя специального сенатского комитета по разведке. Пресс-секретарь сенатора был чрезвычайно обрадован тем, что ему выпала честь переслать по факсу уважаемой редакторше самое последнее расписание вечерних слушаний чрезвычайного заседания комитета.

Спасибо Господу Богу, подумал я про себя, за изобретение факсимильной техники.

Во время полета, продолжавшегося два с половиной часа, мы внимательно изучали расписание и схему расположения комнат и залов в здании, пока я окончательно не утвердился во мнении, что мой план вполне может сработать. По всему было видно, что он прост и надежен.

* * *

Ровно в 18 часов 45 минут такси, в котором я вез инвалидное кресло, подкатило к входу в Олений административный корпус сената. А несколькими минутами раньше водитель по нашей просьбе высадил Молли у агентства по прокату автомашин, в нескольких кварталах от сената. Ей не понравился мой замысел в общем плане: она считала, что если я рискую своей жизнью ради спасения жизни ее отца, то почему она должна быть в стороне, дежуря наготове в машине, на которой мы все втроем потом скроемся? Она, дескать, уже ждала меня, умирая от страха в автомобиле, тогда, в Баден-Бадене, около здания ванной, и больше дожидаться не намерена.

– А я не желаю, чтобы ты шла туда, – говорил я ей на пути в Капитолий. – Пусть подвергается опасности лишь кто-то один из нас.

Она попыталась энергично и пылко протестовать, но я терпеливо объяснял:

– Да даже если бы у тебя изменили внешность, все равно появляться в зале нам обоим слишком рискованно. К посетителям будут приглядываться особенно пристально, и нам никак нельзя, чтобы нас засекли вместе. Будет один – тогда, может, и опознают одного, а если мы будем вдвоем, тогда и вероятность того, что нас засекут, возрастет вдвое. Да и само наше дело требует, чтобы в зале был только один человек.

– Ну а поскольку личность убийцы мы не знаем, то к чему же эта маскировка?

– Могут оказаться и другие люди – работающие на Траслоу или немцы, которых, без сомнения, проинструктируют насчет моего возможного появления. А также люди, которых специально нацелят на то, чтобы опознать и ликвидировать меня, – разъяснял я.

– Ну ладно. Но я все же никак не возьму в толк, почему ты не можешь тайком пронести пистолет на балкон для прессы и поразить оттуда убийцу? Сильно сомневаюсь, чтобы и там был установлен детектор металла.

– Кто знает, может там установили такой на сегодняшний вечер, хотя я тоже сомневаюсь. Но в любом случае, если даже пронесешь туда пистолет – толку от него будет мало. Балкон для прессы находится наверху – слишком далеко от места, где выступают свидетели. Стало быть, и слишком далеко от места, где должен находиться убийца.

– Слишком далеко? – возразила Молли. – Но ты же, Бен, меткий стрелок. Господи, да я же сама стрелок что надо!

– Нет, это не дело, – резко ответил я. – Я непременно должен быть там, вблизи от убийцы, чтобы определить наверняка, что это именно он. Балкон для прессы расположен слишком далеко.

Я все же переспорил Молли, и она нехотя согласилась с моими доводами. В вопросах медицины она, конечно, разбирается лучше меня, но в том, что нам предстояло сделать, – тут уж, извините, верх мой.

Здание Капитолия было все залито светом, его купол ярко сиял в вечерних сумерках. Рабочий день кончился, правительственные служащие спешили по домам; как всегда в это время, на улицах образовались транспортные заторы.

Около Оленьего корпуса собралась порядочная толпа народу: приглашенные, просто зеваки и журналисты. Перед дверью вытянулась змейкой длинная очередь, видимо, люди ждали, когда позволят проходить в зал № 216. Среди них были знаменитые деятели, знакомые этих деятелей и просто те, кто достал входной билет по блату. В толпе находились довольно известные лица, что, собственно, и не удивительно: предстоящие чрезвычайные слушания были своего рода сенсацией в Вашингтоне: чтобы посмотреть их и послушать, в столицу съехались многие ведущие сильные мира сего. Явился и новый директор Центрального разведывательного управления Александр Траслоу, только что возвратившийся из Германии.

А он-то ради чего объявился здесь?

Присутствовали также телевизионщики двух из четырех крупнейших американских телевизионных общенациональных компаний, откликающихся на все более или менее значительные события в мире и регулярно показывающие их в программах новостей.

Как же станут реагировать телезрители всего мира, когда увидят на экранах, что нежданный свидетель – не кто иной, как покойный Харрисон Синклер? По-видимому, все просто впадут в транс.

Но даже внезапное появление Синклера будет ничто по сравнению с прямой трансляцией по телевидению сцены, как его убивают.

Когда же он появится?

И откуда?

Как же все-таки мне остановить его, защитить, если я не знаю, когда и из какого входа он появится в зале?

Водитель выкатил из фургона на платформу сзади кресло-каталку и под жалобный вой электропривода опустил платформу на землю, затем он высвободил коляску от зажимов на платформе, помог мне взобраться в нее и покатил к входу, около которого толпились люди. Я расплатился с ним, и он ушел.

Я сразу почувствовал себя беззащитным и уязвимым и не на шутку испугался.

Для Траслоу с его подручными и для нового канцлера Германии на карту было поставлено слишком многое. Рисковать тем, что их разоблачат, они никак не могли, об этом и говорить не приходилось.

Всего два человека – какие-то два жалких маленьких человечка – встали на пути между ними и их замыслами покорения всего мира. Между ними и разделенным на сферы влияния новым миром; между ними и их несметными богатствами в будущем. Не какими-то мизерными пятью или даже десятью миллиардами долларов, а многими сотнями миллиардов долларов.

Так что же, по сравнению с этими перспективами, значили для них жизни двух профессиональных шпионов: Бенджамина Эллисона и Харрисона Синклера?

Так стоит ли сомневаться, что они не остановятся ни перед чем, чтобы только, как говорят в сфере шпионажа, нейтрализовать нас?

Нет, сомневаться не приходится.

И вот там, в зале, отделенный от толпы, в которой я пока находился, миновав две арки с детекторами металла и две цепи охранников, сидел Александр Траслоу, ожидая начала слушаний и бросая реплики знакомым. Сомнений в том, что его охрана уже расставлена повсюду, нет никаких.

Ну, так где же убийца?

И кто этот убийца?

Мысли галопом неслись в голове. Опознают ли меня, хоть я и принял меры предосторожности и изменил свою внешность?

Разоблачат ли меня?

Вроде бы не должны. Но опасения подчас нерациональны и не поддаются логике.

По всему видно, что я безногий инвалид в кресле-каталке. Я поджал ноги под себя, сложил и по-восточному сел на них. Ширина кресла вполне позволяла проделать это. Балог, этот внимательный и мудрый гример, на скорую руку перекроил и ушил мои брюки, и теперь они выглядели так, словно несчастный инвалид специально переделал их из великолепной костюмной пары. Эффект поддерживал подвернутый плед. Никто и не станет присматриваться к жалкому безногому старику в кресле-каталке.

Волосы у меня стали такими, будто естественно поседели, как и борода, а нанесенные на лицо старческие морщины выглядят так, что и не распознать, что они искусственные, при самом пристальном разглядывании. На руках заметны старческие темно-каштановые пятна. Толстые очки в роговой оправе придавали лицу солидный профессорский вид, вкупе с другими деталями они полностью изменили мое обличье. Балог напрочь отказался добавлять лишние штрихи, и теперь я только радовался его решению. Выглядел я со стороны как бывший дипломат или бизнесмен средней руки, как человек лет под шестьдесят или чуть больше, на которого тяжело прожитые годы наложили свой отпечаток. Как ни разглядывай, на Бенджамина Эллисона я ничуть не походил.

А может, мне это только казалось?

Сделать такую маскировку меня надоумил, разумеется, образ Тоби Томпсона – человека, которого мне больше не придется повстречать, с которым не доведется больше столкнуться лицом к лицу на узкой дорожке. Его убили, но идею он успел подать мне своим примером.

Конечно, инвалид в кресле-каталке привлекает к себе внимание, но в то же время особого интереса к своей личности не возбуждает – таков парадокс человеческого характера. Люди оборачиваются и таращат на него глаза, но тут же отводят взгляд, будто сразу же вспоминают знакомого инвалида в такой же коляске, и им становится не по себе или чувствуют себя неловко, что их застали такими любопытствующими и разглядывающими чужое несчастье. А в результате калека в коляске зачастую остается как бы незамеченным.

Ну я, разумеется, постарался заявиться к началу слушаний как можно позднее, но и не слишком уж поздно. Сидеть в зале чрезмерно долго – опасно, ибо непременно усиливается вероятность, хоть и малая, что тебя в конце концов распознают.

Предпринял я и другие меры предосторожности – этому меня надоумила Молли. Поскольку одним из самых сильных человеческих ощущений являются обонятельные, воспринимаемые человеком зачастую подсознательно, она придумала положить на сиденье в кресло немного какого-то вещества, издающего характерный запах больницы или поликлиники. Такой больничный запах каким-то неуловимым образом еще больше маскировал мою внешность. Идея Молли, по-моему, оказалась просто находкой.

И вот я стоял (вернее, сидел в кресле) среди суетящейся толпы и озирался с видом, приличествующим моему положению инвалида, подыскивая место, где бы поудобнее встать в очередь ко входу в здание. Какая-то пожилая пара жестами пригласила меня встать впереди них. Я подъехал к ним и поблагодарил, встав впереди в очередь.

У входа стоял длинный стол с детекторами металла, которыми ловко орудовали моложавые штатные охранники Капитолия, они же выдавали голубые карточки для прохода тем лицам, которые были в списках приглашенных. Когда подошла моя очередь, я представился доктором Чарльзом Ллойдом из Массачусетской больницы широкого профиля в Бостоне.