Текст книги "Вторжение"

18

Квебек, Земля

5 февраля 2008 года

– Слава те Господи! – говорил в микрофон Виктор Ремилард на американизированной версии языка канюков. – Я уж думал, хреновый процесс никогда не пойдет, думал, не послать ли его к монахам, не сплавить ли священный микроб Сен-Лорану… Чтоб я сдох, как он меня соблазнял!

Аудитория, состоящая из рабочих нефтеочистительного завода, калибровщиков и матросов с танкера, недоверчиво загомонила; мысль можно было читать черным по белому: «Ты, босс? Да чтоб ты поддался! Tu te fiches de nous! Брось нас дурачить!»

Виктор передернул плечами и захохотал со всеми вместе. Он был одет в потертый енотовый полушубок, длинный вязаный свитер и жесткую белую шляпу – как у всех рабочих, только погрязней. Стоя рядом, Шэннон О'Коннор в песцовой шубке-макси, с серебряным ведерком для шампанского в руках составляла с ним разительный контраст. Это ее танкер ожидал погрузки в доках.

– Когда мы наконец справились с проблемами производства, то обнаружили, что есть еще проблемы распределения, – продолжал Виктор. – Но теперь и они разрешены. Сегодня наше предприятие отправляет скованной энергетическим кризисом Европе первую партию газогола, полученного из лигнина!

Гром приветствий.

– Вы вправе спросить, чего мы тут яйца морозим, когда в цеху хорошо укутанные червячки пожирают древесину и выдавливают из заднего прохода жидкое золото? Законно! Потому я прекращаю болтовню и покажу вам, чего мы все ждем… и чего ждет танкер мадам Трамбле!

Новые рукоплескания; и Шэннон подала ему серебряное ведерко в обмен на мегафон. Виктор поставил его под огромный гибкий шланг, по такому случаю протянутый на скорую руку из цеха, и крикнул:

– Открывай, Депюи! Но только потихоньку, слышь?!

Главный инженер-химик, стоявший у ручного вентиля за распределительным щитом, ухватился за колесо, чуть повернул его, и розоватая жидкость потекла в ведерко. В холодном воздухе распространился острый органический запах.

– Стоп! – скомандовал Виктор, и поток прекратился.

Он отнес ведерко к шикарному черному «мерседесу», в котором теперь разъезжал с инспекцией по отделениям «Ремко интернэшнл». Машина была украшена канадскими и американскими флагами и гроздьями разноцветных шаров. Управляющий предприятием вставил пластиковый шланг в бензобак. Под грохот аплодисментов Виктор залил туда жидкость.

– А теперь, друзья, наступает момент истины! Вправду ли мы произвели новое горючее или это просто моча насекомого?

Не обращая внимания на смех, он сел за руль. Мотор мгновенно завелся, и новые приветствия потонули в реве огромной трубы танкера, нависшей над насосной станцией.

Все знали, что машина давно заправлена и мотор прогрет, но важен был символический жест. Виктор выскочил, открыл другую дверцу для Шэннон, она помахала публике и уселась. Итак, церемония закончена, толпа разбрелась, а кран на танкере опустил огромный шланг, чтобы начать заливку.

По набережной они выехали из города и покатили к новому аэропорту: Шэннон должна была немедленно улетать в Вашингтон, где назначила встречу с лучшими адвокатами по уголовным делам, нанятыми для защиты Джерри. Виктор замедлил ход «мерседеса» и свернул с дороги под густую сень деревьев, скрываясь от проезжающих машин, сорвал с автомобиля украшения, воткнул флажки в ствол и выпустил наполненные гелием шарики в свинцово-серое небо. Затем снова забрался в салон.

– Как это отец тебя отпустил?

– Он откармливает тебя, словно тельца, чтобы потом сожрать со всеми потрохами. Несмотря на феерию в Вашингтоне, он внимательно следит за тобой. Его очень вдохновило, как ты провел это дело и не упустил контроля. Так что берегись акул.

– Пусть только попробует… А скандал с мужем тоже твоих рук дело? Ты используешь его, чтобы свалить отца?

Она рассмеялась томным, гортанным смехом.

– Зачем спрашиваешь? Прочти мои мысли.

– Я уже читал.

Он притянул Шэннон к себе; ледяные губы и язык завладели ее горячим ртом. Капюшон манто упал у нее с головы, и длинные рыжие волосы рассыпались огненной волной по белому меху. Его руки крепко обхватили ее затылок, она застонала, а ум ее кричал от желания. Другая рука Виктора вцепилась ей в шею. Кончики пальцев на позвонках, казалось высасывали всю энергию ее напряженных нервов до самого тазового пояса.

Вик, прошу тебя, не так, не так, ну давай хоть раз попробуем по-настоящему, пожалуйста!

Нет.

Дурак чертов, это же не любовь, никакой потери, никакой связи, почему ты не хочешь, ведь его там нет, только я, ну пожалуйста!

Я дам тебе наслаждение, но по-своему…

Подонок!.. О Боже, я ненавижу тебя, ненавижу!..

Держись за свою ненависть. Оберегай ее как зеницу ока, пока не созреешь для того, чтобы поменять его на меня.

– Он по крайней мере человек! А ты…

Она судорожно всхлипнула, чувствуя приближение оргазма, и погрузилась в теплую волну.

19

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Теперь волей-неволей придется рассказать вам о Жераре Трамбле, чей всенародный позор стал для оперантов одним из тех сомнительных благословений, что, казалось, граничили с шутками небесной канцелярии.

Папская энциклика открыто ссылалась на источники соблазна, которые могут таиться в сильной оперантности, как ни пытался американский метапсихический истэблишмент спрятать их под коврик. Тактика страуса, стремление закрыть глаза на грозящую беду, пока она не даст тебе в зубы, видимо, типично американская черта. Даже в худшие времена мы были оптимистами и верили, что добрые намерения покроют все наши грехи. Молодая нация, богатейшая, удачливая, снявшая сливки планетарного Разума, обладала юной дерзостью и нахальством, коим ворожит фортуна. Мы считали себя сильнее, умнее, непобедимее всех. За это нам периодически доставалось, но мы не склонны извлекать уроки из своих ошибок. Граждане американского происхождения, входящие в Конфедерацию землян, и поныне выказывают свое упрямое и недальновидное самодовольство.

Американские метапсихологи в начале двадцать первого века точно так же страдали этим национальным пороком. Сокрушаясь по поводу преступления Нигеля Вайнштейна, они объяснили его временным помрачением рассудка. Единодушно порицаемые зверства Огненного Убийцы также приписывались безумству. В других странах, где публичное признание оперантности не встретило таких этико-культурно-экономических преград, нередко выносились приговоры за совершенные с помощью метапсихики уголовные преступления с заранее обдуманным намерением, в Америке же – по причинам, ставшими очевидными лишь после Вторжения, – такие преступления, как правило, вообще не преследовались законом и уж во всяком случае ни одно из них до «дела Трамбле» не получило широкой огласки. Американские операнты тщательно затушевывали этический аспект своего дара, выдвигая на первый план его научное и социальное значение. Лишь немногие – в их числе Дени – знали о существовании злонамеренных оперантов и сетовали на досадные пробелы в нашей правовой системе. Американский закон с его уважением прав личности не предусматривает ментального обследования подозреваемых, ибо оно противоречило бы Пятой Поправке, которая гласит: ни один человек, даже подозреваемый в тяжких уголовных преступлениях, не обязан свидетельствовать против самого себя, и никто не вправе его к этому вынудить. Однако, если придерживаться такого принципа, преступления отдельных оперантов навсегда останутся недоказуемы. Шотландские судебные власти пришли к такому выводу в процессе разбирательства дела Вайнштейна. Должно быть, Киран О'Коннор и его ставленник Жерар Трамбле (окр. Массачусетс), сговариваясь оказать принуждение на президента, на то и рассчитывали. Причастность О'Коннора к этому делу так и не удалось доказать, а бедный Джерри, получив по заслугам, заставил коренным образом пересмотреть понятие оперантной этики и в то же время стал последним одиозным случаем политических злоупотреблений О'Коннора.

Как вам уже известно, я всегда недолюбливал Джерри. Можно было бы усмотреть в этом элемент ясновидения или же просто чутье недоверчивого канюка. Психоаналитики в один голос заявили бы, что Джерри попался в ловушку О'Коннора по причине врожденной неуверенности в себе и глубоко запрятанной зависти. К тому же на него, вероятно, оказала психическое воздействие жена, в чьи планы входило уничтожить и Джерри и отца.

Джерри, впервые избранный на двухлетний срок в 2004 году, входил в Специальную комиссию по метапсихическим делам, и уникальный статус операнта-конгрессмена обеспечивал ему постоянную рекламу и растущее влияние. Он занял на удивление консервативную позицию, что весьма разочаровало метапсихический истэблишмент. Именно с его помощью провалился проект федерального финансирования школ для оперантных детей. В речи, транслировавшейся на всю страну, он подчеркнул, что программа, принятая либеральными правительствами Японии, Западной Германии, Великобритании, Нидерландов и Скандинавских стран, ведет к созданию элитарных групп того же типа, что безуспешно пытались захватить политическую власть в Советском Союзе. Хотя советских оперантов, по всей видимости, нельзя обвинить в своекорысти, но где гарантии тому, что поголовно все операнты придерживаются высоких моральных устоев? В связи с этим представитель Трамбле, сам оперант, рекомендует соблюдать осторожность. Американцы должны решительно отмежеваться от всяких программ, отделяющих юных метапсихологов от нормальных детей и тем самым порождающих нездоровые претензии на умственное превосходство. Безусловно, он не противник оперантного обучения как такового, однако надеется, что оно навсегда останется придатком обычных общественных и частных школ для совместного обучения. Американский путь, утверждал конгрессмен из Массачусетса, безусловно, лучший путь, как для самих оперантов, так и для нации в целом.

Речь Джерри имела сногсшибательный успех и во многом способствовала его восхождению. Напрасно прогрессивные операнты доказывали, что федеральное финансирование жизненно необходимо – во времена депрессии штаты не имели налоговой оборачиваемости, чтобы потратить хотя бы малую часть ее на оперантное обучение; частные учебные заведения для оперантов, такие, как Дартмут, Массачусетский технологический институт, Стэндфорд, университеты Техаса, Виргинии и Калифорнии, где уже давно учреждены отделения метапсихологии, для большинства одаренных детей и юношества недоступны. Таким образом, предупреждали метапсихологи, умственные способности будут пропадать втуне.

Ничего подобного, отвечал Трамбле. Со временем, когда государство сможет себе это позволить, Конгресс пересмотрит финансирование всей оперантной программы. Но, не теперь, когда Америке угрожают не только безработица, инфляция и дефицит, но и эскалация священной войны мусульман-фундаменталистов, что ныне распространилась на Африку, Индию и Ост-Индию, а Китай занял позицию, тревожащую в равной мере его соседей и Соединенные Штаты. Трамбле призвал коллег-оперантов проявлять терпимость и думать не о том, что страна должна сделать для них, а о том, что они могут сделать для страны.

Как агент Кирана Джерри получил два крайне важных задания. Во-первых, повлиять на президента и демократов – членов Конгресса в пользу военно-промышленных подрядчиков О'Коннора и в особенности тех, кто связан с системой спутниковой обороны, новой орбитальной станцией ON-1 и потенциальной базой на луне. Тут Джерри повезло; Баумгартнер всегда проявлял большой интерес к американской космической программе, а либеральных демократов оказалось очень легко убедить в ее преимуществах.

Другое задание Джерри состояло в том, чтобы отвратить Баумгартнера от предоставления оперантам особых привилегий и тем самым лишить метапсихический истэблишмент самой основы его власти. Провал Билля по обучению оперантов стал большим успехом Джерри, однако он вскоре понял, что устремления О'Коннора обречены.

Тщательно разработанный план сорвался по причине смехотворно ничтожной – из-за внучки президента Аманды Дентон. Антиоперантные убеждения Баумгартнера, никогда не имевшие под собой твердой почвы, сильно пошатнулись после заявлений религиозных вождей и были вдребезги разбиты маленькой девочкой. Вместе с родителями и двумя старшими братьями она жила в Белом доме. Эрни Дентон, муж единственной дочери Баумгартнера, был одним из его помощников, и стоило президенту почувствовать упадок духа, он тут же посылал Эрни за Амандой. Эта обаятельная кроха умела всегда подбодрить деда. (Со временем она вырастет в Великого Магистра коррекции, блестящего метапсихолога-целителя.) Так вот, именно потому, что Аманда вечно вертелась поблизости от Овального кабинета, Джерри никак не представлялось возможности возродить былые антиоперантные настроения Баумгартнера.

Это серьезно беспокоило О'Коннора. В 2006 году Джерри снова выбрали в Конгресс… наряду с семерыми оперантами из других либеральных штатов. Был принят ряд биллей, направленных на усовершенствование службы ВЭ при отощавшем без ассигнований министерстве обороны. ФБР, озабоченное происками исламских террористов, опять нацелилось на Университетскую лигу для вербовки оперантных агентов. Несмотря на противодействие консерваторов, такая агентура теперь широко и эффективно использовалась в других странах, хотя и была непопулярна.

И тут появилась самая большая угроза планам О'Коннора: поскольку Двадцать вторая поправка не позволяла Баумгартнеру баллотироваться в третий раз. О'Коннор прочил на выборы в 2008-м другого своего ставленника – сенатора Скроупа. Однако теперь вся страна считала Баумгартнера кем-то вроде Георгия Победоносца, призванного избавить ее от дракона, поглотившего остальной мир. И несмотря на все закулисные маневры О'Коннора, Конгресс в мае 2007 года провел отзыв Двадцать второй поправки, а к середине октября необходимые три четверти штатов в законодательном органе ратифицировали его. Баумгартнеру при желании открыта зеленая улица. А коли такое желание обнаружится, ближайшие четыре года не сулят ничего хорошего О'Коннору и его оперантной каббалистике.

27 октября делегация Национального республиканского комитета (правда, без председателя Кессиди, полностью утратившего свое главенство и выполнявшего лишь номинальную роль) должна была нанести визит президенту и официально просить его баллотироваться на третий срок. О'Коннор дал Джерри Трамбле совершенно четкие инструкции. Все, никаких тонкостей! Джерри остался единственным партизаном О'Коннора, имеющим доступ в западное крыло и обладающим потребной для принудительного броска ментальной силой. Он должен был условиться об аудиенции у президента сразу после приема делегации и в ожидании расположиться в приемной Овального кабинета, откуда можно вести телепатическое подслушивание, а в нужный момент заявить – устами президента, – что, по его мнению, отмена Двадцать второй поправки – неразумное и крайне опасное решение и что он ни при каких обстоятельствах не будет баллотироваться вновь.

Отчаянный план, возможно, и сработал бы. Дав впоследствии обратный ход своему заявлению, Баумгартнер разрушил бы свой имидж человека стальной воли и несгибаемой решимости, а признаться в том, что его принудили, и вовсе означало бы поставить себя в смешное положение. Он почувствует, что умом его манипулируют, но не поймет – кто. О'Коннор был убежден, что выпады Джерри в течение нескольких следующих недель полностью деморализуют президента и заставят смириться с неизбежностью. В худшем случае создастся видимость нервного срыва, и доказать факт умственного принуждения будет невозможно.

День настал. Джерри прибыл раньше назначенного часа и был препровожден в приемную специальным сотрудником Белого дома, ставшим жертвой тонких принудительных маневров. Джерри видел, как другой сотрудник ввел делегацию в сопровождении одного-единственного репортера с миниатюрной видеокамерой, что должна была запечатлеть исторический момент. Его охватило легкое сомнение, когда он узнал среди делегатов метапсихолога – доктора Беатрису Фейруэтер из Виргинского университета. Однако ее метафункции были не настолько сильны, чтобы зарегистрировать принудительный импульс, к тому же она не имела причин для каких-либо подозрений.

Дверь в Овальный кабинет закрылась. Двое секретарей спокойно работали за письменными столами в глубине приемной. Джерри напряг ясновидение и вызвал в уме образ президента крупным планом.

Послышался гул приветствий и обмен незначительными репликами, затем глава делегации, бывший губернатор Делавэра, перешел к сути дела:

– Господин президент, мы хотели бы обратиться к вам с просьбой величайшей важности, продиктованной интересами республиканской партии и миллионов американских граждан, которые осаждают наши штаб-квартиры, бомбят нас письмами, видеограммами и телефонными звонками. Двадцать вторая поправка к Конституции отменена по одной-единственной причине – с тем чтобы вы не сошли с политической арены в момент, когда измученный народ так отчаянно нуждается в вашей помощи. В связи с этим мы вынуждены поставить вопрос ребром: готовы ли вы баллотироваться на следующий срок?

Джерри в ту же секунду заграбастал ум Ллойда Баумгартнера. Он видел глазами президента, слышал его ушами, говорил его языком.

– Леди и джентльмены, вы оказали мне огромную честь, могу заверить вас, что всю прошлую неделю я обдумывал эту возможность.

ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ С ДЕДУШКОЙ?

– … решение мое взвешено, и я глубоко верю, что оно послужит на благо нашей великой нации. Я… я… я обязан отказаться.

ДЕДУШКА! ДЕДУШКА! ВЫПУСТИ ЕГО ИЗ ГОЛОВЫ!

Глазами президента Джерри видел, как дверь Овального кабинета распахнулась, и Аманда, словно ангел-мститель в джинсовом комбинезончике, подлетела прямо к столу, за которым сидел дед. Позади нее в приемной стоял Эрни Дентон и, разинув рот, глядел на пятилетнюю дочь.

– Я обязан отказаться…

Баумгартнер боролся с хваткой. А проклятый ребенок давил на него всей своей необузданной детской силой. Образы присутствующих расплывались в голове Джерри, а ум пленника тоже начал ускользать от него.

Пошатываясь, он поднялся на ноги, зная, что сможет восстановить контроль, как только встретится взглядом с президентом, девочка верещала и указывала на него сквозь дверной проем. Шестеро членов делегации и репортер повернулись к нему. Аманда звонким голоском выкрикнула:

– Это не дедушка говорит! Это вот он! Он внутри дедушкиной головы. Дядя Джерри заставляет его говорить, а он не хочет!

И небытия материализовались агенты спецслужб, схватили Джерри за локти. Последним безумным усилием он вырвал у Баумгартнера слова:

– Обязан… отказаться…

И ментальная связь оборвалась. Доктор Беатриса Фейруэтер, маленькая женщина с добродушным лицом, подошла к Джерри, положила пальцы ему на лоб и вскрыла слабеющий ум, точно банку сардин.

– О Боже! – воскликнула она. – Боюсь, девочка права.

Президент рухнул в кожаное кресло и хрипло пробормотал:

– Клянусь своей задницей, что права. Арестуйте… этого человека!

Джерри обмяк и даже сумел выдавить жалкую улыбку в объектив, после чего охранники увели его.

В июле 2008 года Джерри судили. Показания Беатрисы Фейруэтер не были приняты ввиду статута, запрещавшего самоинкриминирование. Главным свидетелем обвинения выступила маленькая Аманда Дентон. Ее свидетельства вкупе с заявлением президента оказалось достаточно, чтобы обвинить Жерара Трамбле в преднамеренном покушении на представителя власти с отягчающими вину обстоятельствами. Его апелляцию Верховный суд отклонил. Он был выведен из Палаты представителей и отсидел два с половиной года, осужденный по статье от трех до двадцати пяти.

В 2012 году обе палаты Конгресса утвердили Двадцать девятую поправку к Конституции, позволяющую подвергать обвиняемых в уголовных преступлениях (как оперантов, так и нормальных) перекрестному умственному допросу, проводимому группой из трех корректоров: один со стороны защиты, другой со стороны обвинения и третий, действующий в качестве amicus curiae. Поправка, представленная в высший законодательный орган, к моменту Вторжения еще не была ратифицирована ввиду отсутствия трех четвертей голосов.

Выпущенный на поруки в 2012 году Жерар Трамбле поступил в фирму «Рогенфельд акуизишнз», специализирующуюся на аэрокосмических подрядах. Через пять месяцев после его освобождения Шэннон подарила ему дочь Лору, которой сорок лет спустя предстояло сыграть заметную роль в частной жизни некоего магната Консилиума. Трамбле проявил благородство и признал дочь своей.

В отличие от своего тестя, он так и остался в неведении относительно того, что 29 октября 2007 года именно Шэннон послала маленькую Аманду к деду и подстроила так, чтобы в делегацию в последний момент включили доктора Фейруэтер.