Текст книги "Вторжение"

30

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Уже больше года прошло после разговора Дени с Джерри Трамбле, а следственные органы все никак не могли добыть достоверные улики причастности Кирана О'Коннора к той чудовищной преступной деятельности, в которой обвинила его собственная дочь. Адепты ВЭ без труда обыскали его офисы и жилище; самое совершенное спутниковое оборудование было обнаружено, но оказалось вполне легальным. Строго охраняемый банк данных в подвале особняка, несомненно, содержал ключ к тайне, но соглядатаи могли до Судного Дня копаться в библиотеке дисков и не узнать, что в них содержится. Ордер на традиционный обыск власти не дали ввиду отсутствия подозрений в незаконной деятельности, а законы Соединенных Штатов запрещают поиски улик без ордера, считая это нарушением прав личности.

Одну из зеркальных батарей «звездного удара» сняли с орбиты и доставили на станцию ON – 1 для обследования. В ней действительно был найден чип, неавторизованный в изначальной спецификации. Однако инженеры консорциума в один голос утверждали, что микроэлемент более чем невинный и поставлен для обеспечения лучшего отклика на команды с Земли. Если чип и содержал перекрывающую мощность, то это было очень умно спрятано и могло обнаружиться только в действии, при наличии кодированного сигнала.

Можно было порыться в каждой из ста тридцати некитайских батарей и с максимальной осторожностью устранить сомнительный чип. Такая операция заняла бы примерно четыре года и обошлась бы в семь и две десятых миллиарда долларов, а тем временем автономная китайская система могла быть пущена в ход.

Итак, подозрение в заговоре до сих пор основывалось лишь на ничем не подтвержденных показаниях Шэннон О'Коннор-Трамбле. Дени, обследовав ум ее мужа, представил крайне смутное подтверждение, вдобавок для закона совершенно неприемлемое. Дальнейшие поиски в империи О'Коннора не выявили никаких улик в отношении «звездного удара», а в остальном кое-какие крохи, едва ли способные сдвинуть дело с мертвой точки, ибо относились к временам чересчур отдаленным. В 80-е годы помощники О'Коннора находились под сильным подозрением в отмывании капиталов мафии. Но подозрения не были доказаны, крестные отцы поумирали, и в настоящее время О'Коннору инкриминировалось разве что безудержное поглощение мелких корпораций.

Так обстояли дела с правительственным расследованием до 20 сентября 2013 года.

Но в тот день некая въедливая сотрудница спецслужб заметила странное перемещение капиталов из американского конгломерата в никому не ведомую канадскую холдинговую компанию. Ее поразили масштабы операции, а еще более то, что она опознала в конгломерате ядро разветвленной организации О'Коннора. Первая же проверка в Монреале (Канада, в отличие от США, не соблюдала уж очень строгой секретности финансовых операций) установила имя человека, стоящего за странной компанией. Дотошная чиновница уведомила о своем открытии генерального прокурора, тот поставил в известность президента, который в свою очередь позвонил Дени и поинтересовался, отчего Киран О'Коннор переводит все свои капиталы на имя его младшего брата Виктора.

– Я сказал, что озадачен не меньше его.

Мы с Дени и Люсиль встретились по завершении лекции Макгрегора и, стоя в углу пустынного холла, обсуждали происходящее. Разумеется, президент поручил своим людям просветить его насчет Виктора и, к своему отчаянию, узнал, что в роду Нобелевского лауреата имеется темная лошадка.

К тому же состоящая в близких отношениях с дочерью Кирана О'Коннора.

– Я, пожалуй, откроюсь Баумгартнеру, – решил Дени. – Он позвонил мне сам и спросил про Виктора напрямик. Говорит, в прокуратуре на него имеется досье, датированное еще тем годом, когда они с папой основали «Ремко». Махинации с налогами, незаконные перевозки краденого оборудования из штата в штат и прочее… Полиции так и не удалось прищучить Вика – главным образом потому, что никто не пожелал давать против него свидетельские показания. В последнее время он, кажется, вообще чист, но следственные органы вновь заинтересовались им после признания Шэннон. Все ее связи проверили, как и связи отца, и отношения с Виком только еще больше замутили воду. Ко мне прошлой весной обращались с просьбой испытать и Виктора, и Шэннон. Я, естественно, отказался.

Мы с Люсиль ничего не ответили и мысли свои держали при себе.

– Теперь лично президент настаивает, чтобы я учинил им умственный допрос – особенно Шэннон – и выяснил, насколько реальна угроза «звездному удару». Если я получу подтверждение от Вика, это само собой опровергнет факт помешательства Шэннон.

– Но почему Вик должен знать об этом? – спросил я.

– У Кирана О'Коннора рак половых желез с глубокими метастазами. Он передает свою империю Вику, в том числе и «звездный удар».

– Господи Иисусе! – воскликнул я. – Вик будет манипулировать Звездными Войнами!

– О'Коннор улизнул из-под носа ВЭ и правительственных агентов, растворился в воздухе. Вик, насколько известно полиции, спокойно сидит дома, в Берлине. А Шэннон Трамбле была замечена на конгрессе. Агенты уверяют, что она где-то здесь, в отеле.

– И президент хочет, чтоб ты ее нашел и выпотрошил? – предположила Люсиль.

– Ну да.

– Ужас! – негодующе воскликнула она. – Эта мерзавка совратила Джерри из каких-то своих гнусных побуждений, потом подставила его, а теперь затевает новые козни!

Дени утихомирил ее.

– В уме Джерри я видел, что он не считает ее помешанной, а он очень опытный психиатр. По его мнению, она в здравом рассудке, несмотря на болезненные отношения любви-ненависти с отцом. Еще Джерри показал мне, что Киран О'Коннор блестящий манинулятор-метапсихолог, человек, всю жизнь злоупотреблявший умственными силами. К системе «звездного удара» Джерри касательства не имел. Он только знал, что консорциум О'Коннора производит системы управления спутниками, и у него безотчетное ощущение, будто старик замышляет какой-то дьявольский план. Это единственная конкретика, которую я смог сообщить президенту после визита в тюрьму. Ее оказалось достаточно, чтобы на полную мощность запустить правительственное расследование, не принесшее никаких результатов… до сегодняшнего дня.

– И что же дальше? – спросил я.

Дени пожал плечами.

– Я обследовал окрестности. У меня есть ментальный почерк Шэннон – в грубом приближении, правда, полученный от Джерри. Я прочесал весь отель снизу доверху и не обнаружил никаких следов ее присутствия. И Вика тоже! Впрочем, это не значит, что их здесь нет. Вик просто дьявол в умении ставить экраны, да и Шэннон, думаю, не дилетант. Пожалуй, надо тихонько подойти к лучшим соглядатаям здесь, на конгрессе и заручиться их поддержкой.

– Но ты ведь не собираешься вступить в прямую стычку со своим братом? – всполошилась Люсиль.

– Не хотелось бы, – сухо отозвался Дени, – но, судя по всему, выбора у меня нет. Буду действовать по обстановке. Хотя сомневаюсь, что он покажется. Теперь у нового владельца о'конноровских миллиардов наверняка есть более перспективные занятия.

– А Шэннон Трамбле, должно быть, показывает ему тайные сундуки, – усмехнулся я.

– Возможно, правительственные агенты сами засекут Шэннон, – с надеждой произнесла Люсиль. – Они возьмут ее под стражу, ты проведешь допрос и таким образом выполнишь свое обещание президенту. Или же пустишь других ясновидцев по ее следу.

Я сразу догадался: мой вечно сомневающийся племянник решает, что разумнее: остаться на страже в отеле или присоединиться к коллегам на банкете, где его наверняка отвлечет собственная речь, не говоря уже о заряженной эмоциями атмосфере.

И, повинуясь внезапному порыву, я выпалил:

– Послушай, ясновидец я аховый, но в этом старом здании знаю каждый закуток. Покажи мне ее почерк, и за вечер я еще раз прочешу отель с подвалов до чердаков. Джаспер Делакур даст мне свой универсальный ключ, и, когда делегаты отсюда выкатятся, я к тому же обшарю помещение физически. В любом случае я не собирался на банкет. Прощальные речи наводят на меня уныние, а гроза нервирует, как всякого альпиниста со стажем.

Дени с сомнением уставился на меня.

– Дядя Роги, если ты найдешь Шэннон или… Боже упаси… Вика – обещай ничего не предпринимать, а сразу уведомить меня.

– Клянусь! – Я порылся в кармане брюк и позвенел у него перед носом своим талисманом. – Клянусь Большим Карбункулом!

За день по шоссе перед въездом в отель промаршировало несколько сот Сыновей Земли. Они пели, скандировали, размахивали своими плакатами и знаменами; время от времени самые ретивые ложились поперек подъездной аллеи, когда микроавтобусы подвозили делегатов, разместившихся в отелях поблизости. Полиция не утруждала себя арестом лежачих – просто оттаскивала их с дороги и бережно складывала в уютную штольню, укрытую навесом на случай ненастья. Уже в сумерки, при виде аэробусов, прилетевших с аэродрома в Берлине, группа активистов попыталась прорваться к отелю через лес, раскинувшийся между отелем и железнодорожной станцией. Но полицейские обнаружили их, не успели они пройти и двухсот метров. Опергруппа окружила антиоперантных командос, вооруженных пистолетами, стреляющими краской, и предоставила им гостеприимный приют в окружной тюрьме Ланкастера.

Ко времени отлета делегатов на вершину яростный ливень разогнал всех пикетчиков, кроме жалкой горстки на шоссе. Я как раз закончил осмотр подвальных помещений и поднимался на первый этаж, когда моего сознания достиг мысленный окрик Дени:

Дядя Роги… Мы отбываем, я полагаю… и надеюсь, ты ничего не наше…

В бойлерной застал компанию игроков в покер, ответил я, и с трудом удержался от соблазна присоединиться, в одном из пустых салонов спугнул делегата из Шри-Ланки и делегата из Греции, занятых сравнительным исследованием метапороков. Никаких следов миссис Трамбле и Вика, Dieumercоbeau' note 142Note142
  Благодарение Господу (франц.).


[Закрыть].

У нас тоже ничего. Люсиль, вероятно, права, когда говорит, что они давно уже выкатились, если вообще здесь были, я уведомил обо всем президента, он передал мне приветственное послание, чтоб зачитать на приеме, так, пожалуй, и поверишь в его искренность…

Держись, mon fоls. Празднуй как следует, единственное, о чем я сожалею, что не увижу мальчиков во фраках и бабочках.

(Образ. Интерьер аэробуса. Тусклые вспышки молний сквозь залитые дождем иллюминаторы. Нарядные делегаты всех наций чинно сидят в креслах. Шепот, напряженные смешки. Люсиль, немного бледная, улыбается двум долговязым, тощим пингвинам и маленькому, коренастому.)

Блеск! Жалко, лица не больно-то жизнерадостные. Черт побери, Дени, вам только траурного марша не хватает! Ну, с Богом! Все будет хорошо. Следуй за Большим Карбункулом, сынок, до самых горных высот!

Au'revoir, дядя Роги.

Стоя на лестничной площадке в быстро пустеющем вестибюле, я слушал рокот машин, устремляющихся к вершине. Снаружи уже стояла кромешная темень, дождь, сопровождаемый отдаленными раскатами грома, к счастью, лил не слишком сильно. На вершине погодка, должно быть, похуже, но транспорт столь надежен, что мог бы спокойно перемещаться в эпицентре урагана. Буря составит пикантный контраст с шикарной обстановкой и великолепной едой. После ужина все они соберутся у четырех каминов в главной гостиной шале и дадут друг другу обет возродить поруганные идеалы. Может, даже Тамара Сахвадзе снизойдет и совершит полет души из далекой Москвы…

Ладно, пора продолжать бесплодные поиски. На часах около семи. Служебные помещения опустели, как и номера делегатов. Народу много лишь в кухнях, где полным ходом идет уборка, и в двух барах, где собрались журналисты и прочий сброд. Начальник охраны Арт Грегуар появился в дверном проеме, стряхнул капли с куртки и сразу углядел меня.

– Привет, Арт. Какие новости?

– А-а, Роги! Тебя что ж, на большую кормежку не взяли?

– Сам не захотел – дела. Как у тебя-то?

Грегуар пожал плечами.

– На вершину всех переправили, теперь, надеюсь, все будет о'кей. У дороги остался десяток пикетчиков, да и те скоро потонут. На всякий случай держим под наблюдением взлетную площадку и отель, чтоб никакая тварь не вздумала их подпалить. Полицейские уехали в город перекусить и сменить носки. Но если понадобится, тут же примчатся.

– Ас другой стороны горы никакого движения?

– По радио сообщают: все спокойно. Кажись, Сыновья решили вас пощадить сегодня. Да и с дождем повезло.

Он отправился на кухню, а я побрел к служебным помещениям – как будто Шэннон Трамбле может спрятаться на стеллажах!

Я встал перед офисом управляющего, закрыл глаза и умственным лучом просветил все кабинеты. Никаких сигналов на оперантном уровне, да и нормальных не видать, если, конечно, какой-нибудь оперант намеренно не притушил их ауру.

И все-таки я что-то почувствовал.

Когда отпер компьютерный центр своим универсальным ключом и включил свет в помещении без окон, до меня донесся слабый царапающий звук из кладовки по ту сторону операторской.

Попытался сканировать ее, но не смог.

Застыв на месте, я попробовал загадочное препятствие на ощупь. За деревом и пластиком располагался слой невероятно мощной психической энергии. Это был даже не барьер, а облачность, заполнившая всю комнату – дымная, намагниченная, холодная, как смерть.

Я сразу понял: он там. Пробовал подать сигнал Дени… или еще кому-нибудь. Но телепатический крик не покинул пределов моего черепа. Я словно в трансе прошел между рядами компьютеров и остановился перед кладовкой, ожидая, что дверь откроется. Там, внутри, царили безумие и похоть, не имеющая ничего общего с нормальным человеческим вожделением. Что-то звериное, изголодавшееся насыщалось и никак не могло насытиться. По контурам я опознал человека, но он превратился в нечто совсем иное – причем по собственной воле.

Наконец ручка со щелчком повернулась, длинная полоса света стала расширяться, по мере того как дверь открывалась внутрь. Ни единый луч из операторской не проник в эту осязаемую черноту, и все же я разглядел Виктора. Он держал ее в объятиях. Их тела окутывал странный фиолетовый ореол. Светились только его губы, высасывающие алое излучение из энергетического цветка с четырьмя лепестками, который четко отпечатался у основания ее позвоночника.

Потом все кончилось. Комната ярко осветилась; посреди нее сидел Виктор, смотрел на меня без всякого удивления и подавал знаки подойти и полюбоваться на дело его рук. Как он догадался, что мне знаком этот рисунок – зловещий аналог нашего с Уме творения?.. Виктор был одет в серый костюм, а у ног его лежала совершенно обнаженная женщина. Тело ее обуглилось и потрескивало, на шее и на голове я насчитал семь белых стигматов, отметивших места энергетических источников, из которых он по очереди напился. Я не сомневался, что вместо наслаждения, испытанного Уме, тут была дикая, раздирающая боль.

– И еще будет, – спокойно сообщил он мне. – Я не могу расходовать себя на кремацию. Любопытно, что ты все понимаешь. Я… хочу знать побольше о том, что это такое. Думаю, ты можешь мне объяснить. Я прав?

– Да. (Нет, нет, нет, нет… )

Виктор засмеялся.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Как в кошмаре, я последовал за ним из отеля. Он беспрепятственно прошел к стоянке у северного крыла, где в темноте был припаркован автодорожный фургон. Дождь почти перестал, но с восточной стороны над горой то и дело сверкали молнии.

Я не столько видел, сколько ощущал другого человека за рулем фургона. Его почерк был мне знаком: старый Пит Лаплас, еще в бытность мою в отеле водивший поезд-кукушку.

Я забрался в фургон, и мы поехали.

– Ребята готовы к взлету по расписанию? – спросил Вик.

– Ребята всегда готовы, – отозвался тянучий голос. – Бедные ублюдки!

Он хохотнул, потом выругался, когда колесо фургона попало в выбоину и машина подпрыгнула. Фургон свернул направо, и я понял, что мы едем к станции.

– Вместе с О'Коннором захватим моего дядюшку Роги, – сообщил ему Вик. – Хочу, чтоб и вы, старые бздуны, полюбовались на ночной фейерверк. Угля в топке достаточно?

– Я свое дело знаю! – отрезал старик. – О своих заботься. Говорил я тебе, лучше б на аэроплане лететь.

– Ни в коем случае, Пит. Умники хоть и объявляют себя пацифистами, но не проси, чтоб я на это свою задницу в заклад поставил… Потише, потише, а то сиганем в водопад.

Мое сознание будто раскололось на части. Одна ревела от ужаса, другая спокойно подчинялась принуждению Вика, навечно признав его своим хозяином. А потом появился еще и третий психический обрубок. Он был самый маленький и неустойчивый из всех, затоптанный в пыль, почти похороненный в умственном катаклизме. Эта часть мозга приказывала мне выжидать удобного момента. Самая безрассудная часть моей личности – потому и победила. Я часто думаю, неужто все герои так устроены?

Фургон со скрежетом остановился. Вик и старая сволочь Лаплас вылезли. Возвращаясь, они с двух сторон поддерживали еле волочившую ноги фигуру. Разумеется, нельзя самого богатого человека на свете везти в кузове грязного фургона, потому Вик усадил его на переднее сиденье, а сам сел рядом со мной, и мы в молчании проделали оставшиеся до железной дороги километры.

На станции темень и никаких признаков жизни. Но старинный двигатель работал, из трубы шея пар и разлетались искры, с шипеньем угасая в лужицах. Пит забрался на место машиниста, а Вик, О'Коннор и я поместились в неосвещенном вагоне впереди паровоза. Сигналом отправления послужил лишь вырвавшийся из-под колес пар; зазвенели рессоры, и состав медленно пополз к толще облаков, заслоняющих вершину.

Совершенно меня игнорируя, Виктор и О'Коннор переговаривались на личном модуле. Я узнал только один из позорных секретов, которые старый пресытившийся негодяй открыл молодому и жадному. Бог весть, какими еще изощренными мыслями они обменивались. По стандартам цивилизованного общества обоих следовало считать безумцами, но ума их все же хватало, чтоб и дальше ткать паутину зла. Они не заплутали, не сбились с пути, не сошли с рельс, а лишь чудовищно изъязвлены, и я вскоре бросил всякие попытки понять их. Маленький поезд доблестно взбирался на небо, везя одного пассажира к смерти, другого к забвению. Я, окоченев, ерзал на сиденье и молился, чтобы хоть один из ничего не подозревавших оперантов наверху, прорвавшись сквозь гранитную толщу, обратил умственный взор к нам и подал остальным сигнал тревоги.

Вагон стал яростно раскачиваться – это игрушечный паровозик преодолевал самый трудный отрезок пути, эстакаду, именуемую Лестницей Якоба, с уклоном почти в сорок градусов. Мое ночное видение, затуманенное принуждением Виктора, с трудом различало, что О'Коннор вцепился в переднее сиденье и болтается, точно тряпичная кукла; его осунувшееся лицо было искажено гримасой – как мне показалось – волнения. Лестницу мы проходили в плотном облаке, но теперь вырвались. Из тучевого скопления впереди посыпались молнии. В хорошую погоду отсюда мы бы уже увидели шале на фоне ночного неба… а празднующие операнты получили бы шанс нас заприметить.

Но старый цепной пес Виктор и впрямь знал свое дело. Оглушительный скрежет шипов, цепляющихся за стальной трос между рельсов, уменьшился до едва слышного клацанья, а вскоре совсем стих. Паровоз застыл на месте. Облако дыма, подхваченное вихревыми потоками, стремительно поднималось по склону. Кто-то же должен его увидеть…

– Теперь это уже не имеет значения, – ответил на мою мысль Вик.

Через секунду задняя дверь вагона отодвинулась, и ввалился Пит, пыхтя от холода.

– Все, Вик. Нас не засекли. Тепленькими возьмем.

– Выше! – проскрипел О'Коннор. – Я хочу видеть, как взлетит шале.

– Берегите нервы, – сказал Вик. – Вон, гляньте на север.

Старик прищурился.

– А-а!

– Ну, Пит, заводи машину! – В голосе Виктора слышалось торжество. – Самолеты на подходе!

Машинист нырнул в заднюю дверь, оставшуюся открытой. И в этот миг хватка Виктора ослабела: он передавал телепатическую команду подлетающим самолетам. Я кубарем скатился с жесткого сиденья, выскочил в дверь и через секунду уже карабкался по обледенелым гранитным скалам. Где-то на моей траектории я наткнулся на старую свинью Лапласа. Услышал, как вопль эхом раскатился среди камней, потом резко оборвался.

Господи, что же теперь?! Вверх. Положить как можно больше каменных преград между мной и этим дьяволом и кричать во все мозги:

ДЕНИ! ДЕНИОНИПОДЛЕТАЮТНАСАМОЛЕТАХ! ДЕНИ-ДЕНИРАДИВСЕГОСВЯТОГОВИКТОРИО'КОННОРСНАРЯДИЛИ САМОЛЕТЫЧТОБЫАТАКОВАТЬШАЛЕ…

Слышу тебя, дядя Роги.

Кашляя и задыхаясь от холода, я выбрался на каменистую площадку. Сзади доносилось пыхтенье паровоза, снова устремившегося вверх. Должно быть, Вик сам управлял им. В небе виднелись два аэробуса без опознавательных огней. Сквозь облака лихорадочно пробивалась луна, и в ее свете я видел, как самолеты быстро приближаются к горе Клей, – слава Богу, не военные, простые транспорты вполовину меньше тех, что доставили делегатов на вершину.

ДЕНИ, ОНИ ХОТЯТ ПРИЗЕМЛИТЬСЯ! ОСТАНОВИ ИХ! СБЕЙ КАК-НИБУДЬ! ОРГАНИЗУЙ ТВОРЧЕСКИЙ МЕТАКОНЦЕРТ!

Я впервые услышал сбивчивые голоса других оперантов, но смысла речей не разобрал. Самолеты нависли над моей головой, заглушая рев ветра. Только неуклонное карабканье вверх спасло меня от обморожения.

СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ ! – молил я.

Еще один умственный голос с абсолютно незнакомым мне ментальным почерком произнес:

Ну-ка, ударим по ним вместе! Я покажу как…

Белый огненный шар полетел по небу со стороны шале. Он зацепил винт ведущего самолета и, казалось, был беззвучно поглощен им. Но шум мотора оборвался.

Молодцы! А ну еще – взяли!..

– НЕТ! – раздался крик Дени.

Новый психокреатический шар поразил вторую машину. У обоих аэробусов отказали моторы. В неуправляемом полете они опустились не более чем в пятистах метрах от меня, на северо-западном склоне. Взрывов и пожаров не последовало, и хотя моя экстрасенсорика пострадала из-за травмы, холода и мешающих скал, я все же сообразил, что экипажи целы, невредимы и выбираются наружу, чтобы начать наземный штурм.

ДЕНИ , вопил я, ОНИ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ, ВЫ ИХ НЕ ПОГУБИЛИ…

Я и не пытался , ответил он. Большинство не пыталось.

Из последних сил я лез на вершину. К счастью, мне попалась тропа справа от железнодорожного полотна. Миновав неглубокую лощину, я вновь увидел паровоз, тянущий за собой подернутый искрами столб дыма.

ВИКТОР УПРАВЛЯЕТ АТАКОЙ ИЗ ПОЕЗДА! БЕЙ ПО НЕМУ!

Воздух разорвался от смеха.

Да. Бей по нему. И по мне!

Из шале направили еще один болид, заскользивший по прямой к поезду. Но вдруг он задергался, начал отклоняться и, вместо того чтобы ударить по локомотиву, запрыгал по крыше вагона, а потом нырнул на рельсы перед составом. Слепящая вспышка, вагон накренился и опрокинулся на бок. Моего слуха достигли звуковые волны: детонация, сопровождаемая продолжительным скрежетом, когда вагон скатился с рельс и выполз на обледенелые скалы. У паровоза, видимо, заклинило тормоза. Взвизгнув, он остановился буквально в сантиметрах от поврежденного участка дороги и застыл на фоне подсвеченных луной грозовых туч. Топка вспыхнула дьявольским огнем, поднимающаяся копоть заволокла тендер.

ДядяРогиЛОЖИСЬ!!!

Я успел как раз вовремя. Пуля сорвалась со скалистого выступа и просвистела над головой. Я совсем позабыл об упавших самолетах и вооруженных экипажах. Предупреждение пришло от маленького Северена, который теперь подавал мне команды:

Они подползают к тебе, у них инфракрасные лазеры, УБИРАЙСЯ С ТРОПЫ!!! Япомогусоздатьотвлекающеесвечение ЛЕЗЪНАГОРУБЫСТРЕЙ!!! НАДВИГАЕТСЯБУРЯСНЕГСДОЖДЕМ…

– Putain de bordel de merde! note 143Note143
  Сучье, паскудное дерьмо! (франц.)


[Закрыть] – сказал я.

Ну-ка, ну-ка еще повтори, попросил Севви.

Вторая пуля ударила чуть выше и слева. Весь ободранный, окоченелый, я возобновил свое стремительное восхождение.