Текст книги "Чародей и Дурак"

XXIII

Обратный путь до Рорна занял шесть дней. Грот-мачта была слишком неустойчива, чтобы ставить грот-марсель, и приходилось идти на одном гроте.

Путешествие было спокойным. Ветры ластились к кораблю, а море словно просило прощения. Дни были короткими, но закаты долгими, а ночи светились звездами. «Чудаки-рыбаки» со скрипом переваливались с волны на волну под неусыпным попечением матросов.

Пять дней из шести Джек пролежал в постели с горячкой. Файлер и, всем на удивление, капитан Квейн не отходили от него ни днем, ни ночью. Таул первые два дня в счет не шел – ему самому пришлось лечить свои многочисленные раны и ушибы. Файлер был на судне за лекаря, и никогда еще Таул не сталкивался со столь рьяным, а потому опасным шарлатаном. Рыцарю порой казалось, что Файлер штопает его единственно ради собственного удовольствия. Но даже штопка бледнела по сравнению с примочками из сырой рыбы или, того хуже, с прижиганием. Единственным лекарским достоинством Файлера было то, что он не жалел горячего ромового пунша в качестве болеутоляющего.

В блаженном ромовом отупении Таул, можно сказать, и проделал весь путь. Пунш оказался превосходным средством против Ларна.

На Джеке остров отразился куда тяжелее. За те часы, что прошли между разрушением пещеры оракулов и следующим утром, Джек постарел лет на пять. Его волосы утратили блеск, и на висках появились седые нити. Хуже того – его лоб прорезали морщины, и глубокие складки пролегли от носа ко рту.

Таул не стал говорить ему об этом. Зеркал на корабле не было – но скоро они причалят к Рорну, и Джек сам все узнает. С улыбкой Таул ощупал собственное лицо, опухшее и покрытое швами. Да, красавцами их обоих сейчас никак не назовешь.

Однако они еще дешево отделались. Им посчастливилось остаться в живых. Таул не понимал толком, что произошло в пещере и что пришлось испытать Джеку, но он почувствовал могущество этого места – оно пронизывало его тело до самых костей. Какая бы магия ни таилась там, она была несказанно сильна, и неудивительно, что взяла с них дань.

Таул прежде думал, что при успешном завершении дела ощутит облегчение, даже удовлетворение, но чувствовал только пустоту. Оракулы погибли, пещера уничтожена, но многие жрецы выжили, а в них-то и заключается истинное зло. Древняя магия никого не привязывала к камням.

– Каким, однако, красивым кажется Рорн отсюда.

Таул оглянулся. Джек подошел и стал рядом с ним на фордеке. Рыцарь в который раз подивился тому, как переменился его друг, – он все еще к этому не привык.

– Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо. Только ром меня уже не берет.

– Тогда ты крепче меня. Четыре Файлеровых пунша – и я начинаю лизать палубу.

Бледный, изможденный Джек улыбнулся. Горячка оставила его всего два дня назад, и Файлер только вчера разрешил ему вставать.

– Нам с тобой предстоит еще долгий путь.

Таул смотрел на белые шпили Рорна, поднимающиеся на горизонте.

– Ты и оглянуться не успеешь, как очутишься в Брене.

«Чудаки-рыбаки» вошли в гавань с помощью двух тяжелых гребных буксиров. К Джеку с Таулом присоединились Карвер и капитан Квейн. Стоя вчетвером на фордеке, они смотрели, как их судно скользит мимо рыбачьих лодок и каравелл. Чайки выписывали круги в голубом небе, и бриз нес навстречу знакомые запахи Рорна.

На подходе к берегу Таул заслонил рукой глаза. На причале стояли две фигуры. Хвата он узнал сразу – камзол мальчишки был раздут, и за плечами висела котомка, а ноги за эти дни не стали толще, – но никак не мог разобрать, кто стоит рядом с ним.

Карвер поглядел в подзорную трубу.

– Одна нас уже встречает, капитан. Тощая маленько, зато живая.

Квейн заметил, что Таул смотрит туда же, и сказал:

– Не думаю, что она встречает нас, Карвер. Дал бы ты лучше трубу Таулу.

– Держи, приятель. Вон она, стоит рядом с мальчонкой. Молоды стали нынче сводники.

Таул посмотрел в трубу и не сдержал улыбки при виде Хвата. Тот стоял понурый, а его спутница протирала ему платочком лицо и шею. Девушка выделялась своей худобой и коротко остриженными волосами – если бы не платье, она сама могла бы сойти за мальчика. Вот она повернулась лицом к кораблю – и у Таула захватило дух. Это была Меган. Его Меган.

Он опустил трубу. Что с ней сталось? Куда девались ее чудные локоны и розовые щеки? Где ее пухлые губки, округлая фигурка, сияющие глаза? В сердце Таула закрался холодный страх. Он хорошо помнил, как, сойдя в прошлый раз с «Чудаков-рыбаков», побежал прямо к Меган, надеясь провести с ней ночь. Но ее комната была пуста, а пожитки раскиданы в беспорядке. Тогда он решил, что она просто ушла. А что, если он ошибался? Что, если с ней случилась беда?

Корабль медленно подтягивался к причалу. Обе фигуры спустились вниз по деревянному трапу. Таул теперь видел их ясно. Красивое розовое платье Меган, судя по блеску, могло быть только шелковым. Она куталась в теплую шаль, которую Хват то и дело заботливо оправлял, а потом снова брал девушку за руку.

– Эгей, Таул! – закричал Хват, подходя к кораблю. – Я привел тебе друга.

Таул, глядя сверху на Меган, даже с такого расстояния понял, что ошибся: ее глаза сияли по-прежнему. Она ничего не сказала, только улыбнулась – теплой, дружеской улыбкой, пронзив сердце Таула радостью, острой до боли.

Он сбежал по трапу, не дожидаясь, когда закрепят причальные концы, и бросился к Меган. Она была так тонка, что он боялся сломать ее в своих объятиях. По ее щекам бежали слезы, и она дрожала, как новорожденный жеребенок.

– Как же я рада, Таул! – проговорила она, прислонясь головой к его плечу. – Как я рада, что ты вернулся.

Матросы закричали «ура». Таул поднял голову и увидел, что все двенадцать выстроились у борта с ухмылками на лицах. Он не сдержал смеха. Славные они все-таки ребята. Он помахал им, Меган последовала его примеру, и они точно обезумели: вопили во всю глотку, посылали ей воздушные поцелуи и спрашивали, нет ли у нее подружек.

Таул, качая головой и улыбаясь до ушей, протянул руку Хвату. Мальчик пролез под рукой и прижался к его груди.

– И хорош же ты, Таул, должен тебе сказать.

Таул снова рассмеялся, обняв мальчугана.

– А ты, должен тебе сказать, мог бы и промолчать.

Джек простился с командой, обменялся несколькими словами с капитаном и тоже сошел вниз с каким-то странным выражением на лице.

– Джек! – Хват отцепился от Таула и бросился к нему. Джек обнял друга. Таул, обхватив Меган рукой за плечи, ждал дальнейших реплик. Долго ждать ему не пришлось.

– Борковы коленки, Джек! Что такое с тобой стряслось? На Таула смотреть страшно, а на тебя и подавно. Ты правда поседел, или это краска?

Джек поднял руку к волосам.

– Поседел?

– Да так, чуть-чуть, на висках только.

Джек поглядел на Хвата и засмеялся.

– Ну, если Ларн наградил меня только парой седых волос, то я еще легко отделался.

Таул вздохнул с облегчением и стал знакомить Джека с Меган. Хотел бы он знать, что пришлось пережить ей. Он уже разглядел темные круги у нее под глазами и ввалившиеся щеки.

– Рада познакомиться с тобой, Джек, – сказала она.

Голос у нее стал тоньше, чем помнилось Таулу.

Джек с поклоном взял ее руку. Таул улыбнулся, довольный, что тот обходится с Меган как с благородной дамой.

– Я поговорил с капитаном, – возник откуда-то Хват. – Сказал, что чуть позже мы вернемся и заплатим ему.

– Так ты при деньгах? – спросил Джек.

– А ты как думал? – вознегодовал Хват. – Кто я, по-твоему, – младенец желторотый? Не вы одни занимались делом, я тоже сложа руки не сидел. Встречался с важными людьми, спасал узниц, наживал деньги – трудился без устали, одним словом.

Таул, догадываясь, что обидел Хвата, бросив его в Рорне, сказал:

– Потому-то мы и оставили тебя тут, Хват. Мы ведь знали, что можем на тебя положиться.

– Как же, положиться! Бросили как собачонку – ни тебе до свидания, ни спасибо. Вам повезло, что я сегодня здесь. Вы меня смертельно оскорбили, и я же еще должен платить по счетам!

Таул схватил мальчика за руку и повел прочь по набережной.

– Пойдем-ка лучше в «Розу и корону», поедим горячего, и ты расскажешь, что поделывал тут без нас.

– За обед, полагаю, тоже я буду платить, – фыркнул Хват.

* * *

– Ваше преосвященство, только что поступили вести с севера. Высокоградская армия была разбита шесть дней назад на Равнине к югу от Брена.

Тавалиск отложил спаржу, которую уже поднес было ко рту.

– Как это могло случиться? Одна бренская армия не могла разбить Высокий Град.

– Королевское войско на прошлой неделе перешло через горы, ваше преосвященство, и прибыло к Брену перед самым началом зимних бурь.

– Вот чего дожидался Кайлок все это время. Зимних бурь. – Тавалиск слизнул масло с пальцев. Худшей новости Гамил еще ни разу не приносил ему. Северная империя перестала быть угрозой – она воплотилась в жизнь. Баралис и Кайлок подчинили-таки себе весь Север. – Там, должно быть, была настоящая бойня?

– Да, ваше преосвященство. Высокий Град, как сообщают, окружили с трех сторон. Они пытались отступить на восток, но им не удалось. Бренские черношлемники перебили всех. Пленных не брали.

– Что слышно о Мейборе и Безике?

– Лорд Безик пал в бою вместе со своими людьми. Судьба лорда Мейбора неизвестна. По слухам, он увел треть армии в горы, но, насколько я могу судить, большинство из них погибло. Они последними покинули поле битвы.

– Да, вряд ли он уцелел. – Тавалиск был в глубоком расстройстве, но Гамилу этого не показывал. После прискорбного случая с юным карманником на прошлой неделе он все меньше и меньше доверял своему секретарю. Тот, очевидно, замешан в какие-то сомнительные дела, иначе не стал бы исполнять просьбы уличного мальчишки. Кроме того, есть вероятность, что Гамилу известно о тайной сокровищнице.

Тавалиск взял спаржу с блюда и согнул так, что она сломалась. Как только тот мерзкий мальчишка уберется из Рорна, он велит перенести сокровища в другое место. Быть может, даже разделит их – часть оставит в городе, а часть увезет. Судя по тому, как идут дела на Севере, никакие предосторожности не могут быть излишними, когда речь идет об имуществе – а уж о золоте и драгоценностях особенно.

– Как приняли Камле и Несс известие о поражении Высокого Града?

– Плохо, ваше преосвященство. От Брена до Несса всего три недели пути. Не надо быть мудрецом, чтобы знать, куда теперь обратится взор Кайлока.

Тавалиск взмахнул палочкой спаржи.

– А ведь ты, пожалуй, прав. Кайлок, должно быть, надеется, что зимние бури запрут Аннис за горами на всю зиму. И он не станет сидеть сложа руки. Нет никого беспокойнее недавно коронованного короля.

– Его позиция очень сильна, ваше преосвященство.

– Гамил, если бы я нуждался в подтверждении того, что и так ясно, я позвал бы к себе медника. Он лучше всех видит то, что у него под носом. – Архиепископ откусил верхушку спаржи. Корешки он никогда не ел – он отдавал их бедным.

– Однако весной ему придется трудновато, ваше преосвященство. Нужно будет перейти через горы, покорить Высокий Град, завоевать Аннис и удержать Халькус в повиновении.

– К весне он станет сильнее, Гамил. Сейчас в Брене обучена только половина войска – остальная состоит из наемников, крестьян и новобранцев. Если у короля есть хоть капля разума, он всю зиму будет усердно натаскивать их, готовя к весне.

– А как же поход на Несс, ваше преосвященство?

– На Несс пойдут черношлемники и королевские войска. Вряд ли этот город окажет сильное сопротивление.

– Но разве Юг ему не поможет?

Тавалиск разглядывал спаржу – зеленую, лоснящуюся от масла, источающую аромат, сходный с запахом пота. Этот овощ с головкой как у копья прекрасно подходил для стратегических размышлений.

– Вслух мы заявим, что Юг не намерен помогать Нессу.

– А негласно, ваше преосвященство?

– Надо, чтобы Брен поверил, будто мы умываем руки, – тогда они, возможно, пошлют меньше войск и будут менее бдительны. И лишь когда они вплотную займутся этим овечьим городишком, Юг проявит себя. Мы тайно вооружим Камле, ничего не предпринимая до самого последнего мгновения, – и тогда захватим молодого Кайлока врасплох.

– Как вы мудры, ваше преосвященство!

Тавалиск просиял. Что ж, ведь он как-никак избранник. Марод знал, что делает, когда выбирал его.

– Есть еще новости, Гамил?

– «Чудаки-рыбаки» замечены утром в восточном заливе. Сейчас они, должно быть, уже причалили.

– Гм-м. Пусть рыцарь и его друзья отправляются с миром. Мне сейчас некогда допрашивать всякую шушеру.

– Ваше преосвященство совершенно правы, – в тот же миг с поклоном ответил Гамил. – Сосредоточимся на более важных делах.

Вот как он теперь запел. Что же такого знает о нем мальчишка?

– Ну вот пока и все, Гамил. Еще одна небольшая услуга – и можешь идти. – Тавалиск счел, что теперь самое время поставить секретаря на место.

– Какая услуга, ваше преосвященство?

– Составь мне список всех источников, поставляющих тебе сведения.

– Всех?

– Да. От богатейшего купца до последнего кухонного мужика.

– Но это займет у меня весь день, ваше преосвященство, – заволновался Гамил.

– Ничего, я подожду, – с притворным зевком заверил Тавалиск.

* * *

– Значит, старший секретарь архиепископа служил Ларну?

– Да, Таул. Старик сказал верно.

– Как зовут этого человека?

– Гамил.

Таул откинулся на спинку стула. Они сидели за маленьким круглым столом в «Розе и короне». Остатки жареной свинины стыли на тарелках, и Хват только что прикончил последний кусок пирога. В таверне было тепло и тихо. Хозяин подложил дров в огонь, а служанка подлила всем эля.

Гамил. Это самое имя много месяцев назад ему назвали на Ларне. Таул доставил этому человеку письмо с острова и ясно помнил его лицо, помнил его испуг при виде такого посланца. Самовлюбленный трус – как раз под пару своему архиепископу. Таул потер ноющий лоб.

– Мир тесен.

Джек поднял глаза. Он еще ни слова не проронил, слушая рассказы Хвата и Меган.

– Почему тесен?

Рыцарь пожал плечами:

– Все связано: Ларн, Рорн и Брен. Даже ты и Мелли – ведь вы оба из Королевств.

– Ларн, Рорн, Брен и Королевства, – повторил Джек.

Он вел себя как-то странно с тех пор, как сошел с корабля, – держался в стороне, рассеянный и погруженный в себя. Таулу очень хотелось бы знать, что происходит у него в голове.

– Не пойти ли тебе отдохнуть? – сказал рыцарь. – Хват снял нам три комнаты на ночь. – С этими словами Таул метнул быстрый взгляд на Хвата.

Мальчуган тут же встал и потянул Джека за руку.

– Пошли, Джек. Я провожу тебя наверх. Можешь занять комнату с кроватью – я заплатил за нее два лишних золотых.

Джек позволил себя увести, и Таул посмотрел ему вслед.

– Твой друг беспокоит тебя? – Меган придвинула свой стул поближе к нему.

– Да. Мы все прошли через тяжкие испытания. – Таул взял руку Меган и поцеловал. – А больше всех пострадала ты.

Ее лучистая улыбка ранила ему сердце. Она приложила палец к его губам.

– Не вини себя, Таул. Не в твоих силах уберечь всех, кто тебе дорог. Да и никому это не под силу.

– Меган, я... – покачал головой он.

– Ты слишком отзывчив, Таул. Ты всегда жил для других и никогда – для себя.

– Знай я, что ты в беде, я сразу бы приехал.

Меган с нежной улыбкой провела пальцем по его щеке.

– Думаешь, я этого не знаю?

Она была так красива – еще красивее, чем раньше. Пышные локоны, которых она лишилась, ничего не значили по сравнению с сиянием ее глаз. Таул склонился к ней и поцеловал ее в губы.

– Я так тебе благодарен.

– Не за что меня благодарить. Ты так долго был суров к себе, что и от других ждешь того же. Когда я говорю тебе, что ты неповинен в моем заключении, то это не любезность, а правда. В темницу меня бросил архиепископ, а не ты.

– Но ведь...

– Таул, ты думал обо мне. Если бы ты знал, то пришел бы за мной. – Глубокие зеленые глаза Меган смотрели прямо. – И мне этого довольно.

Да, ей и вправду довольно. Она не лгала, чтобы пощадить его чувства, – она говорила правду. На сердце у Таула немного просветлело. Быть может, она и права. Быть может, порой достаточно просто думать о ком-то.

Меган теперь улыбалась как хитрая лисичка.

– А сейчас расскажи-ка мне о женщине, которую любишь.

Таул даже не старался скрыть свое удивление, однако выпил большой глоток эля, чтобы собраться с мыслями.

– Как ты догадалась?

– По твоему поцелую. В нем больше нежности, чем страсти.

Ну что за женщина! И откуда она все это знает?

– Какой у тебя негодующий вид! – засмеялась Меган. – Я не хотела тебя обидеть.

Это правда. Она сказала это лишь для того, чтобы освободить его от всех обязательств и дать понять, что он волен уйти.

– Ты замечательная женщина.

– Я рада, что ты нашел свою любовь.

Таул взял ее руки в свои.

– Разве не ты сказала мне, что только любовь, а не достижение цели избавит меня от моих демонов?

Меган положила голову ему на плечо.

– Перед тобой еще долгий путь.

* * *

Джек лежал в постели, но не спал. Голова его готова была лопнуть от обилия ощущений. Он чувствовал, как грубая шерсть одеяла царапает руки и капля пота стекает по щеке. Видел, как дрожит и клубится воздух перед огнем и как потолок прогибается под чьими-то тяжелыми шагами. Слышал, как ночные бабочки бьются о ставню, как жучки точат дерево, как храпит кто-то за стеной и как прибой набегает на берег.

И голоса. Ему слышались голоса.

Прощальные слова Файлера: «Никогда еще не видывал, чтобы капитан нянчился с кем-то так, как с тобой. Можно подумать, ты ему сын родной».

Прощальные слова Квейна: «Джек, как будешь опять в Рорне, непременно повидайся со мной. Нам с тобой есть о чем потолковать».

Таул в таверне: «Мир тесен. Все связано».

Сотни голосов жужжали в его мозгу словно мухи вокруг тухлого мяса. Почему они не оставляют его в покое?

Джек ворочался в мокрых от пота простынях. Кто-то шел по улице, и шаги звучали в такт с его сердцем. Джек напрягал слух, словно часовой на посту. В очаге трещали поленья, бабочки шуршали крыльями, сосед храпел за стеной, море набегало на берег – и все это в такт с Ларном.

Джек не мог этого вынести. Ему казалось, что он сходит с ума. Ларн давил на него со всех сторон.

«Ты сделал то, что хотела она, верно?»

Голоса зазвучали снова – громкие, деспотичные, терзающие душу.

Тихоня, сидящий у огня: «Однажды я слышал историю о девушке с Ларна. Ее мать прислуживала тамошним жрецам».

Фальк: «Мне кажется, твоя мать скрывала свое прошлое лишь для того, чтобы уберечь тебя».

Квейн перед бурей: «Она плыла в челноке без паруса и весел».

Джек зажал уши руками, но голоса не унимались.

Снова Тихоня: «Ее спасла мать – калека, не владевшая правой стороной лица и правой рукой. Она посадила дочь в утлую лодку и пустила в предательские воды, окружающие остров».

Мастер Фраллит: «Она была шлюхой, да еще и приблудой к тому же».

Его мать на стене замка: «Пригнись, Джек, вдруг тебя заметят».

Джек задыхался под натиском всех этих голосов. Слова давили его, проникая в самую душу, не давали ему покоя. Пот капал с носа в рот, соленый, как море.

Тихоня: «Она дала страшную клятву когда-нибудь уничтожить Ларн».

Квейн: «Она спасалась бегством».

Фальк: «Возможно, она боялась не столько за себя, сколько за тебя».

– ЗАМОЛЧИТЕ!

Джек сел. В ушах у него звенело, сердце билось как бешеное. Одеяла казались путами, привязывающими его к постели. Он сбросил их, порываясь прочь отсюда.

Прохладные доски пола показались ему блаженством. Он быстро оделся и поплескал водой на лицо. По лестнице он сбежал, перепрыгивая через три ступеньки, – если бы дверь не открылась, он выломал бы ее. Он оттолкнул всех, кто пытался его остановить, – их голоса ничем не отличались от тех, что звучали у него в голове.

В конце концов он выбрался на улицу, дохнул полной грудью и попытался побороть овладевшее им безумие. Голоса превратились в шепот, в неразборчивый гул, а после утихли совсем. Джек чувствовал себя опустошенным, и ноги сами несли его по городу.

Уличные девки приставали к нему, пьянчуги задирали его, старухи спешили перебежать на другую сторону. Звезды на небе мерцали в такт с Ларном. Джек ускорил шаг. Но как бы быстро он ни шел, Ларн у него внутри. Как бы он ни старался, ничто уже не будет прежним.

Он шел вниз, к морю. Пол-лиги до порта, потом по берегу вдоль восточной гавани, потом между рядами рыбачьих лодок, потом по сходням на борт «Чудаков-рыбаков». Джек сам не знал куда идет, но, увидев корабль, понял, что пришел куда надо.

– Кто там? Убирайся прочь от судна, коли жизнь дорога.

– Карвер, это я, Джек. Я пришел к капитану.

– Тебе повезло. Он еще тут. Сидит в каюте и пишет в журнал о нашем плавании. Только смотри не уговаривай его снова плыть куда-то. Если ты за этим пришел, я лучше сразу скину тебя за борт. В жизни больше не пойду на Ларн – и готов убить чтобы сдержать свое слово.

– Не бойся, Карвер. Ларн теперь стал одним из множества голых островов, рассеянных в море. – Джек сам не поверил своим словам, да и как он мог? Ларн теперь переселился в его сердце и его душу.

– Ну смотри же, я на тебя полагаюсь.

– Можешь не сомневаться, Карвер.

Джек спустился вниз. Дерево издавало острый запах замкнутого пространства. Низкие потолки ограничивали ночь. Дверь капитанской каюты была закрыта.

Джек толкнул ее, не постучавшись.

Капитан сидел у стола и записывал что-то в толстую книгу.

– Входи, – сказал он, не поднимая глаз. – Садись. Я тебе уже налил.

Джек вошел. Здесь было тепло, но как раз в меру, и светло, но не так, чтобы резало глаза. На столе стояло два стакана: один полный до краев, другой – наполовину. Квейн повернулся к Джеку лицом.

– Я так и знал, что ты сейчас придешь.

– Знали? – Джек сел.

– Да, было у меня такое чувство.

– А если бы я не пришел?

– Тогда я выпил бы твой ром сам. Отчего же не приготовиться к приему, коли я так и так внакладе не останусь.

Джек взял стакан, гладкий и тяжелый.

– Что сталось с той ларнской девушкой потом?

Капитан ответил сразу, точно всю ночь только и ждал этого вопроса:

– Когда «Благодатный бриз» причалил в гавани, я отвел ее к себе домой. Она еще не оправилась, и мы с матушкой несколько недель выхаживали ее. Никогда не видел человека, полного такой решимости выздороветь. Она, можно сказать, вернула себе здоровье одной лишь силой воли. А как стала на ноги – в тот же день ушла из города. Не было никакой возможности ее удержать. Она боялась Ларна, боялась, что жрецы выследят ее и убьют. Сердце у меня разрывалось, но я отдал ей все мои сбережения и отпустил ее.

Джеку казалось, что ночь кружится вокруг них и только они с Квейном неподвижны.

– Куда она пошла?

– Она не сказала – не хотела подвергать меня опасности, – шепотом сказал Квейн. – Но мне думается, она отправилась на север.

– Какая она была?

– Темноволосая, с голубыми глазами, хрупкая, и лицо сердечком. Красавица, одним словом.

Все кружилось, и воздух свистел в ушах.

– Как ее звали?

– Анеска.

Все остановилось как вкопанное.

Квейн поднес стакан ко рту, выпил и посмотрел Джеку в глаза.

– Уходя из Рорна, она сказала, что возьмет себе другое имя – такое, которое есть в каждом городе Обитаемых Земель. Я посоветовал ей назваться Люси, но не знаю, приняла она мое предложение или нет.

Джек не дышал, слушая капитана, и лишь теперь со свистом втянул в себя воздух. Сам того не заметив, он вскочил со стула – он должен был потрогать капитана, чтобы убедиться, что Квейн настоящий и действительно произнес эти слова. Квейн был теплый, и пахло от него ромом – самый что ни на есть настоящий морской волк. Джек знал, что капитан сказал правду.

Джек ощутил стеснение в груди. Какие-то новые чувства распирали его сердце, терзая его острой, но сладкой болью. Он испытывал и облегчение, и удивление, и волнение, и радость, но сильнее всех была печаль. «Как она, должно быть, страдала! – думал он. – И как хорошо скрывала и свое прошлое, и свой страх!»

А еще Джек чувствовал благодарность. Благодарность за то, что узнал наконец правду. Опустившись на колени перед капитаном, он сказал:

– Она послушалась вашего совета. И назвалась Люси.

Рука капитана легла ему на плечо.

– Да. Ты ее сын. Я понял это сразу, как увидел тебя. – И капитан добавил с тоской: – Она была храбрая девушка.

Джек приник к нему. Наконец-то он получил ответ. Он узнал, почему мать изменила имя, почему каждый день всходила на стену замка и смотрела на приезжих и почему ничего не говорила о себе. Страх правил жизнью его матери – и причиной этого страха был Ларн.

Да, она жила в страхе, но надеялась отомстить. И ее клятва оказалась столь сильна, что пережила ее. Быть может, клятва ее и сгубила – но теперь все сбылось: Ларна больше нет, и мать может спокойно почивать в могиле.

– Почему вы не рассказали мне этого раньше? – спросил Джек. – Я мог бы и не прийти к вам.

– Джек, море убаюкивает человека, словно младенца в колыбели. Когда твои глаза не видят берега, а под ногами нет земли, ты думаешь только об одном – о своем плавании. Надо вернуться на сушу, чтобы увидеть все в настоящем свете. Я полагал, что и с тобой дело обстоит так же, – стоит тебе провести пару часов на суше, и ты поймешь.

– Но есть еще вещи, которых я не понимаю.

– Я рассказал тебе все, что знал. – Квейн потрепал Джека по плечу. – Налей-ка нам еще, и выпьем за твою мать. А вопросы без ответов могут подождать и до завтра.

Джек встал, наполнил стаканы до краев и подал один капитану. Квейн прав: эту ночь нужно отпраздновать.

И они пили до самого рассвета, и рассказывали друг другу разные истории, и смеялись, и плакали.