Текст книги "Великолепие чести"

– Ты еще смеешь дразнить меня?

– Я не дразню тебя, – возразила Мадлен. – Просто ты только что преподнес мне драгоценный подарок. Я польщена и рада.

Но барон хотел большего.

– Ты единственный мужчина, который сказал мне о своей любви, – прошептала Мадлен, добавив: – Как же мне не любить тебя в ответ на это.

– Стало быть, мне повезло, и Джилард не успел первым сказать тебе о своей любви? – выдохнул Векстон.

– Нет, он объяснился, – заулыбалась Мадлен, заметив удивление на лице мужа. – Но я не придала его словам серьезного значения: они были какими-то ненастоящими. Твоего брата просто обуяла минутная страсть. С тобой совсем другое дело. Ох, Дункан, я так давно люблю тебя. Как глупо с моей стороны, что я не понимала этого раньше. Но, признаться, сама я осознала, что люблю тебя, лишь этим вечером, когда мы сидели у огня с твоими родными и Джеральдом. Ты… ты ценишь меня, Дункан. Сердцем я понимаю, что много значу для тебя.

– Но тебя всегда все ценили. Всегда.

Глаза Мадлен наполнились слезами.

– Да, но твоя любовь ко мне – настоящее чудо. Ведь ты взял меня в плен, чтобы отомстить Луддону за Аделу, не так ли?

– М-м-да, – признался барон.

– И по этой же причине ты женился на мне, – промолвила Мадлен. – Ты любил меня тогда?

– Я думал, что это только страсть, – объяснил Векстон. – Мне очень хотелось уложить тебя в постель, – ухмыльнулся он.

– Месть и страсть, – заключила Мадлен. – Просто чудесно.

– Ты забыла о сострадании, – заметил Дункан.

– О сострадании? – переспросила жена. – То есть ты хочешь сказать, что жалел меня? – В голосе Мадлен чувствовалось раздражение. – Господи, значит, ты не любишь меня, а только жалеешь?!

– Радость моя, ты просто перечислила причины, благодаря которым и родилась любовь, а я согласился с тобой.

– Но если твоя любовь рождена местью, состраданием и страстью… – не унималась она.

– Мадле-ен, – укоризненно протянул барон, пытаясь несколько успокоить ее, – вспомни-ка, что я сказал тебе перед отъездом из замка Луддона.

– Ты сказал: «Око за око».

– Нет, ты спросила меня, принадлежишь ли ты Луддону, – возразил Векстон. – И помнишь, что я ответил тебе?

– Мне тогда показалось, что я не поняла тебя, – промолвила Мадлен. – Ты заявил, что я принадлежу тебе.

– Я сказал правду, – произнес барон, зажимая рот жены горячим поцелуем.

– Но я по-прежнему не понимаю, что ты имел в виду, – выпалила Мадлен, едва поцелуй прервался.

– Я тоже, – признался барон. – Мне казалось, что я смогу просто держать тебя в своем замке. Я и не собирался жениться на тебе до самого последнего времени. Но думаю, твою судьбу еще раньше решила твоя доброта.

– Ты так думаешь? – прошептала Мадлен, глаза которой опять подозрительно заблестели.

– Все было предрешено с того мгновения, когда ты согрела мне ноги, вот только я не сразу понял это.

– Ты как-то сказал, что я глуповата, – улыбаясь своим воспоминаниям, проговорила Мадлен.

– Никогда я этого не говорил! – притворяясь, что сердится, вскричал он. – Это был кто-то другой, и я немедленно пошлю вызов обидчику.

– Да нет, барон, это были вы, – расхохоталась Мадлен. – Впрочем, я почти простила вас. К тому же я тоже говорила о вас немало неприятного.

– Ты?! – удивился Векстон. – Ни разу не слышал. Когда же это было?

– Как только ты отворачивался, конечно.

У нее был такой невинный вид, что Дункан улыбнулся.

– Твоя любовь к правде до добра не доведет, но я всегда буду рядом и сумею защитить тебя. Я никого теперь не боюсь, и мне больше не страшно – ведь ты любишь меня.

– Знаю, – произнес Дункан, – Но я хочу еще раз услышать от тебя, что ты любишь меня, – потребовал он.

– Ну конечно же, я всем сердцем люблю тебя, мой супруг. И буду любить вечно.

Векстон заурчал от удовольствия, обнял Мадлен, и их увлек за собой бурный поток страсти…

– Дункан!

– Да, любимая?

– А когда ты окончательно понял, что любишь меня?

– Давай спать, Мадлен. Скоро рассвет.

Но ей не спалось и вообще не хотелось, чтобы эта божественная ночь прошла.

– Нет, прошу тебя, скажи мне точно, когда это было.

Дункан вздохнул и буркнул:

– Сегодня.

– Ха-ха!

– Что «ха-ха»? – разозлился барон.

– Вот теперь все обретает свой смысл, – объяснила Мадлен.

– Все, кроме тебя, – возразил барон.

– Сегодня ты был совсем не такой, как всегда. Сказать по правде, я уже начала беспокоиться. А когда именно сегодня?

– Что «когда именно»?

– Когда ты точно понял, что любишь меня? – Мадлен явно не собиралась отставать от мужа.

– Когда испугался, что Силен убьет тебя.

– Силен?! Ты испугался, что Силен причинит мне вред?

В голосе Мадлен звучало неподдельное изумление. Дункан улыбнулся – конечно, ей не понять, какой страх он пережил.

– И когда Силен неподвижно остановился перед тобой, я понял, что ты испортила моего скакуна. Я говорил уже тебе об этом внизу, когда ты заснула у меня на коленях.

– Никого я не портила, – возразила Мадлен. – Я просто была добра с ним. Уверена, что это не принесло вреда.

– Если что кому и принесет вред, так это твоя болтовня. Дай же мне наконец заснуть, – зевнул Векстон. – А Силена забирай себе.

– Силена?! Ты отдаешь мне Силена?! – по-детски восторженно вскричала Мадлен.

– Этот конь предан тебе. Ты умудрилась превратить огромного свирепого скакуна в послушную лошадку. Но ты не будешь ездить на нем верхом, пока я сам не обучу тебя верховой езде. Поняла? Обещай мне это.

– А почему ты думаешь, что меня еще ничему не научили? – вызывающе спросила Мадлен, хоть и понимала, что барон знает о ее неумении ездить верхом.

– Нет, ты обещай, – настаивал Векстон.

– Ну хорошо, обещаю, – промолвила Мадлен, но тут же с сомнением спросила: – Но ты не передумаешь к утру, а?

– Нет, конечно, – ответил барон. – Отныне Силен твой.

– Я говорю не о Силене.

– А о чем же?

– Боюсь, как бы ты не передумал, что любишь меня.

– Никогда.

В доказательство своего слова Векстон еще раз поцеловал Мадлен и улегся на спину, твердо решив уснуть.

– А ты почему-то и не вспомнил сегодня о своем озере, – промурлыкала жена. – Почему? Это очень на тебя не похоже.

– Потому что сегодня чертовски холодно.

Это был разумный ответ, вот только странно, что и в прежние дни было очень холодно. Мадлен улыбнулась. Как она любила своего мужа!

– Дункан! А тебе понравилось любить меня там, перед камином? Знаешь, когда ты поцеловал меня… туда… – В ее голосе прозвучала робость, смешанная с любопытством.

– Да, Мадлен. Ты сладкая, как мед. – При одном воспоминании об этих ласках Векстон вновь почувствовал возбуждение. Желание постоянно обладать женой удивляло его.

Рука Мадлен медленно проскользнула вниз по его груди и животу.

– Интересно, а мне понравится… испробовать тебя? – хрипло прошептала она.

Не успел Дункан вымолвить и слова, как Мадлен наклонилась к нему и поцеловала в пупок. Затем опустилась еще ниже.

У Векстона перехватило дыхание, когда она принялась ласкать его плоть.

– Какой ты горячий, Дункан, какой возбужденный, – шептала Мадлен. – Погрей меня своим огнем…

Барон забыл о сне. Закрыв от наслаждения глаза, он подумал о том, что стал самым богатым человеком в мире. Богатым любовью собственной жены.

А потом всякие мысли оставили его…

Глава 18

Объявляю, что сильный всегда прав. Правосудие на стороне сильного.

Платон, «Республика»

Казалось, зима навечно сковала землю морозами. То и дело сыпал колючий снег, подгоняемый злым ветром, о чем-то грустно шептались заиндевевшие деревья. Но вдруг в одночасье все переменилось – свежий ветер принес с собой весть о грядущей весне, несущей обновление. Зима, скаля зубы, отступила.

Деревья первыми откликнулись на перемены. Ветви больше не стонали печально на ветру, а радостно гнулись под дуновением легкого бриза. Набухали почки. Разнесенные по земле семена дали всходы, и вскоре все вокруг пестрело буйным весенним многоцветьем.

Для Мадлен наступило блаженное время. Она получала огромное удовольствие от любви к мужу, но по-прежнему считала чудом его любовь к себе. Первые недели после их окончательного объяснения она чувствовала себя тревожно, опасаясь, что Дункан вот-вот заявит, что Мадлен надоела ему. Она старалась потакать всем его прихотям. Впрочем, несмотря на ее усилия, неизбежный скандал все же разразился. Все случилось, как это обычно и бывает, из-за какого-то пустяка.

По правде говоря, Мадлен уже и не помнила, что послужило причиной ссоры. Кажется, Дункан накричал на нее. Она тут же спряталась за своей обычной маской сдержанности, но ее терпения хватило ненадолго. Она горько разрыдалась, заявила мужу, что тот разлюбил ее, и убежала к себе в башню.

Дункан бросился вслед за женой. Он все еще злился, но теперь его уже раздражала и привычка жены делать скоропалительные выводы. Когда Мадлен услышала от мужа о том, что он по-прежнему любит ее, она немного успокоилась, но сердиться не перестала.

Она получила тем вечером хороший урок, поняв, что в этом доме без криков не обойдешься. Обретенное ею положение позволяло делать это. Сдерживаться здесь не стоило – так вели себя все Векстоны. Хотелось ей смеяться – она от души веселилась. А если Мадлен приходило в голову немного поскандалить – как сейчас, например, – она позволяла себе это, хотя все же старалась держаться как истинная леди.

Больше того, Мадлен постепенно перенимала у мужа и некоторые черты его характера.

Оказалось, что жить по раз и навсегда по установленному порядку куда спокойнее, и она стала панически бояться всяких перемен. Когда Джилард и Эдмонд отправились к своим сюзеренам исполнять сорокадневную воинскую повинность, Мадлен так громко возмущалась, что это было слышно чуть ли ни по всей округе.

Дункан заметил жене, что она не права, даже напомнил ей, что она сама советовала ему дать своим братьям больше свободы. Однако Мадлен не хотела выслушивать его увещеваний. Она превратилась в настоящую наседку и не желала, чтобы кто-то из ее шумного семейства покидал пределы замка.

Барон понимал жену лучше, чем она сама. Все Векстоны стали членами ее семьи. Мадлен долгие годы провела в одиночестве и теперь получала огромное удовольствие от окружения доброжелательных, любящих ее людей.

Мадлен всегда всех мирила и защищала, хотя и продолжала удивляться, когда кто-то пытался защитить ее.

По сути дела, эта женщина все еще не знала себе настоящей цены, по-прежнему считала любовь Дункана к себе чудом. Вообще-то Дункан был не из тех, кто распространяется о своих чувствах, но он быстро понял, что жене как воздух необходимы частые заверения в любви. Слишком много пришлось ей пережить в прошлом, и должно было пройти немало времени, прежде чем она почувствует себя вполне уверенно.

Начало их семейной жизни можно было бы назвать полной идиллией, если бы не Адела, которая, судя по всему, решила довести всех до безумия. Дункан изо всех сил старался держаться с сестрой ровно, но она вела себя поистине вызывающе.

И тогда Векстон совершил большую ошибку, сказав жене, что думает о поведении Аделы и о том, что порой ему хочется заткнуть той рот кляпом. Мадлен разъярилась и немедленно принялась защищать подругу. Она уговаривала мужа быть добрее и благожелательно относиться к родной сестре.

Мадлен даже заявила, что Дункан вообще не знает, что такое – сочувствовать. Но дело обстояло как раз наоборот. Векстон все это время сочувствовал, вот только не Аделе, а Джеральду. Его друг был терпелив, как Иов, и крепок, как закаленная сталь.

Адела же, казалось, прикладывала все усилия к тому, чтобы разочаровать своего поклонника. Она дразнила его, кричала, плакала. Но Джеральд твердо решил завоевать сердце своей избранницы. По этому поводу Дункан заключил про себя, что Джеральд или упрям как осел, или глуп как бык. Не исключалось, впрочем, что барон обладал обоими недостатками.

И все же Дункан невольно восторгался Джеральдом. Подобная решимость заслуживала награды, даже если награда эта превратилась в злобно визжащую кошку.

По правде говоря, Векстон предпочел бы вообще не заниматься делами сестры, но Мадлен не давала ему покоя. Она то и дело вмешивала его в семейные неурядицы, напоминая, что его обязанность – вершить в доме мир.

Мадлен напоминала мужу нарочито безразличным тоном, что можно быть одновременно и хорошим господином, и внимательным братом, а вот о его старой привычке держаться особняком, холодно и замкнуто следует забыть. Дункану необходимо сохранить уважение и дружбу братьев. Векстон не спорил с ней, поскольку со дня их свадьбы он ни разу не сумел переспорить любимую женушку.

Однако на сей раз она была совершенно права, но барон не стал говорить об этом жене, не желая слышать что-нибудь вроде обычного: «Ну вот, я же говорила».

Векстон начал садиться вечерами за общий стол, но не только потому, что это нравилось Мадлен, а и по той причине, что его родным, да и ему самому это доставляло удовольствие. О чем только они не говорили за едой! Младший и средний Векстоны были достаточно умны, и вскоре Дункан стал внимательно прислушиваться к их дельным советам и предложениям.

Барьеры, которые барон издавна воздвиг между собой и своей семьей, постепенно рушились – ко всеобщему, надо признать, удовольствию.

Его собственный отец, как понял сейчас Дункан, относился ко всем окружающим весьма сухо и сдержанно, вероятно, чтобы не терять собственного достоинства и сохранять уважение к себе детей. Впрочем, барон решил не ломать голову над тем, почему отец поступал именно так, он лишь задумал отныне вести себя совсем иначе.

За это решение следовало благодарить его жену. Это Мадлен внушила барону, что страх и уважение не могут идти рука об руку. Вот любовь и уважение – другое дело. Смешно, что Мадлен была благодарна мужу за то, что он ввел ее в свою семью, хотя благодарить ее следовало Дункану. Это она дала ему возможность занять подобающее место в собственном доме. Она научила его, что такое быть братом Джиларду, Эдмонду и Аделе. Она создала настоящую семью.

Дункан продолжал регулярно заниматься со своими воинами, но теперь каждый день выделял по часу для обучения Мадлен верховой езде. Та все схватывала на лету, и вскоре Дункан уже позволил ей выезжать на Силене за пределы крепости. Правда, осторожности ради он следовал за ней. И разумеется, ворчал на ее постоянную привычку оставлять еду для диких зверей.

Как-то раз жена попросила Дункана объяснить, почему гора с одной стороны была совсем голой, а с другой – поросла густым лесом и кустарниками.

Дункан сказал, что деревья были специально выкорчеваны на том склоне, который был виден из замка. Часовой не мог разглядеть, что происходит за горным кряжем, поэтому на другой стороне деревья не тронули. Ведь любому, кто задумает пробраться в крепость, придется сначала подняться на самую вершину горы, откуда он будет виден часовому, и тот узнает в нем друга или врага. Если к замку будет пробираться неприятель, стрелки Дункана сразу же наметят себе цели – ведь спрятаться на голом склоне негде.

Мадлен была поражена тем, что ее мужа никогда не оставляют мысли об обороне крепости. Дункан ответил на это, что долг лорда Векстона – заботиться о безопасности своих близких, вассалов и воинов.

Мадлен задумалась. Барон знал, что его жену беспокоит их будущее. Она по-прежнему не любила вспоминать о своем брате, и все старались избегать в разговорах этой темы.

Весной Дункану пришлось уехать по неотложным делам на целый месяц, а когда он вернулся, жена рыдала от счастья. Они провели бурную ночь, ни на мгновение не сомкнув глаз, и не выбрались бы из постели и наутро, если бы не домашние обязанности.

Мадлен очень огорчалась, когда Дункан уезжал. Впрочем, и сам барон Векстон сейчас тоже с неохотой покидал замок и с нетерпением ожидал того мгновения, когда вновь сумеет обнять жену…

Украсив землю цветами и согрев ее солнечным светом, весна уступила место лету.

Продвигаться стало легче. Дункан прекрасно понимал, что вскоре не замедлит появиться гонец, извещающий его о необходимости явиться к королю. Не делясь своими опасениями с Мадлен, барон постепенно собирал войско.

В конце июня в замок вернулся барон Джеральд, решивший еще раз попытаться уговорить Аделу стать его женой. Дункан встретил его во дворе замка. У каждого из них были важные новости друг для друга. Дункан только что получил послание, скрепленное тяжелой королевской печатью. Он едва успел проглядеть его тайком от Мадлен и, занятый собственными мыслями, рассеянно поздоровался с Джеральдом.

Похоже, его гость был не в лучшем расположении духа. Кивнув Дункану, он бросил поводья стоявшему наготове Анселю и повернулся к барону.

– Я только что от Клэров, – шепотом проговорил Джеральд.

Векстон знаком подозвал Энтони.

– Нам надо о многом поговорить, и я бы хотел, чтобы Энтони слышал нашу беседу, – предложил он Джеральду.

Тот кивнул.

– Я только что сказал барону, что приехал от Клэров, – повторил гость. – Там находился и брат короля – Генри. Он много расспрашивал о тебе, Дункан.

Трое мужчин медленно побрели в зал.

– Полагаю, он хотел разузнать, как бы ты отнесся к нему, если он наденет на голову корону, – промолвил Джеральд.

– О чем он спрашивал? – поинтересовался Дункан.

– Разговор был весьма любопытным. Все делали вид, что знают нечто неизвестное мне… Кажется, я как-то странно выражаю свои мысли, не так ли?

– Нет, ты скажи мне прямо, стоит ли защищать Вильгельма? Думаешь, Генри способен бросить вызов?

– Мне кажется, нет, – задумчиво ответил Джеральд. – Знаешь, хоть тебя и не пригласили, все заданные мне там вопросы касались именно тебя.

– Они спрашивали, верен ли я королю?

– Вот в этом-то как раз никто не сомневался, – заявил Джеральд. – Но у тебя самое сильное и хорошо обученное войско во всей Англии. Если кто и может бросить вызов нашему правителю, так это ты!

– Неужто Генри верит, что я посмею посягнуть на жизнь своего господина? – изумленно проговорил барон.

– Нет, Дункан, всем известно, что ты человек чести. Вот только я так и не понял, зачем меня пригласили на это сборище. – Джеральд пожал плечами. – Генри восхищается тобой, хотя мне показалось, что его что-то тревожит. Одному Богу известно, что именно.

Троица медленно поднималась по лестнице, ведущей к главному залу. Мадлен украшала стол букетом полевых цветов. Вокруг нее на полу сидели три мальчугана и лакомились пирожками.

Услышав шаги, Мадлен подняла глаза. Увидев Джеральда, она радостно заулыбалась и приветливо кивнула.

– Обед будет готов через час. Джеральд, как я рада вновь видеть тебя! Адела тоже обрадуется. Поверь, я говорю правду. – Повернувшись к детям, она приказала: – Идите доедайте свое угощение в другом месте. А ты, Вилли, пожалуйста, позови леди Аделу. Скажи, что к ней прибыл гость. Не забудешь?

Вскочив на ноги, мальчики выбежали из зала. Только Вилли внезапно повернулся к Мадлен и обнял ее за ноги. Дункан заметил, как его жена, ухватившись одной рукой за стол, другой погладила ребенка по курчавой головке.

Векстона словно окатило теплой волной. Все дети просто обожали Мадлен, ходили за ней по пятам, куда бы она ни направлялась. Каждый ждал, чтобы она похвалила его или хотя бы просто заговорила с ним. Мадлен всех до одного знала по именам, а ведь их было человек пятнадцать и жили они почти все вне замка со своими родителями.

Когда мальчик отпустил Мадлен и побежал за остальными детьми, она увидела, что все ее платье было испачкано – Вилли измазал его своей мордашкой.

Мадлен вздохнула и крикнула вдогонку шалуну:

– Вилли, ты забыл попрощаться со своим лордом.

Мальчуган остановился, повернулся к Дункану и отвесил ему неуклюжий поклон. Дункан кивнул в ответ. Вилли улыбнулся и бросился прочь из зала.

– Чьи это дети? – поинтересовался Джеральд.

– Моих слуг, – пояснил барон. – Они хвостом ходят за моей женой.

Их беседу прервал громкий возглас. Дункан с Джеральдом тяжко вздохнули: судя по всему, Вилли сообщил Аделе о приезде жениха.

– Не хмурься так, Джеральд, – попросила Мадлен. – Адела места себе не находила, с тех пор как ты уехал. Она очень скучала по тебе. Ты согласен со мной, Энтони?

Дункан был готов поклясться, что Энтони не разделял точки зрения Мадлен. И точно: его вассал промолвил:

– Что ж, Мадлен, если ты такого мнения, я тоже не исключаю этой возможности.

Векстон расхохотался.

Джеральд усмехнулся:

– Хитрец ты, правда, Энтони?

– Да нет, просто не хочется огорчать хозяйку, – возразил молодой воин.

– Молю Бога, чтобы ты была права, Мадлен, – проговорил Джеральд, усаживаясь за стол напротив Дункана и Энтони. Мадлен протянула ему бокал вина, и тот сделал долгий, жадный глоток. – А Джилард и Эдмонд здесь?

Дункан отрицательно покачал головой. Он тоже принял из рук жены бокал, но не спешил отпустить ее. Прижавшись к нему, Мадлен улыбнулась мужу.

– Дункан, отец Лоренс наконец-то готов прочитать нам проповедь, – сообщила она. И, повернувшись к гостю, пояснила: – Священник обжег себе руки, после того как обвенчал нас. Бедняге пришлось долго лечиться. Ужасный случай; правда, он так и не объяснил толком, как это произошло.

– Если бы он позволил тогда Эдмонду осмотреть ожоги, ему бы не пришлось так долго страдать, – заметил Энтони. – Ну а теперь Эдмонда здесь и нет.

– Хотел бы я перекинуться парой словечек с этим отцом Лоренсом, – пробормотал барон.

– Ты не любишь его? – спросил Джеральд.

– Нет, не люблю.

Мадлен удивилась:

– Дункан, но он же близко к тебе не подходит. Как ты можешь любить или не любить его? Ты едва знаком с ним.

– Мадлен, священник не исполняет своих обязанностей. Он все время прячется в часовне. Что-то в нем мне не нравится, может, как раз его робость.

– Не думал, что ты так религиозен, – улыбнулся Джеральд.

– Этого у лорда и нет, – заметил Энтони.

– Дункан лишь хочет, чтобы священник исполнял те обязанности, ради которых его сюда пригласили, – пояснила Мадлен, подливая в бокал Энтони вина.

– Так или иначе, он раздражает меня, – заявил барон. – Я попросил, чтобы в замок прислали другого священника. Письмо писала Мадлен, – хвастливо добавил он.

Жена украдкой толкнула барона, едва не перевернув при этом бокал с вином. Дункану было отлично известно, что она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о ее умении читать и писать, но никак не мог понять, почему она стыдится своих редких достоинств.

– А сегодня утром мне привезли ответное послание из монастыря, – продолжал Дункан.

– И что же там сказано? – поинтересовалась Мадлен.

– Не знаю, – небрежно вымолвил барон. – У меня было много дел, и я не успел прочесть его. Это письмо может и подождать.

Беседа опять была прервана диким воплем. Видимо, это Адела готовилась выйти в зал.

– Мадлен, ради Бога, сходи к Аделе и попроси ее прекратить свои крики. Джеральд, я начинаю бояться твоих визитов, – заявил Дункан.

Мадлен поспешила сгладить его грубость:

– Джеральд, муж не хотел сказать ничего обидного для вас, – обратилась она к гостю. – Просто у него очень много дел, и поведение Аделы порой раздражает его.

– Нечего извиняться за меня, Мадлен. Лучше ступай к Аделе.

– Заодно приглашу к столу и отца Лоренса, – кивнула Мадлен. – Он, конечно, не придет, но я все же позову его. А если священник вдруг согласится, прошу вас быть вежливыми с ним и не орать друг на друга, хотя бы до конца обеда. А вот потом кричите вволю, если захочется.

Хотя Мадлен и говорила очень мягко, сомневаться не приходилось: она поставит на своем.

Дункан скривился в гримасе, жена улыбнулась ему.

Лишь только Мадлен вышла из зала, Джеральд прошептал:

– Король вернулся в Англию.

– Я готов отправиться к нему, – заявил Дункан.

– Я поеду с тобой, как только он призовет тебя ко двору, – предложил Джеральд.

Векстон покачал головой.

– Не думаешь же ты, что король сочтет ваш брак незаконным, Дункан? Просто тебе придется кое-что ему объяснить. К тому же у меня тоже есть причина по-свойски потолковать с Луддоном. Может, даже более веская, чем у тебя. Я собираюсь прикончить этого подонка.

– Половина Англии с радостью сделала бы то же самое, – вставил Энтони.

– Послание от короля уже прибыло, – проговорил Дункан так тихо, что собеседники не сразу услышали его.

– Когда же? – вскричал Джеральд.

– Как раз перед твоим приездом, – ответил барон.

– Когда отправимся? – поинтересовался Энтони.

– Король требует, чтобы я выехал в Лондон немедленно, – сказал Векстон. – Так что думаю – послезавтра. Энтони, на сей раз ты останешься в замке.

Тот ничем не показал своего разочарования, хотя не понимал, чем вызвано такое решение барона: ведь он всегда сопровождал Дункана ко двору.

– Ты возьмешь с собой Мадлен?

– Нет, здесь она будет в большей безопасности.

– От кого – от короля или от Луддона?

– От Луддона, разумеется. Король защитит ее.

– Ты веришь ему больше, чем я, – признался Джеральд.

Векстон взглянул на Энтони.

– Я оставляю на твое попечение самое мое дорогое сокровище, Энтони. Все это может оказаться ловушкой.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джеральд.

– Луддон мог тайком воспользоваться королевской печатью. В послании Вильгельма мне что-то показались необычными для него некоторые выражения. Вот что меня смущает.

– Сколько людей ты возьмешь с собой и сколько оставишь охранять Мадлен? – поинтересовался Энтони, который уже начал прикидывать, как лучше защитить замок в случае необходимости. – И впрямь не исключено, что Луддон задумал выманить тебя из крепости, чтобы атаковать ее в твое отсутствие. Очевидно, он предполагает, что ты не возьмешь с собой жену.

– Я уже подумал об этом, – кивнул Дункан.

– Со мной сейчас только сотня воинов, – вмешался Джеральд. – Если хочешь, Дункан, я оставлю их здесь на всякий случай.

Джеральд и Энтони принялись обсуждать возможности защиты замка, а Дункан поднялся и подошел к камину. Мадлен уже не было в зале. Вероятно, она отправилась к отцу Лоренсу. Вскоре к барону присоединились Энтони и Джеральд. Добрых десять минут они горячо обсуждали план защиты крепости. Энтони и Джеральд пододвинули свои стулья поближе к огню, а Векстон уселся на тот стул с высокой спинкой, который жена поставила здесь специально для него.

Вдруг в зал вбежал Вилли. В глазах у мальчугана было выражение дикого ужаса и такой вид, словно он только что повстречался с самим сатаной. Робея под пристальным взглядом барона, мальчик нерешительно приблизился к нему.

– В чем дело, приятель? Ты хочешь что-то сказать мне? – спросил Дункан. Он старался говорить тихо и спокойно, чтобы Вилли не напугался еще больше.

Энтони хотел было о чем-то спросить барона, но тот остановил его взмахом руки.

Векстон повернул стул, чтобы получше видеть ребенка, а затем поманил того к себе. Вилли зашмыгал носом, но все же подошел к лорду вплотную, продолжая сосать палец.

Терпение Дункана кончалось. Наконец Вилли вынул палец изо рта и прошептал:

– Он бьет ее.

Барон так резко соскочил со стула, что тот перевернулся, и, прежде чем Энтони с Джеральдом успели понять, в чем дело, выбежал из зала.

– Что случилось? – изумленно спросил Джеральд, увидев, что Энтони бросился вслед за своим господином.

– Мадлен! – выкрикнул Энтони.

Джеральд бросился вслед за ним, обнажая на ходу меч.

Векстон первым оказался у часовни. Двери были закрыты, но он не долго думая вышиб их плечом. Ярость придала ему сил.

Шум привлек внимание отца Лоренса, и когда барон ворвался в часовню, тот прикрылся Мадлен, как щитом. Одной рукой он прижимал ее к себе, а другой водил острием кинжала по ее шее.

Дункан не осмеливался взглянуть на Мадлен. Сделай он это, то не сумел бы сдержать себя. Барон не сводил глаз со священника.

– Если ты подойдешь ближе, я ей глотку перережу! – прокричал Лоренс. Он медленно отступал назад, волоча за собой женщину, Дункан следовал за ним.

Наконец спина Лоренса уперлась в маленький квадратный столик, уставленный свечами. Он быстро огляделся вокруг себя, явно рассчитывая пробраться к боковой двери. В этом была его ошибка.

Быстрее молнии Векстон бросился на Лоренса, выхватил у него кинжал и одним ловким ударом вонзил его в горло священника. Лоренс упал назад, выпустив Мадлен. Он был мертв.

Столик перевернулся, и горящие свечи полетели на пол. Пламя стало быстро распространяться по часовне.

Не обращая внимания на огонь, Векстон бережно взял жену на руки. Мадлен прижалась к его груди.

– Мне казалось, я жду целую вечность, – прошептала она. По лицу ее текли слезы.

Дункан судорожно вздохнул, стараясь избавиться от кипевшего в нем гнева.

– С тобой все в порядке? – наконец удалось вымолвить ему.

– Бывали у меня в жизни мгновения и пострашнее, – прошептала Мадлен.

Ее шутливый ответ успокоил барона, но, увидев, во что превратилось ее лицо, Векстон опять рассвирепел. Под заплывшим левым глазом Мадлен темнел огромный синяк, из уголка рта сочилась кровь, на шее виднелись многочисленные царапины.

Дункан с радостью еще раз ударил бы священника кинжалом. Почувствовав, как тело мужа сотрясала дрожь, Мадлен нежно погладила его по щеке.

– Слава Богу, все кончено, Дункан.

В часовню вбежали Джеральд и Энтони. Увидев все разгорающееся пламя, Джеральд бросился назад, призывая на помощь людей.

Энтони подошел к своему хозяину. Дункан направился к выходу, а молодой воин подобрал с пола обломки сломанной бароном двери.

– Энтони, ты видел, как мой муж теперь проходит сквозь двери? – шутливо спросила Мадлен у встревоженного Энтони, желая немного успокоить его.

У Энтони на мгновение недоуменно вытянулось лицо, затем он широко улыбнулся.

Проходя сквозь образовавшуюся на месте двери дыру, Дункан пригнул голову. Мадлен прижалась щекой к его шее. Не успели они дойти до замка, как она вновь заплакала от пережитого ужаса. Когда они приблизились к комнате барона, зубы Мадлен стучали. Завернув ее в одеяло, Дункан усадил жену на колени и стал осторожно осматривать ее лицо.

– Дункан! Ты видел, каким безумным был его взгляд? – содрогаясь от страшного воспоминания, спросила Мадлен. – Он хотел… Господи, Дункан! А ты стал бы любить меня по-прежнему, если бы ему удалось изнасиловать меня?

– Тише, моя дорогая, – успокаивал ее муж. – Я всегда буду любить тебя, что бы ни случилось. Не задавай глупых вопросов.

Мадлен теснее прижалась к груди барона. Ей о многом надо было сказать мужу, но и для этого нужны были силы.

Векстон уже подумал, что она заснула, как вдруг Мадлен заявила:

– Его послали сюда нарочно, чтобы убить меня.

– Послали? – тихо переспросил барон. – Продолжай.

– Послушай, ты знаешь, я отправилась в часовню, чтобы пригласить отца Лоренса к столу. Я застала его врасплох, потому что он был не одет. Точнее, одежда на нем была. Но как у крестьянина. Думаю, ты тоже замечал эту его странную для священника привычку так одеваться. Но вот на руках его не было никаких бинтов, и шрамов тоже не было. Помнишь, он ведь говорил, что обжег руки, и потому не мог появляться на людях и читать проповеди. Так вот, и шрамов никаких не было, – повторила Мадлен.