Текст книги "Великолепие чести"

Глава 9

…отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру.

Новый Завет, Послание к римлянам, 12–9

Мадлен пришла в ужас при виде этого существа. Она сразу узнала Аделу, потому что та была очень похожа на своего брата Джиларда. Те же русые волосы, те же карие глаза. Но она была гораздо ниже брата и намного тоньше, к тому же сероватый цвет лица говорил о ее нездоровье.

На Аделе было платье, казавшееся вылинявшим, но на самом деле оно было до того грязным, что цвет нельзя было разобрать. Длинные спутавшиеся волосы висели клоками, и Мадлен невольно подумала, что в этих лохмах водится не только грязь.

Впрочем, она не испытала отвращения к Аделе. Мадлен видела затравленный взгляд бедной девушки, полный боли и отчаяния. Мадлен едва не заплакала. «Господи, – подумала она, – и виной этому Луддон. Место ему только в аду!»

Крепче обхватив свою пленницу за плечи, Дункан грубо прижал ее к себе. Оказавшись в его объятиях, она перестала дрожать.

– Я убью ее, Дункан! – вдруг закричала Адела.

Тут к ним подошел Эдмонд и взял сестру за руку.

Та медленно пошла к столу. Эдмонд что-то говорил ей, но так тихо, что Мадлен не слышала слов. Похоже, он успокаивал сестру. Та немного успокоилась и несколько раз кивнула Эдмонду.

Однако, усевшись за стол рядом с Эдмондом, Адела внезапно еще раз выкрикнула:

– Я имею право убить ее, Дункан!

В глазах Аделы горела такая ненависть, что Мадлен убежала бы отсюда, не держи ее Дункан так крепко.

Мадлен медленно кивнула, давая понять Аделе, что она поняла смысл ее слов.

– Можешь попробовать, Адела, – промолвила сестра Луддона.

Казалось, этот ответ окончательно разъярил несчастную. Она вскочила с такой стремительностью, что ее табурет, перевернувшись, слетел с настила.

– Как только ты отвернешься, я…

– Довольно! – громовым раскатом пронесся по залу голос Дункана.

Окрик барона возымел мгновенное действие: Адела тут же поникла, как увядший цветок.

Эдмонду было явно не по нраву такое обращение Дункана с их сестрой. Он сердито взглянул на барона, взял Аделу за руку и помог ей снова сесть.

Дункан чертыхнулся вполголоса. Выпустив плечи Мадлен, он взял ее за руку и вместе с ней пошел прочь из зала. Мадлен чуть ли не бежала, чтобы поспеть за его широкими шагами.

Барон не сбавлял шаг до тех пор, пока они не оказались на лестничной площадке перед входом в комнату Мадлен.

– Почему Адела вела себя таким образом? – вскричала Мадлен.

– Ты знаешь, что в ответе за нее твой брат, – огрызнулся Дункан.

Девушка чувствовала, что вот-вот разрыдается.

– Я очень устала, Дункан, и хотела бы лечь, – промолвила она.

С этими словами Мадлен медленно вошла в комнату, молясь про себя, чтобы Векстон не последовал за ней. Услышав за спиной стук башмаков, она поняла, что барон ушел.

Девушка повернулась, закрыла дверь и, рыдая, бросилась на кровать.

Дункан вернулся в зал, собираясь сообщить брату о своих дальнейших намерениях относительно Мадлен.

Эдмонд и Джилард все еще сидели за столом за кувшином с элем. К счастью, Адела уже вышла.

Как только Дункан сел, Джилард пододвинул ему кувшин.

– И что же, теперь мы, Векстоны, обязаны защищать сестру Луддона? – спросил Эдмонд.

– Мадлен не причинила никакого зла Аделе, – возразил Джилард. – Она совсем не похожа на своего брата, и ты, Эдмонд, черт возьми, знаешь это! Мы безобразно обращались с ней, но она ни слова не сказала в свою защиту!

– Послушай, только не надо расхваливать передо мной эту Мадлен, – огрызнулся Эдмонд. – Она, конечно, смелая, что и говорить. Ты уже рассказал мне, как она спасла твою задницу во время битвы, Джилард. Господи, брат, ты столько раз повторял мне эту историю, что я уже наизусть ее выучил! – добавил он, взглянув на Дункана. – Но это говорит далеко не все о натуре Мадлен, вот что! И ее присутствие у нас расстраивает Аделу.

– Да, – перебил его старший брат. – Но мне это присутствие по нраву.

– Что-о? – не понял Эдмонд.

– Послушай, прежде чем ты окончательно выйдешь из себя, ответь мне на один вопрос. Когда Адела говорила с тобой в последний раз? – спросил Дункан.

– В Лондоне, сразу после того как мы нашли ее, – ответил Эдмонд раздраженно.

– Джилард! А когда ты разговаривал с сестрой в последний раз?

– Тогда же, – нахмурившись, произнес Джилард. – Она рассказала мне, что произошло с ней, и все. Тебе известно, что с тех пор она не произнесла ни слова.

– До сегодняшнего дня, – напомнил ему Дункан. – Адела обратилась к Мадлен.

– Ты полагаешь, это хороший знак? – недоверчиво спросил Эдмонд. – Да. Адела говорит, но говорит об убийстве, брат. Боже мой, не забывай, что наша сестра хочет убить Мадлен. Мне не кажется, что она выздоравливает.

– Адела возвращается к нам, – заявил Дункан. – Конечно, пока ее терзает злоба, но позже, с помощью Мадлен, она поправится, вот увидите.

Эдмонд покачал головой:

– Когда приезжала наша сестра Катрин, Адела даже не посмотрела в ее сторону. С чего ты взял, что Мадлен сумеет помочь Аделе, если этого не смогла сделать даже родная сестра?

Дункан был слишком расстроен, чтобы пускаться в более подробные объяснения. К тому же он не привык обсуждать свои решения с братьями. Нет, в его обычае было лишь раздавать команды и ждать, пока они будут исполнены. Векстон управлял своим домом так же, как управлял своими воинами, научившись этому у отца. Исключение составляли лишь те дни, когда он обучал своих людей военному делу. Тут он держался с ними на равных и требовал, чтобы они делали лишь то, что он был в состоянии сделать сам.

Но сейчас дело обстояло по-иному. Братья имели право знать о его намерениях относительно Аделы. Она была их родной сестрой. Больше того, они даже имели право высказывать свое мнение.

– Я предлагаю послать за Катрин, – промолвил Эдмонд.

– В этом нет необходимости, – заявил Дункан. – Мадлен и одна сумеет помочь Аделе, мы лишь должны подсказать ей, как вести себя, – добавил он, слабо улыбнувшись. – Мадлен – единственная, кто в состоянии понять, что происходит с Аделой. Можете не сомневаться, наша сестра сама подойдет к моей пленнице.

– Да, Дункан, подойдет, но с кинжалом в руке и думая об убийстве. Необходимо принять меры предосторожности.

– Я не хочу, чтобы Мадлен оказалась в опасности, – заметил Джилард. – Нам вообще не следовало привозить ее сюда. Луддон может быстро найти ее. И не только Дункан, а все мы в ответе за нее.

– Мадлен моя, Джилард, – тихо, но с угрозой в голосе произнес Дункан.

Джилард согласно кивнул, но Эдмонду вовсе не понравилось замечание старшего брата; он разделял точку зрения Джиларда, хотя обычно они с младшим братом редко сходились во мнениях.

– Да, наверное, Мадлен не надо было привозить в наш замок, – произнес он, раздумывая, как бы вернуть девушку домой.

Дункан с такой силой ударил кулаком по столу, что едва не перевернул кувшин с элем.

– Если ты о том, чтобы отправить Мадлен обратно, знай, что этого не будет!

– Хорошо, – после затянувшегося молчания наконец проговорил Эдмонд.

Дункан кивнул. Джилард испуганно смотрел на них, явно чего-то недопонимая.

– Только так и будет, – твердо заявил барон. – Или ты собираешься противиться моему решению?

Покачав головой, Эдмонд вздохнул:

– Нет, не собираюсь, но предлагаю тебе подумать, чего нам будет стоить твое решение.

– Я ни за что не изменю его, Эдмонд!

Поскольку Дункан явно не собирался давать более подробных объяснений, Джилард не стал больше вмешиваться в разговор, решив расспросить Эдмонда обо всем, как только они останутся одни. Но кое-что все же не давало ему покоя, и он осмелился обратиться к Дункану:

– Скажи, Дункан, что ты имел в виду, когда говорил, что нам лишь надо подсказать Мадлен, как помочь Аделе?

Старший Векстон наконец соизволил взглянуть на младшего. Барон был доволен тем, что Эдмонд не противился ему, и его настроение улучшилось.

– У Мадлен есть некий житейский опыт, который поможет нашей сестре. Я намереваюсь возможно чаще сводить их вместе. Эдмонд, отныне ты каждый вечер будешь приводить Аделу к столу. А ты, Джилард, займешься Мадлен. Она не боится тебя.

– Меня она, что ли, боится? – пробурчал Эдмонд.

Ничего не ответив Эдмонду, барон наградил брата раздраженным взглядом.

– Итак, – промолвил он, – я продолжу. Не важно, если Адела или Мадлен не захотят выходить к столу. В случае необходимости вы можете силой привести их сюда, но есть они будут вместе.

– Адела непременно обидит Мадлен! – выкрикнул Джилард. – Вы же видели, что наша добрая Мадлен в ответ на ее угрозу слова не проронила…

– У нашей «доброй», как ты выражаешься, Мадлен темперамент по своей силе не уступает северному ветру, Джилард, – ехидно заметил барон. – А нам необходимо, чтобы она растеряла хоть немного своей прыти.

– Что-о?! – вскричал Джилард. – Мадлен – тихая, спокойная девушка. Да она…

Хмурый взгляд Эдмонда заставил его замолчать.

– А как она наносит короткий боковой удар, Джилард! – усмехнулся средний брат. – Уж мы-то с Дунканом знаем, какая она тихая и добрая. Она об этом сама орала так, что вся Англия слышала.

– Тогда ее разум помутился от лихорадки. Я же говорил тебе, Дункан, что надо обстричь ей волосы – тогда бы все демоны ее покинули. Мадлен была не в себе, и вам это прекрасно известно. Господи, да она даже не подозревает, что посадила Эдмонду синяк!

Дункан покачал головой:

– Тебе не стоит так рьяно защищать Мадлен, Джилард.

– Хорошо, но что же вы все-таки собираетесь с ней сделать? – не сдавался младший брат.

– Прежде всего Мадлен будет здесь в безопасности, Джилард. – С этими словами барон поднялся и направился прочь из зала.

– Нет, она не будет в безопасности, – донесся до него голос Эдмонда, – до тех пор пока Адела не выздоровеет. Мадлен придется пройти через ад.

– Нам всем придется несладко, – бросил Дункан через спину. – Даст Бог, мы сумеем это пережить.

Выйдя из зала, барон направился к озеру. Ему опять не давали покоя мысли о Мадлен. От правды не убежишь. По иронии судьбы, девушка совсем не походила на своего братца Луддона, сущее исчадие ада. С такими женщинами, как Мадлен, считаются. Дункан с улыбкой подумал, что его пленница – истинная леди. Впрочем, под ее внешней сдержанностью скрывалась страстная натура с неодолимой жаждой жизни. Это раскрылось во время ее болезни, в лихорадочном бреду, и это нравилось Векстону.

Кстати, и Адела, сама того не желая, возможно, заставит Мадлен скинуть с себя и другие завесы, которыми она обычно прикрывается.

Ледяная вода отвлекла Дункана от размышлений. Он решил, что, выкупавшись, направится к Мадлен.

…Открыв ставни, девушка заметила своего похитителя, направлявшегося к озеру, и была изумлена, когда барон, скинув с себя одежду, нырнул в ледяную воду.

Полная луна светила так ярко, что Мадлен видела, как Дункан отплыл от берега, а потом вернулся назад. Она ни на секунду не упускала его из виду, но когда Дункан выбрался из озера, девушка невольно прикрыла глаза, ожидая, пока он оденется, а затем подняла веки.

Дункан стоял у самой кромки воды. Он уже успел натянуть штаны, но торс его оставался обнаженным. Девушка восторженно ахнула: великолепно сложенный, он был похож на античного бога.

Барон и не подумал натянуть на себя рубашку и куртку, он лишь небрежно перекинул их через плечо. Неужели он не чувствовал холода? Сама Мадлен уже тряслась на прохладном ветерке, дувшем в окно. А у Дункана был такой вид, словно он прогуливался в теплый весенний денек; он спокойно брел к дому неторопливой походкой.

Вдруг Дункан остановился, поднял голову и заметил в окне башни Мадлен. Девушка хотела было помахать ему, но не рискнула, не зная, в каком настроении барон пребывает. Отвернувшись от окна, она пошла к кровати, забыв закрыть ставни.

Мадлен все еще находилась под впечатлением от встречи с Аделой и, не сдержавшись, проплакала добрый час. Она прекрасно понимала Аделу – девушке пришлось так много пережить. И все из-за Луддона. Однако братья Векстоны, судя по всему, обращались с Аделой не лучшим образом.

Мадлен приняла решение отныне начать заботиться об Аделе. И не только потому, что Луддон причинил той такой вред, так оскорбил ее. Себя Мадлен, понятно, ни в чем не могла винить. Она поможет Аделе просто потому, что та находится в таком ужасном состоянии. Она будет ласкова и добра с Аделой, и со временем девушка, несомненно, почувствует и примет ее заботу.

Мадлен снова разрыдалась. Она чувствовала себя как птица, попавшая в силки. Замок барона находился так близко к границе и к дому кузины Мадлен Эдвиты, но теперь Мадлен придется повременить с бегством. Адела нуждалась в любви и заботе, а ее братья были не способны дать ей ни того, ни другого. Да, она нужна здесь, подумала о себе Мадлен, и она останется тут, пока сестра барона не наберется сил и, как знать, возможно, и выздоровеет.

В комнате становилось холодно. Девушка съежилась под меховыми покрывалами и никак не могла согреться, покуда не вспомнила, что забыла закрыть ставни. Выбравшись из постели, она завернулась в одно из покрывал и подбежала к окну.

Пошел дождь со снегом – самая подходящая погода для удрученного настроения Мадлен.

Выглянув в окно, девушка уже не увидела Дункана. Она перевела взгляд на горный кряж, возвышавшийся над крепостными стенами.

Высоко на горе стояло какое-то животное. Девушка приподнялась на цыпочки и увидела огромного зверя. Через несколько мгновений он повернулся к Мадлен.

Ей показалось, что он смотрит прямо на нее. Мадлен испугалась, что у нее, как у Аделы, помутился рассудок. Господи, этот зверь был очень похож на волка! И он был так красив!

Покачав головой, девушка еще некоторое время наблюдала за животным. Но вот волк задрал вверх голову и, вероятно, завыл, но, видимо, ветер относил его вой в сторону – во всяком случае, не было слышно ни звука.

Мадлен не знала, сколько времени простояла у окна, наблюдая за волком. Затем крепко зажмурила глаза, но когда открыла их, зверь, к ее удивлению, все еще стоял на горе.

– Пожалуй, это всего лишь большая собака, – прошептала она. – Не волк, а собака, только очень большая.

Будь она натурой суеверной, наверняка решила бы, что ей явилось некое предзнаменование. Наконец, Мадлен закрыла ставни и улеглась на кровать.

Но она никак не могла забыть только что виденного зверя, и прошло немало времени, прежде чем Мадлен уснула. Засыпая, она твердо решила поверить в то, что вообще никого не видела на горе.

Несколько раз за ночь девушка просыпалась от ощущения, будто ее обнимает сильная рука Дункана.

Улыбаясь, Мадлен снова засыпала. Ей очень нравилось видеть такой чудесный сон.

Глава 10

В то время были на земле исполины…

Ветхий Завет, Первая Книга Моисеева, Бытие, 6–4

Мадлен была готова побиться об заклад, что, доживи она хоть до тридцати лет, ей ни за что не забыть той недели, что последовала за ее решением принять деятельное участие в судьбе Аделы.

Эта неделя была несравнима с другими. У Мадлен оставались ее доброта да здравый смысл, которые она решила сохранить во что бы то ни стало. Но того, что происходило, и святой бы не выдержал. И конечно, причиной всему была семейка Векстонов.

Мадлен было позволено бродить по всей территории замка, и охранял ее единственный воин, следовавший за ней как тень. Дункан даже позволил девушке взять остатки еды, чтобы покормить животных. Стражники по приказу охранника подняли подъемный мост, и Мадлен взобралась на самую верхушку горы, неся в руках корзину с мясом, дичью и зерном. Она не знала, кого из животных встретит, и поэтому набрала с собой разной еды.

Ее «тень» – красавчик Энтони – маячил где-то позади. Он предлагал подняться на гору верхом, но девушка уверила его, что ходьба гораздо полезнее, хотя на самом деле просто не хотела показывать своего неумения ездить верхом.

Когда Мадлен вернулась в замок, ее уже поджидал барон, и вид у него был не слишком довольный.

– Тебе никто не позволял выходить за стены крепости! – вскричал он.

На помощь девушке пришел Энтони.

– Но вы же сами, милорд, разрешили ей покормить животных! – напомнил он своему господину. – У нас здесь их нет.

– Да, конечно, ты разрешил мне, – промолвила Мадлен с такой милой улыбкой, которая растопила бы и камень. Но лицо барона не теряло ледяного выражения, хотя он и не упрекнул Мадлен, не крикнул на нее. Он редко повышал голос. Ему это было ни к чему. Сама внешность Дункана, его внушительные размеры не располагали к возражениям барону, а недовольное выражение – такое, как, например, сейчас, – действовало лучше любого окрика.

Мадлен больше не боялась Дункана. К несчастью, ей все же приходилось напоминать себе об этом несколько раз в день. Она до сих пор не набралась смелости спросить у него, что он имел в виду, заявляя, что отныне она принадлежит ему. Девушка откладывала этот разговор «на потом», опасаясь услышать ответ Векстона. К тому же она постоянно твердила себе, что у нее найдется время поговорить о собственной судьбе, когда Аделе станет лучше. А до поры до времени ей следует держать себя в руках и не вступать с Дунканом в пререкания.

– Я лишь поднялась на вершину горы, – наконец вымолвила Мадлен. – Или ты беспокоишься, что я добреду пешком до Лондона?

– Зачем ты ходила на гору? – спросил барон, не обращая внимания на ее реплику.

– Хотела накормить моего волка.

Барон оторопел. Мадлен улыбнулась.

– Можешь, конечно, посмеяться надо мной, но я своими глазами видела из окна или очень большую дикую собаку, или волка. Я решила, что должна кормить его хотя бы до тех пор, пока погода не исправится и он не сможет охотиться. Вероятно, мне придется подкармливать его всю зиму, но когда наступит весна, он сможет добывать пищу сам.

Дункан молча повернулся и побрел прочь.

Мадлен едва не рассмеялась. Он так и не запретил ей выходить из крепости, значит, она одержала победу.

Вообще-то Мадлен полагала, что увиденное ею существо – дикая собака или волк – больше не приходило на гору. Она каждый вечер выглядывала в окно, но животное так и не появлялось. Порой Мадлен думала, что оно ей просто привиделось.

Однако девушка ни за что не призналась бы Векстону в своих сомнениях и получала истинное наслаждение, пересекая почти каждый день подъемный мост. Еда, которую она оставляла на горе, пропадала – видимо, ее съедали другие дикие звери. Мадлен была счастлива, что в состоянии помочь хоть кому-то. Но еще больше радости она испытывала оттого, что могла позлить барона.

Да, она выходит из крепости, чтобы досаждать ему. И, судя по тому, что Дункан избегал ее, девушке удавалось добиться своего.

Вообще все было бы ничего, если бы не обеденные часы. Для Мадлен эти обеды стали сущей мукой.

Мадлен старалась как можно больше времени проводить вне стен замка, невзирая на дождь и холод. Герти принесла ей целую охапку одежды старшей сестры Дункана, Катрин. Вещи были великоваты для Мадлен, но она сумела кое-как их переделать. Одежда была далеко не новой и, конечно, не модной, но мягкой и теплой.

Каждый день девушка ходила на конюшню, прихватив с собой кусок сахара для скакуна барона – белого красавца Силена. Мадлен по-настоящему подружилась с конем. Едва завидев ее, Силен поднимал страшный шум и делал вид, что вот-вот разобьет копытами деревянные перекладины стойла. Но как только девушка начинала разговаривать с ним, конь успокаивался. Мадлен понимала, что Силену просто хочется покрасоваться перед ней, и всегда хвалила его.

Оказалось, что, несмотря на свой устрашающий вид, Силен был очень ласковым. Ему нравилось, когда девушка гладила его, и когда она убирала руку, он тут же подталкивал ее носом, чтобы она продолжала его поглаживать.

Конюху были не по душе визиты Мадлен, и он всякий раз громко выражал свое недовольство по этому поводу. Он считал, что девушка портит коня, и грозил рассказать об этом хозяину. Впрочем, про себя конюх не переставал дивиться тому, как девушка обращается с Силеном. Он сам-то побаивался седлать белого великана, а эта девчонка, казалось, и не думала о страхе.

Как-то конюх, ворча, подошел к Мадлен и сам завел с ней разговор, а вскоре они стали друзьями.

Его звали Джеймс, это был муж Мод. Их сынишка, Вильгельм, все еще цеплялся за материнские юбки, но Джеймс терпеливо ждал того времени, когда паренек подрастет и станет ему добрым помощником. «В нашей семье по традиции все мужчины становились конюхами», – с гордостью пояснил Джеймс.

– Еще немного, и Силен позволит вам ездить на нем без седла, – заявил Джеймс, показав Мадлен всю конюшню.

Девушка улыбнулась: Джеймс стал называть скакуна тем именем, что дала ему она.

– Я никогда не ездила без седла, – промолвила Мадлен. – Признаться, я вообще почти совсем не ездила верхом.

– Может, когда дождь поутихнет, – предложил Джеймс, – вы поучитесь верховой езде?

Мадлен кивнула.

– Но… – с любопытством проговорил конюх, – …как же вы передвигались с одного места на другое, если не ездили верхом?

– Ходила пешком, – объяснила девушка. – И мне это очень нравилось, – рассмеялась она.

– У меня тут есть спокойная кобылка. Можете начать с нее.

– Нет, спасибо, – отказалась Мадлен. – Не думаю, что Силену это понравится. Если я предпочту другую кобылу, это его обидит, а мы ведь не хотим этого, не так ли?

– Пожалуй, – признался Джеймс.

– Я не хочу обижать Силена и, думаю, смогу ездить на нем, – заявила девушка.

– Вы хотите сказать, миледи, что будете ездить на коне самого лорда? – удивленно спросил конюх.

– Почему бы и нет? – промолвила Мадлен. – И я не боюсь Силена. В сущности, мне уже доводилось на нем ездить.

– Но… разве хозяин разрешит вам?

– Я получу разрешение барона, Джеймс, – заверила девушка конюха, сраженного взглядом этих лучистых голубых глаз и сияющей улыбкой.

Как только Мадлен выходила из конюшни, за ней тут же следом шел охранник, своим видом напоминая ей о том, что она в этом замке – всего лишь пленница. Кстати, Энтони совсем неплохо относился к девушке и ничуть не тяготился своими обязанностями.

Но, заметив, каким взглядом Энтони порой провожает других воинов, девушка поняла, что у ее стража неладно на душе. Его нынешняя должность не очень-то вязалась с его возрастом и крупной фигурой. Мадлен никак не могла понять, почему именно ему приказали стеречь ее – для этого вполне бы подошел кто-то другой, Ансель, например.

Любопытство девушки все возрастало, и наконец, не выдержав, она решилась прямо спросить Энтони:

– Ты совершил какой-то проступок, который пришелся не по нраву барону?

Похоже, Энтони не понял ее вопроса.

– Знаешь, я же вижу, как ты смотришь на воинов, которые возвращаются в крепость после своей службы. Наверняка ты предпочел бы заниматься с ними, а не ходить хвостом за мной.

– Да нет, меня это не беспокоит, – возразил Энтони.

– И все же я не могу понять, почему должность надзирателя поручили именно тебе. Могу лишь предположить, что ты чем-то разгневал хозяина.

– Меня ранили, и рана еще не зажила, – с запинкой промолвил Энтони.

Он покраснел, и его смущение показалось Мадлен несколько странным. Решив немного успокоить его, девушка сказала:

– Меня тоже недавно ранили, и ранение не было легким, можешь не сомневаться. Я едва не умерла. Эдмонд, правда, позаботился обо мне, но у меня на бедре остался ужасный длинный шрам.

Энтони, казалось, по-прежнему чувствовал себя смущенным.

– Разве воины не гордятся ранами, полученными в битве? – настаивала девушка.

– Гордятся, – невнятно буркнул Энтони и, сцепив за спиной руки, ускорил шаг.

И тут Мадлен поняла: руки и ноги Энтони, даже его грудь явно были целы. Наверняка меч врага поразил его в…

– Давай не будем больше говорить об этом, – проговорила девушка. Увидев, что воин тут же замедлил шаг, она убедилась в том, что догадка ее верна. Рана его – на неприличном месте.

Мадлен интересовало, чем занимаются воины весь день, когда уходят на учения. Конечно, защищать Векстонов – дело непростое, особенно если учесть, что у них достаточно врагов. И старший из братьев – Дункан не отличался ни сговорчивостью, ни тактом, ни дипломатичностью. Он был груб и прямолинеен, и, пожалуй, при дворе Вильгельма II противников у него было больше, чем друзей…

К несчастью, у девушки было слишком много свободного времени, чтобы на досуге размышлять о Дункане. А она вообще не привыкла к бездеятельности, и если не гуляла с Энтони, то ужасала служанок просьбами дать ей заняться каким-нибудь делом – Мадлен, например, хотелось прибрать в замке и сделать его помещения более привлекательными.

Сама Мод гораздо проще смотрела на вещи и всегда с радостью откладывала свои дела, чтобы заглянуть к пленнице барона и поболтать с ней. Нередко Мод приводила с собой пятилетнего озорника Вилли, который был не менее разговорчивым, чем его мать.

Но каждый раз с наступлением сумерек Мадлен чувствовала, что ее подташнивает и начинает стучать в голове. Она не особенно удивлялась этому: даже Одиссею не выдержать бы тех омерзительных обедов, что устраивали Векстоны.

Девушке не было позволено есть у себя в комнате. Она чуть ли не на коленях умоляла барона разрешить ей не спускаться к обеду в общий зал, но Дункан был неумолим, хотя сам не посещал мерзких оргий и предпочитал есть в одиночестве. Он появлялся в зале лишь тогда, когда все расходились и слуги убирали со стола объедки, не доставшиеся собакам.

Адела то и дело цеплялась к Мадлен, и, пока мужчины швыряли собакам обглоданные кости, сестра барона награждала девушку отвратительными грубостями.

Мадлен чувствовала, что долго ей этого не выдержать. Но все же, с трудом сдерживаясь, девушка отвечала Аделе натянутой улыбкой.

Примерно через неделю терпение Мадлен лопнуло. Она до того разъярилась, что присутствующие даже не решились вмешаться и утихомирить сцепившихся между собой молодых женщин.

Дело было так. Дункан только что позволил пленнице покинуть зал. Мадлен встала, попрощалась и направилась к двери.

Голова ее буквально раскалывалась и, не желая выслушивать очередной залп оскорблений Аделы, как раз направлявшейся в сторону Мадлен, она уступила ей дорогу.

В этот момент из кухни выскочил маленький Вилли. Заметив Мадлен, мальчик заулыбался, а она остановилась, чтобы поговорить с ним.

Вилли побежал к сестре Луддона, но тут Адела как раз широко взмахнула рукой – обычный для нее жест, когда она собиралась отпустить в адрес пленницы брата очередную колкость, – и нечаянно ударила по щеке малыша. Он упал и залился слезами.

Вилли рыдал, Джилард кричал, а Мадлен что есть силы завизжала. Этот звук так поразил всех, что в зале наступила напряженная тишина, а Адела даже чуть отступила назад – девушка, которую она, по-видимому, считала совсем безответной, наконец-то показала себя.

Джилард хотел было вскочить, но Дункан удержал его. Младший брат принялся что-то горячо доказывать барону, но тот взглядом заставил его замолчать.

Мадлен бросилась к Вилли, погладила его по головке, поцеловала и, утешив, отправила к матери, которая уже выбежала из кухни, услышав плач сына. Ей на помощь поспешила Герти.

И тут Мадлен посмотрела на Аделу. Может, она и смогла бы сдержать гнев, покажи сестра Дункана хоть каплю раскаяния. Но нет, Адела, судя по всему, ничуть не сожалела о своем поступке. И когда она вдобавок ко всему пробормотала, что этот мальчишка просто несносен, Мадлен окончательно вышла из себя.

Не успела Адела назвать Вилли отродьем, как Мадлен, размахнувшись, изо всех сил ударила ее по губам – она считала, что именно это место на лице Аделы более всего заслуживает наказания. Адела, не ожидавшая такого оборота дела, упала на колени и тем самым дала Мадлен лишнее преимущество над собой.

Девушка одним ловким движением намотала на руку спутанные волосы Аделы и пригнула ее голову вниз, лишив возможности двигаться.

– Ты произнесла свою последнюю грубость, Адела, – резко проговорила Мадлен. – Поняла?!

Все оторопело смотрели на женщин. Эдмонд первым пришел в себя.

– Отпусти ее, Мадлен! – крикнул он.

– Не суйся в эти дела, Эдмонд, – ответила девушка, все еще не выпуская волос Аделы. – Ты считаешь меня виновной в том, что произошло с твоей сестрой, она тоже так думает, поэтому я и решила, что пора наконец привести ее в чувство. Начну немедленно.

Дункан молчал.

– Я вовсе не считаю, что ты в ответе за поступок брата! – воскликнул Эдмонд. – Отпусти ее. Ее рассудок…

– Ее рассудок, мозги, да и вообще всю ее голову прежде всего необходимо проветрить и вымыть, Эдмонд!

Мадлен видела, что Мод и Герти наблюдают за ними, стоя в дверях.

– Думаю, нам понадобится две ванны, чтобы отмыть всю ту мерзость, что приросла к этой бедняжке, – сказала Мадлен служанкам. – Позаботься об этом, Герти, а ты, Мод, разыщи чистые вещи для своей госпожи.

– Вы хотите принять ванну прямо сейчас? – спросила Герти.

– Ванну буду принимать не я, – заявила Мадлен. – Кое-кто нуждается в ней больше, чем я. – Взглянув на Аделу, она добавила: – А пикнешь хоть слово против, я тебе кусок мыла в глотку засуну.

Отпустив волосы Аделы, девушка помогла ей встать. Сестра Дункана попыталась вырваться, но Мадлен сумела удержать ее – гнев придавал ей поистине геркулесовы силы.

– Ты выше и крупнее меня, Адела, но я сильнее и обозлена сейчас больше, чем когда-либо. Так что, если мне не раз придется поколотить тебя, пока мы поднимемся в башню, я это сделаю, можешь не сомневаться. – И, подхватив Аделу под руку, Мадлен поволокла ее к двери, приговаривая: – Знаешь, даже при одной мысли о том, что я смогу награждать тебя тумаками, мне даже веселее делается. Вот так!

Адела разрыдалась. Но Мадлен была неумолима. Сестра барона больше не дождется от нее сострадания. Уж слишком много Эдмонд и Джилард жалели ее. Сами того не понимая, братья принесли Аделе немало вреда своей жалостью. Если той что и нужно было – так это прежде всего твердая рука, в этом Мадлен была теперь уверена. Странно, но голова у нее перестала болеть.

– Кричи сколько хочешь, Адела, это тебе не поможет. Ты посмела назвать малютку Вилли отродьем, хотя это оскорбление скорее можно было бы отнести к тебе. Да, это ты отродье! Но теперь все изменится. Можешь мне поверить!

Мадлен говорила не переставая, пока они поднимались в ее комнату. И ей ни разу не пришлось ударить Аделу.

К тому времени когда обе ванны были наполнены горячей водой, Адела была сама покорность. Герти и Мод, морщась, стянули с нее полуистлевшую одежду.

– Сожгите все это! – приказала Мадлен.

Когда Адела опустилась в одну из двух ванн, Мадлен решила, что та пытается изобразить жену Лота[3]3
  По ветхозаветному преданию, Господь обещал Лоту, его жене и дочерям спасение, если они уйдут из Содома не оборачиваясь, когда на город обрушится дождь из серы и огня. Жена Лота, нарушив запрет, оглянулась и в наказание за это превратилась в соляной столп.


[Закрыть]. Сестра Дункана сидела замерев, как каменное изваяние, и смотрела в пространство перед собой. Впрочем, глаза выдавали ее душевное состояние: Адела была полна бешеной ярости.

– А зачем понадобились две ванны? – поинтересовалась Мод, всплеснув руками.

И тут Адела внезапно изменила тактику: изловчившись, она вцепилась в волосы Мадлен. Казалось, она хочет вырвать у пленницы брата все ее чудные локоны.