Текст книги "Ретт Батлер"

На следующий вечер Кэт, Анна и Джейсон отправились на ужин в ресторан. Там было как всегда мило, приглушенный свет, зеркальные стены, элегантное убранство. Кэт была великолепна в широком летнем белом платье с гарденией в волосах.

– Ты выглядишь очень экзотично, мисс Батлер, – Джейсон чмокнул ее в щеку и шепотом добавил, – я люблю тебя и такой.

Кэт улыбнулась, поймала под столом руку Джейсона, прошептав то же в ответ. Но не успели заказать ужин, как Анна заметила странное выражение лица Кэт. Сначала она ничего не сказала, но через пять минут все повторилось, она наклонилась через стол и спросила:

– Я была права, Кэтти?

– Вероятно, да.

Джейсон не слышал их, он заказывал вина.

– Итак, леди! Все довольны?

– Вполне.

Анна не отрываясь, смотрела на Кэт, а та потихоньку покачала головой. Ей не хотелось еще ничего говорить. Но когда принесли обед, Кэт почти не притронулась к нему. Она не хотела переедать, если роды, и в самом деле, начались, то лучше перенести их в облегченном состоянии.

– Ты ничего не ешь, дорогая. С тобой все в порядке? – наклонился Джейсон к Кэт, пока они ожидали десерт.

Кэт улыбнулась.

– Все нормально, не считая того, что начались роды.

– Когда? – ошеломленно посмотрел на Кэт Джейсон. – Уже? – Он неожиданно ударился в панику, и Кэт рассмеялась.

– Не сию минуту рожу, но, надеюсь, скоро. Я почувствовала боль уже перед обедом, но не была уверена.

– А сейчас уверена? – Джейсон схватил ее за руку, она снова засмеялась.

– Прекрати, Джей. Все в порядке. Пей кофе с десертом, а потом мы пойдем домой и вызовем доктора. Расслабься.

Но этого Джейсон уже не мог сделать, а пока не принесли кофе, Кэт пыталась расслабиться сама. А боль становилась интенсивней и участилась.

Анна следила за интенсивностью схваток, пока они стояли в ожидании машины.

– Кэтти, тебе лучше сразу поехать к доктору. Ты можешь не успеть доехать до дома. – Сказал, подъехавший к ним Джейсон.

– А, может быть, мне повезет, – Кэт улыбалась, но по ее глазам Джейсон понял, что боли усилились, и на него обрушилась волна паники. Что если сейчас повторится ужас предыдущих родов? Анна, заметив, что происходит с Джейсоном, успокоила его. Кэт прилегла на заднем сидении.

– Все будет хорошо, Джей. Не переживай. С Кэт все в порядке.

– Не могу не думать…

– Она, вероятно, думает о том же. Но все будет хорошо. – Джейсон кивнул.

– Как дела, Кэтти?

– По-прежнему, – а через мгновение после того, как Джейсон тронул машину, она произнесла. – Сейчас у меня появится второй ребенок.

Он с ужасом посмотрел на Кэт.

– Мне остановить машину?

– Ни в коем случае. – И обе женщины засмеялись. Неожиданно Кэт стало не до смеха, а к тому времени когда они приехали в больницу, она уже не могла и говорить.

Медсестра поторопилась вызвать доктора, а две другие медсестры сопроводили Кэт в маленькую, чистую комнату. С минуту Кэт смотрела на Анну полным печали взглядом.

– Я думала и вправду что-то изменилось, – но это была такая же комната, в какой она провела в агонии 14 часов несколько лет назад. При этих воспоминаниях Кэт застонала.

– Не волнуйся, Кэтти, – Анна не спеша помогла Кэт раздеться, но они постоянно приостанавливались, чтобы переждать боль. После этого, опираясь на Джейсона, Кэт легла.

– Все хорошо, Кэтти? – Джейсон почувствовал себя беспомощным и испугался. Он знал единственное, что если что-то случится с Кэт или с ребенком, он не переживет этого. Джейсон знал об этом наверняка. А Кэт медленно улыбнулась ему, крепко держа его за руку.

– Все в порядке.

– Точно? Ты уверена? – Кэт кивнула и скорчилась от нового приступа боли. Но в это время Джейсон вспомнил, что они оба слышали на консультации у врача насчет дыхания и начал считать вслух, чтобы Кэт дышала глубоко. Когда схватка закончилась, Кэт с изумлением посмотрела на Джейсона.

– А знаешь, сработало.

– Ну и хорошо, – он почувствовал себя несказанно гордым и в следующую схватку они повторили то же самое. К ним подошел доктор, все было под контролем.

Доктор сказал, что Кэт все делает прекрасно. О прошлом ей напомнило только краткое обследование, но этого никак не избежать. Хотя в этот раз ее, по крайней мере, не привязывали. Медсестры были милые и вежливые, доктор улыбался, а в углу комнаты находилась Анна. Кэт чувствовала себя в окружении людей, заботившихся о ней. Джейсон все время стоял рядом, помогая Кэт дышать и контролировать себя.

Через полчаса боли усилились и на мгновение стали невыносимыми. Дыхание сбилось, Кэт начало трясти, она почувствовала тошноту и неожиданно похолодела. Джейсон нервно взглянул на Анну, которая обменялась многозначительным взглядом с медсестрой. Плод начал двигаться, и медики знали, что это самый болезненный процесс. Через полчаса Кэт в отчаянии схватилась за руку Джейсона и начала кричать.

– Не могу… Джей… больше не могу… нет! – Кэт с каждым приступом боли кричала все громче, а затем застонала, когда доктор обследовал ее.

– Уже скоро, – доктор был очень доволен, подбадривал Кэт. – Еще немного, Кэтти. Подожди… ты все выдержишь… самое страшное уже позади… подожди, – так все уговаривали Кэт, а через 15 минут все вокруг нее забегали.

– Джей… ах, Джей, – Кэт все еще держалась за руку Джейсона с отчаянием, и Анна видела, что Кэт уже тужится. Пришло время. Ее поместили в родовую, на стол, где женщина могла схватиться за специальные ручки с обеих сторон.

– Что я должна делать? – Кэт с отчаянием смотрела на доктора, а он только улыбнулся.

– Пока, ничего, – Доктор попросил медсестер удобней устроить ноги Кэт, а Джейсона придерживать ее за плечи. Кэт одолело невыносимое желание тужиться. Складывалось впечатление, что она взбирается на высокую гору с тяжелой ношей, и вот-вот не удержится и свалится в пропасть. Но голоса вокруг подбадривали и помогали. Но вот неожиданно Джейсон почувствовал особое напряжение в теле Кэт, и от последнего усилия и толчка между ее ног появилась маленькая головка, и все испустили вздох облегчения.

– Наконец-то, он появился! – и все засмеялись с легким сердцем. Еще два усилия, и на свет появилась очаровательная девочка.

– Ах, Джей… Она такая хорошенькая! – Кэт смеялась и радовалась, плакала от счастья. А вместе с ней Анна и Джейсон. Только глаза доктора оставались сухими, хотя он тоже радовался с ними.

Через полчаса Кэт отвезли с ребенком в палату, а Джейсон все еще не мог придти в себя, потрясенный увиденным. Его жена казалась спокойной и невозмутимой, гордой от свершенного. Весь процесс рождения занял чуть больше двух часов. Кэт смотрела на Джексона и Анну, держа в руках ребенка и улыбаясь.

– Вы знаете, я очень хочу есть. – Анна взглянула на подругу и рассмеялась.

– Со мной тоже все время так было.

А Джейсон мог только молча сидеть и с восхищением смотреть на свою дочку.

– Вы обе ненормальные. Как можно есть в такой момент? – Но Кэт могла и съела два сэндвича с ростбифом и булочку, запив все это молоком.

– Ты монстр! – Джейсон смеялся, наблюдая, как она набросилась на еду.

В глазах его никогда не было столько нежности, как в этот момент.

– Я люблю тебя, Джей. Никогда бы не решилась на это, если бы не ты. Несколько раз мне хотелось избежать повторения того кошмара.

– Я знал, Что ты поступила разумно. – Менее чем через час Кэт с умытым лицом, яркими, сверкающими глазами, причесанная сидела в кровати. Анна спустилась вниз выпить кофе и оставила Джейсона и Кэт одних.

– Ты молодчина, дорогая. Я горжусь тобой. – Они с нежностью смотрели друг на друга в немом обожании и поклонении друг другу. Ребенку уже выбрали имя. Элеонора Батлер Кэлмен. На сегодня и этого было достаточно.

Скарлетт, каждый день навещавшая дочь, только что ушла, как у дома остановилась машина, и из нее выскочил Ретт. Он теперь редко бывал в Нью-Йорке и сейчас приехал, узнав из телеграммы Джейсона о рождении внучки.

Ретт казался еще более смуглым, чем раньше. Его лицо обветрилось и прокалилось на жарком солнце, все еще подтянутая мускулистая фигура не утратила гибкости, и всем своим обликом он теперь еще больше походил на пирата.

Когда Ретт, нагруженный свертками и коробками, появился в доме, Филипп с радостным воплем повис у него на шее.

– Дедушка приехал! – восторженно закричал мальчик и, взахлеб принялся рассказывать Ретту о том, что у них в доме появилась девочка, и как он, Филипп, был против этого, он хотел, чтобы был мальчик. Ретт засмеялся и ласково обнял мальчика.

– Ничего, Фил, из девочек тоже иногда получаются хорошие люди. Ты только следи за тем, чтобы она не испортилась, и все будет в полном порядке.

Мальчик внимательно выслушал Ретта, подумал, а потом важно кивнул.

– Ну, если ты считаешь, что это ничего, придется принять все, как есть.

Теперь уже Ретт хохотал и подбрасывал внука к потолку.

– Да, Филипп, придется смириться, тут уж ничего не поделаешь, – доверительно сказал он внуку, когда они наигрались и нахохотались.

Ретт безумно любил внука и часто, шутя говорил своим друзьям в Колорадо, что мечтает дожить до такого дня, когда Филипп вырастет, и он передаст ему свое дело из рук в руки.

И тут подоспело сообщение о рождении Элеоноры. Самому Ретту, как он считал, не особенно повезло: у него была всего одна дочь. Но теперь он был очень доволен, внуков будет много. И он тут же поехал в Нью-Йорк.

Поднявшись в комнату дочери, Ретт постучал и, услыхав тихий голос Кэт, осторожно приоткрыл дверь.

– Папа, – глаза Кэт засветились от радости, когда она увидела отца.

Кэт с дочкой уже два дня находились дома. Доктор позволил ей раньше срока вернуться домой, потому что роды прошли очень легко и без осложнений. Но просил быть осторожнее, не приниматься сразу за работу, больше отдыхать и заниматься ребенком.

– Папа, ты приехал…

– …специально, чтобы взглянуть на нее, – Ретт тихонько на цыпочках подошел к дочери и, целуя ее в лоб, скосил глаза на белый сверток, который лежал на коленях Кэт.

– Боже мой, да она настоящая красавица!

Кэт радостно засмеялась.

– Да, папа, она мне тоже очень нравится.

Ретт еще какое-то время посидел рядом с дочерью, с умилением рассматривая крошечное существо, а потом поехал домой, пообещав приехать к ним на целый вечер с рассказами о золотых приисках, нефтяных залежах, мормонах и индейцах.

– А ты когда-нибудь возьмешь меня с собой? – Филипп с надеждой смотрел на Ретта.

– Обязательно, мы с тобой вдвоем там столько всего понаделаем! – Глаза мальчика разгорелись в предвкушении необыкновенных приключений.

– До вечера, малыш, – Ретт с шутливой значительностью тряхнул его руку и заговорщицки подмигнул. – Мы должны с тобой разработать план компании.

Мальчик торжественно и важно кивнул головой и пошел провожать Ретта до машины.

ГЛАВА 78

Когда он взволнованный и возбужденный от предстоящих в будущем перемен в его жизни, вернулся к матери, она подозвала его к себе.

– Филипп, что ты думаешь по поводу своей сестры? – Кэт с восхищением смотрела на девочку, а мальчик только пожал плечами.

– Хорошенькая, но все равно девчонка, – Филипп уже пережил первое разочарование, когда узнал, что у него родилась сестра, а не брат. Кэт дала ему подержать девочку на руках.

– Смотри, какая она маленькая! – мальчик по-своему уже любил сестру, возвращая ее матери с улыбкой. И теперь, когда Кэт и Филипп остались одни, мальчик влез к матери на колени.

– Я рад, что ты была замужем, когда я родился.

– Ты рад? Почему? – Кэт смотрела заинтересованно, удивляясь, почему сын заговорил об этом.

– А что могли бы сказать люди? Может быть, они подумали бы что-нибудь нехорошее? – Филипп смотрел на остолбеневшую мать. – Мне так кажется.

– Я думаю, что никто ничего бы не подумал. И вообще, кому какое до этого дело?

– Мне это не безразлично.

Кэт тихо кивнула и погрузилась в мысли. В таком состоянии Джейсон и застал ее, когда приехал днем из редакции навестить их с ребенком.

– О чем вы так серьезно задумались, мадам?

– О Филиппе. Он сказал странную вещь. – Кэт рассказала Джейсону о разговоре с сыном. И он тоже озадачился.

– Может быть, он очень чувствителен к этому сейчас? – Джейсон старался не придавать случившемуся значения, но в глазах его засветился луч надежды. – А что если с девочкой будет то же самое, когда ей исполнится столько же лет?

– Тогда мы скажем людям, что мы женаты, хотя, может быть, нам и в самом деле лучше сделать это.

Джейсон озабоченно посмотрел на Кэт.

– Что, сказать людям, что мы женаты? – Джейсон казался озадаченным, а Кэт медленно подняла голову.

– Нет, я имею в виду пожениться.

– Ты серьезно говоришь об этом? – Кэт кивнула, и Джейсон удивленно посмотрел на нее. – Ты не шутишь?

Кэт кивнула: – Я так думаю.

– Ты правда хочешь этого?

– Да, хочу, – улыбнулась Кэт.

– Точно?

– Да! Боже, Джей! – ты как маленький ребенок.

– Не могу поверить этому. Мне казалось, что я так и не доживу до этого дня.

– Я тоже не думала этого. Поэтому действуй, пока я не передумала. – Джейсон выбежал из комнаты, и через минуту они смеялись и пили шампанское. Через три дня были оформлены все документы. При их оформлении присутствовали Ретт, Анна и Дэн. Кэт подозрительно смотрела на свидетельство.

– Ну, вот у меня второй муж.

Джейсон усмехнулся, а потом серьезно посмотрел на жену.

– Кэтти, тебе не нужно стыдиться своего прошлого. Ты поступала искренне. И в этом нет ничего особенного. – Джейсон всегда с пониманием относился к жизни Кэт, и она очень ценила это.

– Спасибо, дорогой. – И они рука в руке направились к дому. А когда они вернулись домой, Джейсон задержал жену за руку.

– Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы позаботиться, миссис Кэлмен. – Но Кэт знала, что муж шутит, они договорились, что сохранят свои прежние фамилии.

– И что же это, мистер Кэлмен? Джейсон стал предельно серьезным.

– Я хочу усыновить Филиппа. Могу я это сделать?

– Если ты имеешь в виду, позволил бы это Билл или нет, то считаю, что он бы не возражал. Ты же знаешь, что от Билла нет никаких известий. – Кэт с большой нежностью посмотрела на мужа.

– Филипп будет рад. Джейсон поднял взгляд на Кэт.

– И я тоже. Я заеду завтра же к своему адвокату. – Джейсон все уладил, и через четыре недели документы были оформлены. Под одной крышей жили сейчас четверо Кэлменов.

ГЛАВА 79

В театре исполнялась опера Гайдна «Жизнь на луне». Скарлетт сидела в одиночестве, с тоской вспоминая такие же музыкальные вечера в Атланте, когда рядом сидел Ретт. «Где же ты, милый?» – защемило ее сердце…

При этом сама опера была игрива и грациозна. В ней изображалось, как некий богач по имени Бонафеде, отец двух хорошеньких дочек, одержимый страстью к астрономии, попадает на удочку обманщика Эклетико, убеждающего его, будто он находится на луне; превратности жизни на этом небесном светиле исторгают у него согласие на брак дочек с такими женихами, за которых он ни за что не выдал бы их на земле.

Постановка была отличная, и при других обстоятельствах Скарлетт получила бы удовольствие от этого прелестного представления. Но сегодня ее почему-то терзали воспоминания. «Наверное я старею!» – в отчаянии подумала она.

В антракте проходя мимо большого зеркала в бронзовой оправе, она вдруг остановилась и посмотрела на свое отражение. На ней было ее любимое зеленое платье, такого же оттенка, как ее глаза, более открытое, чем все другие ее туалеты. Бледно-зеленые изящные туфельки и жемчужное ожерелье, которое подарил ей Ретт в годовщину их свадьбы дополняли туалет. «Господи, опять она вспомнила его. Это же чистое безумие…» «Я ухожу, Скарлетт, ухожу навсегда», – донесся до нее его голос. Нет, надо замкнуть в себе свое безумие, обуздать, замуровать его, не дать ему прорваться, поднять голос.

Приблизив лицо к зеркалу, Скарлетт неторопливо пересчитывала морщины, как пересчитывают поражения, пометы времени, скопившиеся к ее годам, не испытывая ни ужаса, ни горечи, неизбежных в таких случаях, напротив, с каким-то полурассеянным спокойствием. Как будто эта живая кожа, которую слегка оттягивали два пальца, чтобы обозначилась морщинка, чтобы проступила тень, принадлежала кому-то другому, другой Скарлетт – эту Скарлетт она узнавала с трудом. Она еще раз взглянула в зеркало и вдруг увидела выходящего из ложи высокого и статного мужчину с сединой в волосах. Скарлетт облокотилась на зеркальную раму. «Господи, это же Ретт! Мне надо сейчас же уйти». Но она стояла словно окаменев, а сердце у нее бешено колотилось, и ей казалось, она вот-вот упадет. «Боже, что же мне делать?».

Он стоял, слегка откинув голову, и во всей его фигуре, во всей позе было что-то властное, и веселое, и удивительно беззаботное, что было ему так свойственно. Он оглядел присутствующих и как всегда, когда в дверях появлялась его крупная, но все еще стройная фигура, создавалось впечатление, будто он некстати устроил сквозняк.

Сердце Скарлетт томительно сжалось и, призвав на помощь свою самую сияющую улыбку, она окликнула его. Ретт выпрямился и повернулся в ее сторону. Глаза их встретились. Теперь они глядели друг другу прямо в глаза. Он смотрел на нее с каким-то отчаянным выражением, которого она не могла разгадать.

– Какая встреча! – негромко произнес Ретт. – Застать тебя здесь и одну!

Что-то в его голосе заставило сердце Скарлетт забиться сильнее от приятного предчувствия, и кровь прилила у нее к щекам. Она не раз слышала подобные нотки в его голосе. Ретт взял ее руку и поцеловал. Прикосновение его теплых губ обожгло ее, и трепет пробежал по телу. Она вдруг отчетливо почувствовала, что он тоже ощущает неистовое биение ее пульса и поспешно выдернула руку. «Ведь между нами все кончено, – в смятении пронеслось у нее в голове. – Он никогда не простит меня». Почему же этот предательский жар в груди? Почему же так дрожат у нее руки и холодеет под ложечкой?

– Рад видеть тебя, – еще раз повторил он и один уголок его губ насмешливо опустился вниз, а одна бровь выразительно поднялась вверх. – Ты выглядишь отлично и как всегда чертовски обаятельна. Взгляд, каким он окинул ее, подтвердил это. (Господи, как удачно, что на ней новое платье, и она хорошенько напудрила лицо, чтобы не было видно морщин).

Скарлетт молча смотрела на него, улыбающаяся и чуть побледневшая. Она любит его, любит до сих пор. Эта самоочевидная истина кольнула ее, как только она увидела его, она еще до сих пор его любит. «Нужно ответить ему что-нибудь», – пульсирующей жилкой билась в ее мозгу мысль.

– Ты тоже совсем не изменился, Ретт.

– Благодарю за комплимент, – он закинул голову и расхохотался, совсем как мальчишка.

– Как у тебя дела, Ретт. Все ли в порядке?

– Да. Становлюсь старше, но ума не прибавляется. – Скарлетт увидела его насмешливый взгляд. – У меня все хорошо. – Они стояли посреди толпы, которая толкала их со всех сторон.

– Ты счастлива?

– Да. (А сердце ее молило: «Ретт, мой любимый, мой единственный, скажи, что тоже скучал обо мне, вспоминал и любил». Она чувствовала, да была почти уверена, что он до сих пор любил ее, невзирая ни на что.)

– А ты? – и Скарлетт с замиранием сердца посмотрела на правую руку Ретта. Он расхохотался, глядя ей в глаза.

– Нет, дорогая. Я не женат. Но я счастлив и без этого. Древние были правы: человек должен умереть холостяком. В этом есть много здравого смысла, – и он еще раз усмехнулся. – Я не перестал удивляться, что же случилось, когда мои адвокаты сказали мне, что ты отказалась от денег. Я приложил героические усилия, чтобы не броситься на поиски тебя. Одно время я был готов сделать это, но потом решил, что у тебя есть право на свою собственную жизнь. Как ты жила все это время, Скарлетт?

– Нормально.

Ретт вдруг внимательно посмотрел на нее и взял за руку.

– Было бы значительно лучше, если бы твоя жизнь с самого начала складывалась «нормально», милая моя. Если бы тебе с детства позволили быть «нормальной» маленькой девочкой. Но так не произошло. В твоей жизни все оказалось ненормальным, – Ретт вдруг нежно улыбнулся Скарлетт, – то же самое и с нашей семейной жизнью. Но иногда «нормальность» означает заурядность, серость, скуку, банальность. Но все эти качества не относились и не относятся к тебе с момента рождения и до настоящего времени. Ты необыкновенная женщина и всегда будешь такой. И тебе не удастся долго притворяться, какая ты есть на самом деле. Именно за эту «ненормальность» я и полюбил тебя когда-то.

Скарлетт взглянула на него и увидела, что глаза его сияют каким-то странным блеском.

«О Господи, как я хочу прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча, снова оказаться под его защитой». Да, она нуждалась в Ретте, нуждалась в том, чтобы он охранял ее всегда. Она попытается вновь вернуть его себе и, возможно, ей это удастся. И как бы во власти сладостного безрассудства, она воскликнула, сжимая его руку:

– О Ретт! Ведь мы же любим друг друга, почему же мы опять не вместе?

Он повернулся и посмотрел ей в глаза, посмотрел так, что она выпустила его руку и невольно отшатнулась.

В его взгляде не было больше теплоты. Только откровенная злоба и что-то похожее на рассеянность. Потом презрительная усмешка искривила его рот. Он молча посмотрел на свои ладони и державшую их маленькую ручку и, слегка откинув голову, почувствовал вдруг смертельную усталость. В это единое мгновение он сразу постарел на несколько лет и впервые Скарлетт почудилось, будто она наконец-то увидела его по-настоящему. Он запрокинул голову и повернул к ней свой профиль еле живого человека, уже не отвечающего ударом на удар. И Скарлетт вспомнила его таким, каким увидела впервые в Двенадцати Дубах, – веселого, онемевшего перед ней мужчину до мозга костей, – и ясно представила себе, как он наклоняется к ней, губы его касаются ее губ, она закидывает руки ему на шею и закрывает глаза.

Она отчетливо понимала, что это чистое безумие, умолять его вернуться сейчас, после стольких лет разлуки, но она уже ничего не могла поделать с собой.

– Ретт, я была так одинока без тебя, так одинока, – шептала она, чувствуя, что он рядом, и это счастье. Она посмотрела на него сквозь застилавшую ей глаза пелену слез и улыбнулась. Он тоже взглянул на нее, но не ответил на улыбку. Его тяжелое, волевое лицо превратилось в маску беспредельной скорби; ни один человек не выстрадал столько и не страдал так, как он.

«Пусть она обидела меня, – подумал Ретт, глядя в ее отчаянно молящие о пощаде глаза, – но ведь я обидел ее куда сильнее. Она столько пережила из-за меня, а я не смог простить ей мимолетной слабости…» Весь дрожа от ярости и восхищения, Ретт еле сдерживал желание сказать ей что-нибудь касающееся их двоих, что-нибудь до бесконечности нежное или до бесконечности непристойное. Однако стоило ему вглядеться в нее, как здравый рассудок смыло дикой сладострастной яростью. Негодование против ее лживых выходок, досада на судьбу, которая избрала эту женщину своим орудием, чтобы мучить его – все разом поднялось в нем. Затем боль его превратилась в ярость, в жажду мести, в потребность кинуть ей окаянной, в ее напудренное личико весь свой гнев, все презрение и осуждение. И в то же самое время его жестоко и неотвратимо влекло к ней, к этой уже немолодой, но такой же страстно желанной, как и раньше женщине, на лице которой все так же две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх – от переносицы к вискам.

Он до сих пор помнил все: травянисто-зеленое платье с темно-бархатными лентами, свисавшими с корсажа и туберозы в темных волосах, зеленые сафьяновые туфельки, яркие зеленые глаза, первые па в кадрили, ее, хрупкую и такую маленькую и беззащитную у него в объятиях на мокром песке пустынного пляжа.

– Черт возьми, – вырвалось у него, – я все еще не покончил с этим…

Ответом была тень улыбки в пристальном взгляде зеленых глаз. Все существо Скарлетт О'Хары Гамильтон Кеннеди Батлер как бы излучало женскую гордость, а в мозгу билась, как ранняя весенняя бабочка мысль: «Он мой, я могу вернуть его, если постараюсь».

– Сядь и выслушай меня хоть раз в жизни, – больно схватив ее за руку Ретт усадил ее в кресло: – Ты – мой наркотик, Скарлетт. Ты ниспослана мне, чтобы мучить меня всю жизнь. Я любил тебя так, как только может мужчина любить женщину. Я возжелал тебя с первой же минуты, сразу, как только увидел в Двенадцати Дубах, и ни одной женщины я не желал так, как тебя, и ни от одной не страдал столько, сколько от тебя. А ты, ты лгала мне, ты не любила меня. Ты как собака на сене, Скарлетт, ты хотела получать лишь то, что тебе не доступно, а, получив, бесстыдно и бессердечно топтала ногами. И как я ни старался, все было напрасно. А я так надеялся, так ждал, покорно согнув спину, пока ты заводила интрижку с этим красавцем-актером. Неужели ты не понимала, что не нужна ему. Нет, беру свои слова обратно. Будь ты даже безмозглой дурой, все равно ты пленила бы его и кого угодно – лицом, фигурой, всем…! Кому, как не мне знать это! Ты как тяжелое похмелье, Скарлетт. Но я излечился от тебя. И зря ты воображаешь, что стоит тебе только взмахнуть юбками, я опять, как верный пес, буду следовать за тобой повсюду! Я слышал, что у тебя последнее время проблемы с поклонниками, моя дорогая и несравненная Скарлетт? – Ретт язвительно посмотрел на нее. – Что сейчас наступили другие времена?

Скарлетт судорожно вздохнула, но тут же крепко стиснула зубы, заметив, что от его зорких глаз не укрылся бивший ее озноб. Грудь ее бурно вздымалась, глаза блестели. Скарлетт шумно и прерывисто задышала, усилием воли стараясь скрыть это. Она взяла с колен сумочку и поднялась.

– Очевидно, ты сейчас напомнил мне о моих годах, Ретт Батлер? Впрочем, ты всегда отличался отсутствием такта и порядочности. Да ты никогда не стоил и одного моего мизинца. Я приняла тебя из жалости тогда, после того, как ты явился ко мне, как побитый пес, не нужный никому таким…

Она смотрела, как он подступает к ней. Вот сейчас он ее ударит. Она хотела, чтобы он ее ударил. Правда, тогда все будет кончено. Разумеется, она убьет его тогда. Но он остановился на полпути. Он молчал. Он не произносил ни слова. И глядя в эти так хорошо знакомые глаза она поняла, что ее отчаянные мечты, ее безумные желания потерпели крах. Все в ней как будто омертвело. Она поняла, что ее жестокость была как бы изнанкой грусти, нелепой потребностью отомстить тому, кто ничем этого не заслужил. Но она не могла, не хотела прощать ему все эти годы томительного одиночества и позора.

– Подлец, ну и подлец же ты! – воскликнула она в бессильном бешенстве, тщетно стараясь припомнить все самые страшные ругательства, какие она знала.

– Поди ты к дьяволу! – прошипела она сквозь зубы, и ее зеленые, прищуренные от ненависти глаза сверкнули, как два узких лезвия. Скарлетт вскочила с кресла и, сгорая от стыда и ярости, повернулась к нему. Как это у нее вырвалось, как могла она так унизиться, сказав ему про свою любовь и тоску. И уже не заботясь о том, что ее могут услышать, она выкрикнула:

– Убирайся, Ретт Батлер. Я не желаю больше видеть тебя никогда. – И чувствуя, что ее хватит удар, Скарлетт бросилась вниз по лестнице.

…Ей снилось, что она увязает в болоте. Медленно, медленно она погружалась все глубже и глубже, а вокруг не было ничего твердого, устойчивого, на что можно было бы опереться, за что можно было бы зацепиться. Кто-то будто тянул ее за ноги вниз и вниз и в самый последний момент, когда отвратительная зловонная жижа должна была сомкнуться над ее головой, она вдруг почувствовала, как сильные мужские руки подхватили ее и вытащили наверх. Она подняла глаза и увидела Ретта…

Скарлетт проснулась и, присев на кровати, заплакала. Это был всего лишь ужасный сон. Она налила полный бокал виски и залпом выпила. Она внезапно стала сама себе противна. Она осталась одна, опять одна. Вся будущая жизнь представилась ей бесконечной чередой одиноких ночей, среди несмятых простынь, хмурого спокойствия. Лежа в постели, она машинально протянула руку, как бы желая коснуться теплого плеча, она удерживала дыхание, будто боялась спугнуть чей-то сон. Она помнила шершавость его усов на своих губах, его чудесные и смелые глаза под прямыми черными бровями, его нос – нос истинного мужчины, изгиб его рта. Во всем мире не было губ красивее, чем у него. Но внезапно в ее усталом и затуманенном алкоголем мозгу воскресло то, что на какой-то миг изгладилось из сознания: уход Ретта, осуждение окружающих, дети, живущие теперь уже своей жизнью. Она прислонилась к подушке и заплакала: «Я не хочу жить без него». Она уткнулась лицом в ладони. Она старалась возродить в себе гнев, стараясь призвать его на помощь, чтобы вновь обрести силы. Но она слишком устала, она не могла уже ни ненавидеть, ни чего-либо желать. Сознание понесенной потери словно налило ее свинцом. Она все потеряла. Даже гордости не осталось. Итак, конец всему. Она долго лежала, откинувшись на подушки и закрыв глаза, а затем неожиданно приняла решение. Она достала флакон со снотворным, пошла в ванную, налила стакан воды. Быть может, Бог простит ее. И она выпила одну за одной все таблетки, оставшиеся во флаконе. Их оказалось ровно двадцать две…

Это была уже десятая сигарета. Ретт понял это, потушив окурок о край переполненной пепельницы. Он даже содрогнулся от отвращения и опять, уже в который раз зажег лампу у изголовья кровати.

Было три часа утра, заснуть ему так и не удалось. Он встал и подошел к окну. Было темно и холодно. Был тот предрассветный недобрый час, когда еще не взошло солнце, глаза заволакивала какая-то мутная пелена, а все вокруг казалось обманчивым и неверным. Холодная, сырая, ватная тишина висела над городом. Ретт резким движением распахнул окно, и ледяной воздух с такой силой ударил ему в лицо, что он невольно отшатнулся. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и тут же отвел глаза. Вид у него был скверный. С ночного столика он взял пачку сигарет, машинально зажег одну и тут же положил ее обратно. Сейчас Скарлетт, должно быть, крепко спит… И он явственно представил себе ее рассыпавшиеся по подушке волосы, гибкое и все еще стройное тело и чуть пульсирующую голубую жилку у левого виска…

Ретт резко качнул головой, как бы отгоняя от себя это наваждение. Он закурил еще одну сигарету, вдыхая табачный дым с какой-то яростной жадностью, потом вытряхнул пепельницу в камин.

Все же его тянуло к Скарлетт!

Он все еще держал в руке пепельницу, но она вдруг неожиданно выскользнула из его пальцев, покатилась по полу и не разбилась. А ему почему-то захотелось, чтобы она разбилась вдребезги, чтобы кругом валялись осколки, обломки, как и его жизнь. Но пепельница не разбилась.

«Пусть убирается прочь из его жизни, пусть отправляется, куда хочет, только оставит его в покое, – твердил ему рассудок, а сердце, сердце тихонько ныло, – пойди к ней, беги, ведь ты же до сих пор любишь ее. Верни ее, и жизнь опять обретет смысл.»