Текст книги "Истина"

Приехал в Пицунду, встретил Марину у входа в пансионат, она возвращалась с пляжа. Лунев посмотрел на нее и еще раз подивился, как она хороша. Они обедали, гуляли. Ночью Лунев проснулся от шума моря, поднялся, сел в кресло, посмотрел на разбросанные по подушке каштановые волосы Марины и вдруг понял, что из всех своих шестидесяти четырех лет он жил нормально до встречи с Рискевичем в Гродно и один сегодняшний день. Утром в аэропорту Марина спросила:

– Ты зачем прилетел, Боря?

– Хотел тебя увидеть.

– Ты говоришь правду?

– Да.

– Когда ты вернешься из Софии?

– Не знаю. Я тебе позвоню.

– Что-нибудь случилось, Боря?

– Я люблю тебя.

Марина долго смотрела вслед поднявшемуся самолету, потом пошла к такси. Рядом с шофером стоял молодой парень. Он пошел ей навстречу.

– Марина Викторовна Беляева?

– Да.

Он ей представился.

А Луневым вновь овладело чувство апатии. Оно было как болезнь, которая вошла в него внезапно, отняв душевные силы без остатка.

Весь день перед отлетом он жил и действовал как автомат. Иногда ему казалось, что это вовсе не он получает паспорт и командировочные, собирает вещи в маленький чемодан, пьет снотворное и ложится спать.

Это же чувство апатии подавило в нем необходимость ехать на дачу и уничтожить документы, лежащие в тайнике. «Зачем?» – думал он. Послезавтра его уже никто не достанет.

Он начал вновь ощущать себя, только выйдя из гостиницы «София», услышав шум чужого города, увидев разноцветные тенты уличных кафе, почувствовав под ногами плотную брусчатку софийского тротуара. И сразу все сомнения и страхи оставили его. Какой же он был дурак! Вместо того чтобы самому давно уехать в любую загранкомандировку и остаться на Западе, он переживал, мучился, казнил себя столько лет! Надо жить просто, жить и ни о чем не думать.

Придя к этому немудреному выводу, Лунев пошел в бар, выпил кофе с коньяком, закурил любимый «Данхилл» и отправился на контрольную явку.

Постоял условные десять минут у Дома моды, увидел проехавшую машину с известным ему номером. Все было в порядке.

Лунев вернулся в гостиницу, взял кейс и пошел заранее проверенным маршрутом. Опять к Дому моды, потом несколько минут сидел в сквере у гостиницы «Рилла», потом вышел на улицу графа Игнатьева. Шел и знал, что где-то рядом с ним идут люди, его люди.

На углу Русского бульвара он выпил тягучей, сладковатой бузы. Постоял немного на углу. Зеленая, прекрасная София. С ней он тоже прощается.

Помахивая кейсом, пересек бульвар. Теперь улица Христа Смиренски, маленький базарчик. И вот наконец площадь Иордана Николова.

Лунев любил это место. Трамвайный круг. Два открытых ресторанчика. Он сел на террасе под тентом, заказал кружку пива.

– У вас свободно? – спросил кто-то по-немецки.

Лунев поднял глаза. Связник был тот же самый, с которым он раз десять встречался в Софии. Он сел спиной к улице и тоже заказал пиво.

– Я сейчас уйду, на стуле вы найдете пакет, там ваши документы и ключи от машины. Видите «мерседес»?

Лунев чуть опустил глаза. Этот «мерседес» с греческим номером он заметил давно.

– Там все, – продолжал связник, – портфель с бумагами, чемодан с одеждой. По документам вы Виктор Грюн, совладелец афинской посреднической конторы. Маршрут до границы вами изучен. Где материалы?

– Возьмите кейс.

Связник опустил руку, взял кейс. Поднялся. Лунев незаметно потянул со стула плотный конверт, опустил его в карман пиджака. Кажется, все. Поднял голову и с удивлением заметил, что связник никуда не ушел, а стоит рядом в компании нескольких мужчин, о профессии которых догадаться было совсем нетрудно.

– Гражданин Лунев?

Рядом появились двое. Лиц их Борис различить не мог, он только слышал голос, и казалось ему, что спрашивают не его и вообще все это происходит не с ним…

Олег вышел из госпиталя в конце августа. Он, правда, еще прихрамывал немного, болела левая нога, и на работу его не выписывали. Врачи сказали:

– Гуляйте как можно больше. Нагрузка – вот панацея для вашей ноги.

Поэтому он брал Кузю и уходил на весь день. И сегодня он гулял с девяти утра до двух, разрабатывая ногу, убедив себя, что с каждым шагом она болит все меньше и меньше.

Олег уже подошел к дому, но тут нога дала себя знать и заныла, словно больной зуб. Он сел на лавочку, и боль сразу же утихла. Кузя крутился у лавки, грыз какую-то палку, недовольно ворчал. Олег бросил сигарету в урну и увидел Лену.

Она шла ему навстречу и улыбалась. У Олега не просто забилось, а загудело сердце, похолодели руки.

– Олег, – сказала радостно Лена, – ты здоров? Я очень рада.

Кузя подскочил и тявкнул, стараясь уцепить зубами туфлю.

– Это Кузя? – Лена наклонилась и погладила собаку.

– Да, Лена.

– Он очень славный, а я рада за тебя. Пока.

Она помахала рукой и пошла по аллее, упруго и энергично, как ходят балерины.

Олег смотрел ей в спину, пока она не скрылась за углом. Смотрел, не понимая, что же все-таки произошло, что могло измениться за те несколько дней, прошедших после их встречи в Таллине. Ему было плохо, и он решил позвонить Борису Прохорову, надеясь в разговоре с другом найти ответ на мучающие его вопросы.

Он подошел к автомату, достал две копейки и положил их обратно в карман. Нет, он не будет звонить Прохорову, потому что есть две вещи, которые невозможно разделить, – вину и боль.

* * *

Порученец Некрасова догнал Казаринова у выхода.

– Евгений Николаевич, вам просили передать. – Он протянул конверт.

– Спасибо.

Казаринов распечатал конверт, достал листочек бумаги.

«Глядя из Лондона. Несколько дней назад в Москве КГБ арестовал известного ученого-экономиста, борца за права человека Бориса Лунева…»

Казаринов дочитал, усмехнулся, порвал листок и бросил обрывки в урну…

Бесшумная смерть
Повесть

Москва. Майор контрразведки Олег Кольцов

Наступило утро, а он был еще жив. Он чувствовал, как жизнь уходит из его когда-то большого и сильного тела, и проваливался в темноту.

Сознание ненадолго возвращалось к нему, и жгучая боль была единственным ощущением.

Единственным, что соединяло его с прошлым.

Потом и она ушла, и он окунался и ненадолго выныривал из звенящей темноты.

Он не думал и не мог думать. Он весь был захвачен ощущением ухода из жизни.

Последний раз он почувствовал боль и понял, что кто-то трогает его за плечо.

– Майор! Майор!

Он с трудом открыл глаза и увидел человека, склонившегося над ним.

Старший оперуполномоченный 108-го отделения милиции майор Сергей Никольский

Во дворе его встретил крепкий общественник Николай Петрович Соломатин. По летнему времени был он в рубашке с коротким рукавом, но с неизменной медалью «Ветеран труда» на засаленной ленте.

– Ты куда, Сергей Васильевич?

– Домой, Николай Петрович, поспать после суток.

Сказать по правде, Никольский после суток проработал еще минимум двенадцать часов, так как они ловили торговцев наркотиками в подземном переходе на Пушке.

– Сам Бог тебя мне послал, Васильич, – радостно сказал Соломатин, – сам Бог.

– А что стряслось?

– Бомжи у нас в подъезде расходились. Вчера ночью такое устроили, даже стреляли.

– Да ты что?

– Точно говорю.

– А почему не позвонил?

– Так у нас во всем доме телефон вторые сутки не работает. Банк сучий какую-то траншею копал и повредил кабель. Ты бы проверил чердак, а, Васильич?

Сергей с тоской посмотрел на крепкого общественника и понял, что придется ему лезть на чердак.

Но ничего, он сделает доброе дело по пути домой. Эта мысль развеселила Никольского, и он зашагал к подъезду дома номер пять.

На первом этаже, как водится, пахло мочой. Отсутствие общественных туалетов в районе резко сказывалось на санитарном состоянии подъездов.

Это были не просто двери, лестницы, окна. Нынче подъезды использовались целево: как сортир, как распивочная и даже как отдельный номер в гостинице.

Здесь мочились, пили водку и трахались. Поутру жильцы перепрыгивали через лужи мочи, катали ногами жестяные банки из-под пива и брезгливо косились на сморщенные презервативы, прилипшие к полу.

Но что делать, подъезды вокруг Пушки (так нынче именовали Пушкинскую площадь) были иллюстрацией новых, замечательных времен.

Лифт, конечно, не работает. Ломали его с завидным постоянством, поэтому Никольский с Соломатиным пошли пешком.

На последней площадке перед чердаком Никольский остановился, тяжело дыша. Крепкий общественник неодобрительно посмотрел на него:

– Куришь много, Васильич.

Дыхание у него было ровным, как у спортсмена.

Никольский подошел к дверям чердака, потянул их и, почувствовав кисловато-сладкий запах пороха, распахнул дверь шире.

Из чердачного окна на крыше пробивались косые солнечные лучи. В них плясала пыль. Пучок света падал точно на пистолет ПМ, валяющийся на полу. Никольский пригляделся. У ската крыши лицом вниз лежал человек в чем-то светлом, а рядом, почти у входа, еще один.

Никольский наклонился над ним и понял, что тот жив. Раненый лежал на спине, голова его была странно закинута, в правой руке намертво был зажат ПСМ, рядом валялась красная книжка. Никольский поднял ее, раскрыл. «Майор Кольцов Олег Николаевич состоит на службе в Управлении ФСБ по городу Москве и Московской области в должности начальника отделения». Сергей наклонился и не почувствовал, а скорее угадал натужное прерывистое дыхание.

Чекист был еще жив, и Никольский расстегнул на нем куртку. Плащовка задубела от крови.

– Соломатин… Соломатин, мать твою!..

– Чего, Васильич? – испуганно отозвался крепкий общественник.

– Беги к себе, бинты волоки.

– А если нет?

– Тогда тряпки чистые.

Соломатин загремел вниз по лестнице. Никольский достал сотовый телефон. Отобрали его три дня назад у одного бандюгана. Конечно, аппаратик был вещдоком, но Никольский взял его. Связь, хоть и односторонняя, приносила массу удобств. Вот и сейчас Никольский набрал номер дежурного.

– Афанасьев, давай в адрес Сытинский, 5, наряд с экспертами и скорую помощь… Убийство и раненый сотрудник ФСБ. Кстати, напомни номер их дежурного… Есть… Давайте быстрее.

Никольский набрал номер дежурного контрразведки.

– Подполковник Орехов.

– Майор Никольский из 108-го, по адресу Сытинский, 5, ваш тяжелораненый сотрудник майор Кольцов.

– Выезжаем.

Наконец появился Соломатин, он опасливо вошел на чердак, протянул Никольскому три запечатанных бинта.

– Держи раненого.

– Не могу, Васильич, – заныл общественник, – я крови боюсь.

– Держи его, падла, или я тебе кровь пущу. Никольский снял с раненого куртку, достал из кармана брюк нож-выкидуху (хорошо, что забыл оставить в столе) и разрезал рубашку.

Две пули схватил майор. Стрелял наверняка человек умелый, насадил их одну на другую.

Кольцов застонал.

– Потерпи, друг, потерпи, сейчас скорая приедет.

На лестнице послышался шум шагов. Наверх бежали несколько человек.

Сергей выдернул пистолет, дослал патрон в ствол. Мало ли кто поднимается сюда. Может быть, братва хочет своего покойника забрать.

В проеме двери появилась плотная фигура.

– Стоять, – скомандовал Никольский. – Руки, стреляю.

– Майор Никольский?

– Да.

– Я полковник Меньшиков из ФСБ.

– Документы.

– Убери ствол, майор, дай руки опустить.

А в проем двери лезли люди в белых халатах.

– Это городская скорая? – спросил Никольский Меньшикова.

– Нет, наша, с Пехотной.

И Сергей подивился оперативности контрразведчиков. Отделение было в семи минутах ходу, а опергруппа еще не приехала, о скорой помощи и говорить нечего. Меньшиков присел рядом с раненым, осторожно разжимая пальцы, вынул пистолет из руки.

– Кольцов… Кольцов… Олег… Слышишь меня? Раненый молчал, смотрел незрячими, широко открытыми глазами в потолок.

– Постойте-ка… – Меньшикова оттеснил врач.

Над раненым заколдовали медики. Оперативники перевернули убитого. Пуля попала ему точно в переносицу.

– Смотри, как вложил, словно в мишень, – удивился один из оперов.

– Он чемпион управления по стрельбе, – сказал Меньшиков.

А оперативники вытаскивали из карманов убитого ключи от квартиры, плотную, согнутую пополам пачку долларов, две запасные обоймы к пистолету, нож-выкидуху, темно-вишневое сафьяновое удостоверение. Меньшиков взял его, повернул к свету.

– Международный фонд борьбы с преступностью. Сергеев Леонид Петрович, помощник президента. Ишь ты, на русском и английском. Вот, майор, – он повернулся к Никольскому, – раньше у бандюг удостоверения охранных фирм были, а нынче правоохранительных фондов. На, читай.

Никольский взял книжечку и прочел магические слова: «Предъявитель сего имеет право на ношение и хранение огнестрельного оружия. Всем работникам правоохранительных органов и спецслужб надлежит оказывать всяческое содействие владельцу настоящего удостоверения».

– Круто.

– Штампуют это дерьмо, – зло сказал Меньшиков, – а некоторые попадаются, особенно в провинции. Рвань. Международный фонд.

– А что, есть такой?

– Их знаешь сколько! Хата. Контрольный телефон, факс. Таинственные президенты. Связь с миром. Они даже премии и награды свои раздают. Подстрелят такие помощники нашего или вашего парня, а президент потом тысчонку долларов в госпиталь привезет. Да еще непонятным знаком наградит.

– Так куда же вы смотрите, товарищ полковник? – усмехнулся Никольский.

– Подожди, майор, и до них доберемся. Главное – те, кто их прикрывает. Вожди новые.

– Ну, тогда дело пустое.

– Не скажи. Ты сам рапорт напишешь?

– Да, сейчас пойду в отделение.

– Я зайду к тебе.

На лестнице толпились жильцы. Выскочили кто в чем. И Сергей подумал о том, что еще несколько лет назад все они были бы на работе. А сегодня…

Он спускался через строй жгуче-любопытных взглядов. Конечно, Соломатин оказался в центре внимания, выглядел деловито и таинственно. Когда Никольский вышел из подъезда, подъехала опергруппа отделения. Возглавил ее лично начальник подполковник Беляков. Он вышел из газика, огляделся.

– Ну что у тебя здесь, Никольский?

– Один труп и один раненый.

Беляков одернул китель, посмотрел на оперативные машины ФСБ, на рафик горпрокуратуры и сказал с надеждой:

– Как думаешь, у нас это дело заберут?

– Думаю, да. – Сергей достал сигареты.

– Вот и славно, пойду посмотрю, что там на чердаке. Из подъезда санитары вынесли носилки.

– А городская скорая так и не подъехала! – Беляков покачал головой. – Нет порядка, твою мать. Какую страну развалили!

– Вы тоже не торопились. – Никольский прикурил.

– А у нас бензина не было, еле десять литров достал, – вмешался подошедший шофер.

Никольский оглядел двор, машины, плотных ребят из ФСБ, своих коллег в затертой форме, повернулся и пошел домой. Еще год назад он бы сам начал отработку жилсектора, поставил бы на голову агентов, зашустрил бы на Пушку. Еще год назад. Ровно год назад его сняли с должности замначальника отделения по оперчасти, и он опять пересел в свой маленький кабинет, который делил с молодым лейтенантом Мишей Лепиловым. В начальниках Сергей проходил всего несколько месяцев. После истории с самоубийством крупного чиновника Шадрина, которое он практически раскрыл, его понизили в должности. И опять он стал старшим опером.

До пенсии оставалось почти четыре года. Но Сергей по сей день не знал, уйдет он или нет. Шутка ли, почти шестнадцать лет проработать на одном месте и, что немаловажно, рядом с домом. Уже подходя к своему подъезду, он вспомнил, что обещал полковнику из ФСБ написать рапорт. Никольский вошел в пустую, гулкую квартиру. Сел за стол и написал нужную бумагу, потом позвонил Мише Лепилову и попросил зайти и забрать ее. Все. Хватит. Он устал. Он будет спать.

Борис Кондрашов по кличке Капитан

«Ну сука! Ну тварь! Подставил, падла! Ну и Новик, дружок надежный! Навел так навел. Нет, не случайно. Нет. Специально он, сука, нас подставил».

Борис так завелся, что даже остановил машину. Банковский переулок был тих по ночному времени. Надо посидеть спокойно, отдышаться. Капитан ездил на «москвиче». Конечно, он мог взять себе любую иномарку. Но Борис ездил на незаметном, не привлекающем внимания «москвиче», правда, двигатель, да и вся ходовая часть были от «рено». А зверские гаишники, особенно по ночам, тормозили все иномарки, а на его «москвич» никто не обращал внимания.

Капитан посидел несколько минут, потом достал сигарету. Не успел еще погаснуть огонь зажигалки, как рядом с машиной возник человек.

– Шеф, – дохнул он в открытое окно застоялым перегаром, – в Чертаново забрось.

– Я уже приехал, друг, – миролюбиво ответил Капитан.

– Не обидим.

Краем глаза Борис заметил, что у другой дверцы возник еще один клиент.

– Нет, ребята, не пойдет.

– Вылезай, сука! – В руке парня оказался нож.

– Вы что, ребята, – примирительно сказал Борис, – зачем же так…

– Вылезай, а то запорю.

Капитан рывком раскрыл дверь. Человек охнул и рухнул на спину. Нож отлетел в сторону. Второй, здоровый, оплывший парень, матерясь, бросился к нему, но Борис достал его правой, и тот залег около капота.

Капитан вынул пистолет, навинтил глушитель.

– Вставайте.

– Ты чё, ты чё, мужик? – испуганно выдавил один из налетчиков.

– Вставайте, суки.

– Ты чё?

Капитан выстрелил. Хлопок был почти не слышен, но пуля вошла в асфальт у ноги лежащего у капота придурка. Они вскочили разом.

– Ты чё, мужик, – сипло выдавил один, – мы же пошутили.

– Вот и я сейчас пошучу. Снимайте ботинки. Ну!.. Теперь брюки!..

– Да ты чё, мужик…

– Снимай, тварь, иначе мозги выбью. Две пары джинсов легли на асфальт.

– Теперь трусы.

– Падла! – крикнул один из налетчиков и прыгнул на Бориса.

Капитан встретил его левой. Своим любимым свингом, который когда-то принес ему первый чемпионский титул. Мужик отлетел, сел на задницу и замотал головой.

– Снимайте трусы.

Команда была выполнена без промедления.

– Теперь ты, фиксатый, увяжи все это в узел. И не думай меня достать. На этот раз отстрелю яйца. Увязал? Бросай сюда. А теперь бегом марш!

– Мы тебя достанем, – промычал один. Борис поднял пистолет.

Они побежали. Их голые задницы смешно белели в темноте.

Капитан брезгливо поднял куль с вещами, бросил на пол в кабину. Завел мотор и поехал. На Маросейке он остановился и кинул вещи в мусорный бак. Достал из бардачка флакон одеколона, вытер руки. Вот теперь он успокоился.

Весь вечер он искал Вовчика. Звонил к нему в квартиру, заехал в казино «Метрополя», но Рудерман залег где-то.

Дома Борис налил себе немного кампари, отхлебнул. Когда несколько часов назад он нашел в кармане убитого удостоверение ФСБ, то сразу понял, что оно не туфтовое.

А ФСБ не менты. Они рассчитываются за всех своих убитых. Значит, надо линять из города.

И как он, битый-перебитый, мог поверить этой суке Рудерману, что на чердак придет киллер, замочивший несколько дней назад председателя Морбанка Козлова, потому что с чердака он наблюдает за президентом АО «Горизонт».

Правда, ходили слухи, что чекисты сами устраняют новых русских, повязанных с криминалом, но Капитан не особенно в это верил.

Короче, влип он по полной программе. С этими невеселыми мыслями Борис допил кампари, лег и сразу уснул.

Разбудил его звонок в дверь. Капитан вскочил. В комнате было совсем светло.

Звонок снова задребезжал в прихожей. Борис включил монитор. На лестничной площадке стоял Серега Попов.

Капитан внимательно рассмотрел экран телевизора. Никаких подозрительных теней.

Конечно, он доверял своему бывшему сослуживцу Сереге Попову, но нынче жизнь такая – всех проверять надо.

Борис открыл дверь.

– Привет, Боря.

От Сереги невыносимо густо несло дорогим французским парфюмом.

Удивительно быстро бывший старший прапорщик-подрывник приладился к крутой московской моде. На шее у него висела золотая цепь, на руке – «рыжий» «ролекс» и массивный браслет. Конечно, на пальце левой руки расположилась крупная «гайка» – перстень с печаткой.

Борис посмотрел на него и улыбнулся.

– Ты чего, командир? – спросил Сергей.

– Золота на тебе больше, чем в ломбарде.

– Да брось ты, командир, люблю я это.

– Ты же не цыган.

– При чем здесь цыган? Нравится мне.

Действительно, Серега Попов с радостью окунулся в новую, непонятную жизнь. За один день он зарабатывал больше, чем за год опасной и тяжелой службы в Анголе или Мозамбике. Внешним аксессуарам благополучия он придавал особое значение. Пригнал из Мюнхена БМВ, одевался только в «Калинке-Стокманн», носил золото и отпадные часы.

– Ну, если нравится… Проходи.

– Ну что ты, в натуре, командир, достаешь меня с этими цацками.

– Да носи на здоровье. Ты теперь новый русский.

– Ну чё ты, в натуре…

– Вот видишь, и говорить стал, как малолетка из Матросской Тишины.

Серега насупился. Он любил и уважал Кондрашова с тех пор, как они вместе портили жизнь южноафриканцам в Анголе, а особенно в Мозамбике.

Борис Кондрашов тогда еще не был Капитаном, носил погоны старшего лейтенанта и командовал особой диверсионной группой, в которой специалистом-подрывником был старший прапорщик Попов. Поэтому любое замечание командира Сергей воспринимал болезненно.

– Иди мойся, командир, а я завтрак сооружу.

– Ты ко мне по делу или просто в гости?

– По делу, командир. – Сергей поставил кофейник на плиту.

– Тогда готовь завтрак, а я – в душ. – Капитан пошел в ванную.

Холодная вода окончательно отбросила остатки сна. Он стоял под тугими струями и смотрел на себя в зеркало.

Тридцать два, а сложен он неплохо, ни одного грамма жира. Только рубцы – отметины после Анголы и Мозамбика – оставались на теле.

Он смотрел в зеркало и думал о том, что, если бы опять его послали воевать в джунгли, он не просто поехал бы, а побежал со спринтерской скоростью. И денег ломовых не надо, и тряпок, и кабаков. Лучше быть офицером великой страны, чем подручным у непонятного человека.

Борис растерся полотенцем докрасна, накинул халат и вышел на кухню.

Сергей сообразил завтрак. Стол был накрыт с профессиональным военным шиком.

Капитан сел за стол, отпил кофе.

– Что за дело, Сергей?

– Шеф срочно требует. Он уже знает, что ты завалил чекиста. Как же так, командир?

– Сука Рудерман подставил.

– Не может быть!

– Как видишь, может.

– Вот сука, – злобно сказал Сергей, – ну, ему теперь не жить.

Борис допил кофе, сполоснул чашку. Он не любил, когда в доме оставалась грязная посуда.

– Поехали.