Текст книги "Истина"

– Коробков, опишите этого человека.

– Я на скорости шел. Высокий, пиджак светлый и штука какая-то в руках. А потом уж из окна брюки бежевые увидел и ботинки «Хэрорртс».

– Какие ботинки?

– Ну фирма такая, английская, дорогая.

– А вы не перепутали?

Коробков посмотрел на Наумова, как смотрят обычно на несмышленых детей.

Второй раз за этот день Олег столкнулся с энциклопедическим знанием западных изделий легкой промышленности.

– Ну, что было дальше?

– Я пошел к Грушину.

– Понятно. Слушайте, Коробков, если что-нибудь вспомните, то позвоните мне по этому телефону.

На улице Прохоров спросил Олега:

– Что завтра делать будем?

– Ты, как и прежде, ищешь оружие, ты, Сытин, внимательно просмотришь все газетные статьи Бурмина, запросишь дела, на основании которых он писал. Проверь всех героев его выступлений. Кто где находится.

– Что вы имеете в виду?

– Кое-кто из них сидит, кое-кто освободился, а кое-кто и открутился от ответственности. Я поеду к генералу Архипову. Может быть, он что-нибудь, кроме ботинок, видел.

Олег вышел из машины. Постоял у подъезда. Переулок был тих и безлюден. Почти все окна в домах погасли, только в темноте на лавочке во дворе напротив горели огоньки сигарет. Когда-то и он сидел там и курил одну сигарету за другой.

Это место было своеобразным ночным клубом не одного поколения местных мальчишек. Вот сидят и курят. Зимой пойдут в подъезды, а по телевизору модные корреспондентки молодежных программ опять будут рассуждать о проблемах свободного времени молодежи. И профессора будут рассуждать, и комсомольские работники, а мальчишки по-прежнему будут сидеть в подъезде, так и не зная, сколько умных людей пекутся об их досуге.

Когда Олегу приходилось видеть эти передачи, он почему-то испытывал острое чувство неудобства за этих людей. Ну о чем говорить-то? Вон актер известный как красиво говорил о помощи молодежным любительским студиям. А ты не говори. Приезжай хотя бы на Патрики и организуй такую студию. Но как же. У него времени нет. Театр, съемки, институт. Все эти говоруны, теоретики порассуждали красиво и пошли, а ребята опять без дела.

Олег вошел в подъезд, открыл дверцы лифта и, только нажав кнопку четвертого этажа, понял, как устал. День сегодня выдался на редкость суетливый и пустой. Пока розыск не продвинулся ни на шаг. Нет, все-таки продвинулся. Отпала хотя бы версия в отношении Коробкова. Да и наметки кое-какие «ответственный работник» дал.

Олег открыл дверь и в свете, падающем с лестничной площадки, увидел щенка. Он сидел у дверей и ждал. Господи! Как он обрадовался. Затявкал смешно, запрыгал, пытаясь передними лапками стать на брючину.

– Ну что, дурачок, соскучился?

Олег зажег свет и увидел две лужицы в коридоре. Щенок сразу же замолчал, вопросительно глядя на хозяина темными пуговицами глаз.

– Ничего, брат, ты еще маленький, правда?

Щенок согласно и радостно закрутил хвостом. Да, он еще очень маленький, но очень любит своего хозяина и вести себя будет хорошо.

Олег вытер тряпкой лужи, вымыл руки, накормил щенка. И пока ел этот живой белый комочек, он бездумно сидел и смотрел в окно.

– Все, брат, хватит. Пошли гулять.

Наумов взял щенка на руки и вышел из квартиры.

На улице тот сел и долго принюхивался к запахам ночи. Наумов медленно пошел к прудам, а собачонка ковыляла за ним, иногда ворча недовольно.

Олег опять взял его на руки, переходя через улицу, и выпустил только на аллее сквера.

Олег сел, откинулся на лавке и закурил. Сквер был пуст и тих. Только невдалеке чуть шумело Садовое кольцо да лебеди плескались в воде пруда.

Олег прислушался к этим таким обычным звукам, и ему становилось спокойно и хорошо. Давно он уже не сидел так вечером на Патриарших прудах.

Правда, они нынче называются Пионерскими, но все жители окрестных улиц да, пожалуй, и все истинные москвичи называют пруды по-старому – Патриаршими.

Олег Наумов родился здесь, в самом центре Москвы. Он как истинный патриот своего района считал его самым центральным. Что и говорить, красивый район. Только жалко Спиридоньевку, ныне Алексея Толстого, разрушили, застроили новыми однообразными домами. Жаль. Красивая была улица. Олег очень любил Москву. Он искренне переживал, когда ломали Арбат, не принял как истинный москвич нового, сверкающего стеклами однообразных домов проспекта. Такой проспект мог быть где угодно. В Черемушках, Свиблове, Мытищах, Ангарске. А Арбат был один-единственный. Чисто московский был этот район. Таких нет нигде. По сей день Олег любил гулять по Москве. Город напоминал ему любимую книгу, к которой можно возвращаться бесконечно. Но главное, сколько ни читай ее, всегда найдешь место, которое переосмысливаешь заново. Москва была не просто городом, в котором жил и работал Олег Наумов, она стала его судьбой и счастьем.

Щенок тявкнул. Он вернулся из увлекательного путешествия в высокой траве газона, из мира новых запахов и звуков.

– Сейчас докурю и пойдем, – сказал ему Наумов.

Уходить не хотелось, уж очень ночь хороша была.

Затрещал под ногами гравий дорожки, кто-то шел к Наумову. Он повернулся. К лавочке приближался человек в светлых брюках и куртке. Щенок заворчал, выкарабкался и стал перед Наумовым. Он защищал хозяина.

– О, какой у вас защитник, – улыбнулся незнакомец, – вы позволите прикурить?

– Конечно. – Олег протянул зажигалку.

– Спасибо. У вас тоже бессонница?

– Нет, – улыбнулся Олег. Слово «бессонница» он воспринимал пока как термин чисто литературный.

– Счастливый человек.

– А вы лекарства попробуйте попить.

– Нет, я уж лучше помучаюсь, чем химией баловаться. А как зовут вашего сторожа?

– В том-то и дело, что он только сегодня стал моим, я и не знаю пока, как назвать его.

Незнакомец присел на лавку, внимательно поглядел на щенка.

– А я знаю, как его зовут.

– Как? – спросил Наумов.

– Кузя. То есть полностью Кузьма.

Олег задумался, словно на язык пробуя это простое имя.

– А вы, пожалуй, правы. Он действительно чистопородный Кузя. Спасибо вам, мы пойдем.

– Жаль, – искренне сказал незнакомец, – а я думал, скоротаю время. Будет с кем поговорить.

Олегу стало пронзительно жаль этого немолодого, видимо, одинокого человека.

– Завтра рано на работу.

– Я понимаю, спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

По дороге домой Олег думал о том, как много все же в этом большом городе душевно неустроенных людей.

– Ты, Кузя, будешь спать здесь.

Олег постелил у дверей половичок, положил на него щенка. Кузя молчал, сраженный коварством хозяина.

Олег пошел в комнату, разделся и сразу же заснул. Он не слышал, как Кузя подошел к дивану, несколько раз безуспешно пытался влезть, потом, тяжело вздохнув, улегся на полу.

Когда Леша позвонил в дверь, они с Кузьмой уже завтракали.

– Смотри, прижился. Доброе утро, Олег Сергеевич, – сказал шофер.

– Кофе пить будешь?

– Я от стола только что.

– Тогда по коням, – Олег положил в раковину чашку и тарелку, – пошли.

Улицы были по-утреннему пустые, и Леша показал класс. Он мчался по пустому Кутузовскому, потом по проспекту Гречко, потом по Минскому шоссе.

Подъезжая к поселку, Леша все-таки сбросил скорость. У дачи Архипова машина затормозила.

– Олег Сергеевич, вы надолго? – спросил шофер.

– Час минимум.

– Можно я на рынок сгоняю?

– Далеко?

– Да нет, рядом здесь у станции. Хочу клубнику пацанам купить.

– Езжай.

Олег постоял у калитки. Дача генерала Архипова была за высоким зеленым забором. Ровным, как солдатский строй. Рядом с воротами под жестяным козырьком белела кнопка звонка.

Наумов на всякий случай толкнул калитку, и она подалась. Он шел по дорожке к даче, боясь, что разбудит пожилого человека, и вдруг увидел Архипова в длинных сатиновых трусах, бегущего по периметру забора. Генерал был больше похож на боксера, ушедшего на покой. Олег с завистью посмотрел на крутые шары мускулов, перекатывающихся под загорелой кожей.

– Вы ко мне? – на бегу спросил Архипов.

– Так точно, товарищ генерал.

– Заходите, ждите. Он побежал дальше.

На крыльце Наумова встретил Михеич.

– Проходите в дом, товарищ майор, сейчас завтракать будем.

– Да я… – начал было Наумов.

Но Михеич поставил третью тарелку на стол, всем своим видом показывая неуместность спора.

Через некоторое время на террасу спустился Архипов. В рубашке с погонами, в форменных брюках.

– Давайте завтракать, – командно предложил он. Ели быстро и молча. Потом выпили по стакану молока.

– Так, – Архипов встал, – теперь к делу. Майор Наумов. Так?

– Так точно, товарищ генерал.

– Убийца найден?

– Пока нет.

– Почему?

– Сложный случай.

– Вас учили искать убийц?

– Так точно.

– Значит, плохо учили.

Олег молчал. Обидно ему было, конечно, слушать подобное, но он молчал.

– Вам нужна моя помощь, майор?

– Да.

– Слушаю.

– Товарищ генерал, вы всегда встаете в одно и то же время?

– Да.

– А конкретно?

– Вы служили в армии, майор?

– Так точно.

– Когда у вас играли подъем?

– В шесть.

Генерал замолчал, предполагая неуместность дальнейших объяснений.

– Три дня назад вы утром ничего не заметили на просеке?

– Три дня назад… в понедельник… – Генерал задумался. – По-моему, нет. Машина синяя проехала, иномарка… Стоп… Человека видел.

– Какого?

– Высокого, в светлом во всем, разглядывал что-то в бинокль.

– Точно в бинокль?

– Да, в специальный бинокль. Есть такие маленькие, плоские бинокли, на губную гармошку перевернутую похожи. Они применяются при скрытом осмотре объекта.

– Долго этот человек рассматривал дачу?

– Я подошел к окну, когда услышал шум мотора. Думал, может, кто ко мне, и увидел этого с биноклем. Он сразу же ушел.

– Товарищ генерал, может быть, все-таки что-нибудь запомнили?

– Спину его.

– То есть…

– Человек, видимо, немолодой, шел, чуть сутулясь.

– Но ведь и молодые могут сутулиться?

– А вы приглядитесь, молодой человек хоть и сутулится, но идет упруго, пружинисто. А пожилой чем быстрее идет, тем больше сутулится.

– Товарищ генерал, больше ничего не заметили?

– Нет. Вы с Лизой поговорите, она рано молоко разносит, потом, знает всех в лицо.

У машины стоял Середин.

– Здорово, Наумов.

– Привет, Леонид. Ты чего?

– Есть кое-что. Поехали.

Они шли от дачи Бурмина. Лиза, Середин и Наумов.

– Вот здесь, – сказала Лиза, – здесь я его и встретила. Он мне навстречу шел быстро, почти бежал. Высокий, в куртке зеленой, кепка на голове маленькая, такая вроде серая. В руках чемоданчик черный плоский. Кейс, кажется, называется. Я еще удивилась: торопится, а идет в другую сторону от станции и автобуса. Правда, за день до ужаса этого я в кустах «жигули» видела.

– Где?

– Недалеко от шоссе.

Они подошли к кустам, и Олег сразу увидел поломанные ветки.

Он нагнулся, потрогал их руками. Некоторые из них были еще совсем сырые и клейкие.

– Что же вы нам раньше не сказали?

– Так я не подумала как-то, – огорченно ответила Лиза. – А сегодня утром товарищ приехал, ну и мы начали вспоминать…

Кусты образовывали естественный шалаш, спрятанную машину здесь увидеть было практически невозможно.

– А какого цвета была машина?

– Светлая, я мельком посмотрела, думаю, зачем «жигули» в кустах стоят, солнце в глаза било.

– Понятно.

– А может быть, влюбленные приезжали. Квартирный вопрос пока не решен. А в кустах им благодать…

– Все может быть, Леня, все может быть.

Олег опустился на корточки, влез в этот своеобразный шалаш. На мшистой траве не было никаких следов, колесная колея имелась, но ярко выраженных следов не было. Олег осмотрел землю сантиметр за сантиметром. Ничего. Даже окурков нет. Он вылез, огляделся. На земле тоже никаких следов.

– Значит, он заехал с шоссе, спрятал машину. Как же он шел к даче?

– Я думаю, через эту посадку, – сказал Середин, – видишь, она, словно живая изгородь, ведет прямо к забору Бурмина.

И они пошли через эту посадку, видя следы человека, прошедшего до них. Дошли почти до забора дачи.

– Все точно, – сказал Наумов, – вызывай людей, Середин, пусть осмотрят его маршрут.

– Да зачем, у меня здесь оперативник да твой шофер. Сами и осмотрим.

Три часа они ползали по земле, искололи руки, Леша даже лицо оцарапал. И все впустую.

– Ну как дальше жить будем? – спросил Середин Олега.

– Ты попробуй отработать версию Сутулого, а я – в Москву.

– Может, поменяемся?

– Я бы с удовольствием.

– Мне Сытин про Коробкова рассказал. Здорово мы влипли.

– Да, как точно выразился гражданин Коробков, карнавал был устроен неслабый.

– Вот же сволочь какая этот Грушин!

От упоминания одной фамилии Пончика у Наумова свело скулы.

– Ты мне, Леня, о нем лучше не говори. Иногда так жалеешь, что служишь в милиции.

– А ты не жалей, ты накажи его.

– Прохоров занимается.

– Вот и ладно. Ну езжай, а я здесь еще покружусь.

У мотеля на Минском шоссе Олег из машины набрал телефон Горелова.

– Горелов слушает.

– Здравствуйте. – Олег представился.

– Вы где?

– На Минском шоссе. Я хотел бы вас увидеть.

– Я тоже. Приезжайте.

Горелов жил в новом доме на Суворовском бульваре, внизу находился гастроном самообслуживания.

В подъезде стояла установка с кнопками. Кода Олег не знал, но, умудренный некоторым опытом, посмотрел на стену.

На ней жирно было написано фломастером: «1-47».

По сей день Наумов не мог понять, от кого охраняли эти мудреные системы, за которыми следили монтеры и обязательно сидел диспетчер на пульте.

Дверь на третьем этаже была открыта. Его ждали.

– Можно? – спросил Олег.

– Да, да, – в прихожую вышел Виктор Горелов.

Олег сразу же узнал его по многочисленным фотографиям. Правда, в жизни он выглядел значительно моложе. Высокий, спортивный, широкоплечий.

– Вы Наумов?

– Да.

– Проходите.

Они прошли через прихожую, заставленную книжными полками, и вошли в большую комнату, видимо гостиную.

Из кресла поднялся среднего роста бородатый мужчина.

– Знакомьтесь, – сказал Горелов, – это наш друг, художник, Боря Новиков.

На столе стояла бутылка коньяка, немудреная закуска, дымились чашки с кофе.

– Мы помянуть решили, присоединитесь?

– Не могу, на службе.

– Тогда я вам сварю кофе. Необыкновенный кофе. Его научил меня варить чудный старик в Батуми. Ему было около девяноста, но он продолжал работать в кафе. И сам выпивал не меньше десяти чашек.

Горелов вышел.

Новиков посмотрел на Олега. Не простой был этот взгляд – оценивающий, цепкий.

– Вы нашли убийцу? – тихо спросил он.

– Пока нет, – так же тихо ответил Олег.

– Почему?

– Не можем.

– А найдете?

– Надеюсь.

В комнату вошел Горелов, неся дымящуюся чашку кофе.

– Прошу. Вам, кстати, сколько лет, Олег Сергеевич?

– Тридцать шесть.

– Так мы все в общем-то ровесники. Давай на «ты»?

– Давай.

– Значит, пить не будешь?

– Нет.

– А мы помянем. Коньяк хороший, греческий, очень мягкий, его Игорь любил.

Он налил рюмки, и они с Новиковым, не чокаясь, выпили. Помолчали.

– Ты, Олег, извини нас. Мы брата потеряли. Игорь не просто для нас другом был. Больше. Каждый из нас многим обязан ему. Удивлен? Слушай. Борька когда-то пил. Как французы говорят, а-ля нуар. А проще – по-черному. Игорь его остановил. А у меня другое. Рвала критика на куски. На каждом обсуждении мордой в грязь били. Кто поднялся, защитил? Игорь Бурмин. Его уважали очень и как писателя, и как человека.

– Он много писал?

– Да, очень. Но публиковался мало. Для него десятилистовая повесть труднее шла, чем у другого многотомный роман.

– Он всегда работал с документом?

– Понимаешь, мы чуть постарше тебя. Пацанами, совсем маленькими, но все же в войну жили. Так вот в Игоре она осталась на всю жизнь. Он не менял тему. Искал неизвестных героев, неизвестные военные истории воскрешал. Ему очень благодарны многие люди. У него в архиве много писем. После его выступлений людей награждали орденами, оправдывали по суду… Многое было. Конечно, хлеб у него был нелегким. Но Игоря знать надо.

Горелов замолчал. Как-то сразу. Словно шел и оступился. Отвернулся к окну. В комнате повисло молчание. Пауза была длинной и тягучей. И Олег понял, что в этом доме надолго поселилось горе.

Горелов повернулся, и Олег внутренне вздрогнул, увидев, как изменилось его лицо. В дверях его встретил спокойный гостеприимный человек. Сейчас же на него смотрел немолодой мужчина с рельефно обозначенными складками у рта.

– Да что я говорю… – хрипло сказал Горелов, – несу какую-то дичь… Игорька-то нет… Ты, Олег, скажи – кто?

– Пока не знаю.

– Что надо-то? Может, позвонить куда? Или поехать с тобой?.. Впрочем, что я говорю, что я несу? Ты уж прости. Хотел спокойно… А вот… – Горелов опять отвернулся, и у него задрожали плечи.

Новиков встал, обнял товарища, начал что-то шептать ему.

Наумов ждал. Он привык ждать. Его работа была тесно связана с людским горем. Олег работал в уголовном розыске пятнадцать лет. И все время, постоянно ему приходилось сталкиваться с бедой. Она, казалось, шла по следам, и самое страшное в его работе было привыкнуть к ней, очерстветь душой. А он не смог. И поэтому по сей день делил боль со всеми, к кому приходил на помощь. И сейчас, сидя в этой элегантно-пустоватой гостиной, на стенах которой висели яркие, необычно написанные картины, Олег ощущал острое, ни с чем не сравнимое ощущение беды.

В такие минуты он жалел, что пошел в милицию. Есть же много других профессий, спокойных и приятных. Но он выбрал эту службу не из-за романтики. Он пошел в уголовный розыск, заранее зная, что знак беды проштампует его будущую жизнь. Но пятнадцать лет назад, получая офицерские погоны, он не понимал, какой тяжестью лягут они на его плечи.

Его первое дежурство по отделению началось трагически. На Старой Балашихе убили молоденькую студентку. Ее знали в городе все, она была победительницей веселой телевизионной передачи «КВН».

Сутки они с капитаном милиции Лепиловым искали убийцу. Это были страшные двадцать четыре часа.

Они взяли его в Реутове, в кафе, когда он пытался продать золотое кольцо убитой. Убийца выхватил нож, и тут всю свою ненависть Олег вложил в удар.

Потом всякое было. Но на всю жизнь младший лейтенант Наумов запомнил крик матери и глаза отца убитой.

Плохо ему было в этой комнате, очень плохо. Но уйти он не мог, потому что где-то ходит человек, совершивший преступление.

Горелов отошел от окна, сел на подлокотник кресла. Жадно затянулся сигаретой. Курил он кубинские. Крепкие, из сигарного табака.

– Знаешь, – Горелов успокоился, – ты спрашивай, что надо, а мы отвечать будем.

– Виктор, у Игоря были враги?

– Враги… Я понимаю, что ты имеешь в виду настоящих, а не литературных врагов.

– А разве есть литературные?

– Конечно. Игорь интересно работал, его выдвинули на Госпремию РСФСР.

– Я думаю, что эти враги сводят счеты на собраниях, а не берут в руки оружие.

– Это точно. – Горелов задумался.

– Давай поставим вопрос несколько иначе. – Олег отхлебнул остывший кофе. – Были ли люди, активно желавшие его смерти?

– У его жены новый ами, – мрачно сказал Новиков, – он угрожал Игорю.

– Чем занимается этот ами?

– Деляга. Работает в автосервисе управления по туризму.

– Игорь знал что-нибудь о его делах?

– Точно не знаю, но статью готовил о злоупотреблениях именно в этой системе.

– Что значит – готовил? Написал?

– По-моему, нет. Только материалы собирал.

– Как зовут этого ами?

– Сергей. Фамилию не знаю. У него синий «мерседес», вообще весьма вальяжный мужчина.

Наумов вспомнил дачу Бурмина, его не раз перекрашенный «москвич», и горькое чувство досады охватило его. Ну до каких же пор люди, отдающие всего себя делу, работающие и страдающие, будут жить скромно? А всякая погань типа Коробкова и этого Сережи ездить на шикарных машинах, шататься по ресторанам, существовать праздно, сыто и весело?

Если бы в управлении создали специальный отдел по борьбе с этой пеной, он с великим удовольствием пошел бы туда работать.

– Я думаю, это несерьезно, – вмешался в разговор Горелов, – такие, как этот Сережа, только грозят, но ничего не делают. В сущности, они трусы.

Олег не ответил. Он не хотел рассказывать известному писателю кое-какие истории из своей практики. Нет, эти дельцы опасны. На них работают всевозможные коробковы. И если одни могут только выколачивать долги, то другие и на убийство способны.

– Ребята, давайте по порядку. Что необычного произошло в жизни Игоря за последнее время?

– Конечно, эта нелепая женитьба, – твердо сказал Горелов. – Мы все были против этой дамы. Но Игорь слишком увлекся ею. Он по натуре однолюб. Весьма долго переживал разрыв с первой женой. Потом вот эта Алла. Она была ему совершенно чужой. Знаешь, да не то что из другого государства, просто с другой планеты. А теперь она вдова писателя. Будет получать деньги за книги, которые выйдут в этом году, за переиздания, за фильмы. Чертовски несправедливо.

«Вдова писателя, – подумал Наумов, – а это же положение постоянное. Для человека праздного, не любящего работать, ничего другого не нужно».

И еще один палец загнул. Правда, это не мотивы, а так, наметки пока, но все же зацепочка есть.

– Теперь, ребята, ответьте мне. Игорь много выступал со статьями, я бы их назвал разоблачениями. Потом были суды, сроки, все как положено. Угрожали ему эти люди?

– Да. Конечно. – Горелов вскочил. – Письма даже слали с угрозами.

– А где эти письма?

– В архиве редакции.

– Теперь о его последней работе…

– Он писал повесть о людях, погибших в сорок третьем, – тихо ответил Горелов, – думаю, что с этой стороны ему ничто не угрожало.

– У меня к тебе просьба, Виктор, помоги разобрать архивы Игоря.

– Когда?

– Дня через два. – Олег встал. – Спасибо за кофе. – Он достал ручку, написал на листе бумаги телефон. – Звоните в любое время. Когда похороны?

– Послезавтра. Придешь?

– Обязательно.

– Подожди.

Горелов вышел из комнаты и вернулся через несколько минут, неся в руках книги, он сам вынул ручку, надписал.

– Это тебе, два моих последних сочинения.

– Спасибо. – Олег искренне обрадовался, он безуспешно пытался достать эти книги уже несколько месяцев.

Машину он отпустил с условием, что Леша заедет домой и выгуляет Кузьму. Но до управления было рукой подать. Олег вышел на бульвар, сел на свободную лавочку, закурил. Ну и что же мы все-таки имеем? Некто приезжал в район дачи и наблюдал ее в бинокль. Возможно, что этот некто прятал в кустах машину. Более того, неизвестный скрыто подошел к даче.

Но высокий сутулый человек в светлом пиджаке и убийца могут быть разными людьми. Лиза видела высокого человека с темными усиками, в темных очках, закрывающих лицо, и кепке.

Коробков и Архипов говорят о человеке в светлом пиджаке, без всяких усиков.

Надо искать. Пошел второй день, а конкретной зацепки нет.

О смерти мужа Алла узнала только сегодня. Они с Сергеем уезжали на три дня по Золотому кольцу. Господи, как прекрасно они провели время в Суздале! Алла любила ездить с Сергеем. Любила испытывать чувство некой элитарности. Сергея знали везде. Но не просто знали, а относились к нему любезно-почтительно. У них всегда был самый лучший номер, кормили ее в отдельных кабинетах. В магазинах Сергея встречали директора и сразу же вели в подсобку.

Что и говорить, ее будущий муж был человеком влиятельным. С Игорем она ездила всего лишь один раз в Дом творчества писателей и испытала острое чувство стыда, когда их поселили в узком, как пенал, номере с видом на какие-то сараи. Это было вдвойне унизительно, потому что был самый сезон, конец сентября, и дом просто ломился от знакомых. Она встретила здесь свою портниху Стеллу, живущую, естественно, в люксе, знакомого директора ресторана, занимающего двухкомнатный апартамент, да и других людей, которых постоянно встречала на премьерах и вернисажах. Они все устроились прекрасно в писательском доме.

Войдя в комнату, увидев обшарпанные стены и побитую мебель, Алла сразу же устроила скандал. Она кричала, что Игоря не уважают, что он мямля и не умеет постоять за себя. Почему все умеют устраиваться, а он нет?

– Я никогда не устраивался, я брал, что мне дают, – ответил муж.

И тут Алла напомнила, сколько трудов ему стоило получить путевку в этот курятник, как ему нагло отказывали, как над ним издевались. И вот, когда путевка получена, их селят в какую-то щель. Он же видел, как живут все ее знакомые.

Бурмин зло ответил, что он вообще удивляется, почему ее знакомые попадают в лучший сезон и занимают лучшие номера в Доме творчества писателей.

– Они просто умеют жить! – зло крикнула Алла и ушла из комнаты.

Двадцать четыре дня она провела практически в номере Стеллы.

С Сергеем они тоже были там. В июне этого года. Как он говорил, закатились на десять дней. Встречать Сергея приехал директор дома. Он немедленно устроил их в двухкомнатном номере с видом на море, и питались они отдельно и вкусно, не то что в прошлый раз.

– Я, конечно, не Лев Толстой, – смеялся Сергей, – но и его бы здесь так не принимали, как меня.

Конечно, внешне Сергей ни в какое сравнение с Игорем не шел. Она увидела Игоря в Болгарии, в свете вспыхивающих и гаснущих фонарей в ресторане, и сердце у нее тревожно забилось. Потом были чудесные дни на побережье и в Софии, которые кончились сразу же в Москве.

Конечно, Бурмин был достаточно известным и весьма уважаемым человеком. И понятие «жена Бурмина» стало для этой женщины неким званием, которое она охотно носила в своей компании.

Встреча в Болгарии вылилась в своеобразное продолжение съемки музыкального фильма, продолжение праздника. Игорь много и тяжело работал, был очень занят и вообще не склонен к светским развлечениям. Дело для него являлось главным, все остальное он просто не замечал.

Нет, он не просиживал дни и ночи в архивах и библиотеках. Они ходили в гости, в театры, на премьеры и у себя принимали. Но ей было нестерпимо, болезненно скучно с друзьями Игоря. Она привыкла к легкости, веселому отношению к жизни. К людям, которые никогда не говорили о своей работе. Работа давала возможность проводить время в застольных беседах, ездить на юг и в Прибалтику, кататься на лыжах в Бакуриани и Терсколе. Поэтому Алла никогда не знала, где и кем работают веселые мужчины из их компании. Для них была другая градация – солидный человек.

Сергей был именно таким. У него водились деньги, и немалые, он ездил на «мерседесе», божественно одевался. И ничего, что он не был красавцем. Для мужчины это не главное.

Алла едва успела войти в квартиру, как зазвонил телефон. Она подняла трубку, и незнакомый работник Союза писателей рассказал ей о смерти мужа.

Он сказал, что похороны будут организованы, что всем занимается Виктор Горелов.

Алла повесила трубку, достала сигарету и закурила. Известие о смерти Игоря не потрясло ее, а наоборот, она почувствовала облегчение. Все эти дни она жила с ощущением некоторого дискомфорта. Суд, раздел имущества, размен квартиры.

Она села в кресло и мысленно подсчитала, что у нее осталось: двухкомнатная прекрасная квартира на улице Чаплыгина, на книжке у Игоря было минимум тысяч семь, машина, правда старая, но Сергей поможет ее хорошо продать. Краем уха она слышала, что Игорь покупает полдачи на сорок втором километре. Если он оформил покупку, тогда вообще все прекрасно.

Как человеку холодному, ярко выраженному эгоцентрику, ей не свойственны были добрые движения души. Бывший муж для нее не существовал.

Этот человек ушел из ее жизни, а следовательно, не заслуживал ни слез, ни жалости. Она всем говорила, что с бывшим мужем у них не было взаимопонимания. Не догадываясь, что взаимопонимание – не слова, а действия.

Но сейчас она об этом не думала. Она подошла к шкафу и перебрала платья. Панихида, конечно, будет в ЦДЛ, поэтому необходимо красивое черное платье. А вот черного как раз и не было. Нужно звонить Стелле, ей привозят для продажи фирменные тряпки. Конечно, жалко выкидывать четыре сотни за платье, которое наденешь один раз. Жалко. Нужно одолжить у подруг. Не может же она прийти на похороны бог знает в чем.

Но сначала необходимо позвонить Сергею. Алла посмотрела на часы: двенадцать, наверняка он обедает. Она набрала номер ресторана в Теплом Стане. Там обедают все солидные люди. Телефон долго не отвечал. Потом в трубке послышался гортанный голос:

– Слушаю.

– Это ты, Гурам?

– Я.

– Это Алла.

– Слушай, какой подарок, клянусь честным словом, приезжай, дорогая.

– Не могу, Гурамчик. Сережа у тебя?

– Что ты звонишь: Сережа да Сережа! Слушай, я же тоже мужчина. Нафарширован прилично. Когда мне позвонишь?

– Скоро, Гурамчик, скоро.

– Тогда сейчас позову.

Сергей подошел к телефону минут через пять.

– Здравствуйте, – нараспев произнес он.

– Сережа, немедленно приезжай.

– А что случилось?

– Игорь умер.

Сергей помолчал некоторое время, потом сказал:

– Жди.

Он вышел из кабинета администратора и мимо кухни прошел в небольшой зал. Там сидели еще двое.

– Ну что? – усмехнулся золотозубо Виктор Константинович. – Соскучилась твоя… – Он поковырял в зубах спичкой: – Не тот шашлык дал Гурам, не тот.

Он был здесь старшим и по возрасту, и по чину. Некий генерал, командующий одним из направлений дела, в котором крутился Сергей Пронин. Второй был совсем молодой парнишка, только что впущенный в дело и поэтому еще жадный и нахальный.

– Ты чего, Серж, такой задумчивый? – спросил он.

– Умер муж Аллы.

– Что ты говоришь? – радостно ахнул Виктор Константинович. – Вот это повезло.

– Не понял. – Сергей разрезал шашлык.

– Дурак. Теперь ты женишься на вдове известного писателя и твои деньги автоматом станут наследством, а не левыми. Теперь у тебя все доходы трудовые. Это хорошо. Гурам!

Лицо администратора просунулось в дверь.

– Еще бутылку коньяка.

– А может, хватит? – неуверенно сказал Сергей.

– Нет, не хватит. Такое дело требует осмысления.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что мы на имя твоей Аллы можем теперь официально положить часть денег.

– Сколько?

– Поначалу немного, тысяч пятьдесят. Потом добавим.

– Ты думаешь, ее муж столько зарабатывал?

– А ты сможешь доказать обратное?

– Не знаю.

– А я знаю. Жена писателя. Книги, фильмы. Деньги дома держала, потом продала украшения, которые он ей дарил. Кто связываться будет? Повезло тебе, Сережа, ты нынче лицо официальное – муж богатой женщины. Кстати, отчего он умер?

– Она не сказала.

– Да, впрочем, какая разница.

– Знаешь, – тихо сказал Сергей, – она так спокойно говорила, будто он ей не муж, а так, малознакомый человек.

– Так она же известная стерва. Акула. Ты смотри, выпотрошит тебя.

– Меня? – Сережа усмехнулся.

И Виктор Константинович понял, что его не выпотрошишь. Третий не вмешивался в разговор, он жадно ел и пил, думая о пачке денег, которую ему передали. Если там две тысячи, тогда он сможет завтра купить восьмую модель «жигулей». Только это занимало его сегодня. Он ждал момента, когда останется один и со сладостным восторгом пересчитает деньги.

– Мы тут с Сашей покукуем, а ты поезжай, – сказал Виктор Константинович, – неудобно, надо утешить. – Он захохотал, золотозубый рот вспыхнул в свете тусклой электрической лампы.