Текст книги "Идеалист. Психология в художественной прозе"

Мы все успели, когда на пороге появились гости, все было готово. На столе дымился борщ, жаркое с уткой, блюдо с пирожками, на тарелочки были выложены солености, а посередине красовалась вчерашняя бутыль с долитой до краев мутной жидкостью. После знакомства со всеми, а это был один дед и три старушки, я хотел удалиться. Но Галина Семеновна не хотела и слышать. Меня усадили за стол. Передо мной стояла полная тарелка наваристого борща с огромным плавающим в нем куском мяса. В плане самогона на этот раз меня отстаивала сама Галина Семеновна, хотя то и дело предлагала, пока, мол, нет Леры. От выпивки я все же отказался, а всему остальному решил соответствовать и делать все, как все.

Много пили, ели и говорили. Я не слушал их разговоров, в основном это были пересуды о людях, которых я и не знал вовсе. Я ел и с нетерпением ждал Валерию Викторовну. Один эпизод все же заставил меня прислушаться. Началось все с насмешек деда Гриши над бабой Надей. Намекнет что-то про ее похождения и смеется взахлеб. Баба Надя в ответ то и дело толкала его под локоть. От этого он заливался хохотом еще больше.

– А вчера, слышишь Галя, говорю, чего старая пригорюнилась? Забыла, что такой красавец пристроился, радовалась бы, а то сидит, все грустит. Так я говорю, может, ждет, что еще придет? Оттого и грустная, что больше не приходит!

Тут, заливаясь смехом, к деду Грише присоединились и баба Люба, и Галина Семеновна.

– Тьфу на тебя! Хоть бы перед людьми меня не позорил, а, что за человек! – говоря это, баба Надя и сама еле сдерживалась, чтобы не захохотать.

Галина Семеновна повернулась ко мне, от смеха у нее выступили слезы, утирая их, она принялась мне пояснять:

– В селе у нас в прошлом году история одна с Надькой приключилась. Приехали в наши края брат с сестрой, да и поселились здесь. Откуда-то из Молдавии приехали, им тут родственница дом оставила. А он, молодой такой, а красивый! Ему все девки в селе проходу не давали. Так он ни на одну и глазом не повел, а в нашу Надьку влюбился. А бабе 70 лет! – здесь хохот возобновился с новой силой, на этот раз не сдержалась и сама баба Надя, – и вот, как-то ночью, лето же, ставни настежь, залез он к ней, значит, в окно.

– Пристроился, ирод! Та с перепугу и не поняла, что происходит! – с новым взрывом хохота, еле выговаривая слова, пояснил дед Гриша.

Похоже, юмора не оценил только я, потому что мне было совершенно не смешно. Радовало лишь одно, раз у самой жертвы, то есть бабы Нади, на все это такая реакция, значит, все хорошо.

– Да ты ешь, остыло уж все! А вы, тоже мне, нашли, что вспомнить при моих гостях. Давайте! Ешьте лучше! Гриша, давай, еще положу тебе!

Я приступил ко второй откуда-то появившейся передо мной тарелке борща. Разговор перешел в другое русло, на этот раз о делах хозяйственных, и вдруг как-то одновременно и резко все замолчали. Я обернулся, за спиной у меня стояла Валерия Викторовна. Ложка выпала у меня из рук.

– Вот это да! Что я вижу, Саша? Ты и ешь борщ? Всем здравствуйте, дядя Гриша, тетя Люба, тетя Надя.

Она обнялась с гостями, с каждым по очереди. Они вскочили со своих мест, и усадить их обратно уже не удавалось ни Галине Семеновне, ни Валерии Викторовне. Они твердо вознамерились уходить. Люся с Евгением курили во дворе. Я был так рад ее появлению, что не находил слов. Лера Викторовна была в приподнятом настроении и смотрела на меня очень ласково. Это была та близость, которую я чувствовал впервые. С чем это было связано, я и сам не знал, только теперь ее взгляд был другим, не таким, как раньше. Бывало, она глядит на меня, и во взгляде и тепло, и дружба, а приблизиться страшно, кровь в жилах стынет. Омут ее карих глаз так и затягивает. А сейчас во взгляде появилась нежность, она успокаивала, я почувствовал себя в безопасности. Вошли Женя с Люсей, и Галина Семеновна снова принялась накрывать на стол, запретив помогать ей. Очередь дошла и до моего пакета, все привезенное мной было выложено на стол. Получилось красиво и разнообразно. Жене снова пришлось пить огненную воду в одиночку, дамам он налил грузинского вина, оно было густое и красное как кровь. Все выпили, кроме меня. После двух тарелок сытного борща есть я уже не мог, поэтому просто сидел и исподтишка наблюдал за Валерией Викторовной. Она чувствовала, что я на нее смотрю. Уговорив маму дать ей свою тарелку, она положила в нее всего понемножку. Начала Галина Семеновна с оливок, надкусила сыр, до рулета из селедки дело не дошло, на ее лице появилась гримаса. С виноватым видом она смотрела на дочь, а в глазах читался немой вопрос: «Как вы все это едите?» Зато в восторге была Лера Викторовна и сказала, что на столе все, что она любит. И тут Галина Семеновна поинтересовалась, как съездили. Тут-то мне и открылся весь замысел задуманного.

– Сказала, чтобы мы приехали в следующий четверг, если Люся захочет, конечно, и если мы сможем, – она переглянулась с Женей.

– Как же это? А почему так, Лера, ты не знаешь? Ты же могла ее попросить. Вы же ехали в такую даль. Что-то я не пойму.

– Ну, вот так, мама. Значит так надо. Она Люсе все объяснила.

– А вы привезете меня в следующий четверг? Женя?

– Посмотрим, как там с работой сложится, у меня, у Леры… – еле сохраняя свою напускную серьезность, пробурчал Евгений и поспешил набить рот едой.

Валерия Викторовна также отвернулась к окну, пытаясь скрыть появившуюся на ее лице улыбку. Но я заметил. Так они проверяли степень желания и серьезность намерений Люси! В конце концов сбудется желание или нет, определяется силой этого желания! Как же я раньше-то не догадался! На душе полегчало. От радости и любви к Валерии Викторовне я готов был броситься ей на шею, но решил все же этого не делать.

– Саша, ты меня прости ради бога но, Лерочка, можно я все это переложу тебе?

Галина Семеновна ссыпала все содержимое из своей тарелки в тарелку дочери. Все рассмеялись, уже не сдерживаясь.

На улице совсем распогодилось. Валерия Викторовна объявила свободное время, а сама принялась убирать со стола. Люся решила загорать и отправилась подыскивать себе удобное местечко. В ее распоряжении была вся территория усадьбы до самой трассы. Оголив верх до майки, с подстилкой под мышкой она направилась в глубь сада. Галине Семеновне нужно было завести развалюху, которая простояла всю зиму в гараже в одном из хуторских дворов, и она призвала на помощь Евгения. Я помогал Валерии Викторовне убирать со стола и ходил за ней по пятам. Вымыть посуду здесь было непросто. Для этого нужно было набрать студеной водицы из колодца, подогреть ее, снести всю посуду из дома на кухню и только затем вымыть. Я ничего не дал делать Валерии Викторовне и сделал все сам, за что был вознагражден – пока я мыл посуду, она стояла рядом.

– Знаешь, а ты меня действительно удивил!

– Это чем же, позвольте спросить?

– Я была более чем уверена, что тебе здесь будет не комфортно и ты начнешь капризничать, а ты очень органично смотришься, не то что наша девушка…

– Спасибо. Но это же ваш дом, поэтому мне важно…

В этот момент, когда я полез за очередной тарелкой в тазик с мыльной пеной и руки у меня были заняты, Лера Викторовна провела рукой по моим плечам, задержавшись на затылке.

– Как тебе спалось и что снилось на новом месте или кто? Расскажи!

– Ну, не жених точно, – удалось мне рассмешить ее. – А вообще, такое снилось, что и рассказывать неловко.

– Ты же знаешь, что я люблю интерпретировать сны, так что придется рассказывать, Саша…

– Нет, пожалуйста, прошу, не нужно!

– Чего ты так боишься? Это же просто сон.

– Ничего я не боюсь, просто, знаете… Я… стесняюсь! – мы подошли к колодцу, где я собирался набрать еще воды.

– Ладно, потом расскажешь, а пока что, давай, я тебе свой расскажу, хочешь?

– Конечно, хочу! – я опустил ведро в колодец.

– Сон, значит, такой, вот на этом самом месте, возле этого колодца ты меня соблазняешь, да так красиво… Дежавю. Вот так точно мы и стояли, как сейчас. Чертенок ты эдакий, Сашка!

Я чуть не упустил полное воды ведро в колодец. А она несла уже вымытые тарелки в дом.

Дело было сделано, стол убран, посуда вымыта. Лера Викторовна взяла меня за руку и повела за собой.

– Мы кое-куда сходим, ты не возражаешь?

Я не возражал, а она не отпускала моей руки. Мы вышли со двора и направились вдоль поля по тропе.

– Куда мы идем?

– На речку, я покажу тебе свое любимое место, я там всегда любила сидеть подолгу и о чем-нибудь думать. А цыганский табор я выглядывала вот отсюда, с этого самого места. Помню, в первый раз я увидела их вон там, – и она указала в сторону лесной опушки, еле различимой вдали. – Слышно их было уже здесь, но я решила подойти ближе и пробиралась через все поле. Они меня, конечно же, заметили, но вида не подали. А я лежала в высокой траве и затаив дыхание слушала, как они веселятся. Это был карнавал среди бела дня! Такого веселья я не видела даже на свадьбах. И откуда в них столько неуемной энергии?.. Я мечтала, чтобы они научили меня танцевать. Долго не решалась, наконец вышла к ним. Меня подозвал к себе самый старший, помню, он сидел на коряге с баяном, босой, и у него были густые-густые усы. Я уселась рядом с ним и смотрела на цветные, развевающиеся в танце перед самым моим носом юбки. А потом я сбросила свои сандалии, они учили меня танцевать, а старший аккомпанировал мне на баяне. Я так просила их меня украсть, но они не украли! Пришлось возвращаться домой, где мне снова влетело за то, что не помогала маме, как мои сестры.

Мы вышли на асфальтированную дорогу, за которой виднелся берег реки. Валерия Викторовна все это время держала мою руку. Отпустила только, когда пришлось пробираться сквозь заросли. Я следовал за ней, след в след. Камыши вокруг были в рост с нами. Было ясно, что река где-то совсем близко, а вот как к ней выйти, знала только она. Через просвет в зарослях камыша мы наконец вышли к воде. Теперь водная гладь открылась перед нами во всей красе. Настоящий оазис, если бы не два рыбака. На протяжении всего пути мы не встретили ни души, и на тебе! Они поздоровались, так было принято в селе. При виде них Валерия Викторовна и сама огорчилась, я это услышал по ее голосу. Но делать было нечего.

– Как же давно это было, уж и тропинки все заросли. Я не была здесь уже лет двадцать. Приезжать приезжала, а сюда вот только с тобой выбралась. Раньше и купаться можно было, сейчас все тиной заволокло. Ладно, идем обратно…

Я еле уговорил ее побыть здесь еще, хотя бы чуть-чуть. Мы присели на облысевший ствол какого-то дерева, вероятно, осины, склонившийся к самой воде. Я мог понять Валерию Викторовну, нахлынувшие чувства требовали уединения. Я боялся нарушить интимность ее воспоминаний. Но она заговорила сама.

– Саша, ты мне обещал, я слушаю твой сон.

– Только не это, Валерия Викторовна, умоляю!

– Давай так, нам помешали, мы здесь с тобой не одни. Но у тебя же богатое воображение, правда? У меня тоже. А помнишь, я говорила, при хорошей игре воображения женщину не нужно даже раздевать, достаточно только представить, что у нее под одеждой. Говорят же – разыгралось воображение. Вот я хочу, чтобы оно у тебя сейчас разыгралось, чтобы ты вернулся в свой сон, отчетливо его вспомнил и рассказал мне абсолютно все. Смотри, я даю тебе полную волю, цензуры нет. Это значит, что вместо того, что ты сделал бы, если бы мы были здесь одни, ты можешь все это проговорить. Совершим такой акт совместного творчества. К тому же если двое в анализе люди интересные, а мы же с тобой претендуем на это, то и анализ обещает быть занимательным. Так, я слушаю…

– Ладно! Слушайте… Очень теплый и солнечный день. Я знаю, что вы уехали к себе домой, к маме. Я выезжаю вслед за вами на машине, но совершенно не знаю дороги и даже не знаю, где это место находится. К тому же я совершенно не уверен в том, что вы хотите, чтобы я вас нашел, то есть я не знаю, обрадуетесь вы моему приезду или нет, но все равно еду. Я верю в то, что у меня получится отыскать вас, это просто вопрос времени. Если нужно, я буду на каждом километре останавливаться и спрашивать дорогу у всех подряд и буду делать это до тех пор, пока не отыщу вас. В общем, настроен я решительно. Но мне даже ничего не пришлось предпринимать. Я просто еду и вдруг понимаю, что уже совсем близко, я это чувствую. Мое волнение и желание видеть вас возрастает с каждой минутой. Теперь я точно должен знать, куда ехать, чтобы не терять ни минуты. Я останавливаюсь перед какой-то огромной дачей, которая еще не достроена. Забор и дом в несколько этажей, строительство идет не снаружи, а внутри, в самом доме. В надежде кого-нибудь в нем отыскать я захожу, но никого не вижу в этой части дома. А чтобы попасть в другую его часть, нужно преодолеть проход на втором этаже, который еще не закончен, не залит цементом, а только покрыт щебнем. Я делаю первый шаг, и сразу же мне навстречу, приветливо улыбаясь, выходит человек. Я только собираюсь объяснить ему, что меня привело сюда, как он сам начинает говорить. Сказал, что мне никуда больше не нужно ехать и что я встречу вас, как только выйду за ворота. Сейчас вы будете там проходить. Я этому известию ужасно радуюсь, спешно благодарю прораба и иду к воротам, все еще не веря, что нашел вас. И, действительно, как только я открываю ворота, сразу же вижу вас. Сердце начинает колотиться бешено. Вы идете с какой-то полной пожилой женщиной и разговариваете. Я окликаю вас, и вы оборачиваетесь. К моему еще большему удивлению, вы мне очень рады, подходите ко мне и смотрите так ласково, что у меня кружится голова. А когда вы проводите рукой по моему лицу и чуть приподнимаете мой подбородок, я на грани обморока. В это время я вспоминаю, что женщина, которая была с вами, прямо сейчас стоит и наблюдает за нами, и, конечно же, ей видно, как я вас люблю. Тогда вы обнимаете меня, и все вместе мы идем по дороге. Продолжая меня обнимать, вы говорите с вашей спутницей о чем-то своем. А я всю дорогу иду рядом, испытывая чувство блаженства от вашей близости.

Я замолчал.

– Это все?

– Все!

– Да, Саша…

– Что да, Валерия Викторовна? Вы же обещали!

– Идем, пора возвращаться. По дороге домой можем заехать в дом, где когда-то жила моя бабушка, если хочешь.

– Тот, что вы описали в своем романе? Хочу!

– Тогда тем более нужно поспешить.

Только теперь я снова заметил рыбаков. Все это время их как будто и не было вовсе. Когда я рассказывал свой сон, мой внутренний взор полностью перенес меня в него. Я видел его заново. От присутствия реальной Валерии Викторовны и от произносимых мной вслух слов, душа моя затрепетала. При всей своей робости я так увлекся рассказом, что называл все, что рисовала передо мной моя чувственная память, нисколько не заботясь о степени откровенности. Я утратил всякую осторожность в словах, которой обычно придерживался. Но должен признаться, мне понравилось говорить вот так, взахлеб, увлеченно. Вопрос был только в том, что именно я сообщил своим сном ей и почему она отказалась его интерпретировать.

По тем же зарослям мы пробирались назад к дороге. Обратный путь показался коротким. Я был счастлив оттого, что Валерия Викторовна оставила всех – Евгения, Люсю и даже маму – и все это время пробыла со мной. На протяжении всей этой поездки я отмечал ее доброе и даже ласковое ко мне отношение. Былая ее властность никуда не девалась. И я все равно побаивался ее. А желание мое возрастало с каждой минутой.

Идти с Валерией Викторовной вот так вдвоем по пустынной дороге было настолько необычно, что я забыл обо всех своих страстях и наслаждался самим фактом ее присутствия рядом со мной. Мы шли молча. Пустынность открытого пространства вокруг нас обостряла восприятие каждого мгновения. Если раньше мы находились в городской суете с толпами людей, беспрерывной чередой событий, множеством дорог, огней, транспортом, высотками, мостами и светофорами, то сейчас нас окружали простор и тишина. Это было место ее силы. Здесь она вынашивала идеи и писала, могла оставаться долгое время, и ей было хорошо. Я же понимал, что без нее умер бы здесь от тоски. Оказавшись вне городской суеты, я осознал, что собой представляю я и что она. Ее внутренний мир был куда насыщенней и богаче моего, и здесь, среди покоя и тишины, он был ее силой, а моей слабостью. Остаться здесь наедине с собой я не смог бы, да и не хотел.

Мы почти пришли. Валерия Викторовна заметила идущий из трубы дым.

– Глазам своим не верю, мама печь затопила! Я всегда так мерзну, прошу, прошу, а она только смеется в ответ. Теплынь, говорит, на улице, какая печь! Представляешь, всю жизнь здесь прожила, и все сама делает, даже хлеб сама печет. Все хозяйство на ней. Побежали греться, а то я замерзла, а ты? – на мгновение Валерия Викторовна вложила свои руки в мои. Руки у нее и впрямь были холодными, но от этого прикосновения во мне вспыхнул огонь.

Мы забежали в дом. Она повела меня в комнату, где ночевала прошлой ночью. Я увидел самую настоящую сельскую печь, на которой можно лежать. Валерия Викторовна предложила мне на нее залезть и погреться, что я и сделал с удовольствием. Впервые в своей жизни я лежал на печи и слушал голоса в гостиной. Галина Семеновна снова накрывала на стол. За то время, что мы отсутствовали, она успела приготовить ужин и ощипать еще одну утку, которой собиралась потчевать сейчас и передать дочке с собой в город. На все попытки разубедить ее в такой необходимости в ответ был выдвинут безапелляционный аргумент, – если в доме мужчина, должно быть и мясо.

Похоже, Евгений спал отдельно от Валерии Викторовны, так как в комнате был только один диван. Значит, Валерия Викторовна спала на диване с мамой, а Женя отдельно от них здесь, на печи. Знай я об этом раньше! Я торжествовал. Когда Валерия Викторовна вернулась и приложила руки к теплой стенке, я взял одну и поднес к своим губам. Но Галина Семеновна уже звала дочь. Я спрыгнул с печи и тоже пошел помогать. Снова нужно было носить посуду, и мы с Валерией Викторовной отправились во двор. Люся уже переместилась под яблоню перед домом. Она сидела на раскладном стульчике, закутанная в плед, и курила. Увидев нас, лишь помахала ручкой. Как объяснила Галина Семеновна, печь она затопила из-за Люси, потому что ребенок прибежал к ней с синими губами. Тут Галина Семеновна взглянула на меня и отметила мой румянец. У меня, и правда, пылали щеки. Когда мы зашли на кухню, увидели ведро с утиной головой и перьями, а вокруг, облизываясь, кружил кот.

Поужинали мы быстро, нужно было выезжать. Евгений хотел добраться до основной трассы засветло. Люся была рада отъезду, забралась в машину на переднее сиденье раньше всех и сидела там все время, пока Галина Семеновна собирала харчи для дочери и, как она думала, для все еще зятя. Когда все вещи были собраны и уложены в багажник, наступило время прощаться. Галина Семеновна горячо обнялась со всеми по очереди и радушно приглашала приезжать к ней в любое время, на любой срок. Люсе для этого пришлось выйти из машины, после чего она снова быстро заняла пассажирское место рядом с водителем. Я был этому только рад, это означало, что я буду ехать на заднем сиденье рядом с Лерой Викторовной. Машина тронулась. Галина Семеновна выбежала на дорогу и еще долго размахивала платком нам вслед.

До поселка, в котором когда-то жила бабушка Валерии Викторовны, мы добрались довольно быстро. Дом не был бесхозным, в нем теперь жила соседка, которой Валерия Викторовна этот дом отдала. Машина остановилась перед небольшим, уютным двориком. Из-за плетеного из лозы метровой высоты забора с глиняными горшками на колышках и деревянной лавочкой под ним была видна беленая хатка. Люся и Евгений решили остаться в машине. Я же с удовольствием и любопытством отправился вслед за Валерией Викторовной. Во дворе вовсю цвела черемуха. Ее аромат мы учуяли еще в машине. К дому вела аккуратная цементная дорожка, вдоль которой с одной стороны змейкой вился низенький плетень. Таким же образом были ограждены и клумбы. В саду было много фруктовых деревьев. Между яблоней и вишней расположилась ажурная металлическая беседка, сплошь увитая виноградом. Возле самого дома, с обеих сторон от входа, раскинулись кусты сирени. Этот двор мне больше напоминал дачный участок, нежели сельский. Все здесь было продумано и сделано с душой. Но это было только начало. В самом доме оказалось куда интереснее. Валерия Викторовна постучалась и толкнула увесистую деревянную дверь. Дверь поддалась, и мы вошли. Откуда-то изнутри мы услышали приветливый женский голос. Мы прошли через сени и оказались в просторной светлой комнате с деревянной отделкой внутри и каким-то невообразимо сладким запахом. Посередине стоял резной стол, на столе самовар, все остальное пространство стола занимала разложенная газета, а на газете отдельными кучками лежали сухие травы, бутоны и листья, которые, сидя на стуле, перебирала приятной наружности полноватая женщина лет шестидесяти. При виде Валерии Викторовны она чрезвычайно обрадовалась, они тепло обнялись. Я в это время с интересом смотрел по сторонам. На полочках вдоль стен красовались разноцветные банки с различными соленьями, красные – с помидорами, зеленые – с огурцами, отдельно перец, светло-коричневые – с лисичками, темнее – с белыми и опятами, дальше кабачковая и баклажанная икра, а затем шли всевозможные варенья и повидла. С деревянной балки по периметру головками вниз свисали пучки засушенных трав и бязевые мешочки. Смеси сушеных трав находились и в стеклянных банках, которые стояли на таких же полочках вдоль стены. В доме была точно такая же, как и у Галины Семеновны, печь. Но, несмотря на абсолютно одинаковую конструкцию, эта казалась намного уютнее. Саму по себе просторную и светлую комнату все эти травы, печь, деревянная отделка и ожерелья сушеных грибов на оконных рамах делали сказочной. Все, как я и воображал, по рассказам. Валерия Викторовна представила меня как своего любимого ученика. Лидия Михайловна, так звали женщину, просила нас садиться и указала на фигурную лавку. Так как на улице нас ждал Евгений, Лера Викторовна не собиралась задерживаться, но Лидия Михайловна сказала, что без чая с медом или вареньем из ее дома никто еще не уходил. Пока в самоваре грелась вода, нужно было что-нибудь выбрать из предложенных ею травяных смесей. Лидия Михайловна достала с полок банки, открыла их и поставила перед нами. Выбрать было весьма сложно, так как помимо банок, запах из которых бил в нос, было перечислено еще множество композиций и составов, а я совершенно не разбирался в травах. Из всего я запомнил только те названия, которые были на слуху, например, аптечные травы: календулу, ромашку, боярышник, зверобой. Конечно, я знал, что такое крапива, душица, листья лесной малины, смородины, земляники. Но что с чем комбинируется, не знал. Видя мое замешательство, Лидия Михайловна взялась помочь с выбором.

– Ну, избыточным весом, я так погляжу, ни ты, ни Лера не страдаете, так что облепиха с ромашкой не про вас. Это больше мне подходит. Облепиха с крапивой полезна всем, но энергии у вас и так хоть отбавляй. Успокаивающего предлагать тоже не намерена, разве что сами попросите. А вот иван-чаем, пожалуй, угощу, правда, прошлогоднего сбора, новый только в сентябре буду собирать. Слышите запах? – в ответ мы с Валерией Викторовной одновременно и интенсивно закивали головами. – Вот он и есть, его запах. Весь год благоухает. По составу – великолепный. А еще, это «мужская трава», хотя в вашем возрасте, Александр, это ни к чему. Я вам бутоны заварю, их и смешивать можно. Что любишь? Смородину, малину или землянику?

Я выбрал землянику, Лера Викторовна малину. Пили с медом, без сахара. Было очень вкусно. К окончанию нашего чаепития я знал об иван-чае практически все: и свойства, и как растет, и когда собирают, и как обрабатывают. Как оказалось, это настоящее искусство. Собирают его определенным образом, в определенные периоды и стадии цветения, сушат несколько раз, растирают, обдают кипятком, после чего сушат в печи и снова перетирают. В ход идут и листья, и цветы, и нераспустившиеся бутоны. Из предложенных нам нераспустившихся бутонов выходит самый нежный напиток. Я готов был долго еще сидеть вот так, с Валерией Викторовной, пить чай и слушать увлекательный рассказ Лидии Михайловны, но ничего не поделаешь, нужно было идти. Хозяйка дома не собиралась отпускать нас без гостинцев. Валерия Викторовна благодарила и, как могла, сопротивлялась, но пару банок с повидлом и ореховым вареньем для любимой Лерочки все же очутились у меня в руках.

Мы сели в машину. Люся спала, прислонив голову к стеклу, Евгений курил и листал дорожный атлас. То, что он зол, было видно невооруженным глазом. Я посмотрел на часы, мы действительно задержались, выходило, что мы пробыли в доме целый час. Евгений выкинул сигарету в окно, вернул атлас на место, в бардачок, и повернул ключ зажигания. Проснулась Люся.

На этот раз мы не петляли по проселочным дорогам и довольно быстро добрались до основной трассы. Женя молчал, Люся снова уснула, а Валерия Викторовна за все время только и произнесла: «А в доме ничего не поменялось, все, как при бабушке». Я тоже молчал, смотрел в окно и наслаждался и самой поездкой, и ее результатом. Впервые мы с Валерией Викторовной не спорили и не ссорились, впервые она со мной не играла, не провоцировала и не исследовала. И впервые я почувствовал себя в безопасности рядом с ней. А про одну с Люсей кровать я давно позабыл.

Авто остановилось на обочине. Я знал о привычке Евгения пить в дороге кофе. Ларек остался чуть позади. Снова проснулась Люся. Сначала вышел Женя, она за ним. Валерия Викторовна оставалась в машине. Всю дорогу она пребывала в каком-то задумчивом, отстраненном состоянии. Я тоже решил выйти, размять ноги. Женя и Люся покупали себе кофе и собирались курить. Мы вернулись в машину. Я принес кофе и шоколадку для Валерии Викторовны. Ее и не спросил никто, хочет ли она чего-нибудь. Она тут же вышла из своей задумчивости, чему я очень обрадовался. Она снова была весела и глядела на меня тем своим любопытным взглядом, к которому я никак не мог привыкнуть и который волновал меня снова и снова. Она оценила мой жест и сделала выговор обоим, сидящим впереди. Со мной же хотела поделиться шоколадкой, но после того как я отказался, поделилась с Люсей. Несмотря на открытые окна, мы сидели в дыму. Валерии Викторовне это не понравилось, и Жене с Люсей пришлось докуривать, выйдя из машины.

После этой остановки Люся оживилась и уже не спала. Теперь она без конца переключала радио, сама, похоже, не зная, что ищет. Попадались и хорошие мелодии, но Люся не останавливала на них свой выбор. Я не обращал на это никакого внимания, потому что думал лишь об одном – мне безумно хотелось поцеловать Валерию Викторовну, поцеловать прямо здесь, на заднем сиденье, на глазах ее бывшего мужа и лаборантки.

Мы подъехали к знакомой девятиэтажке. Было не поздно, всего восемь вечера, но Женя вознамерился нас с Люсей подкинуть в город после того, как занесет вещи. Я поблагодарил Валерию Викторовну за поездку и за замечательно проведенное время, после чего со всеми попрощался. Я отказался от предложения Жени, решил пройтись. Люся с нескрываемой радостью осталась ждать Евгения. А я был счастлив отделаться от них обоих.

У меня было отличное настроение. Домой я не спешил. Автобус прекрасно подходил для того, чтобы подумать, мне было, что вспомнить, и я хотел «просмотреть» это все в голове. Ехать предстояло не менее сорока минут.