Текст книги "Идеалист. Психология в художественной прозе"

XVIII

Прошло полгода, как я вышел из Братства. Вышел – это громко сказано! Я просто перестал посещать лекции, как внутренние в своей группе, так и лекции г-жи Марины. По сути, я состоял в Братстве, только чтобы иметь возможность регулярно видеть ее. Мне было бы вполне достаточно ходить только к ней. Но правила Братства исключали такую возможность, обязывая ходить и на другие лекции, предписанные каждой группе слушателей. Ходить выборочно или выбирать лектора также не разрешалось. И мне начало казаться, что я попусту теряю там время.

На своем новом и первом месте работы я поставил себе цель – продвижение по карьерной лестнице. В связи с дополнительными обязанностями, которые я на себя взял, на меня навалилось много работы. Времени на себя оставалось совсем мало или не оставалось вовсе, поэтому тратить его на внутренние лекции, на которых я откровенно скучал, не было никакого смысла. Почему я не мог просто видеть Марину Мирославовну, почему для этого я должен был делать то, чего делать мне не хочется? Из-за постоянных повторений и громких фраз об ученичестве, великих учителях и стремлении к свету я уже не просто скучал на этих лекциях, они начали меня раздражать. Когда я пропускал подряд несколько занятий, а затем приходил на одно из них, призывы спасти и изменить мир казались мне пафосными и надуманными. Как-то после длинного перерыва я пришел на одну из своих внутренних лекций с опозданием и услышал, что миссия спасения мира возложена на наше Братство и что ему в этом способствуют какие-то высшие сущности. Эта лекция и стала для меня последней. Тогда-то я и покинул Братство.

Маразма, подобного этому, я не замечал раньше. То, что Братство не могло претендовать на научную деятельность, я понимал уже давно. Но то, что я попал в оккультное сообщество, до меня дошло только через несколько лет моего в нем членства! Но ведь ничто подобное никогда не звучало на лекциях г-жи Марины! По крайней мере, мне так казалось. А не звучало, потому что перед ней стояла другая задача, привлечь, а не отпугнуть. Заговори они о таком с самого начала, полный зал опустел бы в два счета, остались бы единицы. Она начинала красиво и издалека, наделяя предания истории нужными ей смыслами и акцентами. Так как я посещал ее лекции не первый год, я отметил, что все они начинались с «наезда» на современные нравы и наше время. Противопоставлялись культуры Древней Греции и Древнего Рима, когда были заложены основы будущей европейской цивилизации и наша эпоха информационных технологий. Основное слово здесь «духовность». Утраченные ныне идеалы и ценности и так далее, и тому подобное. «Сейчас все иначе, а вот тогда все эти учения имели своей целью вовсе не те знания, которыми наполняют наши умы школы и университеты, их целью была мудрость. Великие учителя учили людей мудрости, а школы являлись храмами мудрости, чести и доблести», – говорилось на одной из лекций. Г-жа Марина была настолько убедительна и красноречива, что в результате ее пламенных речей душа жаждала свершений. И тогда возникал простой и закономерный вопрос, где же теперь в наше время отыскать великих учителей и где он, храм мудрости сегодня? Лекции продолжались, и постепенно приходило понимание того, что в одиночку человек слаб, беспомощен и абсолютно ни на что не годен. И тогда возникал следующий вопрос, если все то истинное, чему может и должен следовать человек, было раньше и ничего этого нет сегодня, то как жить дальше? Во имя чего?

В поиске ответов на эти вопросы слушатели и попадали в Дом Братства, где их вниманию были представлены творческие и волонтерские направления, в которых можно было дать волю своим благородным порывам, талантам и стремлениям. Состояние подавленности и разочарования, присущее нашему времени, сменялось вдохновением и энтузиазмом. Есть еще на земле места, где делаются добрые дела, где ты не один, и это Братство!

Но ведь существует же множество благотворительных организаций. Там не читают лекций, а просто работают люди. И если ты готов помогать, там будут только рады. Если ты готов привести друзей, будут рады еще больше. В Братстве же ни работать без лекций нельзя, ни друзей на работы привлекать нельзя. Запрещалось брать друга на уборку парка или заповедника, привлекать к сбору вещей для детского дома, если тот не является членом Братства. Это странно. Выходит, что самоцелью являлся не конечный результат, а что-то совершенно иное. Почему для того, чтобы быть волонтером, нужно слушать лекции, и при чем здесь эзотерика? Я мог ответить только так – хорошие дела для отвода глаз, но не самоцель.

Теперь я не посещал Братство и не ходил к Валерии Викторовне. В жизни моей наступил период, когда я только работал. Все стало, как раньше, до того, как меня начали поучать все вокруг. Теперь меня снова окружали обычные люди, которые жили своей жизнью в своих обычных повседневных заботах, и не было у них никаких сверхзадач. У меня появилось свободное время, и я возобновил отношения с друзьями, снова начал читать книги, никем не рекомендуемые книги, а те, которые хотелось читать мне. За время моего «ученичества» мы с друзьями успели друг от друга отдалиться, и мне понадобилось время, чтобы наши отношения стали прежними, такими же непосредственными и близкими.

С тех пор как я вернулся к обычной жизни, к семье, друзьям и работе, прошло еще полгода. Я не скучал по Братству, только по Марине Мирославовне, и не скучал по Валерии Викторовне, на нее я был обижен. Чем дольше я изучал психологию в университете, тем дальше от меня становилось и Братство, и психоанализ в понимании Валерии Викторовны. Меня все перестали поучать, и я стал свободнее и увереннее в себе. На работе у меня завязался роман с одной нашей сотрудницей. Это был служебный роман. Он отличался от всех прежних. Мы отлично с ней ладили, и она ни на что не претендовала. Это была очень сексуальная девушка. Я начал ходить за ней даже в курилку, хотя и не курил. Оказалось, что в курилке можно было узнать все новости и сплетни, все самые важные вопросы решались именно там. Тот, кто не курил, многое упускал из жизни компании. Теперь я не спешил домой, как раньше, мы оставались допоздна. И, когда никого уже не было в офисе, занимались сексом, затем я провожал ее домой. Мы вместе работали, и это было очень удобно. Не нужно было ничего придумывать и никуда бежать, чтобы увидеться. Я и она жили в одном ритме, и целый день находились в одном помещении. Мы сидели с ней в разных комнатах, но переписывались, встречались в коридоре случайно и специально, вместе ходили на обед, пили кофе и проводили время в курилке. Работе это нисколько не мешало, даже наоборот. Руководство было мной довольно. Мне нравилось все, что происходит, и казалось, что и Братство и Валерия Викторовна остались далеко позади. Но все же наступил день, когда моя коллега захотела куда-нибудь сходить вместе. Недолго думая, я пригласил ее на лекцию в Братство. Будучи уже вне членства, я решил как-нибудь пробраться на одну из лекций к Марине Мирославовне и записать ее на диктофон, чтобы потом разобрать эту лекцию, прослушать предложение за предложением, интонацию за интонацией и проанализировать. Повод я себе, конечно же, выдумал, на самом же деле мне безумно хотелось ее видеть!

На входе всегда стояли дежурные. Как правило, это был кто-нибудь из старших учеников, и все они уже знали меня в лицо. А вот было ли им известно о моем статусе «бывшего», то есть уже вышедшего из Братства?.. Об этом я как раз и мог узнать – если пропустят, значит, не знают. Быть «бывшим» это намного хуже, чем быть просто еще не посвященным слушателем. «Бывший» для Братства – это как патрон, который уже дал осечку. Я мог бы взять с собой и Аню, она давно хотела познакомиться с моей «коллегой». Но Аня уже давно не ходила на лекции и не состояла в Братстве. Она уже и думать о нем позабыла. Причем для нее этот выход был намного проще и безболезненнее, чем для меня. Я боялся признаться ей, что снова собираюсь туда. Она или разозлится, или обругает меня. Коллега же моя тут же дала согласие. Я наговорил ей всякого, сказал, что это тайное общество, закрытая лекция, на которую мы с ней попробуем пробраться. Она сказала, что это необычно и ее на такое еще никто не приглашал. В Братстве ее никто никогда не видел и не знал, и она вполне могла сойти за слушательницу нового набора. Я все ей рассказал и объяснил, как действовать, если меня не пропустят. Мы условились, что тогда она сама пройдет в зал, сделает аудиозапись лекции, а я буду ждать ее на улице. Но я рассчитывал просочиться в зал с общим потоком, главное, чтобы на входе не было Юли.

Диктофон я решил взять у Ани, точнее, мне был нужен ее мобильный телефон. Для этого я должен был объяснить, зачем он мне нужен. Когда она купила новый телефон, в нем было отличное записывающее устройство. Она пользовалась им на всех лекциях в университете. Когда я рассказал ей, она не разозлилась, но и, зачем это нужно, не понимала. Сказала, что я снова трачу время на всякие глупости, но телефон дала.

Ни видео-, ни аудиозаписей лекций г-жи Марины не существовало в природе, по крайней мере, мне так сказали в Братстве, сказала та самая неприятная барышня, которая назначала меня на дежурства в библиотеку. Позже я просмотрел архивы всех доступных записей в Братстве, нужной мне, действительно, не было или она не была общедоступной. Как-то один из слушателей на вводном курсе пытался сделать запись, был замечен и обезврежен. С тех пор дежурные перед началом занятий делали объявление о том, что записывать данные лекции на какой-либо из носителей запрещено.

Сесть нам нужно было как можно ближе, чтобы запись состоялась, однако Марина Мирославовна знала меня в лицо, поэтому мы не могли сесть прямо перед ней. Вся надежда была на диктофон, я собирался держать его прикрытым тетрадью. Мы условились прийти как можно раньше, чтобы тот из нас, кто проберется в зал, занял место во втором ряду, справа. Если сесть чуть дальше или с другой стороны, шансов на хорошее качество записи останется мало. По такому случаю с работы мы ушли раньше обычного.

Приехали мы тоже рано, зал был еще закрыт, в коридоре ни души. Ожидать под дверью было бы неразумно, и мы поднялись этажом выше. Ждать пришлось недолго, на лестнице послышались чьи-то голоса. Выждав минуту, я тихонько спустился и заглянул в коридор, дежурные открывали зал, и Юлии среди них не было! Не было среди них и никого из тех, кого я обычно видел с Мариной Мирославовной. Наши шансы попасть в аудиторию были велики. Оставалось дождаться кого-нибудь из слушателей. По коридору шли сразу три девушки, и мы увязались за ними. Свою спутницу я взял за руку. Каждая из девушек достала из сумки свой абонемент и предъявила дежурным. Наступила наша очередь. Вместо абонемента, улыбаясь, я произнес название своей бывшей группы. Проблем не возникло. Мы прошли.

Оказавшись в этом зале снова, я разволновался не на шутку, сердце колотилось как бешеное. Чего я только не перепробовал, и дышал глубоко, и старался переключить свои мысли на что-нибудь другое, ничего не выходило. Я страшно нервничал то ли от предстоящей встречи с г-жой Мариной, то ли потому, что мы собирались тайком записать ее лекцию. Мне не хотелось впутывать Марину Мирославовну во что-либо, я просто не мог поступить по отношению к ней непорядочно. Я уже раскаивался и собирался отменить свою затею, думая только об одном, что сейчас ее увижу! Но этого не произошло. Вместо Марины Мирославовны в аудиторию вошла Тата. Так уже было однажды. Тогда я просто встал и ушел. Теперь этого делать было нельзя, нас заметили бы и возможности попасть на лекцию таким же способом еще раз у нас уже не было бы. Я ужасно расстроился. В памяти у меня проносились любимые жесты, взгляд, я уже представил, как она входит в аудиторию, подходит к столу, характерным движением откидывает назад прядь волос и своим серебристым голосом начинает лекцию. Вместо всего этого передо мной стояла грузная Тата в своих ужасных очках. О том, что она в них разглядит меня, можно было не беспокоиться. Да и телефон не нужно прятать. И так как делать запись тайком от Марины Мирославовны мне было не по душе, то Тата пришлась очень кстати. Я смогу сравнить ее лекции в Доме с тем, что и как она будет говорить новичкам.

Лекция началась. Я был рад тому, что все сложилось именно так. Я включил запись и положил телефон на тетрадь. Теперь я думал, чем бы заняться и как высидеть ближайшие полтора часа. Как назло, у меня с собой не было книги. Делать было нечего, и я волей-неволей начал вслушиваться в слова, произносимые Татой. Мне казалось, что все это я слышал уже миллион раз. А что нового я, собственно, надеялся услышать?

Недавно на одной из лекций в университете я узнал о методе слушания в психоанализе. Метод заключался в следующем: слушать, не вникая в детали, и в то же время удерживать нить повествования, вычленяя из него самое главное. Интересным было то, что спустя время все ранее услышанные психотерапевтом детали при необходимости всплывали в сознании. Клиент, таким образом, не мог упрекнуть психотерапевта в невнимательности. Я решил испробовать этот метод. Сейчас я точно не был настроен внимать великим учителям, а собирался разоблачать. Отключить эмоции и свои чувства в случае с Мариной Мирославовной у меня не вышло бы, ее речам внимало все мое существо. Теперь же я собирался не чувственно, а объективно воспринимать все сказанное лектором. Рядом со мной сидел человек, попавший на лекцию впервые и не посещавший всех предыдущих. Таким образом, вдобавок к записи у меня будет еще и независимое мнение. Я настроился выявлять причинно-следственные связи и планировал прийти к подтексту, который обязательно должен был быть, как и в лекциях Марины Мирославовны. Я раскинул сети и готов был к улову в виде кода, послания подсознанию. Также я собрался вычленять повторения и перефразировать все ключевые моменты. Голосовые интонации, позы и жесты тоже попадут в поле моего внимания.

После того как я вышел из Братства и пожил «в миру», многое в моем сознании прояснилось и стало на свои места. И вовсе не казался этот мир тем монстром, каковым изображало его Братство. Да, не все идеально, но сколько же всего прекрасного существует в нем! Теперь я не чувствовал себя отчужденным, я хотел познавать этот мир, а не убегать от него. Братство с его незыблемыми идеалами стало для меня чем-то надуманным. Семья, друзья, работа – все, как у всех, наступило отрезвление. Как будто я спал и вдруг проснулся. Не прошла только моя влюбленность в Марину Мирославовну. При всем своем уме и эрудиции она попала в западню. Действительно ли я в это верил или мне хотелось в это верить, я и сам не знал. Имея целью развенчать ореол таинственности вокруг Братства, я собирался спасти Марину Мирославовну. Только вот хотела ли она спасаться?.. Но я уже позабыл о скуке и превратился в слух. У своей спутницы я попросил листик и карандаш. Она удивленно на меня посмотрела. Наверное, для нее это выглядело необычно. Из офисного работника и начальника отдела я превратился в конспектирующего ученика. Сама она на этой лекции заметно скучала и пыталась взять меня за руку. Интересно, какого меня она увидела бы, будь передо мной не Тата, а г-жа Марина?

Мысли о Марине Мирославовне совершенно сбили меня с толку, лекция шла, а я еще не сделал ничего из того, что наметил. Чтобы немного собраться, я решил конспектировать лекцию в виде чертежа вместо текста. На листике я начал чертить схему. Так обычно составляются опорные конспекты – сокращенная символическая запись крупного блока изучаемого материала. Карандаш застыл у меня в руках, я пребывал в растерянности и не знал, с чего начать. Речь шла об этапах эволюции и задачах всего человечества, реинкарнациях, воплощениях и тому подобном. Обо всем этом Тата говорила как о чем-то реальном и конкретном, говорила как человек, который знает о сказанном не понаслышке, говорила от своего имени без ссылки на чье-либо учение и прямо-таки утверждала. Моя спутница то и дело поглядывала на меня в недоумении. Но, повторюсь, ничего подобного я никогда не слышал от Марины Мирославовны! Пусть она и намекала на что-то в своих лекциях, но речь все же шла о древних культурах и цивилизациях, школах и традициях в контексте истории, исторического факта. Одно дело слышать о Пифагорейской школе со своими правилами и принципами обучения в ней, легенду о Короле Артуре, Дон Кихоте или о своде правил для рыцарей, и совершенно другое – лекция об эволюции человечества и вселенной! Такую же лекцию Тата читала и у нас на курсе в Доме. Тогда я просто не обратил на это внимания. Из уст Марины Мирославовны всегда все звучало красиво, логично, приемлемо. Слушая ее, я готов был идентифицировать себя с рыцарем, который должен завоевать сердце дамы, или с учеником, преданным своему учителю, то есть ей. Но что я должен был думать, слушая о расах и воплощениях прошлых, настоящих и будущих!

Я продолжал слушать. Все, сказанное Татой, я пытался уложить в какие-нибудь рамки, философскую догму, аллегорическую интерпретацию, еще во что-нибудь. Но ни на одну из лекций по философии, на которых я когда-либо бывал, эта не походила и ни в какую научную стезю не укладывалась. О какой научности относительно эзотерической доктрины с ее мистическими учениями могла идти речь! Антинаучность наших внутренних лекций настораживала меня уже давно. Но глядя на витающую в облаках девушку Юлю, я не придавал этому особого значения. Но эта лекция была публичной, вела ее одна из старших, а информация звучала как истина в последней инстанции! Я уже выбирал заголовки и подзаголовки для пунктов и колонок своей будущей схемы опорного конспекта. То и дело звучали даты, я решил записать их отдельно, в ряд. Уже одна эта строка наводила на определенные мысли. Периоды, о которых шла речь, звучали следующим образом: 300 миллионов лет назад, 200, 136 миллионов лет до н.э. плюс минус 36 миллионов лет, 100 миллионов лет до н.э., 18.5 миллионов лет назад, 25 950 лет и так далее. Помимо дат звучало множество географических названий: пустынь, островов и континентов, таких как Северная Азия, Африка, Египет, Иран, Саудовская Аравия, Австралия и остров Пасхи, Центральная Азия и пустыня Гоби, Атлантида, остров—государство, известный по преданиям как Посейдонис. Далее речь шла о повторяющихся воплощениях на земле. Об эволюции душ великих учителей человечества, которые знают… Затем об импульсах и волнах, о зарождении новой расы, не в смысле возникновения новых популяций по географическим и биологическим признакам, а в смысле эволюции сознания человечества.

Нужно было как-нибудь озаглавить свой конспект. Тогда я постарался ответить на вопрос «о чем лекция?» одним предложением. У меня получилось следующее: «Эзотерическая доктрина эволюции человечества». Потом я обозначил лектора как человеческое существо здесь и сейчас, а подаваемый ею материал как информацию о нашей Земле и Вселенной. После дат и географических названий в оставшиеся колонки я вписывал все услышанные имена. Данный раздел возглавляло имя Блаватской Е. П. Дальше я записал все необычные слова и термины, такие как «лемурийцы», «владыки огня», «Ману», «Монада», «логос» и прочие.

Вся картина данной лекции уместилась у меня на одной страничке и была красноречивее любого анализа. Диктофон оставался в режиме записи до самого окончания лекции. При желании или надобности я смогу заново прослушать ее всю от начала до конца или любую ее часть. И я собирался дать это послушать Валерии Викторовне. Хоть я и начал многое понимать, мне нужна была помощь. Наша с ней ссора не в счет. Это по делу. Я собирался все ей рассказать и знал, ее это точно заинтересует.

Лекция закончилась, и, слившись с общим потоком, мы беспрепятственно выплыли из зала. Теперь мне нужно было отдать Ане телефон. Запись она могла скинуть по интернету. Мне почему-то хотелось побыть одному, и я соображал, что бы такое придумать, чтобы моя коллега не обиделась. Лекция ей не понравилась.

XIХ

Теперь наши с Валерией Викторовной отношения сводились к разговорам о Братстве. Она подробно расспрашивала меня об этой части жизни, которую мне долгое время удавалось от нее скрывать. Я рассказывал, но не обо всем: Марина Мирославовна по-прежнему была неприкасаемая, вне подозрений. Я представлял ее в хорошем свете, а о своих к ней чувствах и попытках их выразить умалчивал. Каждый раз Лера Викторовна слушала внимательно, с интересом за мной наблюдая. Бывало, я так углублялся в воспоминания, что совершенно забывал о своей позиции критика. Я часто ловил себя на мысли, что говорю о Братстве, как о чем-то, что меня все еще волнует и чему я до сих пор принадлежу. И хоть я сделал выбор в пользу здравого смысла и рациональности, тайное и иррациональное успело пустить корни в моем сознании и время от времени будоражило воображение.

Говорить я мог бесконечно. Она давала мне возможность высказываться и никогда этот процесс не прерывала. Никаких корректив она пока не вносила, мнение не высказывала и к разгадке меня не приблизила. По сути, я просто пересказал ей все свои умозаключения, к которым шел уже не один год. Валерия Викторовна исправно и внимательно изучала все мои ссылки и упоминаемую мной литературу, но продолжала молчать. Как-то я спросил ее об этом.

– Я хочу, чтобы говорил ты, Саша. Очень важно дать всему этому выход. Если я вмешаюсь, ты не скажешь того, что должен!

– Должен?! Но мне нужна помощь! Я думал, вместе мы сможем…

– Марина Мирославовна главная! Всегда есть Он и Она. Он – идея, Она – олицетворение. Мужское и женское, отец и мать. Но главная всегда мать! Эта схема стара как мир. Возьми любую из сект.

Так я и знал, этого я и боялся, и именно поэтому не хотел ей ничего рассказывать. Я продолжал с ней встречаться, но о Братстве больше не говорил. Она не настаивала. Тема Братства сменилась политикой.

В стране начался политический путч, последние события были у всех на устах. В обществе произошел раскол, люди разделились во мнениях. Я старался во всем этом не принимать участия, но и оставаться в полной изоляции при всем желании было невозможно. Что-то, где-то я постоянно слышал. Я не принимал ни ту, ни другую сторону. То, что происходило, было нехорошо по определению. К этому времени я научился мыслить определенным образом, и если уж информация до меня доходила, я рассматривал ее как бы со стороны, стараясь не вовлекаться эмоционально и фиксировать каждое деструктивное высказывание или действие. В результате я пришел к определенным выводам, и каково же было мое удивление, когда я узнал, что Валерия Викторовна является сторонницей большинства. Она сделала свой выбор, она стала на одну из сторон, и аналитическое мышление больше не работало. Она не хотела ничего слышать, вела себя фанатично и агрессивно. Быть с ней заодно я не мог. Таким образом, наши с ней мнения и взгляды разошлись. Разногласия и споры возникали между нами все чаще. Мне было известно, что она позволяет себе агитировать студентов. Для меня это было неприемлемо. Я хорошо помнил словосочетание «несформировавшиеся души», которое услышал от нее. Ситуация в стране усугублялась, и наконец произошел самый неожиданный поворот. Я был категорически против воинственно и агрессивно настроенных людей и их действий, хаоса и беспорядков, которые такие действия неизбежно влекли за собой. В университете в рамках курса социальной психологии наш преподаватель коснулся и психологии масс и методов управления ими. Я не мог не видеть того, что это были очевидные манипуляции, и недоумевал, как этого могла не замечать Валерия Викторовна!

Как-то я отправился к ней на чай. Мы условились не говорить о политике. Я ждал ее во дворе, она должна была появиться с минуты на минуту. Еще издали я обратил внимание на ее походку. Те решительность и скорость, с которыми она направлялась к дому, говорили о ее плохом настроении. Я приветливо улыбнулся ей и поздоровался.

Мне уже было известно, что Лиза стала аспиранткой Валерии Викторовны. Как и с поездкой на фиесту, поступать в аспирантуру сначала было предложено мне, но я отказался, и этой возможностью воспользовалась Лиза. Как я правильно предположил, Валерия Викторовна была не в духе. Когда мы поднимались по ступенькам, я еле за ней поспевал. Наученный опытом я знал, когда она в таком настроении, нужно молча ждать, а потом молча слушать. Я так и сделал, сидел на кухне и ждал. Не прошло и пяти минут, как я услышал брань, льющуюся в адрес Лизы. Я не знал, что и думать, в чем она уже успела провиниться? На сей раз вина ее состояла лишь в том, что она, как и я, не разделяла взглядов Валерии Викторовны в связи с творящимися беспорядками, о чем прямо ей и заявила. Я был бы рад ее промаху, да не мог. Гнев Валерии Викторовны казался мне совершенно несправедливым. Иметь свою точку зрения, свой взгляд на происходящее позволено каждому. Валерия Викторовна продолжила свой рассказ, сообщив, что сгоряча назвала Лизу дурой, а этого делать было нельзя. Я уже хотел было обрадоваться ее раскаянию, но она тут же добавила, что Лиза дура и есть! Должен признать, что мои взгляды полностью совпадали с Лизиными. И называя дурой ее, Валерия Викторовна, по сути, считала дураком и меня, включая всех моих родных и близких людей. Ничего подобного она мне не говорила, такой вывод я сделал самостоятельно. Наш уговор не касаться политики, конечно же, был нарушен. Это она первая начала. Я еще ничего не успел сказать, как ее гнев перекинулся на меня. И теперь я не молчал. Каждая моя реплика вызывала ее ярость. Такой я ее еще никогда не видел. Валерия Викторовна позволила себе употреблять нецензурную брань. Закончилось тем, что она выставила меня вон.

Точка зрения, которая не совпадала с ее собственной, не имела права на существование. Мы, ученики Валерии Викторовны, не имели права на отличающееся от ее суждений мнение. Это рушило все мои представления о способе аналитического мышления, которому она же нас и учила. А если принять во внимание тот факт, что Лиза была обязана ей своим поступлением, то со стороны ее нынешнего руководителя данный конфликт являлся самой настоящей манипуляцией. Лера Викторовна не имела права оказывать на свою ученицу никакого давления, но она делала это. Я был разочарован.

Я снова не ходил, не звонил и не писал Валерии Викторовне. Я знал, что первый шаг все равно придется делать мне, потому что она его никогда не сделает. Но мне не хотелось. Когда-то она сказала мне: «Я тебя никогда не брошу, но ты бросишь меня». Тогда эти слова сильно меня разозлили. Мы с ней были разными во всем. Но каждый раз я делал шаг навстречу. В последнее время мы с ней ссорились все чаще и все сильнее. Она имела обыкновение вдруг указать мне мое место – место ученика. Но я уже давно не был ее учеником. Меня по-прежнему к ней тянуло, но я научился от этого чувства отвлекаться.

На работе все было гладко, мне повысили заработную плату. На книжном рынке я покупал много литературы о позитивном мышлении и читал ее. И когда я настроился на положительное разрешение любых конфликтов, решил помириться с Валерией Викторовной и больше не ссориться с ней ни при каких обстоятельствах, что бы она ни говорила и что бы ни делала. Мне казалось, что я становлюсь взрослее и мудрее с каждым днем.

Теперь мне нужно было как-нибудь дать о себе знать, звонком или письмом. Показать, что я не в обиде. В конце концов, глупо портить отношения из-за какой-то политики, которой я к тому же не интересовался. Выборы давно прошли, и дело близилось к Новому году. Предпраздничное настроение, заснеженные улицы и уютные огни города сделали свое дело. Я решил во что бы то ни стало поздравить Валерию Викторовну с Новым годом! И этим я собирался положить конец всем нашим былым разногласиям. Я настолько воодушевился, что ждал этого с прежним нетерпением. Чтобы как-нибудь отвлечься, я занялся выбором подарка. Дни летели, и друзья начали обсуждать планы на Новый год, а я снова из этих планов выпадал, и мне как-нибудь осторожно нужно было им об этом сообщить. Как именно сделаю это, я еще не придумал.

За несколько дней до праздника я набрал ее домашний номер и, явно нервничая, стал ждать. В трубке раздался ее голос. Что я почувствовал? Кажется, я обрадовался, она вроде бы тоже. Теперь в соблюдение правил хорошего тона я поступал как взрослый человек, о своем визите предупреждал заранее. Больше никаких сюрпризов. Мне было известно, что Новый год она не празднует. Причиной тому было какое-то таинственное происшествие, которое случилось с кем-то из родственников или близких друзей. Эта тема была под запретом. Но уже несколько лет подряд, как и в любую другую ночь, в этот праздник она оставалась дома одна и ложилась спать. И я собирался эту традицию нарушить. В мои планы входило не только поздравить, но и отпраздновать этот Новый год вместе с ней. Изучив ее нрав, я был готов и к категоричному «нет». Но, к моему удивлению, говорила она со мной очень спокойно и мягко. Сказала, что Евгений празднует со своей мамой. Артем собирается к своей девушке. И будет лучше просто лечь спать, как она уже привыкла. Я все же попросил разрешения заглянуть к ней вечером после работы. Она мне его дала.

Когда до Нового года оставался один день, у меня в телефоне высветился ее номер. В голове пронеслось, что целью звонка может быть ее желание отменить или перенести нашу встречу.

– А знаешь, приезжай чуть позже, часам к десяти, и будем праздновать. Я тебя жду, Саша. Ладно? До встречи.

В трубке раздались гудки. Я был удивлен. Неожиданный поворот. Но обрадовался. А друзьям все-таки придется сказать, что я буду не с ними.

Пришел я точно в назначенное время. По мне можно было сверять часы. Дверь открыл Тема. Интересно, почему он еще не уехал к своей девушке?.. Валерия Викторовна была на кухне, из которой доносились аппетитные запахи. А я думал, что мы просто посидим за чаем с бисквитным кофейным тортом, который я, кстати, принес с собой. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что приглашен не я один. С минуты на минуту должна была явиться Люся, она уже звонила. У Артема тоже изменились планы, и теперь он собирался встречать Новый год с нами. Таким образом, нас набралось уже четверо. Маленькая, но все же компания. Как говорится, в тесном кругу. Меня вовсе не расстроило такое известие, наоборот, обрадовало. Откровенно говоря, зная о вспыльчивости и резких переменах в настроении Валерии Викторовны, я побаивался оставаться с ней наедине. Хоть я и намеревался не давать повода и не поддаваться на провокации, все равно боялся, что она отыщет предлог вспылить, и тогда Новый год будет испорчен. По дороге сюда я дал себе установку сглаживать любые углы, тушить любой конфликт, не спорить, соглашаться со всем. Но мы будем не одни, и я вздохнул с облегчением.