Текст книги "Идеалист. Психология в художественной прозе"

Время шло, я работал и через какое-то время отметил, что давно уже ничего не читал. Куда-то подевалась моя страсть к книгам или у меня теперь просто не оставалось на это времени. Я все чаще допоздна задерживался в офисе. А когда после работы отправлялся в Братство, домой возвращался за полночь. На первых порах на работе все для меня было внове. Со временем я приспособился, привык, и каждый новый день стал походить на день предыдущий. Все чаще я вспоминал праздные студенческие дни и наши с Валерией Викторовной прогулки по городу среди бела дня. С ней я мог быть, когда вздумается, я мог отыскать ее в университете, дома или в городе, и мне не требовался повод, чтобы увидеть ее. Хоть я и не пошел к ней в аспирантуру и отказался писать роман, она все равно позволяла мне с ней видеться. Она не одобряла мою занятость в офисе, но все же приняла ее как некую данность. Я каждый раз убеждал то ли ее, то ли себя, что именно это мне и нужно. А сам начал завидовать ее образу жизни, главным содержанием которого были свобода и творчество. У меня теперь не было времени даже на художественную книгу. О психоанализе я не забывал, я теперь зарабатывал и мог себе позволить второе высшее на платной основе. Но до этого я хотел поработать со специальной литературой самостоятельно. Вопреки занятости и усталости я решил взяться за Фрейда. Это была литература, которая заставляла думать, от которой мысль кипела. Именно это мне было нужно. Это как в спорте, когда долго не занимаешься, все тело изнывает от желания вновь почувствовать мышцы. Нечто подобное я ощутил в отношении ума, как будто он атрофировался. В офисе я думал, конечно, но это был совершенно иной образ мысли, рутинная работа. В Братстве все стало настолько сомнительно, что у меня возникла необходимость в научной трактовке изучаемого материала. И если Фрейд был сложен для самостоятельного изучения, то я собирался читать и перечитывать его до тех пор, пока не начну понимать. В интернете я мог просматривать различные источники, теории и интерпретации на заданную тему, мог осваивать терминологию и читать последователей. После чего снова возвращаться и перечитывать первоисточник. Я несся домой в предвкушении, моя былая страсть познания вернулась ко мне!

Теперь все встало на свои места: помимо рутинной офисной работы и Братства с его эзотерическими дебрями, я занялся изучением психоанализа, пока самостоятельно. Но чем глубже я погружался в теорию, тем больше у меня возникало вопросов, и далеко не на все я мог найти ответ в интернете. Мне нужен был учитель. Пока что им могла быть только Валерия Викторовна. Но я медлил. В конце концов процесс настолько увлек меня, что я решился-таки поступать. Мое желание совпало с датами приема, я счел это добрым знаком и, не колеблясь, отнес документы. Поступить оказалось легче, чем я предполагал. С работы меня отпускали на сессии, и теперь у меня не было ощущения, что мой мозг простаивает. Я начал свое заочное обучение на курсе психологии. Теперь я спокойно относился и к рабочим будням, и к внутренним лекциям в Доме. Меня теперь не волновало ни первое, ни второе.

Несмотря на свою занятость, о дне рождения Валерии Викторовны я не забыл. Я отлично помнил его дату. Она была отмечена в моем карманном блокнотике и наступала ровно через неделю. Теперь я собирался явиться к Валерии Викторовне в день ее рождения, будучи снова студентом, но уже факультета практической психологии. Я собирался к ней уже давно, а тут такой повод! И мне было, чем похвастать – своим поступлением. Оставалось подумать о подарке. В обеденное время я вышел с работы и отправился в торговый центр. Я еще не знал, что собираюсь выбрать, и разгуливал, рассматривая стеллажи. Я проходил отдел игрушек и даже не собирался там задерживаться, как в поисках табличек с названиями отделов мой взгляд скользнул по самой верхней полке. С нее на меня взирал огромный хищник. Я остановился и долго его рассматривал. Это было то, что нужно. Валерия Викторовна часто говорила об этом звере, она родилась в год тигра и когда-то даже подарила мне голубого цвета носки с красными тиграми. Было ясно, что без этого тигра я из магазина не уйду. С приобретенной игрушкой я еле умещался в узком проходе к кассе. Когда очередь подошла, я вынырнул из-под тигра и протянул банковскую карточку.

Продуманные и приобретенные заранее подарки всегда бывают удачными. На них была потрачена энергия. По крайней мере, они нравятся тем, кто собирается их вручать. Потому что подарок, купленный впопыхах, в последнюю минуту, как правило, не приносит удовлетворения ни самому дарящему, ни тому, кому он предназначен. Так что планирование, которому я научился на работе, определенно имело свои плюсы.

Целую неделю я ждал, а субботним утром не удержался и, не дожидаясь вечера, сел в машину. Букет я собирался купить по дороге.

Я думал, что буду первым и единственным гостем в такое время. Но ошибся. Мы с Евгением, бывшим мужем Валерии Викторовны, припарковались почти одновременно. Еще оставаясь за рулем, через закрытое стекло мы поприветствовали друг друга, а уже в следующую минуту не могли удержаться от смеха. На пассажирских местах как в моей, так и в его машине сидело по тигру. Я в своем выборе оказался не оригинален. Теперь нам предстояло вручить двух огромных одинаковых тигров Валерии Викторовне и как-то это объяснить. Благо, хоть цветы выбрали разные.

– Ну, идем, – слышу я за спиной и пытаюсь закрыть машину, удерживая под мышкой букет и объемную мягкую игрушку одной рукой.

Думаю, это было интересное зрелище, хорошо, что мы никого не повстречали по дороге. Вся эта ситуация веселила не только меня, но и Евгения.

Мы позвонили в дверь и в ожидании переминались с ноги на ногу. Наконец щелкнул замок, и дверь отворилась. Я не видел, что в этот момент делал Женя, потому что сам я смотрел на Валерию Викторовну. Увидев нас, ничего не понимая, она удивленно смотрела то на меня, то на него. Мы стояли молча и ждали. Только она собиралась что-то сказать, как мы с Женей, ни о чем не договариваясь заранее, одновременно протянули цветы. Пропуская нас в квартиру, она отступила назад и все так же растерянно взирала на две усатые морды у нас в руках.

Мы снова смеялись, на этот раз втроем. Валерия Викторовна забеспокоилась, что она еще не одета и не накрашена, но, позабыв обо всем уже через минуту, она просила Женю или меня сфотографировать ее в обнимку с двумя тиграми на фоне наших букетов. Затем она сфотографировалась по очереди с нами. Валерия Викторовна любила фотографироваться.

Гости были приглашены на два часа дня. Но я не знал, кто именно. Евгений ушел по своим делам, Артема не было дома, и я с удовольствием остался помогать. Нужно было сходить в магазин. Я купил все необходимое по списку, который она мне вручила. Попросить меня вынести мусор Валерия Викторовна не решалась и собиралась дожидаться Тему. Я разрешил эту несложную задачу с удовольствием. Во время приготовлений на кухне, развлекая разговорами, я мелко нарезал лук, потому что Валерия Викторовна этого делать не любит. Я перестарался. Она лишь руками всплеснула, когда увидела. С новостью о своем втором образовании я решил повременить.

Я и не заметил, как быстро пролетело время. Явился первый гость. Я ожидал увидеть коллег Валерии Викторовны, думал, что будет обязательно кто-нибудь с кафедры и кто-нибудь из писателей, но вместо этого увидел Люсю. Успел вернуться и Артем, они с Евгением зашли вместе. Стол был накрыт, но ожидали еще двоих. Ими оказалась Лиза и какой-то невысокого роста худой, курчавый парень, которого я видел впервые. Они позиционировали себя как пару. С деланным безразличием она почтила своим взглядом и меня. Парня всем нам представила Валерия Викторовна, сказала, что Гриша ее студент и пишет отличные рассказы, после чего мы уселись за стол. Лиза со своим кавалером разместилась на диване. Уж больно робко он держался. Выглядело так, будто не он за ней, а она за ним ухаживает. Лиза наполнила его тарелку салатом и закусками и налила вина. Теперь мне казалось, что я его где-то видел, возможно, он заходил на кафедру. Лера Викторовна рассказывала мне о нем.

Как часто бывало, я ожидал ее возле университета и потом мы шли вместе по улице. Однажды по дороге она рассказала мне о парне, который все время к ней ходит. Я уж собирался приревновать, как Валерия Викторовна меня успокоила, заметив, что его интересует лишь оценка его писательских трудов. Меня это вроде бы успокоило. Но когда Валерия Викторовна сказала, что пишет он не очень, я успокоился окончательно.

Тогда она так и не назвала его имени. Но это точно был он! Гриша был застенчив и робок, худоба делала его беззащитным. У него были густые черные волосы и карие глаза, он все время пытался пригладить непокорную челку. Когда он сильно волновался, начинал чуть заикаться. Почему он ходил к Валерии Викторовне, она и сама не знала. По крайней мере, так она сказала мне. Я же слышал от нее не раз, что студенты видят в ней учителя, в котором сознательно или подсознательно нуждаются. По этому поводу я с ней спорил. По моему мнению, студенты видели в ней совсем другое, и, если придерживаться теории того же Фрейда, за всем стоит только два желания – либо сексуальное, либо желание быть значительным. Валерия Викторовна женщина очень сексуальная. Дружба с преподавателем! – самооценка подскакивает моментально, автоматически. Поэтому если студенты искали дружбы, то давать им она должна была дружбу или не давать. Если же любви, то же самое. А пользоваться их доверием, чтобы «помогать», она могла, как минимум, спросив у них на это разрешения. Много раз я пытался спорить и с тем утверждением, что за всем стоит сексуальное желание и без него не бывает ничего! Спорил я рьяно, так как был убежден – желание желанию рознь. Существует нечто гораздо большее, то, что стоит в основе всего. Об этом то и дело говорили в Братстве, и я внутренне был с этим согласен.

На протяжении долгого времени я, испытывая к Валерии Викторовне сексуальное влечение, не признавался в этом не только ей, а и самому себе. И если другие студенты при этом хотя бы пыталась идти в ногу с объектом своей страсти, то я, наоборот, то и дело делал шаг в сторону. Я отказывался безоговорочно признавать ее авторитет. Во всех наших спорах у нее был такой вид, будто она знает или понимает обо мне нечто, чего сам о себе я не ведаю. И меня это раздражало. Наверное, так и было, просто мне без моего на то согласия присваивали статус «клиента»! И не только мне. «Клиентом» становился каждый студент, проявивший и выказавший какую-либо степень интереса не только к предмету, но и к самой Валерии Викторовне. Такой человек автоматически становился анализируемым. Как будто чем-нибудь или кем-нибудь интересоваться – это болезнь! Или интересоваться именно Валерией Викторовной и ее предметом – это болезнь? Вот это мне было совершенно непонятно, и при каждой попытке меня «лечить» я восставал. Поэтому в моей к ней любви Валерия Викторовна видела невроз. А я долгое время не мог понять, о чем она вообще говорит. Из университетских лекций я узнал, что невроз может возникать, когда сознание пытается приглушить или подавить сексуальное влечение. Инстинктивное, бессознательное, дикое и сексуальное «Оно» конфликтует с морализаторским и цензорским «Сверх Я». Начинается война. А между ними на поле боя стоит «Я». «Я» находится между двух огней, и нет ему в этом противостоянии покоя. Я вспомнил двух девочек из своего детства. Они жили в моем доме, и мы часто вместе играли во дворе. Они то и дело конкурировали между собой и постоянно ссорились, и каждая пыталась склонить меня на свою сторону, перетянуть к себе. В такие моменты я чувствовал себя очень неудобно и не знал, что мне делать. Я понимал, что, если я приму одну из сторон, вторая обязательно на меня обидится. Наверное, в состоянии такого же дискомфорта пребывает «Я», пока «Оно» и «Сверх Я» воюют между собой. А еще я понял, что есть Валерия Викторовна с разговорами о сексуальном, есть Марина Мирославовна и Братство с разговорами о духовном, и мое «Я» между ними.

Сублимация, к которой то и дело призывала Валерия Викторовна, могла решить проблему сексуального влечения лишь наполовину. Конечно же, не она это придумала, а Фрейд. По Фрейду, только с помощью сублимации происходит нормальное взаимодействие «Оно», «Я» и «Сверх Я». Это когда человек прибегает к какому-нибудь виду деятельности, как правило, творческому, где его сексуальные влечения могут найти свободу и выход, не задев при этом честь «Сверх Я». Своего рода компромисс. И у Валерии Викторовны это отлично получалось. Распаляя желание обративших на нее внимание студентов, она не собиралась удовлетворять их сексуально, она хотела перенаправить их сексуальную энергию в творческое русло. Это была ее схема. И, в общем-то, она работала. Даже я начал писать стихи. Мог стать ее аспирантом. Многие приносили ей «пробы пера». Девчонки изучали ее предмет и ее работы. Похоже, под лозунгом сублимации Валерия Викторовна собиралась поднять творческий дух студенчества. В продолжение темы сублимации у нас с Валерией Викторовной когда-то состоялся разговор, и она сказала вот что:

– Все писатели когда-то кого-то хотели. Если просто взять и удовлетворить свое сексуальное желание, то с этого момента оно пойдет по нисходящей, пока не исчезнет вовсе. Когда хочешь и когда получил – это две совершенно разные энергии. Первая может своротить горы, это движущая сила. Вторая ничего не создает, она разрушительна. Желание пройдет, и ничего не останется. Напротив, сдерживаемая сексуальная энергия накапливается и наконец выливается в творческий процесс, растворяясь в нем. Это топливо, и оно на вес золота. Его нельзя растрачивать направо и налево. И тогда, каким бы ни было будущее, созданное произведение останется навсегда. Желания рождаются и исчезают, а произведения остаются. В этом – развитие человека. А можно просто переспать. Каждый выбирает сам.

Впечатление от услышанного было неоднозначным. Писать мне по-прежнему не хотелось, но и перспектива просто переспать уже не воодушевляла.

Говоря о неврозе, Валерия Викторовна имела в виду те вспышки моей агрессии, когда она пыталась склонить меня в лоно своей деятельности. Как-то я так ей и заявил:

– Любую в себя влюбленность вы расцениваете как болезнь! И это странно!

Валерия Викторовна тогда не стала мне отвечать и сделала вид, что пропустила мои слова мимо ушей. Но я-то знал, что она меня прекрасно слышала! Не сдерживаясь более, я продолжил. В конце концов она не выдержала и дала волю гневу. Сказала, что она взрослый и самодостаточный человек, что влюблена в свою работу, что у нее есть все что нужно. И раз я к ней прибился (она так и сказала – «прибился», словно я щенок), значит, мне что-то от нее нужно, и это что-то она может мне дать. Тогда я злился еще больше и утверждал, что мне от нее ничего не нужно! На что она сказала:

– В таком случае гуляй со своими сверстниками и не ходи за мной!

Каждая моя дерзость имела последствия. Тогда я очень обиделся и не появлялся у нее целых две недели! Во мне бушевали страсти, разрывали меня изнутри, и это не могло укрыться от ее зоркого глаза. Иногда я ни с того ни с сего старался задеть, обидеть ее. Противостоял тогда, когда в душе давно готов был сдаться. Делать все это меня заставляли неведомые силы. Я делал, а потом переживал, каялся, просил прощения. Она понимающе прощала, так как прекрасно знала, что инстинктивная природа человека делится на сексуальную и агрессивную. Я сдерживал себя, как мог, при этом нервничал и злился. Думаю, мое упрямство и моя стойкость уже давно ее удивляли. Просто она не знала, что за этим стоит Братство, которое активизировало мое «Сверх Я», мою цензуру, моего стража нравственности и высоких идей настолько, что мне даже подумать о воплощении своих желаний в жизнь было страшно. Мое «Оно» со всей своей бурлящей сексуальной энергией робело перед таким «правильным» и духовным «Сверх Я» во мне же. И я не сдавался.

Нормальность своих влечений я не ставил под сомнение. Разве возможно не реагировать на сексуальность этой женщины?! И какая разница сколько мне лет?! Мой азарт распаляло соперничество. Мы никак не могли поделить Валерию Викторовну между собой. В то же время Валерия Викторовна точно знала, что делает, и делала это наверняка. Никогда я не испытывал ничего подобного по отношению к своим сверстницам! Они никогда не вели со мной никаких игр. Как правило, я сразу же получал то, что хотел. Все было прямолинейно и неинтересно. Валерия же Викторовна сводила меня с ума своей игрой, своей недоступностью, своей властностью. Поэтому я искренне не понимал, что ненормального в том, что я интересовался зрелой женщиной, которая была опытна, безумно сексуальна, да еще и умна. По-моему, желать такую женщину – это самое нормальное, что вообще может быть. Но когда она рассматривала меня как невротика, который пытается избавиться от своих неразрешенных в детстве проблем с матерью, олицетворяя свою мать с ней, она для меня становилась самодовольной особой, которой я был готов противостоять до бесконечности. В такие моменты я был в ярости и почти что ненавидел ее.

– То, что было очевидно для Фрейда, вовсе не являлось таковым для его пациентов. Когда он открывал им значение подсознательных процессов, происходящих с ними, они эти значения отрицали, – говорила обычно Валерия Викторовна, продолжая накалять обстановку.

Она часто называла меня инфантильным. Из ее уст это звучало подобно ругательству. Я же не видел в этом ничего ужасного, с ней мне хотелось быть инфантильным. Зрелый и авторитарный Евгений уже был, и чем все это закончилось! Я любил свою страсть, не хотел ничего менять и тем более не собирался от нее избавляться с помощью какой-то там сублимации. И, в конце концов, проводила же она почему-то со мной столько времени! И если она такая взрослая и гармоничная, то почему я не вижу рядом с ней взрослых людей на таком празднике, как день рождения? Где ее подруги? И вообще, есть ли они у нее? Я о них никогда не слышал. Допустим, подруг у нее могло и не быть из-за бросающихся на нее мужчин. То, что они на нее в прямом смысле бросаются, я видел собственными глазами, а женщины в таких вопросах, как известно, завистливы. Но ее окружением, как она сама нас называла, были дети. Легко и приятно быть мудрым среди маленьких и влюбленных. Все время в «дамках» – более умная и опытная, пользующаяся уважением, порой благоговением, играющая с желанием, анализирующая, научающая! Я рвал и метал! Было достаточно вспомнить одну из былых обид, например, то, с какой легкостью меня заменили Лизой в поездке, и я был готов порвать с нею навсегда. Правда, я помнил и другое. Например, я помнил принятое Валерией Викторовной приглашение одного студента на выступление всемирно известного балета, попасть на которое было весьма сложно, если не невозможно. В тот вечер я ждал ее возле концертного зала в надежде встретить, несмотря на огромный поток людей. И встретил. Ему только и оставалось, что сверкать на меня своими глазищами, так как Валерия Викторовна поблагодарила парня за вечер и разрешила мне ее проводить. В такие моменты я забывал обо всем и уже ни на что не злился. Как хищник, урвавший кусок добычи, некоторое время я оставался сыт и доволен. Затем все начиналось снова.

Теперь эта Лиза пришла, да еще и со своим так называемым кавалером. И хотя в этот день в почете был я, мне сложно было делить Валерию Викторовну со всеми ними. Зачем она пригласила их на такой праздник, как день рождения?!

Все уже сидели за столом и собирались отведать угощение, как вдруг Лиза решила вручить Валерии Викторовне свой подарок. Они вышли из-за стола и отправились в соседнюю комнату. Мы с Евгением переглянулись и, вспомнив сегодняшнее утро, не могли сдержать улыбку. Я был совершенно спокоен. Чтобы не подарили Валерии Викторовне ее студенты, мы с Евгением останемся вне конкуренции. Наши тигры красовались в комнате на ковре, а мы с Женей, под стать их горделивой осанке, довольные собой сидели за столом. Женя хотел выпить, поэтому призвал бывшую супругу срочно вернуться к гостям за стол. На правах старшего он предложил тост. Пока он говорил, Валерия Викторовна не сводила с него глаз. Осушив свои рюмки, гости принялись за еду. Лиза заботилась о содержимом Гришиной тарелки. Тот попробовал возражать, но не тут-то было. Я окинул взглядом стол, после первого тоста все успели закусить, и Евгений провозгласил следующий. Валерия Викторовна неодобрительно на него глянула, я это заметил, но Женя не обратил никакого внимания, щедро наполнив бокалы и рюмки гостей. Все пили вино, он водку, я безалкогольное пиво, от которого все равно немножко опьянел. Гриша вел себя тихо, Люся, как обычно, во всеуслышание восхищалась наспех приготовленными Валерией Викторовной салатами. Тема молча с аппетитом ел. Валерия Викторовна только успела поблагодарить за внимание и за подарки, как Женя снова предложил выпить. Во время всех последующих тостов она заметно нервничала и сама не пила. Бывший муж ее волнение игнорировал. От вина щеки у всех раскраснелись. Я же был трезв и всем доволен.

И тут о себе дал знать Гриша. Застенчивый и молчаливый, он вдруг заприметив чайную ложку в салате, вытащил ее и громко заявил:

– Мне так нужна такая ложка в общежитии!

Все мы подумали, что это шутка, но Григорий продолжал:

– Ни одной ложки нет, вот сахар в чае нужно размешать, и нет ложки!

Все с удивлением смотрели на него, а Валерия Викторовна предложила принять эту ложку от нее. Гриша не отказался и тут же облизал свой подарок. Женя прыснул со смеху и тут же предложил выпить еще. Григорий охотно протянул свой бокал, после чего взял слово. Теперь это было признание в любви.

– Валерия Викторовна, я вас так люблю! Почему вы меня не любите? – он стоял, держа в руках бокал с вином, и пьяными глазами взирал на нее.

В воцарившейся тишине Валерия Викторовна поспешила заверить парня, что, конечно же, она его очень любит, на что тот удивил всех присутствующих еще больше.

– Нет, не так! Почему вы меня не любите иначе, другой любовью?

Женя посоветовал парню закусывать, а себе налил еще. Это был полный провал Лизы. Ведь получасом ранее я был невольным свидетелем сцены на кухне, когда она, стоя с Гришей под руку, торжественно объявляла Валерии Викторовне, что они теперь пара. От такого заявления Валерия Викторовна была в восторге, не разгадав истинного замысла этого спектакля. А рассчитан он был на то, что Валерия Викторовна, возможно, приревнует Гришу к его новым отношениям. Ничего подобного у Валерии Викторовны не было и в мыслях, совершенно очевидно. И вот он признается в любви, и вовсе не Лизе. Вино сделало свое дело. Говорят же, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Люсю и Артема все происходящее явно позабавило. Наступила тишина, все мы сидели и смотрели на Валерию Викторовну. Она как будто старалась принять какое-то решение.

– Ребятушки, я вас еще раз благодарю за ваше ко мне внимание, но у меня сегодня еще много дел, поэтому будем уже расходиться, – сказала как отрезала Валерия Викторовна в свойственной ей повелительной манере.

– Лера, ну что ты начинаешь? – как обычно лениво протянул Женя, наливая себе следующую рюмку.

Без каких-либо возражений, которые, скорее всего, имелись, гости послушно поднялись из-за стола. Лиза метала молнии в Гришу. Григорий с опущенной головой направился в коридор шнуровать ботинки. Люся отправилась на кухню курить, а Тема в свою комнату. Валерия Викторовна как-то многозначительно на меня посмотрела, то ли пытаясь мне что-то сказать, то ли просто в знак благодарности за то, что я трезв.

Лиза с Гришей вышли первыми, поэтому я задержался, чтобы подождать Люсю и подвезти ее в город. Люся не спешила, и я остался в коридоре один на один с Валерией Викторовной. Она подошла ко мне и дотронулась до моей руки.

– Будешь чай с тортом? У меня есть вкусный торт, его Люся принесла, я не удержалась и уже его попробовала.

Я не знал, что ответить, следуя за Валерией Викторовной обратно в комнату, я лишь оглядывался на дверь вслед ушедшим гостям.

– Люся, поставишь чайник? И неси свой торт! – распорядилась Валерия Викторовна.

Ее настроение переменилось, и теперь она снова была учтива и обходительна. Артем не выходил из своей комнаты, Женя курил на кухне, и мы еще долгое время оставались с ней наедине. Мою руку она давно отпустила, но теперь я то и дело ловил ее взгляд.

Вернулись Люся и Женя, Тема вышел за куском торта и вернулся к себе в комнату. Мы пили чай и засиделись до позднего вечера. Евгений продолжал выпивать, и делал он это не молча. Мне не хотелось поддерживать с ним беседу, но обращался он все время почему-то именно ко мне. Сложно было не заметить, как Валерия Викторовна реагировала на каждую опрокинутую Евгением рюмку. Несмотря на то что выпито им было уже немало, говорил он связно. Но высокомерный тон и характерная ухмылка, присущие ему и в трезвом состоянии, теперь были еще откровеннее. Он вещал как высшая инстанция, как будто только он сведущ и компетентен, а все остальные это так, просто уши. Валерию Викторовну он называл «маленькая». Женя утверждал, что всему она научилась у него. Верилось с трудом, потому что Валерия Викторовна была издаваемым писателем, а он всю жизнь писал какой-то роман, который никак не мог дописать. И если она на первых порах чему-то у него и научилась, то давно уже обошла его во всем. Быть может, за это он на нее и злился. Правда, было в их образе мысли и высказываниях много общего.

Когда-то, проявляя мужскую солидарность, я пытался вступиться за Женю. Тогда Валерия Викторовна рассказывала мне об их свадьбе. Вышло так, что он ее бросил в первую же брачную ночь и ушел ночевать к маме, а она шла в своем белоснежном свадебном платье под дождем, по грязи и кляла все на свете. Я не мог поверить. Когда она мне это рассказывала, я почти ненавидел Евгения, всегда улыбающегося и такого милого на первый взгляд человека.

Значит, их совместная жизнь не задалась с самого начала. Но при этом меня не покидало ощущение, что она его по-прежнему любит, пусть и не смогла с ним жить. В браке они пробыли долго, отлично знали друг друга и понимали с полуслова. Я ревновал. Но теперь, когда он пил, в ее глазах не было любви, а было что-то нервное, то, с чем она не могла уже совладать и что не могла скрыть. Женя был красив, строен, неглуп и, как считали многие, талантлив. Когда-то он писал стихи и сочинял песни, собирался написать свой первый роман и, как и Валерия Викторовна, преподавал в университете. В общем, как и она, он был человеком творческим. У него не было отбоя от студенток, они флиртовали с ним на парах, поджидали в коридоре и звонили ему домой. Много было между ними общего, в том числе и любовь студентов. И это не было препятствием в их семейной жизни, наоборот, это их объединяло.

Их разрыв, скорее, был связан с чем-то другим. Что-то стояло между ними, что-то произошло. Валерия Викторовна добилась самостоятельности и, несмотря на явно существующее между ними притяжение, ни за что на свете не согласилась бы лишиться свободы. Женя все равно присутствовал в ее жизни и, похоже, никуда из нее не собирался исчезать. Быть может, он был с ней груб и ударил ее, после чего она и подала на развод? Глядя на него, я вполне мог себе это представить. Валерия Викторовна нервничала, когда он пил. Он это видел и продолжал, как будто ей назло. В ответ на ее реакцию в его взгляде улавливалось раздражение и даже искорки гнева. Интересно, на что он злился, почему пил? Частой причиной развода становится измена. Он мог ей изменить, но и она могла изменить ему. Это я также себе представлял. Так, возможно, все дело в ней? Если изменила ему она и бросила его она, этим бы многое объяснялось. Но в таком случае он ревновал бы ее к каждому столбу. А он лишь подсмеивался над всеми ее поклонниками. Но над всеми ли или только над незрелыми мальчишками? Теперь я не знал, как отношусь к нему. Когда он прибегал по первому зову Валерии Викторовны и смотрел на нее по-доброму, даже влюбленно, он мне нравился. Когда же он был не в духе, пьян, говорил с ней высокомерно и надменно усмехался, я его ненавидел. Если бы у меня был выбор, я не имел бы с ним никаких дел, но у меня такого выбора не было. Он присутствовал в моей жизни вместе с ней.

Никакой враждебности ко мне он не выказывал, но я всегда испытывал рядом с ним напряжение. Он как будто все время играл роль веселого и беззаботного человека, которому было абсолютно наплевать, в кого влюблена его бывшая жена и кто влюблен в нее. И это была явная неправда. Именно поэтому он все время был подле нее, чтобы знать и контролировать, чтобы быть уверенным, что никто не завладел сердцем его бывшей супруги. И пока вокруг нее вились студенты, он понимал, что ничего серьезного не происходит. Я же часто отводил от Валерии Викторовны взгляд, когда мне этого не хотелось, и не говорил слов, которые мечтал сказать.

Сблизиться с Валерией Викторовной в свое время мне стоило огромного труда. У меня получилось, и теперь я находился в окружении многочисленных соперников. Среди них были наиболее приближенные, те, кто находился рядом с ней столько же, сколько и я, или больше; мог прийти к ней домой; позвонить; куда-нибудь пригласить; присутствовать на днях рождения и других праздниках. Так вот, наиболее близкими к Валерии Викторовне были Женя и Люся. Но был еще и третий человек, претендовавший на ее внимание больше, чем кто-либо. Этим человеком был Артем. О том, что он не родной сын Валерии Викторовны, я узнал недавно. Она называла его сыном, растила с самого детства и состояла с ним в родстве. Больше всего Тема любил, когда Валерия Викторовна работает, тогда он оставался дома и сидел возле нее, об этом она сама мне рассказывала. Если же его не было дома, она говорила, что он все время проводит с «этой своей», и только затем произносила имя девушки, с которой дружил Артем. Мне казалось это странным. Если Валерия Викторовна и Тема ссорились, то это больше походило на ссору между влюбленными, чем на ссору мамы и сына. Между ними существовали весьма и весьма непростые отношения, тонкие и трепетные. И, быть может, именно он стал серьезным препятствием на пути Евгения… Они враждовали между собой. Об этом мне было известно. Между ними сверкали молнии. Артем защищал ее от него и готов был защитить от всех. Женю он не любил.

Евгений, Тема, Люся. Люся в этой тройке как раз фигура наименее значимая. С Темой я ладил и даже дружил. С Женей нет, но выглядело, как будто да. Евгений и Артем были двумя мужчинами, которые навсегда останутся возле нее, они были неотъемлемой частью ее жизни.