Текст книги "Королева Виктория"

14 апреля 1857 года на свет появилась Беатриса – последний ребенок Виктории и Альберта. «Самая прелестная из всех нас, просто маленькая фея»[119]119
  Ibid. P. 130.


[Закрыть], – умилялась на сестренку Вики. Родители баловали крошку Беатрису и звали ее Baby – Малышка, как в английских семьях всегда называли младшего ребенка. Но тогда еще никто не знал, что Беатрисе предстоит оставаться Малышкой последующие 30 лет.

Глава 17. Осборн – дом, который построил Альберт

Виктория и Альберт свято верили, что детям необходим свежий воздух. Но где же его взять в удушливом Лондоне, по которому желтым гороховым супом стелется туман? Виндзорский замок был окружен живописным парком, но внутри был чересчур мрачным и формальным. А ведь детям нужно много солнца и простора для беготни, да и морской бриз им тоже не помешает!

Во владении короны уже находился один курортный домик – Королевский павильон в Брайтоне, похожий на дворец из сказок «Тысячи и одной ночи». Но интерьеры дворца, с его витыми колоннами и аляповатыми драконами на стенах, напоминали о причудах Георга – той странице английской истории, которую Виктория не прочь была бы забыть. Кроме того, в Брайтоне королевская чета страдала от назойливости местных жителей. «Нас преследовали толпы мальчишек, которые так и норовили заглянуть мне под капор. Они относились к нам как к заезжему оркестру на параде. Домой мы возвращались в спешке»[120]120
  Hibbert C. Victoria. London: Park Lane Press, 1979. P. 160.


[Закрыть], – обижалась королева. Все, о чем она мечтала, – это уютный домик на берегу моря, где хватит места для растущей семьи.

Виктория давно приглядывалась к острову Уайт на юге Великобритании. В детстве она провела немало счастливых дней в замке Норрис и подумывала о том, чтобы его выкупить. В 1844 году венценосные супруги обратились за советом к Пилю, но тот подал им другую идею – приобрести имение Осборн, георгианскую усадьбу на севере острова, неподалеку от рыбацкой деревушки Ист-Коуз.

Усадьба полностью отвечала запросам королевской четы: достаточно пространства, чтобы разбить сад, укромный пляж, надежно скрытый от праздных глаз, поблизости – ферма. Трехэтажное здание усадьбы сильно обветшало, но принц-консорт оценил его потенциал. И решил – надо брать!

«Невозможно и вообразить более прелестный уголок, – вторила мужу Виктория. – Леса и долины прекрасны повсюду, но у моря (а леса вдаются в море) они само совершенство. В нашем полном распоряжении будет очаровательный пляж. А море такое синее и тихое, что принцу вспомнился Неаполь»[121]121
  Rappaport H. Queen Victoria: A Biographical Companion. Santa Barbara, California: ABC–CLIO, 2003. P. 277.


[Закрыть].

Но, как у любой молодой семьи, у Виктории с Альбертом сразу же возникли финансовые затруднения. Хозяйка усадьбы леди Изабелла Блэчфорд оценила свои владения в 30 тысяч фунтов: цена разумная, но непомерно высокая для экономных супругов. Правительство не собиралось выделять деньги на эту прихоть, так что платить пришлось бы из своего кошелька.

Другая проблема заключалась в том, что близлежащей фермой Бартон владел Винчестерский колледж, и с ним пришлось бы договариваться отдельно. Альберт же решил, что если покупать поместье, так только с фермой. Иначе какой он помещик без племенных бычков и призовых свиней?

Супруги договорились снять имение на год. За это время они рассчитывали наскрести денег на его покупку, например, сбыв с рук часть интерьеров павильона в Брайтоне. Договор об аренде был подписан 1 мая 1844 года.

С удвоенной энергий принц Альберт взял за переговоры с владельцами земель. Леди Блэчфорд торговалась отчаянно («Хотела выжать из нас все, что могла», – возмущалась королева), но принцу удалось сбить цену до 26 тысяч. С Винчестерским колледжем тоже удалось договориться. В мае 1845 года Виктория и Альберт стали полноправными владельцами Осборна. На радостях они скупили еще несколько окрестных ферм, включая обширные владения Элверстоун и Вудхауз, и к 1847 году потратили на недвижимость в общей сложности 67 тысяч фунтов.

«Как приятно иметь свой собственный дом, такой тихий и уединенный», – делилась Виктория с Леопольдом. Радовали ее не только природа и кристально чистый морской воздух. Здесь, в Осборне, королевская семья не зависела от причуд лорда-камергера. Не нужно было искать ответственного за камины и строчить прошения, чтобы в спальню фрейлины принесли мебель. Осборн не был еще одной резиденцией – он был Домом.

Но сначала его требовалось привести в порядок. Ветхая усадьба годилась разве что на слом, и на ее месте Альберт собирался построить нечто грандиозное. Своими планами он поделился с модным столичным архитектором Томасом Кубиттом, который застраивал фешенебельный район Белгравия особняками с белыми колоннами. В одном из таких особняков проживал секретарь принца Джордж Энсон, чье мнение много значило для принца.

15 сентября 1846 года Осборн был готов принять жильцов. Перед тем как войти в новый дом, одна из фрейлин, шотландка по происхождению, кинула на счастье старый башмак. Принц-консорт, следуя немецкому обычаю, прочел две строфы из Лютера. К окончательному завершению работ в 1848 году супруги потратили на усадьбу около 200 тысяч фунтов, но результат их не разочаровал!

Для венценосных заказчиков Кубитт выстроил виллу в итальянском стиле, с плоской крышей и желтовато-бежевой штукатуркой на фасаде. Усадьба была оснащена по последнему слову тогдашней техники. Из кранов бежала горячая вода – поистине королевская роскошь! – а при спальнях имелись ватерклозеты (в покоях королевы ватерклозет стыдливо прятался за дверью зеркального шкафа).

Безопасность тоже была на высшем уровне. Принц Альберт опасался пожаров, и на то у него имелись причины: в 1839 году они с Эрнстом ночевали в обветшалом дворце Эренбург, как вдруг вспыхнули бумаги, забытые слугой на печке. Если бы не сноровка Альберта, вовремя потушившего пламя, дворец сгорел бы дотла. В своем новом доме он решил не рисковать. По желанию клиента Кубитт сделал усадьбу пожаробезопасной: благодаря конструкции стен, если бы в одной комнате загорелся огонь, он не мог бы перекинутся на другие. Вместо дымящих каминов было проложено центральное отопление – большая редкость по тем временам.

Первый этаж занимала гостиная, выходившая окнами на море: здесь семья собиралась по вечерам, чтобы полюбоваться закатом. Рядом располагались столовые, бальные залы, библиотека, бильярдная и приемные, где королева встречалась с министрами. Над дверью в каждую комнату переплетались инициалы «В» и «А» (за исключением курительной, помеченной только буквой «А», хотя Альберт вообще не курил).

Роскошная мраморная лестница вела на второй этаж, отведенный под личные покои супругов, а на третьем находились детские и комнаты придворных. Отдельные апартаменты на первом этаже были выделены герцогине Кентской, которая часто гостила у дочери: Альберт сделал все, чтобы сгладить их давнюю вражду.

Убранство каждой комнаты было тщательно продумано. Для малой гостиной, в которой королева давала аудиенции, Альберт заказал из Германии огромную люстру в розово-зеленых тонах, увитую искусственными вьюнками, напоминавшими обои в замке Розенау. В другой гостиной вся мебель была инкрустирована оленьими рогами – напоминание об охотничьих заслугах хозяина дома.

Шедевры старых мастеров соседствовали на стенах с портретами придворного живописца Винтерхалтера, под чьей кистью каждая женщина превращалась в красавицу. А на третьем этаже в огромной нише была установлена мраморная статуя Альберта в виде греческого воина. Детище скульптора Вольфа приводило принца в смущение: доспехи были хороши, но уж слишком коротки, открывая не только колени принца, но и ляжки. Виктория против его голых ног ничего не имела, но принц поспешил убрать статую с глаз долой. Пусть стоит возле детских комнат, там, куда редко захаживают гости. На день рождения папы дети клали цветы у мраморных ног.

Вокруг усадьбы располагались террасы в итальянском стиле, украшенные фонтанами и статуями, а дорожки парка спускались в частному пляжу. В садах благоухали розы и хризантемы.

Конечно, нашлись и критики. Любитель каломели доктор Кларк считал, что морской воздух на самом деле вреден для детского организма, а Джордж Энсон возмущался дороговизной строительных работ. Через четыре месяца после того, как в Осборн переехала королевская семья, на остров Уайт прибыл Тайный совет, включая Чарльза Гревилла. Вечно недовольный Гревилл и тут нашел повод для злословия. «Омерзительный дом, – заклеймил он усадьбу. – Для лордов из Тайного совета не нашлось места, кроме прихожей… К счастью, погода была теплой, и они отправились гулять по саду».

Буржуазный вкус Виктории, обожавшей яркие оттенки и позолоту, часто подвергался нападкам. В 1865 году фрейлина Мэри Понсонби записала: «Сочетание цветов в обоях просто невозможное. Повсюду отвратительного вида подарки, которые они когда-то получали, а комнаты обставлены так безвкусно, как мне еще нигде не доводилось видеть. Однако попадаются и прекрасные вещи – в каждой комнате картины Ландсира, Де ля Роша и Шеффера»[122]122
  Ibid. P. 278.


[Закрыть].

Королевская семья останавливалась в Осборне два раза в год, обычно летом и на Рождество. Даже в загородной усадьбе короля получала «красные ящики» с депешами, но куда приятнее было читать их на свежем воздухе, в тенистом саду. Пейзажи острова Уайт потрясали ее воображение, и Виктория вновь взялась за кисть. Давать ей уроки рисования приезжал Уильям Лейтч, ее постоянный учитель, а также Эдвард Лир, автор детских стихов и лимериков.

За сидячей работой следовали более энергичные развлечения: прогулки, рыбалка, пикники и, конечно, купание. В июле 1847 года Виктория открыла для себя плавание. В сопровождении фрейлины она переоделась в кабинке на колесах, которую вкатывали прямо в воду, и впервые в жизни окунулась в море: «Я была всем довольна, пока не нырнула под воду с головой, и тут мне показалось, что я задыхаюсь»[123]123
  Stoney B. Victoria and Albert: A Family Life at Osborne House. New York: Prentice-Hall Press, 1991. P. 46.


[Закрыть].

Королевские дети с ранних лет учились плаванию, и принц Альберт отгородил участок пляжа, чтобы малыши могли плескаться на мелководье. Но еще больше, чем купание, принцы и принцессы любили ходить под парусом. В распоряжении семьи была яхта «Виктория и Альберт», на которой его тезки совершали вояжи на континент, а также малютка «Фея». Больше всех вылазкам в море радовался «морячок» Альфред. Во время Крымской войны все семейство собиралось на пляже, чтобы смотреть, как мимо величаво проплывают военные корабли.

Королевская семья всегда была образцом для подражания. Аристократия и раньше любила проводить время на приморских курортах, но теперь на пляжи зачастил средний класс. Всем английским маменькам хотелось, чтобы их дети тоже бегали по песку и плескались в волнах, как маленькие принцы. Курорты вошли в моду, хотя кишащим клопами приморским гостиницам было далеко до элегантного Осборна. Катание на яхтах тоже обрело невиданную популярность. Каждый владелец яхты считал своим долгом прибыть в августе в деревушку Коуз, чтобы плавать в тех же водах, что и августейшие особы. Как ни пытались Виктория и Альберт скрыться от зевак, те все равно находили к ним дорогу.

Хотя Осборн задумывался в первую очередь как уголок для отдохновения, сюда часто наведывались гости – министры, прибывшие с докладом, послы и высокопоставленные особы. В 1857 году, по окончании Крымской войны, в Осборн прибыл российский адмирал великий князь Константин Николаевич. За иностранным гостем была послана королевская яхта, над которой пришлось поднять российский флаг. Англичанам изнывали от досады, глядя на флаг недавнего противника, но ничего не могли поделать. Хозяева облегченно вздохнули, когда великий князь наконец их покинул.

Пожалуй, самыми экзотичными посетителями Осборна были китайцы, приехавшие на Всемирную выставку. Китайское семейство пригласили на остров Уайт, где королева сделала зарисовки их причудливых нарядов и повздыхала над туго затянутыми ножками женщин – даже смотреть больно! Впрочем, китайцы обладали хорошими манерами, а этого всегда было достаточно, чтобы снискать приязнь королевы.

Пока близкие развлекались, Альберт окидывал свои владения придирчивым хозяйским глазом. Он вставал в 7 утра, на час раньше жены, и «крутился с утра до ночи». Чопорный педант на светских раутах, в Осборне он превращался в заправского фермера. На ферме Бартон он занимался разведением коров и овец, в том числе экзотических: из Калькутты ему прислали овец редкой тибетской породы. «На выставке в Смитфилде мои саусдаунские овцы заняли первое место, свиньи – второе, а герефордский бычок удостоился похвалы. Мне, как агроному, есть чем гордиться»[124]124
  Ibid. P. 57.


[Закрыть], – хвастался принц Альберт в письме к старшему сыну. Чем не страстный свиновод лорд Эмсворт из рассказов Вудхауза!

Всем своим арендаторам Альберт отремонтировал коттеджи и открыл школу для их детей. Заработки его работников всегда были высоки, а в случае болезни они могли рассчитывать на вспомоществование от хозяина. В светских салонах могли сколько угодно потешаться над узколобой моралью Альберта и его замашками бюргера, но фермеры благословляли своего помещика. Он хотел как лучше – и делал как лучше.

Желая привить трудолюбие своим отпрыскам, Альберт установил в Осборне деревянный швейцарский домик-шале. Домик прислали из Швейцарии в разобранном виде и собрали уже на месте. Принцы помогали закладывать фундамент, и за каждый час работы отец платил им жалованье, как профессиональным каменщикам.

На первом этаже домика находилась выложенная светлой кафельной плиткой кухонька, с чугунной плитой, полками и полным набором утвари. Здесь принцессы брали уроки домоводства и готовили нехитрые блюда вроде блинчиков, которые скармливали терпеливому папаше. Второй этаж занимал маленький музей, где за стеклянными витринами были разложены ракушки и гербарии, собранные детьми, и экзотические сувениры, которые присылал им вице-король Индии. Возле швейцарского домика разбили сады и огороды. Садовники обучали детей сеять, вскапывать грядки, полоть сорняки. За каждым ребенком был закреплен участок, где они выращивали овощи, которые по рыночной цене скупал Альберт. По крайней мере, таков был родительский план. Но Берти и Аффи нашли домику другое применение: тайком от старших они бегали сюда курить.

Глава 18. «В горах мое сердце»

Не только юг с его песчаными пляжами и свежим морским бризом манил королевскую чету. Одними из первых романов, прочитанных Викторией, были сочинения Вальтера Скотта, и суровая скалистая Шотландия покорила ее воображение.

В первой половине XIX века отношения между английской короной и жителями севера значительно улучшились.

Конечно, среди шотландцев еще жива была память о якобитских восстаниях XVIII века, когда к власти пытались вернуться потомки Стюартов. Войска Ганноверской династии жестоко подавали мятеж «красавчика принца Чарльза» и применили драконовские меры, чтобы сломить волю мятежного севера. В середине XVIII века запрещены были традиционная шотландская клетка «тартан», по цветам которой представители разных кланов узнавали друг друга, и ношение килта. Игра на волынке рассматривалась как подстрекательство к мятежу.

Но запреты были отозваны в 1782 году. А визит Георга IV в 1822 году смягчил сердца шотландцев: не таким уж злобным оказался правитель из далекого Лондона.

В 1842 году королева Виктория пожелала ознакомиться со своими северными владениями. Кроме того, Шотландия интересовала принца Альберта, который устал от однообразного ландшафта Южной Англии – глазу не за что зацепиться.

29 августа 1842 года супруги отбыли в Шотландию из Вулвича на яхте «Ройял Джордж». Капитаном корабля был внебрачный сын Вильгельма IV – Адольф Фитцкларенс. Несмотря на сомнительное происхождение кузена, Виктория к нему благоволила. Но, как ни старался капитан, ему было не под силу совладать с бушующим морем, и путешествие стало тяжким испытанием для пассажиров.

Двадцать три года назад это же самая яхта привезла из Кале в Дувр беременную герцогиню Кентскую, но тогда, уютно устроившись в материнской утробе, Виктория была надежно защищена от качки. На этот раз ей повезло гораздо меньше. До берегов Шотландии яхту тянули на буксире два парохода, палуба ходила ходуном, и королевская чета изнемогала от морской болезни. «Как это утомительно и неприятно! Мы целый день провели на палубе, лежа в креслах: вечером волнение на море усилилось, и мне стало совсем дурно», – писала королева.

Уныние разбавляли только встречи с местными жителями. Из приморских городков навстречу яхте спешили пароходы с музыкантами на борту и долго плыли рядом, радуя королеву музыкальными номерами. На одном из таких суденышек отплясывали заводной риль, и команда «Ройял Джорджа» тоже получила разрешение спеть и сплясать.

Но все же королева не могла дождаться, когда ее наконец высадят на сушу. К Эдинбургу яхта подошла с опозданием, уже темной ночью. На вершинах Ламмермура горели костры, но было слишком поздно, чтобы сходить на берег. Переночевать пришлось в каютах, но рано поутру Виктория пожелала сойти на берег. Там ее встречали герцог Бакли и Роберт Пиль, приехавший из Лондона, чтобы составить королеве компанию. Прождав ее величество весь день накануне, члены городского совета припозднились к встрече. Мэр нагнал Викторию уже в дороге.

Гостей предполагалось разместить во дворце Холируд, но там царило такое запустение, что ремонт занял бы годы упорного труда. Выбор пал на замок Далкейт, вотчину герцога Бакли. Виктория осталась довольна приемом и угощением. В Далкейте она впервые отведала настоящую шотландскую овсянку, а также местный деликатес – копченую пикшу «финнэн хэдди». Запивали угощение, конечно же, виски.

Эдинбург поразил королеву в первую очередь тем, что был выстроен из камня – ни одного кирпича! Горожане выкрикивали приветствия и немилосердно толкали королевских стрелков, что чеканили шаг рядом с каретой. Королева дивилась: «Эта страна и люди в ней ничуть не похожи на Англию и англичан. Пожилые женщины носят здесь старомодные чепцы, а дети и девушки бегают босиком… Простолюдинки в возрасте от двух-трех до шестнадцати – семнадцати ходят с распущенными волосами, и у многих волосы рыжие»[125]125
  Victoria. Leaves from the Journal of Our Life in the Highlands. New York: Harper & Bros, 1868. P. 28.


[Закрыть]. Чопорные лондонцы сочли бы отсутствие прически непристойным, но для Виктории то был верный признак близости к природе. Шотландцам она прощала любые нарушения приличий.

Поездка была полна захватывающих приключений. В Далхаусе Виктория останавливалась в чертогах, где со времен Генрих IV не бывал ни один английский монарх. В Лох-Левене видела замок, откуда бежала королева Мария Стюарт, в Перте расписалась в старинной книге, под подписями Якова I и Карла I. Горцы из Данкелда повеселили ее «танцем мечей», когда танцор ловко скакал между лезвиями перекрещенных на полу мечей, не задевая их ногами.

Прием в замке Теймут навсегда запомнился королеве: «Горцы в тартане Кэмпбеллов выстроились перед домом. Во главе их стоял сам лорд Бредалбейн, тоже в шотландском костюме… в окружении музыкантов с волынками в руках… Ружейные залпы, крики толпы, живописные костюмы, красота окружающего пейзажа с поросшими лесом холмами на заднем плане – все это стало декорацией для незабываемого действа. Мы словно перенеслись в феодальные времена, ведь именно так шотландские вожди принимали у себя своего монарха… После ужина в прилегающих к замку садах зажгли иллюминацию… и на земле загорелась надпись, выложенная фонариками: “Добро пожаловать, Виктория и Альберт”. Небольшая крепость в лесу также была освещена, а на холмах зажглись костры. Никогда в жизни не видела ничего настолько сказочного. Вечер закончился фейерверками и шотландским рилем, который отплясывали под звуки волынки и при свете факелов»[126]126
  Ibid. P. 38–39.


[Закрыть].

«Шотландия произвела на нас обоих чрезвычайно приятное впечатление, – писал принц Альберт. – Эта страна полна живописных мест… прекрасно подходит для занятий разнообразными видами спорта, а воздух здесь всегда удивительно чистый и прозрачный… Местные жители показались мне более простыми, они отличаются прямотой и честностью, свойственными всем жителям горных краев вдали от крупных городов. Нет другой такой страны, где бы так бережно сохраняли обычаи и традиции… Каждое место так или иначе связано с каким-нибудь интересным историческим событием, большинство из которых хорошо нам знакомы по точным описаниям сэра Вальтера Скотта»[127]127
  Hibbert C. Victoria. London: Park Lane Press, 1979. P. 175.


[Закрыть].

Первого же визита хватило, чтобы Виктория полюбила горцев, их энергичность и благородство. Привязанность была взаимной: шотландцам импонировало, что молодая королева ценит их культуру, участвует в их церемониях, даже учит гэльский язык. Дамские журналы запестрели клетчатыми платьями и накидками: Виктория сделала тартан модным рисунком. Мужское население Лондона тоже заинтересовалось Шотландией, где, в отличие от промышленной Англии, еще паслись стада оленей. В вопросах охоты можно было довериться принцу Альберту, страстному любителю пострелять дичь. Шотландия напомнила ему родную Германию, по которой он все еще скучал.

Два года спустя Виктория и Альберт вновь наведались в Шотландию, на этот раз захватив детей. Почетных гостей принимал в своем пертширском замке Блэр лорд Гленлайон, будущий герцог Атолл. Замок был передан в полное распоряжение королевы и ее свиты, сами же хозяева ютились во флигеле управляющего. Покой ее величества оберегали телохранители герцога, бравые молодцы в килтах, вооруженные топориками, кинжалами и пистолетами. Горцы замка Блэр, общим число 150, составляли единственную частную армию во всем королевстве. В знак особой милости Виктория даровала им официальный статус полка в 1845 году.

Из развлечений на выбор были гэльские песни, гэльские танцы, охота и катание на пони, но королеве, измотанной лондонской суматохой, как раз это и было нужно. По словам леди Каннинг, во время одного из музыкальных вечеров королева «отлично проводила время, не переставала смеяться и, подобно горцам, хлопала руками и топала ногами в такт музыке».

Сама фрейлина осталась равнодушна к простым сельским радостям. Покои в замке Блэр казались ей непроходимым лабиринтом, где вдобавок не смолкали звуки волынки. Волынщик герцога затягивал мелодию в 6 утра, в 2 часа пополудни слух королевы ублажал ее личный музыкант МакКей, в 6 вечера подключался волынщик принца, а во время смены караула два волынщика играли без остановки в течение часа. Только страстный поклонник шотландской музыки выдерживал акустическую атаку. Но Виктория как раз и была страстной поклонницей: она этой музыкой наслаждалась.

В Шотландии ее устраивало решительно все, от раскатистого говора до суровой веры горцев. Невзирая на возмущение фрейлин, королевская чета посещала шотландскую пресвитерианскую церковь вместо англиканской.

Журналисты «Морнинг кроникл» рассматривали своеволие королевы чуть ли не как предательство веры. Пресвитериане скептически относились к англиканству как таковому и особенно к главенству монарха над церковью. В 1843 году от Шотландской церкви откололась большая группа верующих, которых не устраивало, что приходских священников назначают богатые помещики. Такая система существовала в англиканстве, но вольнолюбивым шотландцам она казалась несправедливой. Многие из окружения Виктории считали, что в этот бурлящий котел ей лезть не стоит. Лучше держаться своих. Но предельная простота пресвитерианского богослужения подкупала Альберта, напоминая ему о немецких кирхах. Что же касается Виктории, она считала себя защитницей любой протестантской веры, в том числе и пресвитерианства.

В 1847 году Виктория повторила визит, напросившись в гости к маркизу Аберкорну, чье поместье расположилось на берегу озера Лагган. В отличие от герцога Атолла запасных апартаментов у маркиза не нашлось. Пришлось потесниться. Детская перешла в полное распоряжение королевских детей, но младший сын маркиза, четырехлетний Клод, затаил обиду. И вот настал момент представления детей королеве. Королева была довольна безупречными манерами старших детей, но когда очередь дошла до Клода… он встал на голову! Как истинный шотландец, нижнее белье под килтом Клод не носил. Мальчишку уволокли в сторону, как следует отчитали и попросили извиниться. Клод вновь предстал перед королевой… и опять повторил излюбленный трюк. Больше грубого мальчика ей не показывали. А уже в 1880-х годах лорд Клод Гамильтон стал секретарем Виктории. Интересно, припоминала ли она ему ту выходку?

* * *

Но не вечно же скитаться по чужим людям. Виктория и Альберт подумывали о том, чтобы обзавестись в Шотландии собственным жильем. Доктор Кларк, сам выходец из тех краев, нахваливал горный воздух как лучшее средство от ревматизма.

Подходящее поместье Балморал нашлось в районе Дисайд, что в графстве Абердиншир. Владелец усадьбы сэр Роберт Гордон скоропостижно скончался в 1847 году, и сэр Джеймс Кларк предложил Альберту купить Балморал у брата покойного.

Супруги согласились на сделку, ознакомившись с поместьем только по акварелям. Осмотреть Балморал лично им удалось лишь в следующем году, и там оказалось все, о чем можно только мечтать: великолепный вид на реку Ди и холмы Лохнагара, буйство зелени, но вместе с тем прозрачный и сухой воздух. Холодные массы с Атлантики орошали дождями западные склоны Шотландского нагорья, восточным же доставалось минимальное количество осадков. На прилегающих к замку землях виднелись приземистые домики из грубо отесанных камней, крытые сухим вереском. Виктория предвкушала, как будет их рисовать.

В Балморал она влюбилась с первого взгляда: «Казалось, что все здесь дышало свободой и умиротворением и заставляло забыть о суетном мире». Но сам замок едва ли мог вместить королевский двор. Снаружи он был утыкан башенками, внутри состоял сплошь из тесных залов и комнатушек. Отдельная гостиная в придачу к спальне была роскошью. Приглашенные министры не раз беседовали с королевой стоя, пока она сидела на краю их постели. Бильярдная служила общей гостиной, и фрейлинам приходилось уворачиваться, чтобы их не задели кием.

Прибыв в Балморал в 1849 году на заседание Тайного совета, Гревилл поразился простоте королевского обихода: «Живут они не просто как дворяне, но дворяне мелкопоместные: в небольшом домике, в маленьких комнатах, на крохотном участке земли. Солдат здесь нет, а покой королевской семьи обеспечивает всего-навсего один полицейский, который ходит вокруг дома, отгоняя зевак и прочих нежелательных лиц. Королева и принц живут чрезвычайно просто и скромно. Каждое утро он уходит на охоту, а потом возвращается к обеду, после чего они вместе гуляют или катаются верхом. Королева шныряет из дома во двор и обратно, часто гуляет одна, заходя в сельские дома и беседуя со старухами… Нас было девять человек, и все вели себя непринужденно. Королева тоже пребывала в прекрасном расположении духа и разговаривала больше всех… Вечером мы пошли в единственную свободную комнату, которая располагалась рядом с гостиной и служила в качестве бильярдной, библиотеки (хотя книг там почти не было) и дополнительной гостиной. Вскоре после этого королева, принц Альберт, шталмейстер принца Гордон и придворные дамы вернулись в столовую, где учитель шотландских танцев дал им несколько уроков риля. Мы с лордом Джоном Расселлом не принимали в этом участия, предпочитая танцам игру в бильярд. Через некоторое время они вернулись в нашу комнату, мы еще немного поболтали, после чего королева и принц отправились спать»[128]128
  Ibid. P. 178.


[Закрыть].

При всей своей неприхотливости, королева подумывала о том, чтобы перестроить Балморал. Но на какие деньги? Пиль сразу же дал принцу понять, что на государственную казну он может не рассчитывать.

Но в 1852 году произошла история, которая могла бы украсить любой роман Диккенса. В Лондоне скончался престарелый скряга Джеймс Камден Нилд, оставив за собой покосившийся домишко, ветхую мебель, сальную свечу, кошку… и 250 тысяч фунтов стерлингов! Не имея наследников, все свое состояние мистер Нилд завещал королевской семье. Альберт почувствовал себя многодетными клерком Крэтчитом, которого облагодетельствовал мистер Скрудж.

Полученных денег хватило на то, чтобы выкупить земли вокруг Балморала, снести старый замок и выстроить на его месте здание, навеянное немецкими легендами. Как писала растроганная Виктория: «Моя привязанность к этому маленькому раю растет с каждым годом, особенно потому, что все это – и планировка, и строительство – творение моего дорогого Альберта… повсюду виден отпечаток его руки и изысканного вкуса»[129]129
  Williamson D. Queen Victoria: A Souvenir of the Record Reign. London: Ward, Lock, 1897. P. 51.


[Закрыть]. К сентябрю 1857 года строительство Балморала было завершено.

Современники неоднозначно реагировали на «творение дорогого Альберта». Внешний декор замка в шотландском барониальном стиле не вызывал нареканий. Кто устроит перед элегантностью белого гранита, затейливыми башенками и шпилями или розоватым вереском в саду? Но вот интерьеры… они англичан смущали. С маниакальным упорством супруги украшали комнаты тартаном. Обои и ковры, обивка мебели и бордюры вдоль потолка, даже линолеум в помещениях для слуг – от разноцветной клетки рябило в глазах! Принц Альберт придумал особый «балморальский» тартан: темно-серые и темно-красные полосы на сером фоне. По сей день этот тартан можно носить только с монаршего позволения.

Очарование Шотландией переросло в настоящую манию. Маленьких принцев наряжали в килты, за ужином играли волынки, Альберт раздобыл словарь гэльского и методично его штудировал. Фрейлины отмечали, что королева заговорила с шотландским акцентом. Не иначе как заразилась им от слуг, которых в Балморале по старинке называли «гилли», как будто те прислуживали средневековым вожакам кланов. Один из этих гилли, рыжий здоровяк Джон Браун, еще сыграет в жизни королевы особую роль.

Каждый год в честь гилли давали бал. Пляски до упада, дерганые тени от факелов, вдоволь виски… От танцев так и веяло язычеством, но Виктория с удовольствием посещала бал и сама танцевала рили. А 31 октября, на Хеллоуин, в Балморале разводили огромный костер, на котором жгли соломенную ведьму.

В Шотландии Виктория и Альберт любили путешествовать инкогнито. Газеты в забытых богом деревушках были редкостью, и тамошние жители действительно не знали правящего монарха в лицо. А если узнавали, то втягивались в игру и вели себя как ни в чем не бывало.

В начале сентября 1860 году Альберт и Виктория в последний раз устроили себе захватывающее приключение, отправившись странствовать по горам. Из Балморала путешественники проехали вдоль реки Гелди и озера Лох-Инч, пересекли Спрей и в тряских экипажах добрались до Грантауна. Дорога растянулась почти на 60 миль.

Виктория осталась довольна своей задумкой: «Мы назывались лордом и леди Черчилль, а настоящая леди Черчилль и генерал Грей путешествовали под именами мисс Спенсер и доктора Грея! С нами поехали всего лишь две горничные (мы отправили их вперед с нашими вещами), а из слуг лишь двое замечательных горцев, старший егерь Альберта и мой личный шотландский слуга и секретарь – оба замечательные, сообразительные и преданные люди»[130]130
  Schomp V. Victoria and Her Court. New York: Marshall Cavendish Benchmark, 2010. P. 31.


[Закрыть]. Несколько раз Викторию чуть не рассекретили. То слуги, забывшись, обращались к ней «ваше величество», то крестьяне замечали, что руки путешественницы унизаны кольцами. «До чего ж богатая леди!» – воскликнула наблюдательная шотландка. Но Виктория перевела стрелки на леди Черчилль – у той колец еще больше. Игра щекотала королеве нервы, она чувствовала себя настоящей авантюристкой!