Текст книги "Кровь. Закат"

– И ее, – Кровник посмотрел на Пилотку.

Игнат тоже посмотрел на Пилотку.

– И ее, – согласился он. – А как же…

Он сделал шаг и подошел к Кровнику вплотную.

– Только знай, – сказал Игнат. – Если придешь один или просто не вернешься, потому что тебя убили лунари, обеих твоих девок ничего хорошего не ждет. С ними каждый день будут делать такое, что они сами жить не захотят. Ты меня понял?

– Да, – сказал Кровник, – Веди меня к лунарям.

Все находящиеся в этом большом зале зашевелились как по команде. Хотя никакой команды Кровник не заметил.

Сначала увели Пилотку. Они даже не успели обменяться с ней парой слов. Хотя вряд ли бы им это позволили.

Осмия утащили Кузьма, Гаман и оба амбала – каждому из них досталась одна из конечностей: кому рука, кому нога…

Какие-то шестерки, словно только этого и ждали, стали затирать кровавое пятно под стеной большими мокрыми тряпками на швабрах.

Кровник тайком глянул в сторону: кейс одиноко стоял на том самом месте, где его оставил Осмий – почти в центре помещения.

Игнат улыбался.

– Пустышка? – спросил он.

Кровник молчал.

– Ворон! – крикнул Игнат.

Тот подошел торопливо.

– Возьми чемодан.

– Да, Игнат… – он подхватил кейс с пола.

– Только попробуй выпустить его из рук до того, как я вернусь, – сказал Игнат.

Ворон кивнул и пошел к двери.

– Ворон!

Тот обернулся.

– А я вернусь, – сообщил ему Игнат. Он схватил Кровника за плечо:

– Пошли!

Вниз. Они все время двигались только вниз.

Вниз по красной дорожке, устилающей широкие мраморные ступени.

Игнат, стремительно рассекая воздух, шел первым, и Кровник еле поспевал за ним – в одном Игнатовом было не меньше трех его шагов. Остальные почти бежали следом.

Вниз по лестничным клеткам.

Второй этаж.

Первый.

Подвал.

Игнат, задевая волосами потолочные светильники, пронесся по длинному безоконному коридору и на ходу толкнул дверь, чуть не сорвав ее с петель.

У Кровника на секунду возникло совершенно неописуемое чувство первобытного ужаса: он увидел еще одного Игната бегущего прямо навстречу ему, окруженного толпой уродов с искаженными от ненависти лицами.

Игнат встал как вкопанный.

И тут же – словно пелена упала с глаз – Кровник понял, что это зеркало. Огромное зеркало во всю стену, а он – один из этих уродов с искаженным лицом.

Старый танцзал со старыми балетными станками для занятий.

– Давай! – сказал Игнат, и кто-то стоящий позади сунул ему в руку непонятно откуда взявшуюся кувалду. Огромный молот на металлической ручке.

– Глаза! – сказал Игнат и размахнулся.

Кровник еле успел зажмуриться.

Зеркало лопнуло на множество разнокалиберных кусков и осыпалось на пол, открывая за собой красную кирпичную кладку. Игнат, не останавливаясь, ударил молотом прямо в нее – в эту стену. Еще трое с кувалдами словно спохватившись, присоединились к нему, обрушивая удары – грохот, пыль, бетонная и кирпичная крошка во все стороны. Хруст стекла под подошвами.

Кладка выдержала недолго. Стала проваливаться внутрь, открывая пустые черные дыры на месте осыпавшихся, вылетевших от ударов кирпичей.

«Бах!!!» – рухнул кусок стены, подняв облако пыли. Кровник почувствовал, как вздрогнул пол под его ногами.

Игнат отшвырнул молот в сторону, и кто-то тут же протянул ему большой фонарь.

– Пошли! – сказал он и сделал шаг в этот пролом, в черноту, открывающуюся за ним, в пятно тьмы.

И Кровник пошел следом. Шагнул туда за огромной спиной через этот усыпанный битым зеркалом порог.

Вниз.

Все время вниз – по гудящим под ногами ступеням. По бесконечным лестничным пролетам, выплывающим из темноты в свет фонарей. Только звук шагов и их дыхание.

Вниз. Все время вниз.

Шаг за шагом. Ступенька за ступенькой.

Железные тесные лестницы с узкими пыльными перилами, выкованные из бурого металла, сваренные грубыми швами, скрепленные покрытыми наростами заклепками, стянутые болтами и гайками вржавевшими друг в друга резьбой.

Они идут вниз, неотступно следуя за Игнатом, и Кровнику кажется, что все меньше и меньше людей идет вниз вместе с ними. Что все меньше и меньше подошв вышагивает за его спиной. И однажды, обернувшись, он действительно не обнаруживает позади никого. Только дрожащее пятно света в вышине. Головы, торчащие между пролетами и глядящие им вслед. Потом исчезли и они.

Кровник видел разгорающееся внизу зарево, похожее на тлеющие угли.

– Игнат! – позвал он.

– Молчи! – ответил, тот не останавливаясь.

Зарево становилось все ярче. Скоро стало чувствоваться тепло, исходящее от него. Поднимающееся снизу. Игнат выключил фонарь, и Кровник последовал его примеру. Глаза, быстро привыкшие к этой полутьме, стали различать ребристые остовы соседних лестниц, закручивающиеся спиралью среди каких-то мятых желобов с воняющими тухлыми яйцами ручьями. Далекий звенящий гул, который он слышал последние минут десять, оформился в нечто похожее на весеннюю капель. Кровнику показалось, что он видит подсвеченные красным, проступающие из тьмы, переплетенные меж собой зубья гигантской оплавившейся расчески. Тепло стало настолько ощутимым, что его уже смело можно было отнести к категории «жар». Кровник почувствовал капли пота на лбу. Он расстегнул куртку.

Сначала это была точка, похожая на огонек сигареты. Потом точка стала походить на раскаленную докрасна монету. Он видел мелких букашек шевелящихся на самом краешке этого кругляша. Еще минута – и круг стал похож на пышущую жаром конфорку электроплиты.

– Лунари? – спросил Кровник.

– Нет, – коротко бросил Игнат. Он на ходу стащил рубаху и не глядя, бросил ее за перила. Теперь Кровник смотрел на его большую бугристую спину. Холмы мышц, перекатывающиеся под кожей.

Кровник глянул вниз и наконец понял, что видит то место, где рождается и жар и зарево. Большой круглый колодец, полный открытого пламени. Жидкого огня. Кипящего расплавленного металла.

Кровник понял, что смотрит на этот колодец с десятиэтажной высоты. Что слышит вполне различимый знакомый звук – звон наковален.

Игнат почти бежал. Кровник еле поспевал за ним. Он давно сбросил и куртку и то, что было под ней. Пот катился по их телам крупными каплями. Тельняшку хоть выжимай. Уже можно было различить дно. До него, кажется, оставалось совсем немного.

Пять пролетов. Четыре. Три. Два. Один.

Они ступили на железный пол.

– Все, – сказал Игнат. – Назад никак…

Огромные двурогие наковальни – каждая размером с теленка.

Меха для раздувания горнов. Неподвижные сейчас. Замершие на время с таким видом, будто оторвали их от любимого дела. Жаждущие продолжения. Ждущие, что будет дальше. Как и те, кого еще несколько минут назад он принял за копошащихся насекомых.

Игнат был большим, а эти казались еще больше. В горячем струящемся воздухе их тела блестели от пота, словно вымазанные машинным маслом. Словно отлитые из бронзы.

Ноги-столбы. Головы, посаженные на чугунные плечи. Опираются своими клешнями-ручищами на огромные молоты, которыми совсем недавно остервенело лупили по малиновым кускам железа, высекая из них снопы искр.

Стоят, смотрят на спустившихся из далекого темного Верха прямо к ним. Вниз.

– Здорово, Игнатка, – сказал огромный дядька с опаленными седыми усами.

– Здорово, Егор, – коротко поклонился Игнат.

– Озорничать пришел?

Игнат усмехнулся:

– Нет.

– Надо чего?

Игнат покивал:

– Да…

Он высмотрел человека в кожаном, прожженном в нескольких местах фартуке, стоящего чуть поодаль.

– Здорово, Васятка! – крикнул ему Игнат.

– Здорово… – степенно кивнул тот.

В руках Васятка держал большие, изогнутые особым образом клещи.

– Чего ж тебе надо? – спросил седоусый Егор.

– К лунарям мне надо, – сказал Игнат. – За ворота.

Егор фыркнул. Остальные переглянулись.

– Нет, – сказал Егор. – Тебе нельзя.

– Мне нельзя… – Игнат положил руку на плечо стоящему рядом Кровнику. – А ему можно.

– Ты что ль так решил? – усмехнулся Егор. – Так ты тут не хозяин. Наверху у себя командовать будешь…

Мужики рассматривали Кровника.

– Кто таков? – спросил Егор. – Из твоих каторжан беглых?

– Нет, – Игнат похлопал Кровника по плечу. – Вояка он.

– Вояка! – снова фыркнул Егор. – То-то, что одни вояки кругом, воинов никого не осталось…

– А вы кто такие? – громко спросил Кровник. – Кузнецы?

– Смотри-ка! – удивленно сказал тот, которого Игнат назвал Васяткой. – Разговаривает!

Хмыкнули все. Стояли, посмеиваясь беззлобно.

– Мы железо варим, да дурь из него выбиваем, – сказал Егор. – Ежели дурь из него выбьешь – будет из него толк. Крепким будет да надежным. Ничего ему не страшно тогда. Броней станет, сталью булатной – чем угодно. Ничего ему не сделается, и ржавчина не возьмет. Но хитрое оно – железо-то… Все норовит по своему… И крепкое ведь оно – самому нужно еще крепче быть, чтоб бока ему намять… Ну-ка!..

Егор шевельнулся и, подкинув свой молот как пушинку, поймал его в воздухе за самое основание, за то самое место, где из железной чушки начинала расти длинная ручка.

– На! – протянул он молот Кровнику. Тот, сделав пару шагов, взял его в руки.

– Васятка! – крикнул Егор.

Вдруг все зашевелились. Кто-то схватился за ручки мехов, кто-то швырнул лопатой уголь в горнило. Васятка сунул свои длинные страшные клещи прямо в огонь, выхватил из него раскаленный добела кусок железа и положил его на наковальню.

– Бей!!! – закричал Игнат.

И Кровник, размахнувшись изо всех сил, ударил.

Ударил так, что загудело в голове.

– Сильнее!!!

Искры во все стороны. Зарево на лицах.

Васятка, скалясь, перевернул раскаленную болванку на другой бок

– Еще!!!

Он размахнулся, чуть не вывихнув плечо, и саданул прямо в наковальню. Мимо. Промахнулся.

– Черт! – крикнул Кровник.

– Хорош!!! – Егор хлопнул его по спине. Словно доской огрел. Аж хрустнуло что-то.

Васятка тут же сунул красную железяку обратно в огонь.

– Не ругайся мне тут! – сердито сказал Егор. – Кузня – храм, кузнечный горн – алтарь. Дед мой за сквернословие в храме губы тебе бы все поотбивал!

Егор забрал у него отполированную рукоять.

– Никогда впустую по лицу наковальню не бей… – сказал он уже спокойнее.

Кровник, тяжело дыша, смотрел на свои руки. Они казались легкими, как пушинки. Ладони горели.

– Так как, Егор? – спросил Игнат. – Пустишь раба божия Константина за ворота, к лунарям?

– Рабу божию там делать нечего, – покачал головой Егор. – Рабы божии должны под солнышком греться, а не погибели для себя и души своей искать.

Он повернулся к Кровнику:

– Чего тебе там надо, служивый? Сгинешь там, пропадешь ведь без вести…

– Где наша не пропадала, – сказал Кровник.

– Смотри, – покачал головой Егор. – Пришлют мамке похоронку…

– По дороге перехвачу, – сказал Кровник. – Заберу у почтальона.

– Пока не скажешь, зачем тебе к лунарям, разговора дальше не будет.

Кровник посмотрел на Игната.

– Сын мой у них и жена тоже, – сказал Игнат.

– Никитка? Маруся? – Егор сверкнул глазами, – Это как же вышло?

– Не знаю, – сказал Игнат. – Пропали сегодня утром. Представление они готовили к дню рождения Никиткиному, сказку репетировали… И делись куда-то… А в обед маляву получил я от лунарей, что у них мои. На стене буквы их поганые выступили… Убьют, говорят, обоих, если не уйдем из города.

Железных дел мастера переглянулись меж собой.

– На правду не похоже, – сказал Егор. – Не выходил никто от лунарей. Ворота на запоре стоят.

– Да… – закивали большие прокаленные люди. – На запоре, никто не выходил.

– У них сын, – Игнат тряхнул головой. – Сердцем чую…

– Много ты своим бандитским сердцем чуешь, – сказал Егор негромко. – Променял горнило кузнечье, свет и тепло дарующее, на черный камень в груди.

– А ты выкуй мне новое, Егор, – ухмыльнулся Игнат, – А? Выкуешь?

– Поздно…

Егор перевел взгляд на Кровника:

– А он тут каким боком?

– Уговор у нас, – сказал Игнат. – Он приведет мне Никитку, а я… сделаю то, что обещал.

– Так значит солдат ты? – спросил, помолчав Егор.

– Непростой я солдат, а специальный, – сказал Кровник.

– На море что ль служишь? – Егор кивнул на его грязную тельняшку.

– На море, на земле, в воздухе и под землей.

– Хоть знаешь, кто такие лунари?

– Догадываюсь, – сказал Кровник. – Света дневного боятся, кровь людскую пьют, так?

– Смотри-ка! – воскликнул Егор. – И впрямь непростой солдат! Игнатка рассказал?

– Нет. Почему лунари?

– А потому как только при свете лунном ходить они по земле нашей матушке могут. А еще потому, что сами думают, будто с Луны они сюда прибыли. На лунном паровозе по рельсам, из лунных лучей катанным… Что там – на обратной стороне – могилы их праотцев. Только кривда все это, ложь и ересь… Не было у них никаких праотцев, никакой праматери… Мертвяки они… Род человеческий извести хотят напрочь, чтоб города наши опустели, чтоб они одни тут остались в своем подлунном мире…

– Егор! – сказал Игнат. – Время идет! Сына моего выручать надо!

– Помолчи-ка ты, Игнатка! – осадил его Егор. – Нет здесь никакого времени, забыл уже? Сами его выкуем, если понадобится!

– Так жен себе выкуйте, – голос Игната звучал глухо. – Семьи себе выкуйте, детей выкуйте… жизнь нормальную…

Егор смотрел на него из-под сдвинутых бровей.

– Дурак ты, Игнатка, – сказал он спокойно. – Правильно тебя отец твой прогнал Прохор Иванович, Царствие ему Небесное… вот кто был Мастер Мастеров. Ивану Поддубному хватку его железную выковал, и звали его с тех пор не иначе как Железный Иван… а Королев за ракетой для Гагарина к нему приходил из стали секретной, заговоренной… Он и ворота из стали этой выковал, которые лунарей наверх не пускают, замок и ключ, особые… Никто больше повторить такого не сможет. Любой – самый толковый да расторопный из нас – только в подмастерья ему разве что и сгодился бы… Кует сейчас светлая душа его в Божьей Кузне крылья для ангелов, только звон малиновый меж облаков стоит… на сына своего бестолкового вниз с небес смотрит, головой качает… А сына меж своих даже балдой не величают… Потому как балда – кувалда нужная, в хорошем деле всегда пригодится… А секрет стали своей заговоренной никому не передал… ибо передается такой секрет только от отца к сыну, а сыну своему – так уж сложилось – он и кочерги выстучать не доверил бы…

Игнат заскрипел зубами.

– Не прогонял он меня… – слова сыпались из его горла как ржавчина. – Я сам ушел. Память у вас тут всех поотшибало что ль?

– Может быть, может быть… – покивал Егор. – А только под зад ногой он тебя так пнул, что летел ты до самого верха. Очень уж ты спешил к своей новой жизни… в князья тебе хотелось… злата и камений…

Игнат прожигал Егора взглядом. Красный огонь, отражающийся в его зрачках, делал этот взгляд совсем уж лютым.

– Я сам, САМ бы пошел и поубивал бы их голыми руками, – пролаял он. – На части порвал бы, головы им поотрывал и в футбол бы ими играл!

– А вишь как – служивый вместо тебя туда идет, не ты… – сказал Егор.

– Ну не могу же я!!! – взвыл Игнат. – Нет мне туда ходу!!!

– Знаю, – Егор говорил негромко, но в голосе его звенел металл. – И не надо было бы тебе идти и служивому и вообще никому, если б не жизнь твоя новая к которой тебя тянуло почище магнита… если б не деяния твои, от которых люди стонут и мрут как мухи, не так разве?

– Я! – Игнат вбивал слова в окружающее его пространство как гвозди. – Хочу! Вернуть! Сына!

– А Марусю? – спросил Васятка. – Чего-то ты про нее сегодня совсем не вспоминаешь… Как же Маруся твоя?

– Как получится… – угрюмо ответил Игнат. – Никитка сын, наследник мой… он мне нужен.

Тишина. Странная. Слышно, как огонь гудит за заслонками. Как шевелится лениво расплавленный металл в круглом колодце.

– Пусть будет так… – сказал Егор.

Он повернулся к Кровнику.

– Не передумал? – спросил он и так двинул его в грудь кулачищем, что на доли секунды Константину Кровнику показалось, будто видит он себя со стороны. Он, поперхнувшись своим ответом, отлетел и стукнулся всем телом о наковальню.

Так – что искры посыпались из глаз. И одна из них – большая и прыткая – вдруг заскакала по кованному горячему полу, запрыгала вокруг, мечась как угорелая по пятачку.

– ЛОВИ!!! ЛОВИ ЕГО!!! – заревело полтора десятка луженых глоток, – ЛОВИ!!!

И Костя увидел маленького кролика. Улепетывающего со всех ног. Он бросился за ним, расставив руки, заметался между ногами-столбами, хватая пустой воздух руками, хлопая безуспешно в ладоши.

Оглушительно засвистел в два пальца Васятка, и свист этот словно хлыст ударил по ушам.

– ЛОВИ ЕГО!!! ЛОВИ!!!

А кролик, словно издеваясь, словно брат его солнечный заяц оказывался то тут, то там, то там, то сям.

– ЛОВИ ЕГО!!! ЛОВИ!!! – паровозными гудками в ушах.

Молнией в мозгу метнулась огненнокрылая фигурка ястреба, быстрее любой мысли камнем падающая с небес, и Костя не думая последовал за ней. Рухнул откуда-то сверху на быстроногого ушастого беглеца. Вцепился пальцами в огненный мех.

– Давай! – закричал на него полуголый рассерженный великан с огромными седыми усами и рывком сдвинул гигантскую заслонку на одном из пылающих огнем горнов:

– Кидай!

– КИДАЙ!!! – прогудело полтора десятка пароходных труб.

И Костя, обмирая, швырнул мохнатый, жгущий ладони комок прямо в открытое жерло, в гудящее пламя.

С грохотом захлопнул Егор заслонку, и в ту же секунду в нее с такой силой ударили изнутри, что выгнулась дверца. Словно не из стального каленого листа сделана она, а из консервной банки.

– ВОТ ОН – ТВОЙ СТРАХ! – Егор ткнул его пальцем в грудь. – ЗАЯЧЬЯ ДУШОНКА!!! СИДЕЛ У ТЕБЯ ПРЯМ В ГРУДИ, ПРЯМ ЗА СЕРДЦЕМ ТВОИМ СОЛДАТСКИМ!!!

Он вдруг схватил Костю за шею и прижал его лоб к своему, нос к носу, глаза в глаза.

– Выкую я тебе обманку, служивый! – горячо зашептал Егор ему прямо в рот сухим жаром, – Думать они будут, что из наших ты, из кузнецов. А кузнецы не по зубам им!.. И ты им будешь не по зубам, понял?!

Он отпихнул Костю от себя и подхватил свой молот.

– Васятка! – закричал он, – Давай!

Миг – и здоровенные клещи цапнули прямо из огня извивающегося червяка. Прижали его к наковальне крепко. Егор размахнулся и ударил с оттяжкой:

– БАМММ!!!

Костя почувствовал, как ступни его налились свинцом. Теперь он не стоял на земле, а попирал ее своими ногами.

– БАМММ!!!

Как грудная клетка вздулась изнутри, словно мощный звериный рык рвался из нее на свободу.

– БАМММ!!!

Как руки его вспухли буграми, а голова водрузилась на стальной штырь шеи.

Он задрал голову в темную пустоту, из которой пришел, и заорал от переполняющей его нечеловеческой силы.

Он выхватил молот у кого-то стоящего рядом, и они с Егором стали лупить в четыре руки, в два молота по куску раскаленной извивающейся плоти.

Вминая ее в саму себя.

Заставляя ее подчиниться.

Выбивая из нее дурь.

– Стой!!! – закричал Егор. – Стой, бедовый!!!

Он отшвырнул свой молот и еле успел выхватить из-под Костиной кувалды алую крупную искру. Горящую чистым пламенем пятиконечную звезду.

– БАМММ!!! – по пустой наковальне.

Егор отвесил ему затрещину, от которой в другой раз у него высыпались бы все зубы, и отвалилась голова. А сейчас – зазвенело в ушах – и только.

– Сколько повторять тебе! Не бей впустую наковальню по лицу! – сердито гаркнул он.

– Открывай рот! – приказал Егор.

Костя разжал челюсти, и Егор точным движением вложил звезду ему прямо в горло.

– Глотай!

Словно стакан спирта залпом.

Обожгло нутро.

Ударило в голову.

И все стали равны ему.

А он стал равен им.

Весь мир вокруг него изменился. Повернулся другой стороной. Стал с ног на голову.

– Да? – спросил Егор. – Есть?

Кровник кивнул. Он не мог говорить. Он слушал.

– Как попадешь за ворота и пойдешь по Той Стороне – ничего не бойся. Не человек ты для них сейчас, не нужен ты им даром… Да и не увидят они тебя, и запах от тебя другой… а вернее совсем никакого…

– Хотя есть у лунарей глазастые… Бароны. Если на барона такого наткнешься – враз он тебя вычислит. Не простые они лунари, потому и баронами их кличут… но ты иди – никого не бойся. А если кто из них на тебя пойдет – покажи им Волчью Пасть…

Егор обернулся к стоящим позади него и требовательно протянул руку:

– Васятка!

Васятка вложил в его руку свои большие зубастые щипцы.

– Вот… – Егор рассматривал их, словно видел впервые, – Клещи эти Волчья Пасть зовутся. Этими клещами Прохор Иваныч зубья их поганые выдирал с корнями начисто. Боятся они их, как огня небесного

– НО СМОТРИ! – погрозил ему Егор пальцем. – НЕ НАДОЛГО ОБМАНКА ЭТА! ТЫ ПОНЯЛ?

Кровник кивнул.

– Как увидят они тебя, как почуют – говори, что к Бекбулатке идешь биться. Запомнил?

– К Бекбулатке?

– К нему! – кивнул Егор, – Уж не знаю, как он теперь зовется… Имен человеческих у них нету… срамные слова всякие вместо этого… Но ты говори, что идешь к Бекбулатке… отведут они тебя к нему… должны отвести…

– А кто он такой этот Бекбулатка? – спросил Кровник.

– Рудокопом он был знатным и бойцом кулачным наипервейшим… в здешних рудниках кайлом махал, вагонетку с породой на плечах полверсты на спор мог нести, а ломы стальные – так те просто в узлы вязал… всех побивал – и заводских, и лесорубов, и углекопов – всех! Окромя бойцов с нашей кузни… Стал он как-то всем рассказывать будто зовет его голос какой-то когда он в забое работает, женский, красивый… пошел он видно как-то на этот голос… Потому что с тех пор у лунарей он, на Той Стороне… Но должок у него один имеется… Биться он хотел с бойцом из нашей кузни, поквитаться за проигрыш. Намял ему как-то бока один из наших на День Шахтера у всех на глазах… реванша нутро его требует… победы в бою… и это все, что и осталось в нем от Бекбулатки… А уж как дойдешь до него – придется тебе с ним биться, тут уж никуда не денешься. И тут совет я тебе дам…

Егор положил свою ладонь-лопату Кровнику на спину:

– Там, на их стороне, в дальней пещере, озеро ледяное есть, бездонное… Безымянным зовется. Ты нырни в него перед боем с головой, так чтобы выстыло все твое тело напрочь, чтоб губы посинели, чтоб зуб на зуб не попадал, чтоб закоченел ты весь от ушей до пяток как ледышка и не чувствовал ничего… но смотри, не вздумай пить из того озера! Окунись – и вылазь. А как выйдешь в круг – дай Бекбулатке первому тебя ударить покрепче… Тогда не будешь ты бояться боли. И бейся – пока не согреешься. А как согреешься – настанет твоя очередь для главного удара. Тогда вспомни все самое неприятное в своей жизни. Все обиды и горести, все свои слезы и беды, все самое плохое и страшное – все вложи в свой удар. А там – неясно, что будет дальше, сам увидишь.

– Только ты им сразу скажи, что если победишь, то Никитку с собой наверх заберешь и Марусю… – подал голос Игнат.

– А я что поставлю? – спросил Кровник.

– Душу свою бессмертную, – сказал Егор. – Больше у тебя за душой, кроме нее самой, нет ничего…

Кровник кивнул.

И тут же увидел он ворота. Проступили они прямо из горячего струящегося марева, сплелись из воздуха, зыбких теней и багровых отблесков. Понял он, что были они тут все это время.

И были ворота эти огромными, замок на них еще больше, а ключ заговоренный – больше их обоих вместе взятых. Такой, что смотреть на него нужно было, задрав голову. Как такое могло быть – не понимал он. Но так было, и видел он это своими глазами. А может и не своими вовсе.

Сделал он полшага, и вот они – прямо перед ним.

Плиты стальные, искусно подогнанные друг к другу, словно кованы они из цельного куска металла – ни зазоров, ни стыков… Узоры, не виданные им доселе ни в книгах, ни во снах, вплетены в них намертво.

– Как пойдешь по Той Стороне, – сказал Егор, – увидишь русло реки подземной, высохшей. Иди по нему, никуда не сворачивая, и выйдешь к подземной железной дороге. Сказывали, что приложить нужно ухо к рельсе, а уж потом решать в какую сторону идти дальше. И ты так сделай. Но знай – в какую бы сторону ты ни пошел, все одно выйдешь ты к вагонеткам старым, в которых руду когда-то возили. Как дойдешь до них, проходи их скорее. Что бы ты там ни услышал и ни увидел – иди не останавливайся. Под ноги смотри, да шаги считай. Как отсчитаешь первую сотню – стой. Развилка перед тобой будет, стрелка железнодорожная. Разуй глаза да смотри внимательней, куда она повернута. В ту сторону и идти тебе, туда тебе путь и держать, в самое их логово приведет…

– Все! – Егор хлопнул его меж лопаток. – Больше ничем тебе помочь не могу, служивый! Если победишь Бекбулатку – хватай обоих Игнатовых под мышки и беги со всех ног обратно к воротам, да стучи, что есть мочи… мы тебя с этой стороны ждать будем…

Подняли кузнецы свои молоты, встали наизготовку.

– Смотреть в оба!!! Стоять крепко!!! – закричал Егор и, схватившись за огромное кольцо, потянул его на себя. Сдвинулись ворота нехотя с места, заскрипели петлями. Приоткрылись ровно настолько, чтоб проскочить туда человек мог.

Увидел он узкую полоску тьмы в расширяющуюся щель. Кусочек непроглядной ночи. Краешек мрака.

– Давай! – крикнул Егор.

– ДАВАЙ!!! – оглушительным эхом все остальные.

Ему сказали, что он ее найдет – и он нашел ее.

Ему сказали, что она там будет – и она была там.

Он шел по ней своими железными ножищами. По самой настоящей железной дороге с рельсами и шпалами.

Все ему было по силам. Он мог все.

Он был локомотивом. Чувствовал силу, неумолимо толкающую его вперед. Бушующую в его груди паровозную топку, в которую бесперебойно подбрасывают черный от злости уголь – метают лопату за лопатой без устали.

Кровь, беснуясь, мчалась по венам. Горячими селевыми потоками шумела в голове.

Все ему было по силам. Он мог все.

Он шел по подземелью, положив огромные кузнечьи клещи на свои раздавшиеся в стороны, еле помещающиеся в эти узкие тоннели безбрежные плечи. Едва не задевая ими грубо стесанные стены, справа и слева.

Он шел в полной темноте и видел в ней все до мельчайших деталей, мог рассмотреть каждый камешек, спрятавшийся в ней. Да и саму темноту в подробностях, если бы ему это понадобилось, все эти черные молекулы из которых она сплетена.

Давно осталось позади высохшее русло древней подземной реки, ее истрескавшееся дно, следы ее былого могущества: когда-то волочила она свое длинное змеиное тело по этим коридорам, прогрызала себе путь сквозь толщу земли, жевала камень. Да все силы, видать, на это и положила. Изошла на нет. Напоила собой корни скал, растущих из недр земли, корни этого железного города, проросшего сквозь гору и впившегося в небо каменными спицами-трубами.

Он видел куски минералов, срезы земной коры, странные следы… ходивших тут до него? Или тех, кто ходил тут до них? Он видел окаменевшие останки древних рыб, покоящихся в камне, отпечатки невиданных растений. Чувствовал тепло, которое излучали стены.

Он чувствовал все. Все. Кроме времени. Оно не стояло. Не летело. Не двигалось в обратном направлении. Не мог он ощутить его присутствия, его упругий уверенный ход. Его здесь не было. Он не мог припомнить момент, когда оно пропало. Когда исчезло, оставив его одного в этих бесконечных коридорах. Неужто правду говорил Егор? Нет тут его?

Не мог сказать он, сколько шел он до того, как увидел тускло мерцающие во мраке рельсы. Долго ли коротко ли – а вышел к ним. Встал на колени и, как учили, приложил ухо к полотну. Ощутил холод металла. Затаил дыхание. Вслушался. Ничего не услышал. Другим ухом приложился – то же самое. Тишина.

Встал на ноги, поправил клещи на плече и к ним свое ухо прислонил – может, подскажет что Волчья Пасть? Промолчала она, а может действительно что шепнула – только пошел он по железной дороге дальше, куда глаза глядят.

Видел штреки, вырубленные в горной породе, похожие на кельи, уходящие влево и вправо от рельсов, полные густой молчаливой тьмы… иные из них так малы были, что только согнувшись в них сунуться можно…

Но не совался он в них, понятное дело, шел прямо, не сворачивая. Замечал подпорки деревянные изгнившие, которыми крепили когда-то своды…

Увидел вдруг что-то впереди, что-то лежащее прямо на шпалах. Замедлил шаг. Остановился.

Кирка шахтерская. Ручка давно в труху истлела, а железное жало затупившееся ржавчина как моль изгрызла…

Глянул он вперед – и увидел их.

Не сдвинуть их с места. Обойти только. Стоят пузатые, старые, колесами в рельсы вросшие. Вагонетки. Сто лет стоят и еще столько же простоят. А ему стоять нельзя. Ему нужно мимо них пройти. Под ноги смотреть, да шаги считать.

Сошел он с рельсов и начал шепотом:

– Раз… два… три… четыре…

Все ему по силам. Все он сможет.

Главное шаги считать, да под ноги смотреть.

– Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре…

Он почувствовал первую вагонетку, проплывающую слева от него своим холодным пузатым бортом.

– Тридцать… тридцать один… тридцать два…

Вторая вагонетка осталась позади. Он не видел их. Он чувствовал их присутствие – этих недовагонов высотой ему по плечо. Этих ржавых конструкций, похожих на распиленные пополам карликовые цистерны.

Сколько их? Три? Пять?

Неважно.

Главное – сколько шагов. Их должно быть ровно сто.

– Тридцать девять… сорок… сорок один…

– Жили они, были, да померли, – голос ему в спину.

Собирался сказать «сорок два» да поперхнулся двумя словами этими. Застряли они у него в горле. Встал как вкопанный. Выступил холод могильный инеем на стенах. Загустела кровь в венах от него. Потух огонь – дыра вместо него в груди. От голоса этого.

– Померли да ожили, да? Так же там было, да?

Детский голос. Голос ребенка. Заполнил собой весь этот коридор. Вылетело все у него из головы. Не мог он пошевелиться. Ни ногой, ни рукой двинуть.

– Ожили, да стали жить опять, да? Как там дальше?

Зажмурился он изо всех сил.

Что бы ты ни услышал.

Что бы ты ни увидел.

– Никак не вспомню, что там дальше… – этот тоненький голосок, как хрустальный колокольчик. Как пение маленькой птички.

– Ну что же ты молчишь? Никто ведь кроме тебя этой сказки не знает…

– Сорок два… – дрожащими губами прошептал он, не разжимая глаз.

– Потому что нет такой сказки… Потому что сам ты ее выдумал…

Он схватил Волчью Пасть обеими руками и выставил ее перед собой словно меч. Он заставил себя. Он сдвинул себя с места. Он сделал шаг.

– Сорок три… – еле слышно.

– Расскажи ее еще раз, эту сказку… Никто ее кроме тебя не знает… никто кроме тебя, так не сможет рассказать…

– Сорок четыре… сорок пять… сорок шесть… – дрожащими губами, не смея разжать глаз. Шагая в невидимую пустоту, вперед.

– Это всего лишь сказка… всего лишь сказка…

– Сорок девять… пятьдесят… пятьдесят один…

– Не уходи! Пожалуйста! – этот голос рвет душу в лохмотья – Пожалуйста!

Что бы ты ни услышал.

Что бы ты ни увидел.

Иди вперед. Считай шаги и иди.

– Пятьдесят шесть… пятьдесят семь… пятьдесят восемь…

– Тумаан, туууман… – тоненько запел детский голосок ему в спину.

Враз лицо его стало мокрым – хлынули слезы по его щекам сплошным потоком.

– Окутал землю вновь, – звенел хрустальный колокольчик. – Далекоооо, далекооо… за туманами любооовь…

Ему хотелось упасть и вцепиться зубами в рельсы. Расцарапать свое лицо. Вырвать глаза. Но он, спотыкаясь, считая вслух и всхлипывая, шел вперед.