Текст книги "Мир меняющие. Книга 1. Том 2"

На цыпочках пробралась мимо спящих и потихоньку разбудила Ди Астрани. Он проснулся сразу, словно и не спал вовсе. Селена прижала палец ко рту, призывая молчать, и поманила за собой. Пошептались, стараясь не разбудить остальных – им оставалось спать всего ничего. Приготовили завтрак и начали всех будить – мальчики проснулись легко, дружно поскакав умываться. А вот с Лентиной пришлось повозиться – ей снилось что-то не очень приятное, и сон не отпускал ее, она вздрагивала от каждого прикосновения, но никак не могла открыть глаза. Селена вспомнила, как не так давно эта же Лентина легко просыпалась. Ди Астрани решил попробовать – хлопнул трижды в ладоши – вспомнив, как выводила ее из транса мать Оливия. И это сработало. Лентина открыла перепуганные глаза, в которых отражался такой ужас, что кровники отпрянули. По мере узнавания она снова начала контролировать себя, и страх отступил. Села в кресле, закрыла лицо руками:

– Теперь я буду бояться засыпать. Темнобородый стал приходить в каждый мой сон. И каждый сон страшнее предыдущего. И просыпаться страшно – а вдруг это и есть Мир, который уже изменился. Я знаю теперь, каким тут все станет, если у нас ничего не получится. Он зовет меня с собой.

Она зарыдала:

– Он говорит, что может вылечить Кира, что станет для него лучшим отцом. Я понимаю, что он лжет, но во сне не могу ничего с собой сделать – спящая я почти согласилась.

В комнату забежали мальчишки, увидели плачущую Лентину и остановились на пороге робкой стайкой. Кир, пришедший последним, подошел к матери и обнял ее худыми ручонками, крепко прижав к себе, гладил по спутанным спросонья волосам. И девушка успокоилась – еще не все потеряно, еще осталось чуть-чуть времени. Селена рассказала про того рыцаря, которого она все-таки вспомнила. Завтракали молча. Потом оделись и отправились в Замок – как верховный кастырь, Ди Астрани мог обращаться к Приму в любое время.

До рассвета оставалось еще порядком, на улицах было темно и безлюдно. Ночь затихла в холодном безмолвии. Добрались быстро и без приключений. Охрана возле первых ворот остановила их для опознания, но кастыря астрономов знали в лицо, поэтому надолго не задержали. У дворцовых ворот проверяли более дотошно: кто, с кем, зачем, почему в такой час. Наконец, все двери остались позади, и показалась знакомый зал Совета. Прим появился практически незамедлительно. Селена, волнуясь и торопясь, рассказала о том, что она вспомнила. Правитель незамедлительно отправил гонцов за раненым, за капитанами, которые вечером присутствовали на Совете, и за кастырями, которым была не судьба спать нынешней ночью. Первой прибыли повитуха и Эйб. Мать Оливия вошла, запыхавшись, и сообщила, что рыцарь, отданный в Храм на попечение, только что умер, и после смерти его тело странным образом изменилось – у него не оказалось ушей, оказавшись глубоким старцем без печатей крови. Последняя ниточка оборвалась.

Все пришедшие разместилось вокруг стола на своих местах, которые так недавно покинули. В зале было прохладно – дрова в камине не успели разгореться и прогреть помещение. Невыспавшиеся дети, усевшись в свой любимый диванчик, повозились немного, пригрелись и, когда схлынуло беспокойство от раннего пробуждения и последующих событий, задремали. Вопреки традициям, первым слово взял Ди Астрани, который поведал о событиях последних часов. Блангоррская армия оставалась в столице, но вот ключникам следовало поторапливаться. Прим отдал распоряжения о скорейшей подготовке снаряжения и продовольствия. Подготовку этого доверили начальнику дворцовой стражи, который слыл заядлым путешественником. Кастыри поспешили на подготовку церемонии посвящения новых кастырей. Шли последние приготовления к этому празднеству.

Глава 4. Церемония

Наступило утро – ветреное, яркое, безоблачное. Рассвет, как обычно после сезона ветров, был особенно фееричен. Светила поднялись почти одновременно, восходя из медленно рассеивающегося серо-белого тумана. Изредка в невообразимой вышине проносились на большой скорости маленькие облачка, пушистые и белоснежные. Стало очень холодно – особенно после той жары, которая стояла недавно. Листва на деревьях пожухла, потемнела и скрючилась, цветы пока противостояли холоду, на рассвете покрываясь мелкими блестящими кристалликами изморози, и не за горами время, когда опадет последний лепесток и станет всюду пусто и голо. На почве останется только короткая зеленая травка, очень жесткая, ей-то холод нипочем, она все сезоны благоденствует. Деревья станут грозить голыми ветвями, покачиваясь и постанывая от холодных потоков. А потом хлынут ливни…

За одну ночь город преобразился. Дома, башни, стены задрапировали драгоценными тканями. Повсюду реяли разноцветные флаги. Еще было очень рано – по городским меркам, но по улицам – ровным, чистым центральным, и кривым окраинам уже сновали толпы народу, спешившие по неотложным делам. Приехали пастыри, укутанные в капюшоны; весовщики, кастыри из других городов – все, кто успел добраться в столицу до церемонии. Незаконные граждане, те, кто промышлял по ночам, были предупреждены и носа не высовывать на промысел. Тиманти все же собирались выйти на свою развеселую работу, но только после Церемонии, ибо раньше ловить им было нечего – все бегали, суетились, решали какие-то неотложные вопросы, не обращая на их прелести никакого внимания. Шептались по углам, что церемония будет не такой, как обычно. Спешка какая-то непонятная – раньше месяцами обсуждали кандидатуры – а нынче за день или ночь управились. Опять же непонятно – куда запропастились предыдущие кастыри.

Около полудня все население и гости столицы прогуливались по центральной площади Согласия перед Пресветлым дворцом, заполняя открытые галереи. Огромный амфитеатр, выстроенный каменщиками в ту пору, когда Блангорра только становилась центром Мира, вмещал и не такое количество народу. Толкотни не было. Столичная Часовая башня возвестила полдень, пробили часы – на помосте появился Совет верховных кастырей и кандидаты. Последними прошествовали Примы, приветствующие свой народ, прекрасные и спокойные, как всегда. С появлением правителей церемония началась.

Перед благородным собранием и зрителями прошествовали пастыри с красочным представлением. Храмовые воины показали свое мастерство во владении оружием, потом несколько рыцарей сошлись в поединке в честь прекрасной Дамы. Блангоррские пастыри сражались в честь Примы, традиционно провозглашая ее своей Дамой, которой они могли поклоняться издалека, слагая стихи, вздыхая и сражаясь – в ее честь. В Мире считалось, чем больше рыцарей посвящает себя какой-либо даме, тем прекраснее она, но никогда такое поклонение не бросало ни малейшей тени на репутацию избранницы. Мирные храмовники, не пожелавшие посвятить себя мечу, в свою очередь показали и свое искусство. Они смогли найти воду на арене, где веками утаптывалась почва, теперь уплотненная так, что даже в сезон дождей оставалась неизменно гладкой, без луж и грязи. После выступили весовщики, показывая свои умения – представление было еще более напряженным, чем рыцарские баталии. Весовщики, умело блефовали и могли перевоплотиться в любого гражданина Мира, с их актерским мастерством, которое было правдоподобнее, чем у профессионалов лицедеев, разыграли целый спектакль о преступнике, его поисках, погоне и благополучной поимке. Выступающих проводили бурными аплодисментами. Потом оба клана показали объединенный парад своих кровников – бравые храмовые рыцари прошли, потрясая оружием и бряцая доспехами, звону которых вторило клацанье серебряных шпор; мирные пастыри прошли, шурша раздвоенными лозами, которые они использовали для поисков воды; весовщики шли бесшумно – не был слышен даже шорох шагов, лишь впередиидущие не старались быть неслышными, показывая мастерство владения кнутами – скупыми, отточенными движениями щелкая этим грозным в их руках оружием. Весовщики отлично владели всеми видами оружия, какие только были в Мире, но открыто не афишировали этого, в отличие от рыцарей-пастырей, но все миряне знали об этом. Никто не осмеливался появляться вооруженным на пути весовщика, особенно, когда он на тропе.

Парад подходил к своему завершению. Сейчас Прим должен был объявить имена избранных, после праздничной речи. При появлении правителя на возвышении, откуда он вещал мирянам обо всем, что происходит в их любимом государстве, в амфитеатре наступила полнейшая тишина. Прим привычно выждал некоторое время – для того, чтобы окружающие прониклись важностью момента. Кастырей выбирали надолго и со всей тщательностью. Привычно вскинув голову, Прим заговорил – он не пользовался никакими записями в течение всей речи, ни разу не прервавшись и не запнувшись. Паузы были только в особо значимых местах, чтобы подчеркнуть сказанное. Тренированное горло издавало звуки такой громкости, что слышали все присутствующие. Немудрено – глотка Примов приспосабливалась в течение жизни каждого из правителей для многочасовых речей, и это умение по крови передавалось к каждому царенку.

– Граждане Мира! Событие, собравшее нас в этом замечательном театре, одновременно и горестное и радостное! Я не хочу вводить вас в заблуждение. Господа верховные кастыри, покинувшие свои посты – предатели, которые навеки будут осуждены, имена их подлежат удалению из списков мирян. Мне особенно неприятно сообщать об этом, потому что я не разглядел предателей так близко возле себя. А им были доверены и судьбы мирян и важнейшие государственные тайны. Волею Скаррена, бывшего де Балиа, творилось беззаконие и подмена справедливости куплей-продажей оправдательных актов, происками Торнвальда, бывшего фон Реймера, едва не был погублен целый клан – уважаемых астрономов, им организовано беспрецедентное похищение почти всех женщин. Вина их доказана, но они исчезли. На их поиски будут отправлены самые опытные весовщики. При задержании Совет верховных кастырей и я, Прим Мира обещаю, что, несмотря на их очевидную виновность, будет проведено самое тщательное и беспристрастное расследование. Потому как с момента сотворения Мира их деяния неслыханны и впервые господа, занимавшие столь высокие посты, поддались искушению Хрона, и нам хотелось бы знать, что именно толкнуло их на это. Но довольно о грустном. В этот день я возвожу на пост достойных граждан Мира, чьи кандидатуры были отобраны согласно рекомендации верховного кастыря клана неподкупных купцов достопочтенного господина Януара Голдмана. Я не буду долго и нудно исследовать их жизненный путь. Опроса членов каст, для которых выбираются новые правители, тоже не будет. Времена сейчас настали тревожные, и решения приходится принимать нетрадиционные и быстрые.

Итак, на пост главы клана весовщиков утверждается господин Димир де Балиа, из Ведска, что на границе с Дикими мирами, звание Маршалла Мира будет присвоено ему при получении ключа. Верховным кастырем пастырей, Магистром Мира назначается отец Юлиан Благовест из славного города Юстиги, что на берегу Великого Брона. Господа кандидаты, готовы к вступлению на посты и можете ли вы принести клятву верности народу, Миру и кастам?

Побледневшие от волнения кандидаты, стоявшие рядом с Примой, одновременно кивнули. Первым был вызван Магистр. Клятва его была кратка и гласила:

– Я, Юлиан Благовест, из клана пастырей, клянусь, находясь среди сего благородного собрания, о чистоте помыслов, о чистоте рук и чистоте поступков в прошлом, настоящем и будущем. Клянусь не покидать тропы пастыря, трепетно относящегося к пастве своей, помогать ей и мечом и лозой. Клянусь охранять Мир от врагов внешних и внутренних, сохраняя жизни. Клянусь творить справедливый суд. Клянусь соблюдать Кодекс Великой Семерки и не нарушать мыслей своих грехом хроновым. Клянусь беречь доверенный мне ключ даже при опасности для жизни моей, – произнес твердо, голос не дрогнул – что само по себе являлось хорошим знаком. Уверенность кандидата при произнесении клятвы при большом скоплении народа свидетельствовала об уверенности в своих силах, о силе, таящейся в невзрачном коренастом мужчине, по традиции укутанном в темно-серую мантию, скрывающую фигуру, капюшон только откинут. Среднего возраста, лицо крепко вылеплено, подбородок в меру решителен, нос – с небольшой горбинкой, глаза смотрят из-под чуть нависающих густых бровей. И лыс господин Благовест, череп совершенно гладок. Руки во время клятвы держал спокойно. Лишь уступив место кандидату в Маршаллы, и сойдя с возвышения, нервно сглотнул, да и то так, что заметил только Прим, который вновь совершил невероятный, с точки зрения этикета и прежних правителей, поступок: чтобы подбодрить нового кастыря, он едва заметно улыбнулся и кивнул. Ободренный новоиспеченный Магистр успокоено прошествовал на свое место.

Димир де Балиа, коренной житель Ведска, был похож на своих одногорожан, хотя кровь весовщиков скрадывала некоторые черты. Среднего роста, жилистый, неторопливый и рассудительный. Лицо такое, что каждый вроде бы где-то видел, но на первый только взгляд, а потом и не вспомнишь, кто такой – неприметный такой мужик. Руки – с широкими ладонями; крепкими, длинными пальцами, способными на ощупь определить монета какого достоинства и года выпуска лежит в кармане у соседа, да так, что этот самый сосед и не заподозрит, что в карманах у него гостит кто-то. Парадная черно-красно-белая одежда клана подчеркивала крепкую фигуру. Узкие рукава черного камзола обтягивали мускулистые руки так, что, казалось вот-вот и ткань не выдержит. Алые узкие штаны облегали ноги, способные много дней идти по следу. В общем, крепок, вступающий на пост господин Димир, крепок и спокоен. Клятва его, произносимая глуховатым голосом человека, не привыкшего много болтать, не менялась уже много веков:

– Клянусь отцом Весом, что меч мой не обагрит невинная кровь, что нет суда без доказательства, что мошна моя будет полна лишь честно заслуженных монет, что чаши весов правосудия никогда не качнутся под влиянием чужой благодарности, мнения, или угроз. Клянусь, что повязка на глазах моих будет крепка и справедливость коснется любого – будь то кастырь, кровник или свободнокровый гражданин, богатый или бедный, – развернулся, и строевым шагом покинул возвышение, на которое незамедлительно взошел Прим.

– Уважаемые граждане Мира! Приветствуйте новоизбранных верховных кастырей!

Бабахнули невидимые отсюда пушки и с высоты на зрителей посыпались конфеты, мелкие монетки, блестящие ленты, разноцветные бумажные мелкие кружочки. Толпа взревела от восторга, дети принялись собирать конфеты, путаясь под ногами. Прим добавил:

– Ныне состоится вручение ключей господам кастырям, после которого они немедленно приступят к своим обязанностям. На всех площадях Блангорры для жителей и гостей столицы установлены праздничные столы с обильным угощением. Фонтаны будут лить вино в честь нашего будущего до полуночи. Совет верховных кастырей удаляется во Дворец для введения Маршалла и Магистра в курс их обязанностей. Вы же, люди добрые, празднуйте!

Последние слова правителя утонули в бурных рукоплесканиях. Народ повалил через открытые выходы на площади Блангорры, чтобы соответствующим, в их понимании, образом отпраздновать великое событие. Ближе к закату улицы и площади будут полны подвыпившими и пьяными в дымину – искренне верящими, что они на славу отметили избрание кастырей.

Зрители почти все покинули галереи, лишь небольшие кучки толпились возле выходов, договариваясь, куда отправятся праздновать. Кастыри стояли возле Примов, негромко переговариваясь друг с другом, ожидая, когда все места опустеют и можно будет пройти и им. По традиции, правители и верховные кастыри не должны покидать место сборища, до той поры, пока оно совершенно не опустеет. Маршалл и Магистр молчали, они пока и не знали, что и сказать, слегка оглушенные великой честью. Никто из кастырей поначалу не обратил внимания на раздающиеся откуда-то сверху звуки – кто-то оглушительно хлопал в ладоши, явно пытаясь привлечь внимание. Аплодисменты слышались все громче, пока, наконец, Ди Астрани не поднял голову и не посмотрел вверх, на самую высокую трибуну, где темнело чье-то одеяние. С грохотом опустились металлические заслонки, заменяющие двери, и весь Совет оказался в ловушке. Аплодирующий мягко спланировал вдоль рядов вниз. Только что был наверху, а через мгновение – вот он стоит рядом.

– Браво, господа! Брависсимо! Я восхищен! Восхищен вашей скоростью и решительностью! Вы заменили моих дорогих – Скаррена и Торнвальда, и думаете, что эти бездарные пешки из провинции смогут быть лучшими, чем были они? А как же военный опыт, а как же стратегическое мышление г-на Торнвальда, из почтения к вам не буду называть его фамилию! Как же его гениальное умение тщательного планирования? А как легко вы расстались с Скарреном, эээх – ну тут ясно, он посмел зарабатывать там, где вы не решались, и слишком полюбил этим маленькие блестящие кружочки. Он бы смог вам казну заполнить так, что через стены полился бы золотой ручей – дай вы ему волю. Подумаешь, драконами стали, вот делов-то. Мобильнее были бы. Шасть – тут правосудие учинил, другой – шасть и земель еще завоевал – там, за Дикими поселениями Зория не заканчивается. А уж он один мог бы теперь целое войско заменить. Мельчаете.… Недальновидно вы их прогнали, вам же еще со мной враждовать, – поцокал осуждающе языком.

Темнобородый, незваным явившийся на праздник, ерничал, насмехался, играл словами, восхваляя отвергнутых, прошелся по моральным и внешним качествам всех присутствующих – никого не пропустив. Сидел он теперь рядом с возвышением, прямо на песке арены. Примы с интересом разглядывали своего вечного врага, доставшегося по наследству и до этой поры ни разу еще не встреченного лично. Совет молча встал перед правителями, загораживая их. Маршалл, бледный от волнения, стоял впереди всех, вцепившись в меч, который почему-то никак не хотел покидать ножны, зацепившись за что-то. Хрон расхохотался, заметив его тщетные попытки:

– Что вояка, уж и доверие оправдать хочешь? Что, среди де Балиа уже нет никого постарше, кто тебе может услужить, а, Прим? Юнцов безусых на должности ставишь, чтобы ими было сподручнее вертеть?

Прим решил, что пора как-то реагировать:

– Приветствую тебя, темнобородый. Что тебе нужно так сильно, что ты осмелился заявиться сюда?

– О! Здрав будь и ты, правитель! Я не думал, что ты снизойдешь до приветствия, и решил опустить официальную часть! А еще подумалось мне, что вместо тебя двойник пожаловал – зачем самому-то утруждаться перед чернью речи толкать. А ты хорош – осмелился сам тут быть и заговорить со мной! Да и пресветлая супруга твоя пусть здравствует, она все также хороша! Добрейшим кастырям тоже привет, а то обвинят меня в плохом воспитании, – небрежно махнул ручкой в их сторону.

– Теперь тебя в другую сторону понесло. Отвечай, темный, зачем пожаловал?

– Уух, какой ты грозный, ууух, какой ты скорый. Даже выпить не предложишь? Нет? Да и не очень-то и хотелось… У вас тут и пить нечего. Ладно уж, если вам так некогда, что вы даже поболтать не хотите – мне нужен твой ключ. Твой, господин Прим. Иначе… Посмотрите наверх.

Кастыри и Примы задрали голову и ужаснулись – над Блангоррой кружила та самая крылатая Семерка драконов, о которой им не так давно поведали дети. Хрон продолжил:

– Сейчас их видите только вы, такой вот нехитрый фокус. Но, если ты не отдашь мне ключ, они станут видимыми всему Миру, и по моей команде разгромят всю вашу столицу к моей матушке – ну или как вы там выражаетесь. Вы все здесь у меня в ловушке, никто из вас отсюда не выберется, а страна твоя без своих нянек мигом развалится. Дикие набегут, я уж не сочту за труд, шепну им, что можно у вас тут неплохо поживиться.

Каким бы ни было решение Прима, оно ставило их на колени. Отдаст ключ – они не смогут открыть Блангоррскую башню, не отдаст – и открывать нечего будет. В том, что эти летающий ящерицы способны испепелить тут все, они не сомневались. Прим не раздумывал долго – с мягким шлепком упал на песок небольшой ключ, сделанный из светлого металла:

– Забирай. Если это все, что ты хотел. Отзови своих ублюдков и открой немедленно двери. После – покинь нас. Общаться с тобой далее – не входит ни в наши планы, ни в наши желания.

К удивлению собравшихся, Хрон, схватив ключ, повиновался. В момент его исчезновения, со страшным скрипом открылись заслонки, и вломилась дворцовая стража, рассыпалась по арене, окружив Совет плотным кольцом, убедились, что никто не пострадал. Капитан охраны, неторопливо осмотрел то место, где сидел Хрон, пожал плечами и доложил:

– Как только зрители вышли, мы подошли к дверям, чтобы сопроводить Совет во Дворец. Двери захлопнулись. Мы пытались их открыть, выломать – они не поддавались. Вас не было слышно.

Прим успокоил капитана, приказав не спускать глаз с Совета, пока будут добираться до Дворца. Оказавшись под прикрытием дворцовых стен, Прима распорядилась приготовить гостевые комнаты, а Прим предупредил кастырей, что не следует покидать замок, предложив временно переселиться сюда и вызвать к себе близких – чтобы темнобородый не смог манипулировать жизнями тех, кто был им дорог. Получив согласие кастырей, правители сделали необходимые распоряжения. Потом предложили Совету отобедать, потому что время трапезы уже давно миновало. Праздничный обед в честь новоизбранных кастырей, выглядевших растерянными от случившихся событий, развивающихся в таком быстром темпе, несколько запоздал, но теперь был еще более желанным. Вызвали Селену, Лентину и их шумную команду. Кастыри из других городов уже проходили в малую парадную.

Гости и хозяева отправились в малую парадную обеденную. Селена и Лентина переглянулись – если это малая, то какая же тогда большая… Малая парадная обеденная находилась в светлой комнате, стены которой богато инкрустированы драгоценными породами деревьев, состыкованными так искусно, что, казалось, стены переливаются – от темного к светлому. Потолок, высоко над головами, поднимался стеклянным куполом. Редкие породы благоуханных карликовых деревьев, составленные живописными группками, произрастали в изобилии в деревянных кадках. Стол, роскошный, благоуханный, изобильный – за него можно было усадить раза в четыре больше народу, чем было сейчас. О поваре бывшего Магистра ходили легенды, а он был лишь учеником дворцового повара Примов. О нем легенд не было – он слыл божеством среди мирских поваров. Его рецепты стоили бешеного количества монет, блюда, приготовленные им, никогда не повторялись. Его мало кто знал в лицо – кроме его подчиненных. Сейчас в торце стола стоял невысокий, пухловатый человек, в белоснежном халате и поварском колпаке – таком жестком от крахмала, что можно было только удивляться, как он не порезал себе голову о края его. Когда вошли Примы, первыми среди всех и прошли к своему месту, повар приподнял колпак, склонился, поздравил новоизбранных, пожелал всем приятного аппетита и удалился. Без лишней спешки и раболепия.

Стол поражал великолепием: сервирован так, что никто не почувствовал ни малейшего неудобства – у каждого были те предметы для приема пищи, к которым они привыкли. Изобилие и разнообразие блюд – особым способом приготовленное мясо; овощи, фрукты – лежащие целиком в вазах из тончайшего стекла или нарезанные прихотливо и приправленные различными специями и заливками в гигантских салатницах; десерты, торты. Напитки алкогольные и освежающие – налиты в высокие кувшины, столь мастерски выполненные из различных материалов, что некоторые казались огромными плодами, некоторые – ягодами, исторгающими свой сок. Первый тост был поднят Примом, который поздравил новоизбранных, и пожелал им достойно исполнять обязанности на тех постах, которые они теперь занимают. Потом правитель подошел к Магистру:

– Уважаемый господин Благовест, Магистр волею судеб. Обстановка ныне такова, что на долгие речи нет времени. Ключ, который я вам передал, прошел очищение от предыдущего владельца и от всей скверны, которую принесло его правление. Будьте мудры, последовательны и радивы. Любите касту, которой правите, уважайте все народы Мира и Зории. Не поддавайтесь на происки темнобородого, вы сегодня уже лицезрели его и знаете, на что он способен. Предлагаю вновь наполнить бокалы и выпить за Магистра, – последние слова Прима прозвучали эхом, отраженным от стен.

Магистр Юлиан невозмутимо поднял свой кубок, пригубил и под одобрительные взгляды поставил на стол. Так же спокойно принял из рук Прима ключ пастырей, согревшийся от тепла рук правителя, крепко сжал его, оставляя свои отпечатки. Прим едва заметно кивнул достопочтенному Голдману, полностью соглашаясь с его выбором. Малопьющий и спокойный новый кастырь резко контрастировал с грубовато-эмоциональным Торнвальдом, который к тому же любил пирушки, заканчивающиеся на рассвете.

Последовала очередь Маршалла. Димир был так молод для назначения, что это сейчас бросалось в глаза.

– Уважаемый господин де Балиа, Маршалл волею судеб. С момента последнего тоста обстановка у нас не изменилась – посему и вам долгие речи выслушивать не придется. Ключ, который я вам передаю, прошел очищение от предыдущего владельца и от всей скверны, которую принесло его правление. Будьте мудры, последовательны и радивы. Любите касту, которой правите, уважайте все народы Мира и Зории. В силу вашей юности, предостерегаю вас от излишней горячности и чрезмерной уверенности в своих силах. Берегите себя, не пренебрегайте советами старших и живите долго. Да благоволит Семерка к Маршаллу!

И снова эхо умножило здравицу. Маршалл, взявший себя в руки, отпил немного из кубка и склонился в благодарном поклоне перед собравшимися. Ключ принял с достоинством, приложил к губам, глазам и сердцу, склонился вновь. Ключи, которые сейчас были вручены, успели изъять из жилищ прежних владельцев. Прим сам срочно провел процедуры очистки, и теперь они обрели новых владельцев. Трапеза продолжалась – гости и хозяева чувствовали себя настолько комфортно, каждый был на своем месте, что заканчивать праздник не хотелось. Ди Астрани заметил, что Димир де Балиа не сводит горящих глаз с Лентины, и легонько пнул под столом свою кровницу, показывая глазами на юного Маршалла. Девушка усмехнулась, едва заметно прошептала:

– Да что вы, мы же с Селеной и мальчишками ожившие легенды. На нас пялятся все, кому не лень, с тех пор, как мы во всеуслышание объявили о своей принадлежности к клану астрономов.

– Не глупи, девочка. Уж такой старый астроном, как я, отлично видит и на небесах и в сердцах.

Девушка хмыкнула. Праздник подходил к завершению. Прим оглядел столы и, заметив, что все уже насытились, даже прожорливые в силу своего возраста мальчишки моргают сыто и сонно, не в силах больше проглотить ни кусочка:

– Что ж, друзья мои. Предлагаю час на отдых, а затем собираемся в зале Совета и, наконец, закончим подготовку тех, кто вскоре отправится в путь.

Ди Астрани подмигнул своим кровницам и затерялся в небольшой толпе – по окончании праздников возле выходов почему-то всегда образуются такие небольшие заторчики, даже если выход широк и народу мало.

Разошлись по комнатам. Отдыхали только дети – сморенные непривычными церемониями и обильным обедом они заснули, кто где улегся. Лентина и Селена уселись рядом с камином, наслаждаясь теплом, разговаривать не хотелось, сидели, молчали, глядя на танцующие языки пламени. Дети едва слышно посапывали во сне, было тихо и мирно. Час быстро заканчивался, и снова нужно было идти. Девушки решили не будить детей, чтобы они хорошенько отдохнули перед тем испытанием, которое предстоит им, возможно, уже сегодня. Неслышно открылась дверь, в нее заглянул Ди Астрани, кивнул – пора.

Новоизбранным рассказали последние новости, начиная с того, почему их так спешно призвали на столь ответственные посты. Но удивлен оказался только Маршалл, отец Благовест молча кивнул, продолжая сидеть с непроницаемым лицом, потом решил высказаться:

– На исповедях наслушаешься всякого, и, если говорить об этом мы не можем, то выводы делаем верные. Не один и не два прихожанина рассказывали о страшных летающих зверях, похищающих детей, некоторые сознавались в грехах, которые навевал их вид. Сладострастие, гнев, зависть, чревоугодие, уныние, гордыня и жадность – слабые духом склоняли головы перед детьми Хрона и начинали следовать своим порочным страстям. Среди пастырей слова Большого Проклятия известны так же хорошо, как и повитухам. Давно уже отправлены были гонцы к предыдущему Магистру. Да только, наверное, ни один не донес своих вестей до Совета. Посему приношу свои глубочайшие извинения за предателя Торнвальда и надеюсь своим верным служением загладить вину клана перед Миром.

Речь, произнесенная Магистром, произвела благоприятное впечатление. Посовещавшись пару-тройку часов, решили, что все остается, как решили ранее: в Квартиты отправляется Эйб; в Елянск – Вальд, в Турск – Селена; в Ведск – Марк, в Ящерино – Мирра, в Зордань едет Кир и Лентина. По прибытии немедленно нужно было отыскать местных астрономов, кастырей и с их помощью применить ключи, если все пройдет благополучно – отправить голубя и спешить самим обратно. Блангорра остается Приму и Ди Астрани.

В дверь постучали: охрана доложила, что вернулись разведчики, заблаговременно отправленные Примом проверить, проходимы ли пути, означенные на картах. Ходы проверяли весовщики, они вошли – перемазанные глиной, паутиной. Разведчики доложили, что пути вполне проходимы, только вот есть такое замечание – они работают только в одну сторону – вернуться этим же путем не получится. Блангорра расположена на холмах, и повозки, стоящие на металлических гладких узких дорожках, легко будут двигаться от нее, а обратно подняться не смогут. Механизмы, приводящие повозки в движение, прикреплены к днищам, выведены из строя жучком, хотя впервые встречаются такие повреждения в металле – словно короеды выгрызли древесину. Прим печально кивнул – знаем мы этих короедов – хроновых детищ. Члены Совета, не сговариваясь, повернулись к девушкам. Первой молчание нарушила Лентина:

– А что вы разглядываете нас, словно первый раз увидели? Или есть астрономы, которые нарушают слово? Даже среди этих летающих ящериц нет ни одного из нашей касты – нет, не было и, надеюсь, не будет среди нас тех, кто отступался от своего обещания, лишь потому, что может не вернуться. Пойдем мы, не передумаем. И дети пойдут. Только за каждую царапину на их коже, за каждую слезинку, пролитую во время этого пути, мы спросим потом – спросим с того, кому не повезет остаться в живых. И тех, кто пойдет сопровождающими, выбирать будем мы, – выпалила все это, и рухнула на свое место, раскрасневшись от волнения и внимания.