Текст книги "Угрешская лира. Выпуск 3"

 
Этот камень веками растёт через тёртое поле.
Он морозит подошвы в студёной подземной реке.
Чтоб избавить себя от сердечной тоски и неволи,
Я к нему прикасаюсь и чувствую холод в руке.
 
 
А за холодом вслед чую дрожь, чую: движутся токи, —
И вбираю в себя эту тяжесть как вечный покой.
Всё он помнит про нас, знает замыслы наши и сроки,
Провожает в дорогу, встречает, берёт на постой.
 
 
Рядом тракт дождевой, по нему всё шаги да колёса,
Кто-то плачет навзрыд, кто-то снова поёт невпопад.
Будет время и мне собирать землянику с откосов
По дороге в былинный, в лесах затерявшийся град.
 
 
А пока я пред камнем стою, усмиряя желанья,
Я поцарствовал всласть, а теперь только мёд в бороде.
Но откликнется он на моё чуть живое дыханье,
И круги от него побегут по подземной воде.
 

 
В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю,
А забудусь на миг – и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.
 
 
Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец – молодец, с ним любая беда – не беда,
Ранним утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила как с гуся вода.
 
 
Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.
 
 
То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.
 
 
Но недолог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.
 

 
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.
 
 
А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.
 
 
И загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.
 

 
Паутина на ветках качается,
Отдыхает трава от жары.
Я не верю, что лето кончается,
Но цветут золотые шары.
 
 
По утрам леденцы-колокольчики
Поднимают меня на хоры.
Щеголял бы в нарядной ковбоечке,
Да цветут золотые шары.
 
 
Выйду в сад и поёжусь от холода,
Разбросает мне ветер вихры.
Мы не ста́ры с тобой и не молоды,
Нам цветут золотые шары.
 
 
Наша осень покоем отмечена,
Пирогами и чаем красна.
И подсолнечным светом просвечена,
И последней любовью честна.
 

 
В безбожном детстве, как в загоне,
Я жил по правилам иным,
И Бог на бабкиной иконе
Мне дедом виделся родным.
 
 
Его земля не удержала,
И не спасла моя слеза,
Но в Божьем облике державном
Сияли дедовы глаза.
 

 
В Вечном городе вечный покой,
Ни движенья, ни ветра, ни смуты.
И забытый в веках часовой
Измеряет веками минуты.
 
 
Сыты голуби, голоден Тибр,
Обескровлено древнее русло.
Семь холмов и кофейня-трактир —
Вот что в Риме находка для русских.
 
 
И святые, и грешные – в строй!
Каждый камень поёт о геройстве.
В Вечном городе вечный покой.
Но откуда ж тогда беспокойство?
 
 
Со щита пробиваясь на щит,
Убежать в дорогие потёмки,
В край, где дым деревянный висит
Да следы заметает позёмка?
 

 
Нынче холоден день Покрова,
Снег летит вперемежку с листвою,
Но ещё не остыла трава,
И зима не готова к постою.
 
 
Пусть вороны на старой ветле
Затаились в обиде и гневе,
Время будет пожить при тепле
И понежить себя на пригреве.
 
 
Я, застигнутый снегом врасплох,
Воротник подниму поневоле,
Каждый выдох глубокий и вдох
Ощутив как предчувствие боли.
 
 
И, втянув бесконечность полей
Горше дыма лихой сигареты,
Буду рад я, что есть сорок дней
До зимы, если верить в приметы.
 

 
Какие-то страхи летают,
Какой-то мерещится гул.
Ладонью свечу закрываю,
Чтоб ветер огонь не задул.
 
 
Давно мне известно, что будет.
Что было, узнать предстоит.
А ветер всё дует и дует,
Свеча всё горит и горит.
 
 
Мне воля – как будто неволя,
И жизнь – не черешневый мёд.
Но всё же обидно до боли,
Что скоро и это пройдёт.
 
 
Как будто на многие лета,
Простить и проститься спешу.
Свечу закрываю от ветра
И сам на неё не дышу.
 

Инна Гильченко

Инна Феликсовна Гильченко – член Союза писателей России, лауреат конкурсов авторской песни, лауреат литературной премии имени Я.В. Смелякова (2006), автор аудиодиска (2006) и поэтической книги «Снежный соловей» (2008). Её стихотворения публиковались в альманахе «Угрешская лира», журналах «Поэзия», «Российский колокол», «Подмосковье», в газете «Угрешские вести», других периодических изданиях и коллективных сборниках.

 
Я не знаю, что будет потом,
и тихонько к груди прижимаю
ночь, которая чёрным котом
на руках у меня засыпает.
 
 
Я качаю в руках эту ночь,
как над дочкой склонившись больною.
И звезда над луною – точь-в-точь
её родинка над губою.
 
 
Эта ночь – она только моя,
и из рук её вырвать не сможет
даже холод снегов января.
И никто ей, как я, не поможет.
 
 
Буду нянькой ночной, а потом
будет ночь со мной нянчиться долго…
Не знакома я с чёрным котом,
да и родинки нет у ребёнка.
 

 
Небо с каждым днём всё выше, выше.
Мне казалось, что весны не будет.
Канителью день сегодня вышит,
И с капелью пробудились люди.
 
 
Положу я кошку на подушку,
В чёрный кофе сок лимонный выжму
И собаку почешу за ушком.
Сядем с ней мы у окна неслышно.
 
 
А сегодня день такой хороший,
И тепло от батареи греет.
Мы печаль оставим в жизни прошлой.
А иначе жить и не умеем.
 

«Уйди! Ещё не время расставаться…»

 
Уйди! Ещё не время расставаться,
Ещё слова по смыслу глубоки,
Ещё желанье губ твоих касаться
Желанием не отнято другим.
 
 
Уйди! На этой грани задыхаясь,
Уйди сейчас, не помни обо мне.
Уйди. Я от тебя не отрекаюсь.
Меня сожгут, как ведьму, на огне.
 
 
Я – ведьма. Я – хохочущее пламя.
Уйди! Ты слаб, ты не пойдёшь на крест.
Уйди – я провожу тебя стихами
И всё же не прощу тебе отъезд.
 

 
Треугольник, круг, квадрат…
Геометрии движенье.
Жизни плавное скольженье
По зазубринам утрат.
Покорение вершины.
А с вершины – камнем вниз!
Одинокие мужчины
не боятся женщин-лис.
Перемены, перемены,
перемены по звонку.
Телефонные измены
лягут в новую строку.
 
 
Докажите теорему!
И доказываем вновь
всё одну и ту же тему
под названием «Любовь».
Доказали, ставим точку
и, отрезком дорожа,
до звонка берёт отсрочку
треугольная душа.
 

 
Одно холодное окно,
И комната полна безумий.
Днём пьют здесь светлое вино,
А вечером – ликёр раздумий.
 
 
Века считает бой часов.
Какая мудрость в нём сокрыта!
И падают осколки слов
В бокалы Истины убитой.
 

 
Ни слова лишнего, ни взгляда, ни упрёка!
Всегда желанный гость, любимый друг.
Как бьётся сердце жалко, одиноко
от этих глаз и рук.
 
 
Люблю тебя. Мне больно вслух об этом,
и я шучу: мне весело до слёз.
Мне так легко сиять под светом
любимых грёз…
 
 
Тебе так много зим, и лет, и вёсен.
А эта осень, Боже, что творит!
Луна сбивает шишки с пьяных сосен,
и всё здесь о разлуке говорит.
 
 
Хранило сердце свято в день прощанья
тепло огня.
Моя любовь не знает расстоянья,
тебя храня.
 
 
Ни пошлости, ни ревности, ни яда
в моей любви.
Я за тебя всю жизнь молиться рада.
Сто лет живи!
 
 
Люблю тебя, как любят лес, и звёзды,
и летний зной.
Мне всё равно, что лет тебе так поздно,
любимый мой!
 

 
Улетела осень
шёлковой косынкой.
Ветер снежной кляксой
брызнул по окну.
Было ровно восемь
песен на пластинке.
Оставалось слушать мне ещё одну…
 
 
Налетели тучи —
серые вагоны.
Сумасшедший поезд
мчался в никуда.
И дымок тягучий
затуманил склоны.
Или это слёзы
подошли тогда?..
 
 
А потом был вечер.
Лес читал молитвы,
скрюченные пальцы
к небу вознося.
Догорали свечи,
и острее бритвы
полоснула память,
сердце не спрося…
 
 
Улетела осень
шёлковой косынкой.
Ветер снежной кляксой
брызнул по окну.
Было ровно восемь
песен на пластинке.
Оставалось слушать мне ещё одну…
 

 
Ох и тяжела мне твоя музыка.
Невозможно жизнь легко понять:
годы от смешного карапузика —
до метро, где будут место уступать…
 
 
Промежуток этот, как в огне, горит,
золотым сечением сечён.
Только он всего мне не договорит
и тебя не спросит ни о чём.
 
 
Милый мой! Успокой. Уходить не спеши.
Постучись на постой
Розой красной – такой,
как мгновенье живой души.
 
 
За плечами годы – два больших крыла —
и туманов белый хоровод.
Только в твоё сердце камнем грусть легла,
невозможным делая полёт.
 
 
К звёздным приведёт огням дорога дня —
я твои печали отведу.
Только ты, пожалуйста, поверь в меня
не на горе и не на беду.
 
 
Погляди в глаза мне и поверь скорей,
что возможно по небу кружить.
Камень грусти бросим мы на дно морей,
и ты снова не устанешь жить…
 

Елена Егорова

Елена Николаевна Егорова – член СП России, автор 26 книг, заместитель председателя литобъ-единения «Угреша», дипломант московской областной литературной премии им. М.М. Пришвина (2006), лауреат московской областной премии имени Я.В. Смелякова (2005). Награждена Патриаршей грамотой, орденом-крестом «За веру, усердие и труды» 2-й степени, медалью «Александр Пушкин», медалью имени М.В. Ломоносова.

 
Наш старый дом мне показался съёженным.
Пятиэтажка. Серенький кирпич.
Вот палисадник, в детстве обихоженный,
И у подъезда старичок-«Москвич»…
Берёза выросла повыше кровли —
Та самая, заветная, моя…
Стерев ладошки нежные до крови,
Её ребёнком посадила я
Под окнами и саженец упорно
Из лейки поливала поутру…
Ветвей густых вольнолюбивых волны
О прошлом что-то шепчут на ветру,
Легонько гладят мне лицо и плечи.
С берёзой мы ровесницы, родня.
Век у берёз почти как человечий —
Немногим больше. Если же меня
Она переживёт, то будет память
Хранить по мне в трепещущих ветвях.
Когда её охватит смерти пламя,
Она продолжит жить – в моих стихах…
 

 
Тёплый прозрачный вечер,
Нежный, погожий, свежий.
Светятся издалече
В небе кресты Угреши
И за Москвой-рекою
Церкви Преображенья.
Жаждет душа покоя,
С Господом единенья.
 
 
Город не суетится
Вечером в день воскресный,
Всюду светлые лица.
Боже мой, как чудесно!
Мир, дарованный людям,
Значит для сердца много.
Завтра заботы будут,
И за всё – слава Богу!
 

 
Шум моторов чуткий слух не режет.
Нежен день июньский на Угреше.
Благодатно и несуетливо.
Шепчутся таинственные ивы.
Я стою, дыханье затаив, и…
 
 
Слышу в радостном ветра трепете,
В изумлённом листочков лепете:
«Поглядите, выплыли лебеди —
Величавые белые лебеди,
 
 
Элегантные чёрные лебеди
И за ними гурьбой – лебедята!»
В свете солнца птенцы – словно лилии.
Души их так невинно крылаты!
В акварели пруда плещут линии —
Всюду линии лебединые,
И картина изящно проста,
Но ликуют в их дивной идиллии
Силы жизни непобедимые,
Неотмирная красота.
 

 
Вот и первые листья
Падают с веток лип.
В парке музыка Листа —
Лета последний всхлип.
Робко сквозь тучи брезжит
Снопик лучей косых,
Словно прощаясь, нежит
Крылышки стрекозы.
 
 
Музыка воскрешает
Призрак любовных грёз,
Манит и обольщает
Тем, что не удалось,
Что уже не поправишь
Судьбам наперекор…
Лист на линейке клавиш —
Предосенний аккорд.
 

 
Накануне Покрова привёз
Школьный друг букет последних роз,
Но не тех, что в лаковой корзине
Куплены в цветочном магазине,
А других, познавших ветер воли,
Тех, что друг мой сам на даче холил.
Глядя с грядки на лесные дали,
Эти розы свет зари впитали,
Умывались капельками рос.
Леденящею рукой мороз
Лепестки их нежные не тронул.
Я букет поставила к иконам.
Светлый праздник на сердце моём.
Тонким ароматом полон дом
И неизъяснимой благодатью —
Той, что ниспослала Богоматерь
На простор земли моей родной,
Даровав Руси Покров святой.
 

 
России поэтические дали
Так глубоки, певучи и грустны.
Светлы их драгоценные скрижали.
Задумчиво на них устремлены
Потомков очарованные очи.
Там на века алмазной вязью строчек
Сердца поэтов запечатлены.
 

 
Снежинки падают безмолвно,
Как в медленном немом кино,
И город нежно и любовно
Укутывают пеленой,
Ажурным кружевом пуховым.
Оно на злате куполов,
На тонких веточках ольховых
Лежит и на стволах дубов.
И в снежном чудится круженье:
На фоне чистой белизны,
Едва заметные, в движенье,
Черты знакомые видны.
Улыбкой молчаливой манят
Воспоминанья прошлых дней.
Снежинки, падая, туманят
Глаза, которых нет милей.
Ушло, сокрылось, отболело
Недавно иль давным-давно…
И всё свежо, светло и бело
В картине зимней кружевной.
 

 
Любовь в судьбе настоящая —
Чудо животворящее,
Вся жизнь с неё начинается
И ею благословляется,
Её волшебные лучики
Высвечивают всё лучшее.
 
 
Во имя любви страдание —
Пред Богом исповедание.
Когда путь судьбы кончается,
Любовью итог измеряется.
 

Памяти родителей

Валентины и Николая Егоровых

 
Инея жемчужные клубы.
Замер лес, на облако похожий.
Небеса светлы и голубы.
И ничто покоя не тревожит.
 
 
Не спеша печатает следы
По искрящейся в лучах пороше
Стариков чета, но молодых
Глаз не утаить им от прохожих.
 
 
Он ведёт её через овраг,
По мостку ступая осторожно.
Видно, время – друг им, а не враг…
Бог – Любовь, а Богу всё возможно.
 
 
Пусть накал страстей давно утих,
Волосы седы, пальто – вне моды,
Но любовь поёт в сердцах у них,
Одолев житейские невзгоды.
 
 
Им вослед мечтательно глядит
Девушка, утратив вдруг беспечность.
Старики идут, а впереди —
Вечность.
 

Лев Котюков

Лев Константинович Котюков – председатель правления Московской областной организации СП России, секретарь правления и член приёмной коллегии СП России, академик Международной академии духовного единства народов мира, главный редактор журнала «Поэзия» и издательской серии «Библиотека русской поэзии», лауреат многих международных, всероссийских и областных премий, в том числе международной премии имени св. равноапостольных Кирилла и Мефодия, литературной премии имени Я.В. Смелякова (2007), имеет правительственные награды.

Человеческая жизнь, даже самая-самая

неудачная, есть сбывшееся явление

Вселенной, и погибшая, несбывшаяся

любовь есть победа.

 
Лунным светом омыло плечи,
И Луна погасила свечи,
И согрела холодный сад.
Как прекрасен был лунный вечер!..
Но теперь это всё далече,
Будто тысячу лет назад.
 
 
И прекрасно, что нет возврата
В тихий сумрак чужого сада!
Жить несбыточным не хочу!
Но, быть может, любовь когда-то
Вырвет душу мою из ада —
И о Солнце зажжёт свечу.
 

Любить и быть любимым

во всей полноте —

под силу только Богу, —

и без веры наша любовь мертва.

 
Лесное озеро во тьме,
Как вечный сон, забытый миром,
Вдруг наяву предстало мне
В сиянье трепетно-эфирном.
 
 
Во тьме таились соловьи,
Томились отраженья тьмою…
Как чаша, полная любви,
Молчало озеро со мною.
 
 
И можно было – во всю прыть
Сбежать к воде травою росной,
Но страшно было пригубить
Глоток из чаши светоносной.
 
 
Как будто малый тот глоток
Мог полноту любви нарушить.
Как будто не настал мой срок —
Спасать любовью свою душу.
 
 
И я очнулся, Боже мой!
И Бог стоял у изголовья…
И оставалось быть собой,
И – не себя спасать любовью…
 

До 50 лет у человека –

борьба с жизнью, после 50 –

борьба за жизнь.

 
Темна вселенская дорога.
Летит на землю вечный снег.
Никто нигде не видел Бога,
Но Бог пронзает взглядом всех.
 
 
Мы все без Бога – одиноки —
В ревущем звёздном колесе,
И даже в помыслах высоких
Пред Промыслом – ничтожны все!
 
 
И я – греховен и ничтожен,
Но взгляд, исполненный любви,
Останови на миг, о Боже!
В моей душе останови…
 

Бог есть вечная

первая любовь.

 
Закат неспешный златоглав —
Земная тишь объяла небо.
В зелёных сумерках дубрав —
Ты лишь со мной поверишь в небыль.
 
 
Забудься в сумерках на миг —
И я забуду всё с тобою…
Я так устал от страшных книг,
Написанных моей рукою.
 
 
Ещё далече до дождя,
До громоносной круговерти…
Что ж, отдадим любви себя —
Мы в этой жизни будто в смерти.
 
 
В закатной золотой крови
Найдём небесную дорогу,
Но до конца отдать любви —
Себя – под силу только Богу…
 

Истинная любовь —

как Божественное откровение,

вне времени земного.

 
Светлая мгла налетела из сада,
Светится небо остатним огнём.
И золотая душа листопада
Светится, светится в сердце моём.
 
 
Словно в таинственный час откровенья,
Сердце омылось в огне золотом…
Господи, дай ну хоть малое время
Жить неземным, оставаясь в земном.
 
 
Жить, оставаясь бессрочно влюблённым,
Не замечая, что годы летят…
Солнце померкло в оранжевых клёнах,
Но не померк золотой листопад.
 
 
Жить бы да жить в листопадах со всеми!
Сердце трепещет кленовым листком…
Господи, где моё малое время —
Время земное – в огне неземном?..
 
 
Светлая мгла отступила от сада,
Небо омылось остатним огнём…
Но золотая душа листопада
Светится, светится в сердце моём.
 

Только один Господь

никогда никого

не искушает.

 
Архистратиги высших сил —
Небесные Архистратиги,
Храните нас под сенью крыл,
Как тайну Голубиной книги.
 
 
Уходят наши берега,
И всяк живущий – тайнозритель…
Но Вы от вечного врага
В бессмертье нашем нас храните.
 
 
Храните нас за бездной лет,
Где смерть повержена любовью,
За берегом, где моря нет,
Где всё объято вечной новью.
 
 
И в огненосный Судный час —
Покровы крыл не отвратите…
Храните нас! Храните нас!..
От нас самих навек храните…
 

Зло в этом мире

такая же постоянная

величина,

как скорость света.

 
Всю ночь одна без страха
В безумном ноябре
Висит моя рубаха
За домом во дворе.
 
 
Висит моя рубаха
В ночи вниз головой,
И бьёт её с размаха
Ветрище ледяной.
 
 
Верёвка бельевая
В безумной вышине,
Рубаха ледяная —
Мерещатся во сне.
 
 
И, позабыв о страхе,
Один в чужом краю,
Я в ледяной рубахе
Пред Господом стою.
 

Владимир Лория

Владимир Карлович Лория – поэт, художник, член Высшего творческого совета Московской областной организации Союза писателей России, лауреат московской областной литературной премии имени Я.В. Смелякова (2010), автор сборника «Бетания» (2004), и других книг. Является потомком древнего западно-грузинского рода.

 
Здесь жизнь размеренно текла.
Но вот однажды в час урочный
Минувших лет колокола
Вдруг зазвонили поздней ночью.
 
 
«Как быстро молодость прошла», —
Подумал он, встав озабочен.
Минувших лет колокола
Ему звонили прошлой ночью.
 
 
Ей взор слеза заволокла,
И как-то изменился почерк.
Минувших лет колокола
И ей звонили прошлой ночью.
 
 
Земля была ещё тепла,
Но утром клён был позолочен.
Минувших лет колокола
Звонили долго прошлой ночью.
 

 
Уеду я в Кусково поутру
От суеты стяжательства московской.
Мне эта толчея не по нутру,
И ад машин, и зло рекламы броской.
 
 
Уеду я туда, где поутру
Румянится тумана поволока,
Где липы в кринолинах на смотру,
Как дамы в кавалерственном барокко.
 
 
Познав себя и с грустью бытиё,
Сомненьем бесконечно ночью мучась,
В дворцовое войду я забытьё,
В прошедших дней холодную текучесть.
 
 
Часов старинных мелодичный бой
Меня при входе в анфилады встретит.
И там наедине с самим собой
Внимать я буду тишине столетий.
 

 
Отныне духовные узы
Связали нас, нежно любя.
Жемчужный и розовый Суздаль,
Как раньше я жил без тебя?
 
 
Сокровище древних преданий,
Из сна воспаряющий град,
Святые и старые камни,
И воздух хрустальный твой свят.
 
 
И храмы твои, Божьей волей
Похожие на облака,
Цветов белогривое поле
И тихая, в травах река.
 
 
Гипноз петушиного крика,
Тумана в лугах молоко,
Где цепко хранит повилика
Ушедших монахов покой.
 
 
Плакучие ивы в низинах,
Холмов бирюзовый овал…
Как нужен ты, Суздаль, грузину,
Чтоб веру он в Русь не терял!
 

 
Водопада Медового возглас
И дымок над каньоном шашлычный.
Кисловодский озоновый воздух,
Как вино, пью по старой привычке.
И, минуя знакомые вехи,
На террасах альпийского склона
Забываю грехи и помехи
В этом солнечном мире исконном.
И колеблется воздух, сочится
Терпкий воздух с оттенками мяты.
Пахнет елью, полынью, корицей
И ребячьего счастья утратой.
Храбрый зяблик плескается в луже.
Пух летит – жди посланье в конверте…
С каждым вдохом спокойней и глубже
Вера в подлинность жизни и смерти.
 

 
Туч скользящих лиловые тени,
Громыханье далёкое гроз.
Плющ, покрывший церковные стены,
И затейливость вьющихся лоз.
Ностальгией пожизненно болен,
Вперив взгляд в голубой окоём,
Благовест неземных колоколен
Ясно слышу у моря; потом,
Всё забыв: и восторг, и обиды, —
Лишь способен впитать в себя ум
Эти дивные дали Колхиды
И прибоя наветреный шум.
 

 
То ли сновидение,
То ли лёгкий бред —
Будто из забвения,
Он возник, твой след.
Напрягаю память,
Но, увы, с листвой
В сумрачную замять
Канул голос твой.
На мысу скалистом,
Где ныряли мы, —
Небо в дымке мглистой,
Море да холмы.
В бухте под Анапой
Юность не найти,
Лишь полынный запах
Твоего «прости».
 

 
Вечер таял на её ресницах,
И бежал за ворот холодок…
Счастья миг, увы, не повторится,
Дважды не войти в один поток.
Так печально Гераклит Эфесский
Истиной обмолвился простой.
Волосы её в закатном блеске
Отливали пряжей золотой.
Помнится, мерещится и снится:
Сумрак моря, дальняя гроза,
Вечер, угасавший на ресницах,
И её туманные глаза.