Текст книги "Любовь и корона"

– Не извиняйтесь, – сочувственным тоном ответил цесаревич. – Я все понимаю. Невыносимо, когда родной человек в опасности, и о его судьбе ничего не известно…

– Я все время думаю о нем!

– Мне знакомо это чувство, сударыня. Надеюсь, я смогу вам помочь. Сделаю все, что в моих силах. Где Ольга?

– Ваше Высочество, – Наташа замялась, – я должна признаться вам…

Мне очень неловко, но я солгала. Я не знаю, куда увезли Ольгу. Поверьте, я бы с радостью помогла вам, если бы имела возможность. Но, к сожалению, я в таком же неведении, как и вы.

– В таком случае я тоже должен признаться вам кое в чем, сударыня, – раздраженно воскликнул Александр. – Я уже говорил с отцом по поводу вашего брата и поручика Корфа и не смогу им помочь.

– Значит, вы тоже лгали? Лишь бы узнать, где Ольга?

– Боюсь, мы играли с вами в одну игру, но оба оказались никудышными игроками, – иронично развел руками Александр.

– Простите меня, Ваше Высочество! – снова заплакала Наташа. – Я совсем обезумела от горя и сама не понимаю, что творю!

– Мне жаль вас, Натали, но и я, похоже, не умнее вас – поверил, что кто-то может знать секреты моего отца лучше его самого! – с горечью в голосе ответил ей Александр и, едва кивнув Наташе, вышел из ее комнаты.

Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться к отцу. И Александр снова оказался у дверей его кабинета. Решительным жестом он отодвинул адъютанта и резко распахнул тяжелую дверь, вложив в это усилие всю свою боль и обиду.

Николай по обыкновению сидел за письменным столом. Правда, на сей раз он рассматривал документы, которые подавал ему из кожаной папки Жуковский.

– В Зимнем пожар? – насмешливым вопросом встретил сына Николай. – Или вас снова вызвали на дуэль?

– Отец! Я хочу знать, где фрейлина Калиновская.

– В обязанности императора не входит слежка за фрейлинами императрицы.

– Отец, еще раз прошу вас – скажите, где Ольга? – не уступал Александр.

– Я уже говорил, ее ты больше не увидишь, – отрезал Николай, понимая, что шутить наследник сегодня не расположен.

– Не ее вина, что я принял вызов! – продолжал упорствовать цесаревич.

– Но она была причиной дуэли, – парировал Николай. – И я уже принял решение удалить Калиновскую от двора.

– Значит, это всего лишь повод?

И, если бы я отказался от дуэли, вы все равно нашли бы основание разлучить нас? А теперь вы рады, что я принял вызов, и все решилось само собой, без привлечения ваших изобретательных сыскарей? Что ж, лучшего способа даже им было бы трудно придумать!

– Ты сам это сказал, – равнодушно ответил император, снова обращаясь к бумагам на столе.

– Отец, вы наказываете невиновных! Это я настоял на дуэли. И должен быть наказан только я.

– Это решать не тебе…

– Отец!

– Не перебивай меня! – Николай даже привстал в раздражении. – Все без исключения участники дуэли будут наказаны, сообразуясь с буквой закона. А ты больше никогда не увидишься с той, что поставила жизнь наследника престола под угрозу. И запомни, я никогда не меняю своих решений!

– Я тоже не меняю своих решений! – вскричал Александр. – Я найду Ольгу, куда бы вы ее ни спрятали!

Глядя, как Александр выбегает из кабинета, Жуковский, терпеливо молчавший в течение всего разговора, попытался что-то сказать императору, но тот, заметив его движение, сразу пресек попытку поэта вмешаться.

– И больше ни слова об этом!..

Давайте продолжать!

Жуковский вздохнул и снова раскрыл папку.

– Здесь, Ваше Величество, отзывы о свадьбе вашей дочери с Максимилианом Наполеоном де Богарне и о наследных перспективах этого союза…

Но поработать им не удалось – в кабинет порывисто вошла императрица.

– Я полагаю, мой супруг, сейчас рано рассуждать о внуках, – Александра жестом остановила Жуковского. – Ваша первейшая задача – ваш сын.

– Все, о чем я говорю и делаю, – во имя и во блага моего сына и наследника!

– И поэтому вы хотите залить путь цесаревича к престолу кровью его друзей?! И превращаете дворцовую интрижку в трагедию, а Калиновскую – в жертву на заклание?!

– Это необходимые жертвы! Александр должен знать, что императору приходится в иных обстоятельствах становиться жестоким. Он уже сейчас обязан научиться отвечать за свои поступки. И тогда в будущем у России будет сильный правитель!

– Василий Андреевич, – повернулась императрица к Жуковскому, – пожалуйста, оставьте нас.

Я хочу поговорить с Его Величеством наедине.

Жуковский вежливо поклонился и вышел. А императрица снова обратилась к мужу:

– Вы привыкли к раболепию ваших подданных и совсем не слышите кого-либо, кроме себя. Однако сейчас извольте прислушаться!.. – императрица заговорила обычно не свойственным ей властным тоном. – Я всегда подчинялась вашей воле. И я люблю вас! Я старалась не замечать ваших любовниц, сударь. И выходила в свет с высоко поднятой головой, зная, что такова моя обязанность. Но, поверьте, мне было очень больно. Как любой жене, столь сильно любящей своего мужа. Однако я принимала за данность, что вы вольны в своих поступках – ибо вы император. Так почему же вы отказываете в этом праве наследнику?!

– Ваши обвинения нелепы, Шарлотта! – Николай смутился. – Есть великая разница между мной и Александром. Мой сын не понимает своего предназначения и не умеет правильно выставлять приоритеты. Влюбляться – пожалуйста, но любить – только Отечество, императора и свою императрицу. Как люблю вас я, несмотря на все те глупости, которые вы тут наговорили обо мне!

– Так докажите же это! Прошу вас – помиритесь с Александром! Попытайтесь понять его и хотя бы на миг забыть о своем характере и своих желаниях. Сделайте это ради меня! Ради многих лет моей любви и верности.

И унижения…

– Шарлотта! Ради вас я готов на все, что угодно. Но не просить же мне прощения у своего сына за его же собственные проступки! Он должен понять, что его участие в дуэли было неприемлемо! Равно, как и сопротивление моей воле! Я готов к примирению. Только, пусть он сам придет ко мне и убедит меня в том, что эта история его хоть чему-нибудь научила.

– Значит, вы обещаете мне, что в этом случае примирение состоится?

– Клянусь вам, дорогая, – так и будет! – Николай подошел к жене и с поклоном поцеловал государыне руку.

Он хотел еще обнять ее, но Александра предупредила его движение и мягко отстранилась.

– Запомните, вы обещали мне, – сказала она и вышла, сохраняя величественность осанки и торжество во взгляде.

У нее был свой план, и императрица находилась уже на полпути к его осуществлению.

* * *

Александр и не подозревал обо всем, что творится за его спиной. В это время он мчался в крепость. Потерпев неудачу с розыском Ольги, он хотел убедиться, что отец не успел привести в исполнение свои угрозы в адрес его новых друзей – недавнего противника и адъютанта.

Спешившись, цесаревич застал в караульном помещении в Кронверкской куртине самый разгар игры в двадцать одно. Два охранника из гвардейских солдат азартно резались в карты, не обращая внимания на вошедшего, пока Александр не прикрикнул на них:

– Отставить карты! Кто здесь старший?! ют, кого касалось это замечание, повел взглядом в направлении вошедшего и тут же вскочил со своего места, растеряв прикуп. Второй солдат-гвардеец пытался подхватить его карты, но, бесполезно погонявшись за скользкими атласными прямоугольниками, тоже вытянулся во фрунт, отдавая честь цесаревичу.

– Господа, немедленно проводите меня в камеру к Михаилу Репнину и Владимиру Корфу! – велел Александр.

– Это невозможно, Ваше Высочество! – отрапортовал старший по дежурству гвардеец.

– Вы смеете мне возражать?!

– Я имею приказ Его Императорского Величества! Вы не должны входить к ним ни под каким предлогом и под страхом смерти, – козырнул тот к пустой голове, но спохватился и стал отчаянно искать рукой фуражку на скамье рядом с собой.

– Хорошо, – задумался Александр, потом повернулся ко второму гвардейцу и распорядился:

– вы свободны.

Дождавшись, когда он уйдет, Александр снова обратился к старшему:

– Предлагаю пари. Я увеличиваю ставку. Если выигрываете вы – можете озолотиться, если я – вы позволите мне небольшой маскарад. Вы согласны?!

– Не смею, я при исполнении, – пробормотал тот.

– Не смеете что – играть на посту или принять мои условия?

Охранник оглянулся по сторонам – и спросить не у кого, и не подчиниться нельзя – все-таки цесаревич, не просто так!

– Эх, где наша не пропадала! – наконец, кивнул он и принялся поднимать упавшие со стола карты. – Прошу!

Сыграли они быстро – Александр был сильным игроком и в своей победе не сомневался. И поэтому на словах «Вскроемся!» иного результата не ожидал.

– До вас мне везло! – помрачнел охранник.

– А кто сказал, что вам перестало везти? – Александр наклонился к нему через стол. – Предлагаю вам весь выигрыш в обмен на ваше молчание и вон ту форму!

Гвардеец проследил за его рукой – на стене висел один из мундиров начальника тюрьмы Заморенова. Тот отличался артистичностью и частенько сам устраивал переодевания, представляясь заключенным то в обличье безвинно осужденного, то рядового охранника, то своего помощника Писарева, прощупывая таким образом настроение и планы своих подопечных и подчиненных. Правда, самого Заморенова сейчас в крепости не было – уехал ко двору докладываться императору. И гвардеец задумался – рискнуть, не рискнуть? Но пачка ассигнаций, лежавшая на столе, все же перевесила страх перед привычным «как бы чего не вышло», и он махнул рукой – делайте, что хотите! Александр улыбнулся – власть денег оказалась сильнее приказа императора! Нашлась и на отца управа!

Переодевшись, Александр прошел в тюремный коридор и ключами, взятыми у надзирателя, открыл указанную им камеру. Но, едва лишь он вошел, на него набросились, и Александру пришлось приложить усилия, чтобы оттолкнуть от себя арестантов.

– Какого дьявола! – в негодовании воскликнул Александр.

– Ваше Высочество… – в один голос выдохнули Корф и Репнин.

– Это что же, и есть ваш ответный выстрел, господин Корф? – с иронией спросил цесаревич, одергивая форму. – Да и вы, Репнин, не лучше – так-то вы встречаете своего будущего государя? Надеюсь, вы откажетесь от своей дурной привычки набрасываться на цесаревича и более не намерены покушаться на мою жизнь?

– Так точно, – кивнул Корф.

– Простите, Ваше Высочество! – извиняющимся тоном сказал Репнин. – Я принял вас за другого.

– И чем же вам насолил обладатель этого мундира? – поинтересовался Александр, проходя в центр камеры.

Место оказалось не из приятных – темно и сыро. , – Он отнял у меня единственный предмет, соединявший меня с той, кого я оставил на воле – ее платочек, – признался Репнин.

– Я понимаю вас, – кивнул Александр и вдруг увидел – руки обоих заключенных связаны. – Что это?! Кто посмел?! Неужели император пал до подобной низости?! Это же против всех правил!

– Вы об этом? – Корф рассмеялся. – Нет-нет, император здесь ни при чем! Это пожелание того господина, чей мундир вам так к лицу. Когда он лишил Репнина последней радости – я говорю о его платочке для воздыхания, Михаил набросился на него. А я не мог оставить друга одного. И дабы мы впредь не могли совершать необдуманных поступков, для нас сделали исключение из правил. Спасибо, что хотя бы не стреножили.

– Какая низость! – вскричал Александр и предложил:

– Позвольте мне освободить вас.

– Не стоит подвергать вас излишнему риску, – покачал головой Репнин, – вы и так серьезно рисковали, приходя сюда.

– Вы попали в тюрьму по моей вине. И я посчитал своим долгом…

– В этом не было необходимости, – остановил его Корф. – И потом, еще не известно, чья вина сильнее.

– Я пришлю к вам своего доктора, – сказал Александр.

– Боюсь, что его к нам не допустят, – с сомнением сказал Репнин. – Наши прегрешения ужасны, а наказание здесь, как мы уже успели убедиться, следуют незамедлительно.

– Разве кого-нибудь недавно казнили?

– Да, – кивнул Корф. – Один несчастный старик поляк был расстрелян незадолго до вашего прихода.

– Отец ненавидит поляков. И поэтому моя любовь к Ольге для него – государственное преступление!

– Мужайтесь, Ваше Высочество, – поддержал его Репнин.

– Господа! – Александр встал. – Подозревая, что долее оставаться с вами опасно, я возвращаюсь во дворец.

И снова попытаюсь встретиться с императором. Я попробую переубедить его!

– Мы признательны вам за участие в нашей судьбе, – с благодарностью сказал Репнин.

– Довольно слов! Я должен действовать! Вашу руку, Репнин! Вашу здоровую руку, Корф! Забудем обиды!

Надеюсь вскоре увидеть вас при дворе.

– Даст Бог – увидимся… – проговорил Репнин.

– Даст Бог! Я не прощаюсь, – Александр еще раз бросил взгляд на друзей и вышел из камеры.

– Думаешь, ему удастся вытащить нас отсюда? – повернулся Репнин к Корфу.

– Сомневаюсь. Но попытка – не пытка…

* * *

Во дворце Александр не успел сделать и трех шагов, как был остановлен камер-фрейлиной императрицы. Государыня ждала его к себе для важного разговора. Не думая, что эта встреча займет у него много времени, Александр прошел вслед за фрейлиной в покои матушки и остолбенел при входе. У камина стояла Ольга – грустная и оттого, наверное, еще более прекрасная и желанная.

– Это сон? – бросился к ней Александр.

– Государыня отважилась устроить нам встречу, – тихим, почти безжизненным голосом сказала Ольга, уклоняясь от его объятий.

– Почему же ты так холодна? – недоумевал Александр.

– – Потому что иначе я не смогу найти в себе силы покинуть тебя.

– Но отчего? Мы ведь снова вместе!

– Лишь для того, чтобы попрощаться.

– Это свидание – ее подарок мне? – понял Александр и нахмурился. – А что взамен?

– Александр! Отныне моя жизнь не имеет ничего общего с твоей. Все против нас, и я не могу надеяться на счастье. Но ты… – Ольга старалась говорить убедительно и спокойно, – у тебя иное будущее. И ты сам это понимаешь. Я прошу тебя, верни себе расположение императора и прости его.

Чтобы и он мог простить тебя.

– К чему? Разве он любит меня?

– Любит и заботится о тебе.

– Но как же ты? Как же наши чувства?!

– Наша любовь останется с нами, в наших сердцах. Я хотела бы, чтобы вышло иначе. Но у меня нет другого выхода, кроме как расстаться с тобой.

Это мое решение. И, поверь, оно далось мне непросто.

– Ты оставляешь меня?

– Этого требует мой долг, долг вашей верноподданной, Ваше Высочество… – Ольга склонилась в глубоком реверансе.

– Я сделаю то, о чем ты просишь… – после долгой и напряженной паузы сказал Александр и отвернулся от нее. – Пожалуй, сударыня, мне лучше уйти.

– Я люблю тебя, – одними губами прошептала Ольга, но Александр уже не слышал ее – дверь за ним закрылась, как будто опустилась могильная плита.

Николай же тем временем ждал новостей из крепости. Наконец, адъютант доложил ему о том, что так ожидаемый им посетитель прибыл.

– Ваше Императорское Величество, к вам полковник Заморенов.

– Проси, – разрешил Николай.

– Ваше Величество! – в кабинет вошел седовласый старик с изможденным и серым от испытаний и возраста лицом.

– Полковник? – засомневался Николай. – Это действительно вы?

– Так лучше? – смеясь, спросил Заморенов, ловким движением снимая маску грима вместе с волосами.

Теперь он снова стал похож на себя – подтянутый, лысоватый, с жесткими холодными глазами и узкой черточкой губ.

– Намного, – кивнул Николай. – Ну что, помогла вам наша затея?

– Все вышло так, как мы и предполагали. Поручики Корф и Репнин приняли меня за приговоренного к смертной казни старика поляка. Я рассказал им страшную историю про глупца, вздумавшего потворствовать нелепой страсти наследника к «моей» дальней родственнице, фрейлине императрицы, и они прониклись к несчастному такой симпатией, что были откровенны во всем, рассказывая свою историю дуэли.

– Прекрасно! И каковым будет вердикт? Виновны ли они в заговоре против престола?

– Никак нет, Ваше Императорское Величество. Молодых людей волнует любовь, а не политика. И, надо сказать, я не без удовольствия провел время в их обществе.

– Стало быть, необходимости в казни нет?

– И даже в каторге, Ваше Величество…

– Советуете их отпустить?

– Уверен, они не представляют угрозы ни для государства, ни для Вашего Величества. Поручик Корф вместо того, чтобы стрелять в цесаревича, предпочел застрелиться сам. Разве это не доказывает его преданности российскому престолу?

– Вы так сильно прониклись уважением к этим господам? – Николай иронично приподнял брови – подобная сентиментальность была Заморенову несвойственна.

– Ваше Величество! Оба офицера на хорошем счету. Их родители…

– Мне известно, кто их родители.

Им стало бы стыдно, если бы они знали, что их дети участвовали в этой дуэли. В молодых людях отмечен дух бунтарства, и этого вполне достаточно, полковник, чтобы пока содержать их под стражей.

В дверь постучали, и следом в кабинет снова вошел адъютант.

– Ваше Величество, поручик Шубин просит разрешения сообщить господину Заморенову сведения по делу государственной важности.

– Пусть войдет.

– Разрешите доложить, – крепостной порученец выглядел запыхавшимся и заметно обеспокоенным.

Заморенов посмотрел на Николая.

– К чему такая спешка? – улыбнулся тот. – Рухнула Петропавловская крепость?

– Осмелюсь доложить, цесаревич обманом встретился с заключенными Корфом и Репниным. Но, по имеющимся у нас сведениям, во время их встречи произошел инцидент с рукоприкладством.

– Сведения достоверные? – с угрозой в голосе переспросил Николай.

Порученец кивнул.

– Что же… Ступайте! – велел император офицеру и, дождавшись, когда за ним закроется дверь, в раздражении обернулся к Заморенову. – Так вы говорите, полковник, что эти молодые люди не представляют опасности для государства? Распустили господ офицеров!

– Какие будут указания? – Заморенов придал своему лицу виноватое выражение.

– Вот вам мои указания, – Николай резким росчерком подписал лежавшую у него на столе бумагу. – У вас есть вопросы?

– Никак нет!

– Выполняйте! – Николай величественно взмахнул рукой.

Заморенов поклонился и вышел, столкнувшись в дверях с наследником.

Заморенов отступил на полшага, пропуская цесаревича вперед, и закрыл за собой дверь в кабинет императора, оставив отца и сына наедине.

* * *

А Корф и Репнин ждали своей участи, не подозревая о случившемся во дворце. Время, проведенное в крепости, еще более сдружило их. И Репнин смог в который раз убедиться, что за бравадой воинственного и задиристого Корфа скрывается верный и храбрый человек, умеющий даже в трудных обстоятельствах сохранять достоинство и выдержку.

– Как ты думаешь, нас отправят в Сибирь, в Шлиссельбург или вслед за стариком – в даль беспросветную?

– Ты отлично знаешь, что я тебе на это скажу, – отмахнулся от его шутки Репнин.

– Так нечестно, игры не получится.

Я думал – это ты у нас будешь оптимистом, а я – пессимистом.

– Если нас не прикончит рота солдат, это сделает моя сестра.

– Без обид, Миша, но я предпочел бы роту солдат.

– А я слышал, в Сибири природа потрясающая…

– Да?! – хмыкнул Корф. – Жду не дождусь случая в этом убедиться.

– А я бы хотел дождаться только одного – свидания. Ведь приговоренным полагается исполнение их последней воли.

– Надеюсь, ты говоришь не о владелице того платка, который едва не стоил тебе лица и нескольких переломов? Если бы я знал, что ты рискуешь из-за нее, я бы основательно подумал, прежде чем бросаться тебе на помощь.

– Ты ревнуешь?

– Это смешно!

– Тогда за что ты так ненавидишь Анну?

– За то, кем она является. Вернее, за кого себя выдает.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я поклялся, что никогда не выдам ее тайны, но раз уж ты больше ее не увидишь…

В двери противно заскрипел ржавчиной ключ. Корф замолчал, и оба друга в оцепенении посмотрели на дверь. Она распахнулась, и в камеру вбежала Наташа.

После разговора с Александром она вдруг так остро ощутила всю бессмысленность своей надежды на помощь наследника и милосердие императора, что поняла точно и бесповоротно – она лишь теряет время. И мысль о том, что ей, быть может, уже не суждено увидеть брата, сделалась невыносимой и пугающей. Наташа тотчас собралась и отправилась в крепость – она хотела упасть в ноги начальнику тюрьмы и просить его о снисхождении – о встрече с братом.

Но известного ей прежде полковника Заморенова на месте не оказалось. В его кабинете Наташу встретил помощник начальника Писарев.

Он был, очевидно, моложе Наташи, но его прожженный взгляд не оставлял ей ни малейшего повода на положительное разрешение просьбы. И все же Наташа попыталась предложить ему деньги.

– Да как вы смеете, сударыня! – с чрезмерным возмущением вскричал Писарев, брезгливо отодвигая ее руку с сумочкой, в которой лежали ассигнации. – Я – дворянин! Уберите это!

Наташа почувствовала усталость и отчаяние, как вдруг Писарев вкрадчиво сказал:

– Как вы могли решиться прийти сюда, сударыня? Тюрьма – не место для таких красивых девушек. А вы необычайно красивы, княжна…

Его намек был столь прозрачным, и вдобавок поручик подкрепил свои слова вполне понятными движениями, что Наташа задрожала. Она собралась сыграть на отвратительных желаниях этого негодяя, но уже через минуту поняла, что Писарев – не из тех, кто позволит себя обмануть хорошенькой девице.

– Где же ваше ложе любви? – полушутливо, но очень испуганно спросила она почти сблизившегося с ней Писарева.

– А мы люди простые, сударыня, – гадко улыбнулся он. – Обходимся без ложа и без любви…

От посягательств поручика ее спас только приход Заморенова, вернувшегося из Зимнего в сопровождении порученца Шубина.

– Что здесь происходит? – грозно спросил Заморенов.

– Господин полковник! – подтянулся Писарев, успев провести ладонью по ножу для бумаги, лежавшему на столе. – Она меня ранила! Она хочет устроить побег поручику Репнину!

– Ложь! – вскричала Наташа. – Я лишь хотела повидаться с братом!

А этот мужлан домогался меня!

– Господин полковник! Это заговор!

– Молчать! – велел ему Заморенов. – Сударыня, действительно ли ваш брат – Михаил Репнин?

– Да.

– Вы увидитесь с ним, сударыня, – кивнул Заморенов.

– Но, господин полковник… – начал Писарев.

– С вами, Писарев, я поговорю позже! А вы, сударыня, мужайтесь.

У меня приказ императора. Ваш брат сегодня будет казнен…

Заморенов не договорил – Наташа стала оседать на пол.

– Воды! Скорее! – крикнул Заморенов, подхватывая ее.

– Не стоит беспокойства, все в порядке… – прошептала Наташа. – Я хочу видеть брата…

И все же она отпила немного из кружки, принесенной Шубиным, и, пошатываясь, пошла вслед за Замореновым, показывавшим дорогу к камере, где сидели ее брат и Корф.

– Миша! – Наташа бросилась брату на шею, едва охранник открыл дверь.

– Наташа! – Репнин встал ей навстречу. – Этого не может быть! Что ты здесь делаешь?

– А главное, что вы здесь делаете? – ядовито спросил Корф у Заморенова. У Владимира был наметанный глаз, и он узнал в вошедшем полковнике того самого польского старика, с которым они так трогательно беседовали перед его мнимой казнью. – Интересно, Мишель, здесь все казненные воскресают?

– Я должен просить у вас прощения, господа, за давешний спектакль, – сказал Заморенов без лишних объяснений. – Такова моя работа.

Я отношусь к вам с большим уважением, но, к сожалению, мои рекомендации не оказали никакого влияния на решение императора…

– Можете не продолжать. Дальнейшее нам известно, – прервал его объяснения Корф.

– Приказ должен быть приведен в исполнение немедленно, – Заморенов говорил, отводя глаза в сторону. – Пора идти, господа.

– Подождите! – вскричала Наташа.

– Не надо, Наташа, – мягко попросил Корф. – Не терзайте себя и не лишайте мужества Михаила.

– Я прощаю вас, Владимир, – прошептала Наташа, торопясь обнимать брата.

– Если бы я мог простить самого себя…

В камеру вошел караул. Заморенов взял Наташу под руку и отвел от брата.

Он не оставлял ее и по дороге во двор, но к месту расстрела не пропустил – не положено. Наташа, шатаясь, осталась стоять у караульной будки, опершись на полосатый шлагбаум, – слезы лились из ее глаз градом, соленые и большие. А Михаила и Корфа уводили все дальше, куда-то за строй солдат в самом дальнем углу крепостной стены. Наташа слышала, как Писарев читал приказ, – в крепости слова были слышны издалека грозным, но ясным эхом.

– По высочайшему повелению Его Императорского Величества, Государя императора и Самодержца всероссийского, царя Польского…

– Готовсь! – раздалась команда ведущего расстрел.

По душе и сердцу противно скребнули затворы винтовок. Наташа снова почувствовала дурноту…

В это мгновение у караула спешился всадник. Он выхватил у солдата ружье и выстрелил в воздух, привлекая к себе внимание. Наташа вздрогнула и очнулась – перед ней стоял цесаревич.

– Где они? – крикнул он Наташе.

– Их вывели во двор, – только и смогла проговорить она, ослабевшим от волнений и горя голосом.

– Надо отменить казнь! У меня приказ императора!

Александр с ненавистью посмотрел на караульного, оторопело возившегося со шлагбаумом, и побежал по двору крепости. Наташа кинулась за ним следом. Караульный пытался ее удержать, но она оттолкнула его, сама не понимая, откуда у нее взялось столько силы сопротивляться рослому гвардейцу. А Александр уже прорвался сквозь строй солдат, взявших ружья наизготовку.

– Остановитесь! Если вы собираетесь стрелять, то вам придется выстрелить и в меня!

Появление Александра произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

– Отставить! – только и мог скомандовать Писарев.

– Ваше Высочество, – поклонился наследнику растерявшийся Заморенов, – я исполняю приказ…

– Я тоже, – Александр поспешно достал из внутреннего кармана мундира сложенную вчетверо бумагу. – Вот приказ, подписанный Государем императором. Господа Корф и Репнин свободны.

– Как вам это удалось? – пробормотал Корф, уже простившийся с жизнью.

– Миша! – добежавшая, наконец, к ним Наташа снова бросилась на шею брату.

– Невыносимо было смотреть на страдания вашей сестры, – улыбнулся Александр Репнину, – вот и пришлось выкручивать императору руки.

– Вы тоже ее боитесь? – в тон ему сказал Корф.

– Я ваш должник, – дрогнувшим голосом проговорил Репнин, шутливо уклоняясь от поцелуев, которыми его осыпала сестра.

– Восхищен вашим мужеством, господа, – сказал подошедший к ним Заморенов.

– Благодарю за поддержку, – кивнул ему Репнин.

– Второй раз на волосок от смерти… – Корф оглянулся, все еще не веря своему счастью.

Заморенов понимающе кивнул и пошел прочь. Писарев побежал за ним следом.

– Это куда же ты так торопишься, братец? – нагнал его Репнин.

– Не твое дело! – огрызнулся Писарев.

– Нет, мое! – Репнин схватил поручика за грудки и прижал к стене. – У тебя осталось кое-что из моих вещей. Пришло время вернуть!

– Бежал бы ты отсюда, пока новый приказ не поднесли! – нагло процедил сквозь зубы Писарев.

– Я жду! – с такой угрозой сказал Репнин, что Писарев тут же дрожащей рукой пошарил за обшлагом рукава и вытащил изъятый им у Репнина при первом обыске платок Анны.

Репнин бережно взял платок и пригрозил, дыша поручику прямо в лицо:

– Запомни: если ты хоть раз приблизишься ко мне или моей семье, я тебя убью!

Домой Корф и Репнины поехали в экипаже, который ждал Наташу. Уже у самого особняка их нагнал Александр. Он был на коне и гарцевал уверенно, как настоящий полководец.

– Господа, – Александр уже отдышался от бешеной скачки наперегонки со временем, которую ему пришлось устроить ради спасения новых друзей, переполошив и распугав половину Петербурга. – Новость о вашем помиловании – не единственная. Я должен вам сообщить, что государь, прощая ваш проступок и даруя свободу, не отказывается от наказания вообще. И в качестве такового лишает вас воинского чина.

– Что это значит? – заволновалась Наташа.

– Простите, но я взял на себя смелость сам сообщить вам об этом, чтобы хотя бы как-то уменьшить неприятность этой новости. Но вы…

Вы больше.., не служите в армии, господа…