Текст книги "В какой стране жить хорошо, или Cафари на «Большую пятерку»"

Игрушечный магазин внешне казался маленьким, но внутри оказался безразмерным. Игрушек было много, и она с большим трудом нашла радиоуправляемые модели. Цена на них оказалась приблизительно такой же, как на настоящие машины, вертолеты и корабли.

Да, идея ее была, конечно же, хорошей, но денег на такой подарок у нее не было. Она пошла вдоль рядов, размышляя, что тут можно придумать. Вдруг ее взгляд упал на полку с большими красочными коробками. «Набор фокусника» – гласила надпись. В описании значилось, что это отличный способ удивить гостей и одноклассников. В этой коробочке было все для показа волшебных фокусов: книжечка на полсотни страниц с цветными иллюстрациями и подробными инструкциями, как показать восемнадцать фокусов, а также настоящий реквизит фокусника.

Она, может быть, не обратила бы на набор никакого внимания, если бы на стажировке в США в 1996 году вместе с ней не было директора тарасовского театра магии и фокусов. Он много рассказывал о своем театре, особо подчеркивая, как детям нравятся его представления. Настоящий фанат своего дела, он даже смог встретиться с самим Дэвидом Копперфильдом. Как хорошо, что она об этом вспомнила! Детей будет несколько, они смогут даже устроить маленькое представление. Каждый покажет по одному фокусу – и весело будет, и интересно. Что было поразительно, так это то, что цена набора в точности совпадала с суммой, которую она могла себе позволить заплатить.

С чувством выполненного долга она решила позвонить профессору и узнать, где располагается ресторан. Владимир Ильич, казалось, ждал ее звонка. Он очень обрадовался и подробнейшим образом объяснил ей, что ресторан «Windows» располагается в самом известном отеле «d’Angleterre» на набережной с панорамным видом на озеро и гору Монблан. «Ого, – удивилась она, – а не очень ли это круто для дня рождения ребенка-узника?» Профессор рассмеялся:

– Ну как я люблю с умным человеком поговорить! Да, вы правы, голубушка. Но мы пойдем в кафе при ресторане, и не на ужин, а «на чай». Так что ждем вас в five o’clock, – на чистейшем английском языке закончил Владимир Ильич.

Времени до вечера было много, но город она уже осмотрела, а для поездок за город его было мало. Ничего не оставалось делать, как только посвятить время изучению кальвинизма. Сколько можно откладывать? Перед домом был небольшой скверик с уютными креслами из ротанга и мягкими подушками.

Она открыла книгу. Поначалу вчитаться было трудно, но потом она перелистывала страницу за страницей и не могла остановиться, пока не дочитала до конца. Закрыв книгу, она еще долго сидела не двигаясь, осмысливая прочитанное. История никогда ее особо не интересовала, поэтому факты, изложенные в книге, были для нее шокирующими. Как такое могло быть? И после всего этот человек увековечен где только можно и все произносят его имя с почтением! А мы свою историю не любим…

Итак, в книге было написано, что женевские граждане были трудолюбивые и аккуратные, к тому же веселые – любили всякие общественные увеселения, игры, танцы и шумные сборища в часы досуга.

Девиз католической Женевы гласил: «После мрака ожидаю света». Приверженцы Реформации, усматривавшие в этом девизе что-то пророческое, полагали, что теперь, с упрочением новой религии, свет окончательно вытеснит прежний мрак.

Знаменитый протестантский теолог и моралист Жан Кальвин является одной из важнейших фигур в европейской истории. Его взгляды на такие разнообразные предметы, как теология, управление страной и личная мораль более четырех веков влияли на жизнь сотен миллионов людей. Кальвин был полнейшим спиритуалистом; нечувствительный к красотам природы, к поэзии и искусству, он смотрел на землю как на юдоль плача и скорби, а на земную жизнь – как на подготовительную ступень к жизни загробной. Этот дух аскетизма он привил и женевцам. Неутомимый в работе, реформатор требовал того же от других.

Основная мысль учения Кальвина заключалась в том, что человек не в состоянии изменить свою участь и может лишь постоянно трудиться перед тем, как покинуть этот мир.

Согласно учению Кальвина, человек по своей природе склонен к злу и возмущению, поэтому над ним должна всегда тяготеть сдерживающая узда. Власть, истинно угодная Богу, непременно строга – ей должно быть чуждо сострадание, милосердие и другие человеческие слабости.

По мнению Кальвина, осуждение невинного представляет собой гораздо меньшее зло, чем безнаказанность виновного. Совершенно ошибочно представление, будто светская власть должна карать лишь преступления против граждан – убийство, воровство или другие посягательства на их права. Нельзя оставлять безнаказанными безнравственность, пьянство и оскорбления имени Божия.

При таких теориях система наказаний, конечно, не могла отличаться мягкостью. Смертная казнь определялась за преступления самого различного свойства, совершенно в духе Ветхого Завета: смерть богохульнику, смерть тому, кто захочет подорвать существующий строй государства, смерть сыну, который проклянет или ударит отца, смерть нарушителям супружеской верности, смерть еретикам.

Вряд ли даже в те времена можно было найти другое государство, где бы при таком небольшом населении и в такой промежуток времени совершено было так много казней. Пятьдесят восемь смертных приговоров и семьдесят шесть декретов об изгнании, и это в такое сравнительно мирное время, каким был первый период деятельности Кальвина в Женеве (1542–1546 гг.), лучше всего показывают, как охотно женевские власти пользовались своим правом.

Но еще ужаснее была та жестокость, которой отличалось само судопроизводство. Пытка была необходимой принадлежностью всякого допроса – обвиняемого пытали до тех пор, пока он не признавал обвинения, подчас в мнимом преступлении. Детей заставляли свидетельствовать против родителей. Иногда простого подозрения достаточно было не только для ареста, но и для осуждения: в числе этих семидесяти шести человек, осужденных на изгнание, двадцать семь были осуждены только по одному подозрению.

Человеческая жизнь словно потеряла всякую цену в Женеве.

Эта протестантская инквизиция проникала решительно всюду. Богатые и бедные, мужчины и женщины должны были по первому требованию предстать перед грозным трибуналом. За нечаянно сорвавшееся вольное слово, за улыбку во время проповеди, за слишком нарядный костюм, за завитые волосы они выслушивали гневные выговоры, выставлялись у позорного столба, подвергались церковному отлучению, штрафам, тюремному заключению.

Всякое оскорбление божественного имени считалось преступлением, наказуемым гражданскими властями. Под эту категорию можно было подвести все что угодно: найденный при обыске атрибут прежнего католического культа, вроде крестика или образка, неуважительное отношение к проповеднику и т. п.

Результаты этой системы были поразительные. И город, и граждане точно преобразились. Шумная жизнь богатого города с живым, подвижным населением притихла и заменилась мрачной серьезностью. Под бдительным оком цензоров, под вечной угрозой жизнь женевцев приняла характер строгой религиозности, порядка и дисциплины, каких не встретить больше нигде.

Посещение проповеди признано важнейшей обязанностью гражданина. Всякое неприличное выражение, ругательство, подслушанное одним из многочисленных шпионов (бдительность старейшин скоро оказалась недостаточной), немедленно доносилось в консисторию и, бывало, соответствующим образом наказывалось. Извозчик, в сердцах обругавший свою упрямую лошадь, подвергался тюремному заключению.

Страсть к роскоши, которой отличались богатые женевцы, также исчезла. Реформатор не ограничивался одними требованиями скромной, умеренной жизни – он регламентировал малейшие детали быта, определяя цвет и фасон костюмов, добротность материи, предписывая законы для женской прически, устанавливая даже максимум блюд на пирах.

В регистрах города можно обнаружить сведения анекдотического характера. «Три кожевника, – читаем мы, – присуждаются к трехдневному заключению на хлебе и воде за распутство: они съели за завтраком три дюжины пирожков».

Кабаки – самые гнусные места. Там более всего нечистоты. Совет издает указ от 29 апреля 1546 года: все они закрываются! Исчезли и национальные увеселения Женевы, ее театральные представления, народные праздники со стрельбой в цель; запрещены были всякие игры, танцы, музыка, распевание светских песен, шумные празднования свадеб и т. п.

Вместо трактиров были устроены так называемые аббатства или духовные казино, по одному в каждом из пяти городских кварталов. В этих-то аббатствах женевские граждане, не сумевшие побороть в себе потребность общения, могли проводить свой досуг под светским и духовным надзором. Хозяин заведения был правительственным чиновником. Он должен был следить, чтобы гости не садились за стол, не совершив предварительно молитвы, чтобы они не божились, не вели себя неприлично, не вступали в бесполезные прения, и о каждом нарушении этих правил доносить властям.

За что наказывал Совет веселых женевцев?

за танцы (танцы влекут за собой похотливое разжигание);

за игру в карты;

за постоянное времяпровождение в тавернах;

за сквернословие и проклятия;

за попытку совершить самоубийство;

за хранение скабрезной литературы;

за слова над могилой: покойся с миром, пусть земля тебе будет пухом (это рассматривалось как язычество);

за обручение дочери с католиком;

за гадание у цыганок;

за поедание рыбы в Страстную Пятницу;

за разговоры о том, что нет ни ада, ни диавола;

за распевание непристойных песен.

Но наибольшее число наказаний карают прелюбодеяние и воровство.

Принимаемые по настоянию Кальвина законы имели целью сделать из Женевы прообраз «града Божьего», цитадель протестантизма. Единомышленники Кальвина именно так ее и воспринимали, недаром Кальвин был прозван «женевским папой», Женева должна была стать протестантским Римом, образцом для других городов.

Кальвин боролся против ересей и пороков в Церкви – и не более того. Он посвятил всю свою жизнь славе Божией и благу людей. И был изгнан из города за то, что не допустил именитых жителей к Вечере Господней за их поведение.

Потом, по какой-то причине, в которой она не удосужилась как следует разобраться, его вернули, и он продолжил свою великую деятельность. Но каким образом граждане Женевы, так ревниво оберегавшие свои права, соглашались терпеть у себя этого чужеземного диктатора, который во имя проповедуемого им учения вырвал из их рук власть, передав ее небольшой кучке олигархов в лице членов малого совета и консистории?

Как мог этот веселый, жизнерадостный народ подчиниться такой суровой дисциплине, такому почти монастырскому режиму? Для того чтобы это понять, нужно было прочитать еще полсотни страниц. Времени на это не было, но, по мнению историков, после Реформации Швейцария превратилась в процветающую независимую страну. Главное, до сих пор в современной либеральной Швейцарии сохранились признаки великого благочестия, достигнутого при Кальвине.

Как это понимать? Так, что все те достижения, которые имеет Швейцария теперь, – это все благодаря тому историческому наследию?

В ресторан она пришла раньше назначенного времени. Может, им будет нужна ее помощь.

Профессор уже издали заметил ее и помахал рукой.

– Вот, познакомьтесь – Евгений, наследник, так сказать, временно покинувший Родину, чтобы ума набраться, – в свойственной ему манере представил внука Владимир Ильич.

– А это моя очаровательная соседка по перелету, я тебе говорил про нее, – шепнул профессор на ухо Женьке.

Женька был довольно высок для своего возраста и старался выглядеть серьезно. Темные кудрявые волосы были аккуратно пострижены, рубашка и пиджак создавали имидж послушного интеллигентного мальчика. Глаза, однако, выдавали его истинное желание – побыстрее закончить с формальностями и просто потусоваться с друзьями. Именинник приветливо улыбнулся и протянул ей руку для рукопожатия.

– Ну, вот, – прокомментировал дедушка, – набрался швейцарских манер. Знаете ли, швейцарцы страсть как любят жать друг другу руки! А у нас принято дамам руки целовать; смотри, учить тебя не переучить, – пробормотал профессор и поцеловал ей руку.

– Сударыня, мы рады, что вы почтили нас своим визитом. Ну вот, осталось четыре минуты двадцать три секунды, и мы начинаем! – провозгласил он.

– Напрасно вы так, Владимир Ильич, – возразила она. – Гости всегда задерживаются. Я просто специально раньше пришла – подумала: может, вам нужна женская помощь.

– Да, да, да вы нам очень можете помочь! Вот, сядьте сюда, пожалуйста, и украсьте наш стол, – с улыбкой произнес он.

– Дед, я начинаю обратный отсчет, – сказал Женька и начал считать: «Десять, девять, восемь, семь…

«…Три, два, один» – заканчивали они уже все вместе. Фокус-покус! – на пороге ресторана возникли гости.

– Как это получилось? – удивилась она. – Вы, наверное, договорились или видели, как подъехала их машина?

– Да ничего мы не видели и не договаривались, – смеясь, ответил Женька. – Просто швейцарцы любят не точность, а сверхточность. А нам страдать приходится, – уже с меньшим энтузиазмом закончил он.

Гостей было трое. Все это были одноклассники Женьки, которых он по очереди представил.

Швейцарец Самуэль был крепким мальчиком, даже можно сказать, толстым, но его медлительность не воспринималась как неповоротливость, а скорее как основательность.

Второго мальчика звали Ален. Он показался ей гораздо моложе, Женьки; может потому, что был маленький и щупленький. При этом казалось, что «его больше», потому что слышно было только его – рот его, что называется, не закрывался. Он показался ей похожим на француза; как выяснилось потом, так оно и было.

Третьим гостем была девочка, звали ее Юми. Она была маленькая-маленькая. Черные раскосые глаза-бусинки, абсолютно тихое создание – в общем, идеальный ребенок.

– Папа Юми японский дипломат, она будет учиться с нами еще год, а потом они переедут в другую страну. Юми рассказывала, что они больше двух лет не живут на одном месте. Правда, классно? – с завистью сказал Женька.

«Бедная девочка, – подумала она. – Приходится постоянно менять школы, друзей. Какой стресс для ребенка… Зато папа дипломат».

– Здравстуйте, – вдруг на отличном русском произнесла Юми. – Мой папа и в России работал, я русский тоже знаю, но не очень хорошо.

Как выяснилось, Юми знала пять языков, но писать и читать могла только на трех.

Вот этому действительно можно позавидовать; ей бы такие знания.

Все гости были в сборе, и им принесли меню.

– А когда можно подарки дарить? – спросила она у профессора, опасаясь нарушить какую-нибудь традицию.

– А здесь подарки вообще не дарят, ну если только открытки, – ответил тот. – Я-то внуку еще утром подарил заготовленную стрелялку. А вы что, подарок Женьке купили? Не стоило тратиться, право, зачем?

Услышав слово «подарок», Женька сразу оживился – видимо, для него это была приятная неожиданность. Она вынула коробку с «фокусами» и объяснила, что они могут каждый выбрать себе какой-то фокус, подготовить его и устроить представление.

Подарок произвел настоящий фурор. Еще минуту назад они были достопочтенными маленькими взрослыми, – и вдруг превратились в нормальных шустрых подростков. Они расположились за соседним столом, вскрыли коробку, поделили карточки и приступили к подготовке фокусов.

– Ну и славно, – проговорил довольный таким поворотом событий профессор, – а мы с вами пока все закажем и поговорим о том о сем.

В Швейцарии не принято шиковать, поэтому мы пригласили гостей на так называемый традиционный послеобеденный чай. Это такое комплексное меню за тридцать восемь франков на человека, в которое входит чай по выбору. Ну, тут сортов сто точно будет! И черный, и зеленый, и красный – в общем, на любой вкус. Каждому полагается не выбор пять маленьких сандвичей с мясом или курицей и три булочки – с изюмом и с шоколадом, с каким-то двойным кремом и домашним джемом, а также фруктовые тарталетки, чизкейк, рисовый пудинг, блинчик с наполнителем, миндальное пирожное с шоколадом и легким взбитым кремом. В общем, все маленькое, но голодной не останетесь. Ну а для нас с вами еще фужер шампанского Ruinart и этот прекрасный вид!

«Да, – подумала она, – Владимир Ильич очень романтичный человек».

– Как вам Женева, понравилась? – спросил он.

– Да, но я бы не сказала, что это какой-то восхитительный город. Все чисто, аккуратно, но без затей.

– Вот какая вы все-таки молодец. Мне, честно говоря, всегда забавно слышать восторженные отклики о Женеве. Женева – один из наименее интересных городов, как Европы, так и Швейцарии. Лугано и Люцерн – это красиво. Съездите туда, вам там обязательно понравится. Ну и в Монтре тоже можно – там Шильонский замок, весьма, знаете ли, любопытное зрелище.

– Да, кстати, – вдруг вспомнила она, – я вам хотела показать одну вещь, а то потом забуду. Конечно, она хотела его спросить про историю с Кальвином, но на таком мероприятии все-таки неуместно обсуждать особенно серьезные темы. И она вынула листок с графиком, найденный на стене в туалете.

– Что это значит?

– Это совсем легко, – засмеялся Владимир Ильич. – Это, так сказать, обратная сторона замечательной, по мнению наших соотечественников, жизни в Швейцарии.

Стиральная машинка для нас – предмет домашнего обихода, для швейцарца – невиданная роскошь. Как вы уже догадались, машинки в стандартной ситуации в швейцарском доме квартирного типа нет. Имеется одна общая – на первом этаже или в подвале, рядом обязательно график стирки с фамилиями и номерами квартир. Коммуналку советского образца не напоминает? – рассмеялся он.

– Счастливыми обладателями стиральных машинок являются только арендаторы пентхаусов. К остальным квартирам разводка не подведена – это дорого.

Я помню, насколько актуальной эта проблема стала, когда после нескольких первых месяцев приехала наконец из России моя жена – сторонница и ревнительница чистоты. И когда она увидела общую стиральную машинку на целый подъезд – двенадцать квартир, можете представить, какая была у нее реакция. Да еще приходилось стирать после нашей 90-летней соседки! В общем, в день нашей стирки – два раза в месяц – мы стирались с утра и допоздна. Первая стирка была холостая, чтобы вымыть из машинки остатки мусора, шерсти и прочего после предыдущих соседских постирушек. И только потом… Начинали с носков. Уже в самом конце доходила очередь до нижнего и постельного белья. Купить свою машинку было невозможно из-за отсутствия места для ее установки в арендуемой квартире. Да и неизвестно, как бы к этому отнесся арендодатель.

«Вообще, история про такую стирку что-то не кажется смешной, – подумала она. – Она была бы забавной, если бы прозвучала по радио или в театре. Но стоит примерить ее на себя, как весь юмор куда-то испаряется».

– Но это еще не самое страшное. Швейцарцы буквально все подвергают постоянному и неусыпному контролю и регламентации. Если вы живете в квартире, запрещено сливать воду в туалете после десяти часов вечера, а также нередко запрещено принимать ванну до семи утра и после десяти вечера.

– Или другой пример: нельзя смывать в канализацию отработанный кулинарный жир. Его нужно в специальном контейнере доставить в приемный пункт. О сортировке мусора и говорить не будем, это займет слишком много времени. Детям в школе советуют «стучать» на друзей, родителей, окружающих, называя это гражданской позицией ребенка. Водитель обязательно запишет номер подрезавшего его автомобиля и не поленится направить жалобу в полицию.

– Воскресенье в Швейцарии – день тишины. В воскресенье вы не имеете права шуметь: пылесосить, стричь газон, ваша собака не должна лаять (это не шутка). Еще у них часто электрические ошейники собакам надевают – как только собака тявкнет, следует слабый удар током! В некоторые рестораны ходить с маленькими детьми нельзя. Швейцарцы шутят: «Детям же ошейник не наденешь (чтобы не плакали)».

Тем временем стол был сервирован. Она было уже хотела пригласить детей за стол, но Владимир Ильич остановил ее.

– Вот посмотрите внимательно. Все дети разных национальностей. Прямо анекдот получается: сидели как-то русский, швейцарец и француз…

Она повернулась и начала наблюдать за детьми. Юми, как настоящая восточная женщина, тихо сидела в сторонке и делала вид, что читает свою карточку с описанием фокуса, а сама исподлобья смотрела на Женьку, что называется, во все глаза. Это был взгляд обожания и преклонения. «Любви все возрасты покорны», – подумала она, но в данном случае Юми была главным действующим лицом другого анекдота.

Профессор имел в виду трех мальчишек. Уже через минуту она не могла сдержать смеха. С энтузиазмом взявшись за подготовку фокусов, они сели по разным сторонам стола и, разложив перед собой реквизит и карточки с описаниями, приступили к делу. Но действовали они все абсолютно по-разному.

Ален, не глядя в описание, пробовал добиться результата самостоятельно, у него ничего не получалось. Он злился и, в конце концов, начал заглядывать в описание. Потом ему пришлось прочитать все от начала до конца, и у него начало получаться.

Самуэль достал карандаш и основательно проштудировал все описание, подчеркивая важные моменты, и только потом взял в руки реквизит. Дело продвигалось медленно, но планомерно.

Женька, в отличие от двух своих друзей, сразу схватил в руки реквизит и, только изредка заглядывая в инструкцию, тут же смог добиться правильного результата. Потом он покрутил веревку еще и буркнул что-то вроде «Так даже интереснее получится», положил все на стол, начал качаться на стуле, озираться вокруг и искоса посматривать на Юми.

– Вот, сударыня, вы уже, наверное, поняли разницу в менталитете. Швейцарцы – лучшие исполнители, никогда не сделают чего-то неправильно, но им всегда требуются детальные инструкции. Французы – соображают в целом быстрее, любят импровизировать (не всегда удачно), читают инструкции, только если само не получается. Русские быстро соображают, инструкций не читают, хороши, если нужно придумать что-то новое.

Да, именно это она и увидела своими глазами. Вот такой инсценированный анекдот получился.

Тем временем стол был накрыт. Дети уселись и принялись за еду. На трапезу маленьких лордов это было совсем не похоже: они смеялись, путаясь в разных языках, рассказывали друг другу, какие фокусы у них получились, а какие нет, лопали бутерброды и пирожные, пили кока-колу; в общем, день рождения не был протокольным, чего она больше всего боялась.

Праздник был обычным русским детским днем рождения. Особенно умилил ее подарок от шеф-повара: Женьке принесли микроскопическое пирожное с одной зажженной маленькой свечкой. Здесь это, видимо, стоило расценивать как огромнейший презент, как было понятно по реакции Самуэля, который с завистью протянул: «Мне бы так…»

Быстрее всех проглотил все угощение Ален:

– А можно, я свои фокусы покажу первый? Я хочу быть первым.

– Ну конечно, начинай, – разрешил Владимир Ильич.

Мальчишки раздвинули стулья, образовав импровизированную сцену. Все сели вокруг, как в цирке. В середину круга танцующей походкой выбежал Ален.

– Здравствуйте, леди и джентльмены, мадам и мсье, дамы и господа! я, всемирно известный маг и чародей Ален, сейчас покажу вам три фокуса! Такого вы еще никогда не видели!

Он взял в руки веревку, начал что-то скручивать, потом закручивать, потом раскручивать. Было непонятно – это его фокус идет не так, как задумано, или это такая длинная подготовка для отвлечения внимания. Но он был так артистичен: всплескивал руками, жестикулировал, менял выражение лица. Это было так смешно, что они захлопали.

Ален принял аплодисменты как закономерную оценку своего труда и перешел к следующему фокусу, со шляпой. Она предполагала, что из шляпы Ален должен был вынимать разные вещи. Но Ален зачем-то складывал туда все, что было у него на столе. Он положил в шляпу скрепку, ручку, ластик. «Поняла, – догадалась она. – Эти предметы должны там и остаться. Потом он перевернет шляпу и окажется, что она пуста». Она оказалась права – Ален действительно перевернул шляпу. Из нее одновременно выпали скрепка, ручка и ластик. Никто уже не мог сдержаться от смеха, и хлопаньем в ладоши они старались заглушить дружный хохот.

Она оглянулась: аудитория выросла, хотя в кафе были они одни. Несколько официантов примкнули к их кругу. Но боялись его обидеть они напрасно. Ален в свои юные годы уже был настоящим французом, и ему даже в голову не могло прийти, что они смеются над ним. Всем своим видом он показывал, что аплодисменты им абсолютно заслужены.

Третий фокус постигла судьба двух предыдущих: он не удался. Шарик никак не хотел находиться под тем стаканом, под которым планировал его увидеть Ален. Это его тоже не смутило, так что он закончил свою программу, затейливо поклонившись и дождавшись, пока все аплодисменты стихнут. Довольный Ален сел на свое место. У нее сложилось впечатление, что он вообще не понял, что у него ничего не получилось. С другой стороны, может это и совсем неплохо?

Только дождавшись, когда Ален сел на место, на «арену» выбежал Женька. К реверансам он точно не был приучен, поэтому ринулся сразу в бой.

– Значит, так. Я хочу вам показать три фокуса. Вот смотрите – мешочек. Смотрите – он пустой.

Он вывернул мешочек наизнанку и показал, что в нем ничего не было. Потом затянул шнурок сверху и положил мешочек на стул, потом достал из кармана монетку, положил сверху на мешочек, закрыл сверху платком. Сделав несколько пассов руками и сказав «Крибле-крабле-бумс», он стянул платок и развязал мешочек. Из мешочка выпала монетка. Фокус получился! Все захлопали.

Следующий фокус Женьке тоже удался. Он с завязанными глазами угадал карту, которую предварительно попросил нас загадать. А вот третий фокус никак не получался. Кольца никак не хотели соединяться. Они падали из его рук, и после нескольких попыток Женька под аплодисменты вернулся на свое место.

Последним выступал Самуэль. К тому времени, как пришла его очередь, он как раз закончил есть – то есть доел все, что было на столе. Аккуратно вытерев рот салфеточкой, он вышел на «арену». Фокус он подготовил только один. Взял тонкую веревку, сложил ее пополам. Потом подошел к Владимиру Ильичу и попросил разрезать веревку. Потом Самуэль связал концы узлом и накрутил веревку на левую руку. Подойдя к Женьке, он попросил его взяться за конец веревки и размотать ее. Все увидели, что веревка снова целая. Все захлопали, а он галантно наклонил голову и сел за стол – как оказалось, на его тарелке оставалось еще недоеденное пирожное.

Здорово получилось! Женька был очень доволен. Тут раздался тихий голос Юми: «А можно я тоже покажу фокусы? Я четыре фокуса подготовила». Никто даже не подумал, что Юми захочет участвовать в соревновании фокусников.

Она вышла в центр, и ее смиренное личико преобразилось. Уже через мгновение это была какая-то маленькая бестия, в руках которой сверкали кольца, соединяясь и разъединяясь по взмаху руки, кубики превращались в шарики, монетка изчезала из одной рюмки и появлялась в другой. Под конец из шляпы был извлечен букет с цветами.

«Ну и ну! Вот это тихоня», – подумала она про Юми. И поймала многозначительный взгляд профессора – вот, мол, мать Япония что творит.

А Женька не удержался: «Ну, Юмка, ты даешь – всех нас сделала», – по-русски сказал он.

При слове «Юмка» девочка смутилась, покраснела, и, сделав в конце изящный реверанс, под общие аплодисменты заняла свое место.

Дети выпили сок, а они с Владимиром Ильичом еще по фужеру шампанского. Пора уже было покидать кафе – время Aftenoon tea истекло.

Но тут вдруг ей захотелось показать свой фокус. Последний раз она его демонстрировала очень давно, но не сомневалась, что у нее все получится.

– А хотите, я вам тоже фокус покажу? – спросила она. Конечно же, они хотели. Она попросила официанта принести пакетик чая Липтон, ножницы и спички. Все с удивлением следили за ее приготовлениями. Но вот реквизит был доставлен, и она начала рассказывать.

– Это не просто фокус, это история. Слушайте.

Как-то раз русский космический корабль совершил аварийную посадку на необитаемой планете. Космонавты попробовали починить корабль, но не смогли. «Что же делать?» – думали они. В этот момент на планету приземлились еще два космических корабля, ну, например, швейцарских.

История вызвала большой интерес. Мальчишки, да и самый старший из них – Владимир Ильич – буквально ловили каждое ее слово.

Русские решили купить у них корабль. Подходят к швейцарцам и говорят:

– Мы хотим купить ваш космический корабль, сколько он стоит?

Она взяла в руки пакетик с чаем за желтую этикетку, к которой на нитке был подвешен бумажный пакетик с чаем.

– Вот этот корабль, говорят швейцарцы, он стоит миллиард долларов.

Русские говорят:

– Нет, у нас столько денег нет, а это что такое?

Она показала на желтую этикетку.

– Это кабина, отвечают швейцарцы, здесь находится место капитана корабля, двигатель и вся система управления ракетой.

– Это нам не надо, – отвечают русские.

Она оторвала желтую этикетку от нитки. В руках осталась нитка с бумажным пакетиком.

– А это сколько стоит, – спросили русские.

Те отвечают:

– Полмиллиарда долларов.

Русские говорят:

– Таких денег у нас тоже нет. А что это такое?

Она показала на нитку.

– Это кабели, объясняют швейцарские космонавты. По ним топливо поступает в двигатель. Это очень важная часть корабля.

– Нам не надо, – отвечают русские.

Она оторвала нитку от пакетика с чаем.

– А это сколько стоит, – спрашивают русские, и что это такое?

Швейцарцы им:

– Баки с топливом, четверть миллиарда долларов.

– Ерунда какая, нам не надо, – говорят русские.

Она взяла ножницы, ровно срезала верх бумажного пакетика и высыпала чай на блюдечко.

– А это что? – спросили русские.

– Это, – им отвечают, – пустой бак из под топлива.

Она показала на пустой бумажный пакетик.

– А сколько он стоит?

– Он ничего не стоит. Можете его забирать бесплатно. Но зачем вам он нужен, вы же никогда не сможете на нем взлететь, – удивились швейцарцы.

– Мы сможем, потому что мы – русские!

Она аккуратно расправила тонкий бумажный пакетик, превратив его в трубочку высотой шесть, а диаметром два сантиметра, и поставила его на другое блюдце.

Она предупредила всех, что если они будут повторять фокус, то только в присутствии взрослых, понятно? Мальчишки, заворожено глядя на нее, одновременно кивнули головами. Владимир Ильич кивнул вместе со всеми. Потом она серьезным взглядом посмотрела на маленькую бумажную трубочку, стоящую в центре блюдца и шепотом произнесла: «неон дефис трэвэл точка ру».