Текст книги "Фамильные ценности"

Глава 28

– Зось, но я всё-таки не понимаю: почему именно ресторан? – плачущим голосом протянула Ируся.

Разговор шёл по телефону. Но Зоя так и видела перед собой её страдальчески наморщенный лоб.

– Да не ресторан, а джаз-кафе! Д! Жа! З! Ка! Фе! Слушай, ну ты прямо как дядя Гриша… Ещё скажи – разврат!

– При чём тут разврат! Немного разврата тебе бы как раз не помешало… Но почему кафе? Почему этот… джаз? Просто ухватила первое, что попалось под руку, так это надо понимать?

– Почему-почему… Потому что, веришь, гастроли по Европе мне никто не предлагает! И даже скромный тур по городам России… А вот предложили бы – тогда бы я, может, и тряхнула классикой.

– Да нет, Зоська, ну я же серьёзно! Почему ничего мне не сказала, когда увольнялась? Не посоветовалась даже? Может, вместе бы придумали вариант получше. У меня же Светка Кондрашова в департаменте культуры…

– Знаю, знаю, ведущий специалист. Но мне это как-то… параллельно, понимаешь? – голос Зои, она сама чувствовала, звучал неуверенно и почему-то виновато. Ездил полутонами вверх-вниз. – Ну, не моё это, в смысле! Бумаги, формы всякие, отчёты… И не умею я ничего.

– Ну, естественно, пришлось бы поучиться! – подтвердила Ируся почти гневно. – Как всем. И формы, и отчёты освоить! Но это же, ты меня извини, не сравнить! Там – реальная перспектива! Зарплата, премии ежеквартально… ну и вообще, о чём тут говорить! Человеческий статус! А что такое это ТВОЁ?! этот твой КАФЕЙНЫЙ джаз? Синтезатор? Тебе на нём учиться не надо? Ты на каком инструменте вообще играешь, не забыла?!

Тональность разговора незаметно повышалась. Полтона, ещё полтона…

– Ну научусь, что такого? Не сразу, конечно… И, кстати, многие музыканты на нескольких инструментах играют. Там один у них, Борис, даже на органе может! И говорит, научился всего за полгода.

– Ну, если не врёт – самородок, значит, ваш Борис! И зачем вообще училища, консерватории, институты? Полгода – и готовый органист. Только ты мне скажи: что ж этот органист концертов не даёт? Или даёт? Тогда достань билетик!

– А у нас в городе, к твоему сведению, всего один органный зал, и всё время в нём забито, не пробьёшься… И связи нужны, а его никто не знает.

– Петунина! – простонала Ируся. – Ну сколько же можно жить с лапшой на ушах! Ну у тебя уже мочки до плеч отвисли!

А вот это уже смахивало на оскорбление. Зоя выдержала ледяную паузу.

– Ладно, не обижайся, – спохватилась Конькова. – Ну я же не то имела в виду… Но ты правда очень… легковерная.

– Умеешь ты поддержать в нужную минуту! – буркнула она в ответ. – Когда меня вообще только на пробу взяли. Ну, типа стажёром. Ещё неизвестно, смогу я с ними играть или нет. Сегодня вот пыталась импровизировать кое-как… На этом синтезаторе одних тембров – глаза разбегаются! Флух, конечно, помогает, показывает разные приёмы. Хотя вообще-то он там пока за вокалиста. У них некоторые проблемы. Гитариста сейчас нет.

– Нормально! Гитариста нет! – опять взъелась было Конькова.

– В смысле – он есть, но у него сейчас запой.

– Отлично! Не коллектив, а мечта!

– Да нет, он вроде бы уже… выздоровел. Решил завязать, – вступилась за гитариста Зоя. – Его уже на днях ждут… И Флух ему даже экстрасенса нашёл. Это, между прочим, ты бы должна оценить!

– М-м… Подожди, а как этот ваш Флух может петь за вокалиста? Он же, ты говоришь, шепелявит?

– Так это же по-русски! А поёт он всё по-английски.

– ПО-АНГЛИЙСКИ? Ох, бедные слушатели!

– А чего – «бедные»? – возмутилась Зоя. – У нас в училище такая англичанка была – просто зверь! И всех заставляла английское «с» чисто выговаривать, и Флуха тоже! Он на нём даже немного свистит, но всё чисто – когда «соул» там или «самтаймз»…

– М-да-а… Ну, я ещё понимаю, когда люди работают в ресторане…

– В джаз-кафе!

– …работают в ресторане, чтобы зарабатывать, – неумолимо продолжала подруга. – У некоторых даже неплохо получается! Об искусстве, понятно, речи нет, но хоть с материальной стороны. Диджеи, там, или режиссёры, или продюсеры, я не знаю… Такой коллектив, наверно, может позволить себе и непьющего гитариста, и хорошего вокалиста… Такую группу и пригласить могут – хоть на местное телевидение, на первый случай. Но Флух-то твой, если я не ошибаюсь, хронический неудачник?

– Ну почему?! Просто он творческий человек… Не всегда же талантливым людям везёт сразу.

– Это точно. Первые лет тридцать – так, проба пера!

– При чём тут… И вообще-то у него сейчас новый проект.

– А что-то голос у тебя неуверенно звучит? Фальши-и-и-вит? – протянула ехидная Конькова. – И вообще-то – кто это у нас мечтал о сольной карьере, ты не помнишь? Собирался исполнять Баха, Шопена… Или, может, ты решила ЗАВЕСТИ СЕБЕ джазовый ансамбль? По стопам дворянских предков?

– Да чтобы ИСПОЛНЯТЬ – нужны ИСПОЛНИТЕЛЬСКИЕ данные! – закричала Зоя. – Это когда вышел человек на сцену – один, понимаешь? – и исполнил. И Баха, и Шопена, и Андрея Петрова – так, как он сам чувствует: где усилить звук, где замедлить… А у меня данные – ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЕ! Это когда человеку сказали: надо поддержать ансамбль, здесь слушай вокалиста, а здесь замедлить, постарайся подстроиться, и пойдёт соло саксофона! – и он в точности всё исполнил. Выполнил, понимаешь? Вместе с вокалистом и саксофонистом! И с ударником тоже… А потом пойдёт импровиз.

– Это, конечно, твой Флух тебя так определил? – осведомилась Ируся.

– Да, определил. И очень давно. Потому и пригласил. А об искусстве речь есть ВСЕГДА, если люди ИГРАЮТ. Всегда! А предков-дворян, к твоему сведению, у меня нет. И не было никогда! Потому что фамилия у них через «о» – Коль-я-но-вы. Ясно? Беспородные мы пролетарии!

После этого в трубке наступила тишина. И в этой тишине Зоя УВИДЕЛА, как ясные Ирусины глаза округляются, а рот приоткрывается в недоумении. Как у девочки, которой не досталось подарка в садике на новогоднем утреннике…

– Это… уже точно?.. – наконец выговорила она.

И стало понятно, что Зоина дворянская история в воображении подруги затмила загадки снов и гороскопов, а может быть, и все прочие тайны бытия.

– Ну, не совсем, – язык у Зои не повернулся лишить её последней надежды. – Сами документы я ещё не видела, а мне звонил один оттуда… в общем, архивный сотрудник…

– А почему? – тотчас страстно перебила Ируся. – Почему ты не посмотрела документы?

– Ну, так получилось, – опять принялась оправдываться Зоя. – Там то санитарный день, то у меня всякие дела…

– Вот что: сходим вместе! – тотчас постановила Ируся. – До скольки они работают, знаешь? Ладно, я сама позвоню. Ты будешь дома?

– Ой, только не сегодня! – взмолилась Зоя. – Я картошку поставила… И хлеба, по-моему, Пашка опять не купил…

– Ну, тогда завтра. Да уже и почти пять… Только давай конкретно! Я позвоню до десяти. Ваш ре… кафе ваше когда открывается? Во сколько твоя джаз-репетиция? Или как это у вас называется?

– Называется – после двенадцати, – буркнула Зоя. – А репетируем у Флуха…

– Значит, в полдесятого ты ещё дома. Я позвоню! Договорились?

– Ну давай, договорились…

Невесть почему этот разговор выбил её из колеи. Настроение испортилось. Заводные ритмы умолкли, будто враз утомились, и тело Зои, уже привыкшее подчиняться им, тоже моментально обессилело и обмякло. А ведь предстояло ещё втиснуть его в куртку и заставить спуститься по лестнице, добрести до хлебного – и хорошо ещё, если только до ближайшего, на углу, а не до «Магнита» через три квартала!

Одно неплохо: погода, вяло рассуждала Зоя, привычно ныряя ногами в унты. По крайней мере, практически весь декабрь простоял сухой, без этого грязного месива на тротуарах, которое южане простодушно принимают за снег. Этак, пожалуй, удастся без помех дожить и до новых сапог… А, кстати, не завести ли с Флухом речь о зарплате стажёра? Или хотя бы об однократной материальной помощи? Всё-таки налицо экстренные обстоятельства – Новый год… Или полагается выждать стажёрский срок? Ну а если она не справится?

Но не успела хлопнуть за спиной дверь подъезда, как все рассуждения разом вылетели у неё из головы.

Белые мухи кружились над городом – легко, картинно, ритмично. Только этот ритм трудно было поймать, он парил вокруг, не даваясь в руки, ловко ускользая из тактовых клеток. И в который несчитанный раз в жизни она ошеломлённо застыла, заворожённая рисунком вот этого скольжения, этого безмолвного небесного салюта! А потом ноги – словно не в разношенных унтах, а в атласных балетках – подхватили и понесли её вдаль, под безмолвные отзвуки вальса, из «Щелкунчика» ли или из «Маскарада», или из полузабытого чёрно-белого детского фильма… Да, она уже почти вспомнила эти невесомые отрывочные аккорды струнных, тающие в воздухе так же призрачно, как снежинки в ранних зимних сумерках, вздымающиеся от малейшего ветерка, как вуаль феи, как фата невесты – и по улице, безлюдной в этот час между днём и вечером, затанцевали гибкие сказочные тени…

– Подождите! Простите… Зоя… Зоя Никитишна… я всё-таки принёс вам… вот, возьмите! Документы!

От звука этого голоса она остановилась как вкопанная.

Оглянулась, не веря себе.

Но поверить всё-таки пришлось: из снежного сумрака, из метельного волшебства грубо-реально выступила мужская фигура в чёрном.

Архивариус! Этот… Дмитрий… отчество вылетело из головы.

Он всё-таки разыскал её. Подстерёг.

Метельным вечером.

Одну.

На безлюдной улице…

К груди фигура прижимала какой-то свёрток.

Документы?

А может, газовый баллончик?

Пистолет?!

Зоя отступила к дороге. Где-то она слышала: вечером на пустынных улицах надо стараться держаться поближе к трассе – к огням и машинам…

Зачем её понесло на улицу в эту пору?!

– Вы не бойтесь, – сказал он. – Я вас знаю. Мы с вами в детстве жили на одной улице. Морская, двадцать восемь – правильно? Вы ещё на пианино играли…

Глава 29

– А сколько этажей было в доме, где гастроном? – придирчиво уточнила Зоя.

– Пять. Его так и звали – «пятиэтажка»! – без запинки отрапортовал он. – А за ним был детский садик.

Она задумалась, какой бы ещё ему вопрос задать.

– А беседок у нас во дворе было сколько?

– Две! Одна маленькая, виноградная, напротив первого подъезда. А вторая большая, на другом конце двора. Тоже, по-моему, виноградная. В ней ещё скамейки были.

– В первой тоже были. И стол, – строго поправила она.

– Может, отдадите мне пока пакет? – предложил он.

Но Зоя непреклонно отвела пакет в сторону, ещё раз незаметно ощупав. На ощупь там действительно была только тоненькая папка.

– Мне не тяжело.

Страх упорно не желал оставлять её, на всякий случай притаившись где-то на задворках сознания.

– А во второй беседке ваша мама летом вешала экран, выносила проектор и показывала диафильмы… И мы… ну, пацаны с других дворов, тоже незаметно подсаживались сзади. Классные были сказки!

Она остановилась и в изумлении оглядела его.

Перед ней стоял чужой, практически совершенно незнакомый мужчина: чёрная кожаная кепка, длинная куртка (или это полупальто?), джинсы… И рассказывал ЕЙ о ЕЁ ДЕТСТВЕ!

А самое удивительное – она напрочь ЗАБЫЛА, что мама и вправду показывала эти фильмы-сказки! Забыла картонную коробку с чёрными блестящими рулончиками лент! И старенький проектор, сто лет валявшийся среди Пашкиных игрушек! Она даже Пашке никогда не рассказывала про эти вечера с фильмами!

И вот теперь, в разговоре с чужим человеком, всё вдруг так и встало перед глазами: синий летний вечер, детские голоса в сгущающейся тьме: «Скоро уже?», и сладостный скрип вертящегося колёсика, и свет на белом экранчике, и нетерпение – сейчас! сейчас начнётся ЧУДО! – и первые буквы…

– Там ещё был фильм «Вышивальщица птиц», – прочитала она всплывшее в памяти название и изумилась собственным словам.

– И «Лампа Алладина», и «Алибаба»… А ваша мама казалась нам настоящей волшебницей, – вздохнул он и робко улыбнулся.

– Моя мама и есть волшебница, – строго поправила она.

– Так она жива? То есть… с ней всё нормально? – неловко поправился он.

Она кивнула настороженно. Было странно слышать произносимые чужим голосом слова: «мама», «нормально».

…А что если он всё-таки маньяк? Или авантюрист, узнавший про её дворянские корни и… НАСЛЕДСТВО? Что, если оно всё-таки СУЩЕСТВУЕТ? Правильно сказала Ируся: надо самой всё точно посмотреть, убедиться… Надо было всё толком обсудить с ней!

И с чего это она вообще с ним так разговорилась?

И что вообще у него на уме?

В конце концов, все эти подробности он мог у кого-то узнать…

– А почему я вас совсем не помню? – напрямик спросила она.

На этот вопрос он не ответил. Отвёл глаза и помолчал.

Подозрительно!!!

И только после долгой паузы буркнул:

– Вы были старше на год и на два класса. Я пошёл в школу с восьми лет.

Неубедительно! Совсем неубедительно! Явно придумано наспех!

– Вы куда-то спешили. Хотите, я подвезу вас? – вдруг предложил он и вытянул руку вбок.

Невдалеке у обочины пискнула и мигнула фарами белая машина. А может быть, она была серая или бледно-голубая, но казалась белой среди мельтешения снежинок в вечерней тьме. Зоя уставилась на её покатые блестящие бока, или бамперы, или крылья – она не сильно разбиралась в автомобильных деталях. Нарядная, сияющая стёклами, машина казалась новенькой, как этот первый снежок. «Карета Снежной королевы!» – ни с того ни с сего пронеслось в голове.

Но тут же она одёрнула себя: «Заманивает! Завезёт в безлюдное место, заставит поставить подпись – мол, передаю всё своё имущество, движимое и недвижимое… или как это у них говорится… А что, если в этой машине – СООБЩНИК?!»

И она приготовилась сказать вежливо, но твёрдо, ни на шаг не сходя с места: «Спасибо, но я уже пришла. Мне сюда, в магазин тканей!»

Но в этот момент он как раз распахнул дверь, и пришлось заглянуть-таки внутрь, а заодно воочию убедиться, что никакого сообщника там нет. И что внутри машина выглядит совершенно безопасной. И не просто безопасной, а совершенно мирной, да к тому же элегантной, мягко-шершавой, по-домашнему уютной! Всё в ней так и манило хоть на время спрятаться от мрака и холода, укрыться от всех невзгод жизни, доверчиво расслабиться…

И тут Зое подумалось: как-то глупо в сорок три года пугаться, если вечером, да ещё в снегопад, мужчина предлагает подвезти тебя пару кварталов. К тому же мужчина не чужой… ну да, определённо не чужой – после той светлой картинки детства, которую он словно бережно вытащил из-за пазухи и дал ей подержать, как… ну да, как фамильную ценность!

Тем временем тело её, до сих пор жившее в полном согласии с логикой и разумом, вдруг, не дождавшись конца рассуждений хозяйки, самовольно устремилось в это убежище на колёсах! И погрузилось в это ласковое укрытие…

Дальнейшие события приняли слишком причудливый оборот, чтобы считать их действительностью. Поэтому Зоя наблюдала за ними как бы со стороны – так, будто участвовал в них вместо неё кто-то другой: не то вновь объявившаяся спутница-дворянка, не то вовсе посторонняя, незнакомая ей женщина.

Эта женщина вполне непринуждённо опустилась на правое переднее сиденье и, вместо того чтобы попросить любезного знакомого: «Если можно, подбросьте меня до хлебного!», не спеша оглядела упругое тёмно-серое нутро автомобиля, озарившееся разноцветными огоньками, когда водитель включил щиток (или панель, или мотор), отчего машина приятно заурчала, демонстрируя послушание и готовность к движению.

– Красиво! – отметила женщина светским, совершенно не Зоиным тоном. И ляпнула бесцеремонно: – Неплохо поживают работники архива!

Зоя ужаснулась. Всё-таки это была та самая особа! Она проникла-таки и сюда! Заняла её место! И, чувствовалось, расположилась на нём вольготно!

Однако мужчину, похоже, её слова нисколько не шокировали. Он улыбнулся и расстегнул куртку, так что стал виден серый или тёмно-голубой пуловер и воротник белой рубашки, стянутый галстуком. Трогаться с места он как будто не спешил. И даже вновь отключил мотор.

– Ну да, не бедствую, – согласился он. – Только архив здесь абсолютно не при чём. Я занимаюсь… в некотором роде научной работой.

– Печатаете статьи? Так вы… э-э… Дмитрий Ильич…

– Просто Дмитрий!

– Так вы, Дмитрий, наверное, учёный? – наводила справки любознательная дама. – Совершили какое-нибудь открытие?

О хлебе насущном она, по-видимому, забыла напрочь!

– Ни то ни другое, – улыбнулся новый знакомец. – Хотя пишу и статьи, и рефераты, и даже диссертации. Недавно вот закончил кандидатскую. Называется – «Культура Древней Руси в произведениях прикладного искусства». Три месяца капитального труда! – поведал он не без гордости.

– Так значит, вам всё-таки присвоят учёное звание?

Но Дмитрий со вздохом покачал головой. И неожиданно предложил:

– А хотите кофе? У меня с собой!

При этих словах что-то щёлкнуло, и перед пассажиркой выскочил крохотный подносик с двумя круглыми углублениями. Ещё несколько движений – и в одном из них оказался маленький блестящий термос, в другом – его крышка-чашка.

– Только я пью растворимый, – извиняющимся тоном сообщил Дмитрий. – Ленюсь варить… А вы?

В ответ дама совершила неопределённо-разрешающий жест, и чашка тут же наполнилась тёмной жидкостью, а весь салон – ароматом жизни нездешней и небывалой.

Понятное дело, Зоя не в состоянии была почувствовать вкуса напитка. Зато дама на её месте упоенно вздохнула:

– «Чибо эксклюзив»?

– «Эльгрессо голд»… Так вот, насчёт звания. Знаете, в моей жизни было время, когда я всерьёз собирался его получить. Учился на историческом, на повышенную стипендию. Сама завкафедрой пригласила меня в аспирантуру. У меня был научный руководитель, тема, даже уже подготовленный проект автореферата. Я сдал кандидатский минимум… и остановился на второй главе.

Он рассказывал безо всякого напряжения, охотно, даже с улыбкой. И пассажирка поддерживала разговор так же легко, словно и впрямь знала его с детства.

– А почему на второй? Сколько всего должно быть глав в кандидатской диссертации?

– Всего обычно бывает три. Или четыре. А почему бросил… Ну, моя мама, например, всю жизнь была убеждена, что научную карьеру сына погубила злодейка-жена. И я не мог ей объяснить, что на самом деле просто не потянул… Просто никак не мог научиться сочетать всё это: работу в школе по распределению, в вузе – по совместительству, семейную жизнь, публикации, конференции, поездки в Москву… Когда готовил очередной семинар для первокурсников – засыпал на уроках, когда назначали ответственным за какую-нибудь линейку – терял поурочные планы. На конференцию в Воронеж меня отпустили со скандалом: приближался конец полугодия, а оценки я не выставил, итоги не подвёл… А ведь требовалось ещё и работать в Химках, в диссертационном зале: тогда без этого не то что к защите – даже и к предзащите не допускали! В общем, стало ясно, что учитель из меня нерадивый, преподаватель безответственный, аспирант неорганизованный. Дети на уроках бесились, студенты «тыкали»… Ну и, само собой, в конце концов возненавидел я всё это дело со страшной силой! В общем, бросил всё оптом. И, честно скажу, ни разу не пожалел!

И он улыбнулся и покачал головой.

Странно: несмотря на печальный сюжет, рассказ как будто доставлял ему удовольствие. И с чего он вообще так разоткровенничался?

– А жена ваша не возражала? – тем временем интересовалась лишённая комплексов лже-Зоя.

– Да она вообще ни при чём, – пожал плечами Дмитрий. – Разошлись мы спустя десять лет… Это совсем другая история была. Как-то накопились обиды, нашёлся повод, поскандалили, оба натворили глупостей… а родители с двух сторон подлили масла в огонь – короче говоря, как пишут в официальных бумагах, не сошлись характерами!.. Первое время после развода, конечно, переживал… Тем более что вначале она и сына ко мне не отпускала! А потом как-то всё образовалось. У Севки моего проблемы с математикой возникли, я нашёл репетитора, оплатил. Я как раз тогда и занялся настоящей научной работой.

– Настоящей – это в смысле чужих диссертаций?

– В общем, да… Осуждаете меня? Между прочим, напрасно. Вы только вдумайтесь: есть люди, которые хотят во что бы то ни стало стать кандидатами наук, но не имеют возможности…

– Умственной возможности, вы хотите сказать? – придирчиво уточнила собеседница.

– Ну почему обязательно умственной? У человека может не быть времени, компьютера, доступа к интернету, материалам, соответствующей библиотеки… И в то же время есть люди, которые согласны помочь осуществить мечту за определённое вознаграждение – с помощью фирмы-посредника. Спрашивается: почему бы и нет? Кстати, тему работы я могу выбрать практически сам, по своему вкусу. А попадаются очень любопытные! Помню, писал диплом о кулачковых механизмах, если не ошибаюсь, кольцепрядильных машин. О коммуникативных стратегиях в диалогическом процессе… Или вот недавно попался отличный реферат: «Экономико-топографические основания размещения магазинов села Гафицкое Ставропольского края». Это был месяц интереснейших исследований!

– А какие для магазинов могут быть… топографические основания?

– То-то и оно! – наставительно воскликнул собеседник. – Могут, и ещё сколько! Представьте, например, ларёк детских товаров рядом с универмагом «Детский мир». Или мини-маркет «Рыболов-спортсмен» в степной местности. Как считаете: будет у них выручка? Вот-вот… Имеет значение даже средний возраст населения! Даже национальность и религиозные взгляды… Глупо, например, пытаться продавать свинину в каком-нибудь мусульманском районе.

– Понятно… Но ведь это всё-таки, согласитесь, обман! Само ваше участие, я имею в виду.

– Обман, да, – легко согласился он. – Но обман с моей стороны ЧЕСТНЫЙ! Как, помните, сказал Печорин, покидая Тамань: «Зачем нарушил я мирный круг ЧЕСТНЫХ КОНТРАБАНДИСТОВ?»

Тут они вместе тихо расхохотались – точь-в-точь как школьники на уроке, когда любимый учитель оговорился – сказал «ПРИЗРАКИ делимости на три». И опять краем сознания у Зои мелькнула мысль: что я-то здесь делаю, в этой машине? К чему веду эти разговоры? С этим мужчиной? Но мысль, мелькнув, исчезла…

– Нет, серьёзно! – продолжал убеждать он. – Я зарабатываю деньги своим умом – так? Никого ни к чему не принуждаю – так? Поправил свои дела, сыну вот помогаю! Бывшая жена почти зауважала… Она, правда, и сама не сплоховала: вышла за военного, тот сейчас уже в отставке. Открыли собственный бизнес, за границу два раза съездили, в Турцию и в Чехию, что ли…

В памяти Зои вдруг возникло непрошеное видение: рука Толика, по-хозяйски обхватившая розовую курточку…

– Ну а сами вы что же? Не пробовали снова пытать счастья? – несколько неприязненно поинтересовалась дама-пассажирка.

– Почему же нет – пробовал, – отозвался он и отчего-то погрустнел.

Она помолчала, ожидая ответа, и наконец, догадалась:

– Всё-таки, наверное, продолжали любить свою жену! В глубине души… И как бы мерили всех по ней, да? Такое бывает, я знаю!

Впрочем, ЭТИХ слов Зоя никак не могла произнести. Никогда! Никогда не имела она привычки лезть человеку в душу.

Но… кто-то всё же сказал их, и теперь неважно было, кто. Важно, что было поздно – он уже услышал.

И вдруг сказал, глядя в сторону:

– Я мерил всех по своей первой любви. По одной девочке, которая жила в соседнем дворе. Всё детство мечтал заговорить с ней, но так и не решился… Она играла на пианино, и у неё был чёрный спаниель.