Текст книги "Лето в пионерском галстуке"

– Здравия желаю, товарищ лейтенант.

– Старший лейтенант, – улыбнулся Володя, повернувшись, чтобы продемонстрировать погоны полностью, и указал пальцем на звезды.

– Ой, и правда, – неискренне удивился Юрка и снова лег. – Жив еще?

– Почти. Но они пытались! Представь, забыл пропуск получить, пошел в штаб, а мои на стреме, требуют предъявить. Повисли на руках и ногах и давай тянуть в разные стороны и колотить по спине. Они же не понимают, что кулаки у них хоть и маленькие, но бьют прилично. Все тело теперь болит. И плечи. Не разомнешь?

– Н-нет… – заикнулся Юрка. – Не умею.

– Жаль… – Володя поджал губы и растянулся рядом на спальнике, с наслаждением выдыхая: – Как хорошо-о-о…

Юрка лежал, боясь пошевелиться. Володино плечо с жесткими подплечниками и черными погонами «СА» – Советская армия – прижималось к его плечу. Юрка не мог ни игнорировать это прикосновение, ни отодвинуться, прекратив его. А Володе, казалось, все было нипочем. Он повернулся на бок, посмотрел на Юрку и прищурился – тот отвел взгляд.

– Что это у тебя… – Он протянул руку к его всклокоченным волосам, но Юрка отпрянул. Еще вчера он ни за что бы этого не сделал, но после произошедшего Володины прикосновения ощущались слишком остро, будто пронизывали его с ног до головы, пугали. – Трава? Почему у тебя в волосах трава?..

– …А в голове опилки… – сконфуженно закончил за него Юрка. – Разведчик. Весь день по лесу шатался.

Володя посмотрел на него с печалью во взгляде.

– А меня весь день доставала моя малышня… После обеда как сговорились, давай ныть: хотим как взрослые, хотим на «Зарницу» с ночевкой! Капризничают, канючат. Лену чуть до крика не довели. – Володя положил руку под голову. – Саня и Олежка разбушевались так, что у меня и выхода другого не было, кроме как привести их сюда.

Юрка старался слушать его, но получалось не очень. Смысл сказанного терялся в желании тоже прикоснуться к Володе… Юрка резко отвернулся и пробурчал:

– Ира говорила, что с тобой придет только несколько ребят. А остальные?

– Я им сказал, что пойдут только те, кто лучше всех себя в работе штаба проявят.

– И много проявивших?

– Нет, я их строго отбирал… в основном наши театралы. Некоторые расстроились, конечно, но пришлось дать им выбор: либо идут несколько ребят, либо не идет никто, потому что я на себя такую ответственность брать не собирался. Ну и потом Лена пообещала их вечером в кинозал отвести, мультики поставить…

Юрка поднялся и сверху вниз посмотрел на Володю – расслабленного, без следа усталости на лице. Ну да, он, конечно, по кустам не бегал и вражескую базу не штурмовал, но ведь малышня выматывает не меньше…

– Пойдем к костру? Мы сейчас будем рассказывать интересные истории.

– Страшилки опять? – буркнул Юрка, пряча за фальшивым раздражением от страшилок недовольство самим собой.

– Надоели уже, да? – кивнул Володя. – Мне тоже. Но нет, не обязательно страшилки. Хотя если попросят, расскажу одну про Пиковую даму.

Володя тепло улыбался, в его глазах плясали озорные искорки, но Юрке вдруг стало безумно тоскливо на душе. И он буркнул: «Идем» – и пулей вылетел из палатки. Из-за этого треклятого утреннего происшествия ему теперь казалось, будто в Володином поведении есть какой-то подтекст, будто не от усталости он лег и не из любопытства полез к его волосам. Но все это только казалось – Володя не мог ни о чем знать, просто не мог! Он же ничего не видел, а всякие неприличные мысли – Юрка бы зуб дал – никогда не роились в его честной и светлой комсомольской голове.

Володя вышел за Юркой следом и в недоумении уставился на него. Вожатого тут же окружили Олежка и Саня и повели усаживать на специально занятое ими для него место. А Юрка, пользуясь временным одиночеством, уселся в отдалении от костра.

Слушая Иру Петровну, ребята так притихли, что даже до Юрки доносился ее негромкий голос:

– …Первые пионерлагеря появились в двадцатых годах и были полевыми, то есть вместо корпусов первые пионеры жили в палатках. Помните кинофильм «Бронзовая птица»? – Дети закивали. – Было в точности как там. Разумеется, если получалось найти пригодное для лагеря здание, пионеры селились в нем. Но, как вы должны знать, ненадолго, потому что в те времена развитых городов, как сейчас, было мало и в основном люди жили в деревнях. Так вот, главной задачей пионеров того времени было помогать деревенским вести хозяйство, обучать грамоте детей…

– …чтобы они строчили доносы и получали за это путевки в «Артек», – дополнил Юрка, но его никто не услышал.

Ира Петровна продолжала:

– Главным мероприятием в пионерлагерях было собрание вокруг костра, на котором обсуждались результаты работы пионеров за день: скольких обучили грамоте, скольким помогли, что построили или починили. Составлялись планы на завтра. Пионеры самостоятельно, без взрослых, решали, кто из них достоин похвалы, а кто – порицания, и проводили воспитательную работу…

История пионерских лагерей Юрке наскучила – Ира рассказывала ее каждую смену, потому что всегда находились те, кто об этом еще не знал. Сейчас, например, в роли главных слушателей выступали Володины малыши, особенно Олежка, который был поглощен историей настолько, что выпучил глаза и забыл закрыть рот. Остальные вежливо молчали, молчал и Юрка. Всматриваясь в ночную темноту, он внимал надоевшей истории, лишь бы она заглушала внутренний голос, который опять его донимал.

Вдруг позади раздался негромкий, но отчетливый шорох. Определив, откуда идет звук, Юрка напрягся. В кустах, что росли в паре метров от него, шуршал какой-то зверь! Вспомнив, что в этом лесу диких зверей уже давно не водится, он мигом догадался, что за животное планирует ночной набег на лагерь, и, никому ничего не сказав, на цыпочках подкрался к кусту.

Тихий-тихий писк раздался откуда-то снизу справа, Юрка озадаченно присмотрелся к основанию куста. Жухлая прошлогодняя листва, укрывающая землю, зашевелилась… Сердце ушло в пятки, а по загривку пробежался табун холодных мурашек: «А вдруг там змеи?!» – подумал Юрка в ужасе, и время будто остановилось. Медленно, стараясь не делать лишних движений, он шагнул от куста назад.

Юрка видел этих прелестных пресмыкающихся не раз и прекрасно знал, что приближаться к ним ни в коем случае не следует. Знал, что днем гадюки, как создания хладнокровные, любят погреть тельце под солнечными лучами, но знал еще и что июнь для них – период плодовитости, так что клубиться в гнездах они тоже любят. В памяти быстро заскакали фразы с уроков ОБЖ и биологии, что гадюка – как заводной механизм: чем ближе ты к ней подходишь, тем в более плотные кольца она сворачивается. А потом она как пружина: прыгает и кусает. Чем ближе укус к голове, тем опаснее.

А Юрка, дурак, отважно полез в кусты среди ночи, о змеях даже не вспомнив и никому ничего не сказав. Собираясь крикнуть вожатым, что, возможно, нарвался на змеиное гнездо, он уже успел попрощаться с жизнью и приготовился к тому, что на него сейчас бросится разъяренная гадюка, как тут бурый кленовый лист приподнялся и оттуда показался… нос-пуговка. А потом послышалось тихое «Фы-фы-фы-фыр».

– Еж! – с облегчением вздохнул Юрка, когда из листвы показались и колючки. Все-таки правду говорят, что первая мысль всегда самая правильная, а в первую очередь Юрка подумал именно о еже. Еж тоже думал о Юрке – его маленькие глазки-бусинки внимательно наблюдали за ним из-под куста.

Присев на корточки и вытянув руки, Юрка приготовился его схватить. Но зверь, вопреки ожиданиям, не удрал. Наоборот, он вышел к нему и уткнулся любопытным носом в кроссовок. После такого приветствия Юрка просто не мог оставить его – столь милого и смелого – под кустом. Незваного гостя определенно нужно было показать детям! Хмыкнув, он снял куртку, укутал в нее нового знакомого и отнес к костру.

Еж произвел настоящий фурор как среди первого, так и среди пятого отряда. Не дослушав Иру, ребята повскакивали со своих мест и сгрудились вокруг Юрки. Отобрали ежа, стали передавать из рук в руки, пытались тискать и гладить. Умиляясь над тем, как смешно фыркает, окрестили Фыр-фыром. Никто, даже сам Фыр-фыр, не возражал против этого имени.

Когда эмоции поутихли, нужно было решать судьбу Фыр-фыра. Ира объявила голосование, как поступить: отпустить его или отнести в красный уголок. Единогласно решили, что прежде всего ежа нужно накормить, а потом оставить для красного уголка. А когда все успокоились окончательно, поняли, что ежа до утра негде держать.

– Я видел в полевой кухне коробки из-под тушенки, – вспомнил Володя. – Думаю, что Зинаида Васильевна не будет против, если мы возьмем одну.

– Картонные? А не прогрызет? – с преувеличенным сомнением протянула Ира Петровна, своим тоном еще раз напомнив Володе о том, что мир между ними не установлен.

– Даже если прогрызет, – вмешался Женя, – ничего страшного не случится, убежит в лес, и все.

– Зинаида Васильевна нас за это по головке не погладит! – нахмурилась Ира.

– Ирина, чего ты хочешь? – спросил Володя. – Чтобы мы отнесли его в лагерь? Среди ночи и через лес?

– Нет. Ночью не отпущу. Закрой у себя в палатке.

– Я не один буду спать, а с мальчишками.

– Ну придумай что-нибудь, – огрызнулась она.

– Что ты хочешь услышать? «Под мою ответственность»? Хорошо, под мою ответственность. Нашла повод для скандала! – рассердился Володя.

– Ребята, давайте не при детях. – Женя примирительно похлопал обоих по плечам. Дети, стоящие кружком, озадаченно переглядывались. – Если что, я найду Зинаиде хоть десять отличных коробок.

Настроение Юрки и без того было не самым лучшим. А присутствовать при перепалке, причиной которой на самом деле был он – ведь из-за него же Володя тогда в театре брякнул про «влюбилась», – грозило испортить настроение окончательно. И Юрка не спросил, а объявил:

– Тогда я пошел за коробкой, – и, не дождавшись ответа, потопал к кухне.

– Я с Коневым, – послышалось сзади, и вскоре Юрку настиг недовольный Володя.

Включив непонятно откуда взявшийся фонарик, он осветил Юрке путь, хотя ночь была лунной и электрического света не требовалось.

– А с тобой-то что не так? – спросил Володя сердито.

– Вот только не надо срывать злость на мне, – буркнул Юрка. – Все со мной нормально.

– Нет-нет, я не собирался срывать. Если это так прозвучало, то извини. Но… Юр, мне кажется, что ты меня избегаешь.

– Да нет, я просто устал.

– Юра, ну не обманывай меня. – В его голосе прозвучала досада. – Я вижу, что что-то не так. Ты обиделся? Почему? Я что-то не то сказал? Или что-то не так сделал? – Володя окончательно встревожился и, заглянув Юрке в глаза, положил руку ему на плечо. Но Юрка не хотел, даже боялся телесного контакта и сбросил ее. А Володя совсем растерялся: – Неужели это до сих пор из-за журналов?

– Да нет, просто…

– Ну что ты заладил: «просто-просто»! Говори прямо: что не так?

– Все нормально. У меня настроение с самого утра плохое, не хотел тебе портить.

– И все равно испортил.

– Чем это? – удивился Юрка, остановившись возле кухни.

– Тем, что избегаешь меня. Я ведь беспокоюсь…

– Чего-чего, беспокоишься? – опешил Юрка, но в груди почему-то потеплело. – За меня?

– Ты же мой друг, конечно, я за тебя беспокоюсь, и волнуюсь, и… – Володя замялся и опустил взгляд. Поджал губу, потом прокашлялся и произнес осторожно: – Давай так. Если на самом деле что-то случилось, обязательно скажи мне, я все-таки… не чужой. А еще – вожатый. Я помогу. Хорошо?

– Хорошо. Но я правда всего лишь устал. Все в порядке, Володь. – Но Юрка не его, а скорее сам себя убеждал в этом.

– Договорились, – кивнул Володя. – Завтра, пока все спят, мы собираемся сходить на рыбалку. Хочешь с нами? Или устал? Придется вставать в пять утра.

– Ох, в пять утра – это караул… Если я не высплюсь, буду целый день злой, сонный и вообще сам не свой.

– Ты и так сам не свой, – пробормотал Володя, когда они, найдя коробку, повернули с ней к костру. – И я из-за тебя тоже! Мне когда Алеша сказал, что ты еще вчера отказался идти в штаб, я подумал, что обидел тебя, и вот – весь день все из рук валится, места себе не нахожу.

На такие слова Юрка просто не мог отреагировать равнодушно. Володя без него сам не свой? Места не находит, все из рук валится? Значит, Юрка нужен ему. Как приятно было чувствовать себя нужным. Тревоги о том, что случилось на зарядке, отошли на второй план, захотелось, чтобы все вернулось на свои места. И Юрка улыбнулся:

– Хорошо. Ладно. Встану.

– Только у Иры не забудь отпроситься.

– Конечно. Ты ей, если что, подтверди, что я с тобой. Где встретимся?

– Я сам тебя разбужу. ***

Юрка был уверен, что проснуться в пять утра выше его сил. Он, конечно, заставит себя, но это будет не пробуждение, а воскрешение. Он и в обычные утра просыпался ой как неохотно, а тут еще и после такого напряженного дня… Но его опасения остались всего лишь опасениями.

Стоило забраться в палатку, как усталость дала о себе знать – он уснул сразу же, как уткнулся носом в подушку. Но сон был тревожный – и тут мысли о Володе не оставили его в покое. Юрка всю ночь повязывал ему галстук, постоянно путаясь в узлах, а потом касался его шеи. Под несмелыми прикосновениями Юркиных пальцев Володина кожа покрывалась мурашками. А за ней уже в реальности все Юркино тело покрылось ими, и он проснулся резко, в панике.

Открыл глаза, сел, тяжело дыша, попытался сообразить, где находится и сколько сейчас времени. Вокруг стояли кромешная темнота и полная тишина, только ветер снаружи шумел, шелестя листвой в кронах деревьев.

Тихо и осторожно, стараясь не разбудить Ваньку с Михой, Юрка вылез из палатки и первым делом в свете луны посмотрел на часы – пятнадцать минут пятого. Юрка вздохнул. Поспать бы еще, но сна не было ни в одном глазу.

Небо начинало еле-еле светлеть. Юрка прикинул – рассветет только минут через тридцать, но уже виднелось первое слабое зарево и далекие солнечные блики нового дня.

Делать было нечего, и Юрка отправился искать, где умыться. Нашел самодельный умывальник, висящий на дереве возле полевой кухни, плеснул в лицо воды. По телу пробежала дрожь, а на Юрку напало желание вернуться в палатку, закутаться в спальник и никуда не идти.

«Какая рыбалка, какая речка? На улице натуральный дубак!»

И он побрел к палаткам, но не к своей. Решил найти Володю.

Три палатки пятого отряда стояли треугольником, выходами друг к другу. Юрка заглянул в каждую по очереди. В одной спали девчонки, в двух других – мальчишки. И Володю Юрка сразу не узнал – тот лежал, завернувшись в спальник по самый нос. Рядом с ним похрапывал Санька, посапывал Пчелкин и посвистывал носом Олежка.

Осторожно переступив через малышей, Юрка подобрался к Володе и сел на колени рядом. Растрепанный спящий Володя выглядел смешно и как никогда глупо: видимо, читал перед сном тетрадь – она лежала на груди, а рядом валялся включенный фонарик, – да так и уснул, забыв снять очки. Они сползли вниз и мешали, Володя щурился во сне и водил носом, будто ему снилось что-то неприятное. Юрка не смог сдержаться – как можно тише хихикнул в кулак, стараясь не разбудить. Но все равно разбудил.

Володя открыл один глаз. Моргнул, открыл второй, посмотрел сперва непонимающе, потом – подозрительно, потом – в ужасе:

– Я проспал?! – и резко сел.

– Наоборот, еще десять минут до подъема. – Юрка снова хихикнул.

Володя поправил очки, приложил палец к губам и взглядом показал сперва на детей, потом – на выход из палатки.

– Ты чего проснулся так рано? – спросил шепотом, когда они вылезли на улицу.

Юрка пожал плечами:

– Да и сам не знаю. Так получилось.

Володя глянул на часы и сказал:

– Ладно, уже все равно половина пятого, надо ребят будить. Разбудишь? Я пока умоюсь схожу.

Юрка кивнул и полез обратно в палатку.

Пока он будил малышню, Володя успел ликвидировать остатки сна и собрать рыбацкие снасти.

К реке их маленькую компанию вел Юрка – оказалось, что Володя слабо ориентируется на лесистой местности. А Юрка как раз знал отличный рыбацкий пирс неподалеку от лагерного пляжа. Пока они брели к нему, вокруг совсем посветлело.

– Ребята, все помнят, как нужно себя вести? – спросил Володя с назиданием. – Напомню. На пирсе не прыгать и не бегать, сидеть спокойно. Рыбалка – это не игра. Рыба любит тишину – будете кричать, напугаете ее и ничего не наловите!

Но ребята вроде бы и не собирались шкодничать – они толком не проснулись, плелись за Юркой медленно и сонно, зевая через каждые две минуты.

У реки шумели камыши и надрывно квакали лягушки. Юрка глубоко вдохнул свежий влажный воздух и ступил на пирс. Доски чуть скрипнули под его весом. По воде стелился утренний туман, который разрезали лучи восходящего солнца. У самого пирса, по густому покрову ряски, прыгала маленькая неприметная птичка. Юрка удивился – и выдерживает же ее такой ненадежный покров.

Он даже и не мечтал, что найдет такую тишину и идиллию там, где присутствуют мальчишки из пятого отряда. Но в это утро у реки на рыбацком пирсе было тихо и мирно. Ни шкодник Пчелкин, ни взбалмошный Санька даже не собирались чудить. То ли до сих пор не могли проснуться, то ли просто были заинтересованы в рыбалке. Сидели на деревянном настиле, держа в руках удочки, и внимательно следили за поплавками – только бы не пропустить клев.

Но рыба не клевала. Клевал Юрка. Носом.

– Может, рыба еще спит? – в шутку спросил он, широко зевнув. За прошедшие полчаса один раз клюнуло только у Олежки, но он не успел быстро вытащить удочку – на крючке осталась половина червяка, а рыба сорвалась.

– Какая умная лыба! – Олежка тем не менее не унывал. – Челвяка укусила, а на ключок не поймалась!

Юрка то и дело терял связь с миром и проваливался в дрему. Недосып и вчерашняя усталость сказались именно сейчас.

Сидящий рядом Володя тихонько подбадривал ребят:

– Ничего страшного, в рыбалке же главное – не улов, а процесс!

Это было последним, что расслышал Юрка отчетливо. Он не заметил, как уснул. Только что следил за поплавком, а вот уже склонил набок голову и закрыл глаза, а по телу разлилась сладкая приятная нега…

– Клюет! Клюет! – Громкий голос Сани ворвался в его сонный уютный мирок.

– Тащи! – пискнул Олежка.

Юрка открыл глаза и обнаружил под щекой что-то твердое и теплое… Володино плечо. Юрка резко поднял голову, заозирался по сторонам. Его удочка лежала рядом, а в сетке за спинами мальчишек плескалось несколько небольших окуней. Володя молча смотрел на него.

– Ой, что-то я… – Юрка замялся, глядя на плечо, на котором только что лежал. – Уснул…

– Правда? А я и не заметил, – делано удивился Володя. Он казался довольным и едва сдерживал смех. – Можешь еще поспать… полосатый.

– Кто?.. – не понял Юрка.

– У тебя складки ткани на щеке отпечатались. Вот тут. – Володя ласково коснулся его скулы и рассмеялся. А Юрка, впервые оказавшись так близко к его лицу, разглядел на Володиных щеках ямочки.

Глава 8
Купание красного Конева

Дрема во время рыбалки не решила Юркиной проблемы: спать хотелось ужасно. Он собирался компенсировать часы сна, которые недоспал ночью, во время тихого часа днем. Но у корпуса его ждал Володя. Заметив его высокую фигуру издали, Юрка решил, что вожатый сейчас наверняка предложит снова пойти исправлять реплики в сценарии, и хотел отказаться.

– Привет. – Показательно широко зевнув, Юрка прикрыл рот кулаком. – Спать хочу – умираю.

– Не время спать! – Володя лукаво улыбнулся и вытащил из кармана связку ключей, звякнул ими. – Ты говорил, что знаешь, где находится барельеф из страшилки, а у меня есть ключи от лодочной станции. С тебя – информация, с меня – лодка. Поплыли?

Сон как рукой сняло. Юрка в нетерпении хлопнул в ладоши и заметил, шутя:

– О! А у дружбы с вожатым есть свои плюсы!

Володя хохотнул и, спускаясь со ступенек крыльца, кивнул Юрке, чтобы тот шел за ним.

– А тебе ничего не будет за то, что ты ключи взял? – спросил Юрка десять минут спустя, когда Володя склонился к замочной скважине ворот станции, подбирая ключ из связки.

– А что может быть? Я же их не крал. Расписался в журнале и получил. Ключи у нас в администрации висят, кто угодно из вожатых может брать.

– Даже на просто так? – удивился Юрка.

– Неужто ты считаешь, что вожатые – нелюди, которые не любят сбегать с тихого часа? – Володя подмигнул.

За воротами и небольшим складским помещением раскинулся длинный причал, выложенный большими бетонными плитами. На воде, ударяясь о шины-кранцы, покачивался десяток лодок, каждая под своим номером крепилась к низким железным сваям тяжелыми цепями.

– Ты с веслами обращаться умеешь? – обернулся Володя, шагая к дальнему краю причала.

– А то! Каждое лето гребцом подрабатываю, когда нам разрешают поплавать. Бери вот эту. – Он указал на предпоследнюю лодку, выкрашенную свежей голубой краской, – у нее весла удобные.

Дальше командовал Юрка. Они стянули брезент, укрывающий лодку от дождя, и спустились в нее. Юрка указал, как лучше усесться, чтобы соблюдать равновесие, и только тогда забрал у Володи ключи, открыл замок и размотал цепь. Она громко звякнула о бетон, а Юрка оттолкнул лодку от причала и вырулил на середину реки.

– Течение здесь сильное, – предупредил он. – Полдороги на веслах – я, на обратном пути – ты. А то у меня руки отвалятся.

– Ты точно знаешь, куда плыть? – спросил Володя с сомнением.

– Конечно знаю! Прямо! Тут ни перекрестков, ни светофоров нет.

– А если серьезно?

– Говорю же, все время прямо, пока река не повернет. Кстати! Есть тут одно место… – Вспомнив о нем, Юрка восхищенно взглянул на Володю. – Уверен, что тебе понравится. Туда точно нужно сплавать!

– Что за место?

– Ну… вожатые запрещают туда заплывать – говорят, что там опасно. Брехня это все! Я завернул туда однажды, конечно, меня потом отчитали, но… Давай сплаваем? Там очень здорово!

Володя задумался, привычным жестом – надменно за дужку – поправил очки.

– Юр, вообще-то я вожатый… – начал было он.

– Тем более! Скажешь «разрешаю» – и нет проблем.

– Ну не знаю… – протянул тот.

– Ну Володя! – весело воскликнул Юрка. – Ну не будь ты таким… таким Вололей. Там неопасно, если из лодки не выпрыгивать. Правда!

– А если выпрыгнуть? Акулы? Крокодилы?

– Пираты! А на самом деле – просто водоросли. Много!

– И долго туда плыть?

Юрка повел плечами:

– Да минут десять. Может, пятнадцать…

– По такой-то жаре? – нахмурился Володя. Солнце в безоблачном небе и правда палило нещадно, а им предстояло плыть по неглубокой, но широкой, без единой тени реке. – Ну ладно. Но под твою ответственность! – все-таки сдался он.

– Ответственность – мое второе имя, – хмыкнул Юрка.

Течение в этой части реки в самом деле было быстрым и сильным, а грести приходилось против него. Юрка кряхтел и пыжился, с непривычки долго подстраивался под нужный темп – все же в последний раз он упражнялся в гребле год назад.

Какое-то время они плыли в полном молчании под мерный плеск весел о воду да шелест камышей. Справа раскинулся пологий берег, уходящий зелено-желтым полотном вдаль, к ограде пионерлагеря. Слева высокий, изрешеченный гнездами ласточек берег устрашал крутыми обрывами, торчащими из песочных стен корнями деревьев, заболоченными отмелями и нависшим сверху лесом. Но высоты деревьев не хватало, чтобы отбросить на реку приличную тень, и Юрка, вдобавок ко всему махающий веслами, жутко потел.

– Юр, я спросить тут хотел, – неуверенно нарушил тишину Володя. – Можно?

– Ну спрашивай, раз уж начал.

– Я кое-что слышал о происшествии в прошлом году. Ольга Леонидовна говорила, что с тобой плохо обошлись. В общем-то, поэтому они решили взять тебя на эту смену – пожалели. Раньше я думал, что знаю не все о том случае, а когда познакомился с тобой получше, понял, что вообще ничего об этом не знаю. Расскажи, что случилось и почему?

Юрка глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Да знаешь, отдыхал у нас тут один… хмырь. Тот самый, у которого батя номенклатурный, ну, который… Хм, тут придется рассказывать с самого начала. Я же раньше учился в музыкальной школе при консерватории, мечтал стать пианистом… – Заметив, как от удивления округлились Володины глаза, Юрка опередил его вопросы: – …а не рассказывал, потому что не люблю даже вспоминать обо всем этом. Понимаешь… я очень любил пианино, я жить без него не мог. Нет, «очень» – не то слово, я фанатично любил. Всегда тянуло к клавишам, с самого детства.

Юрка сделал большую паузу, подбирая правильные слова. Он крепко задумался, как объяснить и как показать Володе, насколько музыка была для него важна. Что он не представлял без нее свою жизнь и не представлял без музыки самого себя. С раннего детства она всегда была с ним, сопровождала звучанием в мыслях, утешала, успокаивала, радовала, снилась каждую ночь и играла каждую минуту бодрствования. Юрка никогда от нее не уставал. Наоборот, в минуты тишины ему становилось тревожно, все валилось из рук, он не мог сосредоточиться. Порой, чувствуя себя фанатиком – ничто кроме фортепиано его не волновало и не трогало, – Юрка пугался своей отчужденности от большинства людей. Он будто существовал в другом измерении, пытаясь понять: живет ли музыка в нем или он живет в музыке? Она ли сверкает внутри него крохотной, но жаркой звездочкой или это он – внутри огромной, осязаемой только им одним вселенной?

Но как было объяснить все это Володе? Другу, но все же человеку чужому и чуждому музыке? Вдобавок Юрка никогда не говорил об этом вслух. Музыка была его личным, внутренним переживанием, и оно, тонкое и хрупкое, никак не хотело формулироваться в примитивные слова.

– Я учился не в общеобразовательной, а в средней специальной музыкальной школе. Знаешь о таких? – Володя пожал плечами, а Юрка объяснил: – Кроме обычных школьных предметов там преподавали музыкальные. Учиться нужно было десять лет, а потом без всяких училищ можно сразу в консерваторию поступать. Так вот, первые экзамены после четвертого класса я сдал на отлично, но с восьмого все пошло под откос. В конце восьмого всегда проводится экзамен, и на него помимо наших учителей пришли преподаватели из консерватории – смотреть и заранее подбирать музыкантов, которых возьмут после выпускного к себе… – Юрка замолк на полуслове.

Володя смотрел на него испытующе, чуть наклонив голову, не моргая и не дыша.

– Ну?

Юрка остановился, вытер лоб и отвел взгляд.

– Я провалился. Мне сказали «средненько».

– Ну и что? Главное ведь, что не неуд!

– Это музыка, Володь! Там все серьезно, там либо гений, либо ничто. «Середнячков» в музыке не терпят! Вот мне и посоветовали уйти, потому что, раз провалился на экзамене, места в консерватории мне было уже не видать. Но я же упрямый, я же остался. Зря остался. Полгода мешали с грязью, двойки ставили, гадости говорили. А когда окончательно вбили в голову, что я ничтожество, я ушел. Сам. Бросил все. С тех пор к инструменту не прикасаюсь.

Володя молчал, а Юрка, как завороженный, смотрел на реку. Думая о том, как тяжело, почти невозможно было после позорного вылета из школы заставить музыку замолчать, а потом научиться жить в тишине. Он до сих пор не поборол рефлексы и бил себя по рукам, до боли стискивал пальцы, лишь бы отучить их барабанить любимые произведения и произведения собственного сочинения по любой поверхности. Вот и сейчас он невольно колотил пальцами о весла, не узнавая, да и не стараясь узнать мелодию.

– Но почему это выявили только в восьмом классе? – осторожно поинтересовался Володя. – Неужели раньше?..

– Да потому что я и мой талант тут вообще ни при чем! – фыркнул Юрка.

Володя раскрыл рот:

– В смысле?

– В прямом! Учился у нас сынок главы горисполкома. Посредственность полная и школу прогуливал, но в консерваторию поступить хотел. Вот его и продвинули на мое место. – Юрка схватил весла и издевательски ухмыльнулся: – Как тебе такой расклад: Конев живет музыкой, но учиться он недостоин – «середнячок» же, а Вишневский школу прогуливает, но ему можно, он ведь – талант? Причем никаким талантом он не был! Каково, а?

– Да уж… – протянул Володя, явно не зная, что на это ответить, стушевался и отвел взгляд.

Юрка старательно, но безуспешно душил в себе злость, которая вырывалась наружу, проступая красными пятнами на щеках, звуча желчью в голосе, сверкая лихорадочным блеском в глазах. Призывать к благоразумию настолько раздраженного Юрку – даже его гребки были такими резкими, что лодку мотало, – бесполезно, наверное, поэтому Володя и молчал. А у Юрки слова нашлись, он начал сдавленно:

– А каково было мне, когда на следующее лето я попал в «Ласточку» с этим номенклатурным уродом в одну смену, в один отряд? А этот ублюдок, говнюк!..

– Эй, потише с выражениями, – осадил Володя, но охваченный гневом и обидой Юрка не обратил на него никакого внимания. Налег на весла и принялся грести с остервенением, обливаясь потом, но совершенно забыв о жаре.

– Это все из-за него, из-за него меня турнули! Это он мне жизнь сломал! И ведь моего унижения в школе ему оказалось мало! Он решил еще и здесь подговнить – при всем лагере назвал меня жиденком! Тут уж я не выдержал, вмазал по роже, тоже при всех. Хорошо вмазал, нос расквасил, кровь хлестала… Я никогда так сильно не бил, – Юрка горько усмехнулся, – руки берег. Мне ведь бабушка с самого детства твердила: «Юра, береги руки. Юра, береги руки». А что их беречь? Для чего беречь?

– Погоди, а почему «жиденок»? Ты разве еврей? – спросил Володя, видимо пытаясь увести его от болезненной темы.

– По матери, – не глядя, кивнул Юрка.

– Но как Вишневский об этом узнал? По тебе этого вообще не видно, русский как русский: имя, фамилия, лицо, волосы – ничего еврейского.

– Не знаю, наверное, в ду�ше увидел…

– Как это? – не понял Володя.

Юрка хмыкнул и легкомысленно пожал плечами:

– Семейная традиция.

И тут Володя сообразил. Вздернул бровь и протянул, бессовестно разглядывая Юрку с ног до головы:

– О-о-о… Вон оно что… Интересно…

У Юрки едва не вырвалось: «Показать?» Но под непомерно любопытным, въедливым взглядом он растерялся: «Что он там себе воображает?!» И из дерзкого стал застенчивым. Судорожно улыбнулся, покраснел, опять стало жарко.

А Володя смотрел ему в лицо полными какого-то священного трепета глазами – видимо, дошло, видимо, примерил на себя его шкуру. И, скривившись, оторопело прошептал со свистом:

– Елки-палки, какой ужас!

Это и рассердило, и возмутило, и оскорбило Юрку так, что он принялся отчитывать себя за излишнюю откровенность в столь щепетильных вопросах. Ведь из-за Юркиного длинного языка Володя невольно влез в его интимное и, судя по заинтригованному виду, убираться оттуда не спешил. «Значит, про журналы говорить Володя запрещает, а про мои интимные места думать – это пожалуйста?!» – мысленно негодовал Юрка. Своей реакцией Володя все-таки сильно его задел. А тут еще и внутренний голос вкрадчиво напомнил про казус на вчерашней зарядке и полный мурашек сон и вдобавок к жаре внешней обдал жаром внутренним, да так, что легкие скрутило.