Электронная библиотека » Елена Стяжкина » » онлайн чтение - страница 15

Текст книги "Всё так (сборник)"


  • Текст добавлен: 31 января 2014, 01:37


Автор книги: Елена Стяжкина


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Все это считается концептуальным.

Только можно мы не будем здесь жениться?

– О да! – говорит выглянувший из запоя тамада. – Ваш ресторан классом похуже. И это меня эстетически оскорбляет. Я не могу писать сценарий для вечности в забегаловках.

Мне не смешно. Не зло. Не агрессивно. И не страшно, что все пойдет прахом.

Ненаписанный для вечности сценарий – это какая-никакая, а гарантия.

Конец света временно откладывается. По причине эстетического возмущения автора.

11 сентября

А мы спим. Еще не долго, не глубоко, по очереди: Сережа в первой части ночи, я – во второй. Но это большой прогресс.

*

Бабушка Шура нарядилась и пришла к загсу. Это – в итоге. А сначала она пропала и ее искали. В моргах, в больницах, в милиции, в церкви. Еще у соседей.

Нас спасли прогресс, цивилизация и функция «последний набранный номер». Это был номер такси…

Когда мы ее нашли, папа сказал шепотом: «Я еще не готов быть сиротой».

«А никто не готов, Лешенька! – лучезарно улыбнулась бабушка Шура. И добавила: – Сыночек».

Иногда бабушка Шура знает, что у нее склероз. И когда знает, очень стесняется. Ей неловко. Склероз – большое беспокойство для окружающих. Зато ее личная война закончилась миром.

Первыми забылись колдуны. Рассосались как не было. Ушли враги, дэмоны, желание менять квартиры… И другие желания, считавшиеся странными. Их место занял немецкий язык. И детство, в котором были бонна, фарфоровая кукла, привезенная отцом из Парижа, пони, подаренный крестным, и бесконечный поиск салфетницы, без которой невозможно начинать обед.

Врачи говорят, что в склерозе только детство и имеет значение. Только оно и помнится хорошо.

«Мне надо чаще бывать в свете, – говорит бабушка Шура. – Я провела здесь буквально полчаса, и меня трижды расцеловали и угостили шампанским».

«У тебя диабет! – возмущается папа. – Тебе нельзя спиртного!»

«Неужели? Ты думаешь, что это может мне навредить?»

Бабушка Шура у нас ровесница Первой мировой.

И мне кажется, что по поводу пони она врет.

12 сентября

План взятия Бастилии такой: в два часа дня Андрюша приедет к нам домой забирать Катю. В четыре факт передачи собственности подтвердит специально обученная женщина из Дворца бракосочетаний. В шесть по этому поводу можно будет напиться. В ресторане без леопардов. Без леопардов – это пока единственная хорошая новость.

– Что тебе не нравится? – спрашивает Катя.

– Промежутки, – говорю я. – Что мы все будем делать в промежутках?

– Фотографироваться!

– У нас дома?

– Немножко дома. Потом поедем в театры… Нам дали много абонементов за это.

– Катя?! – рычит Сережа. – Я чего-то еще не знаю о твоей жизни? За что вам дали абонементы?

– Ну это как наказание.

– Это я понял… Дальше…

– Мы будем фотографироваться на сценах, в ямах, в пустом зрительном зале и в ложах… Бесплатно нас не пускали. Пришлось покупать много билетов. А много билетов – это же абонемент?

– В яме – зачем? – уточняет Сережа.

– Это романтично. Пюпитры, стулья, приглушенный свет. И мы…

– А мы? – спрашиваю я.

– А вы пока побудете дома. Или начнете потихоньку ехать. В общем, найдете чем заняться… Да?

Раечка сказала, что забирать Катю приедут самые близкие двадцать – двадцать пять человек. Многих из них она не видела сто лет, но от этого они не перестали быть близкими. Я понимаю. У нас всё так же. И наших «самых близких» примерно столько же. Вижу я их, правда, чаще, чем Раечка. И еще неизвестно, кому из нас больше повезло.

В общем, двадцать пять плюс двадцать пять… Комиссия по проверке качества. ОТК. Госприемка. Стенка на стенку. Много шампанского. Непредсказуемые последствия. И полтора часа непринужденного общения.

Мне надо научиться по-новому любить людей. Много людей.

*

«Что делать? Что делать? Ты подумала вообще своей головой, что делать???!»

Нет, я не подумала. Но мне интересно. Сережины реакции иногда бывают такими захватывающими. Он настоящий выдумщик. Иногда даже творец.

Носится вокруг кровати. Из одежды – очки. Обычно он стесняется в очках. Считается, что они даны ему для чтения. В темноте.

– Мы пропали!

– Почему?

– У тебя есть шестьдесят бокалов? Или хоть стаканов? Шестьдесят хоть каких-нибудь пьющих сосудов? Есть?

– А у тебя?

Три рюмки из разных сервизов – одна водочная, две коньячные. Два пузатых бокала на ножке. Два худеньких, хрустальных. Тоже на ножке. Четыре емкости для пития мартини (откуда они у нас?). Два синеньких стакана для сока. Зато много чашек. Почти двенадцать штук, если считать мою любимую, которую я лично никому давать не собираюсь.

Мы сидим на кухне, не зажигая света.

– Припомни хорошенько, может быть, кто-то дарил нам когда-нибудь, а ты спрятала? А?

Я не вижу его лица. Но уверена: лицо трагическое, честное и красивое.

– Знаешь, – говорю я, – тебе очень идут очки.

И мы держимся.

Мы держимся за руки.

13 сентября

Потратили деньги впустую: семьдесят бокалов (а вдруг побьются?), мне платье (надену один раз, но буду здороваться с ним при встрече в шкафу; втайне буду еще гордиться, что оно у меня есть), Мише и Сереже – по костюму, проценты по кредиту (до «тела» пока не добрались; и точно не знаем, есть ли у него вообще тело). Два… нет, три, потом сразу пять номеров в гостинице (Савельев? Великий Вовка? Его другие дети? Вдруг Слава? Несколько Раечкиных неизвестных родственников?). Взяли десять.

Мешок пшена. Потому что оптом дешевле, потому что в посыпании захотят участвовать все. Что останется – съедим зимой. Мы любим пшенную кашу.

Мешок розовых (красных, белых, оранжевых) лепестков, которые пока еще цветы… Заберем в пятницу, чтобы не завяли. Тоже на присыпку.

Скатерть на кухонный стол. У меня есть две, но Сережа об этом не знает. Две одинаковые, но их могут пропалить, запачкать, порвать. А я лично после свадьбы еще собираюсь жить. На вопрос «Как?» уже почти не отвечаю.

Еще купили полотенца, три по восемь рулонов туалетной бумаги («Они все зайдут к нам покакать, да?» – брезгливо спросил Миша), четыре освежителя воздуха, пылесос (у нас не было потому что), три подноса для бутербродов, электрические лампочки, салфетки, удобрения для домашних растений (я почему-то уверена, что гости будут сыпать в горшки пепел и тушить о землю в них окурки), аптечку, отдельно еще бинты, зеленку, йод, физрастворы (семь флаконов), системы для капельниц (Сережа сказал: «Физраствор без капельниц – деньги на ветер!» Раньше он так говорил про водку и пиво).

И что-то еще – по мелочи.

Деньги кончились, а ощущение, что мы о чем-то забыли, – нет.

14 сентября

– Как думаешь, а Бог… Он создал всё-всё-всё? Всё на свете? – с надеждой спрашивает Миша по дороге из школы домой.

Мне трудно ответить на этот вопрос. И себе трудно, и другим. Особенно тем, кто потихоньку разговаривает с собственной шапкой (она считается предательницей, потому что все время сползает на лоб. «Какая же ты… И слов у меня для тебя нет!» – говорит ей Миша шепотом. И это большое шапкино везение, потому что с зубной щеткой он вообще в состоянии бойкота…).

– Всё? – Миша дергает меня за руку.

– Да, – соглашаюсь я. Потому что это только кажется, что значительную часть нашего материального мира сегодня создали китайцы. Я не против китайцев. Я просто уверена, что им самим приятнее было бы думать, что их создал Бог, а не Мао Цзэдун. – Да! – говорю я уже совсем родительским голосом. Голосом, в котором нет никаких сомнений.

– Значит, и ластик тоже? Да? Значит, Он в принципе не против, чтобы я немножко подтирал в тетради?

15 сентября

– А если Андрюша ей потом разонравится? – спрашивает Сережа.

– А если она ему?

– Как это? – Он пытается удержать брови, но они предательски ползут на лоб.

– Ты похож на Брежнева, – говорю я. – А если не понравится, то они, представь, разведутся.

– Ты очень легко и безответственно относишься к институту брака…

Ага.

А еще иногда я специально тихо-тихо дышу по ночам. Делаю вид, что меня нет. Сережа пугается, трогает меня за плечо (осторожно трогает – а вдруг я труп?), потом договаривается со смелостью, переваливается через меня, наклоняется над моим носом и сердится: «Почему я уже пять минут не слышу, как ты сопишь?!»

Десять. Обычно проходит десять минут. Но это не имеет значения.

А еще он на меня смотрит. В его глазах у меня такая талия и грудь (и, скорее всего, попа), что я сама себе завидую.

Когда мы идем через дорогу, он берет меня за руку. Считается, что я боюсь машин. И я правда их боюсь.

Еще есть много всего… Всего, в чем нет слов. И ничего такого специального тоже нет.

И все это не похоже на изюм из булки. Это похоже на большой-пребольшой зонтик из неба, солнца, шоколадных конфет, безе, маринованного мяса, жареных каштанов и теплого одеяла.

Такой себе странный зонтик. Но у меня есть.

*

И – да. Да, я очень безответственно отношусь к институту брака. И говорит это человек, который женился на мне ради распределения по месту жительства! Нагло, фиктивно и чисто по-дружески.

Когда он заканчивал институт, у меня уже были высшее образование и Катя. И прописка. А у него – только перспектива отправиться в сельскую больницу куда-нибудь к черту на рога. В пределах, конечно, нашей большой и знаменитой родины, которой он успел отслужить, а потому получил представление о том, какими замысловатыми могут оказаться рога этого самого черта.

«Давай поженимся, – сказал он. – Поженимся, и я останусь».

«Почему нет?» – ответила я.

Мы скрепили наш фиктивный союз установкой нового кухонного гарнитура. Гарнитур – почти новый – достался мне от Игоря и Инны. Им случайно дали два. В результате какой-то бартерной сделки с талонами, водкой, сахаром и машинным маслом.

После свадьбы мы с Сережей иногда встречались в компаниях. У него, подлеца, были разные девушки-брюнетки. У меня тоже – великая любовь. С надеждой на Бонч-Бруевича.

В общем, он мне изменял целых два года. Конечно, я терпела. И не открывала глаз. Ни себе, ни всем этим Маринам-Оксанам-Верам и даже одной девушке с именем Эмма тоже не открывала.

Теперь я больше не хотела бы жить с закрытыми глазами и быть хозяйкой подресничного мира. А тогда я была уверена, что других миров не существует…

Иногда при встрече я говорила Сереже: «Давай уже разведемся!» А он соглашался: «Конечно, конечно… Просто сейчас совсем нет времени. Совсем нет».

Сережа, кстати, ни дня не работал врачом.

Наверное, он женился на мне на всякий случай.

Просто ждал, когда вернутся коммунисты и позовут в больницы всех женатых врачей с пропиской.

*

Дальше у меня нет четкой версии событий.

Я точно знаю, что была осень. И Сережа говорит: «Осень».

Я сказала ему: «Привет». И обрадовалась. Я очень-очень-очень обрадовалась. Он был один. Без Марины-Оксаны-Веры и даже без Эммы. Он курил тогда сигареты «Монте-Карло», носил рыжую кожаную куртку. И она была ему коротковата.

Он шел, немного подпрыгивая, и улыбался. Я считаю, что он был нетрезвым. Но Сережа говорит: «Осень». И еще говорит: «Не смей в своих воспоминаниях делать из меня алкоголика». А я говорю: «Это мои воспоминания, между прочим». А он говорит: «Эти – уже наши».

Он спросил: «А как Катюха?» И мы почему-то пошли забирать ее из сада.

Потом мы гуляли, потом чистили картошку, лепили из пластилина слона, собаку и их друга – шкафчик с игрушками.

А потом как-то сразу наступило утро. И мне не казалось, что я пропустила что-то важное.

В Сережиной версии я была Пенелопой, от которой нужно было все время отгонять женихов. Отгонять, пережидать в засаде (с Эммой и прочими санитарками), вызывать на смертный бой, обзывать их поляками и заводить в болота, превращать их в лягушек и комаров… И конечно, показывать им паспорт. И штамп.

– Но ты же всех победил? – волнуется Миша.

– А то! – веселится Сережа.

– Долго ли, коротко ли? Или сразу?

– Ну и у кого из вас есть правильный ответ на этот вопрос? – спрашивает Катя.

И мы хором отвечаем: «У тебя!»

– Эй, – продолжает тревожиться Миша. – Я все-таки не понял, почему мама так неправильно себя вела…

– У нее безответственное отношение к браку. Было, – говорит Сережа.

– А сейчас же – нет? Уже нет? Ты больше так не будешь? – Миша берет меня за руку и заглядывает в глаза.

Я качаю головой.

Эти странные мужчины облегченно вздыхают. Они верят в тайну вечной женственности. Моей. А я между тем рассчитываю скоро стать бабушкой.

Да, Катя?

16 сентября

В Киеве лето. Несовпадение календаря и погоды – это наша общая надежда. Несовпадение календаря и погоды, возраста и вида, зарплаты и цен. Общая надежда и общее чудо.

У нас семинар. Коллеги из Риги устраивают его седьмой год. На семинаре мы подаем друг другу сигнал. Перекликаемся. Обозначаем на карте места наших стоянок. Города, в которых мы варим мыло, считаются взятыми. Освобожденными и потенциально спасенными.

Нас, варящих мыло вне корпораций, немного. И мы никакая, конечно, не сила. Если разобраться, мы – балованные и везучие люди. Но в этом нельзя признаваться.

Нельзя и глупо. А потому мы, взрослые, продолжаем играть во взрослых. И делаем при этом очень важные лица.

Мы собираемся, чтобы обменяться новостями, послушать предложения от упаковщиков, рекламистов, химиков-технологов и выбрать Королевский Кусок.

– Как можно? – спросила меня мама накануне. – Как можно бросать всех в самый решающий день своей жизни?

– Сознательно, – сказала я. – Мы договорились об этой встрече год назад. А Катя с Андрюшей договорились всего месяц.

*

Я уже большая девочка, в общем даже, как ни обидно, тетка. И мама не говорит: «Не ври мне». Или просто «не ври». Но мы обе понимаем, что корабль плывет, а я бегу с него не потому, что крыса или хомяк или боюсь морской болезни, а потому, что кто-то должен встретить бабушку Машу Савельеву. И этим кем-то не хочу быть я.

Хотя, по логике, больше некому.

Мне стоило бы сказать кому-нибудь честно: «Боюсь, боюсь, боюсь…»

Но я сказала: «Мне очень надо поехать в Киев». И Сережа вздохнул и ответил: «Конечно».

Иногда я думаю, что после этой свадьбы у него вырастут крылья. И что-нибудь даже начнется светиться над головой.

С другой стороны, он обязательно напьется. И мы сразу станем квиты.

Я прилечу домой вечером. А здесь, на семинаре, у меня есть время подумать о том, что лучше – сделать людям из комиссии по забору сто бутербродов или себе одну прическу и прочую лицевую красоту?

Катя сказала, что лицевая красота отразится на фотографиях и останется надолго. А Сережа сказал, что гостевой голод тоже останется надолго. Но никаких доказательств, кроме памяти поколений, тому, конечно, не будет.

У нас вся история, если разобраться, построена на памяти, у которой нет никаких доказательств… Но я все равно не выбрала бутерброды.

*

Они не приедут. Я сижу в Борисполе, пью чай и жду регистрации. А Сережа звонит и звонит.

Звонит, чтобы в итоге сказать: они не приедут.

Сначала эти они целый день не брали трубку. Потом отключили мобильные. А потом часть из них откликнулась по домашнему номеру. Хотя по нашим подсчетам в это время она уже должна была либо ехать в поезде, либо даже лететь. На метле…

Она сказала: «Как хорошо, что вы наконец соизволили выйти на связь. Это же просто неприлично – так меня нервировать, как будто мне не из-за чего нервничать! У меня собака, на мне дом, по которому я не хожу распустехой, как некоторые. Я слежу за собой, за порядком. У меня слишком много дел, чтобы стоять у телефона и бесконечно слушать ваши гудки. Это странно, что вы ничего не знаете о нашем несчастье, которое произошло исключительно по вашей вине. Из-за вас, в который уже раз, я не смогу повидать свою внучку… Я так могу вообще ее никогда не повидать. Из-за вашей алчности и беспринципности! Ответьте мне как матери, какое право вы имели вымогать у моего сына миллион долларов? Вы хоть понимаете, какие это деньги? Как трудно их доставать, упаковывать, а тем более перевозить. Вы и ваша жена принудили моего сына к действиям глупым и подозрительным. Валерик попытался выполнить свой гражданский долг, подошел к банкомату и заказал всю сумму. Потому что он широкий человек, отец и патриот. Его, разумеется, сразу же зафиксировала камера слежения. И передала сигнал куда следует. Два сотрудника ФСБ прибыли незамедлительно. Они были без погон, но не узнать сотрудника ФСБ в вашем возрасте уже просто неприлично. Валерик, например, узнал их сразу. Нет, его не арестовали, потому что он много сделал и еще сделает для нашего государства. Но миллион долларов – это очень крупная сумма. Поэтому его задержали. И сейчас он пишет объяснительную. Дело будет разбираться на самом высоком уровне. Двое его самых преданных соратников уже дежурят на телефоне. А двое других поехали прямо туда, где его держат. Больше ничего сказать не могу, это государственная тайна».

– А что она еще сказала? – спросила я, почему-то собираясь плакать прямо перед стойкой регистрации.

– Это всё. Это всё, и это почти дословно, – ответил Сережа. – Ну и что ты так трагически сопишь? Ну хочешь, на следующие выходные мы съездим к ней сами? Возьмем Катьку, Мишу, родителей твоих и махнем? А?

…Боюсь, что он столько не выпьет. Не выпьет так, чтобы мы сразу стали квиты. Мой Сережа.

17 сентября

Ничего особенного. Ничего особенного и страшного.

Моисею пришлось хуже. Он водил своих и чужих родственников по пустыне сорок лет. А я – по квартире с кондиционерами – всего два с половиной часа.

Потом еще два с половиной часа мы с Сережей водили их и примкнувших к ним друзей по летней площадке ресторана. Многие люди хотели есть, но им приходилось пить.

Сережа шипел мне в ухо: «Я не понимаю, что можно делать в яме пять часов? Кто-нибудь мне может это объяснить?»

Мы стареем незаметно. Вот мне, например, еще ясно, что можно делать в яме. Еще ясно, но уже незачем. Я теперь скучная буржуазная ханжа. Мне нравятся правила и не нравятся революции. Всё мое, конечно, немного награбленное. И это не явка с повинной. С наших жизненных грабежей вряд ли можно заплатить налоги.

– Тебе приклеили ресницы? – громко спрашивает Тома. Ей, как и всем, пришлось пить. С вином внутри она становится ужасно любопытной.

Я улыбаюсь и отхожу в надежде, что никто не слышал.

– Ну чё ты стесняешься? Тут у половины гостей или рот накачан, или сиськи, – успокаивает меня Марина. – У меня у самой приплет.

Марина с камерой. Ее закадровый голос теперь навеки. Хотя можно, конечно, стереть.

А утром мы с Катей плакали, потому что очень смешно было надевать платье набросом через голову. Я стояла на столе и набрасывала. Попала почти сразу.

А сейчас мне жмут туфли.

*

Все наши важные жизненные события сопровождаются только глупыми мыслями. Когда женщина с советским голосом объявила Катю и Андрюшу мужем и женой, я заметила стрелку на своих колготках и бросилась было бежать переодеваться (секунда дела!), но Сережа успел схватить меня за подол.

Было бы неэстетично, если бы на фото вместо меня осталось ничем не заполненное пространство.

А так получилось хорошо. Стоим парой. Держимся. Он за подол. Я за его руку.

*

Пригодились пшено, лепестки, мелкие деньги, воздушные шары, хлопушки и блестки.

– Почти как Новый год, – сказал Миша. – Только снега нет и подарки не мне.

*

А девочки сказали, что свадьба удалась. Особенно им понравились уточки, хороводы (неужели были?), возможность украсть невесту, чтобы получить за нее выкуп. И зачем им только этот выкуп, вроде же не бедные люди? Но Тома сказала, что это на них на всех напала архаика. И они откликнулись на зов родовых корней. А я сказала, что не надо путать зов корней и монологи, исполняемые водкой. И мы чуть не поссорились навеки.

Но Люся-олигарх сказала, что еще им понравился мой тост, с содержанием которого была не согласна одна Марина. И то, потому что у нее обстоятельства.

В тосте я чистосердечно призналась, что меня совсем не раздражают мужские вещи, разбросанные по всему дому, еда без морковки, храп на любом боку. И еще я сказала, что мне понадобилось очень много времени, чтобы однажды проснуться в холодном поту и понять: ничего, ничего – ни дождя, ни моря, ни пирожных, ни кино, ни потопов, ни скандалов – я ничего этого не хочу. Если без него, то не хочу. А с ним – конечно, пожалуйста.

А фотографии и фильм я посмотрю через двадцать лет. Марина, извини. Через двадцать лет любой боярский в старом кино похож на настоящего д’Артаньяна. Тем более что Савельев прислал Сереже эсэмэску, в которой назвал его «дорогой доченькой Катей» и обещал приехать в самое ближайшее время.

Двадцать лет – это очень даже ближайшее время. Посмотрим фотографии вместе.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации