Текст книги "Импэриа Рэдас"

Произошедший дальше разговор поразил мальчика. Через дверь он слышал только толстяка – его яростные крики, то просящие о прощении, то обвиняющие, то что-то доказывающие. Затем толстяк уехал, громко хлопнув дверью на прощание, а постоялец вышел из дома покурить и пропал. Его не было весь день, вечер и ночь, Аглая удивлялась и не знала, что делать. Максим, возвращаясь под утро после ночного купания с друзьями, столкнулся с постояльцем у дальнего колодца, тот неподвижно сидел на уличной скамейке с непогашенной папиросой в руках. Это крошечный красный огонек и привлек внимание Максима, он подошел ближе и впервые за все время обратился к Курицыну:

– С вами все в порядке? Куда вы пропали? Мама очень волнуется.

– Не надо волноваться. Куда я денусь? – мужчина поднял голову, и Максим ахнул. Перед ним сидел совсем не пыльный и сутулый старик, которого они взяли на постой по настоятельной просьбе поселковского участкового. Его усталость и покорность были словно мертвой скорлупой, под которой, оказывается, еще пульсировала жизнь. Но эта жизнь была полна боли, страдания и стыда, мальчик, почему-то, чувствовал больше всего последнее.

– Некуда мне идти – повторил Демьян – И не нужен я нигде.

– Это был ваш друг?

– Мои друзья все в прошлом.

– Почему?

– Потому, что и жизнь моя в прошлом.

– А вы и вправду тот самый Курицын, что наш завод построил?

– Не веришь? Правильно делаешь, что не веришь! Того Курицына больше нет.

– А вы кто тогда? – мальчик внимательно рассматривал постояльца – Мертвец, что ли?

– Тебя зовут Максим? – ушел от ответа собеседник – Давай прогуляемся, а то от сиденья у меня уже ноги затекли.

Так и состоялась первая встреча будущего Печенега с его самым большим другом. Именно ему, этому другу и удалось то, что не удавалось российским интеллектуалам многие сотни лет. Что? Об этом я расскажу позднее.

Глава 9. Duru lex autem non est lex

– Прямо так и врезал? Люди разное могут болтать.

– Я же тебе говорю, я все видела! А потом он надрался с Серегой Кошкиным. Я на балкон вышла, а они там квасят. Я сразу звонить Ригу – работяги на завод пойдут, а тут Ковригин с утра надрался!

– Плохо, видать, ему совсем. У него больше никого не осталось, да и здесь не Франция!

– Ты его знал? Он тоже в пятой школе у Печенкина учился.

– Нет. Ковригины как раз в Москву переезжали, когда я в школу пошел. Его мать вскоре заболела тяжело, так и не оправилась после той стрельбы.

– Я спросила Лайбе о том, что с заводом будет. Он сказал, что выкарабкаемся, но тяжко все. Тут еще мамаши путевки детям в Крым требуют. Так жалко Александра Петровича!

– Еще бы! – хмыкнул Айдар Валиев – ты его и раньше жалела.

– Так! Валиев, ты мне не муж! Женись и тогда командуй! – уперев кулаки в крутые бока, пыхнула праведным гневом кулешовская феминистка Светлана Курицына.

– Я предлагал, но ты же сама не хочешь!

– Да ты о матери подумай! Какая я ей невестка?

– Родишь – примет. Она мне уже постоянно твердит – только женись!

– Довел мать и хвастается! Тебе жена нужна своя и по крови, и по вере. У тебя родственников до кучи, белой вороной быть хочешь? Ты им еще про наши свободные отношения расскажи, вот обрадуются!

– Да что делать-то? Мне жениться надо, а вас как пробрало всех! Одни замуж выскочили, другие не соберутся никак.

– А ты коллекционировать заканчивай! Влюбись по-настоящему и женись.

– Легко сказать! Все только указывают – Айдар вздрогнул от звука телефонного звонка – Вот и этот сейчас начнет! Да, Виталий Андреевич? Составил, конечно! Мне одному его не дотащить, а с женой тем более! Вы, думаете, он будет разговаривать?! Слушаюсь!

– Ты куда? Кого тащить собрался?

– Гремлина одного жирного, подмогу только себе вызову.

Десятый июньский день, плавно и устало переваливающий за свой пятнадцатый час, только успел отдышаться от сумасшедшей неразберихи в здании Администрации Заводского района Кулешей, как новые и не менее интересные события застучались в городские двери.

Савва Велиховский, откушав третью сковородку наивкуснейших бабушкиных сырничков с домашним клубничным вареньем и подремав слегка на огромном старом диване, решил совершить променад по улицам когда-то родного города. В те времена он был юн, ловок и совершенно нормального веса, а мир был огромен, разумен и добр, по крайней мере, он был таким до смерти Юры! Савушка ничего не сказал тогда ни маме, ни бабушке, но по его возвращению к отцу в Питер и поступлению в первый класс Алиса вынуждена была обратиться к врачам, описывая сына как истерика и драчуна, категорически отказывающегося взрослеть и постигать школьные знания. Если бы она только знала, что для Саввы исполнение ее требований означает взросление, старение и сразу неминуемую смерть! Но врачи помогли, и Савва почти стал примерным учеником и послушным сыном, правда, те горы таблеток неузнаваемо изменили его тело, превратив стройного крепыша в настоящего Гаргантюа. А может, этот жировой щит и помог Савве успешно адаптироваться в современной человеческой стае и не вспоминать о смерти. Кто знает?

Выйдя из дома, Савва бодрым и солидным шагом направился к улице Калинина, отделявшей поселок Металл Советов от остальной части Заводского района города. В этом поселке когда-то проходила вся его детская жизнь с веселыми играми, недолгими ссорами и честной дружбой с кулешовскими сверстниками. Казалось, ничего не изменилось – дремучие кусты акаций все также опоясывали калинковскую дорогу с двух сторон, только стали они еще гуще и выше прежнего, и небо было все таким же высоким и огромным, безостановочно летящим своими облаками в абсолютную неизвестность. Волшебство почти случилось – Савва крутил головой во все стороны, выглядывая своих друзей, прислушиваясь и ожидая приятеля Сему, большого фантазера и забияку. Вот-вот, сейчас раздастся его крик: «Савка! Айда на горки!». И все будет хорошо и Юра не умрет никогда!

– Да к Талашам они! Пашка полицейских давеча побил.

– Он еще всю дорогу засрал! Пускай убирает!

– Поселковцы все ему помогали! Кто за их мусор платить должен?!

– Гадили бы поменьше, глядишь, и сэкономили!

Волшебство закончилось, также внезапно, как и началось – Савва почувствовал резкий неприятный запах и увидел кучи разбросанного мусора прямо на входе в поселок. А рядом не менее разноцветная куча неравнодушных местных жителей живо обсуждала действия двух полицейских под командованием лейтенанта полиции Айдара Валиева по привлечению Павла Талаша к административной ответственности.

– Гражданин Талаш! Вы обязаны сейчас явиться в полицию, вот повестка. Не откроете – взломаем калитку!

– Никуда я не явлюсь! И повестку не возьму!

– Тогда мы вас сами доставим туда!

– Вали отсюда, Валиев! Кто тебя звал?! – визгливо вмешалась в дискуссию Анна Талаш – Только попробуй взломать – засужу!

– Да чего ее ломать? Толкни плечом и вылетит! – поддержали полицейских местные.

– Вот! Сейчас арестуют!

– Чем это она кидается? Прямо в лоб!

– Взрывается! Зеленое что-то и лопается!

– У полицейских оружие есть! Шмальнут сейчас и все!

– Какое оружие?! У нас что, Америка, что ли? В собственном доме людей отстреливать?!

– Да это же огурцы соленые, прокисшие только – воняют! Глянь, целый тазик на выброс приготовила. Опять к нам свой мусор потащит! А ну, арестовывайте их к черту!

– Точно! Забирайте свинтусов! Все засвинячили уже!

– Гады! Вот тебе! – метко и сильно отстреливалась Анна.

– Да пригнулись бы, что ли! А если бы она стреляла по-настоящему? Чему их там учат в этой школе милиции?! Опять в лоб!

– А этот – за жену все прячется! Неумехи, как бандитов ловить будете?

Но тут резкий, возмущенный крик прервал яркое выступление группы артистов развлекательного жанра:

– Мама! Что это такое?! Как я вам детей могу доверить?! Какой пример вы подаете?! Вы им все будущее портите! – к Анне Талаш громко и требовательно обращалась молодая симпатичная девушка современной наружности и спортивного телосложения – Я вам уже объясняла много раз, что личность закладывается уже в раннем детстве. Вы что зла своим внукам желаете? Как вы можете кидаться в полицию?! На вас же внуки смотрят! Я их воспитываю как будущих активных и успешных личностей, полностью адаптированных в социальной среде! А вы их в маргиналов превратить хотите?

– Так у меня мужа забирают! Я что молчать должна? – недоумевала на невесткины упреки Анна.

– Вы нарушаете закон! Дети это видят и перенимают! Я не рощу преступников и вам не позволю!

– Да что же мне делать?! Дверь им открыть и поздороваться, что ли?! – продолжала недоуменно возмущаться Анна.

– Бросьте огурцы! И надо вызвать адвоката.

– Во дает талашовская невестка! Да если бы моего забирать пришли, я не только огурцами кидалась бы! Разнесла бы все к черту!

– Грамотная она больно! Успешных начальников, вишь, рОстит, а тут бабка с полицейскими дерется!

– Слышь, Павел Александрович! Готовь денежки на адвоката! Только он тебе мусор не поможет убрать! Сам насвинячил – сам и убирай!

– А сколько адвокат стоит? Талаш, тебе дешевле самому до полиции добраться! Ну или на такси – тоже дешевле!

– Прекратите этот бедлам! Немедленно! – еще больше повысила голос Мария Талаш – Какой стресс вы создали для моих сыновей! А вы что стоите?! – открыв калитку, она обращалась уже к полиции – Ну, заходите! Пришли, так забирайте быстрее, а не устраивайте цирк!

Пользуясь замешательством Талашей, полицейские вцепились с двух сторон в Павла и уволокли его с собой, а Анна, всплеснув руками с солеными огурцами, так и не поняв из невесткиных упреков, в чем она виновата, побежала вслед за мужем.

Все вышеперечисленное произошло очень быстро на глазах Саввы Велиховского и даже немного развеселило его. Савва с удовольствием послушал язвительные комментарии горожан, ведь они не касались его лично.

– Савка?! – что-то удивительно знакомое услышал он в вопросе молодого мужчины, подошедшего к Марии Талаш – Ты! Айда в дом! Не узнаешь? Я Семен.

Да, это был Сема, лучший друг из его кулешовского детства. Воспоминания подобно морским волнам нахлынули на Савву – как они играли в казаки-разбойники, бегали купаться на Истринку, как однажды выиграли на спор двадцать порций мороженного в вафельных стаканчиках, но съесть их так и не смогли, пришлось угощать выигрышем всех местных ребят. Савва с удивлением подумал, что его детство было по-настоящему счастливым, несмотря на все проблемы конца двадцатого века в России.

– Заходи, друг! Это дом моих родителей. Помнишь? Мы с женой живем недалеко от твоей бабки. Приглашаю тебя в гости. Сейчас Маша заберет близнецов, закроем дом и пойдем.

– А как же твои родители?

– Да ничего им не будет! Айдар сказал, что подпишут протокол и вернутся. Слушай, с тобой все в порядке? Что-то ты набрал вес.

– Все нормально, врачи так говорят.

– Как она могла?! Я тысячу раз говорила – к друзьям подошла Мария с двумя светловолосыми мальчуганами.

– Успокойся, Маша! И что плохого увидели близнецы? Что бабушка защищает дедушку?

– Она нарушала закон! Недопустимое поведение на глазах внуков!

– Все! Я не вмешиваюсь в твои системы воспитания, но ничего страшного не произошло. Познакомься – мой старый друг Савва Велиховский. Ну что, ребятня, домой? – веселая компания направилась к калинковской дороге.

Айдар Валиев уже в который раз энергично растирал покрасневшее от огурцовых пуль лицо, зеленую вонючую мякоть он очистил сразу, но вмятины и покраснения от точных попаданий Анны Талаш все никак не хотели сходить с его высокого выпуклого лба. Подчиненные лейтенанта пострадали еще больше.

– Чего сидишь? Подписывай и вали отсюда!

– С какой стати? Я еще и штраф должен платить?!

– Наконец-то думать ты начал, Павел Александрович! Закон суров, но он закон! Извини, что по латыни не скажу. А если по-русски, то тебе этот штраф выйдет в полугодовую плату за мусор. И с сегодняшним протоколом – как раз за весь мусорный год получится! Но ничего, принципы всегда дорого обходятся! Плати!

– А ты чего про мои деньги переживаешь? Счетовод!

– Да достали уже вы все! Ты сам бесплатно не почешешься, а за свой мусор платить не хочешь! Кто его за так вывозить будет?! Сколько вас калинковцы терпели! Одним словом, гремлины!

– Кто?! Да я на тебя…

– Ябедничать будешь?

– У меня права есть! Я гражданин! Я человек! Я в суд подам – захлебывался от возмущения и жадности Павел Александрович Талаш.

– Значит, ябедничать хочешь. А я думал, по-хорошему разойдемся.

– Чего?

– Завтра с утра люди выдут чистить калинковскую дорогу, выйдешь с Анной – никакого штрафа не будет. Предупреждением отделаешься. Выбирай!

– А ты мне не указывай, сопляк!

– Еще за оскорбление полиции заплатить хочешь? Так я быстро!

– Мы выйдем! Подписывай и пошли домой – вошедшая на крик Анна успокаивающе погладила своими солеными руками руку мужа – Обдерут как липку. Ты, что, не понимаешь? Только и другие пусть выходят!

– Субботник будет завтра, из администрации района придут тоже, ну и соседей ваших позовем.

Супружеская чета правонарушителей недовольно покинула здание полиции:

– Какой субботник?! Они бы еще демонстрацию под красными флагами созвали! Сейчас рынок, вот пусть и платят за все!

– Нет, ты слышал, что она мне кричала?! Как обзывала! Дура ученая! Послал же Бог невестку, да и зять не лучше!

– Вот пусть она и идет на субботник, сама же нас полицейским сдала!

– Она в прошлый раз орала, что я при детях власть поносила – мол, бандиты вырастут, а сейчас вообще в тюрягу отправила! А дальше что будет?! Еще прибьет ненароком!

– Тебе же она нравилась! Умная, хваткая!

– Да пусть она других хватает! Я ей свекровь все-таки, а не абы кто!

– Сделала из меня посмешище! Цирк бесплатный!

– Да понятно, что она о детях думает, но как-то все странно. Слушай, давай подождем немного, чтобы они домой ушли, а то мне боязно даже! И, ведь, когда говорит вроде все правильно, а штраф нам платить!

– Завтра позор еще этот терпеть! Каждый выскажется! За так вкалывать!

– Нет, зять нас бы не сдал, а этой идейной пофигу на родню! Калитка у нас крепкая, не выбили бы ни за что! Во всем Машка виновата!

Какую систему воспитания своих сыновей выбрала Мария Талаш? Что-то я не знаю такой. Ну, не эта же – «Вор должен сидеть в тюрьме!»

Глава 10. Мстительная ночь

Июньский день девятнадцатого года текущего века заканчивался, в Кулеши приходила ночь, плавно и незаметно зачерняя вечерние сумерки, зажигая искусственный свет в домах уставших и недовольных горожан. Почему недовольных? По разным причинам. По личным (как Людмила Талаш), по корыстным (как ее родители), по карьерным (как незаслуженно обиженный Симеон Иоаннович Царапкин), по загадочным (как загадочные мстители) и даже по трансдентальным (как Сергей Кошкин и Григорий Ковригин). По самым разным причинам, но была и одна единая для всех. Скажу кратко – мы все недовольны своей жизнью! Это недовольство лишь косвенно связано с повсеместным безденежьем и бесправием. Да, косвенно потому, что и осыпав деньгами, счастливыми нас все равно не сделают!

Изольда Львовна Кривицкая задумчиво сидела перед зеркалом в цветочном пеньюаре, но высматривала она там не себя. Помните, как в сочельник гадают девушки на суженного-ряженного, вглядываясь в загадочное стекло? Так и Изольда Львовна вглядывалась и вспоминала, вспоминала, вспоминала…

Сергей Кривицкий. Любила ли она его? Изольда Львовна уже и не знала. Она помнила то время, шестидесятые годы прошлого века, которые почему-то все связывают только со словом оттепель – ослаблением идеологического гнета, глотком свободы. Но оно, то время, было гораздо сложнее и прекраснее. Я думаю, это был лучший период советского века России. Поколение шестидесятых – дети победителей, искренние и восторженные строители светлого будущего – уже не коммунизма, а просто справедливого и честного мира для всех, окончательно свободного от угнетения и насилия. Но именно они и стали могильщиками нашей огромной Родины! Действительно вечно – благими намерениями выстроена дорога в ад.

Сергей и Изольда познакомились в Свердловске, где оба получали высшее образование в стенах уральского политехнического института имени Якова Свердлова. Веселое студенческое время, наполненное дружбой и великими целями, познакомило и сблизило их, а взаимные симпатия и доверие привели к загсу на пятом курсе обучения. После окончания института новая ячейка советского общества отправилась работать по распределению на металлургический завод в Кулешах. Там Изольда впервые увидела мастера термического цеха Александра Ковригина и поняла, что погибла внезапно и окончательно. Увы, но любовь не зависит от неземной красоты ее объекта, не поддается очень весомым доводам разума и честности, не планируется и не предсказывается. Короче, помните вечное: «Любовь зла, полюбишь и козла»?

Разумеется, к этому козлику Александр Ковригин явно не имел никакого отношения, а Сергей был выше, красивее и ярче него, только женскому сердцу не прикажешь! Но советская девушка, спортсменка и комсомолка Изольда Кривицкая решила поступить по долгу, чести и совести. Первое, что она сделала – познакомилась и подружилась с Линдой Ковригиной, чтобы предавать ей пришлось уже намного сложнее – сразу двоих (Сергея и Линду), а не одного (Сергея). И второе – предложила мужу пожить раздельно, заявив, что с пониманием отнесется к некоторым мелочам в личной жизни Сергея. Муж был озадачен весьма и кинулся расспрашивать Изольду о том, что ее не устраивает в их супружеских отношениях. Проведя неделю в странных и очень продолжительных разговорах на философские темы любви, верности и свободы, Кривицкие решили сохранить свой брак, тем более Сергей сказал Изольде: «У тебя что-то случилось, я вижу, но не настаиваю на том, чтобы ты мне все рассказала. Мне хорошо с тобой, и я не буду тебя принуждать. Решай сама! У нас может быть просто дружеский брак. Кому какое дело?» И ничего странного, я здесь вижу. Да, до прихода сексуальной революции в Россию еще оставалось двадцать лет, но Сергей с Изольдой революционерами не были, а просто хотели быть вместе. Почему нет? Каждый выбирает сам, но только для себя!

Изольда никогда и никому ничего не рассказывала об их договоре и Сергей тоже, но друзья супругов замечали кое-что странное в их отношениях, как в том случае с командировочным из Москвы. Тогда Мирон Рига случайно увидел, как Изольда заходила в кулешовскую гостиницу ночью с приезжим, и сразу побежал спасать своего друга. Сергей хмыкнул на это спасение и предложил Мирону выпить и поговорить о футболе. А наутро ошеломленному Мирону досталось еще и от его любимой и верной жены Янки. Выслушав пьяного озадаченного мужа и немного поразмышляв, Янка обвинила его в черствости и мещанстве, запретив даже думать больше на эту тему! Вот и выходит, что супругам Кривицким пресловутая сексуальная революция была до лампочки, еще и не начавшись!

Так и жили Кривицкие. Неплохо, кстати, жили, Сергея все устраивало в Изольде, даже то, что она не сотворила себе кумира из него, ни сексуального, ни эмоционального. А сам он был довольно таки холоден в любви, но Изольда-то нет!

Линда – Изольда Львовна будто видела ее сейчас воочию в своем зеркале. Странная – вот, что сразу приходило в голову тем, кто впервые сталкивался с ней. Высокая, даже не худая, а какая-то узкая, неловкая и к тому, же настоящий альбинос – бесцветные волосы, брови, белесая с синеватым отливом кожа, серые узкие губы, чистые холодные сверкающие глаза-льдинки, всегда плавные движения, наполненные тягучей густой музыкой. Она была удивительно прекрасной инопланетянкой с таким же иным мышлением, полностью исключающим понятия коммунизма, революции, социального прогресса, любви до гроба, верности и измены. С ней всегда было легко говорить обо всем, никакого осуждения или критики в ответ, только внимание и эмпатия. Ковригин встретил эту диковинную птицу в Таллине, куда приезжал на какой-то комсомольский слет, влюбился с первого взгляда и увез в Кулеши.

Нет, Изольда никогда бы не увела любимого из семьи, даже если бы захотела. Ковригин любил жену, любил страстно и трепетно, всегда хотел только одного – быть рядом с ней, видеть и слышать ее, безумно боялся за нее, за ее инаковость и доверчивость. Для своей прекрасной дамы он соорудил настоящий замок в своем доме, куда вход был только его маме и друзьям – Мирону, Янке, Сергею и Изольде. И лишь через год после брака он смог согласиться с выходом Линды на работу в детскую художественную школу. Но даже верные друзья Ковригиных за все годы знакомства так и не поняли, любила ли прекрасная дама своего рыцаря. А, может, инопланетянки вообще не способны на это?

Изольда Львовна резко прервала путешествие в прошлое, она не хотела заново пережить ту бандитскую ночь, смерть мужа и Линды, бегство в Москву, свою глупую гордость и тщеславие. Почему она не сказала Ковригину «да»? Ну почему?!

Меня всегда забавляли доводы об ущербности провинции перед столицей. Все эти крики о том, что свободная интеллектуальная жизнь возможна лишь в Москве и Нью-Йорке, что высокое искусство может быть только столичным и никаким иным. Впрочем, не менее забавны истовые поклоны провинциальных творцов в ответ на благожелательные похлопывания по их плечу столичных интеллектуалов на всех этих многочисленных конкурсах, организованных на правительственные гранты. Грустно и то, и другое, да, Александр Сергеевич? «Нет правды на земле, но правды нет и выше».

Только Изольде Львовне без разницы, где страдать, любить и искать смысл жизни – в Москве или в Кулешах. Наша свобода не зависит от адреса ее реализации. Все решаем мы сами! Тем более и в провинции, бывает, такая чертовщина вылезет, что становится очень интересно жить.

Савва Велиховский возвращался ночью из гостей обратно к бабушке в дом на улицу Каменская, что по соседству с домом, где была ковригинская квартира, и где как раз предавалась воспоминаниям Изольда Львовна. Савва был доволен плодотворно проведенным временем, он подробно выспросил Семена об обстановке в городе, о представителях местной власти и руководстве завода, последнее его интересовало больше всего. Прикидывая различные варианты выхода на Григория Ковригина, современный карьерист раздумывал о возможности случайной встречи с ним и последующем тесном общении, в котором он легко докажет свою нужность и обязательность кулешовскому миллионеру. В этом собственно и состоял весь наполеоновский план Саввы – проработав четыре года после окончания университета и не заработав ни то, что миллионов, но даже надежду на них, молодой человек решил кардинально изменить образ своих действий. Памятуя о бессмертных высказываниях Остапа Бендера про хождение денежных знаков в стране и их счастливых обладателях, Савва задумался о потребностях российских нуворишей в грамотных и честных советниках. Конечно, Савва не собирался обворовывать своих богатых клиентов, он собирался давать им квалифицированные советы, правда, за очень большие деньги, но и только.

Я согласна, что это очень наивный план, но молодежь в России в настоящее время вообще простодушна и доверчива, она буквально переполнена фантазиями о легком богатстве и собственной значимости, свято уверенная в достижении своего индивидуального успеха. Это как раз то, о чем говорил Александр Максимович Печенкин своему отцу – отказываясь от коллективной борьбы за общий успех, успех для всех, молодые люди легко и безропотно мирятся с собственным социальным неблагополучием, видя в нем только свою вину. Великолепная отмазка для любых власть предержащих!

Савва уже подходил к бабушкиному дому, когда ему навстречу резко и неожиданно выбежали со стороны ковригинской четырехэтажки две загадочные фигуры. Черная одежда и черные шлемы-маски с прорезями для глаз испугали питерского карьериста, он покорно и быстро протянул черным бандитам свой портмоне, немного дивясь столь тщательной их подготовке к рядовому уличному грабежу:

– Больше ничего нет!

– Понятно! Ну, пошли с нами тогда! Подтащишь сумку? А то нам еще лестницу волочь! – сочувственно предложила черная фигура пониже.

– А ты, вроде, не местный? – спросил другой черный бандит.

– Я из Питера – озадаченно ответил Савва – А зачем вам лестницу волочь? В банк, что ли?

– Да нет, рядом с банком. Лестница тяжелая, зараза – одному не утащить, а тут сумка еще! Че на машине нельзя, что ли? – обратился к черному собрату тот, что пониже.

– На твоей?! Тогда уж тарусят можно позвать, чего скрываться?

– Кого? – Савва уже весь превратился в знак вопроса.

– А! Вон она! Потащили! Тебе сумка! – странные бандиты подхватили двухметровую деревянную лестницу от ремонтируемого фасада старенькой двухэтажки, сунув большую спортивную сумку вопросительному Савве. Дружная компания направилась в неизвестном питерцу направлении, продолжая обмениваться странными репликами.

– Недалеко отсюда, пять минут всего. А ты, Питер, поглядывай, чтобы ментов не было! Местные не сдадут! Меня уже столько народу видело!

– Разве там не должно быть сигнализации? Или она только на два-три метра в высоту? Банк не боится, что сопрут все?

– Да чего бояться? Кому он нужен? У вас, что, в Питере их воруют?! На металл, наверное. Но у нас он из бетона.

– Только трехметровый он, да еще на постаменте, без лестницы не залезешь! Я с детства его помню, мы цветы ему носили из школы.

– Все! Стоп! Я требую, чтобы мне все объяснили! Кого вы грабить собрались?! Иначе помогать не буду! – потерял всякое терпение Савва «Питер».

– Да вот же он! Трехметровый и из бетона. Работаем мужики!

Пока бандиты старались по – ловчее приставить деревянную лестницу к трехметровому, бетонному объекту, Савва не мог вымолвить ни слова! Покачиваясь на носках, он пристально и недоверчиво рассматривал памятник рабочему КМЗ Степану Чамочкину на площади имени Максима Горького Заводского района Кулешей. Савва даже обошел памятник со всех сторон, но так и не мог ничего понять. Монумент поставили в шестидесятых годах прошлого века, как память всем работникам завода в прошедшей войне, сам Степан Чамочкин умер в мае сорок пятого от туберкулеза за три дня до Победы. Все, кто его знали, уверяли, что скульптору удалось передать черты внешности и характера Степана – наивное, доброе лицо, большие трудовые руки и бесконечную усталость, охватившую когда-то сильное тело человека, так и не пережившего страшную войну.

– Сумку кидай – услышал Савва сверху.

Через минуту все было сделано – бетонный человек преобразился. Он уже не устало опирался о свои колени дрожащими от перенапряжения руками, нет, он выглядел как боец перед атакой, как боксер перед последним окончательным раундом. Савва понял, в чем дело – на кулаки бетонного Степана были надеты красные боксерские перчатки!

– Держи, поможешь! – опять услышал Савва – Пиши! Быстрее!

Подгоняемый новыми друзьями-бандитами Савва быстро под их диктовку написал баллончиком размашистым почерком на бетонном постаменте Степана – «Это наша земля!»

– Уходим! – троица странных единомышленников нырнула в боковую улочку – Быстрее, не отставай! Менты! Сваливаем!

Но Савва не мог бегать в таком тяжелом снаряжении, его немалый лишний вес и не менее тяжелые мысли о том, во что он вляпался, помогли стражам порядка задержать его, а бандиты скрылись, как всегда, впрочем.

– Я шел из гостей и никого не видел! За что меня задержали? – возмущался в полиции питерский гость.

– Вы не шли! Вы хулиганили! – в ответ кричали полицейские – Вот черная ручка! В вашем кармане была! Не отрицаете?

– Чего? Ручка моя! Я не хулиган!

– Ах, ваша! Вызывай Валиева, попался мститель!

– Куда вы меня тащите?! Меня бабушка ждет! И причем здесь черная ручка! А если бы она зеленой была, то что?! Расстреляли бы?! – возмущался уже из обезьянника Савва Велиховский.

Когда в полицию прибыл Айдар Валиев, всеобщие крики и эмоции только усилились. В возмущенный хор влились дополнительные голоса – трех субтильных старушек в веселеньких кроссовках, крайне недовольных, что их обозвали свидетелями и насильно увели с ночной прогулки. Причем, вначале старушки кричали, что они всегда гуляют по ночам и никакие царапкинские агитплакаты не черкают, но потом, расслышав, что они только свидетели, дружно и настойчиво кинулись защищать Савву Велиховского, внука их хорошей знакомой Нины Петровны Кошкиной.

Злой и невыспавшийся Айдар Валиев пристально вглядывался в исчерканные плакаты Симеона Иоанновича Царапкина, периодически переводя взгляд на черную ручку, изъятую полицейскими у задержанного Саввы Велиховского. Айдар совершенно ничего не понимал!

– Какой он мститель? – голосили две субтильные старушки – он только сегодня утром приехал!

– И не черкал он ничего. Мы бы увидели, как такого не заметишь! Не он это, не он! – поддержала их третья.

– А кто тогда? И с чего вы по ночам гулять стали? – уже оборонялись подчиненные Айдара.

– Молоды вы еще, учить нас!

– Тихо! Эту ручку вы изъяли? – спросил у коллег Валиев – Так плакаты исчерканы не ручкой, а фломастером! Сами посмотрите.

Старушки облегченно и радостно вздохнули, уже спокойнее ожидая развязки истории. Валиев распорядился отпустить задержанного, но строго предупредил Савву и несостоявшихся свидетелей:

– Приближается двенадцатое июня, так что нечего ночами по улицам шастать. Полиция будет смотреть в оба! И мне почему-то совсем не хочется проверять ваши карманы, гражданочки! Давайте все по домам!

Но точку в этой загадочной ночи поставили все-таки старушки, а не полиция. Провожая Савву до дома Нины Петровны, дамы-мстительницы не пропустили ни одного царапкинского плаката, старательно и шустро разрисовывая рожками, бородками и усами его лицо на фото черными фломастерами, приговаривая: «Ворюга! Ирод! Кусака! Заеплял всех уже!»

Сказать, что Савва был удивлен – это еще ни о чем не сказать!