Текст книги "Без единого свидетеля"

Глава 26

На регистрационной карточке значилось имя Оскар Уайльд. Когда Барбара Хейверс прочитала его, она посмотрела на девушку с серьгой-люстрой, ожидая, что та в ответ закатит глаза: мол, что еще ожидать от наших клиентов. Но по невозмутимому выражению ее лица Барбаре стало ясно, что девица принадлежит к поколению недавних школьников, чье образование сводится к просмотру музыкальных клипов и чтению глянцевых журналов. Для нее имя писателя значило не больше, чем для ночного клерка, зарегистрировавшего клиента, но у того хотя бы было оправдание – он иностранец. Вероятно, Уайльд не слишком популярен в Турции.

Барбара взглянула на строку с адресом: Коллингхэм-роуд. У окна регистрации лежал потрепанный атлас Лондона – очевидно, к его помощи часто прибегают останавливающиеся здесь туристы, – и Барбара отыскала нужную улицу. Чудесным образом оказалось, что находится она совсем недалеко от Лексем-гарденс – с другой стороны Кромвель-роуд. Пешком она дойдет туда за десять минут.

Перед тем как спуститься в вестибюль, Барбара дождалась прибытия в гостиницу группы технических экспертов, вызванных ею из тридцать девятого номера. Мистер Татлисес удалился куда-то: не иначе, связаться с приятелями по МИМу и сообщить, что грядут перемены. А после этого, предположила Барбара, он займется инвентаризацией имущества с целью выявить и уничтожить все, что хотя бы отдаленно напоминает детскую порнографию. Безнадежный кретин, думала Барбара. Он не в силах удержаться, чтобы не загрузить из Интернета мерзкие картинки на свой компьютер (ни один из них не в силах), а о том, что клавиша «Удалить» означает лишь, что файл из одного места перемещается в другое и на самом деле не удаляется, он и не подозревает. Спецы из участка на Эрлс-Корт-роуд зависнут тут на целый день. Когда Татлисес попадет к ним в оборот, уж они выжмут все, что только можно: и о МИМе, и о том, что делается в гостинице, и о маленьких мальчиках и передаче денег из рук в руки, и о многом другом. Конечно, есть одно условие: если только кто-то из офицеров участка не является членом МИМа… Но Барбара не хотела в это верить. Полицейские, священники, врачи, учителя. Человеку нужно если не верить, то хотя бы надеяться, что мораль еще существует.

Действуя в соответствии с приказом Линли, она поговорила со старшим суперинтендантом участка на Эрлс-Корт-роуд. Тот запустил машину в действие, и, когда команда техников-экспертов прибыла, Барбара со спокойным сердцем передала дело в их надежные руки.

Переписав из регистрационной карточки адрес и отдав саму карточку копам из местного участка для снятия отпечатков пальцев, Барбара прошла по Кромвель-роуд и двинулась на восток, по направлению к Музею естественной истории. Через сотню ярдов она оказалась на углу Коллингем-роуд. Барбара повернула и стала искать указанный в гостиничной регистрации номер дома в ряду высоких белых зданий.

Учитывая имя, которое было вписано в карточку, она не питала особых надежд, что адрес не окажется еще одной пустышкой. И в своих предположениях она ушла недалеко от истины. Там, где Коллингем-роуд пересекалась с Кортфилд-гарденс, стояла старинная каменная церковь. На заборе из кованого железа висела табличка, оповещающая всех, кому это было интересно, что здесь находится общинный центр Сент-Люси. Чуть ниже был указан точный адрес. Он до буквы соответствовал адресу, списанному Барбарой с регистрационной карточки «Кентербери». Вот так сюрприз, думала Хейверс, толкая калитку и входя на церковный двор. Адрес на карточке оказался адресом группы МИМ: та самая бывшая церковь Сент-Люси неподалеку от станции подземки на Глостер-роуд, о которой говорил Барри Миншолл.

Миншолл упоминал, что МИМ проводит собрания в полуподвальном помещении, вот на его поиски Барбара и пустилась первым делом. Она обошла здание церкви вокруг, шагая по бетонной дорожке, проложенной вдоль границы маленького кладбища. Покосившиеся надгробия и увитые плющом склепы стояли чуть не вплотную друг к другу, все как один неухоженные.

Каменные ступени с тыльной стороны церкви, к которым привела дорожка, вели в полуподвал. Табличка на ярко-синей двери именовала эту часть общинного центра «Детский сад “Божья коровка”». Дверь была приоткрыта, и изнутри доносился гомон детских голосов.

Барбара вошла и оказалась в вестибюле, где на длинном ряду крючков, вбитых в стену на уровне талии взрослого человека, висели крохотные пальтишки, курточки и плащи, а под ними на полу выстроились резиновые сапожки, терпеливо дожидаясь маленьких хозяев. Из холла двери вели в две комнаты: в одну побольше и во вторую поменьше, но обе заполненные детишками, увлеченно рисующими «валентинки» (в меньшей комнате) и энергично галопирующими под звуки веселой песенки (в большой комнате).

Барбара стояла в нерешительности, не зная, в какую комнату лучше обратиться за информацией, когда из не замеченной ею ранее двери, ведущей в нечто вроде кухни, вышла крупная женщина лет шестидесяти в очках на золотой цепочке. В руках она держала поднос с имбирным печеньем. Свежеиспеченным имбирным печеньем, судя по поднимающемуся аромату. Желудок Барбары издал одобрительное бульканье.

Женщина, увидев Барбару, сразу же перевела взгляд на дверь. По ее лицу стало понятно, что дверь эта должна была быть заперта, и Барбара в душе согласилась, что мысль эта неплохая. Женщина спросила, чем она может быть полезна.

Барбара показала удостоверение и сказала женщине (которая представилась как миссис Макдональд), что она хотела бы поговорить о МИМе.

– О миме? – удивилась миссис Макдональд. – Но у нас нет мимов ни в штате, ни по контракту.

Нет, это не человек, а группа мужчин, которые по вечерам проводят в полуподвале церкви собрания, пояснила Барбара. МИМ – это сокращенное название организации.

А, понятно. Миссис Макдональд ничего об этом не знает. Для информации такого рода констеблю лучше обратиться к агентству недвижимости, через которое сдаются здешние помещения. Компания «Таверсток энд Перси», сообщила она Барбаре. Находится на Глостер-роуд. Да, все, кто снимает помещения в общинном центре, заключают договоры найма при посредничестве этой компании. И программа «Двенадцать шагов», и женский клуб, и курсы писательского мастерства, все.

Барбара попросила у миссис Макдональд разрешения осмотреть помещения полуподвального этажа. Она не рассчитывала найти что-нибудь полезное для следствия, но ей хотелось почувствовать атмосферу места, где извращение не только допускалось, но и приветствовалось.

Просьба Барбары не вызвала у миссис Макдональд восторга, но тем не менее она сказала, что проведет для Барбары небольшую экскурсию, но сначала нужно доставить поднос с печеньем по назначению – утомленной беготней детворе. Она внесла поднос в большую комнату и передала его одной из воспитательниц. Миссис Макдональд еще не успела выйти, а дети за ее спиной уже слетелись к подносу и приступили к имбирному пиршеству. Барбаре оставалось смотреть и облизываться. Пообедать она сегодня не успела, а время уж близилось к вечернему чаю.

Она послушно следовала за миссис Макдональд из комнаты в комнату. Повсюду она видела детские лица – смеющиеся, болтающие, свеженькие, невинные. У нее тоскою сводило сердце при мысли, что вечерами, когда дети уже лежат в кроватках, в этих же стенах собираются педофилы, загрязняя своим дыханием, своим существованием воздух детского сада.

Но осматривать было почти нечего. В большой комнате – невысокая сцена у дальней стены, задвинутая в угол трибуна, составленные один на другой стулья, разрисованные яркими красками стены – радуга, эльфы и огромный горшок золота. В маленькой комнате – крошечные столики, за которыми воспитанники детского сада мастерят поделки, и полки вдоль стен, где поделки эти впоследствии выставляются напоказ, создавая буйство красок и фантазии. Кухня, туалет, кладовая. Все. Барбара попробовала представить в этих комнатках сборище растлителей детей, что для ее воображения оказалось нетрудной задачей. Оно сразу же нарисовало картинку, где мерзкие извращенцы истекали слюной при одной только мысли о детях, проводящих в этих комнатах день за днем, пока какое-нибудь чудовище не похитит их.

Она поблагодарила миссис Макдональд и вышла из церкви. Хотя это направление, похоже, зашло в тупик, она не могла не проверить «Таверсток энд Перси» – кто знает.

Агентство недвижимости, как вскоре стало известно Барбаре, находилось тоже вблизи от Кромвель-роуд, только по другую сторону улицы. По пути она миновала отделение банка «Барклейс», на ступенях которого развалились пьяные бродяги, действующую церковь и цепочку отреставрированных зданий девятнадцатого века, а потом оказалась в малоэтажной торговой зоне. Там-то Хейверс и нашла офис «Таверсток энд Перси», зажатый между магазином полезных мелочей и старомодной закусочной, где подавали жареные сосиски и картофель в мундире. В закусочной выстроилась очередь из дорожных рабочих, прервавших на время утомительный процесс выкапывания ямы посреди проезжей части.

В агентстве Барбара попросила проводить ее к человеку, который занимается арендой помещений в церкви Сент-Люси, и через несколько минут оказалась в кабинете молодой женщины по имени Мисти Перрин, которая пришла в неописуемый восторг, приняв Барбару за потенциального арендатора. Она схватила бланк заявления и готова была уже заполнять его, предупредив, однако, что существуют определенные требования к тем, кто хотел бы арендовать площади в бывшем культовом здании, даже если речь идет всего лишь о полуподвальном помещении.

Разумеется, подумала Барбара. Туда ни один подонок не проник, и все благодаря «определенным требованиям».

В который раз за день она показала полицейское удостоверение и представилась. Хотелось бы поговорить об организации МИМ, пожалуйста, сказала она.

Мисти отодвинула бланк заявления, но неожиданный визит полиции ее не встревожил, по-видимому.

– А, да, конечно, – сказала она. – Когда вы спросили про Сент-Люси, я подумала… В общем, неважно… МИМ. Да.

Она выдвинула один из ящиков стола и выбрала из его содержимого тонкую бумажную папку. Раскрыв ее на столе, она один за другим просмотрела хранящиеся там документы и по окончании инспекции удовлетворенно подытожила:

– Вот, если бы все наши арендаторы были столь же пунктуальны и ответственны, как этот. Арендная плата вносится ежемесячно, точно в срок. Никаких жалоб, что помещения после собраний остаются неубранными. Никаких проблем с соседями из-за нарушения правил парковки. Хотя с нашими штрафами и так мало нарушителей. Так что именно вас интересует?

– Что это за организация?

Мисти снова заглянула в разложенные перед ней документы.

– Группа поддержки, кажется. Мужчины после развода, что ли. Я, к сожалению, не знаю, что означает название МИМ. Это ведь сокращение? Может, «Мужчины ищут…». Чего?

– Материальной помощи после разорительного бракоразводного процесса? – предложила Барбара. – Кем подписан контракт?

Мисти нашла эту информацию: Дж. С. Милл. И заодно прочитала указанный там же адрес. А после поведала Барбаре, что у группы МИМ все-таки есть одна странная особенность: аренду они оплачивают только наличными, и приносит деньги каждый раз лично мистер Милл, первого числа каждого месяца.

– Он говорит, что деньги на оплату помещений собираются прямо на собраниях – кто сколько может дать. Поэтому и наличка. Да, это несколько необычно, но в Сент-Люси сказали, что им все равно, лишь бы деньги поступали вовремя. И они поступают, каждый месяц первого числа, уже на протяжении пяти лет.

– Пяти лет?

– Да. Вот тут написано… А что?

Тут Мисти забеспокоилась, не закралась ли в ее записи ошибка.

Барбара лишь махнула рукой: ничего. Что тут скажешь? Девушка столь же невинна, как и дети в детском саду «Божья коровка». Тем не менее Хейверс показала Мисти оба фоторобота, при этом отдавая себе отчет, что ее старания, скорее всего, здесь ни к чему не приведут.

– Ваш Дж. С. Милл, случайно, не похож на одного из этих людей? – спросила она.

Мисти посмотрела на рисунки и отрицательно покачала головой. Мистер Милл гораздо старше, чем нарисованные здесь мужчины, сказала она, ему уже лет семьдесят. И бороды у него нет, и даже усов. Зато он всегда носит огромный слуховой аппарат, может, это пригодится полиции?

Барбара в душе содрогнулась. Господи, ведь это же чей-то дедушка, подумала она. Ей захотелось найти и задушить грязного старикашку.

Офис агентства недвижимости Хейверс покинула с адресом Дж. С. Милла в кармане. Конечно, адрес не настоящий, она не усомнилась ни на мгновение. Но все равно нужно будет передать информацию в девятый отдел. Кто-то когда-то должен будет заняться членами организации, и тогда все может пригодиться, даже ненастоящий адрес.

Она возвращалась на Кромвель-роуд, когда на мобильный позвонили. Это был Линли, он хотел знать, где Хейверс в данный момент находится.

Она ответила, заодно посвятила и в то немногое, что удалось выяснить, проверяя имя и адрес, указанные в регистрационной карточке гостиницы «Кентербери».

– А у вас какие новости? – спросила она.

– Сент-Джеймс считает, что нашему парню могут понадобиться новые запасы амбры, – сообщил Линли и поделился дальнейшими выводами Сент-Джеймса по материалам последних результатов экспертизы. – Так что настало время вновь наведаться в «Облако Венди», констебль.

Нката оставил машину на некотором удалении от Манор-плейс. Его мысли по-прежнему были заняты теми толпами праздно шатающихся чернокожих подростков, которых он видел в районе Элефант-энд-Касл. Им абсолютно некуда податься и почти нечего делать. Если уж быть до конца честным, это не совсем так – как минимум они могли бы не бродить по улицам, а сидеть на занятиях в школе, – но сами они воспринимают свое положение именно таким образом, приученные к этому старшими товарищами, вечно раздраженными и разочарованными в жизни, и родителями, которые ограничены малыми возможностями и измотаны избытком соблазнов. И в результате парни поняли, что проще махнуть на все рукой. Нката думал о них всю дорогу до Кеннингтона. И в конце концов печальная судьба подростков стала удобным предлогом для этой встречи.

Хотя предлога и не требовалось. Поездка представляла собой не что иное, как исполнение долга. И ждать с исполнением этого долга было просто нельзя.

Он вышел из автомобиля и за несколько минут прошел расстояние до магазинчика париков. Это скромное заведение виделось Нкате флагом надежды среди прогоревших и заколоченных предприятий. Пабы, естественно, вели прибыльную торговлю спиртным, но помимо них во всей округе только салон Ясмин Эдвардс да угловой продуктовый магазин с решетками на окнах открывали для покупателей двери.

Нката вошел и сразу увидел, что Ясмин как раз занимается клиентом. Это была тощая как скелет чернокожая женщина с лицом, напоминающим маску смерти, и абсолютно лысым черепом. Она полулежала в кресле перед зеркалом во всю стену. Рядом с женщиной, придвинув к себе рабочий столик, сидела Ясмин. На столике были расставлены косметические средства и принадлежности, на стойке висели три парика: один – состоящий из целой охапки косичек, второй – коротко подстриженный, наподобие прически Ясмин, третий – из длинных прямых волос, которыми нередко щеголяют модели на подиумах.

Ясмин глянула на Нкату и тут же вернулась к работе, словно ожидала его и ничуть не удивлена его приходу. Он кивнул в ответ, хотя она уже не смотрела на него. Она полностью сконцентрировалась на клиентке и кисточке, которой наносила румяна из круглой жестяной банки.

– Я как-то не представляю, как это будет выглядеть, – говорила женщина. Голос звучал устало – в полном соответствии изможденному виду. – Не стоит и пытаться, Ясмин.

– Ты не волнуйся, – нежно возразила Ясмин. – Пока я делаю макияж, можешь спокойно выбрать, какой парик тебе нравится больше остальных.

– Да уже никакой разницы, тот парик или другой, – сказала женщина. – Не знаю, зачем я вообще пришла.

– Потому что ты красавица, Руби, и все должны это видеть.

Руби слабо отмахнулась.

– Какая из меня теперь красавица, – проговорила она.

Ясмин не ответила на это замечание. Она встала перед женщиной, чтобы изучить ее лицо. Выражение лица самой Ясмин было сугубо профессиональным, без следа жалости, которую Руби, несомненно, сразу распознала бы. Ясмин нагнулась над женщиной и подчеркнула кисточкой линию скул. Потом добавила тон на подбородке.

Нката терпеливо ждал. Он наблюдал, как Ясмин работает: взмах кисти, еще – и глаза, подчеркнутые тенями, становятся ярче, выразительней. Ясмин докончила макияж, нанеся тонкой кисточкой на губы клиентки помаду. Сама она помадой не пользовалась – это было невозможно из-за распустившегося розой шрама на верхней губе, подарка бывшего мужа.

Она отступила на шаг и оценила результат своих трудов.

– Вот теперь другое дело. Так какой парик ты выбрала, Руби?

– Ох, Ясмин, я не знаю.

– Что за разговоры! Твой муж отправил тебя сюда не за тем, чтобы получить обратно лысую даму с красивым новым лицом. Хочешь, мы еще раз их примерим?

– Нет. Может, короткий?

– Ты уверена? В длинном ты похожа на одну модель, как же ее зовут?

Руби усмехнулась:

– Ага, конечно, меня уже ждут на Неделе моды. С бикини наготове. Наконец-то фигура стала как раз подходящей. Нет, пусть будет короткий. Мне он понравился.

Ясмин сняла с подставки короткий парик и аккуратно водрузила его на голову Руби. Потом отошла, осмотрела со всех сторон, вернулась что-то подправить, снова отошла.

– Ну вот, готово. Теперь хоть на бал поезжай, – сказала она. – Главное, пусть твой мужчина увидит тебя во всей красе.

Она помогла Руби встать с кресла и взяла талончик, который протянула женщина. Десятифунтовую банкноту, приложенную к талончику, она легонько оттолкнула, несмотря на желание Руби вручить дополнительную плату.

– Не надо, – сказала Ясмин. – Лучше купи себе цветов.

– На похоронах цветов будет достаточно.

– Да, но тому, кто умер, уже не до цветов.

Они дружно рассмеялись. Ясмин проводила клиентку до двери. У обочины ждала машина. При появлении женщин распахнулась дверь; опираясь на руку Ясмин, Руби уселась, и машина уехала.

Ясмин вернулась в салон и сразу же направилась к креслу перед зеркалом – стала собирать в чемоданчик косметику и инструменты.

– Что с ней? – спросил Нката.

– Поджелудочная железа, – коротко ответила Ясмин.

– Тяжелый случай?

– Поджелудочная железа – это всегда тяжелый случай, сержант. Ей делают химиотерапию, но тебя это не касается. Чего тебе надо, приятель? Я занята.

Он приблизился к ней, сохранив, однако, достаточное расстояние, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

– У меня есть брат, – сказал он. – По имени Гарольд, но мы зовем его Стоуни. Потому что он был упрям, как камень. Как камень в Стоунхендже, который ни за что с места не сдвинешь, как ни старайся.

Ясмин оторвалась от косметики и с кисточкой в руках обернулась к Нкате.

– И что? – спросила она, нахмурясь.

Нката на мгновение сжал губы, но все же сказал:

– Он в тюрьме. Пожизненное.

Ясмин отвела взгляд, помолчала. Когда снова взглянула на него, он увидел, что ей понятен смысл сказанного. Убийство.

– Он и вправду это сделал?

– Да. Стоуни… Да. Таков уж он был, наш Стоуни. Раздобыл где-то оружие – так и не признался у кого и как – и прикончил одного человека в Баттерси. Брат с приятелем пытались угнать «БМВ», а владелец сопротивлялся. Стоуни выстрелил ему в затылок. Намеренно. А приятель сдал его.

Она постояла не двигаясь, словно оценивая услышанное. Потом вернулась к работе.

– Дело в том, – продолжал Нката, – что я мог пойти по той же дорожке. Да я и пошел, только вовремя сообразил, что я умнее, чем Стоуни. Я лучше дрался, и угон автомобилей меня не интересовал. И я присоединился к банде, и те парни были как братья, больше чем братья. Во всяком случае, ближе, чем Стоуни. И мы дрались все вместе, банда на банду. Из-за территории. Это наш тротуар, это ваш. Это наш киоск, это ваша табачная лавка. Финал: я в «скорой помощи» с порезанным лицом. – Он поднял руку, показывая на свою щеку и шрам, пересекающий ее. – И мама, увидев меня, падает в обморок прямо в приемном покое. Я смотрю на нее, смотрю на отца, понимаю, что он собирается надрать меня, когда приедем домой, с зашитым я лицом или нет. И я понимаю – это все происходит сразу, как вспышка, – что он бьет меня не потому, что я дерусь, а потому, что доставляю боль маме, как раньше это делал Стоуни. И потом, я вижу в первый раз в жизни, как они обращаются с мамой – врачи и медсестры в больнице. Обращаются, как будто это она виновата, что один из ее сыновей в тюрьме, а второй – «брикстонский воин». Вот так. – Нката развел руки в стороны. – Потом со мной говорит коп – это после того, как мне порезали лицо, и все меняется. Я держусь за него, держусь, потому что не хочу делать маме больно, как это делал Стоуни.

– Вот так легко? – спросила Ясмин. Он слышал в ее голосе недоверие.

– Вот так быстро, – вежливо поправил Нката. – Я бы никогда не сказал, что это было легко.

Ясмин закончила складывать косметику. Она захлопнула крышку чемоданчика, сняла его с рабочего столика и отнесла в дальний угол салона, на полку. Потом, подбоченившись, спросила:

– Ты закончил?

– Нет.

– Ладно. Что еще?

– Я живу с мамой и папой. В Лохборо-истейт. И я собираюсь жить с ними, что бы ни случилось, потому что они стареют, а чем старше становятся, тем опаснее там жить. Для них. Я не хочу, чтобы их доставали всякие наркоманы, хулиганы и сутенеры. Все эти типы ненавидят меня, боятся и держатся от меня как можно дальше, а значит, и от моих родителей, пока я живу с ними. И меня это устраивает, и я сделаю все, чтобы так все и оставалось.

Ясмин склонила голову набок. На ее лице сохранялось недоверчивое, насмешливое выражение, то самое, с которым она смотрела на него с самого начала их знакомства.

– Ну? Зачем ты все это мне рассказываешь?

– Потому что я хочу, чтобы ты знала правду. И дело в том, Яс, что правда – это не прямая и гладкая дорога. Так что ты вправе знать, что – да, меня тянет к тебе с того момента, как я увидел тебя. И – да, я хотел, чтобы ты разошлась с Катей Вольф, но не потому, что считал, будто ты создана для любви с мужчиной, а не с женщиной, ведь я не знал этого, верно, откуда мне было знать? А потому, что я хотел, чтобы у нас с тобой был шанс, а этот шанс мог появиться, только если бы я доказал, что Катя Вольф недостойна получить то, что ты могла дать. Но в то же время, Яс, мне очень понравился Дэниел, понравился с самого начала. И я ему тоже понравился, ты сама это видишь. И я отлично знаю – знал раньше и знаю сейчас, – что случается с мальчишками на улице, когда слишком много времени, которое они не знают, куда деть, особенно с мальчишками вроде Дэниела, без мужчины в семье. И я говорю так не потому, что считаю тебя плохой матерью, нет, я вижу, ты прекрасная мама. Но мне кажется, что Дэну нужно больше, вот почему я сейчас пришел. Чтобы сказать это.

– Что нужно Дэниелу…

– Нет. Чтобы сказать все, Яс, от начала до конца.

Он оставался на некотором расстоянии, но казалось, что он различает, как напряглись мышцы под темной кожей ее шеи. Казалось, что он видит, как бьется тонкая вена на ее виске. Но при этом он понимал, что может ошибаться. Надежда заставляет принимать желаемое за действительное, при этом искажая реальность. Не думай, говорил он себе. Пусть все будет так, как будет.

– И что же ты хочешь от меня? – наконец спросила Ясмин.

Она вернулась к креслу и сняла с подставки два оставшихся парика.

Нката пожал плечами.

– Ничего, – сказал он.

– Ты говоришь правду?

– Тебя, – признался он. – Тебя. Но я не уверен, что и это правда, вот почему я не сразу произнес это вслух. Спать с тобой? Да. Я хочу спать с тобой. В одной постели. А все остальное? Я не знаю. Так что вот какая она, правда, и я должен был сказать тебе все. Ты заслуживаешь честного отношения, но тебя обманывали. Сначала муж, потом Катя. Не знаю, честен ли с тобой твой нынешний мужчина, по крайней мере я – честен. Ты для меня с самого начала стоишь на первом месте, и потом – Дэниел. И все никогда не было так просто, как ты думала: будто я использую Дэниела, чтобы получить тебя, Ясмин. Все совсем не просто.

Он все сказал. Он чувствовал себя опустошенным, излитым на линолеум у нее под ногами. Она могла перешагнуть через него или вымести веником на улицу, выкинуть в мусор или… она могла делать с ним все, что угодно. Он стоял перед ней обнаженный и беспомощный, как в день своего появления на свет.

Они смотрели друг на друга. В нем поднималось желание, такое, которого не было раньше, как будто этот долгий взгляд увеличил его в десять раз, и теперь оно снедало его целиком, грызло, как зверь, засевший внутри.

Потом она заговорила. Произнесла она лишь два слова, и сначала он не понял, что она имеет в виду.

– Какой мужчина?

– Что?

Говорить было трудно – во рту пересохло.

– Какой такой нынешний мужчина? Ты говорил: твой нынешний мужчина.

– Тот парень. Который был здесь, когда я заходил в прошлый раз.

Она нахмурилась, посмотрела на окно, словно надеясь разглядеть на стекле отражение прошлого. А потом снова взглянула на него, вспомнив.

– Ллойд Бернетт, – сказала она.

– Его имени я не слышал. Он пришел…

– Чтобы забрать парик своей жены, – перебила она.

– О! – лишь сказал он.

И почувствовал себя полным идиотом.

В этот момент Нкате на мобильный позвонили, и это спасло его от необходимости что-то еще говорить. Он ответил на звонок, сказав коротко:

– Минуту, – и решил воспользоваться этой счастливой случайностью как предлогом для побега.

Он достал визитную карточку и подошел вплотную к Ясмин. Она стояла, держа в каждой руке по парику, и то, что она не подняла их в оборонительном жесте, Нката счел за благоприятный знак. Как обычно, Ясмин была в коротком свитере, без единого кармана, поэтому Нката вложил визитку в передний кармашек ее джинсов. При этом постарался ее не коснуться.

– Мне нужно ответить на звонок. Надеюсь, однажды позвонишь и ты.

Он стоял к ней ближе, чем когда-либо; так близко она еще не подпускала к себе. Он вдыхал ее запах. Он ощущал ее страх.

Яс. Имя рвалось с его губ, но он промолчал. Так же молча вышел из магазина и пошел к автомобилю, поднеся к уху телефон.

Женского голоса на другом конце линии он не узнал, не вспомнил и имени, когда девушка представилась:

– Это Гиги. Вы просили связаться с вами.

– Гиги? – переспросил он.

– Ну да. Гиги, – сказала она. – Из Гейбриелс-Варф. «Хрустальная луна».

Этой информации хватило, чтобы Нката отбросил личные переживания и включился в работу. Чему был весьма рад.

– Ах да, – сказал он. – Гиги. Конечно. Да. Что случилось?

– Заходил Робби Килфойл. – Она перешла на шепот. – И кое-что купил.

– У вас остался кассовый чек или что-нибудь еще?

– Да, кассовый чек. Лежит передо мной.

– Не выпускайте его из рук, – велел ей Нката. – Я выезжаю.

Попрощавшись с Сент-Джеймсом, Линли сразу связался с Митчеллом Корсико: независимый эксперт, занятый в расследовании, станет отличным героем для очередной статьи в «Сорс», сказал он репортеру. Это не только ученый с международным именем и лектор Королевского колледжа, но и друг Линли. Они вместе учились в Итоне и с тех пор поддерживают близкие отношения. Не кажется ли мистеру Корсико, что беседа с Сент-Джеймсом может оказаться полезной для газеты? Мистеру Корсико казалось именно так, и Линли продиктовал номер телефона Саймона. Этого будет достаточно, чтобы избавиться от Корсико, его стетсона и ковбойских сапог, надеялся Линли. Репортер займется Сент-Джеймсом и оставит остальную команду в покое. По крайней мере на время.

После этого Линли вернулся на Виктория-стрит, прокручивая в голове факты, полученные за последние несколько часов. Мысли постоянно возвращались к одной детали – той, о которой рассказала Хейверс, отчитываясь по телефону о выполнении задания.

Барбара сказала, что договор об аренде помещений в церкви Сент-Люси от имени МИМа подписал некий Дж. С. Милл. Это было единственное имя, помимо Барри Миншолла, которым следствие располагало в связи с МИМом. Но Дж. С. Милл, добавила Барбара, хотя в этом не было необходимости, потому как Линли и сам сразу так подумал, может расшифровываться как Джон Стюарт Милл[7]7
  Милл (Милль) Джон Стюарт (1806–1873) – английский философ и экономист.


[Закрыть]. Что отлично вписывается в тему, заданную остряком, который зарегистрировался в гостинице «Кентербери».

Линли хотел бы думать, что все это действительно сводится к литературной шутке, разыгрываемой группой педофилов. Что-то вроде пощечины по лицу немытого, неграмотного и невежественного поколения. Оскар Уайльд на регистрационной карточке в гостинице «Кентербери». Дж. С. Милл на договоре аренды с «Таверсток энд Перси». Кто знает, что еще предстоит увидеть на документах, связанных с МИМом. А. А. Милн, вероятно. Г. К. Честертон. А. К. Дойл. Вариантов бесконечное множество.

Нельзя не учитывать, что каждый день случаются миллионы самых невероятных совпадений. И тем не менее это имя преследовало Линли. Дж. С. Милл. Поймай меня, если сможешь, дразнило оно. Джон Стюарт Милл. Джон Стюарт. Джон Стюарт.

Нет никакого смысла обманывать самого себя: когда Хейверс назвала это имя, Линли действительно почувствовал дрожь в руках. Эта дрожь означала, что он снова вернулся к вопросам полицейской работы – да и жизни в целом, – которыми не мог не задаваться любой мудрый человек: хорошо ли мы знаем тех, кто работает и живет рядом с нами? Как часто мы позволяем внешним признакам – речи и поведению – влиять на наши заключения о сущности человека?

«Тебе ведь не нужно подсказывать, что это означает?» Перед мысленным взором Линли стояло лицо Сент-Джеймса – серьезное и озабоченное.

Ответ, который Линли мог дать на этот вопрос, заводил в такие дебри, куда он предпочел бы не соваться. Нет, подсказывать не нужно.

На самом же деле в Линли говорило желание передать сию чашу кому-нибудь другому, однако этого не случится. Он увяз слишком глубоко, как говорится – по уши, и не в его власти вернуться хотя бы на шаг назад. Необходимо довести расследование до самого конца, найти вершину, куда бы ни тянулись ветви. А таких ветвей было много, сомневаться в этом уже не приходится. Каждый день предлагал новые и новые.

Человек, страдающий навязчивой идеей? Да, отвечал сам себе Линли. Обуреваемый дьяволами? Этого нельзя сказать наверняка. Эта нетерпеливость, вспышки гнева, сказанные сгоряча слова. Как он воспринял новость, что должность суперинтенданта получил – опережая других – Линли, когда Уэбберли сбила машина? Поздравил с удачей? В дни, омраченные тревогой за жизнь Уэбберли, никто никого не поздравлял. Такое никому и в голову не могло прийти, все мысли и силы были направлены на поимку преступника, покусившегося на жизнь суперинтенданта. Значит, этот момент можно откинуть. Он в данных условиях ничего не означает. Кто-то должен был занять опустевший пост, и таким человеком был избран Линли. И это временное замещение, так что вряд ли кто-то мог настолько вознегодовать, чтобы захотеть… решить… испытать потребность… Нет.