Текст книги "Без единого свидетеля"

Ход рассуждений привел Линли к его первым дням и месяцам в рядах полиции. Коллеги в общении с ним выдерживали дистанцию, которая так и осталась. Он так и не стал одним из них. Что бы он ни делал, стараясь стать ровней, они всегда помнили о том, что стояло между ними: его титул, его земля, образование, богатство и привилегии, которые, по общему мнению, такое богатство несло с собой. И вроде никому до всего этого нет никакого дела, но в конце концов оказывается, что все до единого помнят об этом и всегда будут помнить.

Однако задумываться о чем-то большем (большем, чем неприязнь, со временем переросшая в невольное признание и даже уважение) было нельзя. В каком-то смысле это уже граничило бы с настоящим предательством. В любом случае подобные мысли могут привести только к взаимному недоверию и негативно сказаться на работе.

Но тем не менее Линли с тяжелым сердцем отправился в отдел кадров, чтобы поговорить с заместителем помощника комиссара Черсоном. Черсон выписал ему разрешение на временную выдачу личного дела сотрудника. Линли прочитал все, что лежало в папке, и сказал себе, что для подозрений нет серьезных оснований. Есть только факты, которые можно интерпретировать каким угодно образом: тяжелый развод, запутанная ситуация с опекой над ребенком, дисциплинарный выговор за сексуальные домогательства, больное колено, благодарность за хорошо выполненную работу. Все это ничего не означает. Ни-че-го.

Пытаясь игнорировать неприятное ощущение, будто он совершает предательство, Линли записал то, что узнал. «У всех нас есть свои секреты, – говорил он себе. – И мои секреты пострашней, чем у других».

Он вернулся к себе в кабинет. Достал из стопки документов на столе психологический портрет убийцы. Перечитал его. Обдумал. Взвесил все детали, начиная от полных и пустых желудков жертв и заканчивая неожиданным разрядом электричества, которым были обездвижены мальчики. Он не пришел ни какому выводу и не сделал никакого заключения. Вместо этого он набрал номер мобильного телефона Хеймиша Робсона.

Психолога он застал между двумя лечебными сеансами, в кабинете у культурного центра «Барбикан», где тот принимал частных клиентов – когда не был занят в психиатрической больнице для преступников. Робсон пояснил, что таков его побочный заработок – помощь обычным людям, переживающим временный кризис.

– Общение с преступниками можно вынести только в ограниченном объеме, – признался он. – Но полагаю, вы, как никто другой, осведомлены об этом.

Линли спросил Робсона, не мог бы тот встретиться с ним. В Скотленд-Ярде или в каком-то другом месте. Где, не имеет значения.

– К сожалению, сегодня у меня весь вечер расписан, – сказал Робсон. – Может, достаточно будет телефонного разговора? У меня есть десять минут до прихода следующего клиента.

Линли обдумал предложение, но понял, что требуется личная встреча. Он хотел большего, чем просто обмен вопросами и ответами.

– У вас какие-то новые… – сказал Робсон. – Вы в порядке, суперинтендант? Я могу помочь? В вашем голосе… – На другом конце линии послышался шорох бумаги. – Послушайте, я мог бы отменить один или два приема или немного сдвинуть график. Вас это устроит? Или другой вариант: сегодня мне нужно купить продуктов, и я выделил на это время в конце дня. Это недалеко от моего офиса. Уайткросс-стрит, почти на самом углу с Дафферин. Там есть небольшой рыночек, и мы могли бы встретиться около лотка с овощами. Пока я делаю покупки, будет время поговорить.

Хотя бы так, подумал Линли. А предварительные моменты можно уладить прямо сейчас, по телефону.

– Во сколько? – спросил он.

– В половине шестого подойдет?

– Прекрасно. Я смогу подъехать.

– Если вы не возражаете, я хотел бы узнать… чтобы подготовиться немного к нашей встрече. У вас появились новые данные?

Линли не сразу сообразил, что ответить. Новые данные? И да и нет, решил он.

– Насколько близок к действительности составленный вами психологический портрет убийцы, доктор Робсон?

– Разумеется, это не точная наука. Но портрет может быть очень близок к оригиналу. Если вспомнить, что он основан на сотнях и сотнях подробных бесед… если вспомнить, сколь тщательно анализировались и интерпретировались результаты этих бесед… Собрано огромное количество информации, выделены закономерности, отсеяны случайные совпадения и единичные случаи. Да, это не отпечаток пальца. Не ДНК. Но как подсказка, психологический портрет может стать важным инструментом.

– Вы настолько уверены в нем?

– Да, я уверен. Но почему вы спрашиваете? Я что-то упустил? Или получена новая информация, которую мне следует учесть? Я могу работать только с тем, что вы даете.

– Как бы вы оценили тот факт, что пятеро первых убитых мальчиков ели в течение последнего часа своей жизни, тогда как последний мальчик полдня не имел и крошки во рту? Возможно ли сделать из этого какие-то выводы?

Между ними повисло молчание, пока Робсон думал над ответом.

– Не хватает контекста, – проговорил он в конце концов. – Я бы не стал делать выводов.

– А если я скажу, что еда, употребленная первыми мальчиками, была идентична?

– Это могло бы быть частью ритуала.

– Но почему эта часть опущена в шестом случае?

– Этому можно найти дюжину объяснений. Позы, в которых были найдены мальчики, в той или иной степени были отличными. Не у всех мальчиков был удален пупок. Не у всех имелся символ на лбу. Мы ищем признаки, объединяющие все эти преступления, но одно убийство не может быть точной копией другого.

Линли не успел ничего сказать: он услышал, как к Робсону обратились с вопросом, и тот ответил куда-то в сторону: «Скажите, пусть подождет немного». Похоже, прибыл следующий клиент. Приходилось заканчивать разговор.

– Фред и Розмари Уэст. Йен Брейди и Майра Хиндли. Насколько типична подобная схема преступлений? – спросил Линли. – Могла ли полиция ее предвидеть?

– Мужчина и женщина, убивающие в паре? Или двое убийц в команде?

– Двое убийц, – уточнил Линли.

– Ну, прежде всего, в приведенных вами примерах проблема заключалась в отсутствии тел. Полиции не с чего было начать. Когда люди просто исчезают – когда тела зарывают в подвалах, прячут на болотах, где-нибудь еще, – то интерпретировать нечего. В случае с Брейди и Хиндли психологические портреты еще не умели составлять. Что касается Уэстов, то в их паре был доминирующий партнер и подчиненный, и это верно для всех пар серийных убийц. Один убивает, второй наблюдает. Один начинает процесс, второй заканчивает. Но могу ли я спросить… В расследовании появились данные, подтверждающие подобную версию?

– Вы имеете в виду мужчину и женщину в паре? Или двух мужчин?

– Любой вариант.

– На этот вопрос ответить должны вы, доктор Робсон, – сказал Линли. – Так как: может у нас быть двое убийц?

– Вам нужно мнение профессионала?

– Разумеется.

– Тогда нет. Мне так не кажется. Я останусь при мнении, которое уже высказал.

– Почему? – спросил Линли. – Почему вы остаетесь при том мнении, ведь я предъявил два факта, о которых вам не было известно ранее. Разве они ничего не меняют?

– Суперинтендант, мне кажется, вы обеспокоены. Я понимаю, какая ответственность…

– Нет, – перебил его Линли. – Вы не понимаете и не можете понять.

– Хорошо. Согласен. Давайте встретимся в половине шестого, как договаривались. Угол Уайткросс и Дафферин. У лотка с овощами. Он идет первым в торговом ряду. Я буду ждать.

– Уайткросс и Дафферин, – повторил Линли.

Он дал отбой, положив трубку на рычаг.

Линли вдруг осознал, что вспотел. Ладонь оставила на пластике телефонной трубки влажный след. Он достал носовой платок и промокнул лицо. Обеспокоен. Да. В этом Робсон совершенно прав.

– Суперинтендант Линли?

Ему не нужно было поднимать опущенную на ладони голову, чтобы узнать голос Доротеи Харриман.

– Да, Ди? – отозвался он.

Она не ответила, и тогда пришлось взглянуть на нее. С несчастным выражением на лице она, казалось, просила за что-то прощения. Линли нахмурился.

– В чем дело, Ди?

– Помощник комиссара Хильер. Он спускается сюда, чтобы поговорить с вами. Он лично позвонил мне и сказал, чтобы я не позволяла вам никуда уйти. Я пообещала, но если хотите, могу притвориться, будто вы ушли до того, как я успела вас остановить.

Линли вздохнул.

– Не рискуйте своим положением. Я дождусь.

– Вы уверены?

– Уверен. Небольшая приятная беседа мне сейчас совсем не повредит.

Когда Барбара Хейверс вторично наведалась в магазинчик Венди на рынке Камден-Лок, там ждал ее сюрприз: на этот раз его владелица не витала в облаках. Более того, Барбара готова была поспорить, что стареющая хиппи со времени первой их встречи чудесным образом исцелилась. Конечно, Венди, возвышающаяся посреди крохотного заведения, по-прежнему выглядела как черт на трехколесном велосипеде – столь несуразной была комбинация ее длинных седых косм, пепельно-серой кожи и разноцветного балахона, пошитого на скорую руку из стеганых покрывал. Но по крайней мере, у нее был осознанный взгляд. Тот факт, что она не помнила о предыдущем визите Барбары, вызывал определенное беспокойство, однако Венди с готовностью поверила своей сестре, когда та сказала из-за магазинного прилавка:

– Ты была в отключке, дорогуша.

Венди пожала мясистыми плечами.

– Хо-хо. Извините, дорогая, – сказала она Барбаре. – Должно быть, тяжелый был день.

Петула с нескрываемой гордостью рассказала, что Венди записалась на программу двадцати шагов, снова. Она уже пробовала раньше, но тогда как-то «не взялось», однако на этот раз семья надеется, что у нее получится.

– Встретила мужика, который выставил ей ультиматум, – шепотом добавила Петула. – А наша Венди на все готова ради этого дела. Всегда была такой. Жадная до секса как коза.

Не важно ради чего, лишь бы получилось, подумала Барбара.

– А скажите, вы не продавали кому-нибудь амбру? – спросила она у Венди. – Недавно, буквально на днях?

Венди затрясла седыми космами.

– Массажное масло литрами уходит, – сказала она. – У меня в постоянных клиентах шесть СПА-салонов. Вот они скупают релаксанты типа эвкалипта. Но амброй никто не интересуется особо. Что, в общем-то, и к лучшему, если хотите знать мое мнение. Подумать только, какие вещи проделывают с животными ради этого масла! С нами сделают то же самое, вот увидите. Прилетят инопланетяне или еще кто-нибудь. Может, им наш жир понравится – как нам нравится китовое сало, – уж не знаю, для каких целей. Но все равно так и будет, попомните мои слова.

– Венди, дорогуша, – остановила сестру Петула, выразительно глядя на нее: мол, оставим эти истории на потом. Сама она не сидела без дела: вооружившись тряпкой, протирала канделябры и полки, на которых те были расставлены. – Тебя спросили про амбру.

– Я даже не помню, когда последний раз заказывала амбру, – сказала Венди Барбаре. – Когда у меня кто-нибудь спрашивает ее, я говорю им все, что думаю по этому поводу.

– Значит, амбру кто-то спрашивал? – Барбара извлекла из сумки два фоторобота подозреваемых. Эту часть полицейской работы она находила крайне утомительной, но ведь никогда не знаешь, где обнаружится заветная золотая жила. – Может, один из этих парней?

Наморщив лоб, Венди обратила взгляд на рисунки. Через полминуты напряженного разглядывания она зашевелилась и извлекла откуда-то из-под пышной груди очки в проволочной оправе. Одна из линз оказалась треснутой, поэтому Венди обошлась второй, использовав ее как монокль. Нет, сообщила она Барбаре, ни один из двух этих парней не был похож на покупателей «Облака Венди».

Барбара не слишком полагалась на точность сведений, полученных от Венди, учитывая ее недавнее пристрастие к наркотикам, поэтому показала фотороботы и Петуле.

Петула изучила их. Сказать по правде, на рынок приходит масса народу, особенно по выходным. Она не может утверждать, что кто-то из этих двух мужчин заглядывал к Венди, но в то же время разве можно с уверенностью настаивать, что ни один из них здесь никогда не бывал? Они слегка похожи на поэтов-битников, правда? Или на кларнетистов из джаз-банда. Таких чаще всего ожидаешь увидеть в районе Сохо, да? Конечно, что и говорить, сейчас-то уже нет, но вот раньше…

Барбара попыталась остановить поток реминисценций, задав вопрос о Барри Миншолле. Фокусник-альбинос вызвал у Петулы живой интерес – и даже у Венди, так что Барбара на долю секунды поверила, будто имя и описание внешности Миншолла могут принести долгожданный результат. Но нет, фокусника-альбиноса, одетого в черное, в темных очках и с красным колпаком на голове, они бы запомнили, если бы увидели хотя бы один раз, заявили хором сестры, уж слишком приметная фигура даже для рынка Камден-Лок.

Барбара поняла, что дерево «Облака Венди» не собирается плодоносить, сколько бы она его ни опыляла. Она убрала фотороботы в сумку и ушла, оставив двух сестер запирать магазины на ночь. На тротуаре она остановилась на секунду, чтобы достать и закурить сигарету, а заодно обдумать, что делать далее.

Время было позднее, и она могла бы с полным правом отправиться домой, однако неисследованной оставалась еще одна ниточка в следствии. Барбара устала от того, что все переворачиваемые ею камни оказывались пустышками, поэтому приняла решение и направилась к машине. От Камден-Лок до Вуд-лейн относительно недалеко. И если что, если ей повезет и она обнаружит что-то интересное, то всегда можно будет заехать в участок на Холмс-стрит и попытаться вытрясти из Барри Миншолла необходимые уточнения.

Объездными путями, чтобы избежать самые ужасные из вечерних пробок, она добралась до Хайгейт-хилл. На это ушло даже меньше времени, чем она предполагала, а преодолеть путь оттуда до Арчуэй-роуд не составляло особого труда.

По дороге Барбара сделала одну остановку. Предварительно позвонив в оперативный штаб, она узнала название агентства недвижимости, которое продавало свободную квартиру в Уолден-лодж (о ней Барбара слышала на одном из совещаний). В рамках теории о переворачивании камней, как видела ее Барбара, это агентство, вероятнее всего, окажется мелкой галькой, под которой ничего не скрывается, но тем не менее она съездила туда и переговорила с агентом, помахав перед ним и фотороботами, тоже на всякий случай. Все старания свелись к кукишу с маслом. Она начинала чувствовать себя глупо – как продавщица пирожков на собрании общества «Худеем вместе».

Продолжая, однако, надеяться на успех, Барбара свернула на Вуд-лейн. Там, по обе стороны проезжей части, от начала и до конца улицы выстроились два ряда припаркованных автомобилей. Барбара сделала вывод, что это личный транспорт жителей северных графств, которые оставляют здесь машины, а дальше едут на метро. Полиция до сих пор искала среди этих людей такого человека, кто мог видеть хоть что-нибудь ранним утром того дня, когда в парке было найдено тело Дейви Бентона. Под «дворниками» каждого автомобиля, заметила Барбара, лежал листок – вероятно, как раз с просьбой связаться с полицией, если автовладелец вспомнит хоть что-то, связанное с теми событиями. Возможно, такие сведения приведут к разгадке. Возможно, окажутся бесполезными.

К Уолден-лодж вела подъездная дорожка, которая заканчивалась у въезда в подземный гараж. Барбара въехала на нее и остановилась возле дома, понимая, что загородила проезд. Ничего не попишешь, подумала она, запирая «мини».

Когда она поднялась на крыльцо приземистого кирпичного строения, так не похожего на соседние узкие старинные коттеджи, то обнаружила, что входная дверь распахнута и подперта ведром, чтобы не захлопнулась случайно. На ведре красовался логотип «Чистюля». Вот и ставьте современные замки и навороченную сигнализацию, подумала Барбара, а в дом все равно может войти кто угодно. Лично она так и сделала.

В ответ на ее приветственное «Хеллоу!» в вестибюль из-за угла высунул голову молодой человек. В руке он держал швабру, а в поясе для инструментов внушительно поблескивали разнообразные приспособления для уборки. Один из «чистюль», догадалась Барбара. Где-то в здании загудел пылесос.

– Вы к кому? – спросил молодой человек, поправляя тяжелый пояс. – Нам не разрешают никого впускать.

Барбара показала удостоверение. Она работает по делу о трупе, найденном в Куинс-вуде, пояснила она уборщику.

Он торопливо заверил, что об этом ему ничегошеньки не известно. Они с женой всего лишь уборщики. Здесь они не живут, а работают по контракту – приезжают раз в неделю, чтобы произвести влажную и сухую уборку в зонах общего пользования. И еще они моют окна, но только четыре раза в год, и сейчас окна мыть еще было рано.

Уборщик вывалил на нее массу информации, которой и не просили, но Барбара отнесла излишнюю разговорчивость на счет нервов. Живет себе человек, никого не трогает, и вдруг на горизонте возникает коп. И тогда все, что угодно, может оказаться подозрительным, так что лучше уж сразу выложить всю свою жизнь до мельчайших подробностей.

Барбара знала номер квартиры, в которой проживает господин, видевший в лесу свет фонарика в ночь убийства Дейви Бентона. Его имя также было ей известно – Беркли Пирс, и для нее оно звучало как марка консервированных фруктов. Распрощавшись с «чистюлей», Барбара направилась к лестнице, чтобы найти этого фигуранта по делу.

Когда она постучалась в квартиру Пирса, за дверью мгновенно раздался собачий лай. По глубокому убеждению Барбары, такой лай свидетельствовал о плохом воспитании собаки, и это мнение только окрепло, когда щелкнули четыре разных замка и из-за открывшейся двери вылетел терьер и бросился прямо к ее лодыжкам. Она отскочила и приготовилась отбиваться от бешеного животного сумкой, но вслед за терьером появился мистер Пирс и свистнул в какой-то странный свисток: Барбара не услышала звука, а вот собака, по-видимому, получила какой-то сигнал, потому что тут же плюхнулась на пол и задышала, весело и гордо поглядывая на людей.

– Отлично, Перл, – похвалил Пирс злобное создание. – Хорошая собака. Угощение?

Перл завиляла хвостом.

– Она должна была бросаться на меня? – спросила Барбара недоуменно.

– Это фактор неожиданности, – пояснил хозяин.

– Но ведь я могла стукнуть ее сумкой. Она могла пострадать.

– У нее отменная реакция. Она достала бы вас раньше, чем вы ее. – Он раскрыл дверь пошире и скомандовал: – Миска, Перл! Бегом! – Собака молнией метнулась в квартиру, предположительно – дожидаться награды возле миски. – Чему обязан? – поинтересовался Беркли Пирс у Барбары. – Кстати, как вы попали в здание? Я думал, вы из жилищного комитета. Нам предстоит серьезное сражение в суде, и они пытаются уговорить нас пойти на попятный.

– Полиция. – Барбара помахала удостоверением. – Констебль Барбара Хейверс. Я могу задать вам пару вопросов?

– Это по поводу мальчика в лесу? Я ведь уже рассказал все немногое, что мог.

– Да. Знаю. Но одна голова – хорошо, а две… Никогда не знаешь, что может всплыть во второй раз.

– Что ж, – сказал он. – Заходите, раз вы так настаиваете. Перли! – Это было произнесено в сторону кухни. – Иди сюда, милая.

Собака притрусила обратно, послушная и действительно милая, как будто и не была всего минуту назад смертельно опасной зубастой тварью. Она вспрыгнула на руки хозяина и уткнулась носом в нагрудный карман рубашки в цветную клетку. Он, посмеиваясь, достал из другого кармана угощение для собаки, которое та проглотила, не разжевывая.

Беркли Пирс был тот еще фрукт, определила Барбара. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: он из тех людей, которые надевают модельные кожаные ботинки и плащи с вельветовыми воротниками каждый раз, когда выходят на улицу. Барбара иногда встречает таких в подземке. Вооруженные сложенными зонтиками, которыми пользуются как тростями, они читают «Файнэншл таймс», словно что-то в ней понимают, и не отрывают от газеты глаз до тех пор, пока не прибудут к месту назначения.

Он проводил ее в гостиную: гарнитур мягкой мебели из трех предметов, кофейный столик с несколькими экземплярами журнала «Сельская жизнь» и художественным альбомом «Сокровища галереи Уффици», современные светильники с металлическими абажурами, установленные точно под углом, обеспечивающим наилучшее освещение для чтения. Все здесь было на своем месте, и Барбара полагала, что иного хозяин не потерпел бы… если не считать трех желтоватых пятен на ковре. Значит, все же Перл иногда позволяет себе маленькие шалости.

– Я бы ничего и не заметил, как вы понимаете, если бы не Перл, – сказал Пирс. – И было бы логично предположить, что мне скажут хотя бы простое человеческое спасибо, но все, что я слышу: «Собак держать не позволено». Как будто кошки доставляют меньше неприятностей. – Он произнес слово «кошки» так, как люди обычно произносят слово «тараканы». – А между прочим, это животное из пятой квартиры и днем и ночью орет так, будто его на вертел насаживают. Сиамец. М-да. И что за люди? Она неделями оставляет кота одного, представляете, а я вот не бросаю Перл даже на час. Даже на час, подчеркиваю, но разве кого-то это волнует? Нет. Только раз она залаяла ночью, и я не смог сразу ее успокоить – и все. Кто-то написал жалобу, хотя почти все держат тайком животных, и ко мне пришли из жилищного комитета. «У нас собак держать не позволено. Уберите собаку из дома». Но нас так просто не возьмешь. Мы будем бороться не на жизнь, а на смерть. Если Перл выгонят, уйду и я.

Не исключено, на это и рассчитывает жилищный комитет, подумала Барбара. Она попыталась вклиниться в монолог любителя животных.

– Что вы видели в ту ночь, мистер Пирс? Как все было?

Пирс сел на диван, взял на руки терьера – как заботливая мамаша ребенка – и стал чесать ему животик. Барбаре он указал на кресло.

– Сначала я подумал, что ко мне ломятся воры. Перл зала… Нет, это можно описать только одним словом: истерика. Да, у нее началась истерика. Она разбудила меня, хотя я сплю крепко, и напугала до смерти. Она кидалась на балконную дверь – поверьте мне, она именно кидалась, другого слова не подберешь, – и лаяла, как никогда раньше. Так что неудивительно, что я…

– Что вы сделали?

Он слегка – но только слегка – смутился.

– Я, надо признаться, весьма… В общем, я вооружился. Ножом, потому что ничего другого у меня нет. С ножом я подошел к балконной двери и попытался разглядеть через стекло, что там. Ничего не увидел, открыл дверь, и это было ошибкой, потому что Перл выскочила на балкон и продолжила лаять как дьяволица, и я не мог успокоить ее, потому что в одной руке держал нож, так что все это продлилось некоторое время.

– А что в лесу?

– Там была вспышка света. Несколько вспышек. Это все, что я видел. Пойдемте, я покажу.

Выход на балкон был из гостиной, через огромную стеклянную дверь, прикрытую жалюзи. Пирс поднял жалюзи и открыл дверь. Собака спрыгнула с его рук на балкон и зашлась в лае, примерно так же, как только что описывал ее хозяин. У Барбары чуть не лопались барабанные перепонки. Она прекрасно понимала, почему остальные жильцы дома жаловались на Пирса. Ни одна кошка не идет ни в какое сравнение с этим оглушительным лаем.

Пирс схватил собаку и сжал ей морду ладонями. Она все равно умудрялась лаять.

– Вспышка была вон там, – сказал он, – за этими деревьями чуть ниже по склону. Должно быть, именно тогда тело… Ну, вы сами знаете. И Перл знала. Она может чувствовать такие вещи. Это единственное объяснение. Перл. Милая. Все, успокойся.

Пирс вернулся обратно в квартиру, унося с собой терьера, и ждал, когда Барбара тоже уйдет с балкона и можно будет закрыть дверь. Но Барбара не спешила. Сразу за Уолден-лодж, увидела она, начинался лес, спускаясь вниз по склону холма, однако, если смотреть на дом с улицы, об этом невозможно было догадаться. Деревья стояли здесь густо, создавая летом сплошной зеленый ковер, а зимой превращались в непролазное переплетение черных веток. Под деревьями, подступая к кирпичному забору вокруг дома, вольготно разросся кустарник, создавая непреодолимую преграду для того, кто захотел бы из леса забраться в Уолден-лодж. Злоумышленнику пришлось бы продираться сквозь чертополох и папоротник, чтобы дойти до того места, где было брошено тело, чего не стал бы делать ни один убийца в здравом уме (а тем более такой преступник, который сумел убить шестерых подростков, не оставив ни единого следа). Ведь на своем пути он бы пригоршнями рассыпал улики. Тогда как на самом деле за ним этого не водилось.

Барбара задумчиво озирала окрестности. Она размышляла обо всем, что рассказал Беркли Пирс. В его рассказе не было никаких странностей, но одну деталь Барбаре захотелось уточнить.

Она вернулась с балкона в гостиную и закрыла за собой дверь.

– Кто-то из ваших соседей, – сказала она, – в ту же ночь слышал крик. Около двенадцати часов, если быть точнее. Мы получили эту информацию, когда делали поквартирный обход. Вы ничего не сказали об этом крике.

– Я ничего такого не слышал, – покачал Пирс головой.

– А что Перл?

– А что она?

– Если она смогла расслышать, что в лесу…

– Я бы сказал, что она не слышит, а чувствует, – поправил Пирс.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Она почувствовала, что в лесу происходит что-то неладное. Но почему же она ничего не почуяла, когда в здании в полночь кто-то вскрикнул?

– Возможно, потому, что на самом деле никто не вскрикнул.

– Но крик слышали. После полуночи. Чем вы это объясните?

– Желанием помочь полиции, сном, ошибкой. Просто ничего этого не было. Потому что если бы что-то действительно случилось – что-то необычное, – то Перл обязательно отреагировала бы. Да что я вам доказываю, вы же сами видели, как она бросилась на вас.

– Она всегда так реагирует на стук в дверь?

– При определенных обстоятельствах.

– И что это за обстоятельства?

– Незнакомый человек за дверью.

– А если она его знает? Если она слышит голос или чует знакомый запах?

– Тогда она не издаст ни звука. Вот почему, позвольте вам заметить, лай без четверти четыре утра так меня обеспокоил.

– То есть если она не лает, это значит, что ей знакомо то, что она видит, слышит или чует?

– Вот именно, – сказал Пирс. – Но я не очень понимаю, к чему ведут все эти ваши рассуждения, констебль Хейверс.

– А вот это как раз неважно, мистер Пирс, – ответила Барбара. – Главное, что я это понимаю.