Текст книги "Прах к праху"

Глава 9

– Я уже разговаривала с полицией Кента, – были первые слова Джин Купер, когда она открыла дверь своего дома на Кардейл-стрит и увидела перед собой удостоверение сержанта Хейверс. – Я сказала им, что это Кенни. Больше мне сказать нечего. И, кстати, кто это там с вами? Это вы их с собой привезли? Раньше их здесь не было.

– Средства массовой информации, – ответила Барбара Хейверс, имея в виду трех фотографов, которые, едва Джин Купер открыла дверь, защелкали своими камерами из-за доходившей до пояса живой изгороди у невысокой кирпичной стены, отделявшей садик перед домом от дороги. Сам садик являл собой унылый бетонный квадрат, окаймленный с трех сторон пустыми клумбами и кое-где украшенный пластмассовыми моделями слащавых коттеджиков, очень неумело разрисованных от руки.

– Вы! Катитесь отсюда! – крикнула Джин фотографам. – Здесь вам делать нечего. – Те продолжали щелкать. Она встала руки в боки. – Вы меня слышите? Валите отсюда!

– Миссис Флеминг! – крикнул один из них. —Полиция Кента утверждает, что пожар был вызван сигаретой. Ваш муж курил? У нас есть надежный источник, который говорит, что он не курил. Вы это подтверждаете? Можете прокомментировать для нас? Он был один в коттедже?

Джин стиснула зубы, и лицо ее застыло.

– Мне нечего вам сказать! – крикнула она в ответ.

– Наш источник сообщает, что в коттедже в Кенте жила женщина по имени Габриэлла Пэттен. Это миссис Хью Пэттен? Вам знакомо это имя? Не желаете прокомментировать?

– Я сказала, мне нечего…

– А детям вы сообщили? Как они это восприняли?

– Оставьте в покое моих детей, черт бы вас побрал! Если вы зададите им хоть один вопрос, я вам яйца поотрываю. Понятно?

Барбара поднялась на единственную ступеньку крыльца и твердо произнесла:

– Миссис Флеминг…

– Купер. Купер.

– Да. Простите. Мисс Купер. Позвольте мне войти. Если вы это сделаете, они не смогут больше задавать вам вопросы, а одни фотографии их редакторам неинтересны. Ну так что? Могу я войти?

– Они с вами сюда заявились? Если да, я позвоню своему адвокату и…

– Они были здесь до меня. – Барбара старалась проявлять терпение, но в то же время с беспокойством слышала стрекот камер и сознавала: совсем ни к чему, чтобы ее сфотографировали, когда она будет проталкиваться в дом женщины, по общему мнению находящейся в горе. – Припарковались на Плевна-стрит. За грузовиком, стоявшим возле приемной врача. Машины были скрыты от глаз. – И автоматически добавила: – Мне очень жаль.

– Жаль, – с издевкой отозвалась Джин Купер. – Уж лучше бы молчали. На самом деле вам не жаль.

Но она впустила Барбару и провела в гостиную маленького дома, стоявшего в ряду других таких же. Джин Купер, видимо, как раз занималась уборкой, потому что несколько больших, не до конца заполненных черных мешков для мусора стояли раскрытыми на полу, а когда она отпихнула их ногой в сторону, чтобы Барбара прошла к продавленному дивану и двум креслам, сверху спустился необыкновенно мускулистый мужчина с тремя коробками в руках. Он со смехом сказал: – Отлично сработано, Джи. Но надо было просто сказать, что нам недосуг отвечать – платки промокли от слез, хоть выжми. Ох, прошу меня извинить, ищейка полицейская, в настоящий момент говорить не могу – опять слезы душат. – И он зашелся хохотом.

– Дер, – сказала Джин, – это из полиции.

Мужчина опустил коробки. Известие, что его слова, не предназначенные для посторонних ушей, были ими услышаны, не смутило, а скорее раззадорило его. Окинув Барбару недоверчивым взглядом, он тут же сбросил ее со счетов. «Ну и корова, ну и уродина», – сказало выражение его лица. В ответ Барбара в свою очередь уставилась на него. Она не спускала с него глаз, пока он не сбросил коробки на пол рядом с дверью, ведущей на кухню. Джин Купер представила мужчину как своего брата Деррика и без всякой нужды добавила:

– Она пришла насчет Кенни.

– Да? – Деррик прислонился к стене, опираясь на одну ногу, а вторую поставив на носок – в странной танцевальной позе. Ступни ног у него были удивительно маленькие для мужчины такой комплекции и казались еще меньше из-за просторных лиловых шаровар с резинками, продернутыми по талии и по низу штанин, из-за чего брюки походили на одежду восточного танцора. Сшиты они были, как видно, с учетом необъятных ляжек мужчины. – И что насчет него? По мне, так этот вонючий подонок наконец получил по заслугам. – Он изобразил, что стреляет в сторону сестры, хотя весь этот спектакль был в основном рассчитан на Барбару. – Я всю дорогу говорил, Джи, вам всем будет лучше без этого проклятого онаниста. Чемпион долбанный. Мистер Медовая задница, сладенький такой. Если хотите знать мое мнение…

– Ты все книги Кенни уложил, Дер? – с нажимом спросила его сестра. – В комнате мальчиков тоже есть. Но проверяй, чтобы там стояло его имя, не унеси книги Стэна,

Он сложил руки на груди, насколько позволили выпуклые грудные мышцы и бугры бицепсов, мешавшие движению. Поза, без сомнения призванная продемонстрировать превосходство, лишь подчеркнула несоразмерность его телосложения.

– Пытаешься от меня избавиться? Боишься, что я расскажу этой дерьмовой легавой, за какой сволочью ты была замужем?

–Хватит,—оборвала Джин. – Если хочешь остаться, оставайся. Но не разевай пасть, потому что я уже почти… почти на грани, Дер… – У нее задрожали руки, и она резко сунула их в карманы домашнего халата. – О, к черту все, – прошептала она, – все к черту.

Выражение наглой агрессии мгновенно исчезло с лица ее брата.

– Ты едва на ногах держишься. – Его массивная фигура отделилась от стены. – Тебе нужно выпить чаю. Не хочешь есть – не надо, заставить не могу. Но чаю ты выпьешь, и я буду стоять над тобой, пока не выпьешь все до капли. Уж я прослежу, Джи.

Он ушел на кухню, открыл там воду и принялся хлопать дверцами шкафов. Джин передвинула мешки с мусором поближе к лестнице.

– Садитесь, – сказала она Барбаре, стоявшей около старенького телевизора. – Говорите, что хотели, и оставьте нас в покое.

Не присаживаясь, Барбара спросила:

– Ваш муж что-нибудь говорил вам вот об этом, мисс Купер?

Она подала Джин один из документов, извлеченных утром из письменного стола в доме миссис Уайт-лоу. Это было письмо от К.Мелвина Аберкромби, эсквайра, Рэндолф-авеню, Мейда-вейл. Барбара уже запомнила это небольшое послание – подтверждение, что встреча с адвокатом состоится.

Джин прочла письмо и вернула его. Снова занялась мешками.

– У него была встреча с кем-то в Мейда-Вейл.

– Я это вижу, мисс Купер. Он вам об этом сказал?

– Спросите его. Адвоката. Этого свинорылого Ашеркрауна или как там его.

– Я могу позвонить мистеру Аберкромби, чтобы получить интересующие меня сведения, – сказала Барбара. – Потому что клиент обычно бывает откровенен со своим адвокатом, когда начинает бракоразводный процесс, а адвокат, как правило, рад услужить полиции, когда его клиента убивают. – Она увидела, как рука Джин стиснула вывалившийся из одного мешка фотоальбом. В яблочко, подумала Барбара. – Требуется заполнить разные бумаги, другие – вручить, и не сомневаюсь, что Аберкромби точно знает, как далеко ваш муж зашел в этом деле. Так что позвонить ему я могу, но когда все выясню, вернусь к вам для нового разговора. И пресса, без сомнения, будет поджидать снаружи, фотографируя и гадая, чего это легавые сюда зачастили. Кстати, где ваши дети? Джин дерзко взглянула на нее.

– Они, как я понимаю, знают, что их отец умер?

– Они не вчера родились, сержант. Что вы себе вообразили?

– А знают ли они, что их отец недавно попросил вас о разводе? Ведь он просил, верно?

Джин осматривала порванный угол альбома. Поглаживала пальцем дырку в искусственной коже переплета.

– Скажи ей, Джи. – На пороге кухни показался Деррик, в одной руке – коробка с чаем в пакетиках, в другой – кружка с Элвисом Пресли, улыбающимся своей знаменитой иронической улыбкой, – Какая разница? Скажи ей. Он тебе не нужен. И никогда не был нужен.

– Тем более, что теперь он умер. – Она подняла бледное лицо. – Да, – сказала она Барбаре. – Но вы ведь уже знали ответ? Потому что он сказал этой старой вороне, что уведомил меня, а вороне только и надо было разнести эту новость по всему Лондону, особенно если это могло очернить меня, над чем она трудилась последние шестнадцать лет.

– Миссис Уайтлоу?

– Она, а кто же еще?

– Пыталась очернить вас? Зачем?

– Я никогда не была достаточно хороша, чтобы стать женой ее Кенни. – Джин фыркнула. – Можно подумать, Габриэлла была.

– Значит, вы знали, что он собирался жениться на Габриэлле Пэттен?

Она сунула альбом в один из мешков. Оглянулась в поисках какого-нибудь занятия, но ничего как будто не нашлось. Тогда она сказала:

– Дер, мешок нужно завязать. Где ты оставил бечевку? Наверху?

И не отрывая глаз смотрела, как он поднимается по лестнице.

– Ваш муж сказал детям о разводе? – спросила Барбара. – А все же, где они?

– Не трогайте их, – сказала Джинни. – Оставьте, черт возьми, в покое. Им и так уже досталось. Четырех лет с них хватит, больше этого не будет.

– Насколько я знаю, у вашего сына был запланирован отдых вместе с его отцом. Плавание на яхте по греческим островам. Они должны были улететь вечером в среду. Почему они не поехали?

Джин подошла к окну в гостиной. Там она достала из кармана «Эмбессис» и закурила. Вернувшийся с мотком бечевки Деррик бросил его на мешок со словами:

– Давно нужно было избавиться от этого дерьма. – Да, – отозвалась его сестра. – Правильно. Но сейчас не самый подходящий момент. Ты, кажется, чай готовил? Я слышала, чайник отключился.

Деррик с недовольной миной исчез на кухне. Полилась вода, бойко зазвенела в кружке ложка. Он вернулся с чаем, поставил его на подоконник и сел на диван, скрещенные ноги пристроил на кофейном столике, дав понять, что намерен остаться на время разговора. Пусть, подумала Барбара и вернулась на подготовленную почву.

– Ваш муж сказал вам, что хочет развода? Сообщил о своем желании снова жениться? Сказал, что женится на Габриэлле Пэттен? Об этом обо всем он сказал детям? Вы им сказали?

Она покачала головой.

– Почему?

–Люди меняют решения. Кенни был как и все люди. Ее брат застонал.

–Нелюдем он был, этот кусок дерьма! Звезда гребаная. Сочинял о себе сказки, а вы все здесь были для него лишь перевернутой страницей. Почему ты никогда этого не видела? Почему не бросила его?

Джин метнула на брата взгляд.

– К этому времени ты уже могла кого-нибудь себе найти. Дать детям настоящего отца. Ты могла…

– Заткнись, Дер.

– Эй, думай, с кем говоришь.

– Нет, это ты думай. Можешь оставаться, если хочешь, но сиди молча. Помалкивай – про меня, Кенни, про все. Понял?

Деррик поднялся и ушел на кухню, открылась и закрылась дверь, минуту спустя скрипнула ржавыми петлями задняя калитка. Докурив и осторожно, словно драгоценность, затушив окурок, Джин села на диван и обхватила кружку ладонями. Барбара тоже села – в одно из кресел гарнитура, сняла с плеча сумку, поставила ее на пол и, достав из нее сигареты, с наслаждением закурила.

– Вы вообще разговаривали с вашим мужем в среду?

– Зачем мне?

– Он должен был забрать вашего сына. Они должны были улететь в среду вечером. Планы изменились. Он позвонил, чтобы предупредить?

– Это был подарок Джимми ко дню рождения. Он ведь обещал. Кто знает, собирался ли он вообще ехать?

–Собирался, – сказала Барбара. Джин быстро вскинула на нее глаза. – В кармане его пиджака в Кенсингтоне мы нашли билеты на самолет. И миссис Уайтлоу сообщила, что помогала ему собирать вещи и видела, как он кладет их в машину. Но тут в какой-то момент планы изменились. Он не сказал вам, почему?

Джинни покачала головой и сделала глоток.

– А Джимми он сказал?

Джин сомкнула пальцы вокруг кружки. Элвис скрылся под ними. Наклонив голову, она наблюдала, как болтается жидкость в кружке, когда она покачивала ее. Наконец Джин ответила:

– Да. Он разговаривал с Джимми.

– Когда это было?

– Времени я не знаю.

– Мне не нужна точность. Утром? Днем? Перед предполагаемым отъездом? Ведь он собирался заехать сюда за мальчиком, верно? Он предварительно позвонил?

Она еще ниже опустила голову, пристальнее разглядывая свой чай.

– Мысленно воскресите в памяти тот день, – попросила Барбара. – Вы встали, оделись, возможно, помогли детям собраться в школу. Что еще? Поехали на работу. Приехали домой. Джимми уложил вещи в дорогу. Не уложил. Был готов. Возбужден. Разочарован. Что?

Чай полностью поглощал внимание Джин. Хотя ее голова была опущена, по движениям подбородка Ьарбара могла догадаться, что женщина кусает нижнюю губу. У Барбары шевельнулся интерес к Джимми Куперу. Что скажут в местном отделении полиции, когда услышат это имя?

– Так где же Джимми? – спросила она. – Если вы не можете ничего рассказать о путешествии по Греции и его отце..,

– В среду днем, – произнесла Джинни. Она подняла голову, и Барбара стряхнула пепел в жестяную раковину-пепельницу. – В среду днем.

– Он позвонил в это время?

– Я повела Стэна и Шэр в видеомагазин, чтобы они выбрали по фильму на время отъезда Джимми. Тогда им не будет так обидно, что их не взяли.

– Значит, это было после школы.

– Когда мы пришли домой, путешествие уже отменилось. Примерно в половине пятого.

– Джимми вам сказал?

– Ему не нужно было говорить. Он разобрал вещи. Его одежда валялась по всей комнате.

– Что он сказал?

– Что не едет в Грецию.

– Почему?

– Не знаю.

– Но он знал. Джимми знал. Она отхлебнула чая и сказала;

– Я думаю, что-то изменилось в его расписании, и Кенни пришлось заняться какими-то крикетными делами. Он надеялся, что его снова выберут в английскую сборную.

– Но Джимми вам этого не сказал?

– Джимми был просто убит. Не хотел разговаривать.

– Но все равно он считал, что отец его предал?

– Он ждал этой поездки, как не знаю чего, а потом она отменилась. Да. Он считал, что его предали.

–Он разозлился? – Когда Джин еще быстрее вскинула глаза на Барбару, та непринужденно пояснила: – Вы упомянули, что он не столько распаковал сумку, сколько разбросал одежду. На мой взгляд, это говорит о вспышке гнева. Так он разозлился?

– Как любой ребенок в его ситуации. Ничего из ряда вон.

Барбара загасила окурок и не спеша обдумала, закурить ли еще. Отклонила эту мысль.

– У Джимми есть какое-нибудь средство передвижения?

– Зачем вам нужно это знать?

– В среду вечером он оставался дома? У Стэна и Шэр были их фильмы. У него же – лишь разочарование. Он остался дома с вами или поехал куда-нибудь развеяться? Вы сказали, что он был просто убит. Вероятно, он хотел как-то поднять настроение.

– Он уехал и приехал. Он все время приходит и уходит. Любит болтаться в компании своих дружков.

– А в тот вечер? Он тоже был со своими друзьями? Когда он вернулся домой?

Джин поставила кружку на кофейный столик и сунула левую руку в карман, явно ища, за что бы ухватиться.

– Он вообще вернулся тогда домой, мисс Купер? – спросила Барбара.

– Конечно, вернулся, – ответила Джин. – Просто я не знаю, когда. Я спала. У мальчика свой ключ. Он приходит и уходит.

– И когда вы утром встали, он был дома?

– А где ему быть? В мусорном баке?

– А сегодня? Где он? Снова с друзьями? Кстати, кто они? Мне понадобятся их имена. Особенно тех, с кем он был в среду.

– Он куда-то повел Стэна и Шэр. – Она кивнула в сторону мешков. – Чтобы они не видели, как собирают вещи их отца.

– Потом мне придется поговорить и с Джимми, – сказала Барбара. – Было бы проще, если бы я могла увидеть его сейчас. Вы знаете, куда он пошел?

Она покачала головой.

– А когда вернется?

– Что он может добавить к моим словам?

– Он может сказать, где был в среду вечером и когда вернулся домой.

– Не понимаю, какой вам от этого прок.

– Он может пересказать разговор со своим отцом.

– Я же уже сказала. Отец отменил поездку.

– Но вы не сказали, почему.

– А какое значение имеет, почему?

– «Почему» скажет нам, кто мог знать, что Кеннет Флеминг едет в Кент. – Барбара наблюдала за реакцией Джин Купер на ее слова. Она оказалась достаточно слабой – чуть покраснела кожа там, где в вырезе халата с цветочным узором белел треугольник кожи. Выше краска не поднялась. Барбара сказала; – Я знаю, что вы проводили там выходные, когда ваш муж играл за команду графства. Вы и дети.

– Ну и что с того?

– Вы сами ездили в коттедж? Или вас отвозил муж?

– Мы сами ездили.

– А если, приехав, вы его там не заставали? У вас был комплект ключей, чтобы войти?

Джин выпрямилась. Смяла сигарету.

– Понятно, – проговорила она. – Я понимаю, куда вы гнете. Где был Джимми в среду вечером? Вернулся ли он домой? Злился ли из-за испорченного отдыха? И если вы не против, то поставлю вопрос так: не могли он стащить ключи от коттеджа, поехать в Кент и убить своего собственного отца?

– Интересный вопрос, – заметила Барбара. – Не буду возражать, если вы его прокомментируете.

– Он был дома, дома.

– Но вы не можете сказать, в какое время.

– И у нас, черт возьми, нет никаких ключей, которые можно стащить. Никогда не было.

– Тогда как вы попадали в коттедж, когда вашего мужа там не оказывалось?

Вопрос застал Джин врасплох.

– Что? Когда? – переспросила она.

– Когда вы ездили в Кент на выходные. Как вы попадали в дом, если там не было вашего мужа?

Джин, взволнованная, потянула за ворот халата. Это действие, казалось, ее успокоило, потому что она подняла голову и ответила:

– В сарайчике за гаражом всегда хранился ключ. С его помощью мы и входили.

– Кто знал об этом ключе?

– Кто знал? А какая разница? Мы все, черт побери, знали. Понятно?

– Не совсем. Ключ исчез.

– И вы думаете, что его взял Джимми.

– Не обязательно. – Барбара подняла с пола свою сумку и повесила на плечо. – Скажите мне, мисс Купер, – произнесла она в заключение, уже зная, каков будет ответ, – а кто-нибудь может подтвердить, где вы были в среду вечером?

Глава 10

В наброшенном на одно плечо пиджаке в кабинет Линли вразвалочку вошел детектив-констебль Уинстон Нката, задумчиво потирая едва заметный кривой шрам, который пересекал его кофейного цвета лицо от правого глаза до угла рта. Это была память о его уличном прошлом в Брикстоне – где он был главарем банды «Брикстонские воины», – и наградил его шрамом участник банды-соперницы, который в настоящее время отбывал продолжительный срок в тюрьме.

– Ну и денек у меня сегодня выдался. – Нката любовно повесил пиджак на спинку стула, стоявшего перед столом Линли. – Сначала разглядывал роскошных дамочек в Шепердс-Маркете. Потом отправился на Беркли-сквер прошерстить клуб «Шербур». Когда я стану сержантом, полегче-то будет?

– Вот уж не знаю, – сказала Хейверс, щупая ткань его пиджака. В отношении одежды Нката явно брал пример с инспектора, с которым оба они работали. – Я провела день на Собачьем острове.

– Так вы, мечта моя, еще не встречались с нужными людьми.

– Как видно.

Линли разговаривал по телефону с суперинтендантом, находившимся в своем доме на севере Лондона. Сверяясь со списком дежурств, Линли докладывал начальнику, кого из детективов-констеблей он вызовет на оставшееся от выходных время для помощи в расследовании убийства.

– А что с прессой, Томми?

– Прикидываю, как лучше их использовать. Они живо интересуются нашей историей.

– Будьте осторожны. Эти стервятники обожают налет скандальности. Смотрите, не подкиньте им ничего такого, что создаст предвзятое отношение к делу.

– Разумеется. – Линли повесил трубку. Вместе с креслом немного отъехал от стола и спросил, обращаясь к Нкате и Хейверс: – И каковы же наши дела?

– Пэттен чист как младенец, – сообщил им Нката. – Ночью в среду он был в клубе «Шербур», играл в какую-то хитрую карточную игру в отдельном кабинете с большими шишками. Ушел утром, когда уже молочники выезжали со своим товаром.

– Ты уверен, что это было в среду?

– Подпись членов клуба на счете. Счета хранятся шесть месяцев. Швейцару и нужно-то было, что просмотреть пачку за прошлую неделю и – вот он, в среду ночью, со спутницей женского пола. И даже без этих счетов они, я думаю, без труда запомнили бы Пэттена.

– Почему?

– По словам крупье, Пэттен почти каждый месяц оставляет за игорным столом одну-две тысячи фунтов. Поэтому его все знают.

– Он сказал, что в среду ночью выигрывал.

– Это так, крупье подтвердил. Но обычно он проигрывает. И пьет прилично. Носит с собой фляжку. В игровых комнатах пить нельзя, как мне сказали, но крупье было велено закрыть на это глаза.

– Кто были другие большие шишки за столом в ту ночь? – спросила Хейверс.

Нката сверился со своим блокнотом – темно-бордовым и очень маленьким, писал он в нем такого же цвета механическим карандашом, с помощью которого выводил изящные микроскопические буковки, не вязавшиеся с его крупной и долговязой фигурой. Нката назвал имена двух членов Палаты лордов, итальянского промышленника, известного королевского адвоката, предпринимателя, в сферу интересов которого входило все – от производства фильмов до торговли едой навынос, и компьютерного гения из Калифорнии, который находился в Лондоне на отдыхе и был более чем счастлив заплатить двести пятьдесят фунтов за временное членство и возможность сказать, что его обчистили в частном казино.

– В течение вечера Пэттен даже не прерывал игры, – сообщил Нката. – Он всего раз спустился вниз около часа ночи, чтобы посадить свою даму в такси, но даже тогда он лишь похлопал ее по заднице, передал заботам швейцара и вернулся к игре. Там и оставался.

– А Шепердс-Маркет? – спросил Линли. – Не отправился ли он туда развлечься?

Когда-то знаменитый район красных фонарей, Шепердс-Маркет находился на расстоянии пешей прогулки от Беркли-сквер и клуба «Шербур». Хотя в последние годы район пережил реконструкцию, до сих пор, бродя по лабиринту милых пешеходных улочек – мимо баров, цветочных лавочек и аптек, – можно было встретиться взглядом с одинокой прогуливающейся без дела женщиной и закончить день платным сексом.

– Мог, – ответил Нката. – Но швейцар сказал, что в ту ночь Пэттен приехал на своем «ягуаре», который подогнали к подъезду, когда он уходил. До Маркета он должен был бы дойти пешком. Там места для парковки не найти. Конечно, он мог поколесить по району, снять девицу и поехать с ней домой. Но это слишком сложно. – Оттягивая момент сообщения, Нката откинулся на стуле и снова потер свой шрам. – Благослови, Боже, колодку, – благоговейно произнес он. – И тех, кто ее ставит, и тех благословенных, кому ее ставят. В данном случае тех, кому ставят.

– Какое это имеет отношение к… – начала Хейверс.

– Автомобиль Флеминга, – сказал Линли. – Вы нашли «лотус».

Нката улыбнулся.

– А вы на лету схватываете. Скажу исключительно для вас: мне пора отмести мысль, что вы так быстро пробрались в детективы-инспекторы благодаря лишь своему красивому лицу.

– Где он?

– Где ему и следует быть, по словам сотрудников, которые постарались заблокировать его колесо. Стоит на двойной желтой полосе. На Керзон-стрит. Просто напрашивается на колодку.

– Черт, – простонала Хейверс. – В центре Мейфера. Она может быть где угодно.

– Никто не звонил с просьбой снять колодку? Никто не уплатил штраф?

Нката покачал головой:

– Автомобиль даже не был заперт, Ключи лежали на сиденье водителя. Она словно предлагала его угнать. – Он, видимо, обнаружил на галстуке пушинку, потому что нахмурился и щелкнул пальцами по шелку. – Если хотите знать мое мнение, есть одна кобылка, которая во что-то вляпалась, и зовут ее Габриэлла Пэттен.

– Она могла просто торопиться, – сказала Хей-верс.

– Но только не бросив вот так ключи. Это не спешка. Это заранее обдуманное намерение. Озаглавленное «Как лучше всего создать этим пустоголовым недотепам побольше трудностей».

– И нигде никаких ее следов? – спросил Линли.

– Я звонил и стучал во все двери от Хилл-стрит до Пиккадилли. Если она там, то залегла на дно, и все, кто что-нибудь знает, молчат как рыбы. Если хотите, можем установить наблюдение за автомобилем.

– Нет, – сказал Линли. – Сейчас она не собирается за ним возвращаться. Поэтому и оставила ключи. Изымите автомобиль.

– Слушаюсь. – Нката сделал в блокноте пометку размером не больше булавочной головки.

– Мейфер. – Хейверс извлекла из кармана брюк пакетик песочного печенья и надорвала его зубами. Взяла одно и передала пакетик по кругу. Задумчиво принялась жевать. – Она может быть где угодно. В отеле. В квартире. У кого-то в особняке. Теперь она уже знает, что он мертв. Почему она не объявится?

– Говорю, она рада такому повороту, – проговорил Нката, глядя на листок в своем блокноте. – Он получил то, чего она сама ему желала.

– Смерти? Но почему? Он хотел на ней жениться. Она хотела выйти за него.

– Наверняка и тебе случалось до такой степени разозлиться на человека, что хотелось убить его, хотя на самом деле не хотелось, – сказал Нката. – Скажешь в запале: «Да я тебя просто убью, чтоб ты сдох», и в этот момент так и думаешь. Только вот не ожидаешь, что явится какая-то злая фея и исполнит твое желание.

Хейверс потянула себя за мочку уха, словно обдумывая слова коллеги.

– В таком случае, на Собачьем острове живет целая группа злых фей. – Она рассказала им, что ей удалось узнать, подчеркнув антипатию Деррика Купера к своему зятю, непрочное алиби Джин Купер на означенную ночь… – Спала с половины десятого и никто из ее малышей подтвердить этого не может, сэр… – Сказала и об исчезновении Джимми после отмены плавания на яхте. – Его мать утверждает, что наутро он был на месте, лежал в своей постельке, как пай-мальчик, но за пятерку один тип сказал мне, что домой он не вернулся, и я поговорила с тремя сотрудниками из отделения на Манчестер-роуд, которые говорят, что по мальчишке с одиннадцати лет колония плачет.

Полицейские поведали ей, что Джимми был заядлым нарушителем спокойствия: рисовал на стенах в гребном клубе, разбил окна в старом здании транспортной компании Бревиса всего в четверти мили от участка, таскал сигареты и конфеты рядом с Кэнари-Ворф, колотил всех, кого считал любимчиками учителей, залезал на участки к новым яппи, чьи дома стоят вниз по реке, в четвертом классе проделал дыру в стене своей классной комнаты, по две-три недели отсутствовал на занятиях.

– В настоящее время такие проступки вряд ли отражают в ежедневной сводке правонарушений, – сухо заметил Линли.

– Верно. Я понимаю. Но в отношении Джимми меня заинтересовала еще одна вещь. – Перелистывая блокнот, она жевала очередное печенье. – Он устроил поджог, – сказала она с набитым ртом. – Когда ему было… черт… где это… Нашла. Когда ему было одиннадцать, наш Джимми развел огонь в мусорной корзине в начальной школе в Кьюббит-Тауне. Между прочим, в классе, во время большой перемены. Его застали, когда он сжигал какие-то научные тексты.

– За что-то невзлюбил Дарвина, – пробормотал Нката.

Хейверс фыркнула:

– Директор школы позвонил в полицию, привлекли мирового судью. После этого Джимми пришлось посещать социального работника в течение… так… десяти месяцев.

– Он продолжал устраивать поджоги?

– Да вроде это единичный случай.

– Возможно, связанный с разъездом его родителей, – заметил Линли.

– А другой пожар может быть связан с их разводом, – добавила Хейверс.

– Он знал, что рассматривается вопрос о разводе? Джин Купер говорит, что нет, но чего еще от нее ждать? У мальчика на лбу написано «способность» и «возможность», и она прекрасно об этом знает, так что вряд ли она поможет нам написать также и «мотив».

– А каков его мотив? – спросил Нката. – Ты разводишься с моей мамой, и я поджигаю твой коттедж? Да он хоть знал, что его отец находился именно там?

Хейверс моментально пошла на попятную:

– Это может вообще не иметь никакого отношения к разводу. Он мог разозлиться, что его отец отменил отдых. Он разговаривал с Флемингом по телефону. Мы не знаем, о чем они говорили. А если он знал, что Флеминг едет в Кент? Джимми мог как-нибудь туда добраться, увидеть машину отца на дорожке, услышать ссору, которую слышал и этот… забыла имя, инспектор… фермер, который гулял рядом с коттеджем?

– Фристоун,

– Точно. Он мог слышать ту же ссору, что и Фристоун. Увидел, что Габриэлла Пэттен уехала. Проник в дом и повторил акт возмездия, совершенный в одиннадцать лет.

– А с мальчиком вы не говорили? – спросил Линли.

– Его не было. Джин не сказала мне, куда он ушел. Я проехалась по округе, но если бы я заглядывала на каждую улицу, то и сейчас там каталась бы. – Она отправила в рот еще одно печенье и взъерошила волосы. – С ним нам понадобится подкрепление, сэр. Хотя бы один человек на Кардейл-стрит, который сообщит нам о появлении мальчишки. А он в конце концов должен появиться. Сейчас он где-то гуляет с братом и сестрой. По крайней мере, так сказала мать. Не могут же они болтаться где-то всю ночь.

– Я сделал несколько звонков. Помощь будет. – Линли откинулся в кресле и ощутил беспокойное желание закурить. Чтобы чем-то занять руки, губы, легкие… Он изгнал эту мысль, написав «Кенсингтон», «Собачий остров» и «Малая Венеция» рядом со списком детективов-констеблей, которым, наверное, как раз сейчас Доротея Харриман сообщает радостную весть о докатившейся и до них очереди дежурить. Хейверс покосилась на его блокнот.

– Ну и? – поинтересовалась она. – Что насчет дочери?

Калека, сказал он. Оливия Уайтлоу не может передвигаться без посторонней помощи. Он рассказал об увиденных им судорогах и о том, что сделал Фарадей, чтобы снять приступ.

– Своеобразный паралич? – спросила Хейверс. Поражены только ноги, так что, возможно, это приобретенное, а не врожденное заболевание. Она не сказала, какое. Он не спросил. Чем бы она ни страдала, это вряд ли – по крайней мере, сейчас – имело отношение к смерти Кеннета Флеминга.

– Сейчас? – переспросил Нката.

– Вы что-то накопали, – заметила Хейверс.

Линли просматривал список полицейских, прикидывая, как их распределить и сколько послать в каждую из точек.

– Кое-что, – отозвался он. – Может, это и пустяк, но заставляет меня перепроверить. Оливия Уайтлоу утверждает, что в среду всю ночь провела на барже. Фарадей отсутствовал. Так что, если бы Оливия захотела покинуть Малую Венецию, это превратилось бы в целое дело. Кто-то должен был бы ее перенести. Или ей пришлось бы передвигаться с помощью ходунков. В любом случае, перемещение было бы медленным. Поэтому, если в среду ночью, как только ушел Фарадей, она куда-то отбыла, кто-нибудь это да заметил бы.

– Но ведь она не могла убить Флеминга, – запротестовала Хейверс. – Если ее состояние таково, как описываете вы, ей было бы просто не под силу забраться в сад коттеджа.

– То есть сделать это в одиночку. – Он взял слова «Малая Венеция» в кружок и отметил их стрелкой. – У них с Фарадеем собачьи миски с водой стоят на палубе на стопке газет. Уходя, я бросил взгляд на эти газеты. Скуплены все сегодняшние, какие только были. И все таблоиды.