Текст книги "Прах к праху"

– И что? – сказала Хейверс, играя роль адвоката дьявола. – Она же практически инвалид. Хочет почитать. Послала своего дружка за газетами.

– И все газеты были открыты на одном и том же материале.

– О смерти Флеминга, – сказал Нката.

– Да. Мне стало интересно, что она ищет.

– Но она же Флеминга не знала, так? – уточнила Хейверс.

– Утверждает, что не знала. Но если бы я любил держать пари, я мог бы поспорить на какую угодно сумму, что она точно что-то знает.

– Или хочет что-то узнать, – заметил Нката.

– Да. И такое возможно.

В ткань расследования требовалось вплести еще одну нить, и то, что было почти восемь часов субботнего вечера, не снимало с них этой обязанности. Но управиться можно было и вдвоем. Поэтому, как только детектив-инспектор Нката надел пиджак, осторожно расправил лацканы и отбыл на поиски развлечений, какие сулил субботний вечер, Линли сказал сержанту Хеиверс:

– Есть еще одно дело.

Барбара как раз целилась смятой оберткой от печенья в его мусорную корзину. Она опустила руку и вздохнула:

– Полагаю, речь идет об ужине.

– В Италии редко ужинают раньше десяти часов, сержант,

– Вот это да. Оказывается, я – любительница сладкой жизни, а сама понятия об этом не имею. Но хотя бы сэндвич я успею перехватить?

– Только быстро.

Хеиверс устремилась в сторону офицерской столовой, а Линли набрал номер Хелен. Прослушал двойные звонки, потом опять включился автоответчик, и снова Линли оставил сообщение, оборванное автоматом на полуслове.

– Проклятье, – ругнулся он и хлопнул трубку на место.

– Абсолютно с вами согласна, – сказала вернувшаяся Барбара. – Значит, мы едем? И куда же?

Линли убрал очки в карман пиджака и достал ключи от машины.

– В Уоппинг. – Уже на ходу он продолжал: – Гай Моллисон сделал заявление для средств массовой информации. Сегодня днем оно прозвучало по радио. «Трагедия для Англии, блистательный бэтсмен погиб в расцвете сил, настоящий удар по нашим надеждам вызволить „Прах“ из Австралии, причина серьезно задуматься тем, кто набирает игроков в сборную».

– А это интересно, – заметила Хеиверс, отправляя в рот последний треугольник первой половины сэндвича. – Я об этом как-то не подумала. Флеминга наверняка снова выбрали бы в английскую команду. Теперь его нужно заменить. И кому-то определенно улыбнулась удача.

– Итак, что нам известно о Моллисоне? – уже в машине спросила Хеиверс. Она прикончила сэндвич и теперь искала в кармане брюк что-то еще. Это оказались мятные пастилки, отправив в рот одну, она предложила их Линли, который поблагодарил и тоже взял пастилку. Она пахла пылью, словно Хеиверс подобрала с пола надорванную упаковку, решив – не пропадать же добру.

– Я знаю, что он играл за Эссекс, когда не играл за Англию, и больше ничего, – сказала сержант.

– За Англию он играл последние десять лет, – сообщил ей Линли и начал излагать сведения о Моллисоне, которые узнал из телефонного разговора с Саймоном Сент-Джеймсом, своим другом, ученым-криминалистом и страстным поклонником крикета. – Ему тридцать семь…

– Значит, не так много хороших лет осталось для игры.

–…и женат на адвокате по имени Эллисон Хеппл. Кстати, ее отец в прошлом был спонсором команды.

– Эти ребята вылезают из всех дыр, а?

– Моллисон учился в Кембридже – закончил Пембрук-колледж с довольно хилой третьей степенью по естественным наукам. Играл в крикет в Хэрроу, а затем вошел в сборную Кембриджа. Продолжал играть и после завершения учебы.

– Похоже, образование служило лишь предлогом для игры.

– Мне тоже так кажется.

– Значит, он принял бы близко к сердцу интересы команды, какими бы они ни были.

– Какими бы ни были.

Гай Моллисон жил в районе Уоппинга, претерпевшего значительные урбанистические изменения. Это была та часть Лондона, где огромные викторианские склады высились вдоль узких, мощенных булыжником улиц, идущих вдоль реки. Некоторые склады до сих пор использовались по назначению, хотя одного взгляда на грузовик со сверкавшим на нем ярким логотипом компании по производству одежды для активного отдыха было достаточно для частичного понимания произошедшей с Уоппингом метаморфозы. Он больше не был кишащим людьми криминогенным районом доков, где толкали друг друга на сходнях горластые грузчики, через руки которых проходило все – от краски из ламповой сажи до черепашьих панцирей. Там, где когда-то пристани и улицы были завалены тюками, бочками и мешками, правила бал современность.

Квартира Гая Моллисона находилась в Чайна-силк-уорф, шестиэтажном светло-коричневом кирпичном здании, стоявшем у пересечения Гарнет-стрит и Уоппинг-уолл. В качестве местного цербера выступал консьерж, который, когда подъехали Лин-ли и Хейверс, не слишком бдительно нес службу, усевшись перед маленьким телевизором в крохотной каморке с кирпичным полом у запертого входа на верфь.

– Моллисон? – спросил он, когда Линли позвонил, предъявил удостоверение и сказал, к кому идет. – Ждите здесь, вы оба. Поняли? – Он указал место на полу и удалился в свою каморку с карточкой Линли в руке. Там он ткнул в несколько кнопок на телефонном аппарате под веселый рев телевизионной аудитории, забавлявшейся видом четырех участников соревнования, которые ползли по толстым трубам, заполненным каким-то красным желе. Он вернулся с удостоверением и вилкой, на которую был насажен, похоже, кусочек заливного угря – легкая вечерняя закуска.

– Четыре семнадцать, – сказал консьерж. – Четвертый этаж. Налево от лифта. И не забудьте отметиться у меня, когда будете уходить. Поняли?

Он кивнул, отправил угря в рот и пропустил их. Однако его пояснения оказались излишними. Когда двери лифта раскрылись на четвертом этаже, капитан английской команды ждал их в коридоре. Он стоял, небрежно прислонившись к стене напротив лифта и сунув сжатые в кулаки руки в карманы мятых льняных брюк.

Линли узнал Моллисона по его фирменной черте: дважды сломанному в крикетных баталиях носу с вдавленной и так и не выправленной переносицей. Лицо у него обветрилось от пребывания на солнце, на глубоких залысинах проступила россыпь веснушек. Под левым глазом красовался синяк размером с крикетный мяч – или даже кулак, – и синяк этот по краям уже начал желтеть.

Моллисон протянул руку со словами:

– Инспектор Линли? Мейдстоунская полиция сообщила, что попросила у Скотленд-Ярда подмоги. Как я понимаю, вы и есть эта помощь?

Линли пожал ему руку. Моллисон ответил крепким рукопожатием.

– Да, – ответил Линли и представил сержанта Хейверс. – Бы связывались с полицией Мейдстоуна?

Моллисон кивнул сержанту Хейверс, одновременно отвечая:

– Я с прошлой ночи пытался добиться от полиции какой-то ясности, но вы умеете уходить от ответов, не так ли?

– Какого рода информация вас интересует?

– Я бы хотел узнать, что случилось. Кен не курил, так откуда эта чушь о загоревшемся кресле и сигарете? И как в течение двенадцати часов загоревшееся кресло и сигарета могли превратиться в «предполагаемое убийство»? – Моллисон снова прислонился к беленой кирпичной стене. – Честно говоря, у меня, наверное, просто реакция: до сих пор не могу поверить в его смерть. Ведь только в среду вечером я с ним разговаривал. Мы поболтали. Распрощались. Все было замечательно. И вот такое.

– Об этом телефонном звонке мы и хотели с вами поговорить.

– Вы знаете, что мы разговаривали? – У Молли-сона вытянулось лицо. Потом он заметно расслабился. – О, Мириам. Конечно. Она сняла трубку. Я забыл. – Он снова сунул руки в карманы и поудобнее прислонился к стене, словно собирался надолго здесь задержаться. – Что я могу вам рассказать? – Он с бесхитростным видом переводил взгляд с Линли на Хейверс, как будто в том, что их встреча протекала в коридоре, не было ничего необычного.

– Мы можем войти в вашу квартиру? – спросил Линли.

– Это не очень-то удобно, – сказал Моллисон. – Мне бы хотелось уладить это дело здесь, если можно.

– Почему?

Он кивнул в сторону квартиры и сказал, понизив голос:

– Из-за моей жены, Эллисон. Мне бы не хотелось лишний раз ее волновать. Она на восьмом месяце и неважно себя чувствует. Все так зыбко.

– Она знала Кеннета Флеминга?

– Кена? Нет. Ну, разговаривала с ним, да. Они иногда болтали, если встречались на вечеринках и разных мероприятиях.

– Тогда, я полагаю, его смерть не произвела на нее шокового впечатления?

–Нет. Нет. Ничего подобного. – Моллисон улыбнулся и тихонько стукнулся головой о стену в порыве самоуничижения. – Я паникер, инспектор. Это наш первый. Мальчик. Не хочу никаких неожиданностей.

– Мы постараемся об этом не забыть, – любезно проговорил Линли. – И если ваша жена не располагает сведениями о смерти Флеминга, которыми хотела бы поделиться с нами, ей вообще нет необходимости оставаться в комнате.

Губы Моллисона дернулись, словно он хотел сказать что-то еще. Он оттолкнулся от стены.

– Ну что ж, ладно. Идемте. Но не забывайте о ее состоянии, хорошо?

Он провел их по коридору к третьей двери, за которой оказалась громадная комната с окнами в дубовых рамах и видом на реку.

– Элли? – позвал Моллисон, идя по березовым половицам к дивану и креслам, составлявшим уголок-гостиную. Одна стена в этой комнате представляла собой стеклянную дверь, за которой открывалась старинная дощатая пристань, на которую когда-то выгружали привезенные на склад товары. Он предложил полицейским сесть и снова окликнул жену.

– Я в спальне, – ответил женский голос. – Ты закончил с ними?

– Не совсем, – сказал Моллисон. – Закрой дверь, милая, чтобы мы тебя не беспокоили..

В ответ они услышали шаги, но вместо того, чтобы закрыться, Эллисон вошла в комнату с пачкой бумаг в руке, другой рукой она держалась за поясницу. Живот у нее был огромный, но вопреки словам мужа, больной она не казалась. Более того, ее, видимо, застали в разгар работы – очки сдвинуты на макушку, авторучка прицеплена к вырезу халата.

– Заканчивай свою сводку, – сказал муж. – Ты нам здесь не нужна. – И бросил встревоженный взгляд на Линли: – Не нужна?

Не успел Линли ответить, как Эллисон сказала:

– Чепуха, прекрати обращаться со мной как с больной, Гай. Очень бы тебя просила. – Она положила бумаги на стеклянный обеденный стол, размещавшийся между уголком-гостиной и кухней, сняла очки и отцепила ручку. – Хотите чего-нибудь? – спросила она у Линли и Хейверс. – Может быть, кофе?

– Элли. Господи! Ты же знаешь, что тебе нельзя… Она вздохнула.

– Сама я и не собиралась пить. Моллисон состроил гримасу:

– Извини, не хотел. Как же я буду рад, когда все закончится.

– Ты не одинок в своем желании. – И Эллисон повторила свой вопрос, обращаясь к Линли и Хейверс.

– Мне воды, пожалуйста, – сказала Хейверс.

– Мне – ничего, – ответил Линли.

– Гай?

Моллисон попросил пива и проследил за женой взглядом. Она вернулась с банкой «Хайнекена» и стаканом воды, в котором плавали два кусочка льда. Поставив напитки на кофейный столик, она опустилась в кресло. Линли и Хейверс сели на диван.

Не обращая внимания на пиво, которое он попросил, Моллисон остался стоять.

– Ты что-то раскраснелась, Элли. Душновато здесь, да?

– Все нормально. Я прекрасно себя чувствую. Все отлично. Пей свое пиво.

– Хорошо.

Но он не присоединился к ним, а присел на корточки рядом с открытой стеклянной дверью, где перед двумя пальмами в кадках стояла плетеная корзина. Моллисон достал из нее три крикетных мяча. Можно было подумать, он сейчас начнет ими жонглировать.

– Кто заменит Кена Флеминга в команде? – спросил Линли.

Моллисон мигнул:

– Это при условии, что Кена снова выбрали бы играть за Англию.

– А его не выбрали бы?

– Какое это имеет значение?

–В настоящий момент я не могу ответить на этот вопрос. – Линли припомнил дополнительные сведения, сообщенные ему Сент-Джеймсом. – Флеминг заменил парня по фамилии Рейкрофт, так? Это произошло как раз перед зимним туром? Два года назад?

– Рейкрофт сломал локоть.

– И Флеминг занял его место.

– Если вы настаиваете на такой формулировке.

– Больше Рейкрофт за Англию не играл.

– Он так и не восстановил форму. Он вообще больше не играет.

– Вы вместе учились в Хэрроу и Кембридже, не так ли? Вы с Рейкрофтом?

– Какое отношение к Флемингу имеет моя дружба с Рейкрофтом? Я знаю его с тринадцати лет. Мы вместе учились в школе. Вместе играли в крикет. Были шаферами на свадьбах друг у друга. Мы друзья.

– Если не ошибаюсь, вы выступали и в роли его защитника.

– Когда он мог играть, да. Но теперь играть он не может, и я не выступаю за него. Точка. – Моллисон выпрямился, держа в одной руке два мяча, в другой – один. Добрых тридцать секунд он ловко жонглировал ими и из-за этой завесы сказал: – А что? Вы думаете, я избавился от Флеминга, чтобы вернуть Брента в английскую команду? Отвратительное предположение. Сейчас есть сотня игроков лучше Брента. Он это знает. И я это знаю. И те, кто набирает команду.

– Вы знали, что в среду вечером Флеминг собирался в Кент?

Он покачал головой, сосредоточившись на летающих в воздухе мячах.

– Насколько мне было известно, он собирался на отдых вместе с сыном.

– Он не говорил, что отменил поездку? Или перенес ее?

– Даже и речи не было. – Моллисон подался вперед и мяч упал у него за спиной. Приземлившись у самого края ковра цвета морской пены, покрывавшего пол в той части гостиной, где они сидели, мяч подкатился к сержанту Хейверс. Она подобрала его и аккуратно положила рядом с собой на диван.

По крайней мере, жена Моллисона все поняла.

– Сядь, Гай, – попросила она.

– Не могу, – ответил он с мальчишеской улыбкой. – Я завелся. Прорва энергии. Нужно дать ей выход.

– Что ты так нервничаешь? – спросила его жена. И с легким стоном изменив позу, повернулась к Линли. – Вечером в среду Гай был здесь, со мной, инспектор. Вы поэтому приехали поговорить с ним? Проверить его алиби? Если мы сразу же перейдем к фактам, то сможем разрешить все сомнения. – Она положила ладонь на живот, словно подчеркивая свое положение. – Я теперь плохо сплю. Так, дремлю, когда удается. Большую часть ночи я не спала. Гай был здесь. Если бы он уходил, я бы знала. И если каким-то чудом я бы проспала его отсутствие, ночной дежурный не проспал бы. Вы ведь уже видели ночного дежурного?

– Эллисон, ну что ты. – Моллисон наконец-то забросил мячи обратно в плетеную корзину, сел в кресло и открыл пиво. – Он не думает, что я убил Кена. Да и зачем мне? Я просто молол чушь.

– Из-за чего вы поссорились? – спросил Линли и не дожидаясь деланно недоуменных возражений Моллисона, продолжал: – Мириам Уайтлоу слышала начало вашего разговора с Флемингом. Она вспомила, что вы упомянули о ссоре, сказали что-то вроде: «Давай забудем о ссоре и все уладим».

– На прошлой неделе во время четырехдневного матча в «Лордзе» мы немного погорячились. Обстановка со счетом была напряженная. На третий день – мы были тогда на автостоянке – я позволил себе замечание в адрес одного из игроков-пакистанцев, имея в виду не конкретного человека, а игру в целом, но Кен посчитал это расизмом. Ну и покатилось.

– Они подрались, – спокойно уточнила Элли-сон. – Там же, на стоянке. Гаю досталось больше. Два ушиба ребер, синяк под глазом.

– Странно, что это не попало в газеты, – заметила Хейверс. – При наших-то таблоидах.

– Было поздно, – сказал Моллисон. – Рядом никого не было.

– Значит, вы были только вдвоем?

– Точно. – Моллисон глотнул пива.

– А после вы никому не сказали, что подрались с Флемингом? Почему?

– Потому что это было глупо. Мы слишком много выпили. Вели себя как два идиота. Нам совсем не хотелось, чтобы это стало известно.

– И потом вы с ним помирились?

– Не сразу. Но в среду я позвонил. Я понял, что его выберут в английскую сборную на это лето. Меня тоже. Как вы понимаете, нам не обязательно было пылать друг к другу любовью, чтобы нормально играть, когда приедут австралийцы, но надо хотя бьт спокойно общаться. Все началось с моего замечания. Так что я решил, что первым должен сделать и шаг к примирению.

– О чем еще вы говорили вечером в среду? Он поставил пиво на столик и, наклонившись вперед, сцепил руки между коленей:

– О предстоящих играх с австралийцами. О состоянии поля в «Овале», о наших игроках.

– И на протяжении этого разговора Флеминг ни разу не упомянул, что в тот вечер поедет в Кент?

– Ни разу.

– И о Габриэлле Пэттен не упоминал?

–О Габриэлле Пэттен? – Моллисон в замешательстве наклонил голову набок. – Нет. Габриэллу Пэттен он не упоминал. – Он пристально смотрел на Линли, и чрезмерная невозмутимость этого взгляда выдавала Моллисона.

– Вы ее знаете? – спросил Линли. Взгляд его остался твердым.

– Конечно. Она – жена Хью Пэттена. Он спонсирует нынешние летние матчи. Но вы уже, наверное, и сами докопались до этой информации,

– В настоящее время они с мужем живут раздельно. Вы об этом знаете?

Моллисон на мгновение скосил глаза в сторону жены, а затем снова уставился на Линли.

– Не знал. Печально слышать. У меня всегда было впечатление, что они с Хью без ума друг от друга.

– Вы часто с ними виделись?

– Временами тут. На вечеринках. Иногда на матчах. На зимних соревнованиях. Они довольно пристально следят за крикетом. Раз уж он спонсирует команду. – Моллисон залпом допил пиво и принялся большим пальцем делать вмятины на жестянке. – Есть еще? – спросил он у жены, а потом сказал: – Нет. Сиди. Я сам принесу. – Вскочил и ушел на кухню, где стал шарить в холодильнике, приговаривая: – Ты чего-нибудь хочешь, Эллисон? За ужином ты чуть поклевала, и все. Тут аппетитные куриные ножки. Хочешь, дорогая?

Эллисон задумчиво посмотрела на измятую банку, которую муж оставил на кофейном столике. Он снова позвал, когда Эллисон не ответила, и тогда она сказала:

– У меня нет никакого интереса, Гай. К еде.

Он вернулся, открыл новую банку «Хайнекена».

– Вы точно не хотите? – спросил он у Линли и Хейверс.

– А матчи в графстве? – спросил Линли.

– Что?

– Пэттен с женой их тоже посещали? Например, они хоть раз ездили на матч в Эссекс? За кого они болели, если в игре не участвовала сборная?

– Они, кажется, из Мидлсекса. Или из Кента. Понимаете, это их родные графства.

– А Эссекс? Они когда-нибудь приезжали посмотреть на вашу игру?

– Вероятно. Поклясться не могу. Но, как я сказал, за играми они следили.

– А в последнее время?

– В последнее время?

– Да. Мне интересно, когда вы в последний раз их видели?

– Хью я видел на прошлой неделе.

– И где?

– В Гэтвике. Мы там обедали. Мои обязанности частично заключаются в том, чтобы ублажать спонсоров.

– Он не говорил вам, что разъехался с женой?

– Черт, нет. Я его не знаю. В смысле, близко. Мы говорили о спорте. Кому можно поручить первый удар в матче против австралийцев. Как я планирую расставить игроков. Кого наметили в команду. – Он глотнул пива.

Линли подождал, пока Моллисон поставит банку, и спросил:

– А миссис Пэттен? Когда вы видели ее в последний раз?

– Честно говоря, не помню.

– Она была на ужине, – сказала Эллисон. – В конце марта. – Видя замешательство мужа, она добавила: – В «Савое».

– Фу ты, ну и память у тебя, Элли, – проговорил Моллисон. – Да, точно. В конце марта. В среду…

– В четверг.

– В четверг вечером. Правильно. На тебе была эта пурпурная африканская хламида.

– Персидская.

– Персидская. Да, конечно. А я…

Линли спросил, прервав это подобие клоунады;

– И с тех пор вы ее не видели? И не видели ее с тех пор, как она поселилась в Кенте?

– В Кенте? – На лице его ничего не отразилось. – Я не знал, что она была в Кенте. А что она там делает? Где?

– Там, где умер Кеннет Флеминг. Более того, в том самом коттедже.

– Черт. – Он сглотнул.

– Когда вы разговаривали с ним вечером в среду, Кеннет Флеминг не сказал, что едет в Кент повидаться с Габриэллой Пэттен?

– Нет.

– Вы не знали, что у них роман?

– Нет.

– Вы не знали, что у них роман с прошлой осени?

– Нет.

– Что они планировали развестись со своими нынешними супругами и пожениться?

– Нет. Откуда? Ничего этого я не знал. – Он повернулся к жене. – А ты об этом знала, Элли?

На протяжении всего этого допроса она наблюдала за мужем и сейчас ответила с совершенным хладнокровием:

– В моем положении я вряд ли могла это знать.

– А вдруг она обмолвилась в разговоре с тобой тогда, в марте. На ужине.

– Она пришла туда с Хью.

– Я имею в виду, в дамской комнате. Или где-нибудь еще.

–Мы не оставались наедине. И даже если бы остались, признание в том, что трахаешься с чужим мужем, неподходящая тема для разговора в туалете, Гай. По крайней мере, между женщинами. – Выражение лица Эллисон и ее тон смягчили резкость этого высказывания, но все вместе взятое приковало к ней пристальный взгляд мужа. Воцарилось молчание, и Линли позволил ему продлиться. За открытой дверью на реке просигналил катер, и казалось, вместе с этим звуком в комнату ворвалась струя прохладного воздуха. Ветерок пошевелил листья пальмы и сдул со щеки Эллисон прядку каштановых волос, выбившихся из-под персикового цвета ленты, стягивавшей их на затылке. Гай торопливо поднялся и закрыл дверь.

Линли тоже встал. Хейверс метнула на него взгляд, говоривший: «Вы с ума сошли, он же по уши влип», – и нехотя стала приподниматься с мягкого дивана. Линли вынул свою визитную карточку и со словами:

– На случай, если вы еще что-нибудь вспомните, мистер Моллисон, – протянул ему карточку, когда Моллисон отходил от двери.

– Я все вам сказал, – проговорил Моллисон. – Не знаю, что еще…

– Иногда что-то всплывает в памяти. Услышанный разговор. Фотография. Сон. Позвоните мне, если это произойдет.

Моллисон сунул карточку в нагрудный карман пиджака.

– Разумеется. Но не думаю…

– Такое бывает, – сказал Линли. Он кивнул жене Моллисона, чем и закончил беседу.

Они с Хейверс молчали, пока не оказались в лифте, который плавно двинулся вниз, на первый этаж, где консьерж отомкнет замки и выпустит их на улицу, Хейверс сказала:

– Он темнит.

– Да, – согласился Линли.

– Тогда почему мы не остались, чтобы прижать его к стенке?

Двери лифта раскрылись. Полицейские вышли в холл. Консьерж выполз из своей каморки и проводил их до двери с неукоснительностью тюремного надзирателя, освобождающего заключенных.

Оказавшись на ночной улице, Линли ничего не сказал.

Хейверс закурила, пока они шли к «бентли», и снова было спросила:

– Сэр, почему же мы…

– Нам не обязательно заниматься тем, что для нас сделает его жена, – последовал ответ Линли. – Она юрист. В этом отношении нам очень повезло.

Остановившись у машины, Хейверс торопливо докурила, глубоко затягиваясь перед долгой поездкой.

– Но она не встанет на нашу сторону, – сказала Хейверс. – Она ведь ждет ребенка. И здесь замешан Моллисон.

– Нам не нужно, чтобы она приняла нашу сторону. Нам лишь нужно, чтобы она объяснила ему, о чем он забыл спросить.

Хейверс не донесла сигарету до рта:

– Забыл спросить?

– «А где сейчас Габриэлла?», – ответил Линли. – Пожар случился в доме, где жила Габриэлла, Полицейские обнаружили всего один труп, и это труп Флеминга. Так где же Габриэлла? – Линли отключил сигнализацию. – Интересно, правда? – сказал он, открывая дверцу и садясь в автомобиль. – Как выдают себя люди, не говоря ничего.