Текст книги "Искусство наступать на швабру"

В ночь на пятое марта, когда луна скрылась в мрачных тучах, Гераклов заступил на пост по охране вверенного ему здания. Он устроился за небольшой конторкой в просторном холле первого этажа. Ближе к полуночи Константин Филиппович проголодался и разложил перед собой газету «Блудни», а на ней бутерброды и термос. И едва он поднес ко рту бутерброд с селедкой, как в ночной тишине разнеслись звуки боя часов на башне собора св. Кришны. И когда раздался последний, двенадцатый удар, Гераклов сомкнул челюсть на селедочном хвосте. В этот момент на стол вспрыгнуло некое лохматое существо, схватило второй бутерброд с килькой и с радостным писком растворилось в темном углу. Сначала политик подумал, что это была просто крыса. Но тут он вспомнил, что его товарищи по политическому плюрализму рассказывали, будто по ночам в этом здании, ранее служившем оплотом старой идеологии в Кислоярском районе, нередко происходят разные невероятные вещи.

От таких размышлений в душу политика начали закрадываться некоторые сомнения, и в этот миг его взгляд упал на стоявший неподалеку телевизор. Прямо на глазах Гераклова он вытягивался, обретая очертания гроба. «Ох, как все это не к добру!», подумал Константин Филиппович. A к тому времени на тумбочке вместо телевизора уже стоял увитый лентами, обитый багетом роскошный красный гроб. Со зловещим скрипом его крышка открылась, и профессиональный демократ увидел в нем даму с распущенными светлыми волосами, неестественной улыбкой и в прозрачном саване, напоминающем пеньюар, с которым контрастировал красный депутатский значок. Дама поднялась в гробу и, приняв некую непристойную позу, гнусно рассмеялась. Тут Гераклов со смешанным чувством ужаса и любопытства увидел, что на даме не было никакой одежды, кроме вышеупомянутого пеньюара с ценником известного как в Кислоярске, так и за его пределами секс-шопа «SLIKTI». Вдруг гроб со звуком, напоминающим урчание в животе, поднялся в воздух и сделал несколько кругов вокруг люстры. И тут, вспомнив совет одного знакомого политолога, Гераклов быстро нарисовал фломастером жирную линию вокруг своей конторки. Сделав петлю Нестерова, гроб врезался в невидимую стену почти перед самым носом Константина Филипповича. После такой неудачной атаки дама отлетела в сторону и лихо приземлилась прямо на постамент, где раньше стоял бюст A.М. Коллонтай. Там она пронзительным голосом стала выкликать дьявольские заклинания, из которых Гераклов разобрал только «Вставайте, проклятьем заклейменные!» и, к своему ужасу, увидел, что из темных углов холла к ней начали стекаться всяческие бесы и вурдалаки. Многие из них были вооружены кумачовыми транспарантами, винтовками и бутылками с водкой. Возглавляющий эту армию элегантный бес с вьющимися седыми волосами, протирая уголком красного знамени очки, приятным низким голосом обратился к гроболетчице:

– Ну что, Татьяна Аркадьевна, опять не можете справиться с каким-то прислужником капитала?

Дама вновь начала выкрикивать нечто неразборчивое, после чего заученным жестом порвала на груди саван, он же пеньюар, и вся кодла бросилась на приступ конторки. В это время Гераклов мучительно вспоминал слова молитвы «Харе Рама, Отче наш» и, видимо, что-то вспомнил, так как шайка упырей вновь, кипя возмущенным разумом, отступила на исходные позиции. И тут седой бес опять обратился к пилотке гроба:

– A не пустить ли нам в ход тяжелую артиллерию, товарищ? – При этом он громогласно высморкался в подол ее савана.

Дама в гробу окончательно порвала на себе саван, затопала ногами, плюнула на рога элегантному бесу и нечеловеческим голосом закричала:

– Введите Петровича!!!

И тут все стихло, и в тишине раздался вой милицейской сирены. Тяжелые шаги сотрясли все здание. От сильного удара сорвались с петель двери, и в холл вошел огромный монстр в скромном сером костюме и с портфелем.

– Ничего не вижу! – загромыхал он страшным голосом. – Подымите мне веки!

К нему тут же подскочили несколько мелких услужливых бесов и бестолково стали тыкать древками знамен ему в глаза.

– Отойдите, товарищи, я сам, – попросил монстр, и со звуком сливаемой в унитазе воды раскрылись его пылающие революционным огнем глаза. Устремив испачканный чернилами палец в Гераклова, монстр с радостью садиста объявил: – Вот он, прислужник кислоярских капиталистов! Сейчас мы его повесим на одном суку с…

Фраза повисла в воздухе, так как в этот момент на шпиле собора св. Кришны закукарекал петушок, и нечисть бросилась врассыпную, роняя на ходу знамена и ржавые трехлинейки. Гроб закружился по фойе, на ходу обратно превращаясь в телевизор. Со стуком опустившись на свое место и, видимо, самопроизвольно включившись, он произнес голосом диктора Останкинского телевидения:

– С добрым утром, товарищи!..

* * *

И в этот момент Гераклов очнулся от резких звуков – кто-то в темноте пытался работать с рацией. Приняв позу пантеры перед прыжком на добычу, Гераклов затаился в углу…

* * *

В эту дивную ночь не спали еще как минимум двое. Радист Отрадин и мотористка Степановна, уютно устроившись на капитанском мостике, любовались луной и звездами. Пьянила и симфония звуков, доносившихся с обоих берегов Кислоярки. В мелодичное кваканье лягушек искусно вплетались завывания волков с одного берега и медвежий рев с другого. Изредка подпускал трели и незримый оку соловей.

– Ах, я просто балдею! – нежно прошептала Степановна. – Андрюша, поцелуйте меня!

– Любимая! – страстно отвечал радист, и уста сладкой парочки слились в нежном лобзании. – Нет, дорогая Степановна, в такую ночь без поэзии никак нельзя! – Отрадин вскочил на ноги и, едва не свалившись с мостика, продекламировал:

 
– Отзвук голосов плывет
По забывшейся реке.
Запах трав, как мысли вслух,
Носится невдалеке.
Безутешный соловей
Заливается в бреду.
Смертной мукою и я
Постепенно изойду.
 

– Ах! – простонала Степановна. – Это тоже Шекспир в переводе Покровского?

– Да нет, Шелли в переводе Пастернака, – ответил Oтрадин. – Слышите, что там за шум?

– Где? – очнулась от страстной неги Степановна.

– Кажется, в радиорубке, – прислушавшись, определил Андрюша. – Бежим скорее!

* * *

После долгих попыток злоумышленник наконец-то настроился на нужную волну:

– Алло, вы меня слышите? Это с яхты «Инесса». Да нет, громче не могу, а то меня застукают. Принимайте сообщение. Один день пути прошел успешно. Завтра после полудня яхта войдет в зону, охваченную боевыми действиями. На корабле все в порядке, если не считать грязного греховного романа между радистом и мотористкой. Сейчас, когда я передаю это сообщение, они предаются гнусному разврату на верхней палубе. Господин Грымзин на яхте кажется вовсе не таким пауком, как у себя в банке – он ходит по кораблю и потирает липкие руки в ожидании встречи со своим сладеньким дружком сепаратистом Захаром Дудкиным. Господин Гераклов целыми днями бегает по палубе и раскрывает всякие заговоры и страшные тайны, не стоящие и пяти сантимов. A сейчас, умаявшись за день, сей прославленный политик сладко спит в своей каюте и видит сладострастные сны, как он сажает на кол Разбойникова.

– Ошибаешься, мерзавец, я здесь! – не выдержал Гераклов и набросился на незнакомца. В темноте завязалась смертельная схватка, но когда на шум прибежала влюбленная парочка с капитанского мостика, злоумышленника уже и след простыл. Отрадин включил лампу и увидел сидевшего на полу Гераклова.

– Что случилось, Константин Филиппович? – забеспокоилась Степановна.

– Он ушел, – торжественно сообщил политик. – Но завтра мы его обязательно узнаем – ведь я ему такой фингал под глазом поставил!..

Утром, едва адмирал скомандовал «Отдать концы!» и яхта поплыла дальше, Гераклов совершил обход судна: он побывал и на капитанском мостике, и у штурвала, даже спустился в камбуз к Ивану Петровичу Серебрякову, но увы -ни у одного из бывших на борту он не обнаружил не то что синяка под глазом, но даже каких бы то ни было признаков ночной борьбы.

Однако эта загадка вскоре разрешилась как бы сама собой. Когда Гераклов в кают-компании живописал в лицах события минувшей ночи Грымзину и Cерапионычу, в помещение уверенно вошел совершенно посторонний человек с огромным «фонарем» под глазом.

– Добрый денек, господа! – развязно поздоровался он. – A вот и я, прошу любить и жаловать.

– Что это значит?! – гневно вскочил из кресла банкир Грымзин. – Как вы сюда попали, господин Ибикусов?

Репортер Ибикусов (а это был, разумеется, именно он) уселся в кресло Грымзина и нахально положил ноги на стол:

– Я спрятался в куче угля. Долг журналиста – всегда находиться в куче событий!

Грымзин дернул за спинку кресла и вывалил Ибикусова на ковер:

– Насколько мне известно, вы из всех куч предпочитаете кучу, извините, не скажу чего! Но все и так знают – дерьма.

– Господа, погодите браниться, – встрял доктор Серапионыч. – Мы должны решить, что делать дальше.

– Как это что? – удивился Грымзин. – Высадить на берег к чертовой матери! Не топить же его в речке, как вы полагаете?

– Я решительно против! – заявил Гераклов. – Как я понимаю, мы уже вступили в зону боевых действий. Каким бы ни был господин Ибикусов, но он всегда выступал против сепаратиста Дудкина. Вы представляете, что с ним будет, если он попадет в лапы этих бандитов?

– Ну ладно, черт с вами, – великодушно сменил гнев на милость банкир. – Оставайтесь. Можете и дальше обитать в углехранилище. Но упаси вас бог, или черт, или кому вы там служите, подходить даже близко к радиорубке!.. Я не угрожаю, но предупреждаю.

Довольный, что так легко отделался, репортер покинул кают-компанию. Доктор Серапионыч привычно подлил себе чаю с добавкой из склянки. A Грымзин, делая вид, что наливает Гераклову в бокал «Сангрию», тихо спросил:

– Признайтесь, Константин Филиппович, ведь это вы провели Ибикусова на яхту?

– Ну что вы! – бурно возмутился политик. – Разве я посмел бы пойти против вашей воли?!

В этот момент яхту сильно качнуло, и она остановилась. Гераклов со всех ног бросился на палубу. Там штурман Лукич уже спускал на воду шлюпку.

– Что случилось? – тревожно спросил Гераклов у адмирала. Тот только махнул бородкой в сторону левого берега. Политик надел очки и увидел, что на берегу какая-то женщина машет белым боа.

– Я поплыву! – заявил Гераклов. – Вам не стоит рисковать – в этих краях возможны боевые действия.

– Какие боевые действия? – заинтересовался вездесущий Ибикусов, тоже появившийся на палубе.

– Федеральных Кислоярских властей с сепаратистами Дудкина, – пояснил Гераклов.

– O! – не то обрадовался, не то опечалился репортер. – Я знаю этих мерзавцев. Они давно мечтают меня зарезать и сделать шашлык. Я хочу с вами!

Гераклов и Ибикусов спустились в лодку и погребли к берегу. Женщина радостно махала боа и даже бежала по воде в их сторону, подхватив подол темного вечернего платья.

– Надеюсь, господин Ибикусов, вы не в обиде, что я вас давеча в радиорубке несколько помял? – спросил Гераклов.

– Да ну что вы, – беззаботно ответил репортер. – Спасибо, что вы меня провели-таки на яхту. A синяк – сущий пустяк по сравнению с тем, что нас ждет, если попадемся в лапы дудкинцев.

– Я не мог иначе, – сказал политик. – Ко мне поступил сигнал, и я должен был принимать меры.

Вскоре шлюпка достигла берега, где благополучно приняла на борт пострадавшую – симпатичную молодую девушку.

– В чем дело? Что случилось? Как вы тут оказались? – засыпали ее вопросами Ибикусов и Гераклов.

– Мы с друзьями плыли на лодках по Кислоярке, – слабым голосом ответила девушка. – Расположились на привал… И тут на нас напали какие-то головорезы…

– Дудкинские боевики! – догадался репортер. – И что же, что же? Они над вами надругались, расчленили ваши трупы и отдали внутренности на съедение своим цепным собакам?

– Они всех куда-то увели… Что с ними – не знаю. Я одна убежала…

– Наше государство не даст в обиду своих сограждан, сколь бы антинародная клика не стояла у власти! – высокопарно заявил Гераклов, энергично гребя в сторону «Инессы». – Я сегодня же дам радиограмму в Кислоярск, чтобы на их спасение выслали вооруженную экспедицию!

Когда шлюпка причалила к яхте, на палубе уже стояли почти все ее обитатели. Первым на правах хозяина галантно раскланялся банкир Грымзин:

– Проходите, мадемуазель, у нас здесь не обманывают!

– Ах, Егор, и ты тут! – тихо прошептала пострадавшая и медленно осела на пол. Егор едва успел подхватить ее.

– Обморок, организм истощен, – тут же выдал диагноз доктор Серапионыч. – Пойдемте, милочка, я вам окажу первую медицинскую помощь. Укольчик в мягкое место сделаем… И приготовьте что-нибудь покушать!

– Будет сделано! – Кок Серебряков, стуча деревяшкой, поплелся в камбуз.

– Жрррать! – прокаркал ворон Гриша у него на плече.

– Ну идемте, идемте, все будет хорошо, – ласково говорил доктор, уводя потерпевшую, которая шла, еле переставляя ножки в туфельках на высоких каблуках.

– Егор, ты знаешь эту вкладчи… девушку? – спросил Грымзин.

– Ну да, – уверенно ответил Егор. – Это же Вероника, племянница генерала Курского.

– Ну и дела!.. – пробормотал Гераклов. A Грымзин, вдруг побледнев, быстрыми шагами покинул палубу.

– Полный вперед! – скомандовал адмирал, и «Инесса», набирая ход, двинулась дальше – навстречу новым приключениям.

* * *

После обеда Гераклов заглянул в радиорубку узнать новости. Oтрадин, плотно прикрыв дверь, чуть ли не шепотом сообщил:

– Константин Филиппович, ночью опять пользовались радиопередатчиком.

– Не волнуйтесь, Андрей Владиславович, я заставил виновника признаться, – горделиво приосанившись, ответствовал Гераклов. – Им оказался ни кто иной как господин Ибикусов, тайно проникший на корабль.

Радист понизил голос еще больше:

– Про Ибикусова я в курсе, но здесь что-то другое. Передавали уже после вашей ночной битвы, под утро.

– Неужели он имел наглость вернуться сюда еще раз?! – возмутился политик.

– Не думаю, что это был Ибикусов, – покачал головой Андрюша. -Ибикусов передавал на диапазоне УКВ, точнее, FM, а тот второй – в миллиметровом диапазоне.

– A это еще что за фиговина? – удивился Гераклов.

– Не буду вас утомлять радиотехническими подробностями, но миллиметровым диапазоном пользовались советские спецслужбы для конфиденциальной связи. Чтобы принимать такие волны, нужна особой формы антенна – длинный провод с небольшими торчащими кусочками металла заостренной формы.

– Что-то вроде колючей проволоки?

– Да, наподобие того. Кстати, и колючая проволока вполне подходит.

– Ну и ну! – покачал головой Гераклов. – Неужели они пронюхали о наших планах и проникли на яхту?

– O каких планах? – пренебрежительно пожал плечами Oтрадин. – Ведь вы же говорили, что совершаете обычную прогулку по Кислоярке?

– Да-да, конечно, обычную прогулку, – спохватился Гераклов. -Давайте послушаем новости.

Действительно, звезда радиостанции «Икс-игрек-зет плюс» Яша Кульков приступил к обзору свежей прессы:

– Ширится компания по выборам главы нашей маленькой, но гордой Кислоярской Республики. Как сообщает газета «Кислоярские ведомости», Президент Кирилл Аркадьевич Яйцын посетил храм кришнаитов и лично откушал тарелку благотворительного вегетарианского супа. Президент пошутил, что готов взять Кришну на работу в свой предвыборный штаб. Кришна пошутил, что предложение принимает. Руководство Союза Кислоярских левых во главе с товарищем Зюпиловым посетило Кафедральный собор, после чего выступило с заявлением, что у них нет существенных разногласий с Православной Церковью и что марксизм имеет много общего с христианством. Поэтому в ходе планового обмена партбилетов удостоверение номер 000001 будет символически выдано Иисусу Христу, а номер 000002 – Александру Петровичу Разбойникову. Добавим от себя – тоже символически, так как этот сбежавший из тюрьмы путчист до сих пор, несмотря даже на личный контроль за розыском со стороны майора Селезня, нигде не обнаружен.

– Ничего, как только вернемся, я сам лично займусь его поимкой, -заявил Гераклов. A Кульков продолжал обзор прессы:

– «Панорама» информирует о продолжающемся загадочном круизе яхты «Инесса Арманд» вниз по Кислоярке. По сведениям сотрудницы этой газеты Инессы, но не Арманд, а Харламушкиной, владелец яхты банкир Грымзин, разбогатевший на народных страданиях, и так называемый политик Гераклов, причастный к аресту Александра Петровича Разбойникова, заранее скрываются от народного гнева, который их неизбежно застигнет в случае победы левых сил на предстоящих выборах. Кстати, о сексуальных меньшинствах. Когда сладенький Пенкин увидел противненького Моисеева, он воскликнул: «Сбылась моя голубая мечта!». Об этом и песенка «Крутится-вертится шар голубой» в исполнении Катерины Швабриной…

Oтрадин брезгливо щелкнул выключателем.

– A это уже не Ибикусов! – уверенно заявил Гераклов. – На подобный бред даже у него не хватило бы фантазии.

– A кто? – без особого интереса поинтересовался Oтрадин.

– Кто? Вы же сами сказали – спецслужбы. От того, что официально их прикрыли, они никуда не исчезли, просто приняли иные формы. Даю слово демократа, что или изловлю этих мерзавцев, или съем собственную шляпу без соли и горчицы! – с пафосом пообещал Гераклов.

* * *

В это же время Грымзин, доктор Серапионыч и адмирал Рябинин уютно расположились за столиком на верхней палубе и наблюдали за проплывающим по берегам пейзажем, который с каждой милей становился все дремучей и запущенней: непролазные чащи подступали почти вплотную к левому обрывистому берегу, а правый берег, более пологий, казался бесконечным из-за привольно разросшихся камышей. Изредка эти однообразные ландшафты прерывались заросшими бурьяном бывшими совхозными полями, где над заржавевшими останками тракторов и сенокосилок мрачно носились стервятники.

– Ну, доктор, как ваша пациентка? – как бы невзначай поинтересовался адмирал.

– Все в порядке, – беспечно махнул рукой доктор. – Хороший обед, простое человеческое участие – и никакого недомогания.

– Я заметил, что Вероника Николаевна все время крутится вокруг Егора, – вставил Грымзин. – Хорошо ли это?

– A, пустяки. Девка молодая, на свежатинку тянет, – с наигранным цинизмом хмыкнул Серапионыч. – Да и скажите, на какого черта ей такие старые хрычи, как мы с вами?

* * *

C полученными от радиста сведениями Гераклов отправился к себе в каюту. Он уже знал, что вторая ночь на яхте будет для него полна страшных и увлекательных приключений – ведь ловить агентов красных спецслужб куда интереснее, чем какого-то желтого репортеришку. A поскольку политик по своей натуре был скорее жаворонок, чем сова, то решил хорошенько выспаться, чтобы ночью свежим, как огурчик, выйти на тайную тропу.

* * *

Наблюдения Грымзина относительно Вероники и Егора во многом соответствовали действительности. Да и кто стал бы осуждать в страхе одиночества девушку, едва спасшуюся от лап сепаратистов и проведшую несколько дней на берегу дикой реки?

Около десяти вечера, когда корабль был уже давно поставлен на якорь, Вероника подошла к каюте Егора. Но повернуть ручку двери и войти внутрь ей не удалось, так как ее перехватил неведомо откуда взявшийся адмирал Рябинин.

– Что вы здесь делаете, сударыня? – строго, но учтиво поинтересовался адмирал. Вероника слегка замялась. – A, понятно, пытаетесь совратить самого юного участника нашей экспедиции, не так ли?

– Что вы, как вы можете?! – деланно возмутилась Курская.

– Да-да, не отпирайтесь! – загремел адмирал. – И я, как главнокомандующий яхтой, не позволю вам этого делать! Мы все помогаем Егору повысить свой культурный и общеобразовательный уровень – я обучаю его основам судовождения, господин Грымзин – бухгалтерскому учету, наш кок Петрович – кулинарным изыскам, господин Гераклов приобщает к ораторскому искусству, словом, мы делаем все, чтобы помочь ему стать настоящим мужчиной. A что делаете вы, уважаемая Вероника Николаевна?

– Ну, я тоже со своей стороны… – двусмысленно захихикала Вероника.

– Отставить! – гаркнул адмирал. – Вы – легкомысленная девица, у которой одни шуры-муры на уме. И если я еще раз увижу, как вы пытаетесь сбить парня с пути, то я не знаю, что с вами сделаю! Вопросы есть?

– Ах, но я так одинока! – вырвалось у Вероники. – И нет человека, который согрел бы меня. – Курская оценивающе оглядела адмирала. – A вы, Евтихий Федорович, мужчинка хоть куда. И если бы вы согласились утешить меня в эту ночь, то я готова больше не клеиться к Егору.

– Да? – только и смог сказать на это Евтихий Федорович. – Ну ладно, давайте посмотрим, на что вы способны. A заодно и на что я способен. Но учтите – я иду на этот шаг, противный моим моральным устоям, единственно ради нравственной чистоты Егора.

Рябинин галантно подал даме руку, Вероника Николаевна томно склонила головку ему на плечо, и они удалились в каюту адмирала.

Когда дверь за ними закрылась, из-за угла медленно выплыл репортер Ибикусов. Освещая себе путь фонарем под глазом, сей славный жрец второй древнейшей достал из кармана портативный магнитофончик и, скабрезно посмеиваясь, приставил микрофон к замочной скважине адмиральской каюты. Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел.

* * *

Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил – ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.

Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».

– Ага, вот они, – удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.

Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом – мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них – радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:

 
– Грубый и бесстыжий Ванька
Прижимает деву к древу:
Латвию – Россия.
От упорства Московита
Задыхается девица:
«Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!»
 

Степановна томно вздыхала – стихи ее возбуждали.

– Извините, что тревожу ваше уединение, – сказал Гераклов. – Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?

Влюбленные прислушались.

– Ума не приложу, – ответил Oтрадин.

– A что в этом такого крамольного? – пожала могучими плечами Степановна. – Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.

– Да, конечно, – вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:

 
– K Сталину он песнь возносит,
Удовлетворяя похоть
В устьях Даугавы и Венты…
 

Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.

– Вам тоже не спится, Константин Филиппович? – задумчиво сказал банкир.

– Да, не спится, – ответил весьма удивленный Гераклов. – Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни?

– Все мы люди, – ответил Грымзин. – Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя… Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра… Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером?

– Был, – пришлось сознаться Гераклову. – Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого!

Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул:

– Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера – «Всегда будь готов!»…

Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился.

A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон.