Текст книги "Битва колдуньи. Сага о мечах"

– Ведьма! – донесся чей-то вопль из пляски пламенных теней, и Хродмар резко обернулся.

С самого первого мгновения, едва заслышав крики о пожаре, он сразу подумал о ведьме. Только она могла поджечь усадьбу, запереть ворота снаружи, обмануть дозорных, отвести глаза! Это ее злоба пылала над крышами губительным пламенем, она должна быть где-то здесь, как сам дух этого ночного пожара.

– Ведьма! – закричали несколько голосов.

Хродмар кинулся на голоса, сжимая топор и не обращая внимания на рушащиеся вокруг стены и дождь пылающих искр. Его длинные волосы казались горячими, одежда тлела в нескольких местах; серебряная гривна на шее нагрелась и стала тяжелее обычного. Но сильнее огня, беснующегося над крышами Страндхейма, в нем кипела ненависть к ведьме, жажда одним ударом прервать ее проклятую жизнь и покончить со всеми ее злыми делами. Где она? Где?

И тут он увидел ее. Знакомая тонкая фигура, словно вышедшая из-под земли, тощая и оборванная, с тлеющими искрами в длинных волосах, с безумным лицом и глазами, в которых смешались ненависть и ужас, неслась через двор. Как олень, гигантским прыжком Хродмар оказался у нее на пути, замахнулся, но ведьма, похожая на видение, порождение огня и тьмы, метнулась в сторону, визгливо прокричав неразборчивое проклятие. Она неслась к одной из горящих построек, где пламя плясало на крыше, грозя в любое мгновение превратить ее в груду пылающих бревен.

Хродмар на бегу выбросил вперед руку, схватил ведьму за кончики волос, дернул. Почти достал! Но ведьма вдруг резко остановилась, повернулась к нему, шипя, как кошка, и тонкими пальцами впилась в глаза. Хродмар вскрикнул, выронил топор, схватил ее за руки и оторвал от себя, а ведьма вдруг вцепилась зубами ему в запястье. От острой боли пальцы его сами собой разжались, в сердце кольнул ужас. Хродмар даже не понял, живое ли существо он держал в руках, – здесь, в сердце пожара, все было тяжелым и горячим.

Ведьма ринулась в дверь, уже очерченную по косяку лохматой огненной полосой, а Хродмар только моргнул, стараясь убедиться, что ведьма не вырвала ему глаза и он не ослеп. Рядом рухнула какая-то стена, Хродмар поспешно вскинул локоть, защищаясь кожаным рукавом от дождя искр и палящего жара.

Возле ворот послышались ликующие крики – хирдманы наконец подрубили несколько бревен и рядом с запертыми воротами образовался проход на волю.

– Все сюда! – раздавался там сиплый, перемежаемый кашлем голос Торбранда конунга. – Выходим! Все сюда! Здесь выход!

Постройка, в которой скрылась ведьма, рухнула, и теперь на ее месте бушевал исполинский костер. Хродмар несколько мгновений постоял, словно не веря, что злобная дочь троллей погребена под горящими бревнами и никогда не выйдет оттуда. Но петь ей погребальные песни не было ни времени, ни желания. Хродмар поспешно подхватил с раскаленной земли топор, и ноги сами понесли его к воротам, туда, где сквозь пылающий тын виднелся проход на волю, в прохладный сумрак сосновых ветвей.

Остаток ночи дружина Торбранда конунга провела на берегу. Костров не разводили – огня всем было более чем достаточно, – но до рассвета дозоры стояли плотным кольцом вокруг каждого из кораблей. Потерять корабли было гораздо страшнее, чем крышу над головой. Крыша была чужая, а без кораблей дружина останется беззащитной.

Каждый из ярлов и хёльдов к утру проверил своих людей. Погибших, слава Тору, не было, но многие обгорели, иные потеряли в пламени часть оружия и одежды. Из темноты раздавались то кашель, то хриплые проклятия ведьме. Никто не спрашивал у конунга, что он думает делать дальше. Торбранд молчал, и его молчание яснее слов говорило: решение остается неизменным.

– Ведьмы больше нет! – только и сказал Хродмар ярл. – Она сгорела. Я сам видел.

Смысл многочисленных замысловатых откликов сводился к тому, что туда ей и дорога.

Глава 12

Рассвет застал Хёрдис в Озерной долине, на берегу мелкого озерка, где вода лучше прогревалась за день и была теплой. Сидя на мху, Хёрдис дрожала от утренней прохлады и жадно грызла мучнистый камышовый корень. Ее обожженные руки болели, от волос даже после мытья несло паленым, одежда была прожжена и запачкана черным во многих местах, а во всем теле после ночных метаний ощущалась слабость. Вспоминая безумно-яростное лицо Хродмара, отблески пламени в его глазах и на лезвии топора, Хёрдис содрогалась – вот таким оно было, лицо ее смерти.

Коварный Ас все-таки пожалел ее, почтившую его такой богатой жертвой. Если бы подрытое бревно рухнуло вместе с конюшней не внутрь двора, а наружу, то Хёрдис оказалась бы погребена в своей норе под пылающими развалинами и, несомненно, погибла бы. Но бревно упало внутрь, и Хёрдис выбралась за пределы усадьбы почти невредимой. Отойдя подальше, она даже смогла полюбоваться восхитительным костром, в который превратился Прибрежный Дом. И Хёрдис Колдунье ни на миг не было жаль дома, где она жила каждое лето. Впрочем, родилась она не здесь, а в Кремнистом Склоне. Как рассказывают, точно в День Свиньи.

Когда совсем рассвело и солнечные лучи согрели ее мокрую голову, Хёрдис поднялась на ноги. Сырые камышовые корни все-таки подкрепили ее, и она была готова к новым подвигам. Хёрдис догадывалась, что ночной пожар не настолько напугал конунга фьяллей, чтобы он решил отступить. На месте Торбранда Хёрдис из одного упрямства пошла бы в Кремнистый Склон, и она была убеждена, что именно так он и поступит. Но и сама она не намерена была отступать. Ночная лихорадка не прошла, а тихо тлела внутри, словно Хёрдис унесла в душе и сохранила несколько угольков от пожара. Вид грандиозного костра, зажженного ворожбой чудесного огнива, укрепил ее веру в свои силы, а спасение из пламени вопреки всему убедило, что удача ее не подведет. Пожар отнял у нее немало сил, однако возбуждение не проходило и толкало идти дальше, вперед и вперед, пока не иссякло кипение таинственной колдовской мощи.

Шагая через ельник к берегу, Хёрдис раздумывала, что теперь можно сделать. Фьялли не знают дороги вглубь полуострова. Можно их поводить кругами – для этого есть разные способы…

Серый первым выскочил из ельника и стрелой кинулся назад, вертясь и припадая к земле, шумно дыша, как всегда, когда хотел предупредить о чем-то. С берега не долетало никаких звуков, и на миг у Хёрдис замерло сердце – а вдруг фьялли все-таки ушли? Мысль эта наполнила ее таким разочарованием, что она ускорила шаг и поспешно высунула голову из-за крайней ели над береговым обрывом.

Слава Коварному Асу! Берег был полон фьяллями, как морскими камнями. Множество кораблей лежало на песке, вся береговая полоса, сколько хватало глаз, была занята растянувшейся стоянкой. Люди лежали, сидели, ходили, кто-то осматривал оружие, кто-то заново при свете дня перевязывал ожоги. Зоркие глаза Хёрдис мигом выхватили из толпы красный плащ конунга. Надо же – вытащил из огня, не дал пропасть хорошей вещи.

Торбранд конунг сидел на бревне спиной к ней, а перед ним на песке расположились, сидя и полулежа, несколько человек. Хёрдис заметила знакомую фигуру Хродмара и со злорадством отметила, что его красивые золотистые волосы стали заметно короче. Ах, если бы прошедшей ночью ей удалось вырвать ему глаза! Тогда, Хродмар Рябой, ты остался бы совсем без украшений. Со странным хищным чувством Хёрдис вспомнила ощущение, когда ее зубы вонзились в его кожу, вкус его крови и судорожно сглотнула, как настоящий тролль. Ах, будь она волчицей, с каким наслаждением она впилась бы ему в горло, растерзала бы когтями грудь, вырвала сердце! У Хёрдис закружилась голова и по телу хлынула странная дрожь, как будто она меняла свой облик в лад образам, возникшим в мыслях… Испугавшись, что станет волчицей или еще чем-нибудь похуже, Хёрдис поспешно тряхнула головой, заморгала, приходя в себя, и опять посмотрела на Торбранда.

К конунгу фьяллей она не питала такой кровожадной смертельной ненависти и при взгляде на него даже повеселела. Как видно, этот пожар сбил с него спесь. Прищурившись, Хёрдис рассматривала его спину и голову с двумя косами, мысленно призывая обернуться. Ей хотелось заглянуть ему в лицо, поискать там следы впечатлений от минувшей ночи. Ну что, храбрый сын Небесных Козлов, понравилось тебе у нас? Ведь тебя предупреждали, а кто предостерег, тот не виноват! Брани теперь свой упрямый нрав!

Серый дернул зубами ее висящий неряшливыми клочьями подол, и Хёрдис обернулась.

С юга из-за выступов берега медленно выплывал большой корабль с красной волчьей головой на штевне. Яркий парус был наполнен ветром и пламенел на утреннем солнце, как крыло летящего дракона. От изумления и восхищения у Хёрдис перехватило дыхание. Словно зачарованная, она рассматривала прекрасный корабль, бесшумно, без плеска и скрипа весел, как видение, выходящий из-за темных скал.

Это же «Красный Волк»! Корабль Грима ярла! А за ним еще один, не такой красивый, но тоже боевой, и на нем человек пятьдесят-шестьдесят. За кормой второго корабля показался нос третьего…

Хёрдис снова обернулась к «Красному Волку» и нашла глазами Грима ярла. Ее чернобородый рослый приятель стоял на носу, и его красный плащ дрожал на ветру, как малое отражение пламенеющего паруса.

Хёрдис стояла, обняв шершавый ствол старой ели, наслаждаясь красотой плывущих кораблей и ощущением удачи. Грим ярл услышал ее призыв! Он пришел!

Да, но у него всего три корабля, а там, под откосом берега, – шестнадцать, и из них семь не уступают «Красному Волку» размером и численностью дружины. К тому же Грим даже не знает, что его ждет здесь сам Торбранд Тролль. Ведь Фрейвид хёвдинг уехал во внутреннюю усадьбу, даже не позаботившись предупредить своего конунга об опасности.

Сейчас Грим обогнет выступ, начнется битва, и ярл с Острого мыса будет разбит. Саги повествуют о многих славных подвигах, но так еще не бывало, чтобы три корабля одолели шестнадцать. Вот если бы вместо трех было тридцать…

Хёрдис прижалась лбом к жестким чешуйкам еловой коры, закрыла глаза. Огниво висело у нее на груди, как второе сердце. Угли пожара загорелись в ее душе, теплая волна силы хлынула по жилам, дышать стало легче и тяжелее разом, словно идущая от земли и моря сила грозила разорвать Колдунью изнутри. Если только она не обманет…

Оторвавшись от ели, Хёрдис встала над уступом так, чтобы видеть под собой всю стоянку фьяллей, завесила волосами лицо, сотворив перед собственным взором густую дремучую тьму, протянула вперед руки и медленно протяжно запела:

 
Кони морские
стаями мчатся;
где был один —
десять я вижу…
 

Тревожно заревел рог, лежащие и сидящие вскочили на ноги. Все разом увидели опасность: из-за южного мыса выплывал огромный корабль, лангскип на тридцать скамей, с волчьей головой на крашеном штевне. Вдоль длинного борта висел ряд красных щитов, все внутреннее пространство было заполнено вооруженными людьми.

Один? Три корабля шли в ряд, дружными ударами весел рассекая зеленоватые волны, а за ними тянулось еще три, а позади них блестели новые головы деревянных зверей, высоко поднятые над волнами. Целое войско, как небесная рать самого Одина, двигалось прямо на стоянку фьяллей.

Торбранд конунг и предводители дружин вразнобой выкрикивали приказания, но и так было ясно, что нужно делать. Фьялли бежали к своим кораблям, дружно тащили их к воде, разбирали весла, отталкивались, поспешно выводили на глубокую воду, втягивали на палубы мокрых по пояс и по плечи товарищей. На опустевшем берегу дымили костры, пламя еще лизало днища брошенных котлов, ветер рвал дым в клочья. Фьялли поспешно надевали шлемы, разбирали оружие. Ну и что, если квиттов больше в два раза? Торбранду конунгу случалось выигрывать и не такие битвы.

– Это Грим ярл! – кричал с «Щетинистого Дракона» Кольбейн Косматый. – Я знаю его корабль! Вон тот! «Красный Волк»!

– Вон тот ничуть не хуже! – бормотал Моди, торопливо оправляя пояс на своем толстом животе. – И тоже похож на «Красного Волка», как будто они щенки одной волчицы.

Ревели рога, скрипели весла, над плеском волн взлетали боевые кличи. Торбранд конунг направил «Золотого Дракона» прямо на первые три корабля вражеского строя. Уж один-то корабль он сумеет очистить от людей, а там видно будет. Никто не видел и не увидит, чтобы конунг фьяллей отступил! Тор и Мйольнир!

Хёрдис смотрела с утеса на быстро сближающиеся корабли и сжимала кулаки в отчаянной мольбе богам придать Гриму ярлу хоть чуть-чуть побольше храбрости! Только бы он не вздумал бежать! Ведь он не знает, что фьяллям видится десять кораблей на месте одного! Он-то уверен, что у него три корабля, а против него – шестнадцать! Только бы он принял бой! Если он вздумает бежать, все пропало!

Но что ему даст бой? Ведь только один из якобы десяти кораблей способен биться…

Хёрдис чуть не выла от отчаяния; сила в ней кипела и била ключом, но что она могла сделать сейчас? Ей хотелось стать валькирией, пролететь над фьялленландскими кораблями, единым ударом меча смести людей от штевня до штевня! Но это было невозможно, она лишь стоит на берегу и бессильна вмешаться в морскую битву. Сжимая в кулаке огниво, подпрыгивая на месте, Хёрдис выла в голос. Зеленые волны плескались внизу, взгляд Хёрдис шарил по земле, по морю и небу, выискивая хоть какое-нибудь средство помочь Гриму ярлу. Ведь где-то же есть силы, способные помочь!

Мощная волна плеснула внизу, и Хёрдис сообразила. Большой Тюлень! Властитель побережья! Неужели он будет в бездействии смотреть, как возле самого его обиталища злобные и бессовестные чужаки опрокинут и разобьют родича квиттингского конунга?

Хёрдис поспешно шагнула к самому краю обрыва, снимая с цепочки небольшой фьялленландский нож, подобранный вчера во время пожара. Хёрдис с размаху порезала себе запястье и вытянула руку, чтобы капли горячей крови падали прямо в волны.

– Большой Тюлень! – закричала она, даже не боясь, что ее услышат фьялли. – Помоги! Разнеси этих козлов по волнам, утопи их в море, разбей в щепки их корабли! Ты давно не пил человеческой крови – возьми ее!

Ей было некогда сочинять складное заклинание, бурлящие силы разметали мысли обрывками, и она кричала, всеми силами души призывая на помощь того единственного, кто мог сейчас помочь. Где-то в глубине темных пучин дремала огромная сила, и Хёрдис кричала, изо всех сил стараясь разбудить ее. Сорвав с шеи ремешок, на котором висело золотое кольцо, подаренное Гримом ярлом, она с размаху бросила его в воду, мечтая попасть по носу самому Большому Тюленю. Пусть он разгневается, пусть заревет, пусть яростно рванется к поверхности! Даже если и квиттам достанется, фьяллей здесь больше – и пострадают они тоже больше! Сейчас Хёрдис готова была на любую жертву, но кроме золотого кольца и собственной крови у нее ничего не было.

И море услышало ее. В лицо Хёрдис ударил сильный порыв соленого ветра, отбросил назад волосы, прояснил взор. Волны, только что светлые и спокойные, разом потемнели и заплясали, не давая кораблям сблизиться. Бурный вал вдруг взметнулся горой, корабли квиттов и фьяллей стремительно покатились по склонам водной горы прочь друг от друга. Хёрдис видела, как колышутся наведенные ею мороки, призраки несуществующих кораблей, они дрожат и вот-вот растают, открыв фьяллям правду.

Но поздно! Море яростно забурлило, теперь корабли фьяллей взлетали на темных валах, словно щепки, с треском ломались весла. Что-то огромное, как гора, черное и блестящее мелькнуло между «Красным Волком» и «Золотым Драконом». С обоих кораблей послышались крики ужаса. Мужчины не боятся битв, не боятся врагов, пусть и многократно превосходящих по численности; но таинственные силы духов, хозяев леса и моря, жителей подземелий и подгорий приводят в трепет любого смельчака, заставляют почувствовать свою слабость и беспомощность перед силами стихий.

Стремительный бурун ринулся к переднему кораблю фьяллей. Черная спина мелькнула в волнах и ушла в глубину; корабль взлетел на гигантской волне и рухнул вниз, две водные горы сомкнулись над ним. Крики ужаса стихли и раздались снова; черная громада Большого Тюленя выпрыгнула из воды, подкинув на спине корабль, которому она не уступала размером. С «Золотого Дракона» уже были смыты все щиты и весла; с треском, едва различимым за грохотом валов, рухнула мачта. Казалось, лишь несколько человек цепляются за борта и скамьи там, где какие-то мгновения назад была сотня воинов. Черные крупинки заплясали на волнах, и не верилось, что это головы утопающих. В доспехах и с оружием далеко не уплывешь, особенно когда над головой смыкаются огромные волны, а рядом беснуется исполинское чудовище.

Как воплощенная смерть, Большой Тюлень метался между кораблями фьяллей, подныривал под них, опрокидывал большие лангскипы, крушил хвостом и головой, ломал пополам снеки. Нарочно за людьми он не охотился, но десятки и десятки фьяллей шли на дно, обессиленные ужасом, от которого отнимались руки. Все шестнадцать кораблей уже качались кверху дном, разбитые в щепки, фьялли из последних сил плыли к близкому берегу или цеплялись за обломки, но вода обрушивалась на них сверху и не давала вдохнуть.

А три корабля Грима ярла поспешно уходили на юг. Грим и его люди не поняли, что за чудовище бесится перед усадьбой Фрейвида: может, это сама Мировая Змея, проголодавшись, всплыла на поверхность? Моля Тюра о спасении, квитты изо всех сил налегали на весла, не оглядываясь и не желая даже знать, что стало с противниками.

– Уходишь… – чуть слышно шептала Хёрдис, провожая глазами сияющий позолотой хвост «Красного Волка».

Она уже не стояла, а сидела на мху, не имея больше сил держаться на ногах. Усталость вчерашнего дня, ночи, утра, нечеловеческое напряжение ворожбы и потеря крови разом обрушились на нее и обессилили так, что даже голос ей отказал.

– Уходишь… Ты струсил, Грим ярл… Ты даже не посмотрел, кто все это сделал и зачем… Ты, мужчина, знатный ярл, оказался слабее меня, одинокой девушки…

Вместе с силой ушла и злоба, душу наполнили усталость и равнодушие. Теперь Хёрдис было все равно, много ли фьяллей спасется и что они будут делать дальше. Волшебное огниво казалось тяжелым и ненужным куском железа. Ей хотелось забраться поглубже в чащу ельника, найти местечко помягче, зарыться в мох и заснуть. И спать долго-долго.

А буря успокоилась так же стремительно, как и началась. Волнение моря улеглось, разбитые остовы фьялленландских кораблей прибило к берегу. В волнах носились весла, щиты, обломки корабельных снастей. Мокрые и дрожащие фьялли выбирались на берег, шатаясь и едва держась на ногах. Падая в волнах прибоя, они на четвереньках ползли на берег, в кровь обдирая об острые камни руки и колени, но не замечая боли. Пережитый ужас гнал людей прочь от моря, подальше от этой неверной стихии, обманчиво спокойной, но таящей в себе такую опасность. От грозного войска осталось… Сколько бы их ни было на самом деле, сейчас каждому из них казалось, что он чуть ли не единственный, кто чудом спасся от жадной пасти морского чудовища.

Хродмар лежал лицом вниз, прижавшись щекой к прохладному влажному песку. По всему телу разливались слабость и дрожь, голова кружилась, и чудилось, будто его все еще бьют и гоняют жадные свирепые волны. Перед глазами плыли огненные круги, в ушах шумело, горло горело от морской воды. Из последних сил Хродмар прижимался к песку, стараясь прийти в себя. Все-таки он выплыл. Он видел прямо возле себя блестящую черную, с бледно-серыми мелкими пятнами спину чудовища – того самого Большого Тюленя, о котором рассказывала Ингвиль, о котором кричала со скалы ведьма…

Ведьма! Не дух квиттингского побережья лишил Хродмара бодрости и сил. Он видел ее. В последний миг перед тем, как хвост чудовища ударил по носу «Кленового Дракона» и бросил корабль в пасть бушующих волн, он успел заметить над откосом знакомую до мутной ненависти женскую фигуру. Обгорелая, исхудалая, страшная, как гость из подземелья Нифльхель, мертвая ведьма стояла над морем и выкрикивала проклятья. Это она, сгоревшая ночью в усадьбе, выползла из-под углей, чтобы продолжать вредить им. Пожар не избавил их от нее, она будет пакостить снова и снова. Хотя куда уж хуже?

Корабли… Ни в одной, даже самой тяжелой битве Торбранд конунг не терял всех своих кораблей. И не такого исхода Хродмар ждал – лишиться своего первого корабля в первом же походе! От горя, стыда и досады ему не хотелось открывать глаза, хотя он знал, что лежать так больше нельзя. Он должен встать и идти смотреть, сколько людей с его корабля сумели спастись. Жив ли Торбранд конунг? А Моди? Кольбейн ярл и Асвальд, возьми его тролли? Нужно было подняться, но не хватало сил пошевелиться. «Ведьма жива! Жива!» – неотступно стучало в голове. А раз она жива, то беды не кончились. Ему еще понадобятся силы.

Уже стемнело, когда дружина Торбранда конунга кое-как пришла в себя. Все корабли, выброшенные прибоем на берег или болтающиеся в волнах среди крупных камней, были пригодны теперь только на дрова. Из людей в живых осталось чуть больше двух третей. Прочие утонули или были проглочены квиттингским чудовищем – об этом не хотелось думать.

Собираясь кучками, фьялли искали друзей и родичей, с облегчением обнимались, вместе шли искать еще кого-то, но, к сожалению, нередко поиски были напрасны. Выброшенных морем раскидало так далеко, что оставшиеся в живых собрались только к вечеру. Идти дальше вглубь Квиттинга никому не хотелось. Тяжесть потерь и страх перед злыми духами этой земли подорвали силы фьяллей.

Торбранд конунг сидел на песке возле остова «Золотого Дракона», с презрением выброшенного морем, как ненужный хлам, и молча смотрел куда-то перед собой. Никогда в жизни он не переживал такого горя и унижения. В волнах он потерял шлем, пояс и меч – счастье, что кремневый молоточек на шее остался цел! У Торбранда бывали тяжелые битвы, но никогда не случалось поражений, и он верил, что Отец Побед благосклонен к нему. Почему же он сегодня отвернулся? Где был Тор со своим всесокрушающим огненным молотом, когда квиттингское чудовище губило дружину? Враг нанес ему оглушительное поражение, даже не дав возможности ответить ударом на удар, и это было больнее всего. Человек может быть сильнее или слабее другого человека, но перед духами стихий он бессилен, и гордому Торбранду конунгу было горько ощущать свою полную беспомощность.

– Эй, Альвмар! И ты выплыл? Далеко же тебя забросило! А Халльмунда ты не видел? Я все хожу, ищу его… Его ведь тоже очень далеко могло закинуть! Ребята, кто видел Халльмунда?

Эрнольв, младший сын Хравна хёльда из Пологого Холма, с самого утра искал своего старшего брата. Эрнольв стал одной из жертв «гнилой смерти» в Аскефьорде, и теперь лицо его было обезображено множеством красных рубцов, а один глаз ослеп, но он уже окреп и пожелал идти в поход со всеми. Обычай запрещает братьям плыть на одном корабле, и конунг взял Эрнольва к себе. Теперь Торбранд проводил взглядом его высокую, мощную фигуру, идущую вдоль берега. Сыновья Хравна приходились ему родичами со стороны отца, и, если Эрнольв так и не найдет Халльмунда, это будет и его потеря тоже.

– Только глупый упорствует в безнадежном деле! – сказал конунг под вечер, когда хмурые ярлы наконец задали ему вопрос о дальнейшем. – Удача не с нами.

– Мы возвращаемся в Аскефьорд? – Моди Золотая Пряжка первым произнес вслух то, что каждый держал в мыслях.

Конунг молча кивнул.

– Но ведьма жива! – хрипло сказал Хродмар, и Торбранд конунг повернул к нему голову, не сразу узнав голос.

Хродмар сидел на песке, по пояс голый, пока сохла рубаха, и на его плече расплывался огромный синяк – ударило волной о корабль. А лицо его, изуродованное рубцами от болезни, с опаленными на пожаре бровями было таким угрюмым, что даже родичи могли бы принять его за злобного тролля.

– Ведьма жива! – продолжал Хродмар среди общей тишины, нарушаемой только мирным шорохом волн. – Не знаю, телом или духом, но она стояла над морем, когда… когда все это началось. Это она наслала на нас… чудовище.

Хродмар все же не решился назвать по имени Большого Тюленя, при воспоминании о котором пробирала холодная дрожь и твердая земля под ногами начинала ходить зыбкими волнами.

– Я поклялся, – решительно продолжал Хродмар. – Я поклялся не знать покоя, пока не отомщу ведьме за все. И я не отступлю.

– А разве я сказал, что отступаю? – тихо и грозно отозвался Торбранд конунг. – Тот, кто хочет отомстить, должен выбирать подходящие средства. Мы думали, что квиттингскую ведьму и ее родню можно взять простым оружием. Мы ошиблись. Бывает. Сейчас мы уйдем, чтобы сохранить хотя бы то, что осталось. Но мы вернемся. Боги помогут нам отыскать подходящее оружие против квиттингских ведьм и троллей.

– А как мы вернемся? – задал Моди еще один насущный вопрос. – Пешком отсюда до Трехрогого фьорда…

– А разве мои люди теперь стали бояться моря? – прервал его Торбранд конунг. – Я надеюсь, что нет. Здесь где-то рядом есть гостиный двор, ты говорил? Как-никак, у нас осталось две с лишним сотни хирдманов. Мужчин, я полагаю, а не трусливых девчонок. На побережье много жилья – мы найдем себе корабли.

Не дожидаясь утра, фьялли собрали остатки снаряжения и двинулись вдоль берега на север. До ночи оставалось не так много времени, но устраиваться на ночлег возле самого обиталища морского чудовища никому не хотелось.

– И я бы на месте Хродмара подумал, стоит ли брать в жены сестру этой ведьмы! – раздавался впереди во тьме голос Асвальда Сутулого. – Как ты думаешь, Эрнольв? Скорее всего, она такая же.

Эрнольв промолчал: Халльмунд так и не нашелся, и ни о чем другом, кроме брата, он думать не мог. Вместо него ответил конунг.

– Я не знаю, такая она или нет, – произнес знакомый ровный голос, и Хродмар насторожился, стараясь получше расслышать. – Но я думаю, что близкое родство с Фрейвидом Огниво делается все менее желательным. Хродмару ярлу следует подумать об этом.

Хродмар задумался. Ему казалось, что его ненависть к Хёрдис и любовь к Ингвиль питает один источник: оба эти чувства после неудачного похода сделались сильнее. После всего пережитого ему больше прежнего хотелось увидеть Ингвиль. Сейчас воспоминание о ней было как лунный свет, озаряющий ночь и подчеркивающий окружающую тьму. Упрямо делая один шаг за другим, Хродмар шел на север, но душа его стремилась назад, на юг, где была она. Терпение, которым он запасся до встречи с Ингвиль, иссякло, и Хродмар задыхался от томительной тоски по ней. Теперь, когда надежда на скорую встречу пропала, у Хродмара появилось ощущение, будто внутри него что-то погасло, оборвалось и осталась лишь холодная пустота.

 
Изведал я это:
милую ждал я,
таясь в тростниках;
дороже была мне,
чем тело с душой,
но моею не стала[23]23
  «Старшая Эдда».


[Закрыть],
 

– вспоминались ему речи Властителя, и Хродмар проговаривал мысленно звонкие строфы, как будто они помогали ему идти:

 
Ее я оставил —
казалось, от страсти
мой разум мутился;
таил я надежу,
что будет моей
дева любимая…
 

Неужели и сам Отец Ратей испытал нечто подобное? Повелитель Битв, сильнее которого до срока нет никого, тоже страдал – как же это выдержать простому человеку? Или любовь, низводящая даже асов до слабости смертных, дает людям силу богов?

Хродмар все шел и шел, стараясь верить, что дорога, уводящая его от Ингвиль, в конце концов приведет к ней.

Когда рано утром Хёрдис вышла на берег, он был пуст. Песок был усеян деревянными обломками, один корабль сидел на камнях, три или четыре отнесло к югу, и они быстро разрушались под ударами волн. Жители всех ближних усадеб надолго обеспечены дровами.

Ступив на самую кромку прибоя, Хёрдис вглядывалась в волны, как будто хотела снова увидеть скрытые в них таинственные силы.

– Ты слышишь меня, Большой Тюлень? – вполголоса позвала она. – Мы победили.

Море равнодушно шумело, позабыв и борьбу, и победу, довольное и гордое собой, своей неизменной и нестареющей мощью и красотой. Подобрав длинную щепку, Хёрдис начертила на мокром песке большую и довольно-таки корявую руну Суль, руну победы. Набежавшая волна жадно слизнула руну и уползла назад, в море. Но Хёрдис не обиделась: море помогло ей в этой битве и имело право на половину славы и добычи.

Широкая полоса следов уводила вдоль берега на север. Теперь фьялли в самом деле ушли, и сегодня Хёрдис об этом не жалела. О прибрежные камни билось несколько тел. Остальных сожрал Большой Тюлень, утащила своими сетями ненасытная великанша Ран. И никогда, никогда им не попасть в Валхаллу.

В нескольких шагах от Хёрдис на песке лежал мертвец. С вялым любопытством она окинула взглядом тело, кожаные штаны и башмаки, косматую медвежью шкуру на плечах. Даже на мертвом были видны огромные мускулы обнаженных рук и плеч. Берсерк. Вот каких воинов победила она, голодная квиттингская ведьма!

На шее мертвого Хёрдис заметила тяжелую серебряную гривну с двумя козлиными головками на концах. Два небесных козла верно служат Тору, но этого берсерка не уберегли. И теперь он – ее добыча.

Без страха и брезгливости Хёрдис наклонилась и стянула гривну с шеи трупа, повертела в руках, не в силах так сразу взять в толк, что ей делать с такой кучей серебра. Сколько тут – три марки, четыре? Пять? Чего Хёрдис не умела, так это угадывать вес серебра. Не представлялось случаев научиться.

Серый ткнулся лбом в колено Хёрдис. Она опустила на него глаза, и он завертелся, завилял хвостом, выражая полную готовность быть полезным хозяйке.

– Ты, о родич Фенрира Волка, показал себя доблестным воином! – торжественно сказала Хёрдис. – А доблесть достойна награды. Я даю тебе звание ярла и в придачу жалую эту гривну.

Нагнувшись, она надела гривну на шею пса и защелкнула козлиные головки рогами друг на друга, чтобы гривна не упала. Серый недоуменно вильнул хвостом и потряс головой.

– Ну что, дух-двойник? – устало спросила Хёрдис. – Куда мы теперь пойдем? Прибрежного Дома больше нет, Грим уплыл и не вернется, пока конунг не даст ему войско побольше. А это будет нескоро. Не ждать же нам с тобой зимы прямо здесь, под елками. Выходит, надо идти домой.

Серый преданно смотрел на нее, склонив набок голову, точь-в-точь новый ярл, только что принесший конунгу клятву верности.

– Ты не знаешь, где наш дом? – спросила Хёрдис. – Я тоже не знаю. Но сдается мне, что в Кремнистом Склоне нас накормят раньше, чем в других местах. Мы как-никак победили и прогнали целое войско фьяллей. Это они, негодяи, сожгли нашу усадьбу. А в придачу мы принесем домой огниво.

Опустив глаза, Хёрдис посмотрела на огниво, висящее у нее на груди на цепочке под застежкой. Да, она убедилась в его огромной силе, но настоящее колдовство оказалось слишком тяжелым, и Хёрдис изнемогала под этим грузом. Ей казалось, что она носит на своих плечах и обгорелые обломки усадьбы, и эти разбитые корабли, и даже всех фьялльских мертвецов.