Текст книги "Толковый словарь Эс Джей"

– Нет. Это значит быть реалистом и стараться держать свое состояние под контролем.

– Ненавижу, когда так говорят! Я не могу это контролировать! Мама считает, что есть способ вылечиться. Она всегда старается меня вылечить.

– Я уверена, что мама любит тебя всем сердцем. Это работа родителей: заботиться и защищать. Если бы у тебя был щенок с сыпью, которая сводит его с ума, неужели ты бы не сделала всё, что можешь, чтобы его вылечить?

Конечно, сделала бы. Я бы обошла весь мир и испробовала всё, что возможно.

– Проблема в том, я думаю, что твоя мама так сильно сосредоточилась на поиске решения, что излечение от дерматита стало важнейшим делом и для тебя. И поэтому я считаю, что тебе нужна психотерапия. Вероятно, ты могла бы присоединиться к группе поддержки, где стала бы общаться с теми, кто сталкивается с похожими проблемами. Хочешь, я организую это для тебя?

Я думаю о том, насколько лучше я себя чувствую после знакомства с Билли. И хотя у нас разные болезни, то, с чем она сталкивается, очень похоже на то, от чего страдаю я, – вся эта неловкость, зуд, шелушение кожи.

– Арни!

– Да?

– Я думаю, что ты будешь прекрасным врачом.

Она обрадовалась.

– Ух ты! Спасибо! Пациенты ни разу не говорили мне такого.

– У меня никогда не было врача, который бы потрудился выслушать.

Арни подталкивает меня локтем.

– Ну тогда это первый раз для нас обеих, а?

Я смеюсь.

– Сто процентов!

Глава 25

– Уезжаешь? – спрашивает Билли, глядя, как я собираю вещи.

– Ага.

Меня выписывают. И я почти чувствую вину из-за этого. Сейчас я выгляжу намного лучше, чем тогда, когда только поступила сюда. Вообще-то я стала похожа на здорового человека. А Билли лишь чуть-чуть изменилась в лучшую сторону с того момента, как я с ней познакомилась.

Как обычно, она не унывает. Билли сидит со скрещенными ногами на кровати, листая страницы блокнота.

– Уф! – выдыхает она, стуча по странице. – Нашла!

– Что нашла?

– Твой почтовый адрес. Думала, потеряла.

Неделю назад мы обменялись почтовыми адресами. Билли решила, что может быть забавно писать друг другу старомодные письма на бумаге. Она протянула мне блокнот и попросила написать там адрес ее любимой фиолетовой ручкой. Вокруг я нарисовала ромашки, заполнив ими страницу.

Билли хранит свой блокнот закрытым либо на столике, либо в ящике тумбочки. Адрес бы не мог потеряться.

– Почему ты решила, что он потерялся?

Она махнула рукой.

– А, иногда я вырываю страницы.

– Правда?

– Мне не всегда нравится то, что я пишу. Иногда я перечитываю это и не чувствую себя лучше. Я просто злюсь. Или грущу. Если написанное не помогает, я избавляюсь от него.

Билли откидывает блокнот в сторону, поднимает на меня взгляд и видит мое недоумение.

– Что?

– Ну просто… Это же правда в тот момент, когда ты пишешь, разве нет?

– Конечно, правда. Но как только я это выпустила, я не хочу продолжать испытывать это чувство. Сосредоточение на плохом не всегда помогает. Нужно идти вперед. Это как у тебя с книгами. Ты же отвлекаешься, верно?

Билли видела, что я прочитала немало книг за время нахождения в больнице. Я сама об этом не задумывалась – просто я всегда читаю. Наверное, это логично, если ты – дочь библиотекаря.

– Мне нравятся истории.

– Это понятно! Но почему?

Я пожимаю плечами.

– Наверное, потому что здорово оказаться где-то в другом месте.

– Именно!

Она свешивает с кровати ноги и болтает ими.

– Думаю, тебе стоит попробовать писать. Вовсе не обязательно делать это как я и писать о своих чувствах и чём-то подобном. Ты могла бы сочинить историю. Что-нибудь забавное.

Это хорошая идея. Я читаю достаточно книг. Может, и сама смогла бы писать?

– Я буду скучать по тебе, Билли.

Она встает, роется в верхнем ящике своей тумбочки и находит фиолетовую ручку. Потом подходит ко мне и вручает.

– Но это твоя любимая…

Билли вкладывает ее мне в руку.

– Теперь я хочу, чтобы она была у тебя.

Я обнимаю ее с силой.

– Я очень рада, что познакомилась с тобой.

– Я тоже. – Она целует меня в щеку. – Ты была лучшим, что случилось со мной в больнице.

В больничной аптеке фармацевт вручает мне большую коричневую сумку, запечатанную специальной лентой.

– Ну вот, милая! Посмотри, какая она большая! Практически подарочный набор!

Папа осматривает сумку и изучает содержимое.

– Полагаю, шоколада здесь нет?

Мама добродушно вздыхает:

– И не мечтай!

– Руки прочь, пап, – шучу я, – если он там и есть, то он мой. Ты и так уже расправился почти со всем моим шоколадом.

Я решила, что Арни права. Я должна перестать чувствовать неловкость и стать собой, а не своей болезнью. И если это значит покупать кремы и шутить над этим, то я так и буду делать. Не хочу об этом говорить или думать. Хочу делать и справляться с этим.

Я выхожу на улицу, на солнце. Здорово наконец почувствовать свежий ветерок на лице. Мы идем по зебре к парковке. Группа девочек на роликах проносится со свистом мимо, голые глянцевые ноги отливают загаром. У меня в ушах звучат слова Ливви: «У всех проблемы». Интересно, какие проблемы у этих девочек на роликах? Может, одна из них завернет за угол, и ее собьет автобус. Надо ли мне завидовать их внешности?

– Идем в ресторан, отметим твое выздоровление! – говорит папа. – Тут недалеко есть прекрасное местечко с итальянской кухней. Мы там были недавно с мамой.

– А почему бы нет? – соглашается мама, кладя руку мне на плечо. Она целует меня в щеку и выглядит счастливой и расслабленной. – Мне нравится итальянская еда!

В ресторане официант наливает нам воду в стаканы и дает меню. Здесь полно посетителей, которые входят и выходят. Они одеты в строгие костюмы, в руках у них портфели. Вероятно, они проводят здесь свой перерыв на обед. На открытой кухне тарелки с блюдами греются под горячими лампами. На кухне часто звонят в колокольчик, чтобы официанты знали, что готово следующее блюдо.

Я смотрю в меню. Оно огромное – целая книга. Тут полно пицц, паст и запеканок. У каждого блюда есть картинка. Они выглядят восхитительно. Мой желудок урчит. Я в восторге от того, что больше не нужно соблюдать диету или питаться больничной едой. Я ела шоколадки, которые мне купила бабушка (или то, что осталось после того, как туда запустил руку папа), и на коже не было никаких реакций. Ничего не произошло. Быть может, я смогу есть нормальную еду?

– Могу я предложить вам красного вина? – спрашивает официант.

Папа смотрит на маму. Мама пожимает плечами, улыбаясь. Они ведут себя так, будто правда на отдыхе.

– Почему нет?

Официант удаляется за напитками.

– О, я почти забыла! – говорит мама. – Нам нужно спросить, есть ли в блюдах яйца.

– Думаю, надо заказать пиццу, это должно быть безопасно, – предлагает папа. Но потом делает озабоченное лицо: – Если только они не кладут яйца в тесто?

Возвращается официант с напитками. С важным видом он декантирует[32]32
  Декантирование – переливание вина из бутылки в декантер (фр. décanter) – стеклянный графин специальной формы, предназначенный для подачи вина. Этот процесс позволяет снять с вина осадок и насыщает его кислородом.


[Закрыть] вино.

– Итак, что я могу вам предложить? – Официант достает из-за уха ручку. Он напоминает мне официанта по имени Мануэль из старого сериала «Отель „Фолти Тауэрс“»[33]33
  «Отель „Фолти Тауэрс“» – комедийный британский сериал 1970-х. Действие происходит в вымышленном отеле в Великобритании. Герои, среди которых неудачливый испанский официант Мануэль, попадают в различные смешные ситуации.


[Закрыть], который так любит папа.

– Я буду ньокки по-особому, – говорит папа.

Мама щелкает языком и показывает пальцем в меню.

– Фетучини с грибами, спасибо. Но не слишком много пармезана. И вообще без перца.

– Да, хорошо, мадам.

– Я буду пиццу с ветчиной и ананасами, – говорю я. – И на десерт шоколадное джелато.

Я захлопываю меню и отдаю его. Папа выглядит довольным. Он наклоняется ко мне и похлопывает по колену.

– Очень хорошо. – Официант берет меню под мышку. – Это всё?

– А, простите… – говорит мама. – У моей дочери аллергия на яйца. Вы не могли бы проверить у шеф-повара, нет ли их в ее заказе?

По его лицу пробегает недовольное выражение из-за дополнительной работы. Мне это неприятно. Мои щеки загораются. Когда он скрывается в кухне, я говорю маме:

– Но папа сказал, что пицца – это безопасно. И они же не станут класть яйца в джелато?

– Ну, немного осторожности не помешает. Я не хочу, чтобы ты задохнулась до смерти, лишив меня возможности насладиться едой.

Я понимаю, что она пытается шутить, но получается не очень-то смешно.

На сцену выходит папа.

– Да. К тому же мертвые тела довольно неприятны на вид. А если их оставить слишком надолго, всё помещение провоняет.

Возвращается официант.

– Тесто для пиццы делается с яйцом. Джелато тоже содержит яйца. – Он протягивает мне другое меню. – Шеф-повар говорит, что паста сделана с яйцом, а запеканка содержит яйцо в корочке с хлебными крошками. Салат «Цезарь» не подходит по очевидным причинам. Хм-м-м, не уверен насчет курицы с авокадо. Возможно, яйцо есть в белом соусе?

Посетители за соседним столиком поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.

– Как насчет рыбы? Вместо того чтобы готовить ее в панировочных сухарях, мы можем ее просто обжарить. Возможно, добавим немного салата без майонеза? А на десерт – тарелку сезонных фруктов? Получается довольно здоровая альтернатива. Мы предлагаем ее гостям с диабетом. И я предупрежу повара, чтобы использовал только чистую утварь и доски. Мы не хотим, чтобы частицы яйца попали к вам на тарелку.

– Обалденно, – говорю я, желая, чтобы это поскорее закончилось.

Официант поворачивается к папе.

– Сэр, я знаю, что вы не стали бы предлагать алкоголь несовершеннолетней, но могу ли я вас предостеречь от того, чтобы вы дали попробовать дочери хотя бы каплю?

– Я бы в любом случае не стал, но… – начинает отвечать папа.

– Видите ли, при очищении вина от примесей яйцо используется в качестве своеобразного фильтра.

– Серьезно? – спрашивает мама с широко открытыми глазами.

– Да. Это указано на этикетке. Ваш обед скоро будет готов.

Официант уходит.

Мама надевает очки и берет бутылку.

– Бог мой, думаю, нам придется читать теперь каждую этикетку. Мне стоит дать знать школе, ведь у тебя есть уроки домоводства и вечеринки, где каждый приносит с собой еду.

– И надо сообщить родителям подружек, к которым она пойдет на ночевку, – добавляет папа мысли вслух. – И еще надо сделать ей медицинский браслет.

– Да? – говорю я, чувствуя, как в груди начинает колоть. – А может, мне просто перестать есть?

Я складываю руки на груди. Я хотела выйти из больницы и начать легко относиться к своему состоянию. Я не намеревалась ничего раздувать вокруг этого. Но они опять принялись за старое! Почему они планируют наперед, будто вся моя жизнь – шахматная партия, а один неверный шаг означает конец игры и мою смерть?

– Ты сильно потеряла в весе, дорогая, – говорит мама, начиная сердиться. – Мы не можем этого позволить. Тебе нужно есть.

Я оборачиваюсь. Люди за соседним столиком делают вид, что не смотрят, но я знаю, что они смотрят. Мне хочется закричать: «Ну давайте уже фотографируйте меня, что же вы?»

– Сэм? Ты слушаешь? – Мама касается моей руки, но я ее отталкиваю. – Я знаю, что это сложно принять, но у тебя заболевание, опасное для жизни. Это не то, о чём можно просто так позабыть. Мы всегда должны быть начеку.

– Прекрасно! – кричу я.

– Саманта! – Папа оглядывается по сторонам и понижает голос: – Не будь такой агрессивной. Мы просто пытаемся помочь.

– Вы могли бы мне помочь, оставив меня в покое!

Ага! «Забей на это!» Ливви так сказала. Как я могу забить, когда мне тычут этим в лицо круглые сутки семь дней в неделю?

Я не разговариваю с мамой и папой. Они пытаются вовлечь меня в общую беседу, но я притворяюсь, что смотрю в окно на прохожих. Когда приносят мою еду, я размазываю ее по тарелке. До этого я голодала, но и теперь проблем меньше не стало.

Как я могу справляться и вести себя нормально, если я единственный урод в комнате? И что, черт возьми, значит нормально? Когда доберусь до дома, свяжусь с составителями словаря Маккуори[34]34
  Толковый словарь Маккуори – официальный словарь австралийского варианта английского языка, который разработал Университет Маккуори, расположенный в Сиднее.


[Закрыть] и скажу, что «нормальный» – это опасное слово.

Глава 26

– Придется тебе забыть о карьере фермера, занимающегося производством яиц, – говорит Ливви, подбегая к нетбольному кольцу, чтобы сделать бросок.

– Есть и другие занятия.

Воскресный день. Вчера мы вернулись в Кингстон. Первое, что я сделала, когда проснулась, – позвонила Ливви. «Забери меня из дома!» Если бы я просидела на кровати – дома или в больнице – еще чуть-чуть, я бы сошла с ума. Кроме того, мне необходимо было с ней поговорить. Хоть она и прислала мне милую открытку, меня до сих пор беспокоила наша ссора по телефону. Мне нужно было сказать ей правду. Лично.

Новая Я будет откровенной. Новая Я смелая. На поле больше никого нет. Ливви сказала, что звала Мали с нами и та согласилась, но так и не пришла. Ливви опять стала тусоваться с Мали и Хайди, пока я лежала в больнице. Ей нужно было тусоваться с кем-то. Я не переживаю, что Мали не пришла. Мне нравится быть с Ливви вдвоем.

– Если у тебя аллергия на яйца, ты и на протестные акции ходить не сможешь. Там кидаются яйцами.

– Думаю, я много чего не смогу делать.

Мяч отскакивает от сетки-ограждения за кольцом.

– Эй, так они поэтому называют это egg-зема?[35]35
  Игра слов. Egg (англ.) – яйцо.


[Закрыть]

Я закатываю глаза.

– Ой, ты такая смешная!

Она смеется.

– Пытаюсь.

– Ливви… что касается того, что ты мне сказала по телефону… знаешь, ну, твое «забей»…

– Забудь. Я не должна была так с тобой разговаривать.

Она забивает еще один гол.

– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что именно ты ешь, когда ешь яйцо? Я к тому, что оно выходит прямо из куриной задницы…

– Прекрати! У меня очень живое воображение!

Ливви смеется.

– Я просто говорю, что стоит это представить, и сразу становится довольно мерзко их есть.

Я хватаю мяч и швыряю его в кольцо. Он пролетает мимо и ударяется в сетку сзади. Я ловлю его для второй попытки.

– Просто не целуй Сэма, когда он съел сэндвич с беконом и яйцом, – говорит Ливви. – Без всяких там языков. Это может стать поцелуем смерти.

Я кидаю мяч ей прямо в живот. Она его ловит, но он всё равно ее слегка ударяет.

– Сэм и Сэм больше не тандем, – говорю я.

– Ого. Да ты поэт, который сам об этом не знает.

– Я серьезно. Больше ничего нет.

– Но вы такие классные вместе! – хныкает она. – Почему ты не хочешь дать ему возможность понять? Дай ему шанс.

Я отправляю мяч в кольцо. Я промазываю, и он отскакивает от стойки. Ливви ловит мяч.

– Если ты скажешь Сэму и он поведет себя как придурок, тогда ладно, я соглашусь, что он не твоя половинка. Парень, которому ты действительно нравишься, обязательно всё поймет. В каком-то смысле это даже круто, тебе не придется тратить время на то, чтобы догадываться, каким парням ты нравишься. Ты будешь знать точно.

Билли говорила мне то же самое. Я чувствую, как подступают слезы. Ничего не могу сделать. Я очень хочу, чтобы Сэм смотрел на меня так, как тогда на дискотеке. Если бы я не была такой, я бы флиртовала с ним как сумасшедшая.

Ливви бежит к краю поля и убирает мяч под навес.

– Меня сейчас разорвет. Пойдем со мной в туалет?

– Идем.

Я иду за ней к туалетам.

– Клянусь, я выпила утром целое ведро яблочного сока, – говорит Ливви. – Папа купил соковыжималку. Тебе же можно теперь пить яблочный сок, да?

– Ага.

И так здорово сказать: «Да, это мне можно!»

Она хлопает меня по спине.

– Круто. Ты должна зайти ко мне и попробовать.

В туалете Ливви проходит в кабинку, а я остаюсь у раковины, проверяя свое отражение. Кожа слегка красноватая, но в целом нормальная. Я убираю рукой волосы и заправляю их за уши.

– Ты должна это увидеть, – зовет Ливви. – Кто-то нарисовал слона рядом с крючком. Крючок – это хобот! Как классно!

Звучит звук смыва, и открывается дверь. Я поворачиваюсь, но это не Ливви – это Мали. Она выходит из соседней кабинки. У нее красные и опухшие глаза – будто она плакала. Увидев меня, Мали не удивляется, вероятно, она слышала наши голоса.

– Привет, Эс Джей, – говорит Мали ровным голосом, направляясь к раковине. Она выдавливает мыло и моет руки. – С возвращением.

– Эм… Спасибо.

Какое-то время я не знаю, что делать.

Потом я подхожу к ней и кладу руку ей на плечо.

– Что случилось?

Ливви смывает в туалете и выходит.

– Мали! – говорит она радостно. – Ты всё-таки пришла!

Потом меняется в лице:

– Эй, ты в порядке?

Мали кусает губы. Она поворачивается к зеркалу и приглаживает волосы. Всхлипывая, Мали приводит себя в порядок – рубашку, воротничок, поддергивая его в нужное положение, а потом еще несколько раз поправляя, – пока не добивается идеального внешнего вида.

– Мали? – повторяет Ливви.

Мали поворачивается к нам, подбородок вздернут, в глазах стальная решимость.

– Я нормально выгляжу?

– Выглядишь? – повторяет Ливви в замешательстве. После неловкой паузы она говорит: – Конечно! Ты всегда классно выглядишь.

Мали смотрит на меня.

– Совершенно точно, – говорю я, – ты хорошо выглядишь.

– Хорошо?

– Ты выглядишь прекрасно.

Мали кивает, но выражение на ее лице не меняется. Она поворачивается обратно к зеркалу, опять проверяя свой вид.

– Спасибо, что позвала сегодня на прогулку, но мне сейчас правда не до того.

– Я что-то сделала не так? – Голос Ливви звучит встревоженно, будто она совершила страшную ошибку.

– Нет. Это не связано с тобой. – То, как Мали говорит это, дает понять, что она не обманывает. – Это… кое-что личное, понимаешь? Пожалуйста, не ходите за мной. Мне не нужна помощь. Правда, я буду в порядке. Увидимся в школе.

Она выходит.

Мы с Ливви смотрим друг на друга.

– Нам нужно пойти за ней? – спрашиваю я.

Ливви качает головой.

– Она это сказала всерьез. Думаю, Мали хочет побыть одна.

– О чём она говорила?

– По поводу того, как она выглядит? – Ливви притопывает ногами. – Не знаю. Это могло быть что угодно.

В этот момент меня озаряет мысль. Хайди и Мали. Модная полиция Кингстона. Дочки богатых судовладельцев. Девочки с идеальной внешностью и идеальной жизнью. Только они не идеальны. Они такие же, как мы с Ливви. Если я скрываю тайну, почему нельзя предположить, что другие тоже что-то скрывают?

Мы выходим из туалета. Я вижу вдалеке Мали, идущую к главной дороге.

– Надеюсь, с ней всё в порядке.

– Я тоже, – говорит Ливви, глядя, как Мали уходит. – Что бы это ни было, она явно не готова об этом говорить.

Я знаю, каково это. Иногда тебе правда нужно время наедине с собой.

– Надо будет проверить, как она в школе, да? – предлагает Ливви.

– Хорошая идея.

Вернувшись на поле, Ливви вытаскивает мяч из-под навеса. Она подходит ко мне и накрывает ладошкой мою руку.

– Так… Не смотри сейчас…

Я поворачиваюсь и вижу Сэма на велосипеде.

Ливви бросает мяч. Он отскакивает и укатывается.

– Мне надо идти, – говорит она. – Нужно приготовить омлет на обед. Жаль, что ты не сможешь присоединиться! – С этими словами Ливви вскакивает на велосипед и уезжает.

Я ловлю мяч, поднимаю его и так и стою, вертя его в руках. Поверить не могу, что она меня вот так оставила!

Сэм подъезжает ко мне. Показывает на мяч:

– В некоторых странах люди его бросают.

Он соскакивает с велосипеда и оставляет его на краю поля.

– С ним даже играют.

Когда я не отвечаю, Сэм добавляет:

– Ливви очень стремительно уехала.

– Что ты здесь делаешь?

– Меня Ливви позвала. – Он проследил за ней глазами. – Но, кажется, передумала.

Поверить не могу. Она меня подставила!

Я поворачиваюсь и иду к навесу, небольшому козырьку у края поля, где обычно сидит арбитр. Во мне всё прыгает. Я впервые с Сэмом наедине. Совершенно наедине. Я, он и нетбол. Я не уверена, что готова к этому. Быть откровенной с Ливви – это одно, но быть откровенной с Сэмом – совсем другое.

– Я слышал, ты была в больнице. Ты в порядке?

Я сажусь на деревянную скамейку. Он садится рядом, на расстоянии пол-ладони. Я бросаю мяч между коленями о землю и отбиваю его рукой. Снова и снова, стараясь не смотреть на Сэма.

Он откидывается на сиденье и спрашивает:

– Что с тобой случилось? Я слышал, ты обгорела.

Мое сердце подпрыгивает. Щеки загораются.

– Это слухи, – мямлю я. – Долго объяснять.

– Это как-то связано с тем цветочным происшествием? Ну, помнишь, когда это случилось в классе?

– И когда ты сказал: «У нее что-то с лицом!» – Не знаю, откуда это вырвалось. Прозвучало довольно резко.

На лице Сэма сожаление.

– Я не это имел в виду.

Я смотрю в другую сторону.

– Ну так что? – говорит он, толкая мое колено. – Тебе удалили вторую голову? Вытащили из твоих кишок ужасных паразитов-близнецов? Я видел такое на «Ютубе», и это был кошмар. – Я ничего не отвечаю, и Сэм добавляет: – Ладно, раз не говоришь – не мое дело, из кожи вон лезть не буду.

На этой фразе я смеюсь во весь голос. Это самое смешное, что он мог сказать.

Сэм выхватывает у меня мяч, крутит его на одном пальце, а потом выкидывает далеко в поле.

– Сможешь поймать? – спрашивает он, усмехаясь.

Я улыбаюсь.

– А отчего же умерла твоя предыдущая служанка?

– Отказалась меня целовать.

Сэм смотрит мне прямо в глаза. Тянется ко мне, кладет руку мне на шею и притягивает мою голову к своей.

Я отстраняюсь.

– Не надо.

– Всё в порядке. Мне плевать.

– На что?

– Мне плевать, что у тебя что-то с кожей.

Мне становится дурно.

– Не говори так.

– Всё не так ужасно, как ты думаешь.

Я вскакиваю и отступаю назад.

– Больше не трогай меня, ясно? Никогда!

Он выглядит уязвленным.

– Но я этого хочу.

Сэм говорит это так, что я ему верю.

Ничего не могу с собой поделать, слезы начинают катиться по щекам.

– Да что с тобой?

– Ты о чём?

– Как тебе может быть плевать?

Циничный смех.

– А, теперь понимаю! Ты хочешь, чтобы я вел себя как Рори? Как полный придурок?

– Нет… да почему ты вообще с ним водишься?

– Он нормальный, если узнать его получше.

Я в этом сомневаюсь.

– Рори всегда издевается над людьми из-за их внешности. Я видела, как он делает это с другими, не только со мной.

Я думаю обо всём, что Рори говорил о маме Ливви.

– Ты когда-нибудь рассматривала Рори хорошенько? – спрашивает Сэм.

– Что ты имеешь в виду?

– У него рыжие волосы, светлая кожа, веснушки.

– И что?

– А то, что ты не знаешь, что происходит на футбольном поле. Ему достается как никому другому. Я никогда не слышал, чтобы у кого-то было больше прозвищ, чем у Рори. Его называют Рональд Макдональд, «чокнутый клоун», «рыжий ниндзя» – и это далеко не всё. Он получает будь здоров.

– Серьезно?

– Абсолютно. Его постоянно задирают. Это будто любимое развлечение в футбольной секции. В раздевалках ему достается больше, чем кому-либо из моих знакомых.

Не понимаю. Если Рори так страдает из-за издевательств, зачем ему изводить других?

– Знаешь что, Эс Джей?

– Что?

– Мне всё равно, как ты выглядишь.

– Ты что, не понимаешь?

Каждая частичка меня кричит: «Я хочу, чтобы ты видел красоту! Я не хочу, чтобы тебе приходилось не обращать внимания на мою кожу, чтобы ее заметить».

Сэм говорит:

– Я думаю, ты умная и веселая, Эс Джей. У тебя классная улыбка.

Серьезно, разве мог бы он быть более идеальным? Я отворачиваюсь и ухожу.

Он зовет:

– Эй! Вернись! Я еще не закончил!

– А я закончила.

– Стой!

Я не останавливаюсь и не оглядываюсь назад. Сэм слишком хорош. Я не могу этому соответствовать – ни я, ни всё это. Я не знаю как.

Это слишком.