Текст книги "Толковый словарь Эс Джей"

Глава 3

Первый день в школе начинается как обычно:

– Роун! Ради бога, поторапливайся! Ты надел футболку задом наперед. Картинка должна быть спереди.

– Мам, ты купила клубничный джем? Не могу найти.

– Дилан! Хватит играть в Xbox! Сейчас же обувайся!

– Кэрри! У меня сдох мобильник. Я могу взять твою автомобильную зарядку?

– Эс Джей! Выходи из ванной! Твои волосы отлично лежали еще три укладки назад!

– Дилан! Выключи чертову приставку!

– Боже, Дилан! Как в твоей обуви помещается целая песочница? Посмотри на ковер. Это Симпсон[8]8
  Симпсон – песчаная пустыня в центре Австралии.


[Закрыть].

– Мам, пожа-а-а-а-алуйста, купишь клубничный джем?

– Эс Джей, тебе намазать кремом спину?

– Дэйв, не забудь в этот раз принести ланч-бокс домой, у меня осталась уже только половина контейнеров, а они стоят три сотни долларов.

– Всем! Мы опаздываем! Живо в машину, сейчас же!

Я забираюсь на переднее сиденье. Мальчики сидят сзади. По дороге в школу я оцениваю свое отражение в зеркале заднего вида четыре или пять раз. Сегодня мне везет. Кожа на лице успокоилась, и краснота практически вся ушла. Я выгляжу почти нормальной.

Папа поправляет зеркало.

– Не переживай, Эс Джей. Ты хорошо выглядишь.

– Так уж хорошо?

Он улыбается.

– Ты выглядишь прекрасно.

Я закатываю глаза.

– Ты мой папа. Ты должен так говорить.

– Это часть договора.

– Какого договора?

– Договора, с которым ты к нам пришла.

– Ты странный.

– Быть странным лучше, чем быть нормальным.

Может быть, нормальный – это для папы и скучный. Но всё, чего я хочу, – быть нормальной.

Школа Кингстона оказалась довольно большой. В одном здании находятся начальная и средняя школы. Сначала я напряглась, потому что не хочу терпеть приставания Дилана и Роуна во время обеда, но папа сказал, что мы, скорее всего, не будем встречаться, так как старшие дети тусят в других местах. Я порадовалась, когда это услышала. Не хватало еще и за младших братьев краснеть. С этим я и без них прекрасно справляюсь.

До переезда я прочитала брошюру Управления образования. Там говорилось, что местные жители – а не только школьники – пользуются инфраструктурой школы, в том числе бассейном, спортзалом и библиотекой. Кроме того, школьный стадион служит в качестве городского футбольного поля. А еще тут есть секции и поле для нетбола[9]9
  Нетбол – традиционно женский вид спорта; игра, созданная в 1893 году на основе баскетбола. Жесткие правила баскетбола адаптированы для женщин. В настоящее время это самый массовый женский вид спорта в Австралии. Международная федерация нетбола не признает мужских и смешанных команд, но на любительском уровне существуют и те и другие.


[Закрыть]. Девиз школы – «facta, non verba», что в переводе с латинского значит «дела, а не слова». Мне это нравится – что-то делать, а не просто болтать. Новая Я как раз такая.

Моя классная руководительница, мисс Томас, более или менее нормальная. Она не рассказывает, что работает с моим отцом, – это поднимает ее рейтинг одобрения почти до небес – и просит кого-нибудь из класса показать мне школу. Ливви поднимает руку и с гордостью сообщает, что уже познакомилась со мной на выходных. Пара девочек презрительно фыркают. Похоже, Ливви не сильно популярна.

Мисс Томас зачитывает объявление школьной администрации о школьных шкафчиках и о происшествии с аэрозольным баллончиком и спортивными шортами, и тут у меня начинают сильно чесаться ноги. Я не могу сосредоточиться. Я тру ноги вместо того, чтобы чесать, и подтягиваю белые гольфы, расправляя складки. Слава богу, гольфы длинные и прячут рубцы на ногах. Школьная юбка в бело-синюю полоску почти закрывает колени, поэтому слегка видны только коленные чашечки и кожа за коленями. Руки открыты, но дерматит только в локтевых сгибах. Если кто-то спросит, мое объяснение – «солнечный ожог».

На перемене Ливви знакомит меня с Хайди Пич и Мали Мак-Намара.

Спокойно. Дыши.

Знаете, как взрывная карамель трещит и лопается во рту? Именно это случилось с моими глазами, когда я увидела этих девочек. Они самые красивые девочки, которых я когда-либо видела. Кожа, волосы, глаза – всё идеально. Даже школьная форма – хотя она такая же, как у меня! У стройной блондинки Хайди пронизывающий взгляд голубых глаз и полные розовые губы. У Мали темная кожа и длинные роскошные ресницы, обрамляющие огромные карие глаза. Они обе могли бы быть моделями. Вышагивать по подиуму в Милане. Венера Милосская, если бы их увидела, затряслась бы в своей дурацкой раковине.[10]10
  Главная героиня немного перепутала различные изображения античных Венер. Венера Милосская (Афродита с острова Милос) – древнегреческая скульптура, созданная во II веке до нашей эры, представляет собой богиню, которая готовится купаться. Это копия знаменитой работы греческого скульптора Праксителя – Афродиты Книдской. С раковиной (в раковине) богиня Афродита изображалась в другом сюжете, связанном с ее рождением из пены морской.


[Закрыть]

Хайди оценивает мои «адидасы».

– Клевые.

Я замечаю, что у нее точно такие же.

– Да, классные, – соглашается Мали, накручивая блестящую прядь на палец. – Ну так что, почему вы решили сюда переехать? Твой папа матрос?

Хайди и Мали обмениваются полуулыбками.

Ливви роется в карманах и смотрит в другую сторону.

– Мои родители хотели перебраться к океану, – говорю я, стараясь выглядеть непринужденно. Непринужденно – это слово я выучила на уроках английского. Это значит, что ты стараешься вести себя так, будто тебе всё равно. – Они давно хотели жить у океана, это прямо их мечта.

– Мило, – говорит Мали.

– Да, мило, – повторяет Хайди. – Ты уже бывала на корабле? – Она искоса смотрит на Ливви. – Тебе надо прийти на корабль моего отца. Корабль новый, а на нижней палубе там стоит плоский экран.

Тут я вспоминаю, что Ливви рассказывала про стоимость промысловой лицензии. Если отцы Мали и Хайди владеют судами, они должны быть миллионерами. У этих девочек «двойное проклятие»: красота и деньги.

– У моего папы на судне объемный звук и минибар, – говорит Мали, хлопая своими невероятными ресницами. – Приходи покататься. – Она бросает взгляд на Ливви и добавляет: – В любом случае всю работу сделают матросы.

Я начинаю мечтать, чтобы у папы был свой корабль.

Ливви не очень умело меняет тему разговора:

– Что вы наденете на дискотеку?

– Еще не решила, – небрежно говорит Хайди. – А ты?

– Мы могли бы выучить танец под «Can’t Touch It» Рики-Ли[11]11
  Рики-Ли Колтер (р. 1985) – австралийская поп-певица, автор песен, теле– и радиоведущая. Ведущая телевизионного конкурса талантов «Australia’s Got Talent».


[Закрыть], – говорит Ливви.

Лицо Мали становится белее только что вымытой классной доски.

– Вообще-то эта песня уже довольно старая, разве нет?

– Лучше возьмем морскую тему, – говорит Хайди. – И наденем бикини.

Мали дает пять Хайди.

– Да! Точно!

Бикини. В моем списке ужасных слов «бикини» находится в самом верху. Примерно там же, где «кроптопы»[12]12
  Кроп-топ – укороченный топ, обнажающий талию, пупок или даже весь живот.


[Закрыть] и «шорты».

В «Толковом словаре Эс Джей Бэклер» «бикини» является синонимом таких слов, как «злодей», «чудовище», «сатана».

– Бикини! – говорю я так, будто это лучшая из возможных идей. – Прекрасно!

Мне придется заболеть в день дискотеки. Со мной должно случиться тяжелое отравление. (Если вспомнить стряпню моей мамы, это не так сложно устроить.) Пока я жива, я никогда не надену бикини – никогда.

Мали выглядит довольной.

– Ты играешь в нетбол? Еще не начался сезон, нам нужен игрок. Кирсти Норбетт сломала лодыжку и не сможет выходить на поле целый год.

– О! Это было бы здорово! Я в центре – главный связующий, – говорит Ливви. – И иногда играю за флангового защитника.

«Юбка для нетбола». Тоже в моем списке ужасных слов. Крошечные юбочки, которые задираются и обнажают спортивное белье. Голые ноги, ягодицы – полный комплект. Уверена, что спортсменки-нет-болистки в Кингстоне футболок тоже не носят. На верняка на них надеты узкие сверкающие майки или, хуже того, спортивные бра, которые открывают живот целиком. В Брокен-Хилл я носила треники и хлопковую футболку, и никому не было до этого дела. Я обожаю нетбол, но так сильно потею, что каждый раз после матча чешусь под мышками и под грудью как сумасшедшая. Мама не хочет, чтобы я играла. Она говорит, от этого моей коже становится хуже. То же самое происходит, когда я играю в баскетбол. И опять раздражение, и опять я вне игры. Если я захочу сыграть, то должна заплатить высокую цену.

– Я играла защитником в Брокен-Хилл, – говорю я им. – У нас была красная форма.

– Наша голубая, – невозмутимо отвечает Хайди. – Светло-голубая.

– В Брокен-Хилл мы закатывали рукава футболок, брызгали волосы красным лаком и вплетали ленточки в цвет.

Хайди смотрит на Мали так, будто это неплохая идея.

– Цветным лаком мы не пользуемся, но всегда носим форму: футболку и юбку.

– Я слышала, здесь зимой довольно холодно. Вы не носите треники?

Хайди пожимает плечами.

– Если ты станешь их носить, никто против не будет.

– Так что, ты в игре? – спрашивает Мали.

– Конечно. Буду рада.

Ливви визжит, подпрыгивая на месте.

– Здорово!

Я тихо поздравляю себя. Новая Я умна. Новая Я знает, как добыть нужную информацию. Бабушка записала бы меня в АСБР. Миссия выполнена. Конец связи.

Звенит звонок, входим в школу. У Хайди и Мали математика с мистером Энтони в соседнем кабинете. Я не думала, что городок достаточно велик, чтобы в школе было два восьмых класса, но многие ученики съезжаются сюда с близлежащих ферм и рыболовецких районов. Целый автобус прибывает с побережья, из городка Роб, до которого тридцать минут езды. Я втайне радуюсь, что Мали и Хайди со мной не на каждом уроке. Они приятные, но у меня чувство, будто я должна произвести на них впечатление. А потому с ними не могу расслабиться.

Мисс Хопкинс, пожилая учительница с вьющимися седыми волосами и крупными бедрами, начинает четвертый урок с того, что спрашивает, не хочу ли я сказать пару слов о себе. Меня так и подмывает ответить: «Какой новичок вообще хочет о себе рассказывать?» Но я встаю перед классом и жду, когда она предоставит мне слово.

Двадцать шесть пар глаз уставились на меня. Конечно, мои щеки горят. Я чувствую, что начинают краснеть и уши. Парень в первом ряду толкает своего соседа, показывая на мои ноги. У меня останавливается сердце. Должно быть, он увидел мою кожу. Я наклоняюсь и подтягиваю гольфы. Он глупо ухмыляется.

– Начинай! – говорит мисс Хопкинс.

– Привет, я Эс Джей.

– Говори громче, Эс Джей, – требует мисс Хопкинс.

– Всем привет, я Эс Джей! (О нет, я сказала это слишком громко.) Говорить особенно нечего. Мы только что переехали. (Они это знают. Тупица!) Мои родители хотели жить у океана. (Успешно избегаю рассказа о том, что мой папа учитель.) У меня два брата, Дилан и Роун. (Скука.) Раньше мы жили в Брокен-Хилл. Я там играла в нетбол. Думаю, здесь тоже буду играть. (Заинтересованные взгляды от девочек.) На деюсь скоро получить новый велосипед. (Незаинтересованные взгляды.) В прошлом месяце, двадцать третьего числа, мне исполнилось тринадцать. (Начинаю потеть.) На выходных я познакомилась с Оливией Хамфрис. (Они это знают – она рассказала.) Мне нравится ваш Большой лобстер. Очень крутой. (Ни одной эмоции на лицах. Самоубийственная фраза.) Я сидела у него под хвостом. (Мое лицо сейчас, уверена, цвета лобстера.) Он такой огромный. (Уведите меня со сцены – срочно!) Я сфотографировалась рядом с ним и…

– Спасибо, Эс Джей, – говорит мисс Хопкинс, останавливая мой неконтролируемый словесный поток. – Очень… познавательно. Ты знаешь, что у нас в классе есть еще Сэм?

Парень, который посмеивался над моими ногами, встает и приветствует меня. Темные волосы, карие глаза и глупая улыбка. Его нельзя назвать симпатичным, но что-то в нем есть, что-то такое, что не дает мне отвести от него взгляд.

– Привет, Эс Джей, – говорит он, растягивая слова. – Я Сэм-человек. Сэм-стратег. Сэм – победитель навек. Сэм…

– Эс Джей, – прерывает мисс Хопкинс, – познакомься с местным Доктором Сьюзом[13]13
  Доктор Сьюз, Теодор Сьюз Гайсел (1904–1991) – популярный американский детский писатель и иллюстратор. Книги доктора Сьюза полны фантасмагории, сюрреалистических приключений и игровых рифм.


[Закрыть], также известным как Сэм Гренфелл.

Девочки захихикали, а мальчики одобрительно захлопали Сэма по плечу. Судя по этому теплому приему, Сэм – завидная пассия. Он подмигивает мне, и мое сердце делает сальто. Возможно, меня привлекает его явная уверенность – мы всегда хотим того, чего нам не хватает.

«Катастрофа, – шепчет Старая Я. – Он никогда бы не подмигнул тебе, если бы знал, что у тебя под одеждой».

Но Новая Я дает пощечину Мне Старой. Я улыбаюсь Сэму в абсолютной эйфории.

Глава 4

– Мы знаем, что твой папа – учитель.

Мали разглаживает школьную юбку до тех пор, пока на ней не остается ни одной складки, хотя она и с самого начала выглядела идеально.

– Ты должна была нам сказать.

Обед. Ученики рассыпаны по кампусу. Кто-то на стадионе крутит сальто и колесо. Кто-то сидит на бетонных дорожках, скрестив ноги, зависая в телефоне, разбрасывая объедки и выкрикивая бессмыслицу. Некоторые бегут в библиотеку – место, которое папа называет убежищем обиженных и угнетенных. Но большинство играют в какие-нибудь спортивные игры: гандбол, баскетбол, футбол, нетбол. Хайди, Мали, Ливви и я бродим, болтаем и строчим что-то в телефонах.

– Почему ты не рассказала нам об отце? – спрашивает Мали.

Потому что, если папу станут ненавидеть так же, как Волан-де-Морта, меня вздернут первой.

Я пожимаю плечами.

– Разве это так важно?

– У какого класса он преподает? – спрашивает Хайди.

– Думаю, у двенадцатого. Мы особо не говорим о его работе. Это же скучно.

Мали удовлетворена ответом.

– Ну да, я бы тоже не стала. А чем занимается твоя мама? Она тоже учитель?

Хайди и Мали отлично ведут допрос. Они могли бы зарабатывать этим на жизнь в телешоу «Безопасная граница», допрашивая подозреваемых в контрабанде наркотиков и тому подобном.

– Мама – библиотекарь. Во всяком случае, раньше работала библиотекарем. Сейчас она сделала перерыв.

Я не рассказываю им о том, что мама оставила работу из-за меня и всех этих бесчисленных походов по врачам.

– Она хочет когда-нибудь снова пойти работать.

Мали выглядит удивленной.

– Моя мама тоже не ходит на работу. Она украшает наш дом, покупает новую мебель и всё такое. Мама обставляет не наш дом, а загородный дом в Робе[14]14
  Роб – город-курорт на побережье в Южной Австралии.


[Закрыть] или в Гленелге[15]15
  Гленелг – прибрежный пригород Аделаиды. Благодаря пляжу, множеству достопримечательностей и развитой инфраструктуре очень популярен среди туристов.


[Закрыть] в Аделаиде. Она постоянно занята.

Ого! Быть богатым – это как работа на полный день.

Хайди сует нос в мой ланч-бокс и взвизгивает:

– Что это?!

Я достаю батончик мюсли.

– Это просто здоровая еда, которую мне купила мама.

Я закатываю глаза.

– Она сейчас о-о-о-о-о-о-очень увлечена здоровым питанием.

Мама положила мне еще листья салата с медовой органической пастой. Выглядит отвратительно, как детские какашки, а на вкус как остывшая каша. Мама упаковала в пакет ягоды годжи[16]16
  Ягоды годжи – плоды дерезы обыкновенной, которым в современной массовой культуре приписываются полезные свойства. Известны также как волчьи ягоды.


[Закрыть], яблоко и батончик мюсли без орехов. У меня нет аллергии на орехи, но зачем искушать судьбу?

Ливви изучает батончик мюсли.

– Никогда такого не пробовала.

Мали фыркает и толкает Хайди локтем. То же самое я видела у них недавно, когда они секретничали.

– Ты должна это попробовать, Лив, – говорит Мали.

Ливви смотрит на меня.

– Можно?

– Пожалуйста.

Она хрустит батончиком, облизывая губы.

– Неплохо.

– В моей прошлой школе нельзя было брать с собой орехи, – говорю я им. – Мама до сих пор не избавилась от этой привычки.

Мали ворчит:

– Все эти запреты на орехи такие тупые. Из-за того что у парочки каких-то учеников аллергия на орехи, вся школа должна страдать? Так глупо! Мама состоит в Консультативном совете родителей и учителей и говорит, что всегда голосует против запретов на орехи. Она считает, что, если есть особенные дети, пусть они катятся в специальную школу.

Ее слова жалят меня, как маленькие стрелы. Не могу поверить, что ее мама на самом деле говорила такое.

Хайди была с этим мнением полностью согласна.

– Помнишь того ученика, Деррика Уолтерса? Он перешел в другую школу. Его ужалила в шею пчела на физре. Ты бы его видела! У него раздулся лоб и за плыли глаза так, что их вообще не было видно. На следующий день в школе делали общую фотографию, и он всё испортил. Был какой-то весь красный и выглядел как придурок.

«Был красный и выглядел как придурок».

Ливви смеется:

– Тебе пришлось сидеть с ним рядом, помнишь?

Хайди фыркает.

– Даже не напоминай! Это было самое ужасное. Он чесался и чихал, а когда его опухшее лицо стало обычного размера, у него начала облезать кожа, и белые чешуйки валялись по всей парте. Сэм Гренфелл такой: «Фу, Деррик! Купи уже пылесос!» Было очень смешно.

Это сказал Сэм Гренфелл? Тот, который Сэм-человек? М-да, думаю, он точно не стал бы мне улыбаться, если бы знал правду.

– Гадость, – говорю я, подыгрывая. Новая Я умеет заметать следы.

– Ты бы это видела, – говорит Мали. – Гадость – слишком мягкое слово для такого.

Звенит звонок. Я иду в класс, чувствуя одновременно тошноту и облегчение, будто в меня случайно не попали во время расстрела.

После перемены мисс Томас просит сдвинуть все парты в один угол класса. Она вкатывает стойку с телевизором. Все сидят на полу, скрестив ноги. Я сижу, сложив колени в одну сторону и опираясь на руку. Если я сяду как все, юбка задерется и будут видны мои ляжки. Мне придется сделать кулаком из юбки воронку, чтобы мальчики не видели мое нижнее белье, а иначе будет еще хуже.

– Сэм! – говорит мисс Томас.

Я не реагирую. Предполагаю, что она обращается к Сэму-человеку.

– Саманта Бэклер!

– Она Эс Джей, мисс Томас, – поправляет ее Ливви.

Мисс Томас бросает взгляд на Ливви.

– Спасибо, Оливия, но я обращалась не к тебе, верно?

– Верно, мисс Томас. Простите, мисс Томас.

– Эс Джей! Ты не могла бы взять один из тех стульев и сесть сзади?

Весь класс поворачивается и смотрит на меня. Мои щеки загораются огнем. Что она хочет, чтобы я сделала?! Она видела, как я болтала с Ливви в неположенное время? У меня проблемы? Но все разговаривали, разве не так?

– Ты не могла бы взять стул? – повторяет мисс Томас, показывая на стул. Будто я не знаю, что это такое. – Поставь его за ребятами.

Мое сердце рвется из грудной клетки. Щеки пылают. Я не спорю. Иду и выполняю. Тащу стул в конец класса и сажусь. Все шепчутся.

– Спасибо, – говорит мисс Томас с вежливой улыбкой.

Она выключает свет и включает DVD. Это документальный фильм о глобальном потеплении и о том, как люди должны изменить свои привычки, или все они обречены. Прямо сейчас обречена я. Я отзываю свои предыдущие оценки мисс Томас. Я ее ненавижу! Я хочу вырвать ее глаза и размазать очки по лицу. Я не понимаю. Какого черта я должна сидеть на стуле?!

Смотреть фильм, целый час сидя на жестком пластиковом стуле, неудобно. Во-первых, не на что опереться. Можно съехать назад, но только до тех пор, пока зад не съедет со стула. Кожа потеет от пластика и ноги сзади начинают чесаться. Я знаю по опыту свои пределы. Если переборщить, пойдет кровь, и в итоге вся юбка будет в кровавых пятнах.

Ловлю на себе взгляд рыжего мальчишки, который смотрит на меня через плечо.

Уверена, он видит, как я чешусь. Парень строит гримасы, будто хочет спросить: «Что это ты там делаешь?» А потом морщит нос, словно чувствуя неприятный запах.

Когда фильм заканчивается, звенит звонок, я встаю и тащу свой стул к парте. Ливви подходит и помогает собрать мои вещи. Все идут к выходу. Рыжий опять смотрит на меня, будто хочет что-то придумать.

– Эс Джей! – зовет мисс Томас. – Ты не могла бы ко мне подойти? Ливви, а ты подожди снаружи.

Ливви неохотно тащится к выходу.

Когда все ушли, мисс Томас смотрит на меня с сочувственной улыбкой.

– Я знаю о твоей проблеме. – Она делает паузу, очевидно, ожидая, что я что-то скажу. Я молчу. – Звонила твоя мама. Она сказала, что у тебя аллергия на пылевых клещей и тебе нельзя сидеть на ковре.

Я убью маму. Серьезно, я убью ее.

– У нее был очень обеспокоенный голос. Я поняла, что срочно должна принять меры. Она сказала, что из города пришли результаты от аллерголога и чтобы я сообщила тебе это в общих чертах, а детали вы обсудите вечером дома.

Речь идет про анализ крови на иммуноглобулин, который я сдавала у доктора Гупта несколько недель назад. Значит, у меня всё же есть аллергия. Пылевые клещи. Погодите-ка, это что, значит, я должна сидеть на пластиковых стульях до конца жизни? И я буду торчать в конце класса каждый раз, когда нам включат кино? Боже!

– Когда я была маленькой, у меня был дерматит, – признается мисс Томас. – Мама мазала меня маслом какао, и всё прошло. Ты пробовала масло какао?

Ее предложение меня раздражает. Люди постоянно хотят рассказать мне о том, что страдали чем-то подобным и что понимают, каково мне. И поскольку они чудесным образом справились со своим кожным недугом, эти самые люди предполагают, будто я лечусь неправильно или, хуже того, что я вообще никак не лечусь или не слежу за собой. И никто из этих благонамеренных людей и не думает, что мой случай отличается. Они просто этого не понимают.

– Сильно чешется? Ты принимаешь антигистаминные?

Ей надо заглянуть в наш шкафчик с лекарствами. Там коробки на коробках. Тюбики и тюбики кре́ма с кортизоном. Дверца с трудом закрывается.

– Мне, как учителю, важно знать о таких вещах. Если состояние здоровья влияет на твою работу в классе, я могу помочь тебе справиться.

Что? Она думает, что моя голова – такое же слоистое месиво, как и моя кожа?

– Спасибо, я хорошо вижу и слышу, – говорю я сквозь сжатые зубы.

Она выпрямляется, поджав губы.

– Я пыталась сказать, что школе не всё равно.

Мне нравится слышать, что школе не всё равно, но не нравится то, что школа делает. Я молчу. После неловкой паузы мисс Томас добавляет:

– Тебе лучше пойти домой.

Я ухожу из класса. Ливви ждет снаружи.

– Что это было? – спрашивает она.

У меня не было времени подумать, как объяснить эту историю со стулом. Я была слишком занята гневом.

– Можешь не рассказывать, если не хочешь. – Но на ее лице застыла надежда. – Ты сделала что-то плохое? Знаешь, мисс Томас слишком подозрительная. Ей кажется, что кто-то ее обсуждает, хотя на самом деле никто этим не занимается.

– Да, – с благодарностью принимаю я этот вариант. – Она решила, что я на нее пялюсь. Похоже, у нее комплексы?

– Точно.

Мимо проходит Сэм с приятелями.

– Привет, Эс Джей!

У него такой приятный голос, что я хочу спрятать его в бутылку, отнести домой и хранить под подушкой.

– Я думал, я здесь единственный плохой парень. Кажется, ты претендуешь на мои лавры?

У меня такое чувство, будто с каждой стороны языка у меня по обогревателю. Я наклоняю голову, чтобы скрыться за волосами. Он идет дальше, выставляя ладонь за спину, чтобы приятель ударил по ней.

– Слышу свадебные колокольчики, – дразнит Ливви.

– Да конечно!

Я смеюсь. Но мое сердце колотится. Я ему нравлюсь? То есть прямо правда нравлюсь? А что, если он хочет меня поцеловать?

Какое-то время я поглощена этой мыслью. Но потом на меня обрушивается реальность. Приди в чувство, Эс Джей. А что, если он увидит твою кожу? Что тогда?

Старая Я знает, что произойдет. Его вырвет. Он будет смеяться до упаду. Мой первый поцелуй с Сэмом станет последним.

Новая Я справляется не так хорошо, как я рассчитывала.