Текст книги "Шанс (сборник)"

Глава 6

Если правда все равно всплывает,

значит она… не тонет?

Идти к Манди мы решили с утра, чтобы застать его одного. Он как всегда работал в ювелирной мастерской, когда мы зашли.

– Доброе утро, девушки, – улыбаясь, приветствовал нас Манди. – Чем могу быть вам полезен?

– Разговор есть, – поздоровавшись, начала Сима и уставилась на меня.

– Вчера в подвале я случайно наткнулась…

– На потайной лаз? – ничуть не удивившись, спросил он.

– Значит, вы знаете…

– Могу ли я вам доверять? – Он сказал это так неожиданно зловеще, что мы замешкались с ответом. Но Манди, видно, счел наше молчание за согласие. – Верю, сядьте. Я посвящу вас в тайну, о которой знали только два человека. Каждый, кто берет на себя ношу хранить ее, должен дать клятву унести с собой в могилу. – До этого задумчиво смотрящий в прорезь окна мужчина резко обернулся. – Я посвящу вас в тайну, о которой знали только два человека, – повторил он, – теперь остался только я. Один.

– Я знаю, – вдруг тихо проговорила Сима, – эта тайна касается призраков?

Мы одновременно на нее уставились, девушка смутилась.

– Нет, тайна вовсе не про призраков, – как-то натянуто улыбнулся Манди. – Все намного сложнее.

Он вздохнул, присел на табурет.

– Все знали Милахеля как чудесного человека – приятного, отзывчивого, но никто не знал его так, как я. Пять лет назад, дождливой осенью – в памяти навсегда запомнился этот день – он предложил мне украсть Рубин, продать по частям, а выручку разделить пополам. Милахель был алчным человеком, наверняка это его и погубило.

Мы с Симой невольно переглянулись и снова посмотрели на Манди.

– Тогда я отказался, посоветовал и ему забыть эту затею. Он, конечно же, разозлился, назвал меня трусом, пообещал, что украдет камень сам. Я же не поверил, думал, что Милахель не решится на такое в одиночку… но я его недооценил.

Я охнула. Пять лет назад был украден Рубин, а через месяц убит Милахель. Все сходится.

– Но Милахель мертв, где же тогда Рубин?

– Я пытался выяснить, но все тщетно. Скорей всего в ту ночь он хотел кому-то передать камень, но что-то пошло не так и его убили. А с ним и невинную девочку. Убийца как-то узнал про потайной ход, через него и скрылся – на утро крышка подвала была открыта.

Мужчина встал и начал мерить шагами крохотную мастерскую.

– На протяжении пяти лет я искал и искал, но все безрезультатно. Думаю, Рубин потерян навсегда.

Мы немного помолчали. День выдался теплый, солнечный. Один из последних теплых осенних дней.

– А как вы узнали про потайной ход?

– Не забывайте, мы с Милахелем были лучшими друзьями на протяжении многих лет. Хотя и потеряли эту дружбу еще до его смерти.

Дорога обратно прошла в тишине. Лишь когда мы подошли к моему дому, Сима впервые нарушила молчание:

– Знаешь, я вот думаю… Манди очень хороший человек, раз даже после смерти Милахеля умалчивает правду, что бы память о нем осталась светлой, хоть и лживой.

Я промолчала, прошла к скамье в нашем саду. Здесь виноградные лозы разрослись особенно сильно, обеспечивая, непробиваемый дождем и солнечными лучами, навес.

– Значит, до этого потерянный Рубин может находится в лубом месте нашего дома? В подвале, на чердаке, закопан в саду или вообще под этой скамьей, – я опустилась на четверинки, но вместо камня обнаружила только ворох паутины.

– Думаешь, Манди там не искал? – девушка пристроилась рядом, испачкав, светлую юбку.

– Но не мог же он вскопать весь двор!

– А почему нет?

– Что бы подумали соседи? Они ведь тоже не слепые.

– Ну, насколько я помню, – призадумавшись начала Сима, – после смерти Милахеля он посещал этот дом каждый день, но тогда все думали, что он тоскует по другу и никаких подозрений это не вызывало.

– Но я все-таки настаиваю на поиски во дворе. Надо только достать лопаты.

– Подумаешь – проблема. У нас в сарае их полно.

– Отлично. Остается только поговорить с отцом.

* * *

– Значит, как я понял, ты хочешь вскопать грядки во дворе?

– Да, папа.

– А зачем? – недоуменно уставился на меня отец.

– Как зачем? Посажу огурцы, помидоры, там, зелень всякую – укроп, петрушку…

– Осенью?

Этого пункта я не учла и потому замолчала не зная, что говорить дальше.

– Диана, тебе что, делать нечего? Иди лучше, в доме пол помой.

– Ну, пап, я уже его помыла.

– Так сходи, помой еще раз. Это все-таки лучше, чем потрошить двор.

Одним словом мой план провалился, причем так глубоко, что выкопать его будет можно только весной… вместе с помидорами.

– Допустим, двор отпадает, – уже с половой тряпкой в руках, продолжала я, – подвал – тоже, я его чистила от хлама и никаких камней, тем более драгоценных, не заметила. Остаются дом и чердак.

– А что на чердаке?

– Да там все в пыли, да в паутине, – скорчившись, заверила подругу я, пытаясь побыстрее замять тему с чердаком, – скорее всего, Манди там смотрел. А вот в доме меня привлек книжный шкаф. И вообще, искать нужно по его интересам.

– А с чего ты взяла, что чтение было его основным интересом?

– Если не чтение, то что тогда? – растерялась я.

– Музыка, – упоительно протянула она, – в деревне и сейчас поют его песни.

– Так, поконкретнее, пожалуйста.

– Ну, играл он хорошо. На гитаре.

– Значит, у него была гитара. И где же она? – заинтересовалась я.

– Откуда мне знать? Может Манди знает.

– Так давай пойдем и спросим.

– А как же пол? – напомнила подруга.

– Здесь такое творится, а она все про пол думает! – притворно возмутилась я. – Может, мы на самом деле найдем Рубин и о нас напишут в легендах!

– Или на той сосне.

– Брр, не напоминай!

– Молчу.

Найти Манди не составило особого труда, потому что он в отличие от нас, хотя бы сидел на одном месте. Работал то есть.

– Мы вот, что подумали… – Сима терпеливо подождала, пока внимание мужчины сосредоточилось на ней. – Милахель ведь на гитаре играть очень любил, что если он в нее камень и спрятал?

– Вряд ли, хотя проверить можно, – без особой надежды согласился Манди.

– А вы знаете, где она сейчас? – Конечно никаких гарантий он не давал, но в нашем случае «вряд ли» служило очень даже неплохим ответом.

– Насколько я помню, на чердаке валялась – тогда даже в руки брать не стал. Сможете ее достать?

– Не вопрос – достанем и сразу к вам.

Вернувшись, домой и, убедившись, что ближайшие несколько часов папа из мастерской выходить не собирается, мы приставили к наружной части дома деревянную лестницу – вход на чердак находился не внутри. Узкие, шаткие ступеньки заскрипели, когда по ним полезла Сима.

– Ну, ты идешь? – пропыхтела сверху она.

Я замялась. На чердаке наверняка полно пауков, которых я до смерти боюсь.

– Знаешь, ты поищи, а я… лестницу придержу – вдруг пошатнется или упадет, ведь всякое бывает, и вообще нас двоих она точно не выдержит!

– Ладно, полезу одна, – вздохнула девушка и скрылась в чердачном проеме.

До меня доносились приглушенные шаги по скрипящим доскам.

– Ну и пылище, а сколько хлама… – причитала она. – Гитары что-то не видно, сейчас поищу в другом углу.

Я ждала, доски все скрипели и скрипели, и вдруг девушка громко ахнула.

– Что случилось? – испугалась я.

– Что же делать, я ее обронила…

– Гитару? – растерявшись, переспросила я.

– Нет, сережку. И не могу найти – пол покрыт таким слоем пыли, что в нем даже свои ноги можно потерять!

– Не волнуйся, ты ее найдешь. Вспомни, по какому маршруту ты обошла чердак.

– Маршруту? Ты что, издеваешься? Я обошла чердак вдоль и поперек! Три раза!

Не сообразив, что сказать еще я просто выжидательно замолкла и через некоторое время услышала радостное:

– Нашла!

– Сережку?

– Нет, гитару. Сейчас спущусь.

Проворный кузнечик запрыгнул на вторую ступеньку лестницы и уставился на меня, ритмично шевеля тонкими усиками.

Я присела на корточки, протянула руку, чтобы смахнуть его, но он упорхнул сам, испуганный визгом сверху.

– Что случилась?! – завизжала я в ответ.

– Паук! Прямо на мне! – запрыгав, выкрикнула подруга.

– Сима, ради бога, не прыгай! Пол может…

Поздно. Послышался грохот, треск досок, крик, визг… и тишина.

– Сима, ты жива? – дрожавшим, запинающимся голосом спросила я.

Ответ – молчание.

Из-за дома прибежал папа.

– Что случилась?

– Сима провалилась.

– Откуда?

– С чердака.

– Зачем? – Не сразу поняв суть моих слов, изумился отец.

– Не важно! В общем, ты полезай на чердак, а я в дом.

Дома меня ждала изумительная картина: на лохматой медвежьей шкуре полулежала Сима, потирая ушибленный бок, из-под которого торчал гриф гитары.

– А я сережку нашла, – прервала затянувшееся молчание девушка.

На выглядывающего из потолочной дыры отца я старалась не смотреть.

Глава 7

В поисках приключений главную роль играет не голова.

Говорить при Симе отец не стал и жестом позвал меня в другую комнату. Я уже догадывалась, о чем будет предстоящий разговор и, отпустив голову, поплелась за ним.

– Что делала Сима у нас у нас на чердаке? – начал он, как только я закрыла за собой дверь.

– Я попросила ее залезть, узнав, что там находится гитара. А Манди научил бы меня играть, – соврала я.

– Какая гитара?! – взревел отец. – Твоя обязанность не играть на музыкальных инструментах, а научиться убирать и готовить!

– Но я не хочу всю жизнь простоять у печи, как многие деревенские женщины: необразованная и невидящая ничего кроме метлы и швабры.

– Не хочешь быть необразованной, – нехорошо протянул он.

– Тогда сразу после окончания зимы поедешь в пансионат. Там тебя научат всему, что должна знать, образованная и умеющая вести себя в обществе, девушка. А за время твоей учебы и я перееду в город. Давно хотел открыть собственную обувную лавку в Выгроде. Теперь же такая возможность представилась.

– Но я совсем не это имела в виду… – забормотала я, ошарашенная папиным решением. И как объяснить ему, что я просто хотела выглядеть в его глазах кем-то больше, нежели будущей кухаркой.

– Тема закрыта, – перебил меня отец. – У меня много работы. У тебя теперь тоже.

Выйдя из комнаты и проходя мимо убирающей обломки Симы, он сурово взглянул на нее. Девушка потупилась, а папа, не останавливаясь, вышел из дома. Следом из комнаты вышла я, унылая и огорченная.

– Что он сказал? – тут же набросилась на меня подруга. – Ты сказала ему, что-нибудь о Рубине?

– Да ничего я не сказала, – угрюмо проговорила я, в тот момент думая о камне в самую последнюю очередь. – Весной папа отправляет меня в пансионат. А я больше всего на свете не хочу туда ехать. Мне здесь так понравилось, даже надеялась, что не уж то мы в этой деревне жить и останемся, но нет – как закончатся зимние холода, мы снова в дорогу. Я в пансионат, а папа – в Выгрод.

– Слушай, до весны еще время есть, может, и передумает.

– Не думаю, – вздохнула я, беря в руки метлу. – И обиднее всего, что я сама же натолкнула его на эту мысль. Хотя и выбор-то не велик: либо прожить жизнью домохозяйки, либо жизнью образованной домохозяйки. В обоих случаях выполнять скучную и неблагодарную работу…

– Но зато быть уверенной в завтрашнем дне, – привела хоть один плюс Сима.

– И не только в завтрашнем, ведь все будет однообразным и через десять лет, и через двадцать, и тридцать…

– Ну, через сто-то вряд ли, – усмехнулась девушка.

– Видишь, для домохозяйки лишь смерть является неким разнообразием.

– Хм, но почему-то они не спешат вешаться, дабы испытать хоть какие-то перемены.

– Тогда я буду первой, – отрезала я. – А если серьезно, ты думаешь как там, на том свете?

Обычно когда разговор заходил на эту тему, я рефлекторно поднимала глаза к небу, но теперь взгляд встретился не с облаками, а с дырищей в потолке.

– Думаю, не так уж плохо, раз никто оттуда не возвращается, – заметила Сима.

– А может, и возвращаются, только в других обликах, и после того, как дадут клятву о неразглашении.

– И все прямо-таки молчат, – усомнилась девушка.

– Ну, кто не может держать язык за зубами, дальше психиатрии не уйдет.

Разговор мало помалу поднимал упавшее настроение, и уезд в пансионат уже не казался глобальной проблемой, а комната – катастрофически заваленной. В центре кухни остались лишь медвежья шкура, да поломанная гитара. Запоздало пришла мысль, что именно она служила причиной всего случившегося. Мне теперь ее даже в руки брать не хотелось, но все-таки…

Корпус потрескался в нескольких местах, хотя форму все равно не потерял, колки отбились, а струн не было вообще. На такой особо ничему не научишься… Перевернув ее розеткой вниз, я слегка потрясла. Естественно, рубины оттуда не посыпались, зато выпало кое-что другое.

– Что это?

Наклонившись, Сима подобрала свернутый клочок пергамента, развернула и зачитала вслух:

– Том… кмо ищет – вса… найдет… Ерунда какая-то, – она свернула бумажку в комок и бросила через плечо, – пойдем, нам еще мусор надо вынести.

– Постой! – Не обращая внимания на недоуменно уставившуюся девушку, я подобрала и прочитала сама:

 
– Тот, кто ищет – все найдет,
Сердце алчное поймет,
В полночь в сад падет звезда,
Полнолуния пора.
 

Девушка ошарашено всмотрелась в записку снова, но, убедившись, что это не придуманное на ходу четверостишие, уже с уважением спросила:

– Что это?

– Не знаю, – задумчиво протянула я. – Тот, кто ищет – все найдет… Похоже речь идет о Рубине, точнее о том, кто его ищет. …Сердце алчное поймет… Дальше – не понятно. Причем здесь алчное сердце и, что оно должно понять? В полночь в сад падет звезда, полнолуния пора. Падет звезда? Что за глупость?

– А, по-моему, это подсказка! – не согласилась подруга. – Для тех, кто ищет камень.

– Но зачем Милахелю писать какие-то подсказки?

– Может, это вовсе не Милахель писал, а кто-то другой, – пожала плечами Сима.

– Например?

– Ну, не знаю, – сдалась она, – единственное, что я поняла, так это то, что мы первые заметили ее.

– С чего ты взяла?

– Если б ее кто-то и прочел до нас, то не думаю, что положил бы обратно в гитару. Скорей всего, она была права. Никто бы не стал класть ее обратно, и мы не станем. Отчасти из-за вредности, отчасти из-за нехватки целых гитар. Хотя кому нужна подсказка, которая больше путает, чем подсказывает. Похоже, автор переусердствовал с рифмой, напрочь забыв о смысле.

– Знаешь, Сима, единственное, что я поняла, так это то, что нам необходимо дождаться полнолуния. А там уж видно будет, падет звезда или нет, – и тут мне в голову пришла гениальная идея: – Сима! Я кажется знаю, как можно убедить отца отказаться от сомнительной поездки в пансионат!

– И как же? – заинтересовалась девушка.

– Отыскать проклятый камень и доказать, что я достойна права выбора!

– Идея конечно хорошая, но ты только не забывай, что нам сначала нужно его найти, – мало веря в результат, напомнила подруга.

– Найдем, не волнуйся, – меня переполняло столько энергии, что я была готова начать поиски в любую секунду и проверить чердаки всех домов в деревне. – Кстати, когда следующее полнолуние?

– Не раньше, чем через неделю, – чуть задумавшись, ответила она.

– Даа, многовато… – разочарованно протянула я. – Ладно, ты иди к Манди и покажи ему записку, а я пока выходить не буду. Лучше приберусь, приготовлю что-нибудь, a-то папа может решить, что я не восприняла его слова всерьез и отправить в пансионат не весной, а прямо сейчас.

– Хорошо, я посоветуюсь с Манди и сразу к тебе.

Сима ушла, и я в сотый раз позавидовала тому, что у нее есть мама. Ей не нужно было брать все хозяйство на себя, а лишь помогать, зная, что, если не придет вовремя, обед приготовит мама. Конечно, в жизни с отцом тоже много плюсов, но жизнь в полноценной семье намного лучше.

В подвал я спустилась с некой опаской, и пока быстро набирала картошки из мешка, мне постоянно слышалось, что в подвале что-то щелкает. Стоило слегка дотронуться до стенки, как казалось, будто кладка уходит внутрь, и пол все время пошатывается, как при легком землетрясении. И лишь когда массивное кольцо скрылось под шкурой, я вздохнула с облегчением. Но надолго моего облегчения не хватило. Находиться в доме было просто невыносимо. Отовсюду я чувствовала взгляды: из-за стола, из занавеси, скрывающей дрова за печью, под лавкой. Но больше всего меня пугала потолочная дыра. Я каждый раз оборачивалась, опасаясь застать кого-нибудь у себя за спиной, и не выдержав, вышла из дома, перенеся чистку картофеля на ступеньки крыльца. Здесь я почувствовала себя намного увереннее, ведь в нескольких шагах работал отец. Скрипела пила, теперь к его и так немалым работам прибавилась деревянно-потолочная. Благодаря мне.

К куче очистков сбежало с десяток крольчат. Наверняка соседи снова выпустили их и чистят клетки, а зря. Они ведь и с прошлой чистки еще всех не нашли. Не удержавшись, я аккуратно приподняла пушистый комочек, уложила на колени. Пропажа очистков не на шутку его озадачила, но потом он заметил миску с очищенным картофелем и тут же успокоился. Пришлось опустить его обратно, слегка щелкнув по влажному носику.

Пила на заднем дворе продолжала выть на той же ноте, пиля уже не доски, а мои нервы… и совесть. С чего же я решила, что как только найду Рубин (найду Рубин!) отец сразу же откажется отправлять меня в пансионат? Может, он вообще рассердится из-за того, что я все это время скрывала от него правду. С другой стороны, я обещала Манди не говорить, но потому ли я молчу? Или просто хочу доказать, что способна на большее, чем он от меня ожидает?

Раздумья окончательно и безвозмездно испортили настроение. Оставив крольчат пировать на крыльце, я вошла в дом, разожгла печь, заранее вытащив и слив в миску вчерашний, недоеденный суп. Запах от него исходил не наилучший, вкус – еще хуже, но крутящаяся вокруг дома кошка наверняка им не побрезгует.

Оставшееся до обеда время я решила потратить на сбор высохшего белья, но не успела – в дом вбежала запыхавшаяся Сима. От нее я узнала, что Манди, изучив записку, согласен с решением ждать полнолуния. А подсказку он временно оставил у себя.

От приглашения остаться на обед, Сима отказалась. Отец обедать тоже отказался, тактично умолчав почему. Так, что ела я в гордом одиночестве.

* * *

В ту ночь я никак не могла уснуть. Похоже, осень все-таки опомнилась и сменила прохладные, ясные ночи на проливной дождь. Ворочаясь то на один, то на другой бок, я так и не смогла лечь удобно. Сидеть было ненамного лучше. Деревянные ставни с треском бились об окно. Одиноко извивались на ветру забытые, насквозь промокшие простыни, так и норовя взлететь с очередным порывом ветра. Крупные капли требовательно и дерзко бились о трещащее стекло. Как не удивительно, папе спать эта ночная симфония никак не мешала, но почему же я не могу уснуть?

«Меньше знаешь – лучше спишь» – промелькнуло в голове. Вздохнув, я откинулась на подушку. Значит, узнав правду о Рубине, я сама же бессознательно распрощалась с покоем.

Бродить по темному дому мне не хотелось. Даже больше чем спать. А вот послужить во благо Родине и собрать белье со двора – это можно.

Нащупав, я зажгла свечу и вошла в холодные сени, куда домашнее тепло почти не проникало. Оставив подсвечник, вышла во двор, и тут же об этом пожалела, потому что чуть не улетела сама. Пришлось стиснув зубы идти против ветра, и стоило мне поднять руки, чтоб стянуть прищепки, как моя ночная сорочка взлетела вверх, открыв не только мои ноги, но и живот. А как только я опустила руки, чтоб поправить сорочку, взлетели простыни. Одна – мне в лицо, другая – в грязь. Естественно настроения мне это не прибавило. Кое-как их подобрав, я пролезла в сени, да там и бросив белье, вошла на кухню. Над помоечным ведром вымыла грязные руки, старательно избегая зеркала. Читала где-то, что если взглянуть в него ночью, то можно увидеть нечто, отчего поседеешь. Глупость, конечно, но все-таки… Хотя в моем случае особого выбора не было.

С легкой опаской развернув к себе зеркало, я взглянула в него… и чуть и вправду не посидела. На меня смотрела девушка с о-очень сомнительной внешностью. Светлые волосы, так и не определившись встать им дыбом или же спокойно лечь на плечи, остановились где-то посередине, глаза раскраснелись и припухли, кожа переливалась всеми оттенками серого, причем нельзя было понять, грязь это поработала или же сама матушка природа. А одета вообще в перепачканную сорочку, ничем не отличающуюся от упавшей в грязь простыни.

Тенью проскользнув в комнату, я влезла под одеяло, подтянув под себя озябшие ноги. Полежала, поразмышляла. Почему-то в голову приходили лишь те мысли, от которых появлялись шаги во дворе, шепот в сенях, да скрипы на чердаке. Наверно, эта ночь закончилась бы для меня, по меньшей мере, хроническим заиканием, если б я наконец-таки не уснула. И не проснулась с насморком, охрипшим горлом и температурой. Так что предстоящая неделя прошла для меня почти незаметно.