Текст книги "Много шума из-за невесты"

Она была девственницей. Она никогда не была замужем. Однако она безошибочно распознала неприкрытое желание в его голосе, как священник распознал бы дьявольские козни. Она почувствовала, что краснеет.

Лусиус не стал ждать ее ответа. Его поцелуй был быстрым и безжалостным, он требовал всего, что она должна была дать. И подобно всем остальные поцелуям Лусиуса, он многое ей рассказал. Он утверждал свое право собственника, и от этого у Тесс закружилась голова и задрожали колени. Она прижалась к нему и, запустив пальцы в его шевелюру, привлекла к себе его голову.

Тяжело дыша, он отстранился от нее.

– Ты уверена, что не будешь предъявлять ко мне требований, Тесс? – шепнул Лусиус ей.

Перед ним была другая Тесс. Эта новая Тесс явно не имела намерения быть просто послушной, скромной женушкой.

Ее губы изогнулись в такой улыбке, которой позавидовала бы куртизанка. Она протянула руку и приложила дрожащий пальчик к его губам.

– Возможно, у меня все-таки появятся кое-какие требования, – сказала Тесс.

– Слава Богу, что Мейн был так любезен, что позаботился о священнике, и мы можем сочетаться браком немедленно, – сказал он довольно хриплым голосом.

– Можем, – подтвердила она. И Лусиус снова поцеловал ее.

Глава 26

Остальная часть утра прошла как во сне. Бедняжка Гризелда появилась вся в слезах и объявила о своем намерении уехать немедленно. Ее уговорил остаться Рейф, напомнив, что девочкам все еще нужна дуэнья.

– Я просто не могу поверить, что мой брат мог совершить такой мерзкий поступок, – рыдала она, заламывая руки. – Он никогда не делал… – Потом она, как видно, вспомнила о других возмутительных поступках Мейна и закрыла рот. – Вам будет лучше без него, – сказала она Тесс. – Хотя он мой брат и я его люблю, должна вам сказать, что в последнее время он вел себя весьма странно. Я подумала, что вы, возможно, его излечите, дорогая…

– Он должен сам найти свое лекарство, – осторожно сказала Тесс. Она чувствовала возбуждение, от которого кружилась голова, а в ушах стоял шум, как будто кровь двигалась по телу с удвоенной скоростью. Она то и дело вскидывала глаза, встречалась взглядом с Лусиусом, и ее тело обдавало жаром.

Аннабел, улыбаясь с глуповатым видом, время от времени шептала ей на ухо:

– Я это предвидела. Я так и знала. Меня не проведешь!

Епископ, который пришел в ужас от поступка своего племянника, согласился сочетать их браком по специальному разрешению, в котором быстренько зачеркнули имя Мейна и вписали имя Лусиуса Фелтона.

– Молодчина! – то и дело повторял епископ, и было видно, что ему хотелось ободряюще хлопнуть Лусиуса по спине, но он не решался. Лусиус был не из тех людей, которых похлопывают по спине. – Мой племянник мерзавец. Бросил такую красавицу! Но у него отличные друзья. Он их не заслуживает.

– Да уж, – уклончиво произнес Лусиус.

Наконец священник раскрыл требник и принялся в ускоренном темпе читать вступление к церемонии бракосочетания. Видимо, он полагал, что при сложившихся обстоятельствах все романтические украшательства следует опустить. Он говорил так быстро, что Тесс казалось, будто его слова стекают с ушей, как вода.

– Берешь-ли-ты-эту-женщину… – единым духом пробормотал он, после чего последовала пауза.

– Беру, – отчетливо произнес голос Лусиуса. Священник повернулся к Тесс:

– Берешь-ли-ты…

Остальное она даже не поняла, потому что изо всех сил старалась уловить полное имя Лусиуса. Священник замолчал, взглянул на нее, и она не раздумывая ответила:

– Беру.

– Отлично! – от души одобрил происходящее священник и вернулся к Библии, явно испытывая облегчение, потому что репутация племянника была спасена.

Тесс закусила губу. Она приуныла, почувствовав себя так, словно она кусок мяса, который повар решил поскорее пустить на рагу, чтобы оно не испортилось. Вдруг она почувствовала, как большая мужская рука взяла ее руку, и, подняв голову, встретилась взглядом с Лусиусом.

И пусть другим его лицо могло показаться непроницаемым, Тесс увидела в глазах Лусиуса озорные искорки, которые давали основание предполагать, что позднее, оставшись вдвоем, они вдоволь посмеются над этой скомканной церемонией бракосочетания.

Священник, несколько успокоившись, приступил к следующей части.

– Я, Лусиус Джон Персиваль Фелтон, беру тебя, Тереза Элизабет Эссекс, в жены, чтобы отныне и навсегда…

Тесс впервые отчетливо расслышала его имя и удивленно приподняла бровь при имени Персиваль.

– …в радости и горести, – уверенно произносил Лусиус, не отпуская ее руку, – в богатстве и бедности…

«Деньги для него – для нас – проблемой не будут, – подумала Тесс. – Возможно, даже было бы лучше, если бы их было не так много». Но она прогнала эту мысль как смехотворную.

– В болезни и в здравии, – продолжал Лусиус, – и клянусь любить тебя и лелеять, пока смерть не разлучит нас.

Тесс встретилась с ним взглядом и вдруг почувствовала огромную радость оттого, что она обменивается брачными обетами не с Мейном, а с Лусиусом.

Потом Тесс произнесла слова своей клятвы и, едва успев закончить, почувствовала, как он целомудренно поцеловал ее в щеку, взял за руку, и они повернулись. Аннабел плакала, Джози широко улыбалась. Рейф давал указание Бринкли открыть столько бутылок шампанского, сколько найдется в погребе.

– А теперь, – кричал он, размахивая бокалом и улыбаясь, – мы поздравим молодоженов и проводим супругов в их собственную резиденцию.

Тесс удивленно взглянула на Лусиуса.

– У меня есть дом в часе езды отсюда, – сказал он ей. – Я подумал, что нам не помешает немного побыть одним.

– Разве мы не поедем сразу же в Лондон? – смущенно спросила Тесс, которая думала о необходимости увезти Аннабел из дома Рейфа.

Но он просто сказал:

– С твоими сестрами все будет в порядке. Леди Гризелда согласилась остаться в качестве дуэньи.

Тесс нахмурила было лоб, но он спросил:

– Ты мне веришь, Тесс?

– Да, – сказала она, заглянув Лусиусу в глаза. Тем дело и кончилось.

Ей отчетливо запомнился еще один момент: когда она перед отъездом сидела у зеркала в своей комнате, а Аннабел и Джози сидели позади нее на кровати, Джози немного всплакнула – ей хотелось бы, чтобы с ними была Имоджин. Потому что теперь они уже не будут все вместе. И все будет не так, как прежде.

– Будет еще лучше, – уверила ее Аннабел. – Тесс, ты вышла замуж за самого богатого человека в стране. Наша сестра будет самой богатой женщиной Англии.

– А я слышала, что самым богатым человеком в Англии является Уильям Бекфорд из Фонтхиллского аббатства, – вмешалась Джози.

– Фу! – наморщив носик, воскликнула Тесс. – Что сказала бы мисс Флекно, услышав этот вульгарный разговор?

– Как ты думаешь, у твоего мужа имеется замок? – спросила Джози. – Может быть, ты будешь хозяйкой замка? Как тебе повезло, Тесс!

– Замок, – повторила Тесс.

– Уверена, что у него имеется нечто подобное, – сказала Аннабел. – У всех героев в романах имеются замки.

– В замках живут короли, – решительно заявила Тесс, втыкая в прическу последнюю шпильку, – а не простой народ вроде нас.

– Простой народ! – воскликнула Джози. – Очнись, Тесс! Аннабел встретилась взглядом в зеркале с Тесс.

– Джози, оставь, пожалуйста, нас с Тесс на минутку одних.

Джози прищурилась.

– Если вы намерены говорить о супружеских обязанностях, то я знаю об этом все, во всех подробностях.

– Я бы на твоем месте не стала сообщать об этом мисс Флекно, – предупредила Аннабел, выставляя ее за дверь.

– Я тоже знакома с этим вопросом, – сказала Тесс, заметив, что руки у нее слегка дрожат. – К тому же этот вопрос мы обсуждали вчера вечером, Аннабел.

– Мне всегда казалось, что быть знакомой с основами этого вида деятельности и заниматься этим самой – это не одно и то же, – твердо заявила Аннабел. – Тебе страшно?

Тесс на мгновение задумалась.

– Немного. Я надеюсь, что выполню свой долг как следует, что бы это ни означало.

– Судя по всему, это совершенно неинтересное занятие, – вздохнула Аннабел. – Из того, что я узнала, Тесс, можно сделать вывод, что самое главное – пережить это с улыбкой. Миссис Хауленд из деревни говорила мне, что мужчина больше всего не любит, когда ему отказывают в общении. Но не расстраивайся. Должно же быть в этом хоть что-то привлекательное, иначе в мире не рождалось бы столько детей.

– Когда будешь в Лондоне, постарайся скрывать, что у тебя практически отсутствуют материнские инстинкты, – насмешливо сказала Тесс.

– Сомневаюсь, что мужчины выбирают супругу на основе наличия у нее материнских инстинктов, – ответила Аннабел, – но если джентльмен, которого я выберу, проявит подобную склонность, я постараюсь избегать до поры до времени разговоров на эту тему.

Аннабел всегда была уверена в том, что сможет сделать все, что потребуется: притвориться, что обладает материнскими добродетелями, завладеть сердцем любого мужчины без исключения, с улыбкой выдержать сколько угодно неприятных моментов интимного характера…

– Хотела бы я иметь твою уверенность, – сказала Тесс, : вставая и бросая последний взгляд на свое отражение в зеркале. Больше не было никакого повода не возвращаться в гостиную, где ее ждал муж. Ее ждал экипаж Лусиуса, ее ждала новая замужняя жизнь, словно новое платье, которое она еще ни разу не надевала.

– Когда придет моя очередь лечь на брачное ложе, я наверняка буду дрожать, как загнанный в угол заяц, – небрежно заметила Аннабел. – Но у меня будет преимущество: я смогу воспользоваться твоими советами. Слава Богу, мы привыкли все обсуждать обстоятельно. Когда мы увидимся на следующей неделе, ты должна рассказать мне обо всем в мельчайших подробностях.

Тесс повернулась и крепко обняла ее на прощание, подумав, что Аннабел пока еще многого не понимает. Тесс и представить себе не могла, что будет подробно описывать на ухо сестре все, что произойдет между ней и Лусиусом.

Как сказала Джози, теперь и впрямь все будет по-другому.

Глава 27

Лусиусу принадлежала немыслимо элегантная карета. Тесс не только никогда не ездила в таких, но даже и не видела ничего подобного. Карета поблескивала темно-зеленым лаком и была запряжена тщательно подобранными лошадьми серой масти.

Тесс поцеловала Аннабел, игнорируя огонек в ее глазах, потом поцеловала Джози, пообещав скоро увидеться с ней и писать каждый день. Усевшись на бархатное сиденье, она окинула взглядом маленькие позолоченные лампы, занавески, отделанные золотой бахромой…

– Тебе это кажется излишеством? – спросил ее муж. Ее муж!

Тесс даже не сообразила, что ответить. Голова у нее была занята совсем другими мыслями. То, о чем думала она, могло прийти в голову только разве какой-нибудь совершенно безнравственной шлюхе. А у нее от этих мыслей кружилась голова. Было страшновато…

Как избавиться от этого смущения? Как вести себя в этой унизительной ситуации? Интересно, должна ли Гриззи надеть на нее ночную сорочку и оставить ее лежащей в постели? Или ее должен раздеть мистер Фелтон? Она очень надеялась, что он не будет раздевать ее. Ведь на ней даже не было корсета. Рубашка на ней была прехорошенькая, спасибо леди Гризелде, но что, если она порвется? Аннабел уверяла, что в качестве прелюдии к исполнению супружеского долга джентльмен срывает одежду со своей жены.

Что бы ни говорила Тесс, Аннабел настаивала на своем. «Они срывают одежду со своих жен», – настойчиво повторяла она, с явным удовольствием смакуя такую перспективу.

– Это маловероятно, – говорила Тесс. – Посмотри, например, на кузнеца и его жену. У мистера Хелгарсона шестеро детей. Очевидно, что они с женой… – Она недоговорила фразу.

– Ты ведешь себя как маленькая девочка, – возмутилась Аннабел, – а ведь ты теперь стала замужней женщиной. Уверена, что мистер Хелгарсон любит покувыркаться на простынях!

– Допустим, я почти замужняя женщина, но у тебя-то какое оправдание? Откуда ты понабралась таких вульгарных выражений? – сердито спросила Тесс.

– От служанок. Конечно, мужья, которые состоят в браке двадцать лет, возможно, и не срывают с жен одежду, но я абсолютно уверена, что молодожены это делают. Видишь ли, мужчина не может ждать. Он… он похож на жеребца-производителя весной. – Девочкам никогда не разрешали наблюдать за случкой, но никто не смог бы прожить всю жизнь при конюшне и не понимать, в чем единственный смысл существования жеребцов-производителей. – Мне кажется, – продолжала Аннабел, – что если твой муж не станет срывать с тебя одежду, это будет признаком отсутствия у него интереса к этому акту. Как будто вы уже много лет женаты. Но я думаю, что мистер Фелтон, возможно, сорвет с тебя одежду прямо в карете!

И теперь Тесс, глядя на искорки в глазах своего мужа, не сомневалась в том, что если срывание одежды было показателем интереса к тому, что последует дальше, то Лусиус, наверное, с минуты на минуту начнет срывать с нее одежду.

Глупее, чем сейчас, она еще никогда в жизни себя не чувствовала. Как, например, сказать ему, чтобы он случайно не порвал одежду, потому что у нее нет другой? Нельзя ли как-нибудь отсрочить неизбежное? Может быть, сказаться больной? Или сказать, что у нее эти дни? Но что делать, когда эти дни действительно придут? Ох, почему мама умерла так рано и лишила ее своих советов? Тесс закусила губу. Скоро все будет позади, и она сможет просто начать приспосабливаться к замужней жизни.

– Мой дом в этих местах расположен неподалеку от развалин, на которых мы недавно побывали, – сказал Лусиус. Он все еще внимательно смотрел на нее.

– Как приятно, – пробормотала Тесс, заставив себя улыбнуться.

– Я подумал, не устроить ли нам пикник. Повар Рейфа упаковал для нас корзинку с закусками.

– Вот как? – произнесла Тесс без особого энтузиазма. Похоже, что ее молодой супруг был совсем не так нетерпелив, как ей казалось. А ведь она почти чувствовала… – Это будет великолепно. Я обожаю развалины!

Лусиус едва сдержал улыбку. Похоже, у его молодой супруги есть кое-что на уме. Но он хотел, чтобы с самого начала все было так, как будет продолжаться дальше. У него напряженная деловая жизнь. Ему часто приходится уезжать, причем одному. Им с Тесс надо так организовать супружескую жизнь, чтобы она была удобной для них обоих: чтобы им было приятно находиться в компании друг друга в те дни, когда они будут вместе, и чтобы они могли приятно провести вдвоем ночь, если оба окажутся в одном доме и у обоих будет соответствующее настроение.

Он много думал об этом. А поскольку он не рассчитывал играть роль страстного супруга, то решил постараться сделать так, чтобы у нее не создалось ложного впечатления, будто он таковым является. Иными словами, Лусиус хотел уберечь Тесс от иллюзии, будто он ее любит. Обычному молодому мужу никогда не пришло бы в голову остановиться в поле на пикник. Но они не были обычной супружеской парой. Они были менее интимной парой. Лусиус не хотел, чтобы между ними возникала интимность такого рода: она предполагала скрытые обещания, которые он не смог бы выполнить. Нет, если бы они были супружеской парой такого рода, это разбило бы Тесс сердце. Лусиус был абсолютно уверен в том, что не смог бы вынести разочарования в глазах Тесс. А если она будет заранее знать о его недостатках, то ей не придется разочаровываться.

– Я проголодался, – заметил он, – а поскольку до дома еще около часа езды, будет лучше, если мы подкрепился.

От удивления у Тесс чуть округлились глаза, но она кивнула. Очевидно, ей казалось, что молодожены не испытывают голода.

Все шло как по маслу, и единственной проблемой были его руки, которые сами по себе так и тянулись к Тесс. Тесс сидела напротив него, ее стройное тело покачивалось в такт движению кареты, и Лусиус, словно последний подлец, только и думал о том, как бы схватить ее в объятия. У него были в голове абсолютно разумные мысли об их совместном будущем, но какая-то часть его мозга работала в совсем ином направлении.

Более того, эта мятежная часть мозга пыталась взять под контроль и его тело. Лусиус был вынужден как бы нечаянно прикрыть свои колени полой плаща. В мысли о том, что ему хочется сделать, не было ничего плохого. Более того, именно этим он и займется, как только они окажутся в своей затемненной спальне, когда после ужина пройдет достаточно времени, чтобы она успела понять, что супружеские обязанности играют незначительную роль в его жизни, хотя они в ограниченных пределах приятны – и он, конечно, постарается сделать их приятными.

На мгновение контроль над эмоциями ускользнул из его рук, и голова у него закружилась, когда он представил себе Тесс при свете свечи… и как он опускается перед ней на колени, целует ее… нет, потирает большим пальцем ее сосок. Она будет дрожать в его объятиях, а он будет страстно целовать ее сладкие губы…

Нет?

Его плоть в паху буквально буйствовала, он чувствовал, что теряет самообладание. Откинувшись на спинку сиденья, Лусиус закрыл глаза.

– Я, пожалуй, немного вздремну, – сказал он. Его голос охрип от желания, но она, конечно, этого не поймет. Он наблюдал за ней сквозь ресницы. Тесс выглядела растерянной. Это хорошо. Значит, все идет как надо. Она начинает понимать, что бурные эмоции ему несвойственны.

По правде говоря, одна бурная эмоция у него была. В этот момент все его существо превратилось в одно бушующее животное влечение. Пришлось напрячь каждый мускул, чтобы не позволить себе схватить ее, расцеловать, попросить забыть его глупость, показать ей, что он умирает от желания прикоснуться к ее губам…

В его воображении маленькая ручка Тесс прикоснулась к его губам, как она сделала прошлым вечером, и его тело охватило огнем при одном воспоминании об этом. Вот ее пальчики… прикоснулись к его шее. Представив себе это, он даже содрогнулся.

Или это вздрогнула, остановившись, карета?

Лусиус открыл глаза, сделав вид, будто сон в течение сорока пяти секунд освежил его и будто он привык так делать.

Слуга открыл дверцу. Лусиус передал ему с рук на руки Тесс, все так же безупречно одетую, как и тогда, когда они садились в карету, потом вышел сам. Он избегал встречаться взглядом со слугой.

Слуги, разумеется, могли целовать своих молодых жен в любое время дня и в любой ситуации. Этот человек, наверное, думал, что его хозяин не смог справиться со своей задачей, что у него, мол, кишка тонка.

Другой слуга стоял в сторонке, держа в охапке несколько одеял. Проклятие! Должно быть, об этом позаботился Рейф. И поскольку Рейф был человеком абсолютно неромантического склада, можно было себе представить, чем, по его мнению, должен был стать этот пикник.

Неужели Рейф и впрямь решил, что он лишит девственности свою молодую супругу прямо в открытом поле, где на них могли наткнуться все, кому не лень, в том числе какие-нибудь отбившиеся от стада коровы?

Нет, только не он.

Лусиус предложил Тесс руку. Она мило улыбнулась ему.

– Какой чудесный день, не правда ли?

Лусиус машинально огляделся вокруг и кивнул. На скошенном лугу мистера Джессопа уже появилась изумрудно-зеленая травка. Ива начала понемногу сбрасывать в траву пожелтевшие листья. Все это выглядело весьма живописно.

– Мистер Фелтон, – сказала Тесс.

– Лусиус, – поправил ее он.

Она взглянула на него снизу вверх. Ее очаровательное личико было овальной формы. Он усилием воли заставил себя не думать об этом.

– Меня зовут Лусиус, – сказал он. От напряжения его голос звучал довольно холодно.

Тесс покраснела и, кажется, смутилась.

– Извините. Видите ли, мои родители обращались друг к другу довольно официально.

– Но наверное, не тогда, когда они были наедине, – сказал он, подумав, что его мать, несомненно, называла своего мужа «мистер Фелтон» в любой ситуации, включая самую интимную. – Я хотел бы, чтобы ты никогда не обращалась ко мне официально.

– Хорошо, Лусиус, – сказала она.

Когда Тесс произносила его имя, оно звучало чудесно. Слуга расстелил под ивой одеяла и поставил корзинку с закусками, потом встал в сторонке, уставившись на них самым возмутительным образом. Лусиус вздохнул. Он был в таком состоянии, что вполне мог оправдать самые вульгарные надежды слуги.

Лусиус приказал слугам возвратиться в карету.

– Поезжайте в Силчестер и там перекусите, – торопливо сказал он. Черт возьми, как же он ненавидел грязные намеки в их глазах. Пусть даже он был джентльменом, который, по мнению его родителей, запачкал руки работой, но он продолжал оставаться джентльменом.

Тесс ждала его, опустившись на колени на ярко-красное одеяло и открывая корзинку. Она казалась вполне довольной жизнью. Судя до всему, веселый пикник был для нее гораздо приятнее, чем чрезмерные проявления сексуального энтузиазма, о которых (Лусиус был уверен в этом) она вообще понятия не имела. В сущности, он оказался весьма заботливым мужем. Мысль об этом почему-то не доставила ему удовольствия.

– Не хочешь ли сначала прогуляться? – спросил Лусиус.

Она взглянула на него. Ей начало казаться, что муж ее подвержен частым сменам настроения. Правда, по выражению его лица этого не скажешь. Лицо Лусиуса редко выдавало его мысли. Однако она могла бы поклясться, что в карете он смотрел на нее с явным интересом, хотя потом почему-то вдруг перестал смотреть…

– С удовольствием, – сказала Тесс, поднимаясь на ноги. Если честно, то ей не очень хотелось снова тащиться к развалинам римской виллы.

Вместо того чтобы идти прямиком через поле к невысоким холмикам, видневшимся неподалеку, Тесс побрела налево. За этим скошенным лугом был еще один, а дальше виднелись остатки невысокого казенного забора, рядом с которым на вершине небольшого холмика росло дерево, листья которого в лучах солнца казались золотыми.

– Смотри, – тихо сказала она, – совсем как золотое дерево Атланта.

– Да ты просто кладезь классических знаний, – удивился он. – Значит, вы с сестрами дочитали «Энциклопедию» до буквы «О»?

– Нет, но в течение некоторого времени к нашему образованию проявлял интерес местный викарий. Это он познакомил нас с «Метаморфозами» Овидия.

– Странный выбор для викария.

– Он действительно был необычным викарием. К сожалению, он серьезно влюбился в Аннабел, и отцу пришлось написать епископу и попросить, чтобы его перевели в другой приход.

Они уже добрались до золотого дерева, которое при ближайшем рассмотрении оказалось величественным, но отнюдь не золотым явором. Под деревом приютились две скромные могилки. Тесс немедленно опустилась на колени и очистила от листьев и грязи один из могильных камней.

– Эмили Кодуэлл, – тихо прочла она. – Ох, Лусиус, ей было всего шестнадцать лет. Бедняжка! А это могила Уильяма.

– Наверное, ее мужа, – сказал Лусиус, наклоняясь над старым камнем. – Он пережил ее на двадцать четыре или на двадцать пять лет – плохо видно.

Тесс, пачкая перчатки, принялась выпалывать сорняки возле могильного камня Эмили. Правда, это не имело значения, потому что Лусиус поклялся выбросить всю старую одежду своей жены и одеть ее во все новое с головы до пят. Однако и он наклонился и выполол несколько травинок на могиле Уильяма. Старого бедолаги.

– Только эти не трогай, – сказала она, заметив, что он приготовился выдрать из земли кустик каких-то невзрачных полевых цветов.

– Почему это?

– Этот цветок называют «утоли моя печали». Он, должно быть, посадил его здесь, когда она умерла. Смотри, он разросся на ее могиле и перекинулся на его могилу.

– «Утоли моя печали», – повторил он, глядя на нежные цветочки в своей руке. Они выглядели как сорняк, хотя фиолетовые лепестки и лимонно-желтые серединки были очаровательны.

– Должно быть, они были женаты недолго, потому что ей было всего шестнадцать лет. Как мило, что он придумал посадить здесь «утоли моя печали».

– А другие названия у этого цветка есть? – спросил Лусиус с улыбкой. У Тесс из-под шляпки выбились пряди волос, и он, не раздумывая долго, развязал ленточки шляпки под подбородком и отбросил шляпку в сторону. Освободившиеся густые волосы тяжелой волной упали на спину. Взяв несколько цветочков, он воткнул их в ее волосы.

Тесс покраснела. Многие ли мужчины могут похвастать кем, что женщины, на которых они женились, умеют краснеть?

– Так есть ли у цветка другое название? Может быть, его называют «поцелуй ее под явором»? По-моему, я где-то слышал это название.

Губы ее дрогнули в улыбке.

– Пожалуй, это неплохое название.

Лусиус опустился рядом с ней на колени. Губы у нее были именно такими шелковистыми, как подсказывало ему воспаленное воображение. Он запустил дрожащие пальцы в ее волосы, и она тихо вздохнула, заставив все его тело заныть от желания.

Сначала он целовал ее, как положено целовать краснеющую молодую жену внимательному мужу: нежно, осторожно, не забывая о ее невинности. Но мало-помалу бушующая кровь начала вытеснять из него джентльмена, и он стал уже не просто целовать ее, а пробовать на вкус. А пробовать на вкус Тесс, его жену, его собственную жену, означало многократно усиливать уже нестерпимое желание.

Он по-хозяйски ухватился пальцами за ее волосы и, наклонившись, приник губами к ее невероятно желанным губам, издав рычание, которое не имело ничего общего с джентльменским поведением.

Если бы Тесс знала, что ее супруг может превратиться в одного из тех первобытных самцов, которые срывают одежду со своих жен, набрасываясь на бедняжек где-нибудь в карете, в саду… или под явором…

Но у нее кружилась голова, она плохо соображала. Почему у него такие горячие губы? Она почувствовала вдруг себя очень слабой и цеплялась за его плечи, борясь со странными ощущениями, охватившими ее тело: у нее дрожали колени, между ногами неизвестно почему стало вдруг горячо и влажно, она чувствовала, что ее лихорадит.

Все это тревожило, но в то же время было необычайно приятно. Было немного страшновато, как будто в ней одержало верх какое-то темное, незнакомое ей самой начало, требующее, чтобы она схватила Лусиуса за галстук и привлекла как можно ближе к себе, хотя еще ближе было просто невозможно, потому что ее груди были уже приплюснуты к его груди, так что она чувствовала…

Ее волосы, высвободившись из прически, окончательно рассыпались по спине. Когда он ее целовал в губы, она не могла думать, но как только его губы переместились на ее горло, у нее вдруг возникла куча вопросов.

– Лусиус, – сказала она дрожащим голосом. Ответом ей был лишь ленивый стрекот кузнечика. Но не могла же она ошибиться. Все, что они с Аннабел знали о взаимоотношениях мужчин и женщин, давало основания предполагать, что здесь, под явором, Лусиус замышляет не ограничиться поцелуями.

– Лусиус! – снова сказала она.

Он ласкал ее, нашептывая что-то нежное, а его крупная рука поглаживала ее спину так ласково, что она задрожала, почувствовав, как по всему телу прокатилась жаркая волна, когда его рука приблизилась…

– Мистер Фелтон! – насторожившись, воскликнула Тесс. Лусиус резко отстранился от нее.

– Никогда не называй меня так! – сказал он.

– Почему? – дрожащим голосом спросила она, безуспешно пытаясь не замечать голод в его глазах и побороть собственное непреодолимое желание вцепиться в его волосы и снова притянуть его к себе.

– Меня зовут Лусиус, – сказал он, вставая и помогая ей подняться на ноги. – Не прогуляться ли нам к развалинам?

Сердце у нее бешено колотилось, наверное, от потрясения, которое вызвали его поцелуи. У нее было такое ощущение, словно ее бросили на полпути куда-то.

Тем временем они подошли к полуразрушенным стенам.

– Ну вот мы и на месте, – спокойно сказала Тесс. – Какую именно часть развалин вы хотели бы посетить еще раз?

Не мог же Лусиус сказать, что его ни в малейшей степени не интересует куча покрытых мхом булыжников. Не мог юн также сказать ей, что задумал этот пикник с единственной целью: чтобы его жена не подумала, будто он какое-то ненасытное животное, которое жаждет лишь затащить ее в свою постель.

Каковым животным он на самом деле и являлся.

– Меня чрезвычайно заинтересовала их баня, – сдержанно ответил Лусиус. – Если не возражаешь, я бы взглянул еще разок на их систему подачи воды по трубам. Я собираюсь сам соорудить у себя в доме глубокую ванну.

Он осторожно помог Тесс спуститься вниз по каменным ступеням в углу. Однако в бане не было абсолютно ничего интересного. Заглянув разок-другой в дыру, через которую когда-то были выведены трубы, он не знал, как еще продемонстрировать свою заинтересованность.

– Наверное, трубы вели к резервуару, – сказал он. Его жена смотрела в небо над головой, поэтому Лусиус тоже взглянул туда. Несколько опьяневших от счастья птиц, трепеща крыльями, гонялись друг за другом.

– По-латыни «к цистерне», – сказала Тесс, не отрывая взгляда от скворцов.

– Именно так, – несколько удивленно сказал он. – у тебя весьма необычные познания, Тесс. – Он закинул назад голову, наблюдая за полетом птиц, как это делала она.

– Они спариваются, – сказала Тесс, посмотрев на него. Она вдруг почувствовала себя смелой, повзрослевшей замужней женщиной.

– Сомневаюсь. Сейчас не то время года, – заметил Лусиус.

Но Тесс вдруг охватила радость. Она радовалась тому, что вышла замуж за этого большого, невероятно элегантного мужчину, который смотрел на нее с нескрываемым вожделением. И он не льстил ей. Не осыпал пустыми комплиментами, как Мейн.

Над головой было высокое синее небо, рядом с ней стоял ее муж, который выглядел смущенно и нетерпеливо, а она была замужем. Замужняя женщина! А замужние женщины могут делать все, что угодно! Они могут целоваться под явором и не бояться испортить свою репутацию. Они могут…

Тесс медленно повернулась к своему мужу.

Они могли поступать так, как пожелают. Они не являются пассивными наблюдателями за течением жизни. Они протягивают руку и берут то, что хотят.

Следующее мгновение Лусиус Фелтон не забудет до конца своей жизни. Куда подевалась краснеющая девственница – его молодая жена? Перед ним стояла женщина, уголки губ которой приподнялись в улыбке, выражавшей не что иное, как чувственное влечение. Это не была улыбка невинной девы…

Она протянула к нему руки, и он удивленно подался назад.

– Лусиус, – сказала она. Она, кажется, приподнялась на цыпочки, и ее пальцы скользнули в его волосы на затылке. – Лусиус. – И поскольку он не мог заставить шевельнуться свое застывшее от неожиданности тело, она наклонила к себе его голову и прижалась губами к его губам, с лихвой компенсировав природным талантом нехватку опыта.

Он застонал, теряя последние жалкие крохи самоконтроля.

Они были вдвоем, в объятиях друг друга в таком месте, которое, несомненно, повидало на своем веку немало обнимающихся римлян.

Однако, как заметила Тесс во время первого посещения развалин, римлян интересовали не только виноград и акведуки.