Текст книги "Много шума из-за невесты"

– Ты так думаешь? – спросила Тесс, с таким усердием пытаясь поддержать разговор, что он усмехнулся. – Мне тоже бывает иногда утомительно поддерживать с ним беседу. – Она встала и подошла к окну, избегая смотреть ему в глаза. Ему показалось, что он заметил в ее взгляде то ли обиду, то ли разочарование.

Лусиус подошел и остановился за ее спиной, на какое-то мгновение позволив себе прижаться с соблазнительному маленькому заду.

– Лусиус! – произнесла Тесс сдавленным голосом.

Он сделал шаг назад и в сотый раз поправил ставшие тесными брюки.

– Извини, дорогая, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты знала, что я могу утратить присущий джентльмену контроль над собой и овладеть тобой прямо на этой кушетке. А этого не следует делать. Мы оба это понимаем.

Тесс взглянула на него, но ни о чем не спросила, а лишь улыбнулась и поправила ему галстук.

Жест был такой интимный, что в обычно непроницаемых глазах Лусиуса появилось несвойственное им выражение – желание, а может быть, неприкрытое вожделение или собственническое чувство? Ведь она была его женой.

Короче говоря, когда Мейтленд открыл дверь ложи, они целовались. Целовались, презрев мнение окружающих, перед открытым окном.

– Вас мог увидеть любой жокей, – заметила Имоджин, когда мужья отправились в конюшню. Дрейвен не мог оставаться в ложе, когда можно было потолкаться среди тех, кто заключает пари, и узнать, каковы шансы у фаворита.

– Думаю, что у жокеев есть дела поважнее, – сказала Тесс, подавив улыбку.

– Вижу, что вы с Фелтоном ведете себя, как положено молодоженам, – резко сказала Имоджин.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Тесс.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – рассердилась Имоджин. – Дрейвен ничего не сказал, но я видела, что ему, как и мне, было стыдно застать вас целующимися за закрытой дверью, словно служанку с лакеем.

– Почему ты говоришь так недоброжелательно? – спросила Тесс, почувствовав, что краснеет.

У Имоджин засверкали глаза.

– Ага, покраснела! Знаешь, что я права. Спряталась здесь, в своем плюшевом гнездышке, и позволяешь своему богатому муженьку делать с собой все, что заблагорассудится. Ты меня удивляешь, Тесс!

– А ты удивляешь меня, Имоджин, – сказала в ответ Тесс.

– Я по крайней мере вышла замуж по любви, – сердито огрызнулась Имоджин.

Тесс почувствовала нарастающий гнев. Никто в мире не мог бы вывести ее из себя так, как это умели делать ее сестры, а Имоджин сейчас умышленно провоцировала ее.

– Ты не просто недоброжелательна, но груба! Если ты до сих пор не поняла, то напомню тебе, что я так поспешно вышла замуж отчасти для того, чтобы замять скандал, вызванный твоим замужеством!

– Даже леди Гризелда ничуть не смущена моим скоропалительным браком, – сердито возразила Имоджин, поправляя шляпку. – Она сказала, что браку по специальному разрешению можно лишь позавидовать. Смотри, какую миленькую шляпку подарила мне леди Гризелда; она надевала ее всего два или три раза, и шляпка ей не понравилась. Конечно, тебе больше никогда не придется носить поношенные вещи. – В голосе ее теперь слышалась явная враждебность.

– Насколько я понимаю, Лусиус спас тебя от скандального замужества «с побегом», – жестко произнесла Тесс. – Именно он дал лорду Мейтленду денег на покупку специального разрешения.

Имоджин махнула рукой.

– Естественно, Дрейвен не носит при себе постоянно по нескольку сотен фунтов. Он, видишь ли, не купец.

У Тесс бешено колотилось сердце.

– Лусиус тоже не купец. Извини, если тебе не нравится муж, которого я выбрала.

– Мне это безразлично. Однако печально, выйдя замуж по любви, сознавать, что твои сестры заключают браки, основываясь исключительно на толщине кошелька будущего супруга.

– Я вышла замуж за Лусиуса не по этой причине, – сказала Тесс, ценой неимоверных усилий стараясь сохранить спокойствие.

– Я знаю, – кивнула Имоджин. – Я слышала о том, что произошло с Мейном. – В ее глазах впервые промелькнуло искреннее сочувствие. – Я сожалею об этом, Тесс.

Тесс даже не сразу поняла, о чем говорит Имоджин, но потом вспомнила, что ее бросил граф.

– Я не хотела быть такой врединой. Не понимаю, почему я так взъелась на тебя. Простить себя не могу! – Имоджин выглядела такой расстроенной, что Тесс перестала сердиться.

– Ладно, успокойся. – Она обняла сестру за плечи. – Я вышла замуж не по любви, и Лусиус баснословно богат. Все это правда.

– А мне повезло, что я избежала этого, ведь правда? – спросила Имоджин, но в голосе ее снова послышались жесткие нотки.

Мимо ложи промчалась еще группа лошадей.

– Теперь надо смотреть внимательнее, – сказала Имоджин, садясь у окна. – Синий Питер может появиться в любой момент. Дрейвен возлагает на него большие надежды.

– Какой он? – спросила Тесс, усаживаясь в кресло рядом с Имоджин. Она чувствовала, что разговор о лошадях поможет успокоиться им обеим.

– Синий Питер? Он бы тебе не понравился, – сказала Имоджин.

– Противный?

– Очень. Он пытается укусить все, до чего может дотянуться, и у него слишком сильные шея и плечи. Скоро он будет непригоден для участия в скачках. Конюхи нервничают и не хотят объезжать его. На днях какой-то шалопай запустил в него имбирным пряником, так он чуть не снес копытами загородку, отделявшую его от мальчишки.

– Какой позор, – сказала Тесс. – Сколько ему лет?

– В том-то и дело: он всего лишь годовичок. Представляешь, каким он станет, когда будет двухлеткой? Но Дрейвен любит это животное. Он и слышать не хочет о том, чтобы исключить его из участия в скачках. – Она на мгновение замолчала.

– Папа сказал бы, что ему еще рано участвовать в скачках. Наверное, для него слишком велико напряжение, – предположила Тесс.

– У папы были во многом устаревшие понятия. Дрейвен внимательно изучал этот вопрос. В Англии годовички уже давно участвуют в скачках. Дрейвен в этих вопросах гораздо лучше разбирается, чем папа.

– Не понимаю, каким образом кембриджский диплом поможет ему определять последствия для лошади от ее участия в скачках на первом году жизни, – возразила Тесс.

– Поверь мне, – высокомерно заявила Имоджин, – Дрейвен – лошадник другой формации, чем наш отец. Не забудь, что папины лошади никогда не побеждали.

Тесс закусила губу. С ее точки зрения, сходство между отцом и Дрейвеном было очевидным, вплоть до того, что Мейтленд тоже никогда не выигрывал Кубок и не мог себя содержать без существенной помощи со стороны своей мамаши.

Толпа снова взревела. Заезд закончился.

– Этот заезд я целиком пропустила, – сказала Тесс, которой очень хотелось, чтобы поскорее вернулся Лусиус. С Имоджин было что-то не в порядке, но она не знала, как ее об этом спросить. Вот если бы здесь была Аннабел, которая была большой мастерицей выпытывать чужие секреты! – Но ты мне не сказала, счастлива ли ты, Имоджин? Скажи, брак с Мейтлендом оправдал все твои мечты?

– Я уже говорила тебе, что он великолепен, – заявила Имоджин.

Однако Тесс чувствовала, что что-то с ней не в порядке: глаза у нее не сияли так, как до брака с Дрейвеном. Она продолжала говорить, что все идет великолепно, тем не менее…

– А как тебе живется с леди Клэрис? Лицо Имоджин немного омрачилось.

– Я могу регулярно видеться с Аннабел и Джози. Хоть каждый день. Но как только Дрейвен выиграет золотой Кубок, мы, естественно, переедем в собственный дом.

– Должно быть, тебе трудно приходится, – заметила Тесс, положив свою руку на руку Имоджин.

Имоджин взглянула на нее и усмехнулась так, как прежде.

– Леди Клэрис умеет причинять неприятности. Но я нашла выход. С тех пор как я начала читать ей по утрам Катулла, она стала считать меня образованной и изменила свое отношение.

– Уверена, что мисс Питен-Адамс была бы счастлива одолжить тебе кое-какие тексты, – сказала Тесс.

– Мисс Питен-Адамс очень странная женщина. Знаешь, ведь она фактически поблагодарила меня за то, что я увела у нее Дрейвена. Как будто не поняла, что выйти замуж за любимого было самым большим моим желанием!

– Да, конечно, – пробормотала Тесс.

Но Имоджин, судя по всему, не хотелось продолжать разговор о своем замужестве.

– Скажи, Тесс, каково быть замужем за мистером Фелтоном? Дрейвен говорит, что он практически самый богатый человек во всей Англии!

– Трудно сказать. Иногда я не замечаю, куда уходит время: поговоришь с экономкой о том, что заказать на обед, потом с садовником, потом проверишь счета – и дня как не бывало. Конечно, я не веду бухгалтерию сама, но счета стараюсь проверять. В целом получается уйма работы.

– Но ты выглядишь счастливой, – сказала Имоджин. – У тебя глаза светятся. – Имоджин на мгновение замолчала, потом продолжила: – Я думаю, что ты влюбилась в своего мужа.

– Возможно, со временем это произойдет, – ответила Тесс и в это мгновение заметила пробирающегося сквозь толпу Лусиуса, а вместе с ним и Дрейвена. – Они возвращаются!

Толпа расступалась при приближении Лусиуса. Лорд Мейтленд был тоже красив, но совсем по-иному: его голубые глаза сверкали, он широко жестикулировал, что-то объясняя Лусиусу, – несомненно, что-то, касающееся Синего Питера.

Наблюдая за Мейтлендом, Тесс испытала странную симпатию. Как-никак Дрейвен теперь был родственником. Он был мужем Имоджин, и хотя она предпочла бы, чтобы Имоджин вышла замуж за человека другого склада и при других обстоятельствах, нельзя было забывать о том, что Имоджин и слышать не хотела ни о ком, кроме Дрейвена, с того самого момента, как увидела его впервые.

Она пожала руку Имоджин.

– Я так рада, что вы с ним поженились, – сказала она, поддавшись импульсу. – Боюсь, что, если бы все сложилось по-другому, ты была бы несчастлива.

Имоджин взглянула на нее.

– Да, наверное, так оно и было бы, – сказала она. Но что-то в ее тоне заставило Тесс снова насторожиться.

Лусиус уселся рядом с Тесс. Дрейвен продолжал говорить. Теперь он рассказывал что-то о кобыле, которая будет соперницей Синего Питера, и о том, что ему говорил грум относительно диеты кобылы. Он сидел рядом с Имоджин и говорил, обращаясь то к Лусиусу, то к ней.

Лусиус наклонился к уху Тесс и сказал:

– Надеюсь, что тема овса и яблок в конце концов иссякнет.

Тесс улыбнулась, и ей стало жаль Имоджин. Рука Лусиуса чуть прикоснулась к ее спине, но это прикосновение вызвало в теле воспоминание о том, что произошло всего час назад.

Взглянув на него, Тесс поняла, что они оба думают об одном и том же.

– Не прогуляться ли нам? – спросил Лусиус. – Насколько я понимаю, Синий Питер стартует только через час, а ты еще даже не выходила из ложи.

Тесс взглянула на Имоджин. Дрейвен описывал двухлетнюю кобылку с белой полоской на носу и этаким спокойным, отстраненным взглядом…

– Я мог бы подготовить ее к участию в Аскоте, но моя матушка, черт бы ее побрал, наверное… – продолжал Дрейвен, а Имоджин смотрела на него и кивала.

Тесс отвернулась и оперлась на руку Лусиуса. Мгновение спустя они уже пробирались сквозь толпу, пропахшую табаком, алкоголем и возбуждением. Он по-хозяйски обнял ее теплой рукой за талию, защищая ее, и Тесс, абсолютно не нуждавшаяся в защите, поскольку практически выросла среди толпы такого рода мужчин, почувствовала вдруг прилив острой радости. Она остановилась и, заглянув ему в глаза, произнесла:

– Лусиус.

Когда он увидел выражение ее глаз, его глаза тоже засияли. Он наклонился к ней:

– Ты что-то хотела мне сказать, дорогая?

– Твой экипаж находится где-нибудь поблизости?

Лусиус ответил ей улыбкой, а потом, пренебрегая неприличием такого поступка, приподнял личико своей жены и быстро поцеловал ее крепким, требовательным поцелуем, которого никто, наверное, даже не заметил, потому что все лица были обращены в сторону скаковой дорожки, по которой, вздымая пыль, мчались лошади.

Только один человек видел их. Это была Имоджин, наблюдавшая за ними из ложи, пока Дрейвен говорил:

– И когда ближайшая к ограждению группа начала набирать скорость, кобылка перешла на внешний круг и рванула вперед, как будто…

Имоджин видела, что Лусиус смотрит на Тесс как на что-то чрезвычайно дорогое, как смеется чему-то, крепко обхватив ее за талию, чтобы не позволить толпе даже прикоснуться к его драгоценной миссис Фелтон.

– Вот если бы моя матушка понимала потенциальную выгоду вложения капитала в лошадей, – говорил Дрейвен скорее самому себе, чем ей, потому что в его голосе чувствовалось раздражение, появлявшееся у него всегда, когда речь заходила о его матери.

Имоджин быстро поняла, что не может сделать ничего, чтобы как-то исправить ситуацию. Леди Клэрис ничуть не ослабила контроль над денежными средствами после женитьбы сына. По правде говоря, она даже сказала Имоджин, что делает это для ее же блага. «Он тратит на конюшни каждый шиллинг, который я ему даю, – сказала она Имоджин. – Я не жалею для него денег, но знаю – и мой дорогой муж был согласен в этом со мной, – что Дрейвен не умеет заранее разглядеть победителя». «Дрейвен отлично умеет это делать, – возразила Имоджин. – Через некоторое время его конюшня будет самой лучшей во всей Англии». «Я была бы счастлива за него», – сказала его мать и сменила тему разговора.

– Дрейвен, – прервала его Имоджин, – не хочешь ли прогуляться?

Он вскочил на ноги.

– Ну конечно, тебе обязательно нужно самой взглянуть на эту кобылку. Едва ли ты сможешь помочь мне уговорить матушку раскошелиться на нее, если не увидишь ее собственными глазами. – Он помог ей подняться на ноги. – Это ты хорошо придумала, Имоджин.

«Хорошо, что он хотя бы помнит мое имя», – печально подумала Имоджин.

Глава 33

Лакеи видели, как они приближаются, но Лусиусу на сей раз было абсолютно безразлично, что они подумают о том, чем он занимается с молодой женой в экипаже, тем более что лошади были распряжены и поставлены в конюшню на целый день. Одним кивком головы он отправил слуг в разных направлениях, приказав не возвращаться по крайней мере в течение часа. Он сам открыл дверцу и опустил откидную лесенку.

На верхней ступеньке Тесс повернулась и улыбнулась ему через плечо.

– Ты идешь со мной, не так ли? – спросила она с гортанной хрипотцой, так что он чуть было не подхватил ее под безупречные округлости изящного зада и не впихнул в экипаж, чтобы поскорее захлопнуть за ними дверцу.

– Я следую за тобой, – сказал Лусиус.

И только тогда, когда она лежала на сиденье, запрокинув голову и обняв его одной рукой за шею, Лусиус Фелтон кое-что понял.

Понял кое-что важное.

Правда, пока он не мог облечь это в словесную форму. А мог лишь нетерпеливо вторгнуться в выгнувшееся ему навстречу тело своей жены, абсолютно забыв о том, что джентльмену следует держать под контролем собственные эмоции.

Он понял, что когда он с Тесс, контролировать себя ему не удастся. И, приподняв повыше ее бедра, он дал волю своим инстинктам. Еще. Еще. И еще. Волосы Тесс выбились из прически и ниспадали с сиденья, губы стали рубиново-красными от поцелуев.

– Что было бы, если бы ты не приехала в дом Рейфа? – сказал вдруг Лусиус. – Что было бы, если бы ты не приехала?

– М-м-м… – отозвалась Тесс. Потом она вдруг села. – Имоджин! – сказала она. – Имоджин сразу же поймет, чем мы занимались, – повторила его жена, лихорадочно пытаясь скрутить жгутом волосы, наверное, для того, чтобы нахлобучить на них шляпку.

Лусиус усмехнулся:

– Твоя сестра и ее муж пылали друг к другу такой страстью, что решились на побег. Не сомневаюсь, что они не раз занимались тем же.

Вдали послышался смутный шум и топот коней, огибающих угол. Тесс бросила попытку уложить волосы и снова прижалась к груди Лусиуса. Ей не хотелось никуда уходить. Так бы и сидела здесь с Лусиусом в этом маленьком, обитом бархатом помещении, и, положив голову ему на грудь, прислушивалась бы к биению его сердца. Сердце уже билось ровно, а не галопировало с бешеной скоростью.

– Мне кажется, они редко разговаривают, – сказала она.

– Кто? – переспросил он сонным голосом.

– Имоджин и ее муж.

– Ну, он-то говорит без умолку. – Лусиус перестал дремать. – Сегодня он битый час толковал мне о статях какого-то проклятого животного, которое он намерен выпустить на скачках на Кубок. Когда мы пришли посмотреть на него, этот зверюга отгрыз кусок стенки стойла и выплевывал щепки во всех направлениях. Он терроризирует всех конюхов.

– Имоджин отчаянно надеется, что он победит, – сказала Тесс, прижимаясь к Лусиусу еще крепче и вдыхая свежий запах мыла от его кожи. – Насколько я поняла, Мейтленд проиграл на прошлой неделе двадцать тысяч фунтов.

– Вот болван! – с досадой сказал Лусиус. – Когда мы были там, жокей пытался отказаться от участия в скачках, заявив, что опасается, как бы эта лошадь не вырвала ему руки из плечевых суставов. Мейтленд пригрозил сам, сесть на лошадь, сказав, что он обязан победить.

– Он не должен этого делать, – встревожилась Тесс. – Судя по всему, это бешеная лошадь.

Лусиус надел сорочку, но не заправил ее в брюки и сел рядом с ней, так что Тесс немедленно запустила руки под сорочку и пальцы ее принялись медленно прогуливаться по выпуклым грудным мышцам.

– Как мне повезло, – шепнула она, уткнувшись в полотно сорочки.

Но он услышал ее слова и радостно улыбнулся.

Тесс сидела рядом с Имоджин, зная, что лицо у нее раскраснелось, а волосы в беспорядке.

Имоджин бросила на нее завистливый взгляд, без слов говоривший: «Целовалась за конюшнями, не так ли?»

Дрейвен вскочил на ноги, как только они открыли дверь.

– Наконец-то! – сказал он. – Поскольку вы теперь здесь, я пойду еще разок проверю, как там Синий Питер. Хочу убедиться, что жокей понимает, насколько важен этот заезд. Я заметил, что он трусит.

– Годовалый жеребец и новый жокей – сложное сочетание, – заметил Лусиус. – Не лучше ли считать это пробным заездом?

Но Дрейвен покачал головой с типичным для него упрямством:

– Нет. Я уже решил, что выигрыш от участия в этих скачках пойдет на покупку той двухлетней кобылки, которую собирается продавать Фарли. Я должен приобрести ее. Она красавица, ширококостная, и я уверен, что она выиграет Ас-кот в этом году.

– Мне казалось, что выиграть Аскот должен был Синий Питер? – в недоумении спросила Тесс.

Дрейвен кивнул:

– Это тоже не исключено. Вполне возможно. Обе лошади великолепны. Но у двухлетки больше опыта, и мне кажется, что у нее подвздошная кость чуть повыше. Настоящая красавица. Имоджин со мной согласна. Мы ходили в конюшню, пока вы гуляли. Кстати, где вы были? – спросил он Лусиуса. – Я везде искал вас. Мне хотелось, чтобы вы тоже взглянули на это животное. Такая покупка была бы удачным вложением капитала. Но мы с Имоджин так и не смогли найти вас.

– Мы обошли всю территорию, – язвительно добавила Имоджин.

– Позвольте мне посмотреть, как проходят скачки, – сказал Лусиус таким тоном, который исключал дальнейшие расспросы. – А о двухлетке я обязательно подумаю, Мейтленд. Не пройтись ли нам до конюшен?

Внимание Дрейвена, словно у ребенка, которому вернули любимую игрушку, немедленно переключилось на важный разговор о лошадях.

– Правильно! Идемте немедленно! Как я уже говорил, я хочу взглянуть, как там этот жокей, и кое-что посоветовать ему. Откровенно говоря, я с радостью сам сел бы на Синего Питера.

– Ты обещал не делать этого, – напомнила Имоджин. Он рассеянно поморгал и взглянул на Имоджин так, как будто забыл о ее существовании.

– Верно, я обещал, – сказал он. – Я всего лишь хочу подбодрить Бантса. Он, кажется, немного трусит, но я скажу ему пару слов, и все будет в порядке. – Он направился к двери. Очевидно, ему не терпелось поскорее пристыдить трусливого Бантса.

Лусиус взглянул на Тесс. На его лице было привычное непроницаемое выражение, но она теперь знала, что за этим кроется. Правда, догадаться было совсем нетрудно. Когда его рука ласково прикоснулась к ее щеке и шее, она вспыхнула от этой ласки.

– Я скоро вернусь, – сказал он Тесс и поклонился Имоджин.

У Лусиуса великолепные манеры, подумала Тесс.

– Ты, кажется, не возражаешь против столь неприличного поведения твоего мужа, – презрительно сказала Имоджин.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Тесс.

– Ну, он трогает тебя у всех на глазах, – надменно произнесла Имоджин. – Ласкает тебя. Мы, конечно, выросли без гувернантки, Тесс, но тебе придется подчинить свое поведение правилам, принятым в обществе, иначе никто не захочет знаться с тобой.

– Странно слышать подобные суждения от человека, которого мой муж спас от скандального замужества «с побегом», – резко ответила Тесс. – Ты наверняка не думала тогда ни о своем неприличном поведении, ни о последствиях, которые может иметь твой побег для будущих браков Аннабел и Джози!

– Поскольку мы с Дрейвеном поженились не в Шотландии, этот вопрос закрыт, – холодно промолвила Имоджин.

– Не вижу, что неприличного было в том, как попрощался Лусиус, – сказала Тесс, пытаясь держать себя в руках. Имоджин была несчастлива, Тесс пока еще не поняла, в чем дело, но видела, что это так.

– Если ты сама не сознаешь этого, то не мне тебя учить.

– Вот это верно.

Имоджин презрительно фыркнула. Высунувшись из окна, она сказала:

– Я почти уверена, что скачки на Кубок должны вот-вот начаться. В этой ложе, конечно, удобно сидеть, но отсюда совершенно не слышно объявлений.

Тесс с трудом подавила желание предложить сестре, чтобы она отправлялась на зрительскую трибуну или стояла у ограждения, если ей не нравится находиться в ложе.

Лошади медленно шли к стартовой линии. Сидящие на мощных спинах лошадей жокеи всегда казались Тесс такими маленькими и хрупкими.

– Трудно сказать, – заметила Имоджин. – Возможно, это последний заезд перед Кубком. Я нигде не вижу цветов конюшни Дрейвена. Какие цвета у Фелтона?

– Не имею понятия, – сказала Тесс, только сейчас осознав, что навещала в конюшне Полночного Цветка, игнорируя остальных лошадей Лусиуса. – Правда, знаю, что в скачках участвует Распутница. Ты ее не видишь?

Они обе прищурились, глядя на стартовую линию, но она была почти не видна за поворотом. Королевская ложа была расположена таким образом, что из нее был отлично виден финиш, но не старт.

– Просто не верится, что ты даже не знаешь цвета конюшни своего мужа, – сказала Имоджин. Она чувствовала нарастающее раздражение. Несправедливо, что Тесс вышла замуж за человека, который так ее целует. На глазах у всех, не обращая внимания на то, что об этом могут подумать окружающие. К тому же он смотрел на нее, словно… словно… Она попыталась прогнать мысль об этом.

– Мы не обсуждали его лошадей, – сказала Тесс.

– Ну что ж, если тебя устраивает замужняя жизнь такого рода, – начала было Имоджин, но сестра прервала ее:

– О какого рода замужней жизни ты говоришь? Имоджин скривила губы.

– О такой, когда жена проводит целые дни в разговорах с экономкой, чем, судя по всему, занимаешься ты. Когда желания и надежды мужа не обсуждаются. И его настоящая жизнь протекает вне дома, вне семьи.

– Боже, как ты все драматизируешь! – сказала Тесс. Она произнесла это свысока, тоном старшей сестры, чем еще больше разозлила Имоджин.

– Я знаю все сокровенные мечты Дрейвена! – заявила Имоджин. Ей хотелось бы пожалеть Тесс, у которой такие поверхностные отношения с мужем, но как тут ее пожалеешь, если Лусиус Фелтон смотрит на свою жену таким взглядом. Это было несправедливо.

Вдали раздался пистолетный выстрел, и они обе взглянули на стартовую линию. Там, нервно пританцовывая и поднимаясь на дыбы, виднелась группа лошадей всех мастей и оттенков.

– Фальстарт, – прокомментировала Имоджин. – Дрейвен говорит, что половину стартов срывают умышленно, пытаясь измотать какую-нибудь лошадь, чтобы лишить ее возможности победить. Синего Питера такими дурацкими приемчиками не измотаешь.

– Думаю, что Распутницу тоже, – сказала Тесс.

– Тебе откуда знать? Ты ведь даже не потрудилась сказать мистеру Фелтону о том, что любит и не любит Распутница, чтобы у него был хоть какой-то шанс выиграть скачки, не так ли?

– Любит? Не любит? – воскликнула Тесс. – Разве в этом дело? Распутница никогда не выигрывала скачки для папы, хотя он был уверен, что она обожает яблочное пойло. Но ты права: я никогда не обсуждала эту тему со своим мужем.

– Я и забыла, – язвительно сказала Имоджин, – что у тебя есть более важные интересы: столовое и постельное белье да хозяйственные счета.

– Если бы я, как ты, жила вместе со свекровью, я бы, конечно, не беспокоилась о счетах, – огрызнулась Тесс, потеряв наконец терпение. – Что с тобой происходит, Имоджин?

– Абсолютно ничего, – поджав губы, промолвила Имоджин, делая вид, что с большим интересом следит за группой лошадей, появившейся из-за поворота.

Тесс стиснула зубы.

– Ты не раз говорила нам, что умрешь, если не сможешь выйти замуж за Мейтленда. И ты сделала это. Если с тех пор ты пересмотрела свою позицию, то зачем грубить мне?

Имоджин ощетинилась, словно кошка, которую загнал в угол терьер.

– Ничего я не пересмотрела! Я обожаю Дрейвена. Он необходим мне как воздух!

Тесс внимательно посмотрела на нее.

– Я верю тебе. Просто мне начинает казаться, что этот воздух отравляет твой характер.

– Ты нарочно говоришь неприятные вещи, – произнесла Имоджин так медленно, что Тесс успела почувствовать себя виноватой.

– Ты права, извини меня, – торопливо сказала она.' Имоджин, ухватившись за подоконник, рассеянно смотрела на лошадей, во второй раз огибавших поворот.

– Я веду себя как скотина, Тесс, – сказала она. – Но это не потому, что я сожалею о браке с Дрейвеном. Дрейвена я люблю. – Она взглянула на Тесс, и Тесс прочла в ее глазах правду. – Я обожаю его. Я… ну, про меня ты все знаешь. Я боготворю землю, по которой он ходит. Но он… не испытывает таких же чувств ко мне.

– Силы небесные! – прошептала Тесс.

– Он любит меня, – продолжала Имоджин. – Но своих лошадей он любит больше. – Она сказала это с раздражением, и на ее глазах блеснули слезы. – Он даже во сне о них говорит. Он говорит о них все время. По-другому он не может.

– Понимаю, – покачала головой Тесс. – Таким же был папа.

– Я думала об этом, – прошептала Имоджин. Начал накрапывать дождь, прибивший на скаковом круге пыль, облачка которой тянуло в их направлении. – Но я не думаю, что мама чувствовала себя несчастной, а?

– Нет, – сказала Тесс. – Она не была несчастной. Я хорошо ее помню. Она любила нас и любила папу. И мне кажется, что она ни на миг не пожалела о том, от чего ей пришлось отказаться, выйдя за него замуж; я имею в виду возможность выйти замуж в Англии, увеселения светского сезона и все эти модные платья.

– Я тоже не жалею, – сказала Имоджин. – Не жалею!

– Конечно, не жалеешь, – начала было Тесс, но тут взревела толпа. Рев походил скорее на стон и заставил их обеих резко повернуть головы к скаковой дорожке.

– Лошадь упала! – охнула Имоджин, прикрывая рот рукой, затянутой в перчатку.

– О Боже! – простонала Тесс. – Ненавижу эти скачки, просто ненавижу. Всякий раз, когда падает лошадь, я вспоминаю обо всех горячо любимых папой лошадях, которых он потерял, и о мучениях, которые испытывал, когда и пристреливали…

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказала Имоджин и взяла сестру за руку. – Помнишь, как он плакал, когда пришлось пристрелить Высокомерного?

Тесс кивнула.

– После этого он так до конца и не оправился.

По скаковому кругу бежали люди. Уводили лошадей. Несчастный случай был явно серьезным. Тесс ужасно захотелось поскорее сесть в экипаж Лусиуса и вернуться домой. Вернуться и заняться проверкой белья, забыв о скаковом мире с его взлетами к вершинам славы и трагическими падениями.

– Ты права, – сказала Имоджин. – Папа так и не оправился после трагического случая с Высокомерным. К тому же он тогда потерял все деньги. – Она, очевидно, неожиданно что-то вспомнила и взглянула на Тесс. – Никто тебя не винит, Тесс. Ему самому не следовало слушать тебя. Ты была тогда всего лишь девочкой.

– Ну что ж, с тех пор он меня больше никогда и не слушал, – согласилась Тесс.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Лусиус. Тесс взглянула на него с радостью, которой не могла скрыть, но он смотрел на ее сестру.

– Имоджин, – сказал он, впервые назвав ее по имени. Имоджин поднялась на ноги. Она побледнела, как полотно, но голос у нее не дрожал.

– Дрейвен? Лусиус кивнул.

– Он сам сел на лошадь? Он сел на Синего Питера? Лусиус взял ее за предплечье.

– Мы должны сейчас же пойти к нему. – Он взглянул на Тесс, и она, взяв накидку Имоджин, набросила ее на плечи сестры и дрожащими руками застегнула спереди пуговицы.

– Он сел на Синего Питера, – повторила Имоджин побелевшими губами. – Но ведь он жив? Он жив? – спросила она, схватив Лусиуса за руку, когда он открывал дверь.

– Он жив, – сказал Лусиус. – Он хочет вас видеть.

Но Тесс заметила в его темных глазах то, чего не заметила Имоджин, и у нее упало сердце.

Дождь прекратился, в воздухе пахло свежестью. Толпа быстро редела. Люди садились в экипажи или двуколки и разъезжались во всех направлениях, спеша в теплые дома, душные пивные, уютные деревеньки, расположенные неподалеку.

Они почти бежали, прокладывая путь сквозь толпу людей, расходившихся после скачек и обсуждавших несчастный случай.

– Он рухнул, как бревно во время пожара, – сказал кто-то.

– Шансы проиграть были у него восемь к одному, – заявил другой. – Какого черта ему надо было рисковать башкой при таких шансах?

Имоджин, кажется, ничего не слышала.

– Где он? – спросила она странно спокойным голосом. – Куда его отнесли?

– Он в конюшне, – ответил Лусиус.

Отпустив руку Лусиуса и подхватив юбки, она побежала. Взглянув друг на друга, они бросились за ней. У Тесс слетела с головы шляпка. Единственное, что она запомнила и что вспоминала многие годы спустя – острое ощущение стыда, пока они бежали к конюшне, – из-за того, что без шляпки все увидят ее волосы! Пойдут… пойдут что?

Как только они вошли в конюшню, о потерянной шляпке она больше не вспоминала. Дрейвен лежал на раскладушке, явно служившей постелью для ночного сторожа.

Он взглянул на них с таким бодрым выражением на лице, что у Тесс отлегло от сердца, и она радостно взглянула на Лусиуса. Но когда она взяла его за руку, он смотрел на Имоджин с такой жалостью, что Тесс снова взглянула на раскладушку. Имоджин опустилась на пол рядом с мужем.

– Наверное, придется за мной немного поухаживать, – говорил Дрейвен весело, хотя и слабым голосом. – Я ведь знаю, что ты хочешь, чтобы я держался подальше от скаковой дорожки.

Имоджин прикоснулась к нему дрожащей рукой.

– Тебе больно? Кто-нибудь позвал доктора? Ты что-нибудь сломал, Дрейвен?

– Думаю, парочку ребер. Ребра я ломаю не в первый раз. И боль теперь, кажется, утихла. Я смогу ее вынести, Имми.

– Ты обещал не садиться на Синего Питера, – сказала Имоджин, крепко держа его за руку. – Ты ведь обещал, Дрейвен, обещал!

– Я ничего не мог поделать, – сказал он, отводя от нее взгляд. – Я был вынужден сам сесть на него, потому что Банте наотрез отказался.