Текст книги "Ловцы трепанга"

Глава двадцать четвертая. Вождь Ури-Утаната

Каким же образом капитан, Ханс и Лю-Ханг попали в плен к дикарям?

Они долго ожидали у мускатника возвращения Ван-Горна и Корнелиуса, убежавших в лес в погоне за бабирусой.

Сперва капитан не беспокоился, правильно полагая, что раненое животное завлекло охотников далеко в глубь леса. Но прошел час, два, три – капитан стал волноваться, боясь, что с охотниками приключилась какая-то беда. Для таких опасений было достаточно оснований: все они находились в неисследованной стране, в дремучем лесу, где водились дикие звери и страшные змеи, а кругом жили кровожадные племена дикарей.

Когда солнце начало спускаться к горизонту, капитан решил отправиться на поиски пропавших. Наказав Хансу и Лю-Хангу ни на шаг не отходить от лагеря и стеречь его, капитан пустился в путь.

Он пошел в ту сторону, куда убежала бабируса. Чтобы найти дорогу обратно, он предусмотрительно делал зарубки на деревьях.

Капитан углубился в лес на несколько километров, сперва держась кровавого следа, оставленного бабирусой, а потом, потеряв его, он пошел наугад. Иногда он останавливался и что есть мочи кричал, зовя Ван-Горна и Корнелиуса, но ни разу не получил ответа.

Надвигалась ночь; Ван-Сталю волей-неволей пришлось повернуть назад: он опасался, что не разглядит в темноте зарубок на деревьях и заблудится так же, как и охотники. Но он не оставлял надежду увидеть Ван-Горна и Корнелиуса в лагере.

Каково было его разочарование, когда, добравшись назад в лагерь, он нашел там только Ханса и Лю-Ханга.

– Они заблудились, преследуя зверя. Я думаю, что они забыли отметить дорогу обратно. Но где же они теперь? Где искать их? – повторял капитан, в полном отчаянии.

– Они не могут быть далеко, – успокаивал его Ханс. – Бабируса была тяжело ранена и не могла поэтому убежать очень далеко. Не волнуйся, дядя: они возвратятся.

– Но лес необъятен. Как выбраться из него, если потерять дорогу?

– Ван-Горн – старый моряк, он всегда сумеет взять правильное направление.

– В море – да; но в этих лесных дебрях, куда и луч солнца не всегда проскальзывает, – тут кто угодно заблудится. Нам ничего другого не остается, как ждать. Ложитесь спать.

Все трое пошли на опушку леса. Они построили шалаш, скрестив несколько ветвей и перекрыв их большими листьями пальмы арека. В шалаше они устроили ложе и растянулись на нем. Но так же, как и Ван-Горн и Корнелиус, в эту ночь никто из них не сомкнул глаз. Все трое были заняты своими думами: каждый строил догадки, что могло случиться с охотниками, и прислушивался, не услышит ли среди ночной тишины крика или ружейного выстрела.

Часы шли за часами; Ван-Горн и Корнелиус все не возвращались. Среди ночи капитану почудилось, что он слышит крики и выстрелы, но они не повторились.

На рассвете усталость взяла свое, и все трое заснули. Но им недолго удалось поспать: раздавшиеся откуда-то крики пробудили их и заставили вскочить на ноги.

Не успели они опомниться и стряхнуть с себя сон, как увидели перед собой человек сорок папуасов, вооруженных луками, палицами и копьями и разукрашенных перьями, браслетами и кольцами.

Стрелы уже свистели между деревьями над головами наших героев.

В одно мгновение все трое – и капитан, и Ханс, и Лю-Ханг – были схвачены, брошены на землю и лишены какой бы то ни было возможности сопротивляться и пустить в ход ружья. Только капитану удалось вырваться; схватив топор, лежавший около него, он бросился на нескольких папуасов и оттеснил было их на несколько шагов назад. Но тут подоспели другие папуасы, набросились на него сзади, и он снова оказался на земле, но теперь обезоруженный.

Тогда вышел вперед старый папуас, высокий и величественный. Его голова была украшена перьями райских птиц, а бока были опоясаны широким желтым поясом, концы которого падали вперед.

Он подошел к капитану и обратился к нему на малайском языке:

– Где сын мой?

– Твой сын? – переспросил Ван-Сталь. – Я не знаю, о ком ты

говоришь.

– Он пришел сюда убить вождя альфуров.

– Я его не видел.

– Ты лжешь, белый человек! – вскричал дикарь. – Ты убил его?

– Повторяю тебе, что я его не видел. Почему я должен был убить его?

– Белые – наши враги.

– Я никогда не был твоим врагом.

– Ты хочешь смеяться надо мной? Берегись: ты принадлежишь мне, ты – мой раб, и я прикажу вздернуть тебя на дереве, если ты не скажешь, где мой сын.

– Ты взбесился, черный человек? – обозлился капитан. – Что за басни об убитом сыне ты мне рассказываешь?

– Молчать! Как ты попал в этот лес?

– Я потерпел кораблекрушение у берегов острова. Выбравшись на берег, я направился к реке Дорга, чтобы там сколотить плот и поплыть к своей родине.

– Так ты не видел альфуров?

– Ни одного.

– Но что же стало с моим сыном?

– Я ничего не знаю.

– Альфуры – твои друзья?

– Если бы я их встретил, они убили бы меня.

– Я тебе не верю. Ты останешься моим рабом до тех пор, пока я не отыщу моего сына.

– Как знаешь. Но я тебя предупреждаю: пусть только один волос слетит с головы моих товарищей, и я убью тебя, хотя бы твои подданные сожгли потом меня живьем. Где твоя деревня?

– На берегу Дорга.

– Как раз туда я держу путь, – пробормотал капитан про себя. Разговор с вождем, несмотря на его резкость, несколько успокоил

капитана: он увидел, что, по крайней мере сейчас, ни ему, ни его спутникам не грозит непосредственной опасности. Тогда капитан стал раздумывать, как дать знать Ван-Горну и Корнелиусу о своем пленении и о том, что его ведут к берегам Дорга, – ведь капитан до сих пор не терял надежды на то, что заблудившиеся охотники проберутся в конце концов к лагерю.

Ван-Сталь вынул записную книжку, написал несколько слов, вырвал листок и с помощью крепкого шипа прикрепил его к стволу дерева так, чтобы он бросался в глаза.

– Ты что там делаешь? – крикнул ему вождь.

– Это приношение моему духу-покровителю, – ответил капитан совершенно серьезно. – И советую тебе не касаться его, иначе – ты умрешь.

Папуас был суеверен, как и все дикари, верил в каких-то духов смерти, моря и так далее. Расчет капитана был правилен: никто не притронулся к листку бумаги. А вождь, испугавшись, как бы это приношение не оказалось каким-нибудь могущественным заклинанием белого человека, поспешил отдать приказ о выступлении.

Весь отряд выступил в поход.

Переход по лесу был очень тяжел, особенно для белых, которым скрутили руки на спине, отняв таким образом всякую свободу движений. Этим папуасы хотели обезопасить себя от внезапного возмущения пленных, особенно во время ночлега. На третий день утром весь отряд подошел к берегам Дорга, широкой и многоводной реки с очень быстрым течением, которая орошает западную часть острова и впадает в море у мыса Вале, прямо против архипелага Ару.

Деревня, куда привели капитана, Ханса и Лю-Ханга, была расположена на левом берегу реки. Она тянулась вдоль берега; хижины стояли над самой водой на сваях, наподобие озерных свайных деревень далекой древности. Здесь было около шестидесяти больших хижин, стоявших на вбитых в дно реки бамбуковых столбах; они были расположены довольно близко одна от другой и соединены между собой галереями, а все вместе сообщались с берегом при помощи нескольких мостков. Со стороны реки к сваям были привязаны пироги с полозьями наподобие тех, в которых пираты преследовали наших странников на море.

Папуасы перешли мост и вошли в деревню, встреченные восторженными криками своих родичей.

Пленников тотчас же отвели в хижину вождя, самую большую из всех: в ней было не меньше двадцати квадратных метров. Перед тем как попасть в деревню, всему отряду пришлось преодолеть последнее препятствие: мосты и галереи были сложены, как и пол воздушной хижины, из редких бамбуковых планок, далеко отстоящих друг от друга. Капитан и его спутники медленно, с опаской продвигались по ним, все время боясь потерять равновесие и скатиться в воду. А дикари потешались над ними и над их неловкостью.

Вождь сам ввел пленников в комнату, расставил вокруг хижины стражу и хотел удалиться. Но капитан задержал его.

– А теперь что ты думаешь делать с нами? – спросил он.

– Совет старейшин определит вашу участь. Если вы убили моего сына, вы умрете.

– Но черт тебя возьми! – вскричал капитан. – Я тебе не один раз уже говорил, что мы даже не видели твоего сына.

– Белые – враги наши, – с упорством дикаря повторил вождь.

– Может быть, другие белые, но я тебе не враг.

– Это все равно… Ты – белый, значит, ты враг и союзник альфуров, убивших моего сына. Я – Ури-Утаната, вождь. Берегись, белый человек!

– Я не боюсь ни тебя, ни твоих подданных.

– Посмотрим…

– Слушай, Ури-Утаната, мои товарищи на свободе, в лесу, и если ты будешь скверно с нами обращаться, вся твоя деревня сгорит дотла.

– Мои воины сумеют защитить ее.

Капитан в припадке необузданной ярости бросился к вождю, сжимая кулаки. Но в этот момент за стеной раздались два выстрела, сопровождаемые криками толпы.

– Выстрелы! – воскликнул Ханс. – Два выстрела! Это – Ван-Горн и Корнелиус!

Вождь тотчас же бросился вон из хижины, думая, что белые, о которых говорил капитан, напали на деревню. Но каково же было его удивление, когда, выскочив из дверей, он услышал возгласы ликования своих родичей.

То, что он увидел, еще больше поразило его. Папуас в сопровождении двух белых стремглав несся по бамбуковым мосткам к нему навстречу.

– Отец! – кричал он.

Старик, глубоко взволнованный, замер на месте. Он открыл свои объятия, чтобы принять в них сына, которого считал убитым.

– Мой сын! Ты жив! – вскричал он.

– Жив, отец. Альфуры не успели убить меня. Потом, оглядевшись кругом, молодой папуас добавил:

– Ведь это ты взял в плен трех белых?

– Да.

– Где они?

– Здесь в моей хижине.

Молодой папуас подбежал к хижине и ворвался в комнату, где находились пленные. Он остановился перед ними и с жестом, не лишенным благородства, обратился к ним на малайском языке:

– Вы свободны, и с нынешнего дня вы друзья Ури-Утаната.

– А что за двое белых там с тобой? – обратился к молодому папуасу вождь, вошедший вслед за ним в хижину. – Ты один взял их в плен?

– Нет, отец. Они не враги: им я обязан жизнью, а эти трое – их братья.

– Значит, ты не попал в плен к альфурам?

– Я был в плену у них и они жгли меня на костре. Я умер бы, если бы белые не вырвали меня из их рук.

Ван-Горн и Корнелиус, задержавшиеся на мостках, в эту минуту показались на пороге хижины. Крики радости раздались с обеих сторон:

– Дядя!

– Корнелиус!

– Ван-Горн!

– Ханс!

– Лю-Ханг!

Все пятеро бросились обнимать друг друга. Тем радостнее и горячее была их встреча, что они потеряли было надежду когда-нибудь свидеться.

– Белые люди! – торжественно произнес старый вождь, только теперь понявший, что белые – друзья, а не враги. – Мой дом, мои воины – все в вашем распоряжении. Вы спасли жизнь моему сыну! Будьте свободны и подарите нам свою дружбу.

– Отец, – обратился к вождю молодой воин, – белые люди приплыли сюда из далекой страны. Они хотят пробраться на острова Ару, а оттуда возвратиться домой. Я поеду с ними до островов, чтобы защитить их от пиратов.

– Мой сын – храбрый воин, – ответил вождь, – пусть он проводит белых людей, которые теперь стали нашими друзьями.

– Спасибо, Ури-Утаната! – ответил капитан. – Когда я вернусь на мою родину, я всем скажу, что папуасы – хороший народ и добрые друзья белых.

ЭПИЛОГ

На следующий день наши герои покинули деревню Ури-Утаната. Вместе с ними отплывали сын вождя и двое лучших моряков из его племени, которые должны были показать путь к островам Ару и охранять голландцев на море от нападения пиратов. Все они погрузились в предоставленную вождем лодку и пустились вниз по течению реки Дорга.

Перед отплытием лодки вождь возвратил голландцам их ружья и снабдил их провиантом на все время их путешествия.

Плавание до устья реки прошло без всяких происшествий, так как жившие на берегах реки племена были союзниками Ури-Утаната.

На третий день лодка обогнула мыс Йорк и, взяв курс на юго-запад, направилась к архипелагу Ару.

Через восемь дней на горизонте открылись берега архипелага, который был образован тридцатью островками, низко лежащими и покрытыми богатой растительностью. Все эти островки не велики; только остров Трана, самый большой, имеет сорок миль в длину и девять или десять в ширину. Они населены папуасами и малайцами, живущими в двадцати четырех деревнях.

На этих островах нет ни одной колонии европейцев, но принадлежат они голландцам, ведущим с туземными жителями торговлю, покупая у них трепанг, черепах, райских птичек и разные местные продукты.

Лодка вошла в естественную гавань Дабо – самую большую и чаще всего посещаемую европейскими судами.

К великой своей радости, наши герои встретили в порту голландскую шхуну «Батанта», которой командовал старый друг Ван-Сталя.

Трудно передать, как радостно встретил их капитан шхуны. Само собой разумеется, он предоставил свое судно в их распоряжение.

Молодой Ури-Утаната оставался еще два дня со своими спасителями. Перед тем как расстаться с ними, он велел своим матросам достать из скрытого на корме секретного ящика два тяжелых пакета, завернутых в широкие листья и перевязанных лианами.

– Я знаю, – сказал Ури-Утаната, передавая эти пакеты капитану Ван-Сталю, – что белые люди ценят блестящий песок, какой часто попадается в наших реках и на берегах Дорга. Я велел набрать такого песка и прошу вас принять его от меня.

После этого он прыгнул в свою пирогу, поднял на ней парус и отплыл, в последний раз приветствуя своих друзей – белых людей.

Капитан и его спутники не поняли сперва, о каком блестящем песке говорил Ури-Утаната; они думали, что речь идет о каком-то незначительном подарке. Но каково было их удивление, когда, развернув листья, они увидели золотой песок.

В листьях было завернуто по крайней мере сорок килограммов драгоценного песка. Подарок папуаса с избытком компенсировал голландцам все их потери: и джонку, и трепанг. Только смерть несчастных малайцев ничем нельзя было возместить.

Через несколько дней «Батанта» в свою очередь подняла паруса и после семи дней благополучного плавания подошла к берегам Тимора.

Капитан Ван-Сталь по возвращении на остров навсегда отказался от морских приключений и вместе с Ван-Горном обосновался в фактории, где завел большое хозяйство.

Корнелиус же и Ханс много лет еще провели на корабле, купленном на золото папуаса, вместе с Лю-Хангом, никогда больше с ними не расстававшимся.