Текст книги "На Дальнем Западе"

Сильное и удивительно стройное тело женщины было облечено в короткую рубашку из драгоценного белого шелка, перетянутую красным, шелковым же поясом по тонкой, почти девической талии. Костюм дополняли кальцонеросы испанского образца из голубого бархата с золотым позументом и разрезом внизу, позволявшим видеть роскошные мокасины, украшенные, по индейскому образцу, разноцветными скальпами. На плечи Яллы был накинут широкий индейский плащ.

Ялла, как и все сопровождавшие ее воины, была отлично вооружена: за поясом у нее торчала пара длинноствольных боевых пистолетов с богатейшими прикладами, испанская наваха в золоченых ножнах, а за плечами – длинный, великолепной работы карабин. Кроме того, у седла висел еще томагавк.

Арапахи восторженно приветствовали красавицу племени сиу. Это было нарушением всех индейских традиций: мужчина не может склонять голову перед низшим существом – перед женщиной. Но Ялла славилась на все прерии. И славилась не только своей вызывающей и победной красотой. Ее слава, заставившая индейцев преклоняться перед женщиной вопреки всем традициям, основывалась на удивительном уме этой красавицы, ее неукровимости, свирепости, ее бесстрашии в бою и неутомимости в походах, ее дьявольском умении губить врагов. Словом, еe славу составляли именно чисто мужские качества воина и полководца…

Подъехав к самому становищу арапахов, сиу несколько приостановились, пропуская вперед предводительницу племени.

Ялла подняла на дыбы своего чудного коня и заставила его сделать несколько красивых лансад, потом сдержалa его и железной рукою принудила замереть на месте в двух шагах от вышедшего навстречу ей вождя арапахов. Без помощи Левой Руки Ялла легко сошла с лошади и вместе с Левой Рукой направилась к его вигваму. Тем временем к каждому прибывшему воину сиу подошел арапах, они обменивались дружественными приветствиями в обычной форме диких криков, пожимали друг другу руки, обменивались мелкими подарками.

Красное Облако с мрачной и сардонической улыбкой глядел на почести, которые оказывались самим Левой Рукой и его воинами Ялле: пусть для других Ялла была знаменитостью, славою индейцев, но для него она была и оставалась только его женой. И воину было неприлично при встрече с женой оказывать ей какие-либо знаки почтения. Это могло бы повредить его репутации воина и мужа.

Ялла увидела фигуру своего мужа в тени вигвама и, закончив переговоры с Левой Рукой, направилась к Красному Облаку. При ее приближении индеец молча повернулся, вошел в отведенный ему арапахом вигвам, опустился на груду кож и зажег свою трубку.

Ялла, молча последовавшая за ним, стояла посреди хижины. Ее стройная и высокая фигура была окутана живописными складками дорогого, расшитого руками индейских искусниц разнообразнейшими узорами суконного плаща.

Казалось, Красное Облако даже не замечал, что, кроме него, есть кто-нибудь в вигваме: он сосредоточенно курил, наполняя вигвам облаками едкого дыма, и не глядел на молча стоявшую перед ним женщину.

Так прошло несколько минут. По яркому блеску лучезарных глаз героини племени сиу, по ее нахмуренным бровям и сжатым губам, по ее бурно вздымающейся груди можно было судить, что в душе индейской красавицы бушует гроза. Но она не проявляла своих чувств ни словом, ни жестом.

Наконец, напрягая все усилия, чтобы сдержать душившую ее злобу, дрожащим от волнения голосом Ялла задала вопрос Красному Облаку:

– Где они?

Красное Облако, не теряя своего искусственного спокойствия, флегматично пустил в спертый воздух новую струю дыма, неторопливо подбросил несколько сучьев в горевший на полу костер, помешал угли и потом спросил, не оборачиваясь:

– О ком ты говоришь?

– О детях бледнолицего! – коротко ответила женщина. – Ведь я поручила тебе следить за Птицей Ночи и, кроме того, добыть для меня этих двух детей Деванделля, для чего ты должен был соединиться с нашим другом, Левою Рукою. Где же они, я спрашиваю?!

Красное Облако хладнокровно пожал плечами.

Ялла не выдержала и заговорила снова:

– Я знаю, что Птица Ночи попал в руки Деванделля и был по его приказанию расстрелян. Но ты, более хитрый и ловкий, а может быть, просто более удачливый, сумел проскользнуть через ущелье и пересечь прерию…

Красное Облако чуть заметно улыбнулся.

– Как видишь, – сказал он спокойно, – воины племени «воронов» иногда могут кое-чему научить воинов твоего племени!

– Но где же дети полковника? – шагнула вперед Ялла, сверкая глазами.

– Моя жена слишком тороплива! – флегматично отозвался индеец, снова начиняя табаком трубку и раскуривая ее.

– Что ты этим хочешь сказать? – вспылила Ялла.

– Только то, что не всякое предприятие можно осуществить просто и в короткий срок.

– Так, значит, потомки моего оскорбителя еще не в наших руках? Они на свободе? – пробормотала, кусая до крови губы, индианка. – Но что, в таком случае, сделал ты для нашего дела за эти дни? Ты давно покинул лагерь?

– Да. Но разве путешествие по прериям – это прогулка среди вигвамов родной деревни? – насмешливо отозвался Красное Облако. – Я все эти дни провел в жестокой борьбе с опасностями, десять раз был на краю гибели, десять раз шел на верную смерть. И только полчаса назад я добрался до становища арапахов. Ведь меня не сопровождала целая армия воинов, которые облегчали бы мне исполнение труднейшей задачи!

Я только успел переговорить с вождем арапахов относительно гациенды Деванделля.

– Но что же делал вождь арапахов до этого времени?

– А что же он мог делать? Охотился за бледнолицыми, готовил к походу своих воинов, пополняя свою коллекцию скальпов…

– И только?

– Гм. Я думаю, что эти прославленные воины сиу сделали немногим больше, чем арапахи!

– Ты ошибаешься! – яростно вскрикнула Ялла, глядя в упор на все так же флегматично покуривавшего свою трубку мужа. – Ты ошибаешься! Хочешь иметь доказательства?

– Покажи!

Ялла выставила вперед правую ногу и показала мокасин, украшенный отвратительным трофеем: к коже сапога был прикреплен совсем еще свежий скальп. Это были довольно длинные серебристые седые мужские волосы.

– Видишь? – торжествуя, спросила ужасная женщина.

– Я не слеп! Скальп белого. Должно быть, почти старика… Что же из этого?

– Эти волосы украшали голову того, кто был моим первым мужем!

– Полковник Деванделль? Ну что же…

Скользнув беглым и равнодушным взором по серебристому скальпу, индеец вновь принялся за свою трубку, не обращая внимания на буквально готовую задохнуться от ярости женщину.

– Тебя, значит, все это не интересует? – произнесла она порывисто. – Тебе, значит, все равно, жив ли он, мертв ли…

Красное Облако вынул изо рта чубук и стал упорно глядеть на глиняную фляжку, висевшую на одной из жердей вигвама.

– Я хочу пить! – сказал он. – Там, в этой фляжке, должна быть водка! Подай!

– Ты… ты, кажется, отдаешь мне приказание как своей служанке? – дрожа всем телом от ярости, произнесла Ялла.

– Разве ты не моя жена? Или ты забыла, что я твой муж и повелитель?! Долго ли я буду ждать, женщина? Подай мне фляжку!

Его голос все повышался. И он дал простор всей накопившейся в его душе злобе против этой женщины… Его рука сжимала рукоять мексиканского ножа.

Казалось, Ялла, не ожидая удара, ринется на него. Но привычка повиноваться мужу одержала верх. Индейская красавица подошла к стене вигвама, сняла фляжку, наполнила водкой тут же поднятый с полу медный стакан и поднесла его Красному Облаку со словами:

– Мой повелитель может утолить свою жажду!

Индеец, беря стакан из дрожащей руки женщины, взглядом показал Ялле на второй стакан и сказал:

– Разрешаю выпить и тебе!

Ялла, не отвечая, отошла в другой угол и опустилась на разостланную на полу шкуру бизона.

Она следила горящими гневом и ненавистью глазами за каждым движением мужа. А тот, делая вид, что не обращает на нее никакого внимания, спокойно поднес к губам стакан и принялся тянуть маленькими глотками жгучую сладковатую жидкость.

VII
Сиу против «ворона»

Выпив полстакана водки, Красное Облако отставил его в сторону, потом не торопясь оправил шкуры, служившие ему ложем, предполагая улечься на этих шкурах для основательного отдыха.

Устроившись, он опять потянулся к стакану.

Ялла по-прежнему молча сидела в углу вигвама, не спуская горящих глаз с лица мужа. С каждым мгновением ее красивое, но суровое лицо, казалось, каменело и принимало все более свирепое выражение.

Тяжелое, напряженное молчание царило в вигваме. Только извне доносились звуки: там перекликались еще индейцы, иногда слышался протяжный, напоминающий стон ночной птицы возглас какого-нибудь часового, ржание лошадей.

Ялла не выдержала. Она заговорила, снова возвращаясь к старой теме:

– Итак, дети Деванделля еще на свободе?

– Разве я не сказал тебе этого, женщина? Но почему ты не ответила на мой вопрос: жив ли полковник или умер?

– Но ведь ты видел его скальп!

– Хорошо! Но покончила ли ты с ним? Человек, котоpoгo скальпировали, может отлично выжить, если ему не перережут горло! В племени «воронов» и сейчас есть воины, которых скальпировали враги и забыли прирезать. Они ели и пили с не меньшим аппетитом, чем ем и пью я, хотя их головы и были лишены волос! Правда, им временами, особенно при перемене погоды, приходилось невмоготу от ужасной головной боли…

– Правда, что скальпированные, переживая эту операцию, сходят с ума от постоянно возвращающейся к ним головной боли? Если это так, то он до конца жизни будет подвергаться невыносимым мучениям!..

– Кто это? Полковник? Значит, он таки жив? – встрепенулся индеец. – А я думал, что ты покончила с ним. Я предполагал, что ты вырвала из его груди трепещущее, обливающееся кровью сердце… И съела его!

– Убить человека? Это могут и дети! – презрительно улыбнулась Ялла. – Меня не удовлетворила бы такая месть, как смерть врага. Кто умер, тот уже ничего не чувствует. Ни радостей, ни горя, ни боли! Страдать могут только живые, и он будет страдать!

На ее красивом лице показалось выражение такой свирепой радости, что Красное Облако невольно содрогнулся.

– Да ты ужасная женщина! – пробормотал он.

– Почему для других я воин, а для тебя я только женщина? – страстным голосом отозвалась красавица.

Красное Облако не ответил.

Помолчав немного, он спросил жену:

– Итак, ты схватила Деванделля там, в ущелье гор Ларами? Это было нетрудно: твоя дочь почти смертельно ранила полковника, он не мог защищаться… Но где труп Птицы Ночи?

– Я сама сняла труп моего сына со скалы, у которой его расстреляли бледнолицые! Никто другой не осмелился бы сделать это! Но ведь я только женщина, которую можно заставить подавать мужу водку… Похоронив моего сына, я повела моих воинов на отряд полковника Деванделля, и мы смели их, как ветер с гор сметает опавшие мертвые листья! Но я только женщина, слуга, рабыня своего мужа…

– Да, вы победили отряд растерявшихся солдат, которыми никто не управлял! Великое дело! И сколько твоих воинов осталось там, в этом ущелье, где ты совершила столько геройских подвигов?

– Я считала только скальпы бледнолицых! – гордо ответила Ялла.

– Почему же?

– Потому что если и были убитые с нашей стороны, никто не обесчестил скальпированием их трупов!

– Так. Но ты пощадила только полковника Деванделля?

– Разумеется! Остальных мы прирезали.

Индеец снова наполнил свой стакан водкой и на этот раз опорожнил его единым духом. Ядовитая жидкость огнем разлилась по его жилам, принося с собою какой-то туман, заволакивавший сознание индейца.

Помолчав немного, он сказал странно зазвучавшим голосом:

– Итак, с Деванделлем, с одним из твоих мужей, покончено. А когда же ты думаешь приняться за добывание моего скальпа, женщина? У меня, как видишь, гораздо более длинные и красивые волосы, чем у этого бледнолицего! Мой скальп был бы отличным украшением для твоих мокасинов!

Ялла пожала плечами и опустила взор, избегая насмешливого и свирепого взгляда мужа. Теперь и она почувствовала неутолимую жажду и, добыв стакан, наполнила его водкой и принялась пить ее маленькими глотками.

– Здесь холодно! – промолвила она. – Хотя и горит костер, но я зябну.

– Ты отпустила на свободу оскальпированного тобою Деванделля? – задал вопрос индеец, окутываясь целыми тучами табачного дыма.

– Я не сошла еще с ума! Он находится в моих руках под охраной целого отряда преданных мне воинов сиу.

Внезапно индеец засмеялся свирепым смехом:

– Ха-ха-ха! Воображаю, как он красив теперь, этот твой первый муж с окрававленным черепом!

– Не знаю! – отрывисто ответила Ялла.

– А долго ли ты думаешь держать этого американского коршуна в клетке?

– Разве у меня нет томагавка, чтобы прикончить его, когда я утолю мою жажду мести?

– Я не переношу мысли, что у меня могут быть соперники, оспаривающие у меня, твоего мужа, право на твою любовь!

Странная улыбка исказила черты лица индианки.

– Неужели ты опасаешься соперничества человека, потерявшего свой скальп? – промолвила она вызывающе. – Я ненавижу и презираю бледнолицых. Затем, разве между Деванделлем и мною нет крови расстрелянного Птицы Ночи?

– Кто знает сердце женщины? – улыбнулся саркастически «ворон». – Ведь сердце женщины – сердце змеи. Может быть, вопьется зубами змея в ласкающую ее руку, может быть, зашипит и уползет в расселину скалы… И потом, я слышал так: женщины племени сиу почему-то всегда предпочитают бледнолицых воинов краснокожим! Я буду спокоен, когда ты прикажешь прикончить Деванделля.

– Ты не умеешь мстить своим врагам! Ты не знаешь, какое наслаждение иметь врага в своих руках и тешиться его муками, и смеяться, когда он молит о конце мучений, зовет к себе смерть-избавительницу. Я еще не утолила вполне свою ненависть к Деванделлю. Его дети еще не в моих руках. Подожди, покуда они не станут нашей добычей!

– И ты снимешь с голов их прекрасные волосы и тоже украсишь свои мокасины? Это будет, так сказать, семейная коллекция: на одном сапоге волосы отца, на другом – волосы детей… Ха-ха-ха! Ты удивительно изобретательна, Ялла, когда дело касается мести. А знаешь ли: самка ягуара – пример кротости по сравнению с тобою!

– Я сиу! – однозвучно ответила женщина.

– Да, ты истинная дочь этого славного племени! Я много слышал об индианках сиу. Например, люди говорят: женщина племени сиу гораздо менее думает о своих собственных детях, чем волчица…

– Что ты этим хочешь сказать? – вздрогнула Ялла.

– Только одно: мы тут с тобой толкуем битый час, но и до сих пор ты не поинтересовалась, жива ли твоя дочь Миннегага, что с нею сталось… Как будто Миннегага не рождена тобою же! Как будто ты забыла, что ты мать!

– Я искала Миннегагу в Ущелье Могил, но ее трупа там не было!

– Да и не могло быть. Она попала в руки бледнолицых. И она погибла бы, если бы я не пришел ей на помощь!

– Ты?

– Да, я! Если бы я был не из племени «воронов», а из племени сиу, я, может быть, забыл бы голос крови, как забывают матери сиу… Но я «ворон», и я оберегал Миннегагу.

– Но где же она?

– В безопасности. И там, где она может оказать услугу тебе же. Она находится в качестве заложницы у трех бледнолицых, которых полковник Деванделль послал сюда, в свою гациенду, чтобы известить детей о грозящей им опасности. Я мог, конечно, убить этих бледнолицых и их скальпами украсить свои мокасины, как сделала это ты со скальпом одного из своих мужей, но предпочел поступить иначе. Ты, впрочем, можешь не беспокоиться за участь Миннегаги. Белые глупы. Они все еще принимают твою дочь за ребенка. А Миннегага, как и ты, сиу! По смелости, изворотливости, кровожадности и мстительности она превзойдет со временем даже и тебя, первую женщину, которая удостоилась чести стать сахемом непобедимых сиу!

– А если бледнолицые убьют ее?

– Они не бандиты. Постыдятся расправиться так с существом, кажущимся им безвредным! Они ведь и не подозревают, что это она подготовила твою победу…

– Ударив ножом в спину Деванделля?

– Да. Кстати, откуда это, собственно, известно тебе?

– Он сам сказал мне это. У Миннегаги сильная и верная рука, у нее душа смелого воина!

Помолчав немного, Ялла заговорила снова:

– Конечно, я возьму гациенду Деванделля, и очень скоро. Но раньше надо покончить с теми бледнолицыми, которых ты побоялся убить, и вырвать из их рук мою дочь.

– Я? Побоялся убить? Ха-ха-ха! – зловеще рассмеялся Красное Облако. – Ах, да! Ведь я все забываю, что ты считаешь воинов моего племени недостойными держать стремя у… женщин твоего! Делай, впрочем, как знаешь! Я мог без труда привести сюда Миннегагу, убив трапперов, но я подумал: не будет велика разница, если в гациенде окажется тремя людьми больше. А в то же время, раз Миннегага попадет в гациенду и, притворяясь беспомощным ребенком, заберется в самое сердце вражеского лагеря, нам будет гораздо легче взять их!

– Ну какую же, в самом деле, серьезную помощь может оказать девочка? – почти пренебрежительно отозвалась Ялла.

– Как знаешь. Дело твое. Хочешь знать, где я оставил бледнолицых? На берегу Великого Соленого озера; это всего четыре или пять миль отсюда.

– Ну, так мы овладеем ими раньше, чем они опомнятся. Пойди, найди вождя сиу Черного Котла, потом переговори с Левою Рукою. Пусть тебе дадут полтораста или двести лучших воинов. Думаю, ведь этого будет вполне достаточно, чтобы взять гациенду?

– Значит, ты посылаешь меня хлопатать? А сама что будешь делать тут? – подозрительно спросил, приподымаясь, индеец.

– Я почти сутки не сходила с коня. Мне необходимо отдохнуть хоть несколько часов. У тебя же было время отдохнуть!

– Моя жена отдает мне приказания, как настоящий сахем племени! – с глубоким неудовольствием ответил Красное Облако.

– Да, как сахем! – твердо возразила Ялла. – Мы в походе. Ты воин. Все воины сиу обязаны повиноваться мне беспрекословно.

– Но я твой муж. Ты моя жена, ты моя вещь.

Я твой хозяин!

– Не во время похода! – сказала пренебрежительно Ялла.

Затем она встала со своего ложа и накинула на плечи плащ.

– Нет, всегда! И дома, и в походе, и в лагере муж остается мужем, владыкой, жена – его собственностью, его вещью!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что я тоже сахем! Настоящий сахем! Слышишь ли ты, женщина?

Ялла круто обернулась к мужу и, сверкая глазами, произнесла:

– Так послушай же и ты, мой муж, мой повелитель, мой… хозяин. И… и великий сахем! Понимаешь ли ты, что ты мне начинаешь надоедать и заставляешь терять даром слишком много времени? Ступай, я приказываю тебе. Отыщи Черного Котла, сделай все, что тебе сказано!

Красное Облако как будто растерялся от этого неожиданного отпора. Но минуту спустя он опять заговорил вызывающе:

– Знаменитая непобедимая Ялла утомилась! Великий сахем сиу выбился из сил, потому что пришлось проскакать несколько миль на лошади верхом… Великий воин сиу, самый величайший воин всего племени, желает не драться с врагами, а улечься в вигваме, на мягких шкурах… Ха-ха-ха! Вот если бы об этом узнали настоящие воины?!

Ялла не отвечала. Она закуталась старательно в свой плащ, присела к очагу и стала греть у огня руки.

Когда истощивший запас насмешек индеец смолк, Ялла отозвалась презрительно:

– Мой муж, повелитель, хозяин, великий воин «воронов», конечно, прав во всем, что он говорит о своей «вещи»… Но…

– Ну? Доканчивай!

– Но только он сегодня накурился до того, что его мозги уподобились мозгам… барана. И к тому же выхлебал всю водку арапахов, а потому его язык болтает разные глупости.

Удар попал в цель: Красное Облако, который не мог не сознавать, что он находится под влиянием хмеля, опомнился.

С проклятием он швырнул на пол и растоптал каблуком тяжелого сапога глиняную трубку, потом поднялся и, свирепо ругась, вышел из вигвама.

А Ялла сидела у костра, вытянув над огнем свои сильные и красивые смуглые руки. И лицо ее казалось каменным, но в глазах горел зловещий огонь, а черные брови были нахмурены.

VIII
В погоню за трапперами

Тих, спокоен, глубок был сон трех трапперов, расположившихся на ночлег на берегах Великого Соленого озера.

Мягка, как пух, была ароматная трава, служившая им ложем. Кругом царила почти полная тишина. Плащи, которыми окутались странники, грели их усталые тела. А изнеможение, вызванное переживаниями этих последних страшно тревожных и полных лишений дней, сковывало члены истомой. Трапперы сознавали, что они находятся в сравнительно безопасном месте, что индейцы далеки. К тому же, разве гамбузино, так вовремя разбудивший товарищей там, в полуразвалившемся здании над входом в шахту, не взялся сторожить покой лагеря? И разве он не выказал себя за это время верным товарищем, бдительным часовым? Разве на него нельзя было положиться?

И трапперы спали блаженным сном.

Гарри и Джордж и во сне грезили о том угощении, которое они получат в гациенде, о вкусных блюдах и напитках. Джон Максим во сне видел хорошо знакомые ему места, детей полковника Деванделля, его усадьбу…

Ни одному из спящих грезы сна не навевали и тени тревоги, подозрения против мнимого гамбузино.

И так пролетали часы за часами. Близился, должно быть, рассвет, как вдруг чей-то крик, резко прозвучавший в абсолютной тишине, разбудил Джона Максима.

Крик повторился. И чуткое ухо степного бродяги сразу распознало звуки знакомого голоса: это не был крик какой-нибудь птицы, зверя, индейца, просто взрослого человека. Так кричат только дети.

– Миннегага! – воскликнул агент, вскакивая на ноги и моментально вспоминая все пережитое за эти дни.

– Что случилось с девчонкой? Ведь она с гамбузино, который так старательно оберегает ее, словно своего собственного ребенка! Что же может угрожать девочке? И где же гамбузино? Или он спит? Но не может же он спать настолько крепко, чтобы не слышать крика индианки?

Янки схватил свой верный карабин и внимательно огляделся вокруг. Воздух был насыщен поднимавшимися с озера густыми испарениями, но все же и в тумане янки кое-что различал, по крайней мере в непосредственной близости от себя.

И опять резко вскрикнула где-то во мгле Миннегага.

– Да что за дьявольщина? – пробормотал Джон Максим, делая шаг-другой в ту сторону, откуда донесся крик, потом не выдержал и попросту побежал, держа ружье наготове.

По дороге он громко закричал:

– Вставайте, Гарри, Джордж! За оружие! Миннегага! Что с тобой?

На его крик из густой травы выскочила, словно резиновый мяч, индианка и бросилась к нему.

– Прячься за меня. Что случилось? Кто тебя испугал? – говорил невольно ласковым голосом траппер, вглядываясь во мглу.

Но не успела Миннегага ответить на эти вопросы, как и лошадей охватила тревога: они почти разом вскочили на ноги с храпом, заржали, потом шарахнулись в сторону и исчезли среди травы.

– Гарри! Джордж! Да вставайте же! – крикнул чуть не с отчаянием агент.

Этот крик был способен разбудить, кажется, и мертвеца. По крайней мере, трапперы вскочили и схватились за оружие.

– Что такое? Что случилось, Джон? – спрашивали они растерянно.

– Идите скорее сюда! Да идите же! – отвечал им агент, который держал за руку дрожавшую всем телом девочку и тщетно оглядывался кругом, ища причину всего переполоха.

– Индейцы? – воскликнул испуганно Гарри, который первый подбежал к товарищу и остановился около него, прикрывая индианку с другого бока.

– Нет, едва ли… Наши лошади не переполошились бы так и, во всяком случае, не сорвались бы с привязей! Что-нибудь другое! Но… Но где же, черт возьми, гамбузино? Убили его, что ли?

– В самом деле! – испуганно оглянулись трапперы. – Куда он девался?

– Может быть, его уже оскальпировала какая-нибудь красная собака?

– Да нет же! – с досадой отозвался агент. – Об индейцах покуда и речи быть не может.

Затем он обратился, уже сердито, к девочке:

– Ну, скажешь ли ты, почему ты подняла весь этот переполох? Ты завизжала, как поросенок. Что случилось? Какая муха тебя укусила?

– Мне… мне показалось, что вокруг нас бродят какие-то звери! – ответила неуверенным голосом девочка.

– А людей ты не видела?

– Нет, это были не люди! – стояла на своем Миннегага.

– Да, но это ничего не говорит! Мало ли зверья в прериях? Может быть, это медведи? – допытывался Гарри, кладя на плечо индианки свою руку.

– Нет, они показались мне похожими… на свиней!

– Пекари! – воскликнул испуганно агент.

В это время послышался треск сучьев, топот чьих-то ног, потом звуки сердитого хрюканья.

– Спасайтесь, товарищи! – скомандовал Джон Максим, ударяясь в бегство и таща за собою индианку. – Пекари страшнее ягуара, когда их много.

Трапперы, уже знакомые с опасностью, которой грозит для человека встреча со стадом пекари, бросились следом за янки. Все они бежали сломя голову к близлежащему маленькому леску.

По-видимому, произведенный людьми шум обратил на себя внимание пекари, этих диких кабанов прерии, странствующих по необозримому простору степей огромными табунами. По крайней мере, хрюканье их стало громче и свирепее, треск затаптываемых кустарников сильнее и отчетливее: пекари гнались за трапперами по следам.

Янки первым добежал до группы деревьев, на ветвях которых можно было найти спасение от свирепых пекари. Он подхватил Миннегагу, словно перышко, и швырнул ее к первой ветви ближайшего дерева со словами:

– Ну, цепляйся за ветку, обезьяна! А то пропадешь! Не жалуйся на белых. Как видишь, я сумею позаботиться о тебе не хуже, чем этот загадочно исчезнувший гамбузино!

Покуда Джон Максим помогал индианке подтянуться, Гарри и Джордж, в свою очередь, словно белки, вскарабкались по свесившимся лианам на ветки огромного кедра, представлявшего надежное убежище. За ними полез и сам агент, но на беду он, зацепившись за какой-то сучок, уронил свой карабин. Ружье ударилось о корень дерева прикладом и выстрелило. Должно быть, пуля пошла над землею, и случаю было угодно, чтобы она попала в какое-то из преследовавших беглецов животных: сейчас же вслед за выстрелом пекари отозвались таким неистовым хрюканьем, что их голоса могли быть слышимы на огромном расстоянии.

– Проклятье! – выругался агент.

Почти в то же мгновенье кабаны примчались к подножью кедра, и янки едва успел уйти от их острых клыков, схватившись за лиану и вскарабкавшись по ней вслед за товарищами. Миннегаги не было видно: испугавшаяся девочка успела проскользнуть с невероятной ловкостью чуть ли не на самую верхушку гигантского дерева и притаилась там среди ветвей.

– Вот так история! – услышал, усевшись на ветви, Джон Максим.

– Это ты, Гарри? – отозвался он.

– Я, кто же еще? Конечно, я! Говорю, опять мы вляпались! Знаю я, что такое пекари! Проклятое животное может продержать нас в осаде добрых сорок часов. Этого еще недоставало! Я полагался на твое обещание, Джон, что завтра, то есть, пожалуй, сегодня мы уже будем в гациенде, мне удастся хоть немного подкормиться и отоспаться, а тут на тебе! Сиди на дереве и пой петухом или кукушкою, как тебе заблагорассудится. А проклятые свиньи шныряют вокруг дерева, хрюкают, как полоумные, и ждут: не свалится ли кто из нас, чтобы разорвать на клочки! И какого черта им надо? Если бы хоть ели они мясо! А то ведь на самом деле они питаются всякой зеленью, желудями…

– Ну, если на змею или ящерицу попадут, то тоже слопают! – откликнулся со своей ветки Джордж.

– Нет, вы подумайте, друзья, что сталось с нашим спутником, с гамбузино! – прервал их болтовню агент. – Куда он исчез, ума не приложу. Ведь мы подняли такой гвалт, что и мертвый бы проснулся.

– Ну, так он удрал раньше на своей лошади!

– Стойте! Кто, в самом деле, видел лошадь гамбузино!

– Я не видел! – отозвался Джордж.

– Я тоже, – присоединился к нему Гарри.

– И я видел только трех лошадей, и это были именно наши. Я руку на отсечению даю, что, когда мы проснулись, лошади гамбузино около наших уже не было.

– Подумай, что ты говоришь, Джон! Ведь если это так, то дело весьма серьезно! – сказал Джордж. – Похоже на то, что гамбузино, вместо того чтобы сторожить нас, когда мы сладко спали, забрал своего коня и куда-то ускакал.

– Может быть, он заметил приближение пекари и удрал? – высказал предположение Гарри.

– Так почему же он не предупредил нас хотя бы выстрелом из ружья? Наконец, девочка осталась тут. Он так заботился о ней, что мне кажется положительно непонятным, друзья, как он мог оставить ее и удариться в бегство. Ведь в храбрости недостатка у него нет. Не нравится мне этот человек, я говорю это откровенно, но правда остается правдою: он не трус! И он умеет драться! Вспомните, как он загородил дорогу серому медведю, когда Старый Эфраим пытался растерзать индианку. Нет, тут таится какая-то загадка! И надо бы ее выяснить. Дело, в самом деле, весьма серьезно! – задумчиво промолвил агент, которого исчезновение гамбузино повергло в недоумение.

– К черту гамбузино! – крикнул раздраженно Гарри. – Если его свиньи слопали, они, значит, едят себе подобных, ибо он был не более как старый и тощий кабан с острыми клыками!

– Смотри, ты, крикун! – оборвал его Джон Максим. – Позаботься о том, чтобы тебе самому не попасть на закуску к пекари. Боюсь, что они, в самом деле, зададут-таки нам! Стадо огромное. Поди, триста или четыреста голов! С ними никак не справишься!

– Дьявольщина! – пробормотал Гарри обескураженно. – Я думал, что мы их разгоним выстрелами… Но мой запас зарядов близок к концу. Если и осталось что-нибудь, так выстрелов на двадцать, не больше.

– И у меня столько же! – промолвил Джордж. – Я и то думал, удастся ли нам добраться до гациенды? А твой карабин, Джон, кажется, поступил во владение свиней? Может быть, и у них, как у краснокожих, входит в моду огнестрельное оружие. Может быть, мы еще увидим, как они начнут упражняться в стрельбе в цель…

– Ну, что ты за несносный болтун? – с неудовольствием отозвался янки. – Ружье уцелело, но положение наше не из таких, чтобы можно было отнестись к нему с легким сердцем. Ведь пекари в самом деле способны осаждать нас, покуда мы от голода и жажды не свалимся с дерева. И тогда пиши пропало!

– Вот я сейчас пошлю парочку пуль в этих непрошеных ночных посетителей нашей стоянки; посмотрим, что за эффект это произведет.

– Стой, Гарри! Не стреляй! – остановил траппера агент. – Во-первых, чем больше будет раненых среди пекари, тем упорнее будет их осада. Во-вторых, в нашем положении вовсе не следует выдавать место, где мы находимся, выстрелами. Кто знает, не шляются ли тут поблизости индейцы? Исчезновение гамбузино не перестает тревожить меня…

– Тоже удовольствие! – заворчал неисправимый Гарри. – Хоть бы фрукты какие-нибудь тут росли, что ли. Я совсем отощаю. Скоро с меня штаны свалятся!

Невольно агент рассмеялся.

– Фрукты? На кедровом дереве? Довольствуйся тем, что здесь, конечно, без труда отыщутся в изобилии кедровые шишки. Значит, у нас будет орехов сколько угодно. Орехи, право, далеко не дурное лакомство!

– Да я-то не белка! Предпочел бы…