Текст книги "На Дальнем Западе"

К корчившемуся еще в последних судорогах бедняге подскакал Левая Рука, спрыгнул с лошади. Пронесся дикий торжествующий крик, похожий на вой шакала, и когда вождь арапахов снова вскочил в седло, в его руках был новый кровавый трофей: ветер шевелил черные курчавые волосы негра. У Левой Руки прибавилось одним скальпом…

Следом гибель постигла двух мулатов.

Их тоже прикончили и скальпировали гнавшиеся по пятам беглецов индейцы.

Оглянувшись, прикрывавший вместе с трапперами отступление Джон Максим невольно вскрикнул: он увидел неподалеку массивного и могучего коня; во всаднике он без труда распознал лжегамбузино, вождя «воронов», Красное Облако. Но индеец был не один: ускользнувшая каким-то чудом из пылающей усадьбы Миннегага уже присоединилась к отцу и теперь неслась в бешеной погоне за ненавистными белыми, сидя за спиною Красного Облака и понукая коня пронзительными, нечеловеческими криками.

– Видел? Змея! Как она выскочила из огня? – крикнул трапперу Гарри агент.

– Видел! – отозвался тот. – Постой, я попробую снять ее с седла пулей…

– Оставь! Нельзя задерживаться ни на мгновенье, – остановил его Джон Максим. – Гони, гони своего коня, а то быть и твоему скальпу у седла какого-нибудь краснокожего…

Повинуясь приказанию агента, Гарри помчался вперед, ворча, что ведь из-за этой проклятой индианки, помимо всего прочего, ему, Гарри, пришлось не раз лишиться своей законной порции…

– Не ворчи! – окрикнул его Джон Максим. – Дай Бог нам хоть ноги унести благополучно! Уцелеем, тогда посмотрим. Доберемся и до индейцев. Тогда я охотно уступлю тебе девчонку, а на себя возьму обязанности отправить к Маниту или куда-нибудь еще подальше ее мамашу, этого сахема в юбке, Яллу!

Беглецы, выбравшись за территорию гациенды, неслись на восток, потому что только в этом направлении могли показаться войска правительства Штатов, но в этом же направлении могли встретиться, разумеется, и чэйэны, бродящие по степи.

Но надежды Джона Максима на то, что индейские лошади во многом будут уступать коням полковника Деванделля, оправдались в незначительной степени: миля за милей оставались позади беглецов, а крики индейцев доносились ясно и отчетливо, и часто над головами преследуемых свистали пули краснокожих.

Правда, в погоне принимали участие отнюдь не все индейцы: большинство очень скоро отстало, может быть, из-за усталости лошадей, а может быть, чтобы заняться окончательным разгромом гациенды и угоном еще уцелевшего скота. Зато с тем большим остервенением продолжал погоню весьма значительный отряд краснокожих на казавшихся положительно неутомимыми мустангах, имея все время во главе неукротимую мстительную Яллу, женщину-сахема племени сиу.

И мало-помалу таял отряд беглецов: безжалостные пули находили свои жертвы среди негров и мулатов… Каким-то чудом до сих пор невредимыми оставались только дети полковника Деванделля и трапперы.

В этой безумной, отчаянной скачке прошло более двух часов. За это время почти все негры и мулаты, спасшиеся из гациенды, погибли, их скальпы уже были в руках беспощадных индейцев.

Но невероятные усилия, которые приходилось совершать лошадям краснокожих, уже достаточно утомленным предшествующей тяжелой работой во время атак на гациенду, наконец, стали сказываться приходом непобедимой усталости: индейцы, которые только что, казалось, были уже готовы нагнать преследуемых и покончить с ними, вдруг начали отставать все больше, больше. Они хлестали своих коней немилосердно, они кололи их ножами, но кони уже выбивались из сил и замедляли безумный ход. А в то же время кони белых, хотя тоже сильно утомленные, все же оказывались еще способными к продолжению скачки и уносили своих владельцев от смертельной опасности.

Надежда начала проникать в сердце Джона Максима. Если бы удалось продержаться еще хоть полчаса, то индейцы, по крайней мере на этот раз, проиграли…

Но прошло еще несколько минут, и с уст Джона Максима сорвался крик отчаяния, лицо его побледнело, и на глазах выступили слезы.

– Что случилось? – спросил его скакавший рядом траппер Гарри.

– Мы… пропали! – воскликнул прерывистым и тоскливым голосом янки.

– Что ты говоришь, Джон? Что случилось? Ведь индейцы-то отстают, а мы еще в силах уходить…

– Впереди полоса болота!

– Проклятье! Что же делать, Джон? Неужто сдаваться?

– Нет! Попытаемся еще раз… Помнишь, как мы проскочили тогда? Может быть, удастся и теперь. Найдем какой-нибудь брод…

– А если мы повернем вдоль берега? Ведь можно попасть на плавучие пески, и тогда…

Джон Максим обескураженно махнул рукой:

– Свернуть в сторону – это означает отдаться индейцам. Они сейчас же перережут нам путь и перехватают нас голыми руками…

– Вперед же!

И Джон Максим погнал своего коня в тинистые воды. Почти сейчас же его лошадь погрузилась чуть ли не по плечи и потеряла почву из-под ног, но неимоверным усилием выкарабкалась из засасывавшей ее грязи, сделала отчаянный прыжок, нащупала копытами более устойчивый участок и пошла, показывая путь другим.

Некоторое время спустя сзади Джона Максима послышались отчаянные крики: кони обоих трапперов провалились почти одновременно и загородили дорогу остальным.

– Пришпоривайте, пришпоривайте! – кричал Джон Максим, конь которого, как безумный, огромными прыжками несся по болоту и уже приближался к спасительному берегу.

Но тщетны были усилия Гарри и Джорджа: их лошади завязли безнадежно. Они с каждой минутою погружались в тину, их засасывала бездна…

Та же участь постигла и несчастных детей полковника Деванделля: индейцы приближались, а бледнолицые, за исключением одного Джона Максима, тщетно бились в зыбучем болоте саванны…

Джон Максим уже выскочил благополучно на берег. В это время до его слуха донесся клич Левой Руки:

– Стреляйте по цветным, но берегитесь убить бледнолицых! Ялла хочет иметь их живыми и невредимыми…

Джон Максим поднял на дыбы своего коня, словно решившись вновь присоединиться к товарищам, но потом, тряхнув головою, дал шпоры своей лошади и скрылся из глаз…

В глубине сердца и Джордж, и Мэри думали, что янки поступил не так, как должен был поступить: он оставлял их в руках индейцев. Но потом пришла мысль: ведь возвращение Джона Максима было бы совершенно бесполезным. Он пожертвовал бы собой, не изменяя этим ни на йоту положения остальных.

А оставаясь на свободе, он, может быть, мог еще оказать помощь несчастным…

Загремели выстрелы карабинов краснокожих, и немногие еще уцелевшие негры и мулаты, барахтавшиеся в болоте возле Мэри и Джорджа, были поглощены бездной, прекратившей агонию и спасшей бедняг от невероятных мучений, которым они подверглись бы, если б попали живыми в руки краснокожих.

Оба траппера, стиснув зубы, держали карабины в руках, готовые стрелять. Но мгновенье спустя Гарри опустил ружье со словами:

– Ничего не поделаешь! Шабаш! Быть бычку на веревочке! Плакали мои волосы… Но не будем понапрасну еще больше раздражать этих господ: они и так разъярены в достаточной мере… Одним мертвым больше или меньше с их стороны – никакой разницы не будет, а они могут попросту сейчас же пристрелить нас.

Оглянувшись, Гарри вздохнул:

– А Джон-таки улепетнул? Ну, что же. Его счастье! Пожелаем ему счастливого пути. Пусть хоть он унесет от краснокожих свой скальп.

Затем они швырнули в тину свои ставшие бесполезными ружья.

– Не доставайтесь дьяволам!

В это время на берегу саванны находилось уже не менее ста человек индейцев. Ружья их были направлены на неподвижно державшихся среди тины беглецов. Если бы Ялла или Левая Рука подали сигнал, все было бы покончено в мгновенье ока…

– Мистер Джордж! Мисс Мэри! – сказал дрогнувшим голосом Гарри, обращаясь к обнявшим друг друга детям полковника Деванделля. – Не падайте духом! Право же! Подумайте только хорошенько. Мне пришла в голову одна мысль, может быть, глупая, потому что я ведь простой невежественный степной бродяга…

– Говорите, Гарри! – дрогнувшим голосом ответила девушка.

– Да, видите ли, конечно, нам не уйти от индейцев. Все равно что взяли уже нас. Сами видите… Но Джон-то улизнул. А он не такой человек, чтобы бросить товарищей в беде! Ей-богу! Вы еще не знаете, какой человек этот агент! Что вы думаете? Ведь он-то поскакал по тому направлению, откуда рано или поздно придут наши солдаты, милиционеры, волонтеры Колорадо… Не падайте, говорю, духом! Может быть, Джону посчастливится, он отыщет друзей, приведет их на помощь. Главное – протянуть время… Поняли? Покуда человек жив – так всегда говорит сам Джон, а он старая лисица, – отчаиваться глупо…

– Бодрись, Мэри! – с легким вздохом сказал сестре Джордж Деванделль. – В самом деле, рано еще отчаиваться…

– Кажется, я покуда еще не собираюсь плакать? – ответила девушка. И потом добавила: – Если понадобится умереть, мы, надеюсь, покажем врагам, что мы дети нашего славного отца!

– Да-да! – согласился юноша. – Самое главное – показать ужасной женщине, почему-то преследующей нашу семью своей ненавистью, что мы ее не боимся, что мы ее презираем, как презираем и самою смерть!

– Бедные дети! – пробормотал траппер Гарри, тайком смахивая слезу с ресницы.

– Ну, бледнолицые? – донесся до несчастных злорадный крик вождя арапахов Левой Руки. – Сдаетесь?

Гарри обернулся к нему и, глядя на него в упор, ответил:

– Да, но при одном условии!

– Вы в наших руках – и осмеливаетесь говорить об условиях? – отозвался индеец. – Ну, говорите, какие условия вы хотите продиктовать! Ха-ха-ха!

– Обещайте не скальпировать этих детей. Со мной и с моим братом можете делать что вам будет угодно. Так я говорю, брат Джордж?

Джордж молча кивнул головой.

– А если мы откажемся дать такое нелепое обещание? – спросил вождь арапахов насмешливо.

– Мы еще не в ваших руках. Бездна поглотит нас, и мы уйдем от мучений. Некому будет стоять у столба пыток и рассказывать вам, скольких краснокожих койотов мы с братом перестреляли.

Арапах, пожав плечами, вопросительно взглянул на Яллу.

– Обещай им все, что они захотят! – ответила Ялла со зловещей усмешкой. – Надо захватить их, а потом… Разве слово, данное бледнолицему, должно быть свято исполнено?

Левая Рука крикнул беглецам:

– Хорошо! Сдавайтесь! Скальпы этих щенков останутся на их головах!

– Поклянись именем Маниту! – ответил Гарри.

– Даже аркою первого человека! – ответил сахем.

– Но как ты нас возьмешь? Мы не можем тронуться с места, если бы даже и пожелали. Нас окружает зыбучий песок, готовый поглотить каждого, кто попытается приблизиться к нам! Наши лошади тонут!

Левая Рука оглянулся вокруг и, увидев невдалеке молодой лесок, распорядился своим воинам:

– Делайте летучий мост! Деревьев достаточно. Томагавки у вас есть…

Моментально пятьдесят или шестьдесят человек принялись бешено рубить рыхлые стволы чахлых деревцев, и в несколько минут на берегу болота уже валялось полдюжины стволов. Их перетащили, не очищая от сучьев и листвы, к тому месту, где находились беглецы.

Гарри, сняв с седла погрузившейся уже по шею лошади мисс Мэри, перебрался вместе с девушкой на сушу. За ним последовали его брат и Джордж Деванделль.

Гарри приблизился к смотревшей с высоты седла своего коня с высокомерием и насмешкой Ялле и сказал, глядя ей прямо в лицо полным ненависти взором:

– Ну, ты довольна, кровожадная тварь?

Уста Яллы искривились сардонической улыбкой.

– Да. Но, к сожалению, один из вашей компании сбежал. А у него был недурной скальп, который украсил бы мои мокасины! Но я не теряю надежды, что я и его поймаю, как поймала вас, белые!

XIII
Месть индианки

Час спустя после описанных в предшествующей главе событий отряд из двухсот человек арапахов и сиу покинул окрестности саванны и направился, идя рысцою, на восток. Отрядом этим руководили знакомые нам вожди краснокожих – женщина-сахем Ялла, Левая Рука и Черный Котел. За спиною у находившегося впереди вождей Красного Облака сидела готовая, кажется, сойти с ума от радости Миннегага.

Сиу шли в головной колонне, так как они более других были знакомы с расстилавшейся на восток прерией. Между ними и арапахами, под присмотром отдельного отряда лучших воинов, ехали четверо пленников.

Победители оставили злополучным бледнолицым их лошадей, но не постеснялись скрутить руки за спиной и привязать к седлам не только двух трапперов, но и детей полковника Деванделля. Подошедший к моменту отправления каравана в путь значительный отряд индейцев, тоже принимавший участие в погоне, но из-за усталости лошадей отставший, остался на берегах саванны, вероятно, чтобы произвести разведку или наблюдать за калифорнийской границей, откуда могли появиться войска американцев.

Бесконечно печальны были все четыре пленника. Грустны были их думы и бледны измученные лица.

Куда вела их Ялла? Что хотела она сделать с ними? Почему не распорядилась убить их, как были убиты несчастные негры и мулаты гациенды?

Конечно, пленники не забыли торжественного обещания Левой Руки, но никто из них, даже и дети полковника Деванделля, не обманывали себя ложными надеждами, зная вероломство краснокожих. Оставалась одна только надежда в их сердцах, но она была так слаба… Джон Максим спасся: может быть, он приведет помощь.

Теперь несчастные пленники упорно думали о судьбе бежавшего агента. Им казалось, что они еще слышат топот копыт его коня, уносившего своего всадника в беспредельный простор степи. Конечно, индейцы не могли сразу же после боя пуститься в погоню за бежавшим траппером: среди них было много безумно храбрых воинов, презиравших смерть, но не нашлось ни одного человека, который рискнул бы пустить свою лошадь по саванне, где на каждом шагу попадались полосы зыбучих песков. Таким образом, Джон Максим, никем не преследуемый, мог скрыться в прерии. Но значило ли это, что он спасен? Ведь по прерии шляются банды чэйэнов, которые истребляют поселки, сторожат возможное появление передовых отрядов посланных войск, и как легко одинокому всаднику нарваться на индейских воинов и погибнуть в неравной борьбе, заботясь лишь о том, чтобы как можно дороже продать свою жизнь…

А если Джон Максим каким-либо чудом избежит гибели, то когда он доберется до друзей? Когда он сможет привести их для спасения четырех пленников?

Нет, нет, никакой надежды на спасение не было…

В полдень оба отряда краснокожих, к которым присоединилось еще много индейцев сиу и арапахов, сделали привал.

В короткое время была вырезана или вытоптана трава прерии на порядочном пространстве, чтобы разведенные костры не вызвали пожара. Сиу и арапахи расположились на отдых, позаботившись, конечно, о том, чтобы их пленники не нашли возможности сбежать.

Им развязали руки, но оставили крепко связанными ремнями из сыромятной кожи ноги.

На дымящихся кострах зашипели огромные куски мяса быков и целые бараньи туши, наполняя душистый воздух прерии приторным чадом. Лошади, конечно, стреноженные, получили возможность побродить по прерии и подкормиться сочной степной травой.

Хотя индейцы и были вполне уверены, что на многие десятки миль вокруг нет ни единого белого, они не пренебрегли обычной предосторожностью: вокруг лагеря были заботливо размещены пикеты конных часовых, наблюдавших окрестности.

На пленных, оставленных под присмотром нескольких молодых воинов, казалось, никто в целом лагере не обращал никакого внимания; за исключением одной Миннегаги, которая изредка подходила к занятому белыми месту и, кривляясь, но не произнося ни единого слова, глядела на них злорадно блестящими глазами, а по временам проводила пальцем по горлу, показывая, как будут краснокожие резать своих врагов.

Пользуясь тем, что в непосредственной близости никого не было, а Миннегага, окликнутая Красным Облаком, принялась пожирать кусок полусырого мяса, Джордж Деванделль вполголоса обратился к трапперу Гарри, лежавшему рядом с ним, со словами:

– Ну, что вы думаете обо всем этом, Гарри?

– Ей-богу, ничего не разберу, мистер Деванделль! – отозвался, почесывая затылок, простодушный малый. – Так ведь, брат?

Другой траппер молча кивнул головой.

Гарри заговорил снова:

– Во-первых, я думаю, индейцы порядочные свинью: сами жрут, а о том, чтобы дать нам что-нибудь, и не думают…

Невольно Джордж Деванделль улыбнулся.

– Ну, это еще полбеды, Гарри! – сказал он. —

А вы лучше скажите, что будет с нами? Почему, например, нас куда-то увозят? Ведь едва ли индейцы пощадят нас?

– Так-то так, мистер Джордж! Я и сам удивляюсь, почему еще скальпы держатся у нас на головах…

– Быть может, они просто откладывают удовольствие привязать нас к столбу пыток до того времени, когда соберутся вместе все их отряды, участвовавшие в разгроме гациенды? Ведь мы таки, надо признаться, достались им не даром! На каждого павшего с нашей стороны человека приходится по крайней мере три-четыре, а то и пять краснокожих. У убитых есть родственники. Они, значит, имеют право участвовать в пытках…

– Нет, мистер Джордж! Это все верно, но тут таится что-то другое, а что именно – ни я, ни мой брат разобрать не можем.

– А может быть, Ялла просто-напросто хочет иметь нас в виде заложников, чтобы, если их пресловутая «священная война» кончится поражением, иметь возможность выпросить себе пощаду взамен предоставления нам свободы? – высказал предположение Джордж Деванделль.

– Возможно, но я в этом далеко не уверен! Ради получения заложников Ялла едва ли бы затеяла всю эту кутерьму!

– Но в чем же, в чем дело? – с глубокой тоской спросил юноша. – Что замышляет эта ядовитая змея, сахем-женщина?

– Бросьте ломать себе понапрасну голову! – отозвался траппер Джордж. – Ни до чего не додумаетесь. Чтобы разобраться в этой путанице, надо было бы уметь читать чужие мысли, заглянуть в душу Яллы. Во всяком случае, мистер Деванделль, приготовьтесь к худшему. Я знаю одно: по своему вероломству, свирепости, какой-то сладострастной жестокости эта индианка, как говорил нам Джон, превосходит всех сахемов индейцев вместе взятых.

Невольно стон вырвался из груди молодого гациендера:

– Ах, хотя бы она скорее покончила с нами!

– Ну, я и с этим не согласен! – ответил, тряхнув головою, неугомонный Гарри. – Во-первых, я еще не пообедал, а на голодное брюхо и умирать как-то не хочется, а во-вторых, тот же Джон говорил: «Помереть всегда успеем…».

– Но, значит, Гарри, вы все-таки еще на что-то надеетесь?

– Ах, Господи! Да ведь я траппер. А мы знаем столько чудесных историй! Спасались люди и после того, как простояли уже добрый час или два у столба пыток. Почему нам непременно погибать? Не вижу разумной причины для этого, как сказал бы Джон Максим, если бы, понятно, он не удрал, а был здесь, с нами. Затем, я, признаться, никак не могу отделаться от мысли, что агент-то на свободе… Может быть, он-таки приведет нам помощь…

Джордж Деванделль угрюмо покачал головою.

– Мало надежды! – сказал он со вздохом.

– Ну, как для кого… Стойте! Ура! Я, кажется, напрасно обругал индейцев: смотрите! Ей-богу, это они для нас тащат мясо! – закричал Гарри, видя, что двое краснокожих несут к месту, где лежали пленные, котелок с каким-то месивом и куски бычьего мяса на вертеле.

Как ни измучены были пленники, как ни печальны были одолевавшие их мысли, но натура предъявляла свои права, и предложенные индейцами яства пришлись как нельзя более по вкусу бледнолицым. После трапезы краснокожие, сменив часовых, расположились спать, а пленники не замедлили последовать их примеру и тоже погрузились в глубокий сон.

Перед заходом солнца лагерь опять пришел в движение: по-видимому, краснокожие рассчитывали сделать большой ночной переход. Лошадей собрали, напоили, пленников подняли, опять связали им руки, потом самих их привязали к спинам лошадей и тронулись в путь, идя в том же порядке, как и до привала.

Когда пленники, окруженные со всех сторон часовыми, усаживались на лошадей, мимо них проскакала Ялла на своем великолепном белом мустанге, сопровождаемая Красным Облаком, за спиной у которого сидела и кривлялась Миннегага.

Красное Облако глядел на бледнолицых, словно не видя их: его лицо с резкими чертами казалось окаменевшим, глаза смотрели равнодушно, без симпатии, но и без злобы. Казалось, бледнолицые перестали существовать для лжегамбузино…

Ялла, однако, держалась иначе: она улыбалась высокомерно и злобно, а Миннегага в мгновенье ока проделала целый ряд движений рукою, показывая, как выкалывают у живого человека глаза, как обрезают нос, вырезают губы, как вырывают ногти, язык, сердце, как перепиливают тупым ножом горло, чтобы продлить мучение…

Гарри не выдержал злобного взгляда Яллы. Кровь бросилась ему в лицо. Он рванулся с такой силой, что связывавшие его ремни затрещали, но, конечно, он не освободился от уз.

– Будь ты трижды проклята, индейская пиявка! – крикнул Гарри, задыхаясь от злобы, в лицо Ялле. Индианка придержала своего коня.

– Что ты говоришь, бледнолицый? – спросила она, улыбаясь.

– Куда ты увозишь нас?

– Ты слишком любопытен. Разве ты ребенок?

– Что ты будешь делать с нами?

– Опять-таки ты слишком любопытен…

– Уж не думаешь ли ты нарушить данное обещание?

Ялла презрительно улыбнулась и в третий раз промолвила сухим и резким голосом:

– Узнаешь в свое время!

Ее конь заплясал на месте на задних ногах, потом сделал прыжок и понесся по прерии, нырнув по грудь в ярко-зеленую траву. Роскошно расшитый плащ женщины-сахема племени сиу развевался за ее спиною.

– Эй, ты, фальшивый гамбузино! – вне себя крикнул Гарри стоявшему тут же Красному Облаку. – Ты, трусливый койот, прятавшийся у нашего огня, когда тебе грозила опасность, подбиравший крохи с нашего стола! Скажи ты, что ждет нас!

Лицо Красного Облака чуть-чуть порозовело, глаза загорелись. Но он сдержался и ответил сухо, но без ругательств:

– Если великая Ялла, моя жена, не сочла нужным сказать тебе об этом, то почему же я, муж Яллы, должен знать больше тебя?

Ирония и нескрываемая горечь сквозили в словах индейца. Но беглецы не могли заметить этого.

– Твоя жена? Ялла – твоя жена? – вырвался изумленный крик из уст обоих трапперов.

Не отвечая, Красное Облако стиснул коленями бока своего коня и ускакал, не удостоив пленников больше ни единым взглядом.

– Фью? – свистнул Гарри и расхохотался. – Слышал ты, брат? Вот так штука! У нашего фальшивого гамбузино жена – знаменитость. Он должен повиноваться ей, потому что ведь она сахем! Здорово! Теперь я понимаю, почему эта каналья – я говорю о самом гамбузино, а не о его знаменитой жене, – так оберегал девчонку: ведь если Ялла его жена, то Миннегага – его дочь! Ну, если бы мне досталась такая жена и такая доченька… Будь я трижды проклят! Извините, мисс Мэри! Сорвалось!

Второй траппер, глядя мрачно сверкавшими глазами вслед лжегамбузино, пробормотал:

– Моли своего Маниту и всех ваших индейских святых мужского и женского пола, ты, предатель, чтобы мне, Джорджу Липтону, не удалось вырваться из ваших рук. Если вырвусь, клянусь, перегрызу тебе зубами горло, куда бы ты ни спрятался! На дне моря, и там отыщу тебя!

– А здорового дурака сваляли мы с тобой, Джордж? – потешался над братом Гарри, к которому, казалось, вернулось его хорошее расположение духа, благо желудок, наполненный вкусным жареным мясом, покуда не предъявлял требований на новую порцию пищи.

– Предатель, предатель! – бормотал Джордж, скрипя зубами в бессильной ярости.

Зашло солнце. Спустилась на землю мгла. Потом торжественно всплыла на ясное небо луна и залила своим кротким светом прерию.

А индейцы, вытянувшись в походную колонну из пяти или шести всадников в ряд, все еще гнали лошадей, причем пленникам не могло не броситься в глаза, что краснокожие почему-то старались соблюдать возможную тишину: теперь не было ни криков, ни песен.

Некоторое время спустя недоумение их усилилось: индейцы круто свернули к северу.

Ведь индейцы начали войну с американцами? Что же мог означать уход чуть ли не целой армии к северу, где они не могли вовсе встретиться с бледнолицыми, не могли вступить в бой?

Около полуночи вдали показались блестящие точки. По-видимому, это были костры большого индейского лагеря, расположившегося на отдых в прерии.

Гарри, которому была известна эта местность, не мог сдержаться и вскрикнул изумленно:

– Джордж! Погляди-ка! Будь я проклят… Извините, мисс Мэри, я нечаянно… Джордж! Будь я неладен, если нас не тащат к месту, которое нам обоим хорошо знакомо! Да ведь это вблизи того самого монастыря, где мы прятались с Джоном Максимом от волков! Помнишь? Удивительная штука! На кой черт… Извините, мисс Мэри… На кой ляд, хотел бы я знать, ведут они нас туда?

– Ну, на это я могу тебе ответить лишь словами Яллы! – отозвался его брат.

– То есть?

– Ты слишком любопытен. Узнаешь в свое время!

Прошло еще некоторое время. Огни костров казались все более и более яркими. Оттуда, где горели они, уже доносились смутные звуки голосов, ржание лошадей.

– Ей-богу, если индейцы не окончательные свиньи, они дадут нам поужинать! – встрепенулся снова проголодавшийся Гарри.

У развалин монастыря Крови раскинулся действительно большой лагерь. Это было становище чэйэнов. Кроме сотни воинов этого племени, тут находилось множество женщин и детей, расположившихся как дома и устроивших довольно удобные вигвамы.

Чэйэны радушно приветствовали союзников оглушительными криками. И тут Ялле были устроены овации: ее считали душой великого восстания и достойной исключительных почестей, никогда не оказываемых индейцами женщинам.

Когда сумятица, неизбежная при входе большого отряда в становище, улеглась и все сошли с лошадей, Левая Рука приблизился к пленникам и сказал им:

– Следуйте за мною, если вам дорога жизнь!

– Куда? – осведомился Гарри.

– В подземелье.

– Зачем ты уводишь нас в эту яму? Разве у вас некому сторожить нас здесь?

– Там вам будет удобнее! – ответил со зловещей усмешкой сахем.

– Помнишь ли ты свою клятву перед лицом Маниту и аркою первого человека?

– Это насчет того, чтобы оставить в покое ваши скальпы? Признаться, у меня такая слабая память… Разве я что-нибудь обещал вам, в самом деле? Ах, да, да, вспомнил… Но идите же!

Десять индейцев с факелами в руках, окружив пленников и грубо толкая их в спины, повели их к развалинам монастыря.

Сделав несколько десятков шагов и очутившись в стенах монастыря, пленники увидели, что тут собрались вожди чэйэнов, арапахов и сиу. Разумеется, среди них находилась Ялла. Тут же стоял несколько позади своей жены лжегамбузино, державший за руку Миннегагу, а еще поодаль – Черный Котел и какой-то незнакомый воин.

– Гарри! Что ждет нас сейчас? Что значит это собрание? – спросил упавшим голосом Джордж Деванделль у державшегося рядом с ними траппера.

Тот пожал плечами.

– Кто его знает, мистер Джордж? Одно только и могу сказать: какая-нибудь пакость… Это уж как Бог свят… Извините, мисс Мэри!

Пленников провели через развалины до подземелья и почти столкнули их туда по лестнице.

Подземелье было тускло освещено факелами. У входа в него стояли, словно часовые, четыре воина из племени сиу с бесстрастными лицами. Они беззаботно курили свои трубки, не обмениваясь ни единым словом.

– Где пленник? – коротко спросила Ялла.

– Там! – показал на угол подземелья один из воинов.

Там, на охапке сена, виднелась какая-то человеческая фигура.

Ялла взяла у одного из часовых факел и направилась в угол. При ее приближении лежавший на сене человек поднялся со стоном.

Это был мужчина лет сорока пяти или пятидесяти, с изрезанным, однако, глубокими морщинами лицом и большой седой бородой. Ужасный вид представляла его голова: на черепе не было видно волос, вместо них было можно разглядеть голую кость, здесь и там покрытую кровавыми пятнами. Этот человек был оскальпирован, и смерть пощадила его…

– Поглядите на него! – полным торжествующей злобы голосом крикнула пленникам Ялла. – Смотрите, смотрите, вы, щенки!

– Отец! – слился в одно слово крик детей полковника Деванделля, узнавших, наконец, несчастного…

Да, это был храбрый солдат Соединенных Штатов, тот, кого называли «грозой Дикого Запада». Это был полковник Деванделль…

Джордж и Мэри рванулись к страдальцу, глядевшему на них полубезумным от боли взором, но индейцы отшвырнули их в сторону. И несчастные дети упали, словно подкошенные, на грязный пол катакомбы: удар был так жесток, что их нервы не выдержали. Они лишились чувств.

И над их казавшимися бездыханными телами зазвучал торжествующий, сухой, острый, как лезвие ножа, голос Яллы, женщины-сахема сиу:

– Послезавтра на рассвете мои мокасины будут украшены скальпами твоих детей от белой женщины, Деванделль! Так я мщу за то оскорбление, которое нанес ты когда-то мне! Ты меня слышишь, мой первый муж?

Новый страдальческий стон, вырвавшийся из измученной груди несчастного полковника, был ответом кровожадной индианке.

– Взять этих бледнолицых! – скомандовала Ялла часовым, показывая повелительным жестом на братьев-трапперов, полными слез глазами глядевших на своего злополучного командира. – Привяжите их к столбу пыток рядом. Пусть наши воины потешатся завтра ночью. Они ведь давно не развлекались… Завтра подойдут еще союзники, доставим удовольствие и им…