Текст книги "Водоворот жизни"

Глава 18

Клэр лежала перед газовой плитой, уставившись в потолок, когда Рейчел зашла навестить подругу. Ей не терпелось поделиться с ней впечатлениями от проведенных в доме Чарльза выходных днях.

– Что-то ты какая-то кислая, – поморщилась Рейчел, увидев лицо Клэр.

– Да уж, будешь тут кислой. Мать Майкла, эта продувная старая бестия, попросила его составить ей компанию и провести Рождество на горно-лыжном курорте.

– И что же, он согласился?

– Еще бы! «Любовь моя, мне так нужно развеяться от рождественских воспоминаний нашей жизни, когда был жив наш папочка», – передразнила Клэр со злостью. – Ты же знаешь, как она умеет его дурачить. Возле нее он сразу тает и становится таким сентиментальным. Ну, погоди, – пригрозила она, усаживаясь на пол, – еще осталось кое-что такое, чего она не сможет сделать для Майкла, а я – смогу. Я, по крайней мере, на это надеюсь. – Она сменила гнев на милость и рассмеялась. – Как прошли выходные у Чарльза?

– Здорово. Я в жизни столько не ела. Думала, прямо лопну.

– Типичная привычка для работяг-гегемонов. Тебе, можно сказать, повезло. А эти буржуи морят себя голодом, зато кормят от пуза своих собак и лошадей. Как его мамочка?

– С первого взгляда, наводит страх. Она, как я полагаю, само совершенство в качестве жены и матери. Мне никогда не достичь ее уровня, даже через миллион лет. Чтобы правильно научиться вести хозяйство, нужно обязательно иметь мать, а монахини не научили меня даже шить и вязать. А отец у него классный! Такой добрый и ласковый!

– Потрясающе. Все, что я усвоила от своей мамы, так это как правильно смешивать алкогольные коктейли. Знаешь, у меня предчувствие, что туго придется с матерью Майкла. Он говорит, что она обходится так со всеми девушками, которых он приводит в свой дом. Не знаю, как остальные, но я чувствую себя третьим лишним с парочкой влюбленных. А потом, когда я совсем дохожу до белого каления, видя, как она целый день лапает Майкла, заявляет, как ни в чем не бывало: «А теперь пора баиньки, мои маленькие голубки!»

– Она позволяет вам спать вместе?

– В первый же вечер, когда я осталась у них, для нас была приготовлена большая спальня. Это надо было расценить как разрешение Майклу заниматься сексом. У меня от нее мурашки по телу бегают. Вне всякого сомнения, она и простыни за нами проверяет.

– А вы с Майклом уже занимались любовью по-настоящему?

– Нет, – ответила Клэр. – Мы подождем до свадьбы.

– И мы – тоже, – улыбнулась Рейчел. – Чарльз впервые за это время заговорил о женитьбе.

– Как замечательно! – Клэр порывисто вскочила и бросилась на шею Рейчел. – Я так за вас рада. Знаешь, перед тем как тебе войти, я тут голову ломала, каким образом выудить у Майкла обручальное кольцо перед его отъездом в Швейцарию. Как ни крути, а лучше всего подходит старина Джеймс. Он весь год ходит за мной хвостом. Если я окажу ему несколько знаков внимания… это всегда срабатывает без промаха. Ничто так не рождает ненависть в сердце мужчины, как мысль о том, что он делит девушку с кем-то еще. В особенности – Майкл. Иногда он кажется ненормальным. Если я только взгляну на другого, он просто сходит с ума. Рейчел покачала головой.

– Временами, Клэр, я не понимаю, как в твоей голове такое укладывается.

– Рейчел, тебе нужно иметь четкое представление о том, как выжить. Ты невероятно наивна. Полагаю, у тебя у самой нет никакого плана выживания. В самом деле, тетушки пылинки с тебя до сих пор сдували. Не знаю, хорошо это для тебя или плохо.

– По всей видимости, ты права. Ведь я не знаю, как устроены настоящие семьи. Я хочу сказать, что мне трудно определить, в чем они правы, а в чем ошибаются. Юлия, например, расстроилась, потому что Элизабет хочет стать миссионеркой. Она отказалась отпустить ее. Теперь мне кажется это странным. Мои тетушки позволили бы мне делать все, что угодно, лишь бы я была счастлива и у меня все получалось.

Вскоре Рейчел обнаружила, что поведение Юлии было куда более мягким в сравнении с жизнью семейства Клэр, которая с большой неохотой пригласила Рейчел к себе.

– Моя мама настаивает, чтобы я пригласила кого-нибудь на второй день Рождества. У нас нет друзей. Сама увидишь, почему. Мне еще предстоит кошмар, когда придется его знакомить со своими.

– Если он любит тебя, то поймет.

– Рейчел, – сказала Клэр, – жизнь отнюдь не такая, какой ты ее себе представляешь. Ты – неисправимый романтик. Большинству мужчин достаточно одним глазком взглянуть на мое семейство, чтобы их ветром сдуло от меня.

– Не может быть, – ответила Рейчел. – Я приеду на обед в день подарков на Рождество. Только не беспокойся – никаких хлопот, ладно? Я люблю тебя. И мне вовсе необязательно любить твою семью.

В глазах Клэр заблестели слезы.

– Спасибо, Рейчел. – На какое-то мгновение ее ореховые глаза потеплели и потеряли свой обычный колючий блеск. – Очень хочется верить, что мы с Майклом сможем подарить друг другу счастье.

– Конечно. Я верю в это.

Рейчел уже надела свое обручальное колечко, когда кухарка подвезла ее к дому Клэр на второй день Рождества. Все время, пока они ехали в машине, Рейчел подставляла руку к окну, чтобы видеть, как солнечные лучики, отражаясь в крошечном бриллиантике на ее пальце, играют и сверкают огнем.

– Он не очень большой, – сказал Чарльз, когда дарил его ей на Рождество, но, обещаю, подарю тебе самый крупный в мире бриллиант.

– Мне не нужен самый крупный бриллиант, эх, ты, шутник. Я ведь его потеряю, – и Рейчел обняла Чарльза. – Я так счастлива с тобой.

Подъезжая к дому Клэр, она улыбалась, вспоминая этот волшебный миг. Где-то в глубине своего воображения она хранила дерево, и это был огромный могучий дуб, такой старый, что он уже потерял способность одеваться листвой с наступлением весны. Его ветви искривились, заскорузли и почернели от старости. И Рейчел рисовала на дереве вместо листвы свои самые сокровенные моменты. Этому приему она научилась, пока годами лежала прикованной к постели. Теперь ветви дуба были украшены множеством волшебных моментов. Внизу красовалась первая кукла Рейчел, разорванная Пенни на мелкие клочки. Рядом – первый рождественский чулок с подарками. Она любовно пробегает по всем его выпуклостям и неровным выступам, храня в памяти апельсины, конфеты и цветные карандаши, рассыпавшиеся перед ней многоцветьем красок.

Выходя из машины и благодаря кухарку за оказанную любезность, Рейчел была все еще окутана счастливым облаком волшебных грез. Кухарка едет навестить своих друзей в Шафтсбери.

– Рейчел, позвони мне, когда будешь готова поехать домой.

– Хорошо. – И Рейчел звонит в дверь. Ее встречает Клэр. Она выглядит усталой и измотанной. Наклонившись, чтобы обнять подругу, Рейчел чувствует напряженность ее маленьких плечиков.

– Что-то случилось?

– Ужасно. Просто очень ужасно. Они гудели все Рождество. Брат вчера уехал. Ему хватило до краев. – Клэр помогла Рейчел снять пальто. – Ты не говорила мне, что Чарльз подарил тебе обручальное колечко.

– Это случилось только вчера. А как Майкл? Удачно?

Клэр опустила глаза.

– Он должен получить кольцо от своей матери. Это фамильная драгоценность.

– Ты хочешь сказать, что она должна снять со своего пальца кольцо и дать его Майклу, чтобы он подарил его тебе? Вряд ли она способна на такое. Едва ли она пойдет на это ради Майкла.

– Но ему придется сделать это, – лицо Клэр стало серьезным и строгим. – Или Майкл сделает это, или все между нами кончено. Я не собираюсь тратить всю свою жизнь на борьбу из-за денег с богатой свекровью, которая прибрала к своим рукам все денежки. Не хочу быть бедной родственницей в богатом семействе всю свою жизнь. Не буду больше никогда бедной!

Вдруг из столовой донесся раскатистый бас:

– Эй, вы там собираетесь чесать языки весь день, а мы будем сидеть голодными и дожидаться вас? Иди сюда немедленно! – отец Клэр сидел во главе стола. Это был небольшой человечек с головой, вытянутой в форме пули. Лицо – худое, с обтянутыми кожей скулами. У него были такие же, как у Клэр, крупные, чуть выпученные глаза, и она унаследовала его лицо невинного младенца. Увидев Рейчел, он улыбнулся и встал, чтобы поздороваться за руку. Брюк на нем не было, рубашка внизу – расстегнута, поэтому Рейчел заметила, что и нижнего белья на нем тоже не было.

– Отец протестует, так как мать пытается вдолбить ему, какие брюки ему следует носить, – пояснила Клэр.

– Понятно. А вам не холодно?

– Немного зябко, конечно, стало, особенно после того, как вы об этом напомнили, – ответил Джонатан Бэлфор Джеймс. – Синтия, подкинь в огонь дров.

Рейчел услышала ее дыхание. Госпожа Синтия Бэлфор Джеймс была необыкновенно худощавой женщиной, не имевшей ни капли сходства с дочерью. Она сидела в конце длинного пасторского стола, крепко вцепившись в резные ручки своего стула. Взор остекленел.

– Конечно, Джо, – она твердо встала на ноги. Опасно покачиваясь, женщина направилась к корзине с дровами.

– Мама, я помогу тебе, подожди… Сядь, Рейчел… Вот, мама. Положи поленья сюда.

Рейчел перевела дух.

– Пьяная старая ведьма, – дружелюбно сказал Джонатан. – Это моя женушка, знаете ли, – сказал он, обращаясь к Рейчел. – Отыскал ее в Хаммерсмит-Палас однажды ночью, когда с дружками лазал по трущобам в том районе. Она там задирала ножки и трясла сиськами, отплясывая в варьете.

– Пожалуйста, папаша, не заводись. Рейчел улыбнулась Клэр.

– Не волнуйся, мне очень любопытно. А я и не знала, что вы работали в театре, госпожа Бэлфор Джеймс.

– Именно это он никогда и не позволяет мне забыть…

Синтия Бэлфор Джеймс когда-то была очень красивой. Но, увы, к великому сожалению, она влюбилась в Джонатана.

– Никогда не влюбляйся в профессионального игрока, – неустанно повторяла она Клэр. Все ее мечты о жизни благородной хозяйки поместья разбились вдребезги о бесконечную вереницу порочных лет Джонатана, который погряз в пьянстве и азартных играх. Семья полностью отвернулась от них, и они жили на жалкие доходы от некогда богатых состояний семейств. На их счастье, прежде чем они окончательно пустили на ветер свое имущество, оказавшись вынужденными продать с молотка дом, освободился домик викария неподалеку от Шафтсбери. Брат Джонатана, юрист, оставил имущественное право за Джонатаном, при условии, что остававшиеся небольшие деньги поступят в распоряжение его фирмы, и Джонатан получит разрешение. Дядя вносил также плату за обучение Клэр и ее брата Робина.

Это был большой, неуютный, открытый всем ветрам, дом. Денег на содержание прислуги не было, поэтому с годами дом пришел в окончательную негодность. Госпожа Бэлфор Джеймс пыталась готовить и содержать жилье в относительной чистоте, но все ее попытки оказывались тщетными. Привольно жилось в этом семействе только многочисленным кошкам и собакам, которые бродили по всему дому и двору. Все же Джонатан любил соблюдать приличия, а окружавшие соседи смирились с его причудами, так как, в конце концов, он являлся одним из них. Это расположение однако отнюдь не распространялось на его супругу. О девочках из варьете принято было думать, что они относились к тому же разряду, что и американки: несдержанные, шумные и вульгарные. Как ни пыталась Синтия доказать им обратное, ничего не получилось, тогда-то она и пристрастилась к бутылке.

– Когда нам дадут чего-нибудь поесть в этом проклятом доме? – заревел господин Бэлфор Джеймс.

– Этим займусь я, – заявила Клэр.

– Я помогу тебе, – охотно поддержала ее Рейчел. Как только они вдвоем вышли из комнаты, Рейчел сказала:

– Ты не рассердишься? Правда? Но это напоминает мне пьесу.

– Тебе следует научиться в ней жить, – горько сказала Клэр.

– Мне теперь понятно, почему ты так отчаянно пытаешься выбраться из нее.

Придя на кухню, они отыскали холодную индейку и буженину.

– Не трать силы на картошку в печи, – предупредила Клэр. – Она ее сожгла. Возьми мясо, а я возьму сыр и фрукты.

По пути в столовую, проходя через длинный, темный, насквозь промерзший коридор, она медленно проговорила:

– Знаешь, я решила, причем, только вчера, что если Майкл все-таки заберет это кольцо у матери и мы обручимся, я брошу Эксетер и буду жить с ним.

– Не поженившись?

– Не поженившись.

Они уже были у двери в столовую, поэтому разговор прервался.

«Бедняжка Клэр, – подумала Рейчел. – А у меня-то был вчера такой счастливый день. – Она подумала об ожидавшем ее Чарльзе. – Я обязательно ему позвоню, как только вернусь домой», – пообещала она себе.

К счастью, Рейчел пришлась Джонатану по душе.

– Ты из хорошего рода, девочка, – похвалил он. – Гены говорят сами за себя. Хорошая кровь. Кто твои предки?

– Я не знаю.

– Ты не знаешь? – изумился Джонатан. – Ты хочешь сказать, что ты незаконнорожденная?

– Я так предполагаю, – засмеялась Рейчел. – Вы единственный человек, который меня так назвал.

– Если это останется самым плохим прозвищем для вас, то считайте, вам крупно повезло, – ухмыльнулась Синтия, подняв свой стакан. Опорожнив его, Синтия попыталась нетвердой рукой положить себе на тарелку кусочек индюшки.

– А мне, Клэр? Ты дашь мне чего-нибудь поесть? – Джонатан стукнул вилкой по столу. – Почему ты все время возишься с этой пьяной проституткой, когда я умираю с голоду?

Вилка продолжала настойчиво стучать по столу, выражая волю ее хозяина. Две дремавшие возле камина собаки вскочили и заметались по комнате. Кошка, спрыгнув с подоконника, забралась под стул Синтии. Она сидела в напряженном ожидании, мурлыча и сверкая зелеными глазами в предвкушении удовольствия: вдруг кусочек индюшки соскользнет с вилки хозяйки и свалится на пол.

На этот раз кошка просчиталась. Синтия отодвинула стул и неуклюже попыталась запустить свою тарелку с едой в Джонатана. Она промахнулась, и тарелка ударилась о стену у него за спиной. Две собаки тут же подскочили и начали с рычанием вырывать друг у друга разбросанную по полу еду.

– Я убью тебя! – вопила Синтия. – Жалкий, негодный извращенец!

– Пошли, Рейчел. Пусть они одни тут разберутся.

– А они не убьют друг друга, если их оставить в таком состоянии?

– Маловероятно. Думаю, что если бы они задумали это на самом деле, то наверняка сделали бы это давным-давно. Иногда мне действительно этого хочется, а иногда у меня возникает дикое желание сделать это своей рукой.

– Твоя мать правда была проституткой?

– Нет. В то время за танцовщицами строго следили. Конечно, каждая могла по своему желанию нарушить любой запрет, но я верю ей, когда она говорит, что единственной ее целью в то время был брак с богатым человеком, чтобы вырваться из нищеты жалкой домашней жизни.

– Должно быть, она когда-то была очень красива.

– Да, бесспорно. Но она оказалась глупышкой. Я знаю, как мне обращаться с Майклом, потому что я уже прошла суровую школу, годами практикуясь со своим папашей. Пока он еще не совсем пьян, но к вечеру начнет буянить. Только я и могу успокоить его.

– Как? – спросила Рейчел, думая, что, наверняка, здесь без смирительной рубашки не обойдешься.

– Я обращаюсь с ним как с озорным маленьким мальчиком. Он любит, когда его наказывают. Я беру кнут и хлыщу его до тех пор, пока он не начинает визжать, после этого на несколько дней становится смирным, как овечка.

– Клэр, – поразилась Рейчел, – но это же просто ужасно.

– Нет, вовсе нет. Ты просто не представляешь, сколько мужчин любят такое обращение.

– А Майкл?

– Не знаю. Пока рано говорить.

Их разговор прервался звоном разбитых тарелок и визгом Синтии, что Джонатан погубит ее. Клэр опустила голову и сказала Рейчел:

– Думаю, тебе лучше уйти, пока не стало совсем худо.

– Ладно, я позвоню кухарке. Но мне не хочется оставлять тебя вот так одну, Клэр. – Крики и вопли продолжались и не стихали.

– Не беспокойся. Я справлялась с этим уже столько лет. Спасибо, что заехала. Теперь, пожалуйста, уезжай поскорее, пока война не перешла на эту территорию. А я пошла искать свой кнут.

Рейчел не чаяла, как ей поскорее уйти из этого дома. Одно дело читать в книжках, где герой, выведенный из себя упорствующей возлюбленной, с криком снимает свой сапог, и совсем другое, когда это происходит в реальной, а не в выдуманной жизни, причем, с хорошо известными тебе людьми.

«Слава богу, Чарльз не такой», – подумала она про себя.

Не успев вернуться в дом тетушки Эмили, Рейчел тут же бросилась к телефону. Ответила Юлия.

– Здравствуй, Рейчел, дорогая моя. С Новым годом! С Днем подарков! Мы так были рады видеть тебя в канун Рождества!… Чарльз? Его нет дома, голубушка. Он со своей школьной подружкой. Ее зовут…Бренда, по-моему. Хорошо, дорогая. Я обязательно передам ему, что ты звонила.

Рейчел положила трубку.

«Странно, но я не помню, чтобы он упоминал кого-то из своих подруг по имени Бренда. Мне надо будет спросить его о ней».

Юлия повесила телефонную трубку и злорадно улыбнулась. Чарльз вернулся домой поздно вечером, и мать крикнула ему с кухни, что звонила Рейчел.

– Да? Она что-нибудь мне передала? Нет. Просто попросила меня сказать тебе о ее звонке.

– Когда это было?

– Думаю, около шести часов.

– Ну, теперь звонить ей слишком поздно, – сказал Чарльз, – оставим до завтра. – Он вошел на кухню перекусить, перед тем как лечь спать. Он склонился и поцеловал мать, пожелав ей доброй ночи.

– Вижу, Бренда по-прежнему пользуется теми же дешевыми духами, дорогой, – Юлия слегка поморщилась. Они стояли посреди кухни и смотрели друг на друга. – Спокойной ночи, дорогой. Приятного сна, – улыбнулась Юлия сыну.

Чарльз пошел в свою комнату. Он очень старался, чтобы почувствовать себя виноватым. – «Ведь, – размышлял он, – мы помолвлены ровно 24 часа». – Однако, пока они были врозь, Чарльз не чувствовал себя обязанным сохранять Рейчел верность, убеждая себя в том, что ее не может беспокоить то, о чем она не знает. Этот принцип уже давно и надежно был испытан им в отношениях с матерью. Бренда Мейсон не проболтается. Он вдруг распалился внезапной похотью к ней, вспомнив крепкий дух немытого тела, слегка кисловатый запах от ее простыней.

Бренда жила в меблированных комнатах Бридпорта и работала в местной чайной. Он вспомнил, как попросил ее одеться в черную униформу официантки с белым фартучком и изящным головным убором. В таком виде она выглядела совсем молоденькой и невинной.

– Наклонись, – попросил он. – Мне хочется взглянуть на твои прелести сзади.

– Сука, ты – сука! – завопил он сорвавшимся на крик голосом. Когда он выдохся, плюхнулся на кровать.

– Почему ты ругался, Чарльз? – покорно спросила Бренда.

– Не знаю. Правда, не знаю. Извини.

– Мы увидимся еще, Чарльз?

– Бренда, я теперь обручен.

– Я никому не скажу. Честное слово.

Чарльз склонился к ней и похлопал ее по плечу.

– Думаю, обязательно увидимся, Бренда. Не могу точно сказать, когда, так как мне предстоит еще два семестра, сдача выпускных экзаменов в университете, а затем – отыскать работу. Но здесь, вот здесь – жар, пылающий знак нашей встречи и приятно проведенного времени. Бренда захихикала.

– Не знаю, откуда ты берешь все эти красивые слова. Правда, не знаю. Взгляни лучше, что натворил с моим платьем.

– Это даст тебе пищу для размышлений, пока ты будешь обслуживать бридпортских кумушек, – сказал Чарльз и вышел из комнаты.

Лежа теперь в кровати, Чарльз задумался. Он как-то не мог себе представить Рейчел в постели, занимающейся сексом, как Бренда. Мысль об интимных развлечениях с Рейчел и впрямь казалась очень сложной. Как ни старался, Чарльз ни в одном самом смелом полете фантазии не мог вообразить себе Рейчел искушенной в науке нежной страсти, разве что в самом примитивном ее виде.

«У меня впереди есть еще целых два года свободы. Потом я не буду ей изменять», – подумал Чарльз и уснул крепким безмятежным сном.

Глава 19

Майкл чувствовал себя очень несчастным во второй день Рождества. Перед этим он обещал себе, что затеет разговор об обручальном кольце или накануне Рождества, или в День подарков, но так и не смог даже заикнуться матери о помолвке с Клэр. В канун Рождества мать принимала бесконечную вереницу гостей, приходивших в их домик почти до самой полуночи, когда пора было отправляться на мессу. О том, чтобы поговорить в сам день Рождества, и речи быть не могло, поскольку Глория вела себя так, словно это Рождество было последним в ее жизни. По традиции каждый наполнял подарками чулок и прятал его под елку. Шутка состояла в том, чтобы не быть замеченным друг другом в этот момент. Глория также всегда настаивала на том, чтобы оставить тарелку с угощением для Санта Клауса и ведро с водой для северного оленя.

Многие годы Майкл тщетно, с большим нетерпением дожидался встречи Рождества в семейном кругу, а сейчас, когда этот момент наступил, места себе не находил от волнения и заботы. Он вдруг почувствовал, что скучает без Клэр. Она всегда была такой уверенной и энергичной. Ее глаза играли таким особенным и опасным блеском. В них таился намек на безбрежные дали и манящие бездны, которые они смогли бы исследовать вместе. Опасность подстерегала его и в восхитительной линии ее рта. Майкла начинала бить дрожь от одной только мысли о Клэр. Она просто необходима ему.

Его мать уже покаялась, что притащила сына с собой в Швейцарию. Все юные прелестные создания, катавшиеся здесь на лыжах, меркли в сравнении с его подружкой. Он был довольно галантен, если не считать пьяного эпизода в самый первый его вечер на курорте. Сцена закончилась небольшой оргией в лифте одного из отелей. Но Майкл оставался самим собой и не сделал ничего необычного.

– О, душа моя! – взвизгнула Глория, – не нужно было. Шалунишка Майкл! Ты же знаешь, мне это нравится! – она открыла свой чулок с подарками и вытащила необыкновенной красоты черное вечернее платье.

– Это из коллекции французского модельера Жан Клода. Он обещал мне сделать нечто особенное, – Майкл был доволен своим выбором. Глория сбросила халатик и примерила платье.

– Под него нужно бюстье, чтобы создать еще больший эффект облегания, – заметила Глория, – но в остальном сидит прекрасно, Майкл. – Она, смеясь и играя волосами, кружилась по комнате. – Смотри, что я купила тебе в этом году.

Это были часы от Картье.

– Ах, спасибо, мамочка. Мне так давно их хотелось. – Он искренне был рад подарку.

– Теперь и мой сюрприз из Парижа… – она вручила ему маленький сверточек.

– Черные шелковые трусики, – ахнул Майкл. – Мама, где, черт возьми, ты их раздобыла?

– У меня тоже есть знакомый модельер, ты потрясающе будешь в них смотреться. У тебя такая восхитительная маленькая попка.

– Очень забавно, мама, – рассмеялся Майкл. – Не знаю, чьей бы маме еще пришла в голову идея подарить сыну черные шелковые трусики.

– Не понимаю, что здесь такого. Никто на свете не будет тебя любить больше, чем я.

– Я знаю это, мама. Поверь мне. – Майкл посмотрел на нее очень серьезно. Он обнял ее и крепко прижал к себе. – Ты же знаешь, что всегда останешься для меня на первом месте.

– Знаю, мой Майкл. – Она поцеловала его. – Давай разгадаем кроссворд из «Таймс», – сказала она.

– Нет, не сейчас. Я еще не почистил зубы. Пойду побреюсь, а ты организуй здесь апельсиновый сок и шампанское.

Позже гостиная домика заполнилась приглашенными на Рождество. Их было двенадцать. Праздничная трапеза проходила весьма успешно благодаря веселому щебетанью стайки прелестных юных девиц на выданье.

– Мама, стол просто великолепен.

– Знаю, как и подобает в столь счастливый для нас обоих день.

За ужином Майкл, сидевший во главе стола, наблюдал за матерью, сидевшей напротив его. Глория была одета в черное платье, подарок сына. Она оказалась права насчет бюстгальтера, который придал ее груди более четкую линию. Мать шутила и смеялась с двумя красивыми кавалерами, сидевшими по обе стороны от нее. Глория всегда была неотразимой на вечеринках, в особенности, – на своей собственной.

Настала пора вскрывать рождественские конфеты-хлопушки. Их доставили вместе с сыром «Стилтон» из магазина «Харродз», одного из самых фешенебельных и дорогих в Лондоне. Внезапно комната расцвела, словно на головы слегка подвыпивших смеющихся гостей вдруг надвинули огромные пестрые шляпы.

– Рождество – не Рождество без детей, как я люблю всегда повторять.

Майкл повернулся, отыскивая источник, откуда прозвучали эти слова, и его взор наткнулся на сидевшую слева от него даму.

– А вы, Майкл, разве не согласны? – госпожа Гринбаум расчувствовалась от избытка впечатлений и выпитого вина.

– Нет. Я так не считаю. Терпеть не могу детей.

– Неужели вы думаете и впрямь так, как говорите?

– Именно так. Причем, если вы спросите любого мужчину в тот момент, когда поблизости от него нет женщин, он ответит вам то же самое. Большинство мужчин не хочет иметь детей. Дети плачут, сопливятся и стоят уйму денег. И ко всему прочему, они ужасно старят своих мам.

– Ладно, надеюсь, что вы измените свое представление, молодой человек, потому что обязательно наступит день, когда вы захотите жениться. Как будет себя чувствовать ваша супруга, если ей придется отказаться от детей?

– Я уже почти что обручен, и уже решено – никаких детей.

Госпожа Гринбаум вытаращила глаза.

– Ясно, а Глория ничего мне не говорила о вашей помолвке. Как замечательно! Кто же ваша избранница?

Майкл понял, что допустил непоправимую ошибку, но было уже поздно что-либо предпринимать. Госпожа Гринбаум была одной из очень состоятельных приятельниц матери. Она тоже овдовела и обычно проводила Рождество вместе с ними, где бы они ни были. Ему обычно удавалось держаться от нее подальше, но сегодня…

– Слушайте все… Тишину, пожалуйста, – госпожа Гринбаум поднялась и стучала ножом по бокалу, призывая всех успокоиться. В комнате все смолкли. – У меня есть тост, – сказала она, поднимая бокал. Гости замерли в нетерпеливом ожидании. По традиции полагалось поднять тост за здоровье Королевы Англии перед тем, как произносить все остальные тосты. Но госпожу Гринбаум просто распирало от нетерпения поделиться столь неожиданной новостью с остальными. – «Посмотрим, как ее воспримет старая лиса Глория», – подумала про себя госпожа Гринбаум. – Выпьем за замечательную весть о помолвке Майкла Сванна и… Как, говоришь, ее имя, дорогой?

– Клэр Бэлфор Джеймс, – промямлил Майкл.

– Клэр Бэлфор Джеймс.

Все встали и подняли бокалы.

– За Майкла и Клэр, – единодушно закричали гости.

Майкл взглянул на мать. Она просто потрясающе держится. И бровью не повела. Выглядит так, словно это самое счастливое событие за последние годы.

– Разумеется, я знала, – доносился до него голос Глории, говорившей с сидевшими поблизости от нее гостями. – Мы с Майклом решили держать это в тайне до наступления Нового года. – Она посмотрела в его сторону. – Но он не утерпел, так, дорогой? Ничего. От этого праздник получился еще лучше.

Когда гости разошлись, было уже очень поздно. Последней уходила госпожа Гринбаум.

– Мне пора. Майкл, проводи меня, пожалуйста, до машины.

Снег был глубокий, идти по сугробам оказалось непросто. Майкл поддерживал госпожу Гринбаум. Он едва сдерживался от острого желания сунуть ее головой в сугроб. – Я так рада за тебя, мой мальчик. Ты обязательно изменишь свое отношение к детям… Что без тебя будет делать твоя мама? – И она чмокнула его, обдав ароматом цветочной пудры.

Когда машина отъехала, Майкл взглянул на луну. Она сияла, огромная и полная, отбрасывая серебристые тени вокруг домика. Он стоял в задумчивости, выигрывая время в предстоящей схватке с матерью. Интересно, какую тактику она изберет? Но к тому моменту, как он вновь вошел в домик, Глория уже удалилась в свою комнату. Он слышал, как она плакала. Очень скоро, если она в хорошей форме, плач превратится в настоящую истерику. Впервые в жизни Майкл перед сном оставил свою мать плачущей в одиночестве. Глория долго ждала, прежде чем осознала, что успокаивать ее он не придет. Майкл заснул, прижав к каждому уху по подушке.

Утро второго рождественского дня, Дня подарков, выдалось ясным и солнечным. Глория съежилась у камина в гостиной, когда Майкл вышел на кухню за чашечкой кофе. Понятно, что мать сердилась. Он привык к этой ее особенной позе, которая напоминала натянутый лук, готовый вот-вот выпустить стрелу.

– Как ты посмел? – вскочила она, едва только Майкл показался в комнате. – Как ты посмел выставить меня дурой на такое посмешище!

– Я хотел обсудить это с тобой, но у нас совершенно не было времени поговорить по душам.

– И когда же ты без моего ведома обручился с этим маленьким ничтожеством… расчетливой маленькой сучкой? Что она с тобой только творит, раз ты сгораешь от нетерпения жениться на ней?

– Я не хочу ее потерять.

– А как же я? Ты перестал любить меня? Разве не я всегда была для тебя на первом месте? Я даже не оказалась первой, кто удостоился чести узнать о твоей помолвке.

– Мама, – Майкл попытался оправдаться перед ней. – Я собирался тебе все рассказать. Мне все равно, рано или поздно пришлось бы это сделать, но госпожа Гринбаум застала меня врасплох. Я ведь никогда от тебя ничего не утаивал.

– Хорошо, ладно. Если ты от меня ничего не утаиваешь, тогда скажи, почему тебе приспичило жениться на ней? Маленькое ничтожество! Почему ты не можешь с ней просто удовлетворять свои физиологические потребности, как ты делал это с остальными? Я никогда не препятствовала тебе – уже с четырнадцати лет ты имел в постели девочек. Кто из матерей позволяет такое? Скажи мне. – Она начинала заводиться. – Чем тебе не подходит моя любовь? Жизнь, которую мы делим с тобой вдвоем? Что эта пресловутая Клэр имеет такого, чего нет у меня?

Глория перешла на крик.

– Смотри, Майкл. – Она сорвала с себя халатик. – Взгляни на меня, Майкл. Я все еще красива. На моем теле – ни одного изъяна. – Она, обнаженная, сцепив на затылке руки, стояла перед камином. – Неужели же я не прекрасна? – Глория медленно поворачивалась, незаметно наблюдая за ним из-под опущенных ресниц. Ее кожа была белой, как мрамор. Заветное местечко скрывалось под густыми белокурыми завитками.

– Да, мама, ты – красавица, – послушно ответил Майкл, а про себя подумал, что вот именно этим всегда и заканчивалось. Еще десять минут, и спектакль подойдет к финалу.

– Вставай на колени в знак обожания! – приказала она. Он опустился на колени и наклонился, чтобы поцеловать выставленную ножку. – Ты, Майкл, принадлежишь только мне и никому больше. Если ты хочешь иметь эту ничтожную маленькую тварь, ты получишь ее. Но сама она никогда не будет властительницей Твоей души. Обещай мне, Майкл.

– Моей властительницей останешься ты, мама, – Майкл подполз к ее ногам и обнял их.

Глория торжествовала.

– Ладно, так тому и быть, – улыбнулась она. – Пойду приму ванну, и мы решим, где устроим вечер по случаю помолвки.

– Мама!

Глория направилась в ванную комнату, волоча за собой халат.