Текст книги "Императорская Россия"

Царствование Александра I не кончилось для Петербурга и страны благополучно. Два страшных бедствия, одно природное, другое социальное, обрушились на город. И в центре их оказался Медный всадник, под которым будто бы и живет гений города. 7 ноября 1824 года в Петербурге произошло второе наводнение, оказавшееся самым сильным и разрушительным из всех прежних. И хотя к наводнению готовились, жителей предупреждали о надвигающейся стихии, но никто не мог представить себе, какая страшная участь ждет город. Кроме обычной при наводнении непогоды, ветра, дождя, повышения уровня воды в реках и каналах днем со стороны моря неожиданно пришел страшный вал наподобие тихоокеанского цунами. Как пишет очевидец, «необозримое пространство вод казалось кипящей пучиной, над которой распростерт был туман из брызгов волн, гонимых против течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец, яростно устремились на берег. Множество деревянных построек не могли противостоять огромной массе воды и с треском обрушились… В одно мгновение вода полилась через края набережных рек и всех каналов, через подземные трубы она хлынула в виде фонтанов».

Дворцовая площадь мгновенно превратилась в бушующее озеро, которое сломало «плотину» из заборов возле недостроенного здания Главного штаба и ворвалось под его арку, а потом, как разбойник, устремилось на Большую Морскую и Невский, сделав их беснующимися реками. И посреди этого бушующего водного пространства, в которое превратились улицы и площади Петербурга, недвижно возвышался Медный всадник. Чуть позже все это отразилось в гениальной поэме А. С. Пушкина. Люди спасались, как могли, на крышах уцелевших домов, на бревнах, плавающих кровлях, воротах и т. д. Многие погибали в холодной воде, тонул домашний скот, припасы и пожитки. К вечеру вода схлынула. Весь город был покрыт трупами людей, животных, слоем грязи вперемешку с хламом, унесенными водой судами, дровами, строевым лесом и вымытыми потоком воды с окрестных кладбищ гробами.

Как всегда, рядом с трагедией уживалось смешное. Помогая соседям перебираться по чердаку своего дома, баснописец Крылов обнаружил вывешенную на просушку еще три года назад шубу, которую тщетно разыскивал. Находка пострашнее покрытой пылью и изъеденной молью медвежьей шубы ожидала некую молодую вдовицу. О ее злоключениях писали потом в местной газете. Оказалось, что, живя в одной из дальних линий Васильевского острова, она буквально накануне наводнения похоронила на Смоленском кладбище своего старого супруга, «над прахом которого не расположена была плакать и терзаться, потому что покойный сожитель мучил ее своею ревностью. Проводив его на место вечного упокоения, она также думала найти, наконец, душевное спокойствие, но каков же был ее ужас, когда вечером рокового дня она увидела гроб своего сожителя у самого крыльца ея дома! Нечего делать, пришлось бедной вдовушке вторично хоронить своего неугомонного мужа».

Панорама наводнения 1824 года в Петербурге.

Известно, что последние годы жизни Александра I были окрашены в мрачные, грустные тона. Ему казалось, что жизнь прожита напрасно, что ни власть, ни слава не стоят и ломаного гроша. С реформами, ради которых он пришел к власти, было покончено – они не удались. Оказалось, что невозможно совместить самодержавие – основу русского миропорядка – и начала свободы. Александр глубоко разочаровался в России, в ее людях. Он писал: «Я люблю конституционные учреждения… Но можно ли их вводить одинаково у всех народов? Все ли народы готовы в равной степени принять их? Не знаю…».

Да и сам он к концу правления изменился – перестал быть модником, не красовался, как раньше, перед зеркалом. Прежде ловелас и волокита, он не смотрел более на женщин, все чаще искал уединения и скитался по стране и Европе, будто не мог найти себе места. В открытой коляске, в ведро и ненастье, он почти непрерывно путешествовал по России. Пушкин назвал его точно – «кочующий деспот». Кажется, что в непрерывной смене впечатлений, в своем дорожном одиночестве под звездным небом он отвлекался от тягостных дум. Царь бы понял и оценил то, что писал позже об успокоительной силе русской дороги великий Гоголь.

Дорога отвлекала от дум, но не успокаивала душу, как это делала вера. В своем духовном совершенствовании царь прошел несколько стадий. Сначала он стремился стать просто христианином, без всех этих кадил, риз и песнопений. Простая обрядность лютеран, различных сектантов, суровость квакеров влекла его. Потом Александр I, не чуждый мистицизма, увлекся беседами с разными адептами «внутренней церкви», но вскоре усомнился в их бескорыстии. И тогда он вновь вошел в православный храм, принеся в него свою глубокую веру…

Кажется, что роковой перелом произошел в страшные часы наводнения 7 ноября 1824 года. Из окна Зимнего дворца Александр I видел яростный разгул стихии, гибель десятков людей. И он ничем не мог помочь своим подданным, пока не стихнет, по воле Вседержителя, этот убийственный ветер с моря. Когда он на следующий день осматривал следы разрушений, то услышал, что кто-то в толпе сказал: «За грехи наши Бог нас карает». – «Нет, – произнес царь, – он карает за мои грехи». Возможно, он имел в виду не только убийство отца, к которому был причастен, но и что-то другое… Летом 1825 года серьезно, как оказалось смертельно, заболела императрица Елизавета Алексеевна. Они прожили под одной крышей целую жизнь, не согретую взаимной любовью. Их видели вместе в протокольные дни и раздельно во все другие. А тут государь вдруг иначе взглянул на жену. Испытал ли он жалость, сострадание, раскаяние, настигло ли его искреннее христианское чувство – неизвестно, но он решился быть с женой до конца. Почему-то постановили ехать лечиться на российский юг, выбрали Таганрог – глухой южный городишко. Александр отправился вперед, 1 сентября его экипаж поднялся на Пулковские высоты, и царь долго, неотрывно смотрел назад, на столицу. Спутникам показалось, что он прощается с ней навсегда…

Легенды и слухи

Смерть или уход Александра?

То, что произошло там, на юге, покрыто тайной. Официально известно, что Александр I умер 19 ноября 1825 года в Таганроге. Тело государя поспешно бальзамировали и повезли в Петербург. По дороге умерла и Елизавета Алексеевна… А примерно с 1836 года, уже при Николае I, по стране поползли слухи, что в народе живет некий мудрый старец Федор Кузьмич Кузмин, праведный, образованный и очень-очень похожий на покойного императора, хотя при этом вовсе не претендующий на самозванство. Он долго ходил по святым местам Руси, а потом осел в Сибири, где и умер в 1864 году. То, что старец не был простолюдином, было ясно всем, кто его видел.

Но дальше разгорелся яростный и неразрешимый спор: кто же он? Одни говорят, что это – некогда блестящий кавалергард Федор Уваров, который таинственно исчез из своего поместья. Другие же считают, что это и был сам император Александр. Конечно, среди последних немало сумасшедших и графоманов, но есть и люди серьезные. Они обращают внимание на множество странных фактов. Причина смерти 47-летнего императора, в общем-то, здорового, подвижного человека, до конца не понятна. Есть какая-то странная путаница в документах о кончине царя, и это заставило заподозрить, что бумаги составлены задним числом. Когда же тело доставили в столицу, то при вскрытии гроба все были поражены вскриком матери покойного, императрицы Марии Федоровны при виде темного, «как у мавра», лица Александра: «Это не мой сын!» Говорили о какой-то ошибке при бальзамировании. А может быть, как утверждают сторонники ухода царя, ошибка эта была не случайна? Как раз незадолго до 19 ноября на глазах государя разбился фельдъегерь – экипаж понесли лошади. Его-то и положили в гроб, а сам Александр…

Ко всему, что сказано выше о духовном кризисе, разочаровании, вспыхнувшей религиозности царя как о глубинных побудительных мотивах ухода, добавим слухи о том, что в последние месяцы Александр I очень изменился. Казалось, им владела какая-то важная мысль, которая делала его задумчивым и решительным одновременно. Он очень полюбил дальние прогулки в полном одиночестве в окрестностях Таганрога. Сохранились рассказы о том, как на дороге неизвестный офицер просит крестьянина в телеге подвезти его до города. Ни возница, ни встречные не признают в этом офицере, покрытом пылью, императора. Наконец, близкие вспоминали, как Александр часто заговаривал о том, что устал и мечтает оставить престол. Супруга Николая I, императрица Александра Федоровна, за неделю до их коронации 15 августа 1826 года записала в дневнике:

«Наверное, при виде народа я буду думать о том, как покойный император Александр, говоря нам однажды о своем отречении, прибавил: “Как я буду радоваться, когда я увижу вас проезжающими мимо меня, и я в толпе буду кричать вам “Ура!”, размахивая своей шапкой”».

Оппоненты на это возражают: виданное ли дело – отказаться от такой власти? Да и все эти разговоры Александра – лишь привычная для него поза, жеманство. И вообще, зачем царю понадобилось уходить в народ, который ему так не нравился. Разве не было иных способов прожить без трона – вспомним шведскую королеву Кристину, оставившую престол и уехавшую наслаждаться жизнью в Италию. Или можно было поселиться в Крыму и построить дворец. Да можно было уйти в монастырь, наконец. Но тогда в первом случае вряд ли удалось бы выскочить из мышьей беготни светской жизни, а во втором толпы зевак возле кельи шагу не дали бы ступить бывшему царю… И потом… как же со спасением через покаяние, страдание, крестный путь, которым когда-то прошел Христос? А между тем от одной святыни к другой брели с посохами и котомками по России богомольцы. Их много раз в своих поездках по стране видел Александр. Это были не бродяги, а люди, исполненные веры и любви к ближнему, вечные очарованные странники Руси. Их непрерывное движение по бесконечной дороге, их видная по глазам и не требующая доказательств вера могла подсказать выход усталому государю…

Словом, в этой истории ясности нет никакой. Лучший знаток времени Александра I историк Н. К. Шильдер, автор фундаментальной работы о нем, блестящий знаток документов и честнейший человек, говорил:

«Весь спор только потому и возможен, что одни непременно желают, чтобы Александр I и Федор Кузьмич были одно и то же лицо, а другие решительно этого не хотят. Между тем никаких определенных данных для решения этого вопроса в ту или другую сторону нет. Я могу привести столько же данных в пользу первого мнения, сколько и в пользу второго, и никакого определенного заключения сделать нельзя».

Иначе говоря, верить или не верить? Конечно, можно вскрыть гробницы императора и его матери Марии Федоровны, взять образцы ДНК и уже точно все установить… Но пока наши знания остаются такими, как и в XIX веке. И мы, как император Александр III, и множество других людей, вновь и вновь перебираем факты и предположения, которые как-то сами собой складываются в малопонятный пасьянс. Впрочем, приметим, что ни об одном российском императоре, кроме Александра I, нет подобных слухов. Случайно ли это?

Исходным толчком драматических событий в Петербурге послужило пришедшее в ноябре 1825 года известие о смерти в Таганроге Александра I. Император завещал престол не старшему из cвоих братьев, Константину, а среднему – Николаю. Александр I был вынужден нарушить павловский закон о престолонаследии, потому что Константин Павлович, находившийся постоянно в Варшаве, категорически отказывался вступать на престол. Однако кроме близких о новом завещании почти никто не знал. Поэтому Сенат и Синод, сразу же по получении печального известия из Таганрога, провозгласили императором цесаревича Константина Павловича. Лишь через несколько дней из Варшавы пришло официальное отречение Константина, и только тогда Николай смог законно занять вакантный престол. Возникшим междуцарствием и решили воспользоваться те, кого потом назовут декабристами.

Это междуцарствие застало революционеров на стадии выработки и согласования программ. Они еще не были готовы к вооруженному выступлению. И все же «северяне», собравшись на квартире поэта К. Ф. Рылеева, решили выступить в момент приведения армии к присяге Николаю I.

Начатый рано утром 14 декабря мятеж сопровождался серьезными просчетами организаторов. Они опоздали вывести верные им части из казарм на Сенатскую площадь, не проявили необходимой в этот миг решительности и согласо ванности. Долго медлили и в стане Николая Павловича. Как человек неопытный, он колебался. Военный генерал-губернатор Петербурга М. А. Милорадович, много знавший о заговоре и не считавший его серьезным, в день мятежа решил лично утихомирить бунтовщиков, но был смертельно ранен возле построившегося на Сенатской площади каре восставших.

К вечеру из-за нерешительности руководителей мятежа, бесцельно державших верных им солдат на площади, инициатива сама собой перешла к Николаю. Он окружил Сенатскую площадь вой сками и огнем четырех орудий подавил мятеж. Уже после разгрома петербургского выступления, в конце декабря 1825 года, в Белой Церкви началось восстание «южан», которые поднял Черниговский пехотный полк. Руководитель «Южного общества» полковник П. И. Пестель был накануне арестован, поэтому восстание возглавили С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин. Сначала восставшим сопутствовал успех, но потом они были окружены ерными правительству войсками, разбиты, частью убиты, частью арестованы. Дела «южан» были приобщены к расследованию, которое велось в Петербурге.

Арестованных (всего 316 человек) посадили в сырые и тесные казематы Петропавловской крепости. Там же началось следствие, там же заседал специально организованный Верховный уголовный суд. Все этапы расследования проходи ли под руководством Николая I, кото рый показал себя хорошим дознавателем.

В приговоре суда (начало июля 1826 года) было сказано, что «все подсудимые, без изъятия, по точной силе наших законов, подлежат смертной казни. И потому, если установлением разрядов в наказаниях благоугодно будет Вашему императорскому величеству даровать некоторым из них жизнь, то сие будет не действием закона, а тем менее действием суда, но действием единого монаршего милосердия…» Вместе с тем суд отмечал особо: «И хотя милосердию, от самодержавной власти исходящему, закон не может положить никаких пределов, но Верховный уголовный суд приемлет дерзновение представить, что есть степени преступления столь высокие и с общею безопасностью государства столь смеженные, что самому монарху они, кажется, должны быть недоступны».

Заглянем в источник

Роль простых исполнителей неудачного замысла Рылеева и его друзей – солдат, выведенных на площадь у Сената, была самой жалкой. Они оказались пешками в политической игре. Отчасти их обманули офицеры-революционеры, говоря, что ведут защищать права императора Константина (а также, как сказано в тогдашнем анекдоте, Конституцию – жену Константина). Отчасти они слепо, как и положено служивым, подчинялись приказам командиров, и потом их расстреливали на площади и топили в невских прорубях послушно и слепо действовавшие также по приказу их бывшие товарищи – солдаты правительственных войск. Вот что писал солдат-мятежник Петр Фатеев своим родителям:

«Дорогим родителям низко-пренизко кланяюсь до матушки сырой земли! Великое несчастие постигло меня. За стрельбу зимой на Сенатской площади меня приказали посадить. От этого я долго и не писал Вам. Сидеть дюже плохо: били, не кормили. Теперь я опять на воле. Мне был суд. На суд я попал вместе со своими товарищами. Много нас было, почти что сотня, аль более было нас. Даже страшно на суде было. Судили там господа разные в медалях с царем на шее, долго судили, и сам новый государь император, Его императорское величество Николай Павлович тоже судил нас. Присудили всех на каторжные работы за эту самую стрельбу в Сибирь. Но Царь наш батюшка смилостивился и дал такой указ суду, чтобы весь наш полк отправить на войну с персиянами, так что я, небось, скоро уеду и когда приеду на родину, не ведомо. Прощайте, дорогие родители и все знакомые.

Умные люди говорят, далеко эти самые персияне-то живут, не скоро до них доберемся. Жив буду, вернусь… Более писать не буду, а то не велят нам, опять в острог посадют…»

Легенды и слухи

Тайны истории мятежа на Сенатской площади

В истории декабристов и восстания на Сенатской площади много неясного. Часть историков считает, что параллельно с заговором декабристов происходила попытка дворцового переворота, который пытались устроить военный генерал-губернатор Милорадович и командование гвардии. Генералам был крайне невыгоден приход к власти Николая – человека молодого, незнакомого и чуждого им. Поэтому они вынудили Николая, вопреки завещанию, присягнуть в верности императору Константину I, полагая, что им, старым боевым сподвижникам цесаревича, удастся уговорить его вступить на престол. Но Константин упорствовал в своем отказе от трона, несмотря на отчаянные письма Милорадовича и других к нему. Из-за этого и произошла пауза, которой и воспользовались декабристы.

Но и в их среде не было единодушия. Планы переустройства России, заложенные в программах двух тайных обществ, были весьма различны, и вряд ли состыковывались бы. Согласно «Русской правде» Пестеля, во главе республиканской России должна была встать военная хунта во главе с диктатором, на кресло которого претендовал честолюбивый Пестель. Согласно же проекту Никиты Муравьева, Россия должна была стать конституционной монархией с довольно либеральным устройством. Неизвестно, сумели бы декабристы договориться после предполагаемой победы. Но планам этим не было суждено сбыться.

Много загадок в истории самого восстания. До сих пор нет вразумительных объяснений, почему князь С. П. Трубецкой, избранный диктатором восстания, даже не явился на Сенатскую площадь, где много часов стояли мятежники, хотя жил рядом с ней и, если это была трусость или предательство, почему декабристы впоследствии не осудили его за это? Мемуары самого Трубецкого не дают возможности разгадать эту загадку. Они обрываются на важном для читателя месте – начале допроса Трубецкого императором: «Левашов взял мой допросный лист и пошел к государю: вскоре оба воротились ко мне. Государь мне сказал: “Я…”». Что было дальше, мы никогда не узнаем.

Наконец, в последнее время в литературе было высказано серьезное сомнение относительно разветвленности и организованности декабристских тайных обществ. Не преувеличили ли задним числом сами подследственные, а потом и ссыльные свою революционную деятельность до момента совершения ими государственного преступления – мятежа. Организации, в которых они состояли, во многом были аморфны, а их совещания и заседания часто сводились к дружеским пирушкам и острым разговорам о политике, что делалось во многих местах. Проекты же переустройства страны писали в России всегда, со времен Ивана Грозного. Так получается, что большинство материалов о тайной организации декабристов относятся ко времени следствия и ссылки их в Сибирь. В материалах же самого следствия отчетливо видно естественное для политического сыска всех времен стремление «структурировать» на самом деле эфемерную организацию декабристов, оформить более четко ее цели, задачи, организацию. Не будем забывать, что это было время распространения страшных слухов о европейских карбонариях, масонских заговорах. Подследственные вольно и невольно этому помогали. Многие чувствовали себя не просто гвардейцами-мятежниками, вроде Миниха или братьев Орловых, а карбонариями, борцами за свободу.

Есть свидетельства того, что Александр I еще в 1821 году знал о тайных собраниях офицерства, содержании их бесед и споров о будущем России, но не придавал этой информации особого значения. В ответ на доклад генерал-адъютанта Васильчикова о заговоре он сказал: «Дорогой Васильчиков! Вы, который находитесь на моей службе с начала моего царствования, вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения». Возможно, этим объясняется инертность власти после доносов в 1825 году двух офицеров – Шервуда и Майбороды – о тайных обществах в армии. Получается, что если бы не ситуация междуцарствия, спровоцированная группой Милорадовича, никакого мятежа, возможно, и не произошло бы…

Однако в указе 10 июля Николай I все-таки проявил милосердие и решился нарушить действительно свирепые (со времен царя Алексея Михайловича и Петра Великого) законы о государственных преступлениях. Это обстоятельство как-то упускается из виду в рассказе о декабристах – государственных преступниках. Если бы к ним применили действовавшие тогда положения закона – Уложения 1649 года, «Воинского устава» Петра Великого и другие указы, – то казни подлежали бы все участники государственного преступления, причем к ним следовало бы (по силе закона) применить самые лютые казни: четвертование, колесование, кнутование, посажение на кол – все то, что Петр Великий, не колеблясь, применял к таким же мятежникам – стрельцам. По воле Николая преступников разделили на 11 разрядов, предполагающих различные виды и сроки наказаний. Пятерых руководителей мятежа (Павла Пестеля, Сергея Муравьева-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина, Кондратия Рылеева и Петра Каховского) казнили через повешение у кронверка Петропавловской крепости, остальных сослали в Сибирь. Следствия и суды над участниками заговора и мятежа еще долго тянулись в других городах.

По всем процессам власти отправили в Сибирь 124 человека. Закованные в кандалы и одетые в арестантские халаты, декабристы отбывали каторгу сначала на Нерчинских рудниках, а затем за высокими стенами Читинского острога и в других местах. Позже их перевели на поселение. Поведение сосланных декабристов и приехавших к ним жен стало образцом достоинства и порядочности. Они жили насыщенной жизнью культурных людей, не унывая и не предаваясь отчаянию. Многие из них на поселении занимались научными исследованиями, живописью, устраивали концерты, давали уроки, переписывались с друзьями. В 1856 году, после начала нового царствования, оставшихся в живых декабристов новый император Александр II помиловал, и они вернулись из Сибири, которая «тоже Россия, только пострашнее».

Вообще же декабрьская история 1825 года имела для России самые печальные последствия. Погибли, сгинули в ссылках незаурядные люди, на долгие годы общественная жизнь была заморожена страхом и унынием. Власть же, испытавшая страшное потрясение мятежных дней, крайне настороженно и недружелюбно смотрела на все предложения модернизации и необходимых стране перемен. Александровская эпоха, начавшаяся при свете солнца ранней весны с надежд, оптимизма, иллюзий и реформ, закончилась сумраком декабрьского дня разочарований, страха, уныния и безнадежности…

Н. Бестужев. Общий вид Петровского Завода (в центре – тюрьма, в которой отбывали наказание декабристы).

Заглянем в источник

Легендарным стало поведение многих жен декабристов, которые, пользуясь правом следовать за своими мужьями-преступниками, добровольно приехали в Сибирь и разделили с ними тяжкий жребий. Власти, не одобрявшие подобной жертвенности, всячески препятствовали поездке женщин, принадлежавших к высшему обществу, откровенно запугивали этих светских дам, всегда живших в комфорте и безопасности. Княгиня М. Н. Волконская, жена князя С. Г. Волконского, писала:

«Губернатор (Иркутска. – Е. А.), видя мою решимость ехать, сказал мне: “Подумайте же, какие условия вы должны будете подписать”. – “Я их подпишу не читая”.– “Я должен велеть обыскать все ваши вещи, вам запрещено иметь малейшие ценности”. С этими словами он ушел и прислал ко мне целую ватагу чиновников. Им пришлось переписывать очень мало: немного белья, три платья, семейные портреты и дорожная аптечку… мне предъявили к подписи пресловутую подписку, причем они мне сказали, чтобы я сохранила с нее копию, дабы хорошенько ее запомнить. Когда они вышли, мой человек, прочитавший ее, сказал мне со слезами на глазах: “Княгиня, что вы сделали, прочтите же, что они от вас требуют! – “Мне все равно, уложимся скорее и поедем”. Вот эта подписка:

“1. Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, т. е. будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, который найдут в том, как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ним участь, себе подобною; оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. 2. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне. 3. Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собой взять не дозволено; это запрещается существующими правилами и нужно для собственной их безопасности по причине, что сии места населены людьми, готовыми на всякого рода преступления. 4. Отъездом в Нерчинский край уничтожается право крепостных людей, с ними прибывших”.

Приведя в порядок вещи, разбросанные чиновниками, и приказав вновь все уложить, я вспомнила, что мне нужна подорожная. Губернатор, после данной мной подписки, не удостаивал меня своим посещением, приходилось мне ожидать его в передней. Я пошла к нему, и мне выдали подорожную на имя казака, который должен был меня сопровождать, мое же имя заменялось словами: “… с везущим”.

По возвращении домой я нашла у себя Александру Муравьеву (рожденную Чернышеву); она только что приехала, выехав несколькими часами ранее ее, я опередила ее на 8 дней. Мы напились чаю, то смеясь, то плача – был повод к тому и другому: нас окружали те же вызывавшие смех чиновники, вернувшиеся для осмотра ее вещей».