Текст книги "Властители ночи"

Часть третья
ХОЗЯЕВА УКРАДЕННЫХ СНОВ

«…я свалился в воду с широко раскрытым ртом…»

Мне страшно хотелось спать, просто жутко. Но я не мог позволить себе подремать, ибо на это потребовались бы целые сутки. Я запер распечатку в сейф и вышел на улицу. В этой резиденции я уже чувствовал себя как дома. После почти трех месяцев можно привыкнуть. А привычка часто является источником ошибок; пересилив себя, я достал из кармана мини-комп и проверил охрану, затем план на день. И то и другое было в порядке.

Я потащился к бассейну, зевая, сбросил одежду и встал на бортик. Переждав два зевка, я прыгнул в воду, но не предвидел того, что третий зевок настигнет меня уже в полете. В итоге я свалился в воду с широко раскрытым ртом и закашлялся, поскольку даже я, Оуэн Йитс, не умею дышать как рыба.

Я едва не утонул, хорошо, что глубина здесь составляла всего три метра, а расстояние до берега – два. Но всё равно появился один из охранников, обрадованный тем, что хоть что-то происходит. Он выволок меня на берег и стукнул по спине так, что я едва не выплюнул собственные легкие. Если бы у меня была искусственная челюсть, мне пришлось бы искать ее в кустах по другую сторону небольшого леска.

– Шеф… кхе!.. приедет вовремя… кхе?!.

– Да, – ответил он, спокойно и бесстрастно глядя на меня. Если его и рассмешило мое приключение, то это было скрыто настолько глубоко, что заметить что-либо было невозможно. Он слегка скосил глаза, посмотрев на маленький экранчик под козырьком фуражки, над левой бровью. – Уже идет.

– Ты не можешь смотреть на монитор левым глазом, не двигая правым? – спросил я.

Наверное, когда я научусь жить с осознанием того, что кто-то может одержать надо мной верх, пирамиды встанут на острие, а повернутые в прошлом веке течения сибирских рек вернутся в прежние русла без вмешательства человека.

– Прошу прощения? – Он слегка наклонил голову.

– Нет, ничего. – Я еще немного покашлял, поскольку мне казалось, что кашель отлично прогоняет сон. Я прошел через ряды вращающихся валиков массажера под бдительным взглядом охранника. – Он уже здесь? – спросил я, увидев, что он показывает в сторону аллеи.

Охранник кивнул. Я вышел из клетки, в которой мое тело бомбардировали мощные потоки воздуха. Мне уже было немного лучше. Откуда-то притащился Монти, зевая на ходу. Я энергично потер голову – странно, но, похоже, это до сих пор приводило его в беспокойство. Почему? Почему он ворчал и смотрел при этом на охранника?

Дуглас Саркисян и Ник Дуглас стояли на террасе. Начальник охраны что-то быстро докладывал, словно не желая, чтобы я услышал, как он на меня жалуется. Я его не боялся – кроме сегодняшнего случая в бассейне, о котором ему доложили камеры с фуражки охранника-спасителя и другие, в большом числе расположенные по всей территории, со мной не происходило ничего экстраординарного.

Но никто не смеялся.

– Идем, – сказал я и пошел первым. Естественно, слышно было лишь тихое постукивание когтей Монти. Когда мы уселись в просторном подземном кабинете, Дуглас достал мини-диск и положил на стол. Монти улегся носом в сторону южного угла и вытянулся на полу. Я с трудом удержался от того, чтобы пригладить волосы. От размышлений по поводу психики пса меня оторвал Саркисян.

– Ты прочитал? – спросил он своего подчиненного.

– Угу. Но мне не всё пока ясно. – Ник подтолкнул ко мне папку с несколькими десятками страниц. – Извини, но меня не было почти четыре недели…

– Где ты шляешься? Когда ты нужен, Дуг всегда говорит, что ты как раз сейчас где-то в другом месте! Специально скрываешься? – Я закурил и подошел к кофеварке. – И потом… А!.. – Я махнул рукой и спросил: – Кому-нибудь кофе?

– Давай…

– Да…

Я наполнил две чашки, себе налил большую кружку.

– Откуда ты взял данные? – не унимался Ник.

– Всё просто. – Я сел и постучал пальцем по диску. – Я получил от Дуга кучу материалов и не нашел лучшего выхода, кроме как что-нибудь написать… – Я пожал плечами.

– Ты написал по тем документам повесть?! – Он наклонился и уставился на меня то ли с недоверием, то ли с восхищением.

– Ну да, просто такой уж я трудолюбивый.

– Ага, и поэтому писал от первого лица…

– Черт побери, а какая разница? Видимо, иначе я писать не умею!

– А откуда были исходные данные?

Я пожал плечами и движением брови показал на Саркисяна. Тот причмокнул и отхлебнул кофе.

– По порядку. Скотт Хэмисдейл – естественно, вымышленное имя. Это агент ААД. У него обнаружили смертельную болезнь, какая-то патология на клеточном уровне, синдром Хейфица-Воруа-Бианелли. Так или иначе, ему оставалось полгода жизни, и притом при усиленной терапии. Потому он и жевал ту резинку… Собственно, причин для этого было две. Одна разновидность резинки содержала в себе лекарство, какое-то пира-мета-трата и так далее. Во второй резинке тоже была какая-то дрянь, которая ионизировала слюну или что-то еще с ней делала, чтобы одна из керамических пломб постоянно получала питание…

– В пломбе был микрофон? – вмешался Ник.

– Ну, не так уж трудно было догадаться! – рявкнул я. – Микрофон, и передатчик, и память…

– Оуэн, ты становишься сварливым! – Остроумного ответа я не нашел и потому промолчал.

– Итак, Скотт отправляется в Редлиф-Хилл с соответствующей легендой, а оказался он там потому, что компьютеры после четырех месяцев просеивания информации обнаружили, что Вэл Полмант четырежды оказывалась в непосредственной близости от очередных жертв. А жертвы эти были нашими, находившимися под особой охраной, свидетелями; свидетелей этих кто-то резал как хотел, когда хотел и если хотел. Мы ничего не могли поделать, пока не блеснула искорка надежды в лице этой Полмант. Хэмисдейл должен был за ней следить, но всё пошло совершенно не так, и ход событий резко ускорился. Ты читал – во время поездки он случайно встретил двоих старых знакомых, слегка перепугался и прибыл в Редлиф несколько иначе, чем планировал. Совершенно случайно он столкнулся с потенциальной подопечной, и обрушилась лавина. Ее приятели решили, что это неспроста, и в итоге в течение трех недель разыгралась вся эта история. – Он бросил взгляд на диск с моей версией событий.

Не знаю, почему я решил из нескольких сотен страниц переписанных на диски записей, сделанных непрерывно работавшим устройством в его зубе, сочинить нечто вроде повести. Скука? Вынужденное ненавистное бездействие? Четыре дня я читал, а потом, словно сомнамбула, уселся в кресло перед компом и начал стучать по клавишам. Правда, в основном работа заключалась лишь в вырезке соответствующих фрагментов и форматировании текста, особенно когда шел диалог, который я хотел сохранить в оригинальном виде. Я не добавил ни одного действующего лица, ничего не подретушировал, не изменил и не поправил. Просто – получилась почти документальная повесть, основанная на фактах. Не для издания, не для публикации. Собственно – для троих, может быть, даже для двоих. Может быть, только для меня самого, чтобы мне было чем заняться в течение всех этих недель напряженного ожидания. Какое-то время мы молчали. Потом Ник сказал:

– Какое-то странное у меня ощущение. Никогда бы не сказал, читая твою повесть, что это история об обреченном на смерть человеке… И убийство главного героя… Непонятно, относиться ли к этому как к гибели литературного образа или реального человека…

У меня у самого были подобные сомнения, особенно сейчас.

– Раз уж я начал всё подобным образом компоновать, так что мне было, писать – мол, Скотт то и дело повторял про себя: «А к чему это всё? Ведь я умру через три месяца!». Не знаю… – Я почесал за ухом. – Это еще и такой небольшой памятник… Иначе никто, кроме кадровиков ААД, о нем бы не помнил…

Саркисян медленно кивнул. Я не мог понять, что он имеет в виду.

– Насколько я понимаю, этого Скотта застрелил Уиттингтон? – наконец, спросил Ник.

– Да.

Как-то странно это прозвучало. Я немного подумал.

– Но запись продолжалась дальше? – спросил я, зная ответ.

– Да, но записывать было уже нечего. Этот старый сукин сын просто встал и, насвистывая себе под нос, вышел. Потом устройство еще сутки записывало только тишину. А потом мы нашли все три тела. – Он помолчал. – Этот Скотт… Тебе бы он понравился, Оуэн.

– Не сомневаюсь, – согласился я, хотя и был несколько удивлен.

– Когда-то, загнанный в угол, со сломанной ногой и пустой обоймой, знаешь, как он улизнул? Нашел убитую до этого в перестрелке собаку, вырвал ей кишки и обложился ими, а потом лег у стены со стеклянным взглядом и выдержал так несколько минут, пока трое преследователей его осматривали. А потом они ушли, уверенные, что их очередь выпустила ему потроха…

– Гм? – заинтересовался Ник. – Я это видел в каком-то фильме!

– Конечно, – спокойно ответил Саркисян, вращая большими пальцами. – Где-то случилась утечка, и почти весь этот эпизод попал в фильм, но, к счастью, всего лишь в какой-то третьеразрядный боевик без участия живых актеров. Ни один нормальный человек этого не смо… – Он замолчал и с искренним удивлением посмотрел на Ника. – Ты что, видел?

– Иногда я смотрю цифровое кино, – признался Ник. – Думаю, скоро вообще не будет актеров, по крайней мере таких, каких мы знаем. Будут только подставлять рожу под камеру, а потом компьютеры сделают из этого всё, что захочется.

– Может, вернемся к делу? – Я подошел к холодильнику, достал бутылку текилы и, не спрашивая, налил по несколько капель. Мы выпили. Никто не искал соль.

– А кровавый злодей Уиттингтон? – спросил Ник. Дуг пожал плечами.

– Смылся! – прошипел я.

– Смылся… – согласился Саркисян. Он немного помолчал, потом толкнул пальцем чашку, наблюдая за волнами на поверхности кофе. – Однако за это время мы успели сделать многое другое. Галлард у нас, он рассказал обо всём, что знал, хотя знал немногое. Они отрезали член у трупа, передали. Потом старик и Эйприл показали ему, что случится, если он появится ближе чем за две тысячи километров от Редлифа. Я имею в виду убийство его приятеля из похоронного бюро.

– А Эйприл? – спросил Ник.

– Сидит. То есть – сидела бы, но она в коме. Судя по тому, что нам удалось выяснить, она встретилась с Уиттингтоном перед самым его отъездом из Редлифа. А потом посреди бела дня погрузилась в сон, из которого ее, правда, вывели, но это ничего не дало – она превратилась в подобие овоща: полная апатия, молчание, принудительное кормление и памперсы.

– Но когда Скотт был без сознания, запись продолжалась? Когда его и Грега куда-то везли?

– Да, и потому нам удалось найти еще несколько человек, но это обычная мелкая рыбешка, простые поставщики простых услуг – снимали жилье, что-то посылали, что-то получали… Ничего более конкретного они сказать не в состоянии. Периферия организации, которая проникла в нашу систему охраны свидетелей и в течение одиннадцати лет убивала кого хотела за огромные деньги, по заказу крупнейших преступных синдикатов. Они практически развалили нам эту программу, на договор шли только те, у кого всё равно не было выбора – сотрудничество или тюрьма. Тогда стало ясно, насколько важным элементом борьбы с преступностью являлись осведомители, доносчики, раскаявшиеся преступники…

– «Раскаявшиеся»! – фыркнул я. – Стоило вам сесть кому-то из них на хвост, и он сразу же становился добропорядочным гражданином!

Саркисян поднял взгляд от чашки с кофе и серьезно посмотрел на меня:

– Ты в самом деле становишься невыносим, Оуэн.

– Нет, я просто злой. У меня похитили сына, убили самую верную в мире собаку, разрушили дом…

Я думал, что они скажут что-нибудь насчет дома, например, что он уже стоит и ждет жильцов, а я тогда… Но никто ничего не сказал. Потом Ник спросил:

– А Галлард? Тот, молодой?

– Такая же мелкая рыбешка, – ответил Саркисян. – Утверждает, что им заплатила Эйприл. В первую ночь, проведенную Скоттом в Редлифе, дома у Полмант, хозяйка позвонила своей коллеге по профессии, из организации, и рассказала о случайно оглушенном детективе. Она просто беспокоилась, а в настоящую панику впала Эйприл, которая сообщила обо всем Уиттингтону, а он приказал ей оборвать все нити. Ну, она и оборвала. Ребята должны были только доставить ей пенис и поджечь дом. А она сама пыталась контролировать ход событий. К несчастью, Скотт, скорее всего случайно, совершал действия, которые убеждали их, что он знает больше, чем говорит. Поэтому его пытались без лишнего шума прикончить возле магазина, а потом, когда и это не удалось, прибегли к крайним мерам.

– Так что мы имеем? Галларда и малообщительную Эйприл? А ее муж? – спросил Ник.

– Повесился.

Мы оба вскочили. Саркисян покачал головой:

– Мы спасли его, приехав с ордером на арест. Но он скорее чист. Они с женой давно уже не имели ничего общего.

– По крайней мере, хотя бы насчет этого она не лгала, – пробормотал я. – А как насчет информации о том, как правительство за деньги налогоплательщиков обеспечило себе возможность вмешиваться в частную жизнь граждан и манипулировать архивами?

– Оуэн…

– Перестань! – Я махнул рукой. – Раз уж вы добрались до банков данных, то не будешь же ты утверждать, что и в другие системы вы не подсадили что-нибудь столь же секретное и полезное? Примерно так, как тогда, когда оказалось, что каждый играющий в «Крайм-Сити III» заодно выполняет для вас некоторые расчеты?

– Это не мы, – теперь уже он махнул рукой.

Мы сидели над чашками с кофе и лениво переругивались.

Все возможные дыры давно уже были обнюханы, обследованы и обклеены датчиками, возле каждой стояла вооруженная охрана, но ничего не происходило – с момента убийства Хэмисдейла и исчезновения Уиттингтона-Товы.

О!

– А эта сволочь Уиттингтон? – спросил я, еще не до конца зная, что я имею в виду и что мгновение спустя сорвется у меня с языка. – Вы прочесали всю страну, чтобы… чтобы…

– Вот именно, – несколько оживился Дуг Саркисян. – С ним что-то непонятное – он существует как бы сразу в нескольких экземплярах. Каким-то образом он проник в информационную систему и существует в ней в нескольких версиях, разного возраста. В связи с этим у нас тысячи сведений о его жизни, путешествиях, знакомых… Но и это хоть что-то.

– Что-то… Погоди! Ага, я тебя спрашивал, сразу как только получил эти материалы, почему ты мне их дал, помнишь? И что ты мне сказал?

– Что если твои предчувствия совпадают с моими, то это будет означать, что у нас появился новый след.

– А я предчувствую, что этот Уиттингтон-Това каким-то образом связан со сновидениями! Так?

Он довольно кивнул.

– На чем основаны ваши предчувствия? – забеспокоился Ник. – У меня нет никаких.

– Мои – на последних словах Уиттингтона: «Жаль, что вам я не могу обеспечить по-настоящему приятных снов…», – ответил Саркисян.

– Не приятных, а спокойных, – поправил я его.

– Верно.

Теперь уже Ник взял бутылку и налил нам по порции текилы.

– Вот только, черт побери, я не знаю, каким образом связать организацию, оказывающую услуги по поиску и ликвидации болтливых свидетелей, этакую преступную полицию, с теми, кто занимается распространением хороших или дурных, странных или, как сказал Уиттингтон, спокойных снов? – признался я. – Вернемся… – Тут я внезапно потерял нить. Проклятье, со мной еще не бывало такого, чтобы начать фразу и не знать, как ее закончить!

– Да? – заинтересовались оба.

– Вернемся к разговору о снах, – наконец выдавил я.

Они внимательно посмотрели на меня, потом коротко переглянулись. Мне это не понравилось.

– Нужно приложить все усилия к тому, чтобы найти ту специалистку по сновидениям, которая пропала, уйдя из собственного дома, – выпалил я и сразу понял, что это хорошая идея. – Раз уж мы заговорили о снах, нужно снова вернуться к тому, что мы в свое время обнаружили и отложили на потом.

Саркисян поскреб усы, затем кивнул и встал. Пока он стучал по клавиатуре, чтобы с помощью зашифрованного импульса привести в действие соответствующие службы, я выпил полкружки кофе. Мне всё еще хотелось спать, кроме того, зудело правое веко, словно там появился ячмень. Я поискал взглядом какое-нибудь лекарство, и Ник услужливо мне его подал. Назло ему я отказался, подошел к Саркисяну и через плечо посмотрел на экран. Он уже заканчивал отдавать свои распоряжения и вопросительно посмотрел на меня, спрашивая, не добавить ли что-нибудь еще, но в голову мне ничего не приходило. Я вернулся к столу.

– Что общего между снами и ликвидацией неудобных свидетелей? – спросил Ник. Вопрос повис в воздухе, не дождавшись ответа. – Я понимаю, если бы свидетелей ликвидировали во сне или вызывали у них такие сновидения, что они умирали бы или сходили с ума, – пусть так. Но тут? Тут я не вижу никакой связи!

– Может, ее и нет? – бросил я в пространство.

– Как это? – спросил Саркисян, подходя к столу. – Просто: представь себе, что кто-нибудь торгует отравленным мясом и одновременно является вице-чемпионом мира по дельтапланеризму.

– Да чушь это всё! – раздраженно сказал он и постучал пальцами по крышке стола. – Пима еще выдерживает это затворничество? – сменил он тему.

– Пока да.

И эта тема тоже внезапно закончилась.

Такие уж мы есть – если нет никакой работы, то весьма скверно. А работа явно обходила нас стороной за километры.

Я смотрел на бутылку с текилой, в серебристой этикетке отражалось изнутри лицо Дугласа Саркисяна. Пима, подумал я, пока выдерживает, но сколько еще? Конечно, она боится выйти отсюда и вернуться к «нормальной» жизни, не говоря уже о собственном доме… Фил и Бинки тоже пока еще выдерживали эти непрекращающиеся каникулы: бассейн, стадионы, тиры, корты… И всё это с охранниками, отличными ребятами, у которых столько интересных виртуальных штучек…

– Торгует мясом… Торгует мясом и… на эти деньги покупает дельтапланы!!! – воскликнул Ник.

Мы с Саркисяном вскочили. Казалось, будто по подземному бункеру пронесся порыв свежего холодного ветра.

– Ах ты… Ах ты чертов умник! – завопил Дуглас и хлопнул подчиненного по плечу, что было силы. Только поэтому я воздержался от такого же хлопка. – Именно!

Он стукнул кулаком по столу. Несколько мгновений мы стояли, глядя друг на друга, открыв рот. Потом Ник первым свалился на стул, я за ним.

– Конечно – они зарабатывают огромные деньги за устранение свидетелей! – сказал я.

Это не было каким-либо открытием, но следовало постепенно начинать собирать факты и гипотезы, соединять их, подгонять друг к другу…

– Они могут даже шантажировать своих прежних заказчиков! – выпалил Саркисян.

– Могут, – не сразу, но согласился я.

– Просто они выбрали такой способ зарабатывать и заодно уходить от налогов, но когда это всё началось?

Теперь уже меня осенило.

– Знаю! – крикнул я. – Когда Фирстайн представлял Скотту Уиттингтона, он сказал, что тот – его преподаватель, понимаете? Он отбирал себе студентов и из них создавал свою сеть.

– Погоди-погоди!.. – Ник протянул руку и сильно стиснул мои пальцы. – Нет, не так. Это было бы слишком просто, слишком непосредственно… Кроме того – слишком узкий круг, понимаешь? Он не мог иметь доступ к юристам, военным, интеллектуалам – одновременно, соображаешь? Да, наверняка студенты, но он должен был как-то иначе их отлавливать, из как можно более широкого круга. Только тогда…

– …он мог бы проникнуть на несколько уровней власти, сделать так, чтобы члены его сети тянули за собой других!

– Точно! – выдохнул Саркисян, снова стукнув кулаком по столу. – Несколько десятков человек, которые какое-то время спустя занимают высокие посты в стране, могут прочно угнездиться в системе и использовать ее в собственных целях.

– Что ты заканчивал? – быстро спросил я Саркисяна.

– Университет штата Юта… – раздраженно бросил он, а потом опомнился и серьезно посмотрел на меня: – Черт! Мы ничего не можем сделать, пока не узнаем, каким образом он плел свою сеть, кого сумел прикормить…

– Именно…

– Но в принципе, мы знаем: официально Уиттингтона и так ищут, нет смысла что-то менять, пусть дело идет, как идет; самое большее – нужно будет внимательно присматриваться ко всем, кто будет пытаться его тормозить, направлять по ложному следу и так далее. – Ник посмотрел на меня, потом на своего шефа. – Особенно важными кажутся мне те ниточки, которые могут вести от Уиттингтона к специалистам по сновидениям.

– Он спонсировал где-нибудь учебные заведения? – вмешался я, выставляя над крышкой стола большой палец.

– Да, стипендии и гранты, – согласился Саркисян. – Нити, связывающие Эйприл и Фирстайна с Уиттингтоном…

– Конгрессы, съезды?

– Ладно, вы тут напрягайте мозги, а я подключу несколько человек. У меня есть те, за кого я ручаюсь, как за себя самого.

Саркисян вскочил и выбежал из помещения.

Решительным движением я убрал со стола бутылку. Может, она выполнила свою задачу, может быть, и нет, но в это я не вникал. Спрятав ее в бар, я закурил и взял банку пива.

– Не знаю, как ты, – сказал я Нику, – но у меня была такая сумасшедшая ночь, что сейчас я выпиваю пиво и валюсь в койку. Через два часа буду свеж и полон энергии.

Он покачал головой:

– Удивляюсь я тебе, Оуэн. Дело наконец-то сдвинулось с места, а ты идешь дрыхнуть?!

Я пожал плечами и потянулся к банке.

Не знаю почему, но вдруг мне вспомнился сержант Кашель, как он потрясал курсантов на первых занятиях по бронетехнике, одной рукой рисуя чертеж танка, а другой выписывая его тактико-технические данные! Аудитория сидела разинув рот и ловила каждое слово сержанта, ибо, как сказал кто-то, «даже Эйнштейн не мог действовать так, чтобы одна рука не ведала, что творит другая».

Другое дело, что сержанту для этого приходилось тяжко тренироваться, по пятнадцать минут в день в течение двух лет, – в этом он признался мне четыре года спустя, когда я уходил из части. Ничего другого он не умел. И его приводило в ярость любое изменение в параметрах танка. Но этого было достаточно, чтобы курсанты считали, что, когда в субботу вечером его нет в баре, это означает, что он демонстрирует Господу Богу свой трюк, а тот гневается, не в силах его повторить. Все торнадо и бури над нашими головами списывались на этот счет: «О, – говорили курсанты, – Господь Бог пытается работать обеими руками сразу».

Я же овладел другим трюком – научился засыпать после банки пива, когда в ближайшем будущем предстояла тяжелая и долгая работа.

Ничем другим впечатлить Ника я не мог.

Я причмокнул, подзывая Монти, и с удивлением обнаружил, что он уже стоит у двери, пытаясь открыть ее взглядом. Откуда он знал, что мы уходим? Понимает слово «дрыхнуть»?

Я отложил на потом исследования его интеллекта, так же как и разговор с Пимой. В спальне я допил пиво и поставил банку на столик.

– Может, пошлешь мне спокойного сна, а, сволочь? – тихо спросил я Уиттингтона-Тову. – Я еще спрошу тебя, что это в точности значит, – пообещал я. – Уже скоро. Ты удивишься.

Часто перед сном я пытаюсь подкинуть себе тему для сновидения, например продолжение сюжета или воспоминание о том, что происходило в предыдущих эпизодах сериала, который я смотрел, или книги, которую я в очередной раз перечитывал. На этот раз я целиком отдался естеству.

За мгновение до того, как я заснул, у меня возникло странное и прежде неизвестное ощущение страха из-за возможных последствий этого, как мне начало казаться, легкомысленного шага.