Текст книги "Властители ночи"

Он улыбнулся. Пухлые щеки приподнялись, почти закрыв глазницы, нос тоже задрался вверх, как у поросенка, вынюхивающего корыто с аппетитными помоями, собранными за последние шесть дней.

– Меня сюда не приглашали, – сказал я. – Меня сюда притащил силой этот ваш лакей.

– Я его так не называю, – услышал я.

Это было что-то новое. Никто из нас не раскрывал рта, и уж наверняка не Уиттингтон и не его отвратительное отродье, но я услышал прямо у себя в голове отчетливый голос, словно мне вставили в каждый слуховой канал наушники высокого качества, по крайней мере четвертого поколения. Я не смог удержаться и потряс головой.

– Он мой исполнитель, – продолжал голос в моей голове. – Реализатор. Естественно, он мне подчиняется. – Уиттингтон пошевелился. Неужели и он слышал то же самое? – Он исполняет мои желания.

– Кто ты? – рявкнул я.

Близнец Ен встал и подпрыгнул на своих кривых толстых ножках. Его брат захихикал и, лежа, толкнул его. Ен свалился на подушки, и карлики, не обращая на нас внимания, начали лупить ими друг друга, а потом вдруг замерли и сели. Потом тот, что поактивнее, Ен, придвинулся ближе и вдруг поцеловал своего брата, а тот ответил ему таким же страстным поцелуем. Я хотел закрыть глаза, но не мог. Похоже, та же самая сила, что звучала в моей голове мгновение назад, теперь сковала мои члены и, видимо, все мускулы. Нет, не все, ведь я дышал. Близнецы оторвались друг от друга, Ал вдруг протяжно вздохнул и уткнулся головой в грудь брату, а тот, никак не предупреждая о своих намерениях, неожиданно прильнул губами к чирью на его виске и высосал его.

Из меня хлынуло содержимое моего желудка. Пока я блевал, близнецы, весело попискивая, забрались в свою тележку и уехали, и их совершенно не беспокоило, что очередной фонтан из моего рта прошелся по тележке и им самим. Я болтался на своих веревках минуты три, самые отвратительные три минуты в моей жизни.

Я откашлялся и сплюнул в сторону двери.

Уиттингтон сидел неподвижно, он даже не посмотрел на меня, уставившись в стену за моими плечами. Я немного подождал.

– Что это за исчадия ада? – прохрипел я.

Я еще раз сплюнул на пол. Стивен поднял голову и посмотрел на меня своими холодными голубыми глазами. Теперь в них не было ничего, кроме усталости.

– С меня хватит, – вдруг сказал он.

Я не мог сейчас ничего сказать, чем-то помешать. Что-то в нем надломилось, и нужно было этим воспользоваться.

Уиттингтон встал и прошел за мою спину. Там что-то пискнуло, раздался стук по клавишам. Откуда-то сзади, позвякивая, появился пылесос. У него возникли проблемы с преодолением связывавших мои ноги веревок, Уиттингтону пришлось их временно ослабить, а я воспользовался мгновением относительной свободы и сразу же об этом пожалел – застывшие в неудобной позе мышцы тут же свело болезненной судорогой. Я изо всех сил стиснул зубы, но Уиттингтона происходящее со мной совершенно не волновало. Он провел пылесос через веревку, потом проделал еще несколько сложных маневров, пока в конце концов я не оказался развернутым лицом к другой половине помещения, которой до этого не видел.

Ничего особенного – большой старый деревянный стол, заставленный успевшим уже устареть оборудованием: компьютер как минимум десятилетней давности, внушительных размеров, но не поражающий воображения принтер-копир типа «Клон А7». За столом стена с десятком экранов – четыре вида на ближайшие окрестности, один со спутника, остальные показывали какие-то коридоры и их пересечения. Путы на ногах слегка ослабли, я мог совершать мелкие шаги на месте, что и делал; поначалу было чертовски больно, однако через минуту боль начала проходить.

К моему удивлению, Уиттингтон снова подошел к цилиндру с инерционным барабаном и освободил мою левую руку. Я почесал щеку. Затем он подошел к столу и, достав из ящика бутылку водки, налил себе и выпил, никого не угостив. Хам.

– Не знаю, сколько ты еще проживешь, – спокойно сказал он, словно речь шла о погоде на завтра. – У него бывают разные прихоти.

– У кого – у него?

Он налил себе еще и выпил. Я почти ощутил, как алкоголь стекает по его пищеводу в желудок. Плохая водка, подумал я, какой-то неизвестной марки, теплая, и кроме того…

– Ты никак не сопоставил имена? – спросил он. Я ничего не понимал, тупо уставившись на него, а он криво улыбнулся и сел по другую сторону стола.

– Ал и Ен. Не доходит?

Дошло. Хотя – не совсем. Так что я продолжал молчать.

– Алиен. Чужой. НЛО. – Он показал пальцем на потолок и покачал головой.

Я стоял неподвижно, пытаясь сообразить, как заманить его в пределы досягаемости моей левой руки и что делать потом. Я никогда прежде не дрался в сумасшедшем доме, здесь же мне довелось иметь дело сразу с тремя психами. И один из них был почти рядом.

– Я должен всё тебе рассказать, – вдруг сказал он, наклонив голову и глядя на меня с видом любопытной курицы. – Может, он хочет сменить своего исполнителя? – мрачно усмехнулся он. – Я уже слишком стар, возможно, он считает, что из-за меня процесс захвата идет слишком медленно…

Он собрался было налить себе еще, но в последний момент передумал.

– Знаешь, сколько мне лет? – спросил он. – По документам шестьдесят четыре, а на самом деле… – он сделал паузу, но не столько для пущего эффекта, сколько просто пытаясь подсчитать, – сто двадцать семь. Да, да, я родился в тысяча девятьсот двадцать первом году. Я видел – издалека, но всё же – мировую войну. Я был в Корее, знаю, что такое Вьетнам. Я был свидетелем крушения коммунизма, пережил религиозные волнения на Дальнем Востоке, атомный конфликт между Индией и Пакистаном, ужасы Исламского Джихада в Афганистане и окрестностях, Африканский Армагеддон… Восстание аборигенов, и второе – движения Улуру. Я наблюдал то, что происходило во время Второго раздела России. Столько всего было… – Он покачал головой. – И всё это – дерьмо. Всё это дерьмо, и ничего не стоит, ничего не значит! – Он поднял взгляд от стола и уставился на меня безумным взором. – Люди били, сжигали и травили друг друга, расстреливали и заражали болезнями, а тем временем судьба человечества…

Он откинул голову назад, выставив острый кадык. Правой рукой я, может быть, и рискнул бы бросить в него чем-нибудь вроде бейсбольного мяча или бутылки, но левой? И мяча под рукой у меня не было.

– Всё решается здесь… – Он обвел рукой вокруг.

– Конечно. Да. Понимаю. Здесь находится штаб земных сил, задача которого – борьба с внеземной армадой прыщавых клонов! – выпалил я.

– Дурак ты. Я тебе всё расскажу. Раз он так хочет – расскажу. Может, он хочет узнать, где была совершена ошибка, что привело тебя к нам… Значит, так… – Он сел поудобнее, посмотрел на бутылку и… спрятал! Скотина. – Ты знаешь, что произошло в Росуэлле в сорок седьмом?

– Разбился НЛО.

– А про Неврест слышал? Нет? А знаешь, что Неврест в сто раз важнее, чем Росуэлл?

– Там разбилось сто НЛО? – Я уже знал, что он скажет.

– Нет, один. И не разбился, а сел. Корабль, в соответствии с заложенной в него программой, самоуничтожился, остался один Чужой с необходимым снаряжением. Знаешь, какова была его задача?

– Конечно, фильмов я насмотрелся.

Одна часть моего разума словно застыла от страха – я всегда боялся сумасшедших. Вторая же боялась еще больше – того, что он говорит правду.

– Именно, – серьезно кивнул он. – Захват. Точнее – подготовка вторжения. Но это долгая история, в таком темпе мы не закончим и до завтра. Расскажу коротко. Август сорок восьмого. Садится НЛО. В месте посадки оказывается семь человек – пятеро местных зевак и две шлюхи. Чужой сразу убил мужчин, одна из проституток погибла случайно. Должно было быть иначе, но раз так случилось – ничего не поделаешь. Чужой «оплодотворил» вторую женщину, Сьюзен Гародайм. Он даже не заметил, что, маневрируя своим кораблем, отрезал ей обе ноги выше колен. Неважно. Раны были чистыми и быстро затянулись. Женщина осталась жива и даже какое-то время пользовалась повышенной популярностью у окрестной клиентуры – якобы она открыла для себя несколько позиций, невозможных при наличии ног. Потом, однако, слава ее угасла, отчасти из-за того, что иногда на нее что-то находило и она рассказывала о вспышках, тающих на глазах горах металла, бесшумно парящих в воздухе машинах, к тому же оказалось, что она беременна. Она сама была убеждена, что виной тому кто-то из участников очередной холостяцкой пирушки. Но нет – это был Чужой. Он уже знал, каким образом можно появиться на Земле, не вызывая ничьих подозрений, – просто родиться. Но не всё получилось так, как он хотел, и вместо красавца-супермена Сьюзен родила близнецов. Она дала им какие-то имена, но он уже знал кое-что о Земле и потому назвал сам себя Ал и Ен.

– А если бы родилась тройня, то третьего звали бы И? – спросил я, надеясь, что он перестанет наконец нести бред родом из наихудшей фантастики и, разозлившись, подойдет ко мне. – Эти вонючие потные уроды? Это агрессоры? Космические захватчики? Убийцы из Преисподней? – Я сплюнул на пол. – Не смеши меня, Стивен. Безмозглые карлики-гермафродиты, прыщавые гидроцефалы?! Да пошел ты!

– Только потому еще существует Земля, – спокойно ответил он. – Не слишком хорошо разбираясь в механизмах размножения людей, он разделился в зародыше надвое, и теперь получается так, что в одиночку братья ничего не могут сделать, и даже вместе слишком быстро устают. Ничья. Пат. Притяжение Земли и ее биология обездвижили захватчика и лишили его всей мощи! – Он хлопнул ладонью по столу, достал бутылку и выпил прямо из горла. Дегенерат. Я бы тоже охотно нарушил таким образом правила этикета, но гордость мне не позволила. – Крышка!..

– Рассказывай дальше, – потребовал я. Рассказ явно вызывал у него жажду, глаза его уже слегка стекленели. Еще несколько серий «Икс-файлов», и он налакается в стельку, а тогда к делу приступит трезвый детектив. – Что стало с мамочкой? В какую школу ходил Чужой?

Я вопросительно хихикнул.

– Мамочка здесь. – Он невозмутимо кивнул на левую стену. Мне расхотелось смеяться. – Иногда они развлекаются втроем.

Он снова отхлебнул из горла. Мне стало не по себе. Я почувствовал, что мне вдруг захотелось курить и выпить. Водки из горла!

– Каким образом Чужой хочет захватить Землю? – спросил я.

Он поднял голову, развалился в кресле и пошевелил бровями – может быть, из-за этого он какое-то мгновение напоминал старого опытного циркового шута, грустного и смешного одновременно.

– Как раз с этим проблема. Он был убежден, что сумеет подчинить себе любого жителя Земли, но в итоге стал слишком слабым физически существом, к тому же состоящим из двух частей; он не может подойти к президенту США и приказать ему атаковать Иран, чтобы спровоцировать ядерную войну. – Он перебросил одну руку через спинку кресла и взмахивал ею в такт словам, другая, с бутылкой водки – теперь я видел этикетку «Голубой Кристалл», – свисала по другую сторону. – Многое оказалось не под силу столь увечному организму… скорее недоразвитому организму, – поправился он. – Наверное, поэтому меня и завербовали. Я достаточно случайно оказался возле дома Сьюзен, и… Но я даже не защищался! – признался он, словно слегка удивляясь самому себе. – И с тех пор мы вместе. Уже сто лет… уже целый век… Как это глупо звучит…

Я уже собирался сказать что-то вроде: «Ну вот, сам видишь! Давай успокоимся, развяжи меня, и выпьем по одной. А потом выйдем из этой шахты и поедем в больницу, а там у тебя будет прекрасная комнатка без дверных ручек и углов…»

– Где-то в две тысячи двенадцатом возник этот вариант Плана… – Он махнул сначала одной рукой, потом другой, вспомнил о водке и выпил. – Наверное, ты тоже не отказался бы выпить, но нет – ты будешь нужен Чужому, а он не любит алкоголя. Видимо, у него остались воспоминания о жизни в утробе пьяной матери… скорее родительницы… Инкубаторной цистерны… – Он икнул.

Нужен Чужому!.. Что бы это ни значило, оно мне не понравилось. Уиттингтон уставился в пол, с трудом удерживая голову в вертикальном положении. Я подтянул веревку на правой руке, потом на левой, проверяя, насколько ее удастся растянуть. Бесполезно – мне до него было не достать.

– У меня был коллега по университету, и он придумал такую штуку: после окончания учебы отобранная группа выпускников, естественно разных специальностей, отправляется в один выбранный город. Через какое-то время они создают там свой Рай. Один становится мэром, другой – комиссаром полиции, третий – главным врачом больницы, кто-то еще – главой наблюдательного совета банка, они берут под свое начало школы, магазины и так далее, и так далее… Рано или поздно город начинает принадлежать им. И им даже не приходится нарушать закон, они лишь составляют единую команду, поддерживая друг друга настолько, насколько это возможно. Как-то раз я поделился с Чужим этой идеей, и в результате родился план «Дерби». – Он поднял палец и повторил: – «Дерби». Я отобрал группу молодых людей… Тогда я уже был преподавателем университета. В зимних лыжных лагерях и во время соревнований между штатами я искал подходящих ребят. Оказалось, что спортсмены – самые лучшие кандидаты, способные, трудолюбивые, тщеславные, выносливые… Мы создали первый «Дерби» и завладели городом. Без особого труда, за одиннадцать лет. Но потом – всё. На штат это не распространялось, а на всю страну тем более. Да, некоторые могли бы сделать карьеру и за пределами города, но с большим трудом и без особой надежды на дальнейшее продвижение. Так что получалось, что пришлось бы действовать в течение нескольких веков, чтобы взять под свой контроль несколько десятков городов в нескольких штатах, и этого всё равно было бы мало.

Он рассказывал с убежденностью и верой в собственные слова, я не мог ему не верить, особенно если учесть, что пока что тут не находилось места для агента Малдера.

– Возник план «Дерби-два». Я уже знал, что мне… нам потребуются огромные деньги, чтобы, может быть, даже используя «Дерби-первый», завладеть Вашингтоном. Вот это было бы как раз то, что нам нужно! Огромные деньги пришли с неожиданной стороны – один из моих подопечных имел доступ к данным правительственной программы защиты свидетелей. Он рассказал мне об этом, поскольку именно так мы и жили, – чтобы помогать друг другу, нужно было знать всё о каждом. Мне пришла в голову идея, и я воспользовался помощью другого своего протеже, чтобы связаться с Руджеро Хессом. Взаимный обмен – вы нам четверть миллиона, мы вам – навсегда замолчавшего свидетеля. Так всё и началось. Мы занимались ликвидацией свидетелей для него и ему подобных, счет рос. Начинало становиться реальным то, что мы планировали. Вот только росли цены, расходы на поддержку своих людей, добычу данных о новых объектах заказов, заметание следов. – Он покачал головой. – Огромные расходы.

Ну вот, пожалуйста. А Саркисян всё думал, как так получается, что кто-то лишает его свидетелей. Оказывается, верхушка организации, предназначенной для их защиты, полностью коррумпирована. Никаких утечек, никаких подкупов. Просто те, кто должен защищать, – хоронят. Защитники-могильщики.

– И что, не удалось заработать? – сочувственно спросил я.

– Если бы ты знал… Доступ к выгодным заказам стоил столько, что пожирал все гонорары.

Сукин сын. Какие красивые слова: выгодные заказы, доступ, гонорары. А ведь речь шла об убийствах и кровавых, окровавленных долларах.

– Но ничего. Мы и до этого дойдем. Чужой обещает, что я еще немного поживу, так что я своего добьюсь.

– А сны? – не выдержал я. К тому же следовало воспользоваться откровенностью Уиттингтона.

– Сны? – Он со стуком поставил бутылку на стол. – Это второе направление деятельности Чужого. Это он понял, что ночью, в течение половины своей жизни, люди лишены воли, не владеют своим разумом и поведением так, как днем, и что в это время можно подчинить себе их разум. – Судя по его тону, сам он не слишком верил в возможность реализации подобного плана. – Он велел мне искать людей, занимающихся этой тематикой, публикации… Я сидел и читал аж до отупения…

– Ты?

– Ну да, я. Они не читают, не могут сосредоточиться надолго на чем-то одном. Кроме того… – Он нахмурился. – Неважно, я читал или кто-нибудь другой.

– Может, кого-то специально похитили для чтения на ночь?

– Может быть, – отрезал он.

Я выругался про себя, и притом крепко. Если я его разозлил и поток его словоизлияний прервется, то все. Похоже, однако, что обошлось.

– У нас была тут одна такая… Специалистка…

– Лейша Падхерст?

– Да, – неохотно согласился он.

– Что с ней?

– Мертва. Повесилась. – Он автоматическим движением глотнул из бутылки. – Чужой приказал поместить ее в пластрон. – Он посмотрел на меня. – Какой-то немец придумал это полвека назад, им это, похоже, нравится – сдирать кожу, травить газом, сжигать… Я тебе потом покажу, у нас есть небольшая галерея пластифицированных тел. Тебе стоит ее увидеть, поскольку ты там тоже окажешься. Может, выберешь себе место, – неожиданно расхохотался он. – И позу.

Он был пьян. Можно было начинать дразнить его, подкалывать, провоцировать. Чтобы у него возникло желание подойти, ударить, пнуть, сделать укол. Но не прямо сейчас – он еще не сказал всего.

– Ну так что с этими снами? Получилось?

– И да, и нет. С одной стороны – всё шло как надо. Мы уже можем управлять снами, задаем основные параметры, и людям снится то, что мы хотим.

– Любым людям или соответствующим образом подготовленным?

– Ну… гм…

– Ну так что?

– Ничего, чисто технический вопрос – запустить сеть соответствующих устройств…

– Стоп… таких, как у того шляпника миссис Гроддехаар?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Шляпника? – переспросил он.

– При снятии мерки с головы можно, как ты сказал, подготовить пациента?

– Конечно. Везде, где удастся на несколько минут надеть кому-нибудь на башку соответствующее устройство, – у массажиста, в парикмахерской, в салоне моды, в магазине с мотоциклетными или лыжными шлемами. А лучше всего использовать виртуальные шлемы для обучения и игр. – Видно было, что у них все продумано уже давно. – Таких возможностей миллионы. Нам нужно было лишь запустить настоящее серийное производство по крайней мере нескольких типов таких приставок. А для этого тоже нужны деньги, и на оборудование, и для людей…

Я похолодел. Учебные шлемы. Миллионы, если не миллиарды детей, подвергаемых внушению по нескольку часов в день, в течение десяти с лишним лет… В их легкомысленные головы наверняка можно вложить многое, и уж наверняка удастся подчинить их своей злой воле. О господи!..

– Но если бы удалось…

Он снова шевельнул бровями, но теперь в чертах его лица уже не оставалось почти ничего человеческого. Каналья, продавшаяся с потрохами нелюдь…

Стоп, Оуэн. Неужели ты веришь этому сумасшедшему?! Часть из того, что он говорит, насчет «Дерби» и «Дерби-2», – ладно, всё сходится. Обычная, прекрасно продуманная и законспирированная, закрытая со всех сторон преступная деятельность. То, что кто-то хочет овладеть Землей с помощью виртуальных шлемов, – почему бы и нет? При помощи сновидений – ладно, согласен. Но НЛО? Чужой? Безногая шлюха с гуманоидным зародышем? Сейчас… а тот голос у меня в голове? Мои мысли, произнесенные вслух? Не сходи с ума, но и не будь слепцом… Факт есть факт. Сейчас, спокойно…

– Вот только… мне уже не хочется… – услышал я сквозь завесу лихорадочных мыслей.

Собрав их все в кучу, я заткнул им рты, чтобы не вопили у меня в башке.

– Тебе надоело служить этим уродам? Убивать? Что, совесть замучила?

Он с сожалением посмотрел на меня и кивнул:

– Что ты знаешь?.. Сколько можно мучиться угрызениями совести? Год, два, двадцать? Ты знаешь, что я уже не боюсь преисподней? Проходит время – и от всяческих душевных терзаний, мук совести и прочего не остается и следа. Сколько раз можно блевать при виде собственного отражения в зеркале – двести? Мне почти сто тридцать лет. Совесть не мучает меня уже семьдесят из них. я блевал несколько тысяч раз. Мне уже на всё наплевать – и на кровь, и на дерьмо… – Он встал и с бутылкой в руке прошел, пошатываясь, вдоль стены с мониторами. Это был опасный момент, но он не смотрел на экраны. – Мне просто надоело жить, понимаешь? Спать, вставать, есть, срать… Алкоголь, сигареты, наркотики. Что мне с того? Я не болею, пока Чужой этого хочет. Я могу всё, разве что прыгнуть с небоскреба мне не дадут. Женщины… Сколько?

Он рыгнул. Я даже подумал, что его сейчас вырвет, но нет – он мужественно подавил тошноту. Кроме того, он слегка потерял координацию и, вместо того чтобы ходить по прямой позади стола, обошел его вокруг. Ну и хорошо, это было второе приятное обстоятельство за последние двадцать минут – с того мгновения, как я увидел на мониторе, показывавшем вид на долину, четыре автомобиля и целый табун мотоциклов. Что бы ни случилось – с Уиттингтоном было покончено. Его обнаружили. Близнецы отправятся в психушку, а я… Я – домой.

– Дерьмо, – пробормотал Уиттингтон-Това, словно вступая в полемику с моими мыслями. – Всё дерьмо, кроме мочи. Ничто. Пустота…

– Это называется «властная пустота», – сказал я. Он остановился в двух шагах и внимательно на меня посмотрел. Ему с трудом удавалось удерживать голову в одном положении, и оттого он чем-то напоминал танк с поврежденной системой наведения. – Да-да! Люди с чрезмерной жаждой власти, у которых из-за этого отсутствует цель в жизни, страдают властной пустотой, – продолжал я. Неважно, что этот «психологический термин» я придумал тринадцать секунд назад. Важно, что он заинтересовал Уиттингтона. Но он не приближался ко мне, постоянно оставаясь вне пределов моей досягаемости. – Ты пуст внутри, у тебя…

– Заткнись, – буркнул он и пошел к столу. Черт! Он уже был в двух шагах от меня, и я его упустил! Вот незадача!

Спавший у стены Монти поднял голову и зевнул. Я раздраженно посмотрел на него – тоже мне, собака! Феба бы уже давно… Уже бы давно…

– Уиттингтон? – тихо произнес я. – Сказать тебе кое-что?

Он стоял позади стола, слегка покачиваясь. Немного подумав, он обошел стол вокруг и остановился прямо перед ним, опираясь о него задом.

– И что ты мне можешь сказать?

Я поднял левую руку и со всей силы поскреб затылок. Уиттингтон напряг взгляд. Продолжая отчаянно почесываться, я подтянул к себе правую руку и пошевелил пальцами.

– Ха-ха-ха! – крикнул я. – Посмотри на экран, сукин сын! Смотри! Смотри, это твой конец! СМОТРИ! ДАВАЙ! МОНТИ!!!

Уиттингтон поворачивался к экранам, когда Монти наконец прыгнул. Схватив Стивена за запястье, он громко зарычал и повалил его на землю. Любимый мой песик. Уиттингтон завизжал и завертелся, но мне было до него не достать. Я свалился на пол, пытаясь дотянуться до собственной ступни, крича что-то Монти и извиваясь как червяк; наконец удалось добраться до ремешка на щиколотке и сорвать его. Мгновение спустя я был свободен и кинулся на возившихся на земле Уиттингтона, рычавшего от боли, и Монти, тоже рычавшего, но от ярости. Я ударил Стивена в висок, и, похоже, чересчур сильно. Одно рычание прекратилось сразу же, второе – через несколько секунд. Монти, похоже, не слишком было по вкусу драться с людьми. Схватив лежавшую на полу бутылку, я сделал большой глоток, потом сел, опираясь спиной о стол, и погладил зевающего Монти. Что за пес! Прекрасный, энергичный, просто атомный далматинец. Но, похоже, подобная активность его уже утомила, он дважды покрутился на месте и улегся на пол. Я глотнул еще, закурил. Из кармана Уиттингтона я вытащил маленький, но приятно лежавший в руке «пикадор». Восемь патронов, хорошо. Защититься в случае чего сумею. Я докурил сигарету до половины и встал.

Я посмотрел на экран. Да, помощь была недалеко, но им еще нужно было до меня добраться. Подойдя к двери, я осторожно выглянул в коридор, потом подошел к столу и снял трубку телефона. О чудо – никакой блокировки, никаких кодов, вообще ничего. Разве что телефон сам сообщал кому следовало о чем следовало.

Когда ответил Саркисян, я спросил, нет ли его сейчас среди людей в долине. В ответ на это одна из фигур радостно замахала руками. Потом к ней присоединились другие.

– Где-то перед вами есть вход в шахту. Штурмуйте сами, я с эти комплексом не знаком, – сказал я. – Но будьте осторожны, тут могут быть ловушки, и еще – двое толстых вонючих карликов. Они, возможно, опасны и уж точно отвратительны… Опасны в том смысле, что могут серьезно воздействовать на психику. Будьте крайне осторожны.

– А ты как?

– Живой. В самом деле. И рад этому. – Я схватил бутылку «Голубого Кристалла», но тут же снова ее поставил. – Поспешите, но, еще раз, будьте осторожны. Я вас подожду.

– Ничего не предпринимай, Оуэн, прошу тебя. Мы…

– Хорошо. Буду сидеть и ждать. Я же сказал.

Обшарив стол, я нашел несколько бутылок, в том числе две полные. Граппа?! «Грацие, Деи», или как там будет по-макароньему. Я открутил пробку с такой силой, что закрыть ее обратно мне бы уже не удалось, и глотнул. Потом еще.

Как я и сказал Саркисяну – я был жив. Так просто, и так радостно. Достаточно хоть ненадолго ощутить себя мертвецом, чтобы начать по-настоящему ценить противоположное состояние. Я сделал еще глоточек и, отложив бутылку, связал лежавшего без сознания Уиттингтона, после чего на цыпочках пошел к двери, мысленно повторяя, что нужно найти какое-то другое место, где можно было бы переждать, что в любой момент сюда могут приехать жуткие уродцы и начать мне квасить мозги. Коридор-штольня был пуст и ярко освещен. Я отступил назад. Слишком светло, слишком легко. Слишком опасно. Лучше посижу спокойно тут. Буду следить на экранах за ходом штурма… Я посмотрел назад, на экраны. Я их видел. Другие тоже могли видеть. Спокойно.

Человечеству я не помогу, если дам себя здесь прикончить.

У меня жена и ребенок.

И пес. Я тихонько причмокнул. Монти поднял ухо, потом бровь и посмотрел на меня.

– Иди сюда, – попросил я. – Ты мне нужен.

Он встал и, отряхнувшись, подошел.

– Ты ведь видел этих вонючих жирных слизняков? Монти, прошу тебя. Ты уже два раза себя показал, еще немного, а?

Он лизнул меня в щеку, едва не содрав мне верхнее веко. Я поцеловал его в нос.

– Ну так слушай: мы уходим отсюда и идем к выходу. Но осторожно, не разделяемся, ни на кого не нападаем… Просто идем навстречу Саркисяну и Нику. Ладно? И не лаем.

Я подумал, чего еще мы не будем делать.

Ладно. Не будем больше болтать, думать и ждать.

Мы вышли в коридор. Откуда мы пришли? Кажется, справа. Насколько я помнил – там ничего не было. Значит, надо идти направо.

Но я пошел налево. Сам я ступал бесшумно, Монти постукивал когтями, но времени на «пе-дог-кюр», как это называл Фил, сейчас не было. Пистолетик не слишком подходил к моей руке, и приходилось все время поправлять его в ладони, пытаясь подогнать его к ней, словно бейсбольную перчатку. Господи, если бы со мной был «элефант»! Совершенно по-другому себя чувствуешь, когда знаешь, что одни осколки от стены могут неплохо разукрасить морды этих маленьких уродцев. Шагов через двадцать штольня плавно свернула направо, я прижался к стене и, удвоив бдительность, осторожно пошел по твердому каменному полу. Становилось светлее, словно лампы были расположены чаще, собственно, так оно и оказалось, к тому же это были более мощные, хотя и достаточно старые, лампы накаливания. Потом послышался какой-то звук, что-то вроде музыки – негромкая мелодия разносилась под сводами коридора. Я посмотрел на Монти – он тащился за мной с мрачным выражением на морде: «Я так и знал, теперь тебе всё время будет чего-то хотеться. Не надо было соглашаться…» Я сделал еще несколько шагов и, пригнувшись, выглянул за угол.

Штольня расширялась, переходя в зал. С этого места мне мало что было видно – кусочек стола, какой-то ящик, у другой стены голубые металлические стеллажи с беспорядочно разложенными, скорее даже, разбросанными на них непонятными предметами. Играла музыка, я отчетливо ее слышал – какой-то джаз, похоже, еще времен Глена Миллера. Неожиданно в поле моего зрения появился Монти, который, спокойно помахивая хвостом, направился в зал. Я тихо зашипел, пытаясь его остановить, но это было бесполезно, и я на цыпочках последовал за ним…

Монти, не колеблясь, пересек невидимую линию, составлявшую порог, и, оказавшись в зале, побежал вперед, опустив нос к земле. Я остановился на пороге и огляделся по сторонам. В помещении было пусто. То есть – ничто не шевелилось. Из проигрывателя доносились звуки – десятка полтора саксофонов, трубы, тромбоны. Приятный унисон, усыпляющий и мягкий.

Я вошел в помещение, бдительно оглядываясь в поисках камер, датчиков, охранников и близнецов, и заметил в его центре большое округлое ложе с огромным сердцем в изголовье. Сердце было красным – каким же еще оно могло быть? Когда-то атласное, теперь оно было потрепано, чем-то вымазано, запятнано, разодрано… Когда-то оно пульсировало дюжиной лампочек, теперь горели только две. Может, оно и к лучшему.

Я подошел ближе, поскольку именно туда направлялся Монти. Когда я оказался рядом, пес спрятался за ложе, и справедливо, – никогда до сих пор у меня не было к нему стольких претензий.

На ложе лежала мумия. Сморщенный, истлевший труп, кажется, женского пола; когда-то тело выглядело значительно лучше, но по мере высыхания жировая ткань исчезала, кожа сморщивалась, и теперь оно напоминало высохшую картофелину, разве что складки кожи были более обширными. Все анатомические черты, на основании которых можно было бы определить пол мумии, были скрыты этими складками, впрочем, меня это и не интересовало. Тонкие спутанные волосы, словно разорванная паутина, расползлись по подушке. Мумия была до колен прикрыта…

Вот черт!.. Она вовсе не была ничем прикрыта, у нее просто не было ног по колено! Это была та самая Сьюзен, или как ее там, мать уродцев, если верить Уиттингтону – оплодотворенная Чужим, его инкубатор!.. Я отскочил от ложа. Только теперь я заметил, что от какого-то электронного комода, похоже, извлеченного с затонувшего «Титаника», к трупу тянутся провода, грязные и во многих местах грубо соединенные из отдельных кусков. При мысли о том, что то, что я видел перед собой, может быть еще живым, у меня встали дыбом волосы на всем теле, из-за чего я наверняка стал похож на плод внебрачной связи с дикобразом.

Быстро отвернувшись, я огляделся вокруг. Только теперь я стал замечать детали помещения и с каждой секундой всё лучше понимал значение слова «ад». Прежде всего я увидел несколько саркофагов, и содержимое первого из них убедило меня, что, если я не хочу, чтобы до конца жизни меня мучили кошмары, мне не стоит заглядывать в другие. В ближайшем лежал под слоем голубого прозрачного студня мужчина, тщательно освежеванный, видимо, с помощью какой-то невообразимой техники. Все волосы на теле остались на своих местах, исчезла только кожа, на которой, как мне до сих пор казалось, они должны были держаться. Не знаю почему, но больше всего меня потряс вид волос на лобке, опускавшихся на ярко-красную мошонку. Наверное, действительно, это самое чувствительное место у мужчины. Некоторое время я стоял, уставившись в стену и тяжело дыша. Потом вытер мокрую от холодного пота руку о штаны и поспешил к входу в другой коридор. Лишь бы подальше от саркофагов, от сухой, отвратительной, как таракан, мумии, от стеллажей с несколькими сотнями аквариумов и банок с чудовищным содержимым. Я ворвался в туннель, убежденный, что нет такой силы, которая удержала бы меня от того, чтобы разрядить всю обойму в омерзительных близняшек. Нужно было лишь выяснить, где они могут находиться.