Текст книги "Идеи и отношения"

Утверждения о душе. Теория мембраны

«Если ты будешь пытаться логическим путем доказать или опровергнуть все утверждения о душе, жизнь пройдет и ты ничего не выяснишь».

Иегуда Галеви. Кузари, 5;14

Двадцать три года назад мне было ровно минус три года… Так начинался один мой рассказ, довольно радостный, с элементами научно-философской фантастики. Его герой, воодушевленный успехами математических наук, рассуждал о праве определять свой возраст по обе стороны от события собственного рождения, – не только после такового, но и до него. Просто при переходе через точку рождения естественным – для математики – образом менялся знак перед числом лет.

Тональность повествования не предполагала рассуждений о том, что станет с возрастом героя при переходе через точку смерти. Но и так достаточно очевидно, что рассказ был про то.

Вот не всесильная, но достаточно верная типология: все возможные повествовательные сюжеты (за исключением дорожного чтения в мягкой обложке) можно разделить на две категории – про это и про то.

Даже без дополнительной аргументации и ссылок на поэтические и научные авторитеты ясно, что про это, которое главное здесь, – это про любовь. А про то, которое находится там, – это про смерть.

Невидимое, лишь иногда смутно-смутно различимое то, которое как-то выпустило нас сюда, но уверенно и неизбежно ожидает снова принять в себя там… Про то страшно важно успеть понять на этом, освещенном сознанием пространстве, между еще-не-жизнью и уже-не-жизнью.

Успеть понять – откуда и куда… Откуда мы приходим в этот мир со своей индивидуальностью, душой, самоосознанием, личной судьбой, – и куда затем уходим, что со всем этим случается после…

Интересно, что смысл последней фразы совершенно не изменится от того, закончу ли я ее словами «после жизни» или «после смерти». После слова «после» различия между жизнью и смертью исчезают? А до слова «до»?..

«Жизнь пройдет и ты ничего не выяснишь». Скорее всего, так и будет. Все великие и большинство умных книг отвечают на эти вопросы. Отвечают, отвечают, а вопросы – как новенькие! Может быть? штука в том, что речь идет о моей жизни, моей смерти, моем самоосознании и моей душе? И, стало быть, книга, как известно, лучший подарок, но отвечать придется самому.

Конечно же, при этом весьма вероятно, что тайны, которые я здесь для себя открываю, во многом могут оказаться тайнами и открытиями лишь для меня. А еще я уверен в том, что кроме тех, с которыми я вольно или невольно спорю, есть много тех, которым я вторю.

Но ведь оттого, что кто-то уже любил до меня и, возможно, делал это мастерски, я ведь не собираюсь отказываться от своего полноценного опыта в этом славном деле… Смысл жизни, как известно, осуществляется регулярно, причем именно в процессе индивидуальных поисков этого самого смысла. И данный процесс, как и процесс любви, – независимо от того, что удалось выяснить, – очень помогает оставаться живым.

Представления O

Самое простое объяснение феномена индивидуальной жизни предлагает «научно-материалистический» подход, возникший позже других путем отсечения сложных, малопонятных и неочевидных для его сторонников идей из предшествующих традиций и представлений человечества о себе. В соответствии с этим подходом жизнь – это отрезок, проистекающий из точки О, где он начинается, к точке Х, где он заканчивается.

_{Представление 1}

Так откуда же пришел в этот мир я, такой все понимающий, такой неповторимый? Да ниоткуда. Просто возник в точке О в результате сложных биохимических процессов.

Но как же: моя неповторимость, индивидуальность, чувство всеединства, чувство души, смутная память о прошлом и будущем? А вот такие процессы сложные…

Что же со всем этим будет? И куда перейдет мое уникальное Я? Да никуда. Просто исчезнет в точке Х в результате других биохимических процессов. Правда, похоже, не таких сложных. Что, на мой вкус, делает эту схему эстетически неказистой: столько великолепной энергии творения вначале и вялая элементарная деструкция без всякой куда-либо переходящей энергии в конце. Неживая, в общем, схема получается. Для деревянной лошадки какой-нибудь подошло бы (изваяли – поломали), а для человеческой личности… Жизнь, как отрезок… Сверху и снизу – глухая бетонная пустота… Нет, это очень похоже на философский соцреализм: объяснение жизни и смерти начальству в доступной ему форме.

Более древние традиции относились к человеку, как ни странно, с большим пиететом. И душу в нем полагали не метафорой, а субстанцией, и в жизни человеческой, помимо ощупываемых и измеряемых очевидностей, усматривали некое таинство.

Собственно, душа – это и есть таинство. Жизненное дыхание, жизненная сила, витальность, а еще и сознание, и воля, и все, что отличает и осуществляет именно меня. Душа в традиционных культурах и системах мироосмысления предстает не функцией тела, возникающей по мере формирования данной биологической особи и исчезающей в ничто в момент прекращения телесной жизнедеятельности, – но, скорее, как высшая, подлинно живая, неумирающая сущность, использующая тело в качестве жилища, а также средства передвижения, коммуникации и поддержания способности к самообслуживанию.

Правда, есть одна любопытная подробность: собственно жизнью во всех традициях является именно бытие души в теле, индивидуально воплощенное телесное земное существование. Для обозначения жизни души вне тела требуются особые определяющие прилагательные – вечная жизнь, небесная жизнь, загробная жизнь…

Среди этих традиций – мифологических, религиозных, философских, эзотерических, мистических – можно различить две группы, в соответствии с тем, признают ли они иде ю реинкарнации, или метампсихоза, – посмертного перевоплощения души в другую телесную оболочку. Иными словами, является ли однократным опыт земной жизни для данной души, или каждый такой опыт есть лишь звено в цепи рожденийжизней-смертей-перерождений.

Представление об однократности земного испытания присуще ближневосточно-средиземноморским учениям и верованиям, в том числе и возникшим на основе Библии мировым религиям. Согласно подобному представлению, человек возникает (творится, рождается) в некий момент времени О и ему дается душа, доселе не бывшая в употреблении. Человек свершает свой жизненный путь и телесно умирает в момент времени Х. Но душа, которая практически тождественна его индивидуальности, его self, не исчезает в момент смерти, а по совокупности заслуг-прегрешений перемещается либо в Рай, либо в Ад, где продолжает существование, не утрачивая памяти о своем земном воплощении. И даже не утрачивая некоторой духовной связи с другими людьми, сопутствовавшими этому воплощению.

^{Представление 2}

Здесь жизнь представляется уже не отрезком, а лучом (в геометрическом смысле данного слова). У этого луча есть начало – точка О, но нет конца в точке Х, поскольку возникшая в момент О индивидуальная душа в дальнейшем остается бессмертна и сохраняет основные признаки индивидуальности.

Так что возник именно Я из ниоткуда, но уже не исчезну в никуда… Как и весь мир наш сотворен был, – имел начало, до которого было ничто, то есть не было ничего. И был сотворен Адам, человек первый. Тогда-то, собственно, и началось время, летоисчисление, история. А затем стало живое увеличиваться числом, и мир, по милости Божией, теперь пребывать будет вечно…

И моя индивидуальность, сохраненная в душе, пребудет вечно. Неся на себе последствия кратковременного, ничтожно малого в сравнении с вечностью земного существования. И число нерастворимых человеческих индивидуальностей, населяющих послежизненные миры, все будет увеличиваться. И этот регресс в дурную бесконечность как-то не соответствует ощущению совер шенства Божественного замысла. И я понимаю, что совершенный замысел должен быть круглым, а здесь как-то некругло.

Представление о колесе времени, калачакре, и о посмертных перевоплощениях исповедуют традиции, которые принято называть восточными. Здесь жизнь – уже не собственно жизнь, не единственная жизнь, а одна из жизней, и потому несколько обесценивающе именуется «воплощением». Накопленная в процессе данного воплощения совокупность заслуг– прегрешений формирует карму земного существа и перемещает его по достижении все той же роковой черты Х не в Ад или Рай, а в другую, последующую жизнь. И так далее.

Говорить о земном существе в этом контексте правильнее, чем о человеке, поскольку в восточной традиции одушевлено всё, и границы между флорой, фауной, миром людей и миром богов и демонов еще прозрачней и призрачней, чем между странами Шенгенской зоны.

_{Представление 3}

А карма – это своего рода деньги, чеки, бонусы. Много бонусов скопил – можешь приобрести себе достаточно изысканную, модную жизнь в недешевом магазине. А если мало бонусов, да к тому же еще есть и штрафные?.. Ну, тогда будешь этим… Только без обид. Как говорится, ничего личного.

Образ колеса де-факто противостоит вопросу о начале и конце, противостоит идеям о нулевом моменте происхождения из ничто и перспективе исчезновения в никуда. Проти востоит традиционным восточным способом: не столько давая убедительные и удовлетворительные ответы, сколько обходя логику самого вопроса, устраняя потребность в нем, делая его неактуальным.

Что там спрашивать, ежели бытие – это круговорот перерождений. Нарабатывай карму – и вперед. Жизней впереди будет много.

И все-таки: как и представление 2, представление 3 борется, прежде всего, с идеей моего конца, исчезновения, абсолютной смерти. И достаточно смутно трактует идею о моем начале. В представлении 2 я был сотворен и, уже поэтому, не должен особенно докучать вопросом, что было со мной ту вечность, когда меня не было. Представление 3, хотя и видит жизнь не отрезком и не лучом, а линией, также не может обойтись без предположения о некотором стартовом моменте, откуда пошла именно эта линия индивидуальностей, к которой принадлежу я со всеми моими перевоплощениями.

Но принцип полярности, присущий этому миру, заставляет признать: тот, кто имел начало, будет иметь и конец.

Тогда восточная традиция предлагает идею кальпы, периодов жизни и смерти мира, вселенной и даже самого их Творца. В этом виде круговращение бытия с неизбежностью включает в себя состояния абсолютного исчезновения и возникновения, ничто и никуда. И здесь уже трудно становится отличить представление 3 от представления 1.

Вращающееся Колесо оказывается не в силах удержаться от превращения в отрезок.

Теория мембраны

Нет там никакого начала и конца, старта и финиша. Есть пространство сущего, наполненное и наполняющее тем, из чего осуществляется жизнь, сознание, образы и формы бытия. Сущее, сущность – в прямом своем значении не есть собственно жизнь. Это есть возможность жизни. Собственно жизнь есть существование, индивидуальное и частное воплощение сущего. Жизнь возникает, как обосо бление части сущего, как индивидуация – дифференциация – сепарация – отдельность. Существо ва ние в языке, производном от латыни, звучит как existence, ex-istence, – «выделение из сущего».

И вот я хочу назвать мембраной трудно доказуемую, но легко воображаемую и ощутимую оболочку жизни, оболочку души, подобную оболочке икринки, которая отделяет, обособливает микросгусток, элементарную частицу безмерного и бесформенного одухотворенного бытия. Этот обособленный, уникально-случайный и уникально-целостный внутри своей мембраны сгусток и есть Я, индивидуальная жизнь, – со своей способностью к самоосознаванию и рефлексии, способностью чувствовать и мыслить, быть наименованным, обладать характером и склонностями, иметь мнение и видеть сны.

История о том, как именно возникает мембрана, скрыта в бессознательном, а потому со всем возможным уважением осознанию и описанию не подлежит. Собственно, бессознательное – это в том числе и процесс возникновения мембраны, отделяющей и формирующей мою самоосознающую самость, мой self. Душа и жизнь возникают, как сформированная субъектность, как обретшая форму моя способность жить, моя осуществленность, отдельность, нетождественность другому.

В различных контекстах у мембраны будут разные функции, а значит и называться она будет по-разному. В физиологическом контексте она может восприниматься как сомос – тело, телесный процесс, органы чувств. А в психологическом контексте ей вполне подходит определение границы контакта.

Мембрана в качестве границы контакта – это то, посредством чего (и благодаря чему) я соприкасаюсь с миром, встречаюсь с ним и встречаю его, воспринимаю мир, – но не растворяюсь в нем. Моя одушевленность – это моя возможность видеть, осознавать и вступать во взаимодействие с другой душой, другой индивидуальностью.

Получается вот что: моя уникальность, способность быть самим собою оказывается во взаимном единстве с моей способностью контактировать. И даже вот как: моя способность к контакту, к взаимодействию и сочувствию есть одновременно и отражение, и условие того, что я существую и сохранен.

Перед тем, как наступит после того

А потом мембрана растворяется, прекращает быть…

Индивидуальность, возникшая в бесконечном океане бытия, возвращается в него.

Когда это происходит, когда мембрана растворяется или разрывается (как, например, в результате трагического случая или убийства) – моя отдельность сливается с мировой беспредельностью. Все, что составляло, наполняло и отличало меня, не исчезает в никуда, соблюдая конвенцию о сохранении вещества и энергии, – оно (теперь уже точно оно) дезинтегрируется, исчезает в качестве Я.

Но что бывает, когда мембрана не разрывается, а надрывается, не растворяется совсем, но утрачивает целостность или подвижность?

Во времена, предшествующие МКБ последних пересмотров, о людях, впавших в глубокое, представляющееся необратимым, душевное расстройство, говорили – погибшая душа, мертвая душа… При этом совсем необязательно, чтобы тело одномоментно перестало функционировать. Пережить утрату себя можно более или менее задолго до полного прекращения биологических процессов in corpus.

Душевное здоровье и душевные аномалии оказываются прямой функцией состояния мембраны. (Если читателю по каким-либо личным причинам уже опротивело слово «мембрана» – смело заменяйте его термином «граница контакта». Автор отнесется к этому с пониманием. Просто перед тем, как автор решил записать эти свои рассуждения, ему внезапно опротивел термин «граница контакта». Но сейчас уже все в порядке).

Можно описать состояние здоровой мембраны в таких категориях, как прочная, подвижная, чувствительная, тонкая, энергичная, дышащая, устойчивая, адаптивная… Нарушения же мембраны могут происходить по двум типологическим сценариям: гипертрофия и атрофия, утрата подвижности и утрата прочности, ригидность и перфорация.

Утратившая легкость и чувствительность, избыточно уплотнив шаяся и загрубевшая мембрана, блокирующая соприкосновение и контактирование со внешней средой, может лишить душу воздуха и движения. Гипоксия и гипокинезия души (иногда ее называют депрессией) разрушает ее связи, ее живое функционирование и питание необходимыми ресурсами.

В ригидной, непроницаемой, застывшей мембране чахнет и задыхается без влечений, впечатлений и чувств высохший или прокисший self.

Так теряет себя душа по депрессивному сценарию. А разрывы, потеря прочности и целостности мембраны запускают сценарий маниакально-психотический.

«Разрушительные видения бессознательного» (Юнг), образы, события, разнородные бесформенные сгустки бытия, хлынувшие или просочившиеся из беспредельного извне, которые вернее всего можно описать переживанием «не моего во мне», наполняют душу ужасом разотождествления, расщепляют личностную аутентичность, – и еще больше усиливает перфорацию мембраны.

Душа, теряющая свою отдельную целостность вследствие на рушения, перфорации мембраны, попадает в гибельный процесс. Только что здесь был чувствительный, перцептивно точный, принадлежащий именно мне и представляющий именно меня участок моей границы, – а теперь дыра с пустотой. В этом месте душе стало нечем контактировать и соприкасаться, нечем ограничивать и тестировать внешнее. Тут начался карнавал бесформенного беспредельного. Космос индивидуальной души воспринимает это, как наступление хаоса. Цепная реакция распада…

Психологическая (психотерапевтическая, психиатрическая) мет од ология, диагностика и практика требуют все разрастающегося множества дифференцированных характеристик, классификационных критериев, подробной терминологической и симптоматической разработанности. Во-первых, это красиво, во-вторых, так нужно… Но иногда, или довольно часто, для того, чтобы смочь встретиться с глазами и речью человека, переживающего боль и ужас ощущения утраты себя, мне необходимо начать с метафоры окаменевающей или перфорированной мембраны.

Да и вообще, представление о «мембране индивидуальности» оказывается вполне надежным основанием для терапевтических отношений и продуктивного терапевтического процесса.

Сон. Преддверие восприятия

«… а теперь для того, чтобы восстановиться, мне нужно восстановиться…».

Это не бред, не тавтология и не логический ущерб. Это исполненная глубокого и значительного смысла изсонная мысль. Половина ее находилась во сне, а другую половину я уже проговаривал, выходя из сна.

Ощущений было два. Первое: это не я сказал. Это какое-то непрямое послание, блуждающий образ, нечто среднее между «мне сказали» и «я услышал».

Второе: теперь эта мысль выглядит странной и плоской, а там она имела совершенно особый объем, который здесь воспроизвести невозможно. Выход из сна преодолели лишь слова, вербальная конструкция. Смысл его, похоже, не преодолел.

Сны, которые я вижу, невозможно свести лишь к компенсаторному завершению незавершенного «дневного содержания». Они также не могут быть по-настоящему удовлетворительно объяснены и движениями собственно моего бессознательного, состоящего из моих же вытесненных событий, желаний и аффектов. Туда явно попадают элементы, не принадлежащие моему опыту, моим переживаниям, моим незавершенным и завершенным ситуациям и действиям.

И это не обязательно должны быть некие «первозданные архетипы древности», привлекавшие внимание Юнга. Это может принадлежать, точнее – иметь отношение к кому угодно, – и при этом быть способным проникать из пространства сущего в мое осознавание, сквозь мою мебрану.

«По поводу сна, этой скверной еженощной авантюры, можно сказать лишь одно: люди, ложась спать, каждый день проявляют смелость, которую трудно объяснить иначе, как непониманием подстерегающей их опасности». (Бодлер).

Во сне мембрана истончается и сквозь нее неразрушительно проникает разнообразное содержимое бытия. Это не мое, или точнее – не только мое. Это до меня, после меня, вне меня. Сон то лечит мембрану, то испытывает ее на прочность. А еще сон подносит душу к вечности.

Вот откуда представление о вещих снах. Вот почему Гипнос – родной брат-близнец Танатоса. Ложе спящего – это алтарь, место захоронения и воскресения. Таинство сна есть естественное таинство умирания-возрождения.

Будучи поднятыми на поверхность, мысли и образы из сна сплющиваются, становятся плоскими, двумерными, лишенными своей особой протяженности во времени. Становятся такими, какие может воспринять наяву и воспроизвести, – не пугая себя и окружающих, – еще не разрушенная индивидуальная и самотождественная личность. Точно так же, как лист фотобумаги может воспринять и воспроизвести отпечаток этой комнаты, но не собственно эту комнату в ее размерах и объеме.

Но все таки – там встречается и оттуда доходит столько иного!.. Все эти образы, сюжеты, формулы, мантры, катрены…

Моя мембрана…

ОТНОШЕНИЯ

ИННА

Инна позвонила мне по телефону, чтобы договориться о терапии. До этого мы не были знакомы друг с другом, только один или два раза виделись в кругу общих знакомых. В ее голосе было много беспокойства, и начала она наш разговор с того, что просила меня «не отказываться и не передумывать».

Ее без обсуждения устроило и место встреч, и размер оплаты сессий, и то, что мы будем работать раз в неделю. Кроме того, я предложил условиться, что после 12 сессий мы либо завершаем терапию, либо делаем перерыв на два месяца. Да, да, конечно, ее это тоже устраивает… Мне казалось важным более детально и подробно оговорить все эти условия, но Инна была не в том состоянии, чтобы переспрашивать, уточнять и торговаться. Она была готова только слушаться и принимать назначения и вердикты. Около месяца назад ей исполнилось 37 лет.

Первая сессия

Терапевт (Т): Итак, правила довольно просты. Ты рассказываешь, о чем хочешь и как хочешь. Я с тобой, и я готов встретиться с любыми твоими историями и чувствами. Если мне станет невмоготу, ты об этом узнаешь первой…

Эта шутка явно была для нее лишней: Инна посмотрела на меня с испугом, близким к ужасу.

Ну, а если серьезно,

(сбавляю обороты

…то я чувствую, что тревожусь отчего-то. Возможно, и ты испытываешь какую-то тревогу. Или неловкость. Можешь как– то попробовать обеспечить для себя комфортное пространство между нами, обозначить условия, при которых тебе будет наиболее удобно обсуждать свои проблемы.

Клиент (К): Да мне нормально, я уже готова говорить. У меня огромное чувство вины, и я не знаю, что с ним делать…

Когда я ушла от своего первого мужа к любимому человеку, – ты его знаешь, это Саша, – я вынуждена была оставить своего сына. У меня огромное чувство вины перед сыном, я бросила его… Все развивалось так внезапно, я ушла, мы вынуждены были снимать квартиру, вернее, одну комнату, условий бытовых, сам понимаешь, никаких, бывший муж обвинял меня, устраивал мне сцены… ну и в итоге я сама согласилась, что сыну лучше остаться с отцом, он о нем сможет позаботиться лучше…

Вот так сразу, с первых секунд, пропустив мое предложение как-то оговорить условия своей безопасности во время сессий, практически проскочив мимо меня, Инна начала рассказывать о достаточно интимных и травматичных событиях в ее жизни. Она сидела на диване, скрестив под собою ноги, нижняя часть тела и туловище были неподвижны, чуть более живыми были лицо и, время от времени, руки. Инна смотрела не на меня, – она смотрела в мою сторону… Довольно быстро ее глаза нап олнились слезами, а сжатые ладони рук она стала держать возле груди.

Т: Я слышу про вину, но то, что вижу, мне отзывается про другое – про твою боль. Что ты об этом думаешь?

Инна опустила глаза, слезы потекли сильнее.

К: Да, мне больно…

Т: Где болит?

К: Здесь, в груди…

Т: Эта боль про что?.. или про кого?

К: Про сына… и про первого мужа…

Т: И про первого мужа?

К: И про второго тоже, я тоже чувствую боль… и вину… я не дала и не даю ему то, что должна давать, я все время какая-то несвободная, нерадостная…

(интроекция?)

Т: Ты хочешь перед ними… или перед кем-нибудь из них извиниться? Кому-нибудь из них что-то сказать?.. Ну, или сформулировать определенные послания… Что-то от себя, – или про себя.

К: А это надо?

Т: А тебе это надо? Ты хочешь?

Пауза. В это время Инна в действительности первый раз посмотрела на меня. И посмотрела так, как будто увидела меня впервые.

К: Первому мужу могу. «Не препятствуй!».

Т: «Не препятствуй» – что?

К: «Не препятствуй мне общаться с сыном»… Сыну: «У тебя есть мать. Звони мне чаще»… Вот… Саше – ну, второму мужу: «Давай родим ребенка».

Вновь пауза. Я хочу дать клиенту возможность как-то освоиться в теперь уже новой для неё ситуации, почувствовать, о чем ей самой хочется продолжить разговор.

К: Вообще-то мы с сыном общаемся, но реже, чем мне бы хотелось. Я туда не звоню, это никогда к добру не приводит, мой первый муж умеет мне каждый раз сделать больно… А сын тоже, наверное, не может часто звонить. Хотя я знаю, что я ему нужна…

Т: Что-нибудь ещё ему хочешь сказать?

К: Ну пока нет…

Т: А еще кому-нибудь послание есть?

К: Нет.

Т: Так. Значит у тебя всего три адресата для твоих посланий? Никого не забыла?

К: Нет… вроде бы…

Т: У меня есть одна фантазия, кто бы мог быть вместе с ними четвертым.

К: Кто?

Т: Ты сама, например. Если ты, конечно, там среди них всех еще жива… Себе что-нибудь хочешь сказать?

(одному должна, другому виновата, третий навис над душой пожизненным укором…)

К: …А себе сказать ничего не могу…

Молчим. Долго молчим. А потом Инна заговорила о своем испуге, беспомощности перед первым мужем. Вина по отношению к сыну отошла на задний план, а прорвалась история о ноже, который первый муж приставил к ее груди со словами: «Я врач, я знаю, как зарезать.

Только попробуй пойти против меня!». Какие чувства при этом? – Боль, страх, стыд…

Т: Знаешь, у меня сейчас слезы тоже очень близко… Но у меня больше про обиду и ярость… Зато мне бы сейчас в голову не пришло спросить, жива ли ты еще…

К: Да.

(Она теперь смотрит мне в глаза более спокойно, даже пытается улыбнуться. Пока это еще не очень улыбка)

Т: Ты не жалеешь, что рассказываешь мне обо всем этом? Как тебе сейчас здесь со мной?

Я перехожу к работе на границе нашего с ней контакта для того, чтобы сделать предметом осознавания не только это неисправимое и застывшее прошлое, но и здесь-и-теперешние наши отношения. А еще я хочу помочь клиенту увидеть, что реальны теперь не собственно те события, а ее нынешние воспоминания и переживания по поводу этих событий. И эти воспоминания и переживания, – в отличие от самих собы тий, – находятся в ее власти, она может ими как-то управлять, двигать их по кровотоку души. Воспо минания и переживания не должны стать «психологическим тромбом».

К: Спокойно мне с тобой. Я тебе верю… Я теперь с собой могу поговорить!

Возможно. А может быть, она действительно пока беззащитна перед интроектами, и старается быть послушной и успешной ученицей.

Т: А еще поговорить с первым мужем?

К: Нет, не могу…

Т: Страшно?

К: Да… Очень страшно!

Т: А с собой не страшно…

К: …

Т: Ты называешь своего предыдущего мужа так почтительно: первый. А не бывший, к примеру. Иногда мне кажется, что у тебя их действительно два. Первый – и второй. И никуда ты не ушла от своего первого мужа. И собираешься бояться его всю жизнь…

К: (резко вскинув голову) Нет! Не хочу!

Т: …Как твои ноги? Ты все время просидела на скрещенных ногах… я бы так не смог.

К: (несколько растерянно выпрямляя ноги и впервые за сегодня изменяя положение своего тела на диване) Вообще-то они затекли… но я их не чувствовала…

Т: Не чувствовала… Мы уже почти заканчиваем на сегодня. Ты могла бы тех, кому были адресованы твои послания, расставить по степени значимости возможного разговора?

При невысоком уровне тревоги клиент мог бы ответить просто «да» или «нет», «могла бы» или «не могла бы». Но сейчас много тревоги, и она справляется с нею, стремясь точно следовать моим предложениям.

К: Тогда так: сначала первый муж… потом сын… потом Саша, ну, второй муж… Ну и я сама.

Вторая сессия

К: Ну вот, я много думала о том своем страхе перед мужем, и это в самом деле очень важное…

Пауза. Смотрит мне в глаза.

Т: А как ты сегодня, сейчас?

К: Как я?

Т: Ну да!

К: .......

Совершенно очевидно, что этот вопрос ставит Инну в тупик. У меня возникает опасение, что я слишком спешу. В конце концов, у каждого клиента есть свой темп и свое время, чтобы вернуть себе всю полноту проживания настоящего, вкус к тому, чтобы отслеживать и осознавать свои актуальные чувства, состояния, желание, – собственно говоря, вернуть себе себя. Мы начинаем двигаться более осторожно, и в последующие 20 минут выясняем:

– что клиенту действительно трудно осознавать и предъявлять в нашем разговоре свои чувства, которые она испытывает сейчас;

– что клиент не уверен, что она вообще сейчас испытывает какие-то чувства, да и при чем здесь это…;

– что первый муж Инны общался с ней таким образом, что она умудрялась испытывать по отношению к нему чувства страха и вины одновременно;

– что ей в отношениях с первым мужем также трудно было предъявлять свои реальные желания и чувства, реальную себя, и она просто терпела и оправдывала эти отношения до тех пор, пока в одно мгновение не сказала: «Всё, я ухожу».

Т: А с кем-нибудь еще из твоих родственников, знакомых, или, скажем, на работе ты проживала подобный же сценарий?

К: Нет. У меня так было только… один раз.

Т: Ну что, действительно попробуешь поговорить с ним?

Сегодня для нас «он», не называемый по имени, – это первый муж Инны.

К: Да.

Для разговора с мужем мы ставим «его» кресло.

Инна озвучивает обе стороны, пересаживаясь с дивана на кресло и обратно.

Она: Я тебя ненавижу. Ты подавлял меня, ты всю жизнь делал только так, как тебе надо… Да… Помнишь, когда мы спорили на кухне, ты просто взял меня за горло и придушивал… придушил так, что я начала терять сознание. Так щенков дрессируют, ты сам мне рассказывал, и вот так ты меня…

У неё слёзы на глазах и тихий, грустный голос

«Он»: Я тебя тоже ненавижу. Ты испортила, ты поломала мне жизнь! Я всегда думал, что у меня будет одна жена. Я готовился жить по принципу «одна жизнь – одна жена», – а ты что наделала? Ты всё испортила! Всё поломала! Это ты ушла!

Она: Да, я знаю, что я виновата. Я сама выбрала этот путь, это мое решение. И я знаю, что я не права перед сыном…

Слезы вдруг высохли. Столько страсти было в речи, идущей от «него», – и какая-то искусственная, неживая интонация в последней фразе.

Ин на замолкает и смотрит на меня. Я чувствую, что ей очень тревожно, и включаюсь в разговор.

Т: Ненависть – это сильное чувство. В нем много энергии. И это очень живое чувство. Что, ваши отношения ещё не закончены?

К: … Да, они ещё не закончены. Я сейчас это поняла…

Она плачет.

Т: Так ты хотела бы к нему вернуться или, по крайней мере, всё вернуть на какое-то время назад?

К: Нет! Ни за что. Я уже думала. Я очень люблю своего мужа, с которым я сейчас… Но мне очень плохо, я не знаю… я не могу…

Мне столько раз говорили, что я сама себя растравливаю, что нужно успокоиться и строить новую жизнь, что у меня все хорошо, а эти мои мысли и переживания – полная ерунда…

Слезы катятся по ее щекам. А руки она держит на собственном горле.

Т: Тебе совсем не хорошо. И это не ерунда.

К (опустив голову): Я плохая мать. У меня чувство вины, и его нельзя… Оно тут, в груди, дыра такая… Я не могла несколько лет смотреть людям в глаза на улице… Мне было так стыдно, мне казалось, что все видят и знают про меня правду…

Инна замолкает. У меня много сопереживания, сожаления о погибшей семье. И очень сильное сопротивление этой ее безысходности… На что же она может опереться… Ее столько уговаривали «выбросить все из головы, начать заново». В итоге она почти уже выбросила себя… А что, если попробовать переменить роли? Усилить симптом?

Т: Ты виновата…