Текст книги "Идеи и отношения"

К: Да…

Т: И этого уже никак и ничем не снимешь…

К: .....

Т: И даже то, что у тебя есть семья, любимый человек, и твой сын жив, здоров, и тебя из списка самых родных для него людей не вычеркнул, – никакое не оправдание, и вообще ты сделала такое, что уже ни на что не имеешь права…

К: .....

Слезы по-прежнему катятся у неё по лицу, но теперь она подняла голову и смотрит прямо на меня.

Т: И если тебя никто не додушил со стороны, то ты должна додушить себя сама.

Вот! Я каждый раз вновь ищу, как это точнее назвать, но сейчас ЭТО с нею происходит. Теперь и во взгляде, и в том, как она сидит, больше энергии, больше… самоощущения, что ли.

Т: Как тебе эта идея?

К: Что? (Она не услышала мой вопрос – и улыбнулась, прося повторить его).

Т: Как ты сейчас?

К: Не знаю… Как-то по другому… Нет, ну тяжесть остается, но… Не знаю…

Т: Мы сейчас можем закончить?

К: Сейчас?

Т: Ну да, уже время. А что?

К: Доктор, я жить буду?

Инна пытается улыбаться и иронизировать, но я ду маю, что спрашивает она вполне серьезно.

Т: А смысл?

Игра принята.

Т: На сегодня прощаемся?

К: Да.

Т: И встречаемся послезавтра?

К: Да. И это… спасибо…

Мои предположения: присутствует интроективно-конфлю ен т ный способ прерывания контакта. Инна жестко представляет свою жизнь в парадигме «так должно – так не должно», «правильно – неправильно», запрашивает точные формулировки, воспринимает себя посредством оценок и суждений других людей. Я также полагаю, что ей трудно удерживать собственные границы в близких взаимоотношениях, и очень трудно, даже болезненно, в таких взаимоотношениях отделять себя, обозначать свои собственные чувства, собственные потребности, желания и интересы. Трудно отличать то, что хочет она, – от того, что хотят от нее. Ей проще рвануть, порвать, – чем спорить и договориться.

Третья сессия

К: Жаль, что правила такие мы установили… что нельзя к психологу в любой момент, когда нужно, подойти или позвонить… Я с трудом додержалась до сегодняшней встречи. Ты конечно будешь меня ругать…

(конечно! и ругать, и наказывать!..)

…но я несколько раз уже начинала звонить тебе. Я просто нуждаюсь в человеке, который меня будет обвинять, который скажет: «Ты – дрянь, ты – сука (улыбается)… кинула ребенка»…

Зачем мне это надо? Чтобы я, встретившись с тем… с первым мужем, начала, наконец, защищаться. Я ведь упрямая ослица. Со мною всегда было так – меня нужно очень сильно придавить, чтобы я начала сопротивляться.

Т: А сейчас что с тобою? Какие у тебя чувства сейчас?

К: Много энергии! Радость, уверенность в себе… (начала запинаться)… об этом разговаривать, или о чем-то другом? А?.. Со мной всё о’кей. Мне важно это тебе сказать.

Т: Важно мне это сказать?

К: (пауза) Да.

Т: Скажи мне об этом, как ты хочешь. Скажи вслух.

К: Я уверена в себе. Со мною всё хорошо.

Т: Ну и как – веришь в то, что говоришь? Это правда?

К: (пауза) Ого! Ну… не совсем… как-то…

Т: А о чем действительно сейчас хочешь мне рассказать?

К: О том, что было со мной после того, как мы в прошлый раз расстались.

Т: А что было с тобой, когда мы расстались в прошлый раз?

К: …За себя было обидно, когда ты меня припер… «Я виновата на всю оставшуюся жизнь»… Я просто посмотрела на нас и поняла: мне нужен палач, чтобы начать сопротивляться. У меня даже сейчас, когда я говорю об этом, сила нарастает. Я палача могу урыть!

(смотрю на нее и понимаю, что верю!)

Ведь на самом деле Костя (имя своего первого мужа Инна произнесла без всякого напряжения, даже как-то снисходительно) меня боялся. Он чувствовал мою силу. И потом я взяла и бросила его… Я очень хотела тебе всё это рассказать. Даже голова вчера болела. А потом прошла… И, кстати, я сегодня очень хорошо спала…

Т: Знаешь, я сейчас испытываю большое удовольствие, слушая тебя… И еще – глядя на тебя. И я чувствую, что смущен, говоря тебе это… И даже не очень понимаю, о чем дальше тебя спрашивать…

Я действительно чувствую к ней сейчас много симпатии. И наша работа с Инной, безусловно, затормозится, если я буду пытаться скрывать свои чувства, играть эдакого «волшебника за ширмой». Любое вранье и игнорирование реальности в отношениях с клиентом неэффективно. Дело не в этике: это тормозит терапевтическую работу и травмирует клиента.

К: А и не надо. Мне хорошо.

Т: Это как?

К: У меня какое-то новое состояние. Не хочу ни с кем разбираться. Я привыкла решать чужие проблемы, а не свои. То есть, я думала, что это мои проблемы, а получалось, что как раз занималась чужими… Ты понимаешь?

Т: Ну… пытаюсь. Но кое-что, честное слово – понимаю!

........

К: Мне сейчас впервые за долгое время не страшно. Ну, точнее – про Костю думать и вспоминать не страшно. Про наши с ним отношения…

Т: А что страшно?

К: Что-то когда-то не сделала, что-то сделала не так – это страшно.

Т: Да. Что-то в прошлом уже сделано не так, и это не переделаешь. Что-то не сделано вовсе…

У Инны слегка затуманиваются глаза, появляется гру ст ная полуулыбка. Она вздыхает и едва заметно качает головой. Ощущение такое, что сплошная облачность, долгое время закрывавшая от нее ее собственную жизнь, рассеивается. И она рассматривает ее ландшафты, припоминая и узнавая по-но вому…

Т: Что-то уже было в прошлом. Что сейчас ты там видишь, что сейчас проделываешь с этим прошлым? Или что сейчас это прошлое делает с тобою?

К: Я сейчас чувствую что-то такое… много… но не знаю… Я хочу с этим… чтобы ты мне сказал… Или нет, не нужно пока ничего говорить… Слушай, я сейчас столько вспоминаю!

Инна постепенно распрямляет ноги, которые до того были вновь неподвижно скрещены в течение всей сессии. Общее впечатление таково, что она словно оживает. Омертвляющее переживание «нарушенных принципов» и связанной с этим вины начало подтаивать. И я не удержался.

Т: Похоже, это историческое событие в ходе нашего процесса: ты из разряда обвиняемых переходишь в разряд свидетелей. То есть жить будешь посвободней и видеть больше. Ты к этому готова?

Четвертая сессия

Т: Как дела?

К: Не знаю. А ты как думаешь?

Т: Как я думаю про что? Про то, – как твои дела?

Теперь мы улыбаемся вместе. Инна отлично по няла весь подтекст. И не столько смущена, сколько получает удовольствие от осознавания.

Через некоторое время мы уже обсуждаем её зависимость от внешних оценок и достаточно часто появляющееся ожидание наказания.

Т: Ситуации наказания, хотя бы некоторые из них, ты сама провоцировала?

К: Нет.

Т: А какие чувства вызывали эти наказания? И в частности эпизоды, связанные с твоим первым мужем? Возможно, какие– то сексуальные переживания?..

К: Обида. Большая обида…

Т: Я вспомнил твои слова про палача…

Судя по ее реакции, Инна сейчас думала точно о том же. Она чуть ли не вскочила на ноги, голос и жестикуляция мгновенно оказались на отметке forte.

К: Так не ради удовольствия мне нужен палач, а чтобы набраться энергии и сопротивляться! Уйти из позиции жертвы!.. Ты меня не боишься?

Т: Нет. А что?

К: Хочется с тобой побороться… (Пауза)

Т: Ну, и что это за желание?

К: Я хочу тебя проверить.

К этому «побороться со мной» я был явно не готов. Очень захотелось перевести его в «побороться за себя», за свои границы, например.

А мне – за свои…

Т: Проверить меня? Или кого? Да и в отношении чего, собственно, проверить?

Ух, наговорил…

К: …Не знаю.

Ну вот. Слишком много собственных чувств привнес я в наш контакт, и слегка ошарашил своего клиента.

Пауза.

К: Мне неудобно, что нечего сказать. Я не хочу тебя отпускать. (Инна внимательно смотрит мне в глаза). Хотя мне как– то неспокойно сейчас здесь, с тобой…

Т: Давай я попробую еще раз тебя спросить: что это за чувство, или ощущение, ты сейчас испытываешь? Про что оно – или про кого?..

К: Тут что-то опять про моего бывшего мужа, Костю.

Т: Давай проверим? Просто проговорим вслух некоторые вещи. Хочешь вернуться к своему бывшему мужу?

К: Чушь!

Верю.

К: А я знаю, что не завершено в наших отношениях. Мы не поговорили с ним про мой уход.

Т: А что тебе хочется сейчас?

К: Мне хочется сделать ему больно. Хочется поговорить с ним, а не просто убеж ать, – и сделать ему больно.

Вместо Кости у нас было пустое кресло с моим свитером на спинке. Я искренне радовался, что внутри этого свитера меня нет. Еще я радовался, что кресло не может ответить. А временами мне было жаль. Жаль, что он этого не слышал. И не услышит.

Пятая сессия

В этот раз Инна начала не с событий своего прошлого. Она говорила спокойней, легко меняя темп речи и в основном о том, как она чувствует себя сейчас, как ей «разговаривается и сидится».

К: … и вообще, когда я распрямляю ноги, я боюсь тебя задеть.

Я решаюсь немного отодвинуться. Инна удивленно смотрит на меня.

Т: Ты что-то хочешь сказать?

К: Так далеко. Я хочу, чтобы ты придвинулся.

Т: Зачем?

К: Ну, чтобы контакт был лучше…

Т: А зачем тебе это? Зачем тебе этот контакт, что ты будешь с ним делать?

Я очень надеюсь на то, что не переоценил её силы и нынешнее состояние, а также степень доверия ко мне.

К: Ну… чтобы понимать лучше…

Похоже, Инна немного озадачена. Я продолжа ю со всей возможной поддержкой в голосе и взгляде.

Т: А кому «понимать лучше»: тебе – меня, или мне – тебя?

Пауза.

К: Друг друга поровну… Хотя… Вообще-то, я хочу, чтобы это ты понимал меня правильно… Потому, что иначе очень стыдно… Я хочу тебе один случай рассказать. Я сейчас вспомнила, даже не знаю, почему, – себя… Точнее, не себя, а свое состояние… очень похоже… Мне было что-то около 8 лет, и мне купили очень красивое красное платье. Ну, по-настоящему очень красивое. И вот я стою в подъезде, и не могу выйти во двор… Меня никто не может понять!.. Мне стыдно… Нестерпимо стыдно… И ведь я так и не вышла.

Эта 8-летняя девочка возникла так неожиданно и так ярко. Я почувствовал много нежности по отношению к Инне. И стыд… точнее не стыд, а такое детское смущение… И при этом ещё нужно пытаться соображать… То бишь осознавать. Поскольку я на работе…

Т: Ты можешь попробовать сейчас показать, как эта девочка стояла тогда, в подъезде?

К: Нет. Страшно.

Оказалось, что с этой маленькой девочкой, которой была – и которой теперь снова стала Инна, вообще невозможно было никак работать. Я предлагал различные эксперименты, которые могли бы вызвать важное для успешного хода терапии телесное воспоминание или ощущение. Но Инна отказывалась от них, отказывалась воскрешать мир чувств и мыслей той девочки, отказывалась моделировать саму ситуацию: страшно!

Постепенно выяснилось, что само слово «страшно» появилось не случайно. За чувством огромного, непреодолимого стыда, которое испытывала девочка в красивом красном платье действительно скрывался страх – страх не приятия.

Т: Что это за страх, откуда он идет?

К: Я не знаю. Но очень боюсь неприятия. Боюсь, что меня оттолкнут.

Т: Кто-то тебя не принял или не принимает?

К: Нет, такого не было…

Инна ответила очень быстро, немного нахмурившись.

К: Хотя… Мне кажется… была одна история… я что-то такое сейчас вспомнила… Мне было лет 6. Мой отец был военным инженером. Очень уважаемый человек, и он считал, что его дочь должна быть самой лучшей. А я была ужасной копушей, медленно все делала. Отец сердился. Однажды мы все втроем – с мамой – должны были идти гулять, а я очень медленно одевалась. И вот отец поставил меня и заставил несколько раз подряд с секундомером в руке одеваться и раздеваться на время. Устроил мне такую сдачу норматива на одевание… Я не помню точно, что там со мной было, но, по-моему, это был такой ужас…

И здесь прорвались слезы, новые какие-то. Очень много слез… Очень много чувств – и чувство своей вины перед мамой, и обида, и обвинения в адрес отца. И снова слезы.

Т: Ты можешь сказать мне что-то важное или даже секретное про твою семью?

К: У нас в семье не было конфликтов. Папа, который всё расписывал, всем командовал, и мама, которая молча и бережно его обслуживала и «не возникала».

Т: Тебе хотелось быть кем-нибудь из них?

К: Сейчас нет. А раньше мамой… Когда она так внезапно заболела и умерла, я очень обвиняла себя и отца в том, что случилось…

Т: Как тебе сейчас?

К: …Тяжело… Раньше я себя могла всегда точно оценить через восприятие близких. Им хорошо – значит мне хорошо, и я хорошая. А сейчас я думаю о себе: а кто я сама такая? Больно…

Т: Ты на меня не злишься?

Молчание.

К: Спасибо тебе.

Т: Мне это приятно, – но за что «спасибо»?

К: Я тебе очень благодарна за тот последний вопрос. Для меня это был очень важный вопрос. Я его поняла, как разрешение чувствовать по отношению к тебе всё что угодно, в том числе и злость.

Эта сессия действительно оказалась очень важной, во многом решающей для всего хода терапии. Инна многое смогла осознать, принять, интегрировать из своего прошлого личного опыта в сегодняшнюю живую себя. Помимо слов и рассуждений, изменения можно было увидеть в ее мимике, жестах, интонациях, которые стали намного разнообразнее и богаче. Разно образнее, свободней и одновременно теплей стали эмоции и чувства, проявляемые во время сессий, в том числе и по отношению ко мне.

Шестая сессия

Т: Как ты себя чувствуешь?

К: Какое-то непонятное состояние. В основном грустно, безысходно. Я сейчас низкоэнергетичная.

Т: Какая это – низкоэнергетичная? Что это такое, объясни?

К: Я не могу поддержать другого человека, дать свои чувства ему.

Т: А кому ты хочешь дать свои чувства, кого поддержать?

К: Это не важно. Это не конкретное, это в принципе…

Какое-то время мы говорим о том, зачем нужно поддерживать другого человека, помогать ему «в принципе», если речь не идет о конкретной поддержке кому-то. Ну… Нужно… А кому нужно?

Быть хорошим в чьих-то глазах, чтобы похвалили? Оправдать чьи-то ожидания?

К: Это не так!

Т: Послушай, я что-то запутываюсь в объяснениях и словах. Ты можешь как-нибудь изобразить, показать себя «низкоэнергетичную»?

Пауза. Затем Инна там же, на диване, пожимает под себя ноги, обнимает колени руками и опускает на них голову. Полу чается что-то очень похожее на позу эмбриона. Или маленькой грустной девочки. Во всяком случае, регрессия очевидна.

Т: Что ты сейчас чувствуешь?

К: Ощущаю недовольство собой. Подавленность. Нет какой– то ясности…

Т: А когда ты уже была такой? Про что сейчас вспоминается или думается?

К: …Полтора года назад… Я должна была встретиться с сы ном. Летела домой. Позвонила ему… Трубку взял мой первый муж…

Я разговаривала с человеком спокойным, даже апатичным, но ни на что не соглашающимся по поводу моей встречи с сыном. И он отказался его позвать или передать ему… Я хотела сказать: «Почему ты препятствуешь мне?» Хотела доказать, что я… Обидно, стыдно, что не доказала… У меня была такая истерика!.. А потом депрессия, безысходность…

Т: Мне сейчас кажется, что мы вдвоем с тобой уперлись в какой-то старый тяжеленный пыльный шкаф и пытаемся его сдвинуть. Пытаемся?

К: (еле заметно улыбаясь) Да…

И тогда я предлагаю Инне эксперимент, на который она соглашается. Я предлагаю ей повторить позу «низкоэнергетичности», сидя на корточках на полу. А сам беру ее за плечи и начинаю достаточно сильно придавливать, сжимать, пригибать ее к полу. Инна не сопротивляется, не поднимает голову. Тогда я обхватываю руками ее предплечья и локти и давлю сильнее, всем телом.

Т: Как тебе сейчас, говори.

К: Стыдно, хочу провалиться сквозь землю… Не хочу жить…

У меня в голове тысяча гипотез и идей. Вот они все, один к одному: и безропотная, жертвенная мама, и папа с секундомером, сын, муж… А еще своя жизнь, которая проходит, и все меньше шансов гордо и по праву выйти во двор в своем изумительно красивом красном платье… Но сейчас не время рассуждений. Сейчас время прорываться. И я продолжаю давить всё сильнее.

Т: А сейчас?

К: Ты еще сильнее сдавливаешь.

.......

К: Я хочу тебя оттолкнуть.

Т: Оттолкни.

К: Не могу.

Ну уж нет. Или ты меня оттолкнешь, или одно из двух… А дальше происходит вот что: Инна поднимает голову и смотрит на меня взглядом, в котором много всего разного, но покорности нет, скорее наоборот. И при этом она как-то спокойно, без особых усилий убирает мои руки и – отстраняет меня. Могу дать слово: я не поддаюсь! Всё происходит совершенно естественно. Инна сама, не спрашивая у меня разрешения, пересаживается на диван. Ее тело распрямлено, чуть откинуто назад (она упирается руками в сидение дивана). Смотрит на меня.

Т: Как ты сейчас?

К: У меня не было шансов. Был такой страх, ужас…

Т: Это тогда. А сейчас, вот сейчас – что с тобою?

К: Хочу жить!

Т: Подожди. Это в самом деле очень здорово, но давай не так глобально. Сейчас что-то произошло: с тобой, с твоими руками, со мной, между прочим – я во всем этом участвовал, если помнишь…

К: Ты бы руками… Сильнее ты… А мне страшна физическая сила. Я, в крайнем случае, могу договариваться. Но физически – нет…

Т: Но я тебя не отпускал! Ты что-то сейчас сделала. Сделала сама – против моей силы. Что ты сейчас мне противопоставила?

К: Свою физическую силу?

Т: Не думаю… Мне кажется, что ты сейчас противопоставила мне свою волю. Свое решение, решимость… Может быть, это и есть способ, которым ты договариваешься с миром?

Пауза. Инна не вполне слышит меня. По ее лицу… Я бы охотно выразился с большей оригинальностью, но этот мой ресурс сейчас, видимо, недоступен. Поэтому будет банально, но честно: по ее лицу бродит светлая улыбка.

К: …То есть я говорила с ним с позиции жертвы. И делала себя жертвой. А его, стало быть, – агрессором… Во мне было столько вины и страха, что не было шансов выиграть…

Мы уделяем некоторое время этому осознаванию. Поми мо того, что определенное обсуждение инсайта необходимо самому клиенту, оно также необходимо и мне для восстановления и проверки нашего терапевтического контакта.

Ибо инсайт инсайтом, – а контакт по расписанию.

Т: Я хочу тебе кое-что рассказать из моих ощущений во время последней работы: я давил на тебя так, что сильнее я уже просто бы и не мог. В конце я уже просто жал на пределе. А ты, по моим ощущениям, достаточно отрешенно, но в то же время упруго и равновесно сидела. И я сам ничего с тобой не мог сделать.

К: А меня испугало мое состояние: не могу тебе сопротивляться. Ты мои руки взял. От самого давления я не почувствовала дискомфорта. Я же сама себя дала согнуть… Но вот потом… было неудобно разогнуть руки, невозможно…

Т: Невозможно?

К: Ну… очень трудно.

Т: А есть разница между «очень трудно» и «невозможно»?

К: (улыбается) Ну ясное дело – есть.

Т: (улыбается) А какая?

К: (широко улыбается) Принципиальная!

Т: Я думаю, что когда что-то или кто-то наваливается снаружи, то с этим справиться как раз трудно или очень трудно. А вот когда наваливается изнутри, когда нет точки опоры, – вот тут-то и бывает невозможно. Согласна?

К: Не знаю. Может быть так, – что-то звучит вполне убедительно, а может быть и нет. Я должна над этим подумать.

Мне настолько нравится сейчас ее состояние, что это даже мешает работать.

Т: Как ты сейчас себя чувствуешь?

К: Знаешь как? – Радостно! У меня сердце колотится… А да вай сейчас закончим, ты не против?

Время сессии уже и так почти закончилось. Но это был первый случай, когда Инна сама предложила завершить сессию.

Седьмая сессия

К: Ну ты, наверное, хочешь сейчас спросить у меня свое обычное: «Как дела»?

Т: Наверное.

К: Великолепно! (И смотрит на меня выжидательно. Я улыбаюсь. Мне действительно нравится начало нашей встречи, и я не скрываю этого). Уже два дня как великолепно. У меня есть силы и уверенность, что я могу кому-то что-то дать.

Т: А я все равно тебя спрошу: кому именно ты хочешь дать – и что?

К: Я имею в виду, что я готова на общение с людьми.

Т: Просто сама по себе готова? В том смысле, что вдруг кому– то понадобишься? Или выберешь сама? Список людей у нас есть, можем дополнить его…

Моя стратегия сейчас – помочь Инне играть, выбирать, фантазировать. Ее Эго-функция уже достаточно разблокирована, и мне не нужно теперь ее провоцировать, – можно просто сопровождать.

К: Я бы выбрала… Но только… странное дело – не человека… Мне сейчас впервые за долгое время хорошо и спокойно с собой… Я вышла бы в поле и протянула бы руки к солнцу. Вот…

Т: Ему что-то говоришь?

К: Здорово, что живу!

Т: А что оно отвечает тебе?

К: «Молодец, я радо за тебя». Оно значительное, царственное… Моя планета – солнце…

Т: И что у тебя от солнца?

К: У меня сердце – как надутый шарик. От упругости его чуть-чуть распирает. Это очень приятное чувство… Я как кошачье животное. Могу прыгнуть… Стал проходить страх. Я раньше всегда собак боялась. А сегодня шла к тебе и спокойно прошла сама мимо собаки.

Т: А что ты сказала собаке?

К: «Я – кошка!»

Т: Ты какая кошка?

К: Я большая черная пантера.

Т: Можешь ее показать?

К: Как показать?

Т: Ну… показать.

Короткая пауза, а затем Инна всем телом – туловищем, руками, ногами, лицом – показывает великолепную грациозную пантеру.

К: Это она перед прыжком. Там хвост.

Т: Здорово!

К: Да.

Т: И на кого же эта пантера хочет прыгнуть?

Рискованный вопрос. Инна может быть не готова к осознаванию объекта своей агрессии. При этом не обязательно агрес сии-злости, а, возможно, более широко – агрессии, как потребности, в гештальтистском понимании этого термина.

К: А на любого, кто ее злит!

То есть все-таки про злость.

Т: Почему?

К: Потому, что он заставляет меня злиться!

Т: Ну да, злиться. И что?

К: Ну… злиться… Злиться – плохо.

Т: Злиться плохо?

Пауза.

К: (тихим голосом) Злиться страшно.

Во второй раз возникла эта фигура: Инна каким-то способом запрещает себе чувствовать злость. Либо ей нужно получить разрешение на переживание подобного чувства, либо она осуждает себя за него.

Т: А чего собственно страшно: страшно чего-то изнутри, – к примеру, не соответствовать какой-то норме, идеалу, своему светлому образу, – или извне?

К: Извне.

Т: Извне. Боишься ответной агрессии?

К: И ответной агрессии тоже. И еще боюсь потерять того, на кого злюсь, боюсь оттолкнуть, заставить исчезнуть его своим чувством.

Т: У меня к тебе просьба. Поскольку я точно никуда не исчезну, – по крайне мере в силу нашего контракта, – дай мне почувствовать, как ты злишься. Только чтобы не выдумывать никакой текст и не уходить в него – попробуй позлиться без слов. Минут пять – позлись без слов.

Инна приняла это предложение. Ах, как сильно и с каким вкусом она злилась без слов. У меня возник образ человека, открывающего что-то давно забытое или попросту неизвестное в самом себе…

Т: Не знаю про других, но я могу тебе сказать о себе: меня твоя злость не отталкивала, а притягивала. Это я, похоже, сам почувствовал некоторое нежелание потерять тебя, твое доверие, твою откровенность. Еще раз подчеркну – я не знаю, как у тебя с другими, но сейчас со мною было именно так.

Некоторое время Инна молчала, иногда глядя на меня, но в основном – в сторону, перед собой.

А потом начался разговор об отношениях со мной, которые вроде бы как и не при чем здесь… но на самом деле, конечно, ещё как при чем!

Разговор о том, как уживаются вера в себя, личная независимость – и важность, потребность понимания и приятия со стороны значимого человека.

Восьмая сессия

Через несколько минут после начала сессии мы вновь вышли на тему страхов. При этом мы выяснили, что это не было актуальным переживанием Инны – наоборот, она чувствовала себя сейчас достаточно уверенно, чтобы взглянуть на свои собственные страхи и попытаться разобраться в них. А страх, еще недавно такой властный и всесильный, сопротивлялся тому, чтобы его вытаскивали на поверхность, прятался, маскировался и мимикрировал.

К: Я боюсь… Так сразу трудно сказать… Боюсь зависти к себе… Боюсь отвержения… Ну и страх потерять значимых людей есть, мы о нем говорили… Не знаю. А ты чего молчишь?

Т: Пытаюсь услышать себя…

К: А я пытаюсь тебе сказать: «Давай, помогай. Подсказывай».

Т: А я не подсказываю.

К: Вот-вот. Это и есть самое страшное: хотеть – и не получить. Вот потому-то и страшно завидовать – захочешь, а не получишь.

Т: Точно…

Пауза. Теперь Инна держит паузы не хуже, чем я.

Т: Помнишь анекдот про гаишника: «Ну, и куда же это ты крадешься?». Так вот – и чего же это ты хотела, но не получила? Или чему завидуешь?

К: Я могу сказать. У нас на работе новая девочка появилась. Лена. И я вполне серьезно завидую ее молодому телу.

Т: Раз уж нас теперь трое, мы вполне можем предложить это кресло Лене. Вот она, здесь. Что-нибудь хочешь ей сказать?

К: Лена, я тебе очень завидую: молодости, красоте. У тебя много чего может быть в жизни… Бр-р, ужас!

Т: Что чувствуешь?

К: Неправду.

Т: В чем неправда? Попробуй проговорить еще раз.

К: У меня в жизни все намного, может быть, лучше, чем у Лены. Я больше могу. Но я… да, завидую ее молодости, красоте, телу…

Т: Всему телу завидуешь или какой-то его части?

К: Всему, наверное… А что касается частей, то кое с чем я готова поконкурировать. Ноги у меня красивей, я это знаю. И шея, кстати… Но я завидую, что она может не думать о том подарке, который ей дала природа, а я думаю. Моя проблема в том, что я все время думаю. Может, просто нельзя быть такой умной?

Т: По-моему, у тебя не очень получается завидовать Лене.

К: Мне ее жалко.

Т: Вот как?

Инна сама немного удивлена таким поворотом, но, по многим признакам, она сказала именно то, что хотела, и ей стало явно веселей после сказанного.

Т: Ты можешь сесть в кресло Лены и что-то сказать от ее имени?

К: (в качестве Лены) Мне кажется… Я тебе завидую, Инна. Ты ничего никому не доказываешь, а я… Я все время с чем-то борюсь. Борюсь со всеми женщинами!

Т: Подожди. Это кто говорит?

К: А я ее плохо чувствую.

Т: Так. Стало быть, у нас разговор не Инны и Лены, а у нас условно две Инны: одна – которая завидует, и другая – которой завидуют?

К: Ну нет. Подожди… Я могу признать какие-то ее естественные преимущества… Но мне ее жалко, потому что у меня есть опыт, которого у нее нет… Я могу завидовать тому, чего у меня нет. Но это не главное. Она многому во мне сама может завидовать.

Т: Не главное… То есть ты можешь завидовать только третьестепенным вещам, малозначительность которых нужно все время подчеркивать?

Попал. Эта медленная подробная работа привела к серьезному осознаванию.

К: (смех) Классно ты… Я никому не хочу завидовать. Хочу, чтобы мне завидовали… Ты меня осуждаешь?

Т: Нет.

Этого мало. Инна вся напряжена.

Т: Как ты? Что у тебя с дыханием?

К: Верхнее дыхание… Ног не чувствую. (Опускает ноги на пол). Сейчас лучше.

Т: Что-нибудь еще хочешь сказать Лене?

К: Пока нет. (Улыбается) Если понадобится, мы ее потом позовем. Хочу от тебя обратную связь.

Т: Даже не знаю… Я давал тебе все время обратную связь, когда ты говорила, а сейчас не на что. Я бы скорей оставил тебя с твоими собственными обратными связями…

Мы заканчиваем сессию.

Девятая сессия

К: У меня ощущение, как будто ветер ходит вот здесь (показывает руками вокруг головы).

Т: Это неприятное ощущение?

К: Не могу так сказать. Скорее – интересное. Носится такой хаотичный, непредсказуемый… Меня напоминает.

Т: Попробуй сказать: «Я такая хаотичная, непредсказуемая».

К: Нет…

Т: Почему?

К: В этом есть какой-то негативный оттенок… осуждение… А мне хочется, чтобы ты меня хвалил.

Т: А если я не буду тебя хвалить?

К: Плохо. Но теперь, кажется, я это уже смогу пережить (улыбается). Просто я люблю, когда меня хвалят.

Т: А можешь сама себя похвалить?

К: (подобрав под себя ноги) А я вообще не могу хвалить себя. Мне кажется, что кто-то это может увидеть и так на меня посмотрит… Тоже мне, цаца хвастливая!..

Последняя фраза была сказана с какой-то явно внешней, посторонней интонацией. Мы вновь подобрались к интроекту.

Т: Чей это голос?

К: Отца… (пауза). Он всегда много от меня… ожидал.(Грустные глаза и тихий, спокойный голос). А я хочу, чтобы мне радовались. Я от этого очень завишу.

Т: Сколько людей, от которых ты вот так зависишь?

К: Немного. Совсем немного.

Т: И как ты относишься к этой зависимости?

К: Ну… она мне не мешает…

Т: Как-то грустно это для меня прозвучало…

К: Но эта зависимость не тяготит меня, – почему же для тебя это грустно?

Т: Я вдруг представил, как кто-то из моих близких подходит ко мне сзади, обнимает меня и спрашивает: «Как тебе со мной?», – а я ему в ответ: «Ты мне не мешаешь». Уж лучше бы послал…

К: Интересно, а если про меня кто-нибудь так скажет… Давай попробуем?

Теперь Инна сама предлагает мне эксперимент.

Заме чательно.

Т: Спрашивай.

К: Я про наши отношения с тобою. Как ты их воспринимаешь, как относишься к ним?

Т: «Они мне не мешают».

Инна вздыхает и некоторое время молчит.

К: А можно я теперь тебя серьезно спрошу?

Т: Спрашивай.

К: Ну, тот же самый вопрос…

Т: Тогда вот что: для меня наши отношения – это моя работа, которую я очень люблю. Конечно же, я при этом завишу от тебя, от твоего настроения, состояния, готовности и способности работать, от того, наконец, придешь ли ты в очередной раз или нет. Я подстраиваю под тебя свой график, на время наших сессий я не могу разрешить себе ни отдых, ни друзей, ни какие-то другие дела. Но я с удовольствием принимаю эту зависимость, поскольку благодаря ей в моей жизни есть эта работа, есть ощущение смысла и творчества.

Я сказал несколько очень важных для меня слов.

Это уже девятая сессия и мне необходимо прояснить наши отношения в их реальном контексте, помочь клиенту определить свои границы и сферы ответственности путем предъявления своих. И еще мне хочется дать Инне поддержку: мы действительно переходим к завершающему этапу терапии.

К: Скажи, а я очень трудный клиент?

В ее голосе мне слышится тепло, доверительность и грусть. От этого вопроса слегка повеяло расставанием.

Т: Ты предлагаешь мне сравнивать тебя с другими?

К: Да.

Т: Я протестую.

К: Ну, можно самым простым образом сравнивать: с этим приходится больше работать, а с этим нет… Ты прав – я хочу, чтобы ты меня сравнил с другими, и чтобы я выиграла… Я жду твоей оценки… и я завишу от нее. И мне от этого плохо. И еще я боюсь признаваться в этом. Для меня зависеть – это плохо. Страшно признаться, что не могу сама что-то, а завишу от другого человека, от его решения, настроения…

Слезы. И не только потому, что я отказал. Мне сейчас очень много было сказано – вербально и невербально. Я даю Инне время самой разобраться, что происходит. Молчим.

К: У меня сейчас такое состояние интересное… Как будто я прикоснулась к чему-то очень важному. Надо в этом побыть и подумать. Уже 50 минут прошли?

Т: Почти. Хочешь поговорить про слёзы?

К: Нет, наверное. Они другие… Я вообще думаю, не сдерживаю ли я себя там, где сдерживать не нужно. Может, я чего-то недоплакиваю…

Т: А сейчас что хочешь?

К: Мне очень хочется закончить на сегодня, но мне не очень хорошо… Но я готова закончить.

В этой сессии, как и в предыдущей, мы достаточно много времени уделили повторной проработке ряда фигур, выявленных ранее. Но Инна права: теперь и слезы, и слова были другие.

Десятая сессия

Сессия начинается спокойно и как-то обыденно. Инна рассказывает историю про свою подругу, которая работает вместе с ней и у которой настроение меняется по пять раз в день, и нужны специальные хитрости, чтобы понять, что происходит с ней в данную минуту…

Т: А с тобой сейчас что? И что ты хочешь сейчас от меня?