Текст книги "Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)"
Автор книги: Евгения Марлитт
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)
Глава 15
Клодина шла с принцем в самый отдаленный конец огромного парка. Она была рада уйти от взоров Лотаря, которые причиняли ей боль. Намеренное оскорбление маленькой принцессы едва задело ее: оно показалось ей столь ребяческим, что на него не стоило обращать внимания. Клодине часто приходилось терпеть от нее мелкие неприятности. Они начались с тех пор, как появление Клодины на придворных празднествах и балах несколько затмило Елену. Но молодая девушка все-таки не понимала, почему принцесса так открыто показывала свою неприязнь к ней даже в присутствии герцога и герцогини. Маленькая принцесса, должно быть, была в очень дурном настроении, или она с проницательностью любящего сердца угадала особое расположение Клодины к Лотарю? Но нет! Она была так уверена в своей победе, что даже взяла у Беаты фартук, чтобы войти в роль хозяйки в своем будущем доме. Да и Лотарь, очевидно, был уверен в этом ветреном, кокетливом сердце, иначе не решился бы так иронично отметить неприличие ее поведения.
Клодина нахмурила брови и закусила губы. Какое ему было дело до того, что ей неприятно? Он, наверное, не заметил бы этого, если бы она не носила имени Герольдов. Вечно эта безумная родовая гордость! Ведь она сама знает, в каких границах должны держаться относительно ее, и умеет защищаться без помощи кого бы то ни было, тем более его.
Клодина со своим юным спутником дошли до края парка, где еще во времена ее детства деревья и кусты росли совершенно свободно. Здесь пахло мхом и сыростью, среди разросшегося папоротника протекал прозрачный ручей. Вода под маленьким мостиком из грушевых стволов шумела так же, как тогда, когда она была маленькой девочкой и бегала здесь. По-прежнему стояла полуразвалившаяся хижина, которая служила им то темницей, то рыцарским замком. Как часто Клодина сидела в ней пленницей! Печаль овладела ею, когда она рассказывала об этом молодому принцу. Здесь же была могила любимой собаки Иоахима, маленького желтого датского дога, который был так умен, что никогда не выдавал своего хозяина во время игры в прятки и, лежа с Иоахимом в кустах, задерживал дыхание, когда тот, кто искал, подходил близко. Какое было счастливое время!
– Куда они выходят? – спросил принц, указывая на узкие низкие ворота в стене.
– В деревню, ваше высочество, – отвечала Клодина. – Их используют для крестного хода.
Любознательный мальчик все дальше и дальше вел девушку вдоль стены и засыпал ее вопросами. Вдруг он увидел сойку и, забыв о своих рыцарских обязанностях, стал подкрадываться к ней.
Клодина, погрузившись в грустные воспоминания, ничего не замечала и очнулась только тогда, когда мальчик уже скрылся за кустами. Она вздохнула и вытерла платочком глаза. Чего же она хотела, ведь нельзя вернуть то, что прошло. Повесив голову и плача, не найдешь потерянного, слезами и вздохами не добьешься того, в чем отказано самим Господом… «Настанет время, когда не будет больно, – утешала она себя. – Это время должно прийти, потому что невозможно жить с такой жгучей раной в сердце».
Клодина стояла с глазами, полными слез. Теперь, когда она осталась одна, боль, которую она чувствовала в присутствии Лотаря, готова была прорваться, и девушка подумала, что будет не в силах видеть его рядом с той легкомысленной и капризной женщиной в качестве ее собственности.
– Извините, кузина, – внезапно услышала она его голос. Вздрогнув, Клодина испуганно оглянулась, и блестящая капля упала из ее глаз на руку, но она быстро стерла ее, приняв свой обычный гордый вид.
– Я никогда не решился бы помешать вам, – сказал Лотарь, приближаясь, – но ее высочество поручила мне сказать, что очень сожалеет, что вас оскорбили.
– Ее высочество, как всегда, добра ко мне, – холодно произнесла Клодина. – Я не оскорблена: привыкаешь не обращать внимания на такие выходки и относишься к ним по их достоинству.
– Кажется, вы многому научились в последнее время, кузина, – с горечью заметил он и пошел с ней рядом. – Я помню время, когда вы боязливо бежали от любого взгляда, и это было не так давно, в залах резиденции.
– Конечно! – согласилась она. – Слабое сердце быстро крепнет, как только чувствует, что должно одно стоять за себя. Впрочем, кузен, мне двадцать три года, и я была резко вырвана из беззаботной девичьей жизни.
– Есть что-то великое в женской душе, – иронично ответил Лотарь. – Только жаль, что ее гордость при первом столкновении с жизнью быстро сникает. Меня всегда трогает, – продолжал он тем же тоном, – когда я вижу, как женщина, не знающая законов света, с необычайным мужеством, как героиня, принимает невозможную там гордую позу. Хотелось бы закрыть глаза, чтобы не видеть, как она сломается. Но иногда не в силах сделать это. Хочешь увести ее от головокружительной пропасти, но получаешь только холодную отталкивающую насмешку.
– Возможно, многие имеют, кроме мужества, и необходимую опору, – сказала Клодина, дрожа от внутреннего возбуждения, и ускорила шаг.
– Возможно. – Он пожал плечами. – Но есть натуры, которые считают себя исключением: «Смотрите, я могу безнаказанно решиться на это». И потом вдруг падают в бездну.
– Вы думаете? – спокойно спросила она. – Но есть также натуры, которые думают достаточно возвышенно для того, чтобы идти дорогой, которую им указывают долг и совесть, не оглядываясь по сторонам и не обращая внимания на непрошеных путеводителей.
– Непрошеных?
– Да! – воскликнула она, и ее прекрасные глаза заблестели от страстного волнения. – Почему вы позволяете себе, барон Герольд, всегда преследовать меня своими загадочными намеками, темными насмешками? Разве мы когда-нибудь с вами состояли в таких отношениях, которые давали бы вам право на подобную опеку?
– Никогда, – тихо ответил он.
– И никогда не будем… – В ее словах чувствовалась горечь. – Я могу только успокоить вас в том, что репутация дома Герольдов не пострадает из-за меня, а это, вероятно, основная ваша забота. Я знаю свой долг.
Лотарь побледнел.
Клодина поспешно прошла вперед, он немного отстал и догнал ее у оранжереи, в которой жила дочь Гейнемана со своей семьей.
Клодина остановилась около открытого окна оранжереи и увидела в нем плачущую внучку Гейнемана, молоденькую девушку. Ее мать, аккуратная приветливая женщина, подошла к своей бывшей госпоже и рассказала о причине огорчения девушки, которой жених сегодня прислал отказ.
Рыдания за занавеской усилились.
– Почему? – сочувственно спросила Клодина, сдерживая собственное волнение.
– Дочь сама виновата, – печально продолжала женщина, кланяясь подошедшему барону Лотарю. – В имении, где она служила, молодой хозяин ухаживал за ней, и Вильгельм подумал, что она ему изменяет.
– Это нехорошо со стороны Вильгельма, – коротко сказала Клодина.
– Нет, госпожа, – сказала женщина, – нельзя упрекать его за это, он еще так молод. Я знаю, что моя дочь честная девушка, но если бы она меня послушалась и сразу оставила место, как я ей советовала, этого бы не случилось.
– Видите ли, господин барон, – продолжала она, вновь обернувшись к тому с неловким поклоном, – ни один человек не верит, что она ничего дурного не сделала, – уж таков свет, и хоть вырви она все волосы, доказывая свою невиновность, люди все равно будут считать ее виноватой. Я сколько раз вспоминала изречение, которое покойная госпожа написала в молитвеннике, подаренном мне ко дню конфирмации. Посмотрите здесь, за словами пастора. – Она взяла с подоконника молитвенник в черном переплете с золотым обрезом и подала его Клодине.
«Блаженны чистые сердцем», – прочитала Клодина изречение, написанное тонким мужским почерком, а внизу было дописано крупно и энергично – рукой бабушки: «Будь не только чиста, но избегай и внешней тени».
Книга задрожала в руках Клодины, она молча возвратила ее.
– Оставьте его, дитя мое! – до странности резко прозвучал голос Лотаря. – Он был бы плохим мужем со своей склонностью к ревности и нравоучениям.
Плач прекратился, девушка вскочила.
– Нет, нет! Он такой добрый, хороший, я умру, если он не вернется!
– Можно многое пережить, малютка, – добродушно сказал Лотарь. – Нелегко умереть от крушения своих надежд.
Клодина серьезно кивнула головой молодой девушке.
– Будь здорова, Лизабет, – сказала она, – не горюй о человеке, который не верит тебе.
– Ах, госпожа, не говорите так! – воскликнула девушка и отбежала от окна.
Клодина повернулась и пошла дальше, Лотарь шел рядом.
Слова бабушки горели перед глазами, по-новому освещая ее положение. Что, если о ней самой уже шептались и сплетничали? А если верили этому? Если хоть один человек думал, что она забыла свою честь? Она вдруг обернулась к барону и взглянула на него вопрошающими, полными страха глазами.
Он спокойно шел рядом с ней. Нет, нет! Как могла она быть столь безумна!
– Площадка покинута, – заметил барон, – общество, кажется, в замке.
Действительно, под дубами было пусто, лакей, убиравший там, доложил, что их светлости уехали в Нейгауз, ее высочество ожидает фрейлейн фон Герольд у себя в комнате, а нейгаузский экипаж будет прислан обратно.
Клодина повернула к замку. Вечернее солнце золотило верхушки деревьев и зажигало красным пламенем бесчисленные окна старого здания. Розовый отблеск лежал на всем; из маленькой сельской церкви доносился вечерний звон.
– Всего хорошего, – сказал, останавливаясь, Лотарь. – Я хочу отыскать его высочество, чтобы проститься с ним. Вы ведь хорошо знаете здесь все и можете обойтись без провожатого.
Его глубокий поклон она сочла ироничным. Клодина гордо наклонила голову. Она знала, что поверхностные родственные отношения, завязавшиеся между ними в деревенском уединении, теперь разорваны тем, что она оттолкнула его совет. Была ли она слишком резка? Она поколебалась, прежде чем идти дальше, потом очень быстро пошла по тенистой дорожке, выходившей на главную аллею.
На одном из поворотов показался герцог. Он снял шляпу и, держа ее в руке, пошел рядом с Клодиной. Он заговорил об устройстве парка и указал на клумбу, которая эффектно вырисовывалась на светлой зелени росших позади лиственниц.
– Где вы оставили барона, фрейлейн фон Герольд?
– Мой кузен только что расстался со мной, – ответила она. – Если я не ошибаюсь, он хотел отыскать ваше высочество, чтобы проститься.
– А, ну он найдет меня. Я покушаюсь на него, хочу удержать на вечер, чтобы поиграть в бильярд – моя капризная маленькая кузина должна быть наказана.
Говоря это, герцог улыбнулся и внимательно посмотрел на Клодину.
– Вы, надеюсь, не были задеты ее ребячеством? – спросил он и вошел вместе с ней в аллею, ведущую к замку.
– Нет, ваше высочество, – отвечала Клодина, мрачно глядя на замок. Около лестницы разговаривали двое мужчин, один из них оглянулся.
– Ей-богу, ротмистр, – сказал он тихо, – поглядите, как Людовик XIV выказывает свое почтение к Лавальер.
Другой промолчал, но удивленно посмотрел на пару, которая шла по аллее. Наверху, в угловом окне, у герцогини в руках развевался белый платок, худое бледное лицо молодой женщины расплылось в улыбке.
Мужчины с глубоким поклоном пропустили герцога и фрейлейн фон Герольд. Странно выглядела прекрасная подруга герцогини: жесткая складка лежала у ее губ, обычно таких приветливых… Войдя в замок, она стала подниматься по лестнице так медленно и устало, как будто на плечи ей давила тяжелая ноша.
«Уже все прошло», – сказала она себе и вошла в покои герцогини.
– Клодина! – воскликнула молодая женщина, обнимая ее. – Вас так долго не было. Я стала ужасно нетерпелива: когда вы ушли, мне хотелось пойти за вами – я действительно не могу без вас. Слышите, Клодина?
Она посадила молчавшую девушку рядом с собой на маленький диванчик в тени занавесок и заглянула в печальные голубые глаза.
– Бедняжка, вас задели. Маленькая Елена плохо вела себя и будет наказана. Это глупая история о гусе, который в присутствии лебедя желает обратить на себя внимание криком… Клодина, – продолжала шепотом герцогиня, – я снова увидела разницу между вами и другими! – Она пожала холодную руку молодой девушки. – Я люблю вас всем сердцем, я хотела бы говорить вам «ты», когда мы одни. Не будет ли это нескромно?
– Ваше высочество, пожалуйста, – проговорила Клодина.
– Нет, без высочества, Клодина. Неужели ты думаешь, я стану говорить тебе «ты», если ты будешь называть меня «ваше высочество»? Я хочу, чтобы ты звала меня Элизой и тоже говорила мне «ты». Ах, пожалуйста, пожалуйста! Никто никогда так не обращался ко мне. Дай мне прекрасное, чистое сознание, что ты мне друг, а не подчиненная. Пожалуйста, пожалуйста, Клодина, скажи «да».
– Ваше высочество заглаживает незначительную неприятность слишком великой милостью, – взволнованно проговорила девушка. – Я не могу, я не имею права принимать это.
Она вдруг встала и схватилась за голову, как будто должна была обдумать ответ.
– Я считала тебя рассудительнее, – покачала головой герцогиня. – Из-за такого пустяка ты так волнуешься. Ты – воплощение доверия и любви. И я должна быть лишена их, потому что случайно герцогиня. Ты не можешь так думать, да и не думаешь. Подойди сюда, Клодина, и поцелуй меня как сестру.
Клодина стала на колени перед ласковой женщиной, ей хотелось сказать: «Оставь, оставь меня, и для тебя, и для меня будет лучше, чтобы я ушла как можно дальше!», но она не могла произнести этих слов под взглядом лихорадочно блестевших глаз, с мольбой устремленных на нее. Она почувствовала поцелуй на своих губах и прикосновение чего-то холодного к руке – герцогиня надела ей золотой браслет в форме подковы, украшенный бриллиантами и сапфирами.
– Не будете ли вы, ваше высочество… не будешь ли ты, – поправилась Клодина, – раскаиваться в своем выборе?
И ее бледное лицо с вопросительным выражением повернулось к высокопоставленной подруге.
– У меня тонкое чутье относительно достоинства людей, я знаю, что не отдам своего сердца недостойной.
Глава 16
Принцесса Елена вернулась в Нейгауз в чрезвычайно дурном расположении духа. По дороге она молча сидела в углу ландо, а принцесса Текла так же молчала в другом. Графиня Морслебен, сидевшая с ними вместе, с трудом сдерживала улыбку: молодое и старое лица в эту минуту неудовольствия были так похожи друг на друга.
Гроза разразилась только уже в верхних комнатах Нейгауза и обрушилась на фрау фон Берг, вызванную в комнату маленькой принцессы. Елена осыпала глубоко обиженную даму градом безумных упреков, как будто она была виновата в том, что четыреста лет назад Нейгауз был построен слишком близко к отвратительному Альтенштейну. Это ужасное место, настоящая пустыня, и ясно как день, что разумный человек никогда не построил бы замок здесь, если бы не имел особой цели.
– Слыхано ли это – получить столь резкое замечание от ее высочества из-за такой… – принцесса от злости не нашла подходящего слова. Не хватает еще, чтобы она, принцесса Елена, просила прощения у фрейлины герцогини!
– О, ваша светлость, – сказала фрау фон Берг, которая молча выдержала всю бурю, – за что вам просить прощения, ведь ваша светлость ничего такого не сделали?
– Я просто не заметила эту выскочку, потому что не выношу ее, – объяснила принцесса.
Глаза почтенной дамы заблестели.
– Во всяком случае, ваша светлость, это было плохо, – мягко сказала она. – Ее высочество просто очарована своей подругой. Можно подумать, что прекрасная Клодина готовит любовный напиток в своем Совином доме. Как неприятна должна была быть эта сцена барону!
– Неприятна? – проговорила принцесса. – Вы думаете, что он без удовольствия оставил игру, чтобы по приказанию ее высочества успокоить и вернуть свою кузину?
При этих словах принцесса вскочила со стула, обитого голубым кретоном, и подбежала к окну.
Фрау фон Берг видела, как она сжимала кулаки, нервно топая ногой и едва сдерживая себя.
– Что же ему было делать, ваша светлость? – спросила она. – Но, впрочем, это не невозможно – кто знает мужское сердце?
Она усмехнулась за спиной принцессы.
Та быстро обернулась, как будто ее ударили, и заметила улыбку своей поверенной. Тотчас же что-то пролетело над завитой головой женщины и упало у камина. Это был рабочий мешок принцессы из мягкого светло-голубого шелка с бесконечным вязанием, и он, несомненно, направлялся в голову фрау фон Берг. Та поднесла платок к глазам и зарыдала.
– Не плачьте, – повелительно сказала принцесса. – Вы знаете, что я прихожу в бешенство, когда… Я вас слишком хорошо знаю, Алиса, вы злорадствуете.
– Ей-богу, нет, ваша светлость! – воскликнула плачущая женщина. – Я думаю, иногда улыбаются из сожаления. Кто же говорит, что улыбка относилась к вашей светлости? Мне жаль герцогиню. Ее высочество представляется мне ягненком, позвавшим в гости волка. Герцогиня обожает Клодину, и жалко и смешно видеть, когда кто-то осыпает нежностями своего злейшего врага.
Принцесса не отвечала. Она сидела за кретоновой занавеской на подоконнике и нетерпеливо болтала ногами, а горящие глаза ее смотрели на дорогу, видневшуюся за парком.
– Что я могу сделать, когда люди слепы, – сказала она наконец.
– Я думаю, ваша светлость любит герцогиню.
– Да, она добра, по-детски добра и всегда очень внимательна ко мне. Но мама говорит, что она ни в чем не знает меры, и я это сегодня увидела. Я не могу помочь ей.
Часы на шкафчике в стиле рококо со светлыми бронзовыми замками пробили семь. Принцесса заметила это.
– Уже так поздно? – произнесла она. – Барон забыл, что мы хотели сегодня выбрать место для танцев.
– Может быть, ее высочество позвала его в свою гостиную, – сказала фрау фон Берг. – Фрейлейн фон Герольд поет каждый вечер, а барон, как известно вашей светлости, фанатично любит музыку.
– Но герцогиня знает, что у него гости! – воскликнула, сверкнув глазами, принцесса и грозно посмотрела на свою собеседницу.
– А если ее высочество прикажет? – мягко заметила Берг.
– Прикажет? Мы живем не в Средние века. Может, ее высочество прикажет ему жениться на ее любимице?
Фрау фон Берг безмятежно ответила на, пожалуй, чересчур резкое высказывание принцессы:
– Кто знает, ваша светлость, может быть, если этого сильно пожелает ее любимица.
Это было уж слишком. Принцесса подбежала к Берг и схватила ее за плечи, худенькое личико стало совершенно белым.
– Алиса, вы дурная, дурная женщина, я чувствую. Вы умеете больно задевать меня. То, что вы говорите, ужасно, но возможно. Алиса, я теперь никогда не бываю спокойна. Я хотела бы умереть, как сестра. Она, по крайней мере, была счастлива.
– Ваша светлость шутит?
– Нет, я не шучу. Ради бога, не считайте это шуткой! Я не знаю, что бы я сделала от радости, если бы та навсегда убралась из наших гор. Почему она не уехала с герцогиней-матерью в Швейцарию? Зачем она сидит здесь?
– Да, действительно, зачем? – повторила Берг и поцеловала руку маленькой принцессы. – Бедное дитя, – прибавила она со вздохом.
– Ах, Алиса, найдите какой-нибудь выход. Укажите его мне, придумайте что-нибудь. Я не могу выносить сомнений, – страстно прошептала девушка.
– Я, ваша светлость? Что же я могу сделать? Если только случай не откроет глаза ее высочеству…
– Случай, – горько усмехнулась принцесса.
– Как же иначе? Ее высочество не имеет никого, кто относился бы к ней настолько хорошо, чтобы оказать такую дружескую услугу.
– Хороша дружеская услуга! – насмешливо промолвила принцесса. – Скорее дело палача, потому что знание этого обстоятельства, я уверена, разобьет сердце Элизы.
– Ваша светлость, по-вашему, лучше смотреть, как обманывают добрейшее, благороднейшее и симпатичнейшее существо в мире? Я должна признать, что понятие о дружбе бывает разным, – с упреком сказала Берг.
– Вы, вероятно, никогда никого не любили, Алиса. Не любили так, что скорее предпочли бы смерть, чем лишиться любимого. Нет, вы этого испытать не могли, ведь у вас вместо сердца пустое место. Не возражайте! От меня герцогиня ничего не узнает, тем более что-то весьма сомнительное, без неопровержимых доказательств.
Фрау фон Берг провела рукой по волосам принцессы, на ее глазах блестели слезы.
– Как может золотое, по-детски чистое сердце поверить такому обвинению? – тихо сказала она. – Герцогиня не признает даже доказательств.
Принцесса сняла ее руку.
– Пожалуйста, не держите себя так, словно у вас их полные карманы, – сказала она, раздраженная прикосновением.
– Карманы у меня не полны, но достаточно и одного доказательства, ваша светлость.
Лицо молодой девушки покрылось яркой краской стыда.
– Это неправда, – повторяла она. – Ни одна женщина не бесчестна настолько, чтобы выказывать дружбу, обманывая. Вы ужасны, Алиса!
Принцесса вдруг вскочила и побежала в спальню, дверь за ней с шумом захлопнулась. Фрау фон Берг осталась одна в комнате; по лицу ее снова скользнула усмешка. Потом она вынула из кармана записную книжку и достала из нее письмо. «Вот оно!» – прошептала почтенная дама, с нежностью глядя на бумагу. Уже один раз этот клочок показал свою волшебную силу.
Принцесса Текла сидела у себя в комнате и писала герцогине-матери письмо, полное благородного негодования. Рядом слышались страстные рыдания. Фрау фон Берг вышла из своей комнаты и с водой и малиновым вареньем вошла в спальню.
– Ваша светлость должны успокоиться, – нежно сказала она, подавая принцессе прохладительный напиток.
Она стала на колени перед заплаканной молодой девушкой.
– Не должно быть красных глаз – если я не ошибаюсь, приехал барон, – продолжала фрау. – Там, на столе, лежат маски для костюмированного бала и большой выбор моделей от Ульмана.
Принцесса встала, дала фрау фон Берг причесать себя и освежить глаза.
– Что, я заплакана? – спросила она.
– Нет, нет! Очаровательны, как всегда, – ответила Берг.
Через несколько минут принцесса уже была внизу, не желая упустить ни секунды дорогого времени, глаза ее блестели.
В широко открытых дверях ярко освещенной столовой стояла Беата в своем сером с черным праздничном шелковом платье, которое она всегда надевала к обеду.
– Мой брат просит извинить его отсутствие: он задержан его высочеством, пустой экипаж только что вернулся, – сказала она с легким поклоном.
Сияние исчезло с лица молодой девушки, она тихо села рядом с Беатой; старая принцесса не вышла, сославшись на головную боль.
Графиня Морслебен с трудом удерживалась от зевоты, камергер тихо разговаривал с фрау фон Берг. Кроме этого, слышались только звон тарелок да голос Беаты, которая, как всегда, говорила громко и отчетливо. Она пыталась заговаривать с принцессой, но та не отвечала; не дожидаясь десерта, Елена встала, сделав графине знак остаться и, как капризный ребенок, убежала в сад.
Когда часа через два Елена вернулась к себе, волосы ее были мокры от росы, а глаза распухли от слез. Перед этими глазами стояла комната, в которой за роялем сидела девушка с белокурыми волосами, образовавшими сияние вокруг головы, а рядом стоял человек, которого чистый, великолепный голос очаровывал против его воли… Было от чего прийти в отчаяние.
– Позовите фрау фон Берг, – приказала она горничной. – Огня не зажигайте.
Через несколько минут в дверях прошуршало шелковое платье женщины, и маленькая дрожащая рука принцессы схватила ее руку.
– Доказательство, Алиса, дайте мне его, – прошептала она, дрожа как в лихорадке.
– Вот, – спокойно сказала фон Берг и вложила в правую руку принцессы предательское письмо. – Я думаю, оно ничего не стоит. Выбросьте записку, когда прочтете, ваша светлость.
– Хорошо, Алиса, благодарю, можете идти.
Принцесса пошла к себе и прочла записку при свете розового фонаря, висевшего посреди спальни.
– И, несмотря на это, она ее друг?! Бедная Лизель! – прошептала она.
Потом сделала движение, как будто хотела разорвать записку, но остановилась. Кровь прилила к голове, ей стало жарко, она тяжело вздохнула. Комната еще была полна дневного тепла, в открытое окно врывался сладкий запах цветущих лип, такой же опьяняющий, как желание любви и счастья, наполнявшее грудь молодой девушки.
Принцесса хотела быть счастливой во что бы то ни стало. Она дрожащими руками сложила письмо в маленький квадратик и спрятала в медальон, который носила на шее. В нем был мужской портрет – однажды она тайно взяла его у сестры, когда та была невестой Лотаря. Это было ее сокровенной тайной.
– Только в случае необходимости, – прошептала она, закрывая медальон.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.