Текст книги "В другой жизни"

Глава 4. Запомни меня молодой и красивой…

 
Нина
 

Утонув в мягком и уютном кресле-груше, которое я недавно купила, чтобы оживить прилизанную до фальши маленькую комнату, я листала фотографии в своем новом простеньком смартфоне. Хорошо, что хоть за шесть лет гаджеты почти не изменились. Функций добавилось, конечно, памяти и резвости тоже. В размерах подросли: вон какая лопата теперь у меня, еле в руке умещается. Но учиться заново не пришлось.

Я рассматривала фото, которые скинул мне Максим. Накануне мы встретились с ним совсем ненадолго, точнее, он заглянул к нам с девчонками на огонек. Весь май стояла очень теплая погода, и многие кафе уже открыли свои летние дворики. Вот и мы с одной подругой, которую я помнила хорошо, и с двумя, которых не помнила совершенно, расположились в одной из таких уличных кафешек. С моего согласия девчонки сообщили Максиму, что я не против увидеться, и он приехал к нам.

Кажется, мы оба чувствовали себя не очень уютно. Максим сидел с прямой спиной на краешке стула, хотя мне представлялось, что он далеко не из стеснительных. Держался он почти отстраненно, не делая попыток сблизиться, словно боясь спугнуть и оттолкнуть меня, и я это оценила. Он только робко посматривал на меня иногда с искренностью и теплотой и тут же отводил глаза, замечая, что я перевожу взгляд. Побыл Максим с нами совсем немного, просто выпил кофе и засобирался уходить.

– Я нашел в ноутбуке несколько наших фотографий, решил, что они должны быть у тебя. Может быть, это поможет вспомнить, – сказал он напоследок. – Если ты не против, я тебе сейчас их перешлю.

Конечно же, я очень хотела получить эти фотографии, и теперь листала их по кругу, разглядывала очень внимательно, пытаясь хоть что-то вспомнить. Оторвав наконец взгляд от телефона, я в очередной раз обвела глазами комнату. Она мне не нравилась. Можно сказать, раздражала. Чужая какая-то, пустая, не родная совершенно. Я же все-таки не полностью память потеряла, прежние-то годы в ней сохранились, и вот не припоминается мне, что бы раньше меня эта комната не устраивала. Что-то, наверное, было тут не очень хорошее в последние два года, которые стерлись. Надо будет сделать перестановку, чтобы избавиться от неприятных ощущений. А может, вообще ремонт затеять. И мебель заменить. Начала я с кресла-груши, настолько удобного и уютного, что из него вообще не хотелось вылезать. Кстати, странно. Не помню, чтобы когда-то раньше в таких сидела, но ощущения комфорта очень знакомые. Тактильная память исчезнувших лет?

Дальше кресла дело пока не пошло: я осторожничала с лишними тратами. Оказывается, у меня сохранились какие-то небольшие сбережения, да и Максим сказал, что без средств меня не оставит, но к нему за этим мне обращаться было уж совсем неудобно. Надо было найти какую-нибудь работу, все равно что, хотя бы на первое время. Я бы попробовала даже вернуться на старое место, но фирма, к сожалению, разорилась.

Я вернулась к фотографиям Максима. На некоторых он был один, позировал на фоне каких-то достопримечательностей. Неужели это я его снимала? И было несколько совместных фото, их я особенно тщательно разглядывала. На многих снимках он улыбался или даже смеялся, и улыбка просто подкупала, украшая его невероятно. При встрече он был слишком серьезен и напряжен и только поджимал нервно губы, а здесь выглядел совсем другим человеком. Однако улыбка не была дружелюбной и открытой, как бывает, когда человек искренне смеется, показывая истинное свое лицо, обнажая душу. Нет, она хоть и казалась естественной, и глаза тоже смеялись, но при этом в улыбке присутствовала некая хитреца и снисходительность. Максим представлялся мне этаким пройдохой и баловнем судьбы. А в голову снова пришло слово «мерзавчик», а еще почему-то «алчная улыбка».

У него была забавная привычка капризно поджимать губы, складывая их уточкой, но то, что жутко выглядело на миллионе фотографий девушек в Инстаграме, у него выходило органично и мило. Он был чертовски хорош собой, и я все недоумевала, как же я умудрилась такого увлечь, да так, что он ждал меня четыре года. Что такого во мне особенного? Я снова попыталась вспомнить или хотя бы представить нас вместе. Даже воображалось с трудом.

Снимки запечатлели нас на каком-то пляже, затем на многолюдных улицах с вывесками на английском и немецком языках, еще на двух за нашими спинами сверкали под солнцем горы, укрытые снегом. Я не помнила ни одно из этих мест. Как ластиком стерли. А ведь это ужаснее, чем можно себе представить. В кинофильмах люди, потерявшие память, выглядели растерянными, дезориентированными, но я чувствовала настоящую панику. Это же часть моей жизни! Мне не так жаль было четырех лет, что я пролежала в коме, как этих двух, во время которых столько всего произошло. Можно ли это повторить? Захочет ли Максим пройти снова этот путь со мной? Как он вообще меня дождался, где нашел на это силы? Я с невольным уважением подумала о своем незнакомом мне возлюбленном. Вряд ли, конечно, он, с его внешностью и манерой рисоваться, хранил мне верность, но я совершенно на него за это не злилась. В конце концов, я могла и не очнуться. К тому же, боль ревности по отношению к нему была совсем мне не знакома. Я же ничего к нему не чувствовала.

На фотографиях я была еще со слегка взъерошенным каре выше плеч, с которым себя и помнила: волнистые пряди путались, не желая укладываться в аккуратную прическу, и я махнула на них рукой. Каждый раз забываю спросить у девчонок, когда меня так коротко постригли и откуда седые волосы. Скорее всего, это все же в больнице. Да и ладно, пусть хоть наголо меня бы побрили. Помню, в детстве мы все передавали друг другу байку, искренне в это веря, что, если побриться наголо, волосы потом будут расти густыми и кудрявыми. Я тоже верила, хотя проверить не могла: они и без того у меня были густые и кудрявые. А пока я, пожалуй, похожу со стрижкой. Очень удобно, и мне идет. Во время комы я все-таки похудела, плюс эта стрижка. Глаза теперь просто огромные. Красивая такая!

Жаль, что так мало общих снимков, но Максим сказал, что я не любила фотографироваться. Странно, мне помнится, раньше любила. Правда, в соцсетях меня не было. Я все собиралась завести аккаунт в одной из них, и даже подумывала о блоге с каким-нибудь броским названием вроде «Записки коматозницы» или «Выхожу однажды я из комы», но, как только я намеревалась это сделать, мне становилось до чертиков лень. Казалось, руки словно наполняются свинцом, и голова делалась туманной. Да ну его, в самом деле, что мне даст этот блог? – одергивала себя я. – Нинка-блогерша. Придумала ж.

Максим после той встречи деликатно молчал: мы договорились, что я первая напишу или позвоню, а сама я все тянула с ответом. Мне даже стыдно было, ведь он так долго ждал меня, и вот я наконец пришла в себя, а толку никакого. Сколько можно его держать в подвешенном состоянии? Стоило, конечно, хотя бы куда-то с ним сходить, постепенно привыкая друг к другу. Но вдруг тянуть не нужно? Может, лучше, наоборот, с места в карьер устроить встряску своей психике, и тогда получится вспомнить? Может быть, прикосновения и запахи разбудят то, что не смогли оживить звуки и картинки?

Я закрыла глаза, снова пытаясь представить нас вместе. Принялась рисовать в уме откровенные картины нашей близости, воображая как Максим обнимает меня, а его лицо склоняется к моему так, что я чувствую его дыхание, и почти ощутила, как он запускает руки мне под футболку и медленно ведет ладони вверх по телу… Заколотилось сердце, снизу доверху по всему телу мгновенно прошла волна жара, кровь прилила к лицу и что-то сладко кольнуло в солнечном сплетении. Я непроизвольно заулыбалась в предвкушении и вдруг словно упала в ледяную воду. Я увидела перед собой его лицо, и оно было настолько чужое, незнакомое, далекое. Холодный взгляд, ядовито-хищная улыбочка, красивая до головокружения и вместе с тем отталкивающая и неприятная. Я представила, как он прикасается к моей коже этими чужими губами, и мне стало почти страшно.

В чем же дело? Возможно, мы ссорились, или он обижал меня, и мое подсознание помнит об этом. А может, все это потому, что я представляю себя с незнакомцем, что для меня несвойственно. По крайней мере, раньше я не была сторонницей одноразовых отношений, мне нужно было сначала узнать человека, проникнуться к нему симпатией, чтобы он завел сначала мой мозг, а только потом уже тело.

Мне стало тоскливо и тревожно, я уже устала переливать из пустого в порожнее, обдумывать по нескольку раз одно и то же, не приходя ни к каким выводам, смотреть и не узнавать. Что же делать? Знакомиться с ним заново и ждать, пока появится влечение, или нырнуть с головой в омут в надежде, что всколыхнутся забытые чувства? Но это все нужно ему, это он ждет моего «возвращения». А для начала, может, стоит понять, чего хочу я сама?

Я не хочу его, но мне очень нужно вспомнить. Если буду сидеть и пялиться на фото, все останется на месте. Мне надо хотя бы провести с ним какое-то время. А там посмотрим. Если бы между нами было что-то плохое, хоть кто-то из подруг должен был знать. Они бы предупредили, уберегли бы меня. Ведь так? У меня, признаться, даже пару раз мелькнула странная мысль, что все это неправда. Но не верить не было резона. В моей квартире были его вещи. Очень мало, но они остались. Две зубные щетки, бритва и пена, две пары мужских носков, какие-то еще мелочи. Наверное, он редко у меня оставался. Да и сам он сказал, что мы чаще бывали у него. Он жил где-то в районе проспекта Мира.

Я долго сидела с телефоном в руке, то набирая, то стирая сообщение для Максима. Оно было совершенно невинным: я предлагала, точнее, соглашалась на встречу. Но мне почему-то казалось, что, отправив его, я сделаю тот шаг, после которого обратной дороги уже не будет. Я словно запущу невидимый гигантский механизм, движение которого мне будет неподвластно. Странное чувство, даже глупое. Что такого-то? Может, это предчувствие, но я не замечала за собой таких способностей.

«Я вроде оклемалась. Давай куда-нибудь сходим», – мой палец застыл над экраном, выбирая кнопку: отправить или снова удалить. Глубоко вздохнув, я нажала на отправку.

Глава 5. Так близко и так далеко

Посреди ночи, в самый час быка, чуткий сон Вадомы был нарушен тихой трелью, которую издавал мобильный телефон спящего рядом Михаила. На этот телефон должен был поступить сигнал, если в состоянии Эрика что-то кардинально изменится, и сейчас, по всей видимости, эти изменения наступили. Цыганка взяла телефон и, с ужасом увидев информацию, что у спящего пропал пульс, стала трясти мужа. Тот проснулся быстро, подскочил на кровати, с тревогой глядя на Вадому, а она, нажав уже кнопку дозвона, дрожащей рукой держала трубку у уха, пытаясь соединиться с сиделкой. На том конце провода никто не отвечал.

– Что, что там? – одними губами спросил Михаил. Расширенные черные глаза, которые быстро наполнялись слезами и безысходностью, ответили за Вадому. – Надо ехать, срочно!

– Но мы все равно не успеем, Миш, – прошептала цыганка. Плечи ее вздрагивали. – Да что ж там эта медсестра, почему она трубку не берет?!

– Может быть, она сейчас как раз с ним, пытается откачать, – как можно спокойнее сказал ее муж. – Выйди, найди его, посмотри, что случилось.

– Я сейчас не смогу, не смогу расслабиться, у меня сердце из груди выпрыгивает, – покачала головой Вадома, все еще безуспешно пытаясь дозвониться до сиделки.

– Тогда поехали, – обреченно сказал Михаил, и они быстро собрались и вышли из квартиры.

* * *

Надомная медсестра, следившая в эту смену за состоянием Эрика, сняв, как обычно, все показатели приборов, от которых тянулась сеть проводов, опутывавших больного, и не обнаружив изменений, отложила планшет на прикроватную тумбочку, приглушила в спальне свет и перебралась в кабинет. Там она вытащила из огромного книжного шкафа потрепанный том «Джен Эйр», расположилась с ним на мягком и удобном клиентском диване, включила свет в торшере и погрузилась в чтение. Из спальни через открытый проем в книжном шкафу доносилось мерное тихое пиканье приборов, негромко тикали часы с кукушкой. Монотонные звуки, мягкий свет из-под абажура, спокойная книга, – все это убаюкивало, и сиделка задремала. Проснулась она от того, что умиротворяющее спокойствие было нарушено врезавшимся в нее новым звуком – резким и пронзительным. Аппарат, к которому был подключен Эрик, непрерывно пищал на раздражающей ноте, и это могло означать одно: у пациента остановка сердца. Женщина неловко вскочила с дивана, толстая книга со стуком упала с ее колен. Медсестра почти бегом достигла двери спальни. С бешеной скоростью в голове крутились мысли, что же теперь будет, если это она просмотрела больного, провалившись в сон, и теперь не успеет его спасти.

На пороге спальни она вдруг встала как вкопанная, потому что в дверном проеме возвышалась высокая темная фигура. В сумрачной комнате человека было плохо видно, но сиделка различила его очень худое, бледное, заросшее густой черной щетиной лицо с полубезумным взглядом голубых, почти прозрачных глаз. Он стоял, тяжело опершись руками на дверные косяки, словно распятый внутри прохода, и его взгляд вызвал у женщины почему-то почти сверхъестественный ужас. Сердце ее застучало так сильно, что с каждым его ударом перехватывало горло. Перед глазами все померкло, и она упала в обморок на входе в спальню.

* * *

Супруги буквально ворвались в квартиру на втором этаже особняка. В кабинете горел торшер, на полу валялась раскрытая книга, секция книжного шкафа была сдвинута, и оттуда доносился резкий непрерывный писк аппарата. Вадома бросилась внутрь и чуть не споткнулась о распростертое на полу тело сиделки. Торопившийся следом Михаил успел поддержать жену под руки. Они обошли лежащую без сознания медсестру, не отвлекаясь на нее, и быстро проследовали в спальню, на ходу зажигая свет. Вадома была готова к тому, что увидит сейчас их предводителя мертвым, после чего на всех их мечтах и планах можно будет поставить жирную точку и спокойно и беспросветно доживать свои жизни. Но кровать Эрика была пуста.

Провода и трубки безжизненно свисали с аппарата, и из него доносился все тот же раздражающий писк. Михаил отключил приборы, и в квартире наступила тишина. Быстрым шагом мужчина прошел в бывшую магическую комнату, но там тоже было пусто. Вадома на всякий случай проверила ванную. Эрика в квартире не было.

Несмотря на то, что пока непонятно было, где его искать, муж с женой молча взглянули друг другу в глаза, и губы обоих тронула торжествующая улыбка. Эрик проснулся. Еще пять минут назад они готовы были фактически признать поражение, предполагая, что их друг скончался, так и не приходя в сознание, а теперь были уверены, что он жив. Вадома вдруг вспомнила про лежавшую у дверей спальни сиделку. Цыганка нагнулась к женщине, проверила пульс, приложила ладонь ко лбу, и та вскоре вдруг зашевелилась и пришла в себя. Она с трудом встала, испуганно озираясь вокруг и потирая ушибленный локоть. Скосив глаза, сиделка оглядела пустую спальню и с виноватым видом уставилась на супругов, ежесекундно переводя взгляд с одного на другого и обратно. Дрожащие руки мяли краешек форменной блузки.

– Как вы себя чувствуете? – спокойно спросила Вадома. – Мы вас в обмороке нашли.

– Да вроде уже нормально, – промямлила она и, судорожно сглотнув, тихо добавила: – А где… пациент?

– А мы об этом как раз у вас хотели спросить, – вступил Михаил. – В квартире никого, кроме вас, нет. Что тут случилось?

Медсестра захлопала глазами, вспоминая страшную темную фигуру в проеме, словно восставшую из мертвых. Ледяные глаза словно запечатлелись у нее на сетчатке, как слишком яркий свет, и даже опуская веки она видела этот след.

– Я была в кабинете, читала, – начала женщина. – Раздался сигнал тревоги, и я побежала к больному, а он стоял на пороге… Дальше я не помню. Наверное, я просто не ожидала, люди после комы так сразу не встают.

– Голова не болит? – участливо спросила Вадома. Она легко коснулась плеча женщины.

– Нет, я совершенно нормально себя чувствую, – в недоумении пожала плечами сиделка, удивляясь, почему ее об этом спросили, ведь она только что пришла на собеседование. С ней хотели обсудить уход за лежачим больным, только пока к нему не проводили.

– Посидите, пожалуйста, тут, – Вадома аккуратно под локоть вывела сиделку в кабинет и указала ей на диван. Та в каком-то оцепенении подошла к дивану, подняла свою книгу и спокойно стала читать. Вадома вернулась в спальню, где в застывшей позе стоял Михаил с закрытыми глазами.

– Ты нашел его?

– Эрик где-то близко, и он совершенно точно живой и невредимый, – ответил мужчина, открывая глаза. Только сейчас супруги увидели на полу возле гардероба ворох одежды, словно кто-то что-то спешно искал, сбрасывая все подряд с полок. – Слушай, я второпях не обратил внимания, но теперь мне кажется, что у подъезда не было его машины.

– Прости, уж я-то точно не посмотрела, – вздохнула цыганка. – Что с медсестрой делать будем?

– Давай подождем, если Эрик в порядке и уход ему не требуется, то тогда отпустим. Пусть пока немножко тут побудет, – с этими словами Михаил направился в кабинет, Вадома последовала за ним. Медсестра все так же сидела на диване, полностью погрузившись в чтение. Михаил подошел к массивному столу из красного дерева и выдвинул правый ящик. Там все эти годы хранился органайзер с документами Эрика, его телефон и ключи от дома и машины. Сиделки регулярно заряжали мобильный, на случай, если пациент вдруг придет в себя и захочет позвонить. Сейчас ящик был пуст. Колдун выглянул в окно: машины, действительно, не было.

– Мне думается, он сразу к Нине рванул, – произнес он. – Если ты говоришь, он оттуда не уходил, потому что безуспешно пытался ее разыскать, то, может быть, узнал, что она все-таки здесь и жива?

После обрыва нити и исчезновения эфирного тела Нины Вадома несколько раз наведывалась туда, где находился Эрик. Пугающее опасное сияние энергии давно прекратилось, и теперь цыганка могла видеть астральное тело колдуна, который оставался там и, похоже, не думал возвращаться в обычный мир, хотя здесь его уже ничего не держало. Она всегда находила его по астральной нити в одном из тонких слоев, и каждый раз в разных. Он искал свою половинку и не находил.

Сначала Эрик не отвечал на вопросы Вадомы, словно даже не замечая ее. Но когда она буквально принялась умолять его, пытаясь коснуться и передать все чувства, что копились в душе, он отстранился и не позволил ей больше приблизиться. Вадома услышала или, точнее, почувствовала его ответ, что пока он не найдет Нину, он не вернется в тело. Цыганка рассказывала ему все, что произошло, и молила вернуться, чтобы вместе искать Нину на земле.

– Если я вернусь без нее, а она еще будет здесь, я больше не смогу тут с ней встретиться, – передал Эрик. – Уходи. Я не вернусь, пока не буду уверен, что здесь ее нет.

Так происходило несколько раз, и наконец Вадома сдалась. Им оставалось только ждать. Сегодня, по всей видимости, Эрик что-то узнал и поэтому вернулся, после чего тут же отправился к Нине. Значит, он знает, где она!

– О, как бы это было хорошо! – прижимая руки к груди, с надеждой сказала цыганка.

– Я всегда был уверен, что она здесь, – ответил Михаил. – Мертвую ее ты бы нашла.

– А я вот ни в чем не уверена, – ответила Вадома. – Ритуал прошел неправильно, и дело не только в этом. Что-то вмешалось. Или кто-то. Я все больше склоняюсь к тому, что кто-то специально порвал астральную нить Нины. Я пыталась найти информацию об этом, но ее почти нет. Но если Нина жива, значит она оторвана от своего астрального тела. Она пустая, и это страшно.

Михаил нахмурился. Вадома не первый раз уже заговаривала об этом. Все действительно выглядело слишком нехорошо. Когда Эрик вернется, – а он точно вернется, с Ниной или без, – нужно срочно ехать в Карелию. Он отвез туда очень много важных и полезных книг, возможно, там удастся что-то найти.

– Позвони же ему, – начала цыганка, но ее муж вдруг резко поднял вверх указательный палец.

– Тихо, ты слышишь? – спросил он, настораживаясь. Вадома прислушалась и кивнула.

– Машина во двор въехала. Думаешь, он?!

Супруги прильнули к окну в кабинете и в утренних сумерках увидели припаркованный джип Эрика, а затем и его самого, вылезающего из машины. Немного шатаясь, очнувшийся недавно коматозник двинулся к подъезду.

* * *

Эрик очнулся в темноте. Он открыл глаза и какое-то время просто лежал, не сразу разобравшись, где находится и что происходит. Он видел свой камин напротив кровати, но по обе стороны от нее стояла медицинская аппаратура с множеством мигающих лампочек и экранами данных. Оборудование издавало тихие щелчки и пиканье.

Что-то сковывало его движение и вызывало дискомфорт. Шевельнувшись, он почувствовал трубку в носу, а когда глаза привыкли к темноте, разглядел, что тело его облеплено датчиками, от которых тянутся провода к аппаратуре. Эрик попытался встать, но ему удалось едва приподнять голову, после чего он обессиленно уронил ее на подушку. Колдун закрыл глаза и сосредоточился на состоянии своего тела, оживляя, пробуждая слабые мышцы, почти отнявшиеся за годы, проведенные в обездвиженном положении. Верные ему люди помогали сохранять силы, но все же он пролежал без движения целых четыре года, нужно было время, чтобы восстановиться. Очень скоро он почувствовал тепло и покалывание в кончиках пальцев рук и ног. Эрик сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Тем временем тепло полилось дальше по всему телу, наполняя его силой. Это была та самая укрепившая здоровье магия, что не позволила когда-то колдуну и ведьме умереть, не дождавшись врачей. Та, что вернула Вадоме с Михаилом их молодость и жизненные силы. Сейчас она помогала Эрику скорее прийти в себя.

Наконец, почувствовав, что ток крови почти нормализовался, и он уже сможет стоять на ногах, Эрик быстро сорвал с себя датчики, на что приборы тут же откликнулись резким нервным писком, выдернул катетер из вены и, скривившись от неприятных ощущений, вытащил из носа длинный назогастральный зонд. Отшвырнув от себя провода и трубки, он с трудом встал с постели и направился к выходу из комнаты, где своим видом напугал сиделку, которая тут же брякнулась без чувств. Ее присутствию Эрик не удивился, потому что знал что происходило в его квартире. Он изредка бывал здесь, слушал разговоры Вадомы с Михаилом, рассматривал свое безжизненное тело, с интересом наблюдал за профессиональными действиями медсестер, которые за ним ухаживали.

В голове сейчас пульсировала одна мысль: «Привезти Нину».

Эрик порылся в платяном шкафу, второпях скидывая на пол не подходящие сейчас вещи, выудил наконец джинсы с какой-то футболкой, оделся и, переступив через тело сиделки, отправился в кабинет. Там он вытащил из стола в кабинете документы и ключи, сунул в карман телефон и вышел из квартиры.

Он все еще чувствовал слабость во всем теле, и перед глазами то и дело появлялись движущиеся точки, но он крепко зажмуривался и точки исчезали на какое-то время, чтобы затем заплясать вновь. Посидев минут десять в машине и приведя мысли и состояние организма в порядок, Эрик включил зажигание и тронул джип с места. Твердой рукой он вывел его из двора, затем пропетлял узкими улочками по одному ему известному хитрому маршруту и наконец уверенно вывернул на Садовое. Проехав пару километров он вдруг резко затормозил и припарковался у обочины, включив аварийку. Посидев, сосредоточенно размышляя, несколько минут, он нервным жестом пролистал маршруты в навигаторе, но нужного не нашел. А дело было в том, что он напрочь забыл, где живет Нина. В его памяти не осталось ни только точного адреса или хотя бы названия улицы, но он даже не смог вспомнить примерное направление. Куда ему ехать? На юг или на север? Как выглядит ее дом? Пораженный до глубины души тем, что у него так странно и выборочно отрезало кусок памяти, он в конце концов снова тронулся, доехал до разворота и в глубоких раздумьях повернул обратно.

Сейчас он, медленно переставляя ноги, поднимался по лестнице своего особняка, все пытаясь нащупать в голове хоть какую-то зацепку, ведущую к нужным данным, но тщетно. А ведь он совсем недавно был у Нины и даже увидел ее астральным зрением, правда совсем ненадолго, наверное, на доли секунды, потому что дальше его снова отшвырнула какая-то неведомая сила, о природе и характере которой он пока не знал. Он так долго искал, и когда ему казалось, что он уже близко, то словно упирался в невидимую преграду, сбивался с пути, терялся в слоях. Нечто намеренно прятало от него его нареченную, скрывало от его поисков и, несмотря на бесконечную силу, которую обрели Эрик и Нина, это нечто могло потягаться с ними в могуществе.

И вот наконец он нашел ее и понял, что она жива, и ему не нужно больше находиться в эфирном теле, а можно спокойно возвращаться. Он пришел в себя, но теперь не помнил адрес. То, что так надежно скрывало Нину от него там, продолжало делать это и здесь.

С сумрачным лицом Эрик вошел в квартиру, где навстречу ему в прихожую тут же вышли Михаил с Вадомой. Цыганка заламывала руки, не могла наглядеться на вернувшегося почти из мира мертвых товарища, а Михаил молча подошел, протянул руку, и сцепив ладони в рукопожатии, мужчины крепко обнялись.

– А вас и не узнать! – все же улыбнулся Эрик, разглядывая помолодевших соратников, которые выглядели теперь почти его ровесниками. Он был искренне рад встрече, но мысли о враждебных намерениях неизвестной силы не давали покоя.

– Как же мы рады тебя видеть! – ответил Михаил, отпуская руку Эрика. – Как ты себя чувствуешь?

– Уже лучше, – бросил Эрик и вдруг увидел сидящую на диване медсестру, спокойно перелистывающую страницу за страницей и не обращающую совершенно никакого внимания на то, что происходит вокруг. Хозяин квартиры расширившимися глазами какое-то время смотрел на нее, затем перевел удивленный взгляд на друзей.

– Мы на всякий случай ее придержали, – пояснила Вадома. – Если вдруг тебе еще нужна ее помощь.

– Я в порядке, – усмехнулся Эрик. – Думаю, можно ее отпустить. Хотя… куда она сейчас пойдет, метро еще не ходит. Пусть отдохнет пока.

Вадома подошла к сиделке, мягко прикоснулась к ее лбу, и женщина, закрыв глаза, тут же улеглась на бок и заснула Цыганка вынула книгу из ее рук и поставила на свободное место в шкафу. Эрик же взглянул на себя в зеркало в прихожей, с кривой усмешкой погладил заросшее щетиной лицо и покачал головой. Когда он рванул из дома за Ниной, похоже, он был слегка не в себе, странно еще, что нагишом не побежал.

– Идите на кухню, я сейчас присоединюсь, – сказал он друзьям и скрылся за дверью ванной.

* * *

Первоначальная бравада и напускная бодрость Эрика, вызванные внезапным пробуждением и радостью от встречи с друзьями, довольно быстро переросли в какое-то болезненное оживление и мандраж. Его знобило, щеки покраснели, и лихорадочно блестели глаза. Он с потерянным видом сидел на кухне своей квартиры, отвечая невпопад, и вскоре цыганка с мужем принялись уговаривать его отдохнуть.

– Я спал несколько лет, и вы предлагаете мне опять заснуть? – отнекивался колдун, хотя уже еле держался на ногах. За окнами занимался ранний летний рассвет. Наконец Эрик почувствовал, что еще немного и он рухнет прямо на пол, и позволил отвести себя в спальню. Тут как нельзя кстати оказалась сиделка, которая мирно спала на диване в кабинете. Вадома разбудила ее, чтобы та присматривала за пациентом, вышедшим недавно из комы. И медсестра уже забыла события сегодняшней ночи и свой обморок, и просто сидела тихонько рядом со спящим, сторожа его сон. Цыганка была уверена, что с Эриком под присмотром сиделки все будет в порядке, а они с мужем уже сами валились с ног от усталости, выдернутые среди ночи тревожным сообщением, и теперь ехали домой отдыхать.

Пока Эрик не отключился, они успели договориться, что в ближайшее время поедут на несколько дней в дом на озере, чтобы он смог полностью восстановить физические силы. И, конечно, все они собирались заняться изучением книг, которые там хранились. Все это время Вадома с Михаилом сами пытались что-то там найти и часть книг забрали домой. Но латынь они не знали, и смогли прочесть далеко не все. Даже ритуал проводили по подробной инструкции Эрика. Да и усилия их тогда были направлены на то, чтобы вытащить пару возлюбленных, застрявших в тонких мирах. Теперь же стояла задача разыскать Нину. И с ними ехал тот, кто сможет во всем разобраться.

Михаил, который вначале настроен был к Нине враждебно, после разговора с Эриком все понял и оттаял. Слившиеся в астральном мире, возлюбленные провели вместе долгих четыре года. Эти годы для них промелькнули как единый миг и при этом будто длились вечность, столь огромный поток информации лился через их эфирные тела. Там их подсознания открылись друг другу, и все противоречия, раздиравшие их в обычном мире, куда-то ушли. Их чувства сталкивались и будоражили пространство, а затем перемешивались и растворялись друг в друге. Они слышали и понимали друг друга без слов, чувствовали то, что чувствует другой, они спорили и соглашались, ссорились и примирялись, и, казалось, их слияние стало совершенным, что невозможно было сделать в телесных оболочках.

Они видели, что происходит в обычном мире, Эрик показывал, и Нина принимала и начинала понимать. Они стали единым целым, и находиться там вместе было блаженством, с которым не хотелось расставаться. Они не пытались выбраться, и ничем не помогали тем, кто так пытался их спасти. Но не уходили дальше, хотя могли. Эрик хотел исполнить свое обещание тем, кто ему доверял. Они выжидали, раздумывая, возвращаться или нет, потому что там они почти уже нашли способ.

Но только вдруг в какой-то момент их счастливое единство что-то нарушило. Нине стало невыносимо больно. Он чувствовал, как она мучается, ощущал ее раздирающую боль и страдания как свои, а затем что-то произошло с ее астральным телом. Осталась только его оболочка, а сама Нина стала таять у него в руках. Эрик баюкал ее, как ребенка, чувствуя, как она угасает. Он прижимал Нину к себе, глядя, как теряет ее, как она умирает у него на глазах, а он не в силах ее спасти. Он продолжал держать ее почти невидимое эфирное тело, уже не слыша отклика и не чувствуя вибраций, а она никуда не уходила, не оставляла его, просто истончилась в его руках и затем будто растворилась в нем, и он остался один.

С Ниной вместе ушел и весь смысл его существования: и тут, и в обычном мире. Не связанный с ней, сейчас Эрик мог вернуться, но зачем, если без нее он все равно уже не мог закончить начатое. Он был уверен, что она умерла, но все равно пытался ее найти, понять, что случилось и почему.