Текст книги "Сатурналии"

(1) И не меньше, чем в отношении знания богов, он простирает свое рвение в отношении применения священнодействий. Ведь, так как Требатий в первой книге [сочинения] О богослужениях наставляет, что есть два рода жертвоприношений: один – [тот], при котором волю бога узнают по внутренностям [животных]; другой – [тот], при котором богу посвящается душа [животных], откуда гаруспики даже называют эти жертвоприношения “духовными”, — Вергилий в своем произведении показывает тот и другой род [жертвоприношений]. (2) И притом первым – тот [род жертвоприношений], который волю божеств указывает по внутренностям [животных]:

 
…mactat lectas de more bidentes…
 

 
(…в жертву заклав по обряду ярок отборных⁶⁵).
 

И вскоре [после этого]:

 
…pecudumque reclusis
pectoribus inhians spirantia consulit exta…
 

 
(…и с жадностью смотрит
В грудь отверстую жертв, угадать стараясь приметы)⁶⁶.
 

(3) Другой упомянутый [род жертвоприношений], при котором жертва называется духовной, потому что [богу] посвящается только ее душа, он показывает, когда слагает [стихи о том], что победитель Энтелл приносит в жертву Эриксу быка. Ведь, чтобы исполнить духовную жертву, он воспользовался самим словом [“душа”]:

 
…hanc tibi, Eryx, meliorem animam pro morte Daretis…
 

 
(Лучшую душу тебе взамен Дарета принес я, Эрике!)⁶⁷.
 

И, чтобы обозначить данные обеты, он заявляет: “Я исполняю”, — потому что собственно говорится об обете [богам], и, чтобы показать исполненное для богов, он отмечает [это], говоря:

 
…sternitur exanimisque tremens procumbit humi bos…
 

 
(Вздрогнул бык и упал, наповал убитый ударом)⁶⁸.
 

(4) Нужно также посмотреть, показывает ли он и упомянутую духовную жертву [в стихах]:

 
…sanguine placastis ventos et virgine caesa,
cum primum Iliacas Danai venistis ad oras:
sanguine quaerendi reditus, animaque litandum
Argolica…
 

 
(Кровью ветры смирить, заклав невинную деву,
Вам, данайцы, пришлось, когда плыли вы к берегу Трои, —
Кровью должны вы снискать возврат и в жертву
бессмертным
Душу аргосца принесть)⁶⁹.
 

Ведь он поместил [здесь] и [слово] “душу”, то есть наименование жертвы, и [слова] “в жертву принесть”, которые означают, что божество умилостивили, совершив священнодействие. (5) Среди этих самых жертв – или духовных, или вопрошаемых [по внутренностям] – некоторые являются [такими], которые называются неподъяремными, то есть [такими], которые никогда не были укрощены или впряжены в ярмо. О них наш стихотворец также упоминает таким [вот] образом:

 
…nunc grege de niveo septem maсtare iuvencos
praestiterit, totidem lectas de more bidentes…
 

 
(В жертву теперь принеси из ярма не знавшего стада
Семь быков молодых и столько же ярок отборных)⁷⁰.
 

И, чтобы яснее выразить [смысл слова] “неподъяремные”, он прибавил:

 
…et intacta totidem cervice iuvencos…
 

 
(…столько ж телиц, чья шея ярма не знавала)⁷¹.
 

(6) Слово “исключительные” в священнодействиях также является не поэтическим ἐπίθετον (эпитетом) [жертвенных животных], но жреческим наименованием. Ведь Вераний наставляет в Вопросах понтификов, что исключительными названы жертвенные животные, которые, будучи предназначенными для священнодействия, исключаются из стада; либо [они названы так], потому что их, как преподносимых божествам, выбирают вследствие [их] исключительного вида. Он пишет:

 
…quattuor eximios praestanti corpore tauros…
 

 
(Самых роскошных быков четырех, отменнейшей стати)⁷², —
 

где выражением “роскошных” показывает, что они являются исключительными, [а выражением] “отменнейшей стати” — что их выбирают [по этому признаку].

(7) Амбарвальной жертвой, как объясняет Помпей Фест, является [животное], “которое по случаю богослужения обводят вокруг полей [те], кто совершает [это действо] ради урожая”. Упоминание об этом священнодействии есть в Буколиках, где говорится об апофеозе Дафниса:

 
…haec tibi semper erunt et cum sollennia vota
reddemus nymphis et cum lustrabimus agros…
 

 
(Так – до скончанья веков, моленья ль торжественно
будем
Нимфам мы воссылать иль поля очищать тоже будем)⁷³.
 

Здесь [слово] “очищать” означает “обходить”. Ведь отсюда очевидно, что и имя жертвы получилось от обхода полей⁷⁴. Да и в первой книге Георгик [то же сказано]:

 
…terque novas circum felix eat hostia fruges…
 

 
(Трижды пускай зеленя обойдет благосклонная жертва)⁷⁵.
 

(8) [Притом] священнодействующие соблюдали, чтобы [жертва] – если жертвенное животное, которое вели к полям, сопротивлялось и показывало, что оно подводится к жертвенникам против воли, – отменялась, так как думали, что ее подносят против желания бога. [Относительно] же [той жертвы], которая, будучи доставленной [к жертвеннику], оставалась бы спокойной, считали, что она приносится в соответствии с волей божества. Отсюда наш [поэт пишет]:

 
…et ductus cornu stabit sacer hircus ad aras…
 

 
(Пусть приведенный за рог козел предстанет
священный)⁷⁶.
 

И в другом месте:

 
…et statuam ante aras aurata fronte iuvencum…
 

 
(Там на алтарь бычок с золочеными рожками ляжет)⁷⁷.
 

(9) [И] до такой степени он основывает все благочестие на священнодействиях, которые надлежит воздавать богам, что из-за враждебного отношения [к ним] называет Мезенция⁷⁸ ненавистником богов⁷⁹. И в самом деле [вовсе] не потому, как кажется Асперу, он был назван ненавистником божеств, что без оглядки на богов вел [себя] преступно по отношению к людям. К тому же он гораздо больше говорил это о Бусириде⁸⁰, которого, много более жестокого, он сдержанно назвал [всего лишь] недостойным похвалы⁸¹. (10) Но истинную причину позорнейшего имени [Мезенция] внимательный читатель может найти в первой книге Начал Катона. Ведь он пишет, что Мезенций приказал рутулам, чтобы они подносили ему первинки, какие подносили богам; и что все латины так взывали под страхом подобного приказания: “Юпитер, если тебе больше по сердцу, чтобы мы давали их тебе, чем Мезенцию, сделай ты нас победителями!”. (11) Итак, потому что он требовал себе божеские почести, заслуженно назван Вергилием ненавистником богов. Отсюда эта [вот] справедливая насмешка жреца:

 
…haec sunt spolia et de rege superbo
primitiae…
 

 
(…вот первины войны, вот тирана доспехи)⁸², —
 

чтобы обозначить вооружение, сорванное с него из-за указанной дерзости, за которую он понес наказание.

(1) Следует восхищаться ученостью этого поэта в отношении наших и в отношении чужих священнодействий. Ведь не без причины Эней, когда прибыл на Делос, не заколол ни одной жертвы, разве лишь когда уезжал, было совершено богослужение Аполлону и Нептуну. (2) Ведь установлено, как уведомляет во второй книге Об устроителях Клоатий Вер⁸³, что на Делосе есть жертвенник, у которого жертву не убивают, но почитают бога только торжественной молитвой. Слова Клоатия таковы: “Есть на Делосе жертвенник Аполлона Γενέτορος (Прародителя), на котором ни одно животное не приносят в жертву. Передают, что Пифагор поклонялся ему, как не оскверненному насилием”.

(3) Итак, поэт показывает, что тот [жертвенник], которому поклонялся Эней, является жертвенником Γενέτορος (Прародителя), поскольку жрец, вступивший в храм, не совершив никакого жертвоприношения, тотчас начинает моление, и чтобы выразительнее назвать Γενέτορα (Прародителя), [взывает]:

 
…Da pater augurium…
 

 
(Знаменье дай нам, отец…)⁸⁴.
 

(4) Однако, когда он затем жертвует быка Аполлону и Нептуну⁸⁵, мы понимаем, что [это было] сделано, конечно, у другого жертвенника, и справедливо он называет [его] выше только лишь отцом, потому что там [жертвоприношение] является особенным, а ниже – [уже] Аполлоном, потому что [оно] является обычным.

(5) Об этом жертвеннике упоминает и Катон [в сочинении] О воспитании детей⁸⁶ в этих [вот] словах: “Все это кормилица делала с вербенами и тубами без жертвы, как [это делают] у жертвенника Аполлона Родителя на Делосе”.

(6) Из этого самого ряда, я полагаю, не следует упускать [и то], почему он сказал, что храм выстроен “на старинной скале”⁸⁷. Велий Лонг⁸⁸ говорит [об этом так]: “[Это] является перенесением эпитета (epitheti): ведь он хочет сказать о старости храма”. За ним последовали многие другие толкователи, но не [настолько] внимательно, чтобы обозначить возраст здания. (7) Эпаф же, весьма начитанный муж, отмечает в семнадцатой книге, что в какое-то время в Дельфах произошло [то], что прежде священный и неприкосновенный храм был ограблен и сожжен, и прибавляет, что многие города и ближайшие острова около Коринфа [были] поглощены землетрясением; Делос [же] ни до этого, ни после этого не был затронут этой неприятностью, но всегда остается на одной и той же скале. (8) Также Фукидид уведомляет о том же [самом] в третьей книге Истории⁸⁹. Таким образом, неудивительно, если он, объявляя остров навсегда защищенным с помощью святости, говорит, что для [его] величия из [всех] мест ему подошла несокрушимая прочность скалы его же [самого], то есть острова.

(9)[И] как [Вергилий] сохранил особенность Аполлона Родителя в обращении “отец”, так же [и] Геркулеса он уважил именем победителя:

 
…haec, inquit, limina victor
Alcides subiit…
 

 
(…у порога сказал: “Сюда входил победитель —
[Сын громовержца]…”)⁹⁰.
 

(10) Варрон в четвертой книге своего [сочинения] О делах божественных утверждает, что Геркулеса именуют победителем (victorem), потому что он побеждает всякий род живущего. В Риме же есть два храма Геркулеса Победителя. Один – у Тройных ворот (ad portam Trigemina)⁹¹, а другой – на Бычьем рынке⁹². (11) А Мазурий Сабин во второй книге своего [сочинения] О достопамятных [вещах] по-другому излагает причину этого названия. Он говорит: “Марк Октавий Херрен, будучи в ранней юности флейтистом, после того, как разочаровался в своем занятии, повел торговлю и, удачно завершив дело, пожертвовал десятину Геркулесу. Впоследствии, так как он также продолжал заниматься этим, совершая плавания, его атаковали пираты, но он весьма хитроумно защитился (circumventes) и вышел победителем. Во сне Геркулес уведомил его, что он [был] спасен благодаря его помощи. На испрошенном у должностных лиц месте Октавий посвятил ему храм и изваяние и, вырезав [на нем] буквы, назвал [его] Победителем. Итак, он дал эпитет богу, чтобы соединить им повесть о древних победах Геркулеса и воспоминание о недавней истории, которая дала основание для нового римского посвящения”.

(12) И не без основания в том же месте [Вергилий] сказал:

 
…et domus Herculei custos Pinaria sacri…
 

 
(…Пинариев дом хранит Геркулеса святыни)⁹³.
 

Ведь некоторые сообщают, что Большой жертвенник, когда он воспламенился от пожара по соседству [с ним, был] спасен Пинариями, и потому Вергилий назвал дом Пинариев стражем святыни. (13) Κατὰ διαστολὴν (Вразрез [с этим]) Аспер говорит [о] “Потитиях⁹⁴, которые, соблазнившись наградой от Аппия Клавдия, показали святыни государственным рабам”. (14) Но Вераний в той книге [Вопросов] понтификов, которую он сочинил о молебствиях, повествует, что Геркулес предписал Пинариям, чтобы они приходили последними, уже после того, как съели завтрак и завтракающие омыли руки, чтобы впоследствии [они] сами или потомки [их] не отведывали ничего из посвящаемой ему десятины, но собирались бы только лишь ради служения, [а] не еды⁹⁵; итак, [они] наподобие служителей называются стражами святыни. (15) Как сам Вергилий [пишет] в другом месте:

 
…at Triviae custos iam dudum in montibus Opis
 

 
(Тривией посланный страж, восседала Опис в ту пору)⁹⁶.
 

[Эта] б[огиня] является служительницей. [И] разве лишь случайно он назвал стражем ее, которая удалилась и держалась [вдали] от святынь⁹⁷, поскольку в другом месте он сам [написал]:

 
…et custos furum atque avium cum falce saligna
Hellespontiaci servet tutela Priapi…
 

 
(Пусть, устрашая воров и пернатых серпом деревянным,
Гелеспонтийский Приап бережет их своим попеченьем)⁹⁸.
 

Здесь, во всяком случае, он обозначил стража как защитника от птиц и воров. (16) [И в словах]:

 
Наес ubi dicta, dapes iubet et sublata reponi
pocula, gramineoque viros locat ipse sedili…
 

 
(Вымолвив так, повелел он снова кубки расставить,
Яства подать и гостей усадил на сиденья из дерна)⁹⁹, —
 

не является пустопорожним [то], что он сказал “на сиденья”. Ведь есть надежное наблюдение, что в священнодействиях Геркулеса вкушают сидя. И Корнелий Бальб в восемнадцатой книге Ἐξηγητικῶν (Истолкований) сообщает, что соблюдали [то], чтобы у Большого жертвенника не устраивали лектистерний. (17) В этом же [самом] месте следят [за тем], чтобы все совершали священнодействия с обнаженной головой. Это делается [для того], чтобы никто в храме не подражал одеянию бога, ибо он сам находится там с покрытой головой. Варрон утверждает, что это – греческий обычай, потому что либо [Геркулес] сам, либо [те], которые установили Большой жертвенник, будучи оставленными им [в Италии], священнодействовали по греческому обряду. Это более пространно дополняет Гавий Басс. Он говорит, что на самом деле это делается потому, что Большой жертвенник был установлен раньше прибытия Энея в Италию, который застал этот обряд покрытия головы [бога]¹⁰⁰.

(1) Не лишено глубины также [и] то, что небрежно передается толпой читающих [Вергилия]. Ведь, так как он говорил о сыне Поллиона, прибавил [и] то, что предусмотрел для своего повелителя:

 
…ipse sed in pratis aries iam suave rubenti
murice, iam croceo mutabit vellera luto…
 

 
(Сам, по желанию, баран то в пурпур нежно-багряный,
То в золотистый шафран руно перекрашивать будет)¹⁰¹.
 

(2) В книгах же этрусков сообщается, что властителю предвещается удача во всех делах, если приведут это животное необыкновенного цвета. Кроме того, есть книга Тарквития, переписанная из Тусского толковника примет. Там оказалось [следующее]: “Если овца или баран будут покрыты [шерстью с пятнами] пурпурного или золотистого цвета, [то они вместе] с великой удачей умножают награды предводителю войска и народа, [а] народ в славе увеличивает потомство и делает [его] весьма счастливым”. Таким образом, он мимоходом пророчит повелителю благосостояние такого рода.

(3) Также отдельными словами из жертвенного обряда он обозначает, как слетевшему с [небесной] выси можно будет, например, отсюда повернуть [обратно]:

 
…iniecere manum Parcae telisque sacrarunt
Euandri…
 

 
(Парки [на сына тотчас] наложили руку и [в жертву]
Копьям Эвандра [его] обрекли (sacrarunt)]¹⁰².
 

Ведь [все], что ни предназначено богам, называется посвященным (sacrum). Но душа не может прийти к богам, если не будет свободна от бремени тела, что может произойти только лишь с [его] смертью. Так вот, он уместно делает Алеза посвященным [богам], потому что [тот] был намерен идти навстречу [копью]¹⁰³. (4) И при этом он воспроизводил своеобразие и человеческого, и божественного права. Ведь вследствие наложения [парками] руки он обозначил выражение права собственности [на что-либо], а в слове “посвящение” вместил уважение к божественному праву. (5) Кажется, что в этом месте [поэмы] он сообщает не пустое об участи тех людей, которых законы велят посвятить определенным богам, потому что я хорошо знаю, что кому-то кажется удивительным [то], что было право убивать посвященного человека, хотя считалось нечестивым осквернять другие святыни. (6) Этому есть такая причина. [Наши] предки не допускали, чтобы какое-нибудь посвященное животное находилось в их пределах, и отгоняли к владениям богов, которым [оно] было посвящено. Души же посвященных людей, которых греки называют ζόανας¹⁰⁴ (живущими)¹⁰⁵, [они] считали, предназначены богам. (7) Итак, насколько же они не колебались прогонять от себя [животное], которое не могло быть послано к самим богам, настолько они желали, чтобы посвященные души, которые, они думали, можно послать на небо, шли туда как можно скорее, лишившись тела. (8) Об этом обычае рассуждает также Требатий в девятой книге О богослужениях, пример которого я опустил, чтобы не быть [чересчур] услужливым. Кому по сердцу читать [самому, тому] довольно, чтобы были указаны и сочинитель, и очередность свитка.

(1) Неверным пересказом чего-нибудь, [о] чем [Вергилий] сообщил с величайшим знанием, мы унижаем [его] достоинство. Как, [например], некоторые читают:

 
…discedo ас ducente dea flammam inter et hostes
expedior…
 

 
(Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров
Двигаюсь…)¹⁰⁶, —
 

хотя он ученейшим образом сказал “богом ведом”, [а] не “богиней”. (2) Ведь и Атериан подтверждает [такое] чтение [стиха] у Кальва:

 
…pollentemque deum Venerem…
 

 
(и могучего бога Венеру), —
 

[а] не “богиню” [Венеру]. Также на Кипре есть ее изображение с бородой, но в женской одежде, с жезлом и мужской стати, и считают, что [она], одна и та же, является мужчиной и женщиной. (3) Аристофан называет ее Ἀφρόδιτον (Афродитом). Левин говорит еще и так: “[Есть], стало быть, поклоняющийся Венере как благодетельному [богу, неважно], женщина ли [она] или мужчина, равно и благодетельная ночная звезда”. Также Филохор в [сочинении] Аттика утверждает, что она же самая является Луной, и мужчины совершают ей священнодействие в женской одежде, [а] женщины – в мужской, потому что она же самая считается и мужчиной, и женщиной.

(4) Также и это [вот] сказано Вергилием со знанием богослужения:

 
…decidit exanimis vitamque reliquit in astris
aeriis…
 

 
(Пала она с высоты, в поднебесье с жизнью
расставшись)¹⁰⁷.
 

Ведь, так как [в сочинении] Об особенностях богов Гигин говорил о светилах и звездах, он считает, что в жертву им должны приносить пернатых. Таким образом, Вергилий искусно высказал [то], что душа пернатых осталась у тех божеств, которым она была отдана ради [их] умилостивления.

(5) И не допускает он, чтобы имя у нее¹⁰⁸, которое могло быть наскоро придуманным, было ничтожным:

 
…matrisque vocavit
nomine Casmillae mutata parte Camillam…
 

 
(Касмиллы – матери имя
Чуть изменив, назвал [в честь нее младенца]
Камиллой)¹⁰⁹.
 

(6) Ведь Статий Туллиан в первой книге [сочинения] О названиях вещей пересказывает слова Каллимаха, что туски зовут Меркурия Камиллом, каковым словом они обозначают прислужника богов. Откуда Вергилий утверждает, что Метаб назвал дочь “Камиллой”, стало быть, прислужницей Дианы. (7) Вот и Пакувий, так как говорил о Медее, [написал]:

 
…caelitum сamilla, expectata advenis, salve hospita…
 

 
(Здравствуй, гостья, служка неба, путникам
желанная!).
 

Римляне также называли камиллом и камиллой знатных и [еще] не повзрослевших мальчиков и девочек – прислужников жриц и жрецов.

(8) Не подобает пропускать также и такое его наблюдение. Он говорит:

 
…mos erat Hesperio in Latio, quem protinus urbes
Albanae coluere sacrum, nunc maxima rerum
Roma colit…
 

 
(Есть обычай один в Гесперийском Лации; прежде
Свято его блюли города альбанцев, а ныне
Рим державный блюдет, [начиная Марсовы брани])¹¹⁰.
 

(9) Варрон [в сочинении] Об обычаях говорит, что обычай состоит в суждении ума, за которым должна последовать привычка. Юлий Фест в тринадцатой книге [труда] О значении слов говорит: “Обычай есть дедовское установление, относящееся к богослужениям и обрядам предков”¹¹¹.

(10) Таким образом, Вергилий следовал тому и другому сочинителю, во‑первых, именно Варрону, так как тот сказал, что обычай предшествует, [а] привычка следует, [и] он [сам], после того как сказал: “Есть обычай”, — присоединил [слова], – “его блюли города альбанцев”, “а ныне Рим державный блюдет”, — посредством чего показал стойкость привычки. (11) И, так как Фест писал, что [обычай] относится к обрядам, Марон также уведомлял об этом, прибавляя[слово] “свято”:

 
…quem protinus urbes
Albanae coluere sacrum…
 

 
(Свято его блюли города альбанцев).
 

(12) Итак, обычай предшествовал, почитание обычая следовало, что являлось привычкой: и тут вот он дополнил определение Варрона. Затем прибавлением [слово] “свято” он показывает, что обычай причислен к обрядам, что утверждал Фест. (13) Это же он соблюдает и в двенадцатой книге [поэмы], когда говорит:

 
…morem ritusque sacrorum
adiciam…
 

 
(Учрежу я обрядов священных
Чин…)¹¹², —
 

в которой явно показывает, что обычай является обрядом священнодействий. (14) Впрочем, в этих стихах он следовал также и правде истории:

 
…mos erat Hesperio in Latio…
 

 
(Есть обычай один в Гесперийском Лации), —
 

и так далее. Ведь [она] сохранила последовательность правлений, так как первыми правили латины, затем альбаны и затем римляне. Потому он сперва сказал: “Есть обычай один в Гесперийском Лации”, и после этого – “Свято его блюли города альбанцев”, и затем прибавил “а ныне Рим державный блюдет”.

 
(1) Excessere omnes adytis arisque relictis
di quibus imperium hoc steterat…
 

 
Все отсюда ушли, алтари и храмы покинув,
Боги, чьей [волей всегда] держава наша стояла¹¹³.
 

Это слово относится и к старейшему обычаю римлян, и к таинственнейшим священнодействиям. (2) Ведь известно, что все города находятся под защитой какого-нибудь бога и что у римлян был тайный и многим неведомый обычай: когда они осаждали вражеский город и верили, что ныне он может быть взят, вызывали [из него] с помощью определенного заклинания опекающих [этот город] богов, или потому что они не верили, что в противном случае город можно взять, или [потому что] считали нечестивым держать богов в плену, в случае если бы [город] точно можно было [взять]. (3) Потому ведь и сами римляне желали, чтобы были неизвестны ни бог, под защитой которого находится город Рим, ни латинское имя самого Города.

(4) Впрочем, имя бога-то помещено в некоторых книгах древних [писателей], пусть между собой и несогласных, и потому исследующим старину известно все, что о нем предполагают. Ведь одни верили, что [это] Юпитер, другие – что [это] Луна; есть [и такие], кто [верил, что это] Ангерона¹¹⁴, которая, прижав палец к устам, требует молчания; иные же, чья уверенность мне кажется очень основательной, говорили, что [это] Опа Сеятельница¹¹⁵. (5) Имя же самого Города было неизвестно даже ученейшим [людям], так как римляне боялись, что они сами равным образом тоже подвергнутся вражескому заклинанию, которое они часто совершали против вражеских городов, в случае если бы было обнародовано имя их оплота¹¹⁶.

(6) Однако [это обстоятельство] нужно рассмотреть, чтобы оно не смутило нас тоже, потому что некоторые ошибочно считают, что [всего лишь] одним заклинанием и богов из какого-нибудь города вызывают, и само государство обрекают [на гибель]. Ведь я отыскал в пятой книге Таинственных дел Саммоника Серена то и другое заклинание, которое, по его словам, он нашел в старинной книге какого-то Фурия. (7) Заклинание же, с помощью которого вызывают богов, когда город находится в осаде, является таким: “Если [есть] бог, если есть богиня, под защитой у которых находится народ и Карфагенское государство, [то] больше всего вас, тех, кто принял [на себя] защиту этого города и народа, я и прошу, и умоляю, и добиваюсь от вас милости, чтобы вы покинули народ и Карфагенское государство, оставили жилища, священные храмы и город, (8) и ушли из них, и внушили этому народу, государству страх, ужас, беспамятство, и, выйдя [из города], пришли ко мне и к моим [согражданам] в Рим, и [чтобы] наши жилища, священные храмы, город были вам весьма желанны и приятны, и [чтобы] вы стали предводителями и для меня, и [для] римского народа, и [для] моих воинов, чтобы мы знали и понимали [будущее]. В случае, если вы так поступите, [то] я обещаю, что для вас будут устроены храмы и игры”. (9) При этих самых словах нужно совершить жертвоприношение и представить свидетельство внутренностей в отношении будущего.

Города же и [вражеские] войска обрекаются [на гибель] постольку, [поскольку] божества уже вызваны [из города], но только одни диктаторы и военачальники могут обрекать [на гибель] такими словами: (10) “Отец Дит¹¹⁷, Вейовисш¹¹⁸, Маны или каким [еще] другим именем следует вас назвать, чтобы вы все [вместе] наполнили этот город Карфаген и войско, о котором, полагаю, я говорю, трусостью, ужасом, страхом, и чтобы [тех], кто выставит против полков и нашего войска щиты и копья, это войско, этих врагов и этих людей, их города, поля и [тех], кто обитает в тех местностях и областях, полях и городах, вы увели [с собой], лишили вышнего света, и чтобы войско врагов, их города и поля, о которых, полагаю, я говорю, эти города и поля, их головы и жизни, обреченные [на погибель] и проклятые, вы взяли [себе] согласно тем законам, по которым всякий раз обрекались [на погибель] именно враги. (11) И этих заложников я отдаю [в жертву] за себя, за честь и службу мою, за римский народ, войска и наши полки, чтобы вы позволили мне и моей чести и службе, полкам и нашему войску, [тем], кто присутствует при свершении этих деяний, быть в полной сохранности. В случае если бы вы сделали это таким образом, чтобы я знал, чувствовал и понимал, [то] тогда, кто бы ни исполнял этот обет, где бы ни исполнял, пусть он будет по правилу исполнен [жертвой] трех темных овец. [Тебя], мать-Земля, и тебя, Юпитер, я [в том] заверяю!” (12) Когда он называет [мать]-3емлю – касается руками почвы; когда называет Юпитера – поднимает руку к небу; когда говорит, что принимает обет, – касается руками скота.

(13) Я же нашел, что в древности [были] отданы по обету [подземным богам] такие города: Стонии¹¹⁹, Фрегеллы, Гавии, Вейи, Фидены. Это – [города] внутри Италии. Кроме того, Карфаген и Коринф, да и многие войска и города врагов: галлов, испанцев, африканцев, мавров и других племен, о которых рассказывают старинные летописи.

(14) Итак, отсюда [и] бывает [то], о чем, как следствии этого рода вызова и ухода божеств, говорит Вергилий:

 
…excessere omnes adytis arisque relictis
di…
 

 
(Все отсюда ушли, алтари и храмы покинув,
Боги…)¹²⁰.
 

И еще прибавляет, чтобы обозначить [их] опекающими [государство]:

 
…quibus imperium hoc steterat…
 

 
(…чьей [волей всегда] держава наша стояла)¹²¹.
 

(15) И чтобы, кроме вызова [богов], показать также и силу заклинания, в котором, как мы сказали, призывают преимущественно Юпитера, он добавляет:

 
…ferus omnia Iuppiter Argos
transtulit…
 

 
(…но все жестокий Юпитер
Отдал [врагам])¹²².
 

(16) [Не] кажется ли вам [теперь], что [вся] глубина [слов] Марона не может быть понята без знания божественного и человеческого права?»