Текст книги "Первородный грех"

55

Дэлглиш заранее предупредил, что хотел бы видеть всех компаньонов в конференц-зале в три часа дня и что мисс Блэкетт тоже должна присутствовать. Никто из них не высказал возражений ни против самого вызова, ни против ее присутствия. Они беспрекословно и не задавая вопросов представили в полицию одежду, в которой были в тот вечер, когда обнаружили тело Эсме Карлинг. Но ведь все они, думала Кейт, умные и образованные люди, им не нужно было спрашивать – зачем? Ни один из них не потребовал присутствия адвоката, и ей очень хотелось бы знать, что это – страх, что такое требование будет выглядеть подозрительно преждевременным, уверенность в умении самостоятельно позаботиться о своих интересах или сознание собственной невиновности?

Кейт с Дэлглишем сидели по одну сторону стола, а компаньоны и мисс Блэкетт – по другую. Во время их предыдущей встречи в конференц-зале, после смерти Жерара Этьенна, Кейт ощущала, какое смешение чувств их всех обуревает: любопытство, потрясение, горе, дурные предчувствия. Сейчас все, что она могла увидеть, был страх. Он расползался, как заразная болезнь. Казалось, они заражают не только друг друга, но и самый воздух в конференц-зале. Однако внешне это было очевидно лишь у мисс Блэкетт. Донтси выглядел очень старым и сидел с отрешенностью пациента гериатрической клиники, ожидающего приема. Де Уитт сел рядом с Франсес Певерелл. Его глаза под тяжелыми веками глядели настороженно. Мисс Блэкетт вся подалась вперед на своем стуле, дрожа от напряжения, словно зверек, попавший в ловушку. Она была смертельно бледна, но время от времени пятна яркого румянца появлялись у нее на щеках и на лбу, словно симптомы какой-то болезни. Лицо Франсес Певерелл было напряжено, она то и дело облизывала пересохшие губы. По ее другую руку сидела Клаудиа Этьенн, которая, казалось, владела собой лучше всех. Она была, как всегда, элегантно одета, и Кейт заметила, что ее макияж был наложен совершенно безупречно. Интересно, подумала она, это знак противостояния или не очень удачная, но доблестная попытка восстановить нормальную атмосферу в пораженном психологическим хаосом издательском доме?

Дэлглиш положил на стол прощальное письмо Эсме Карлинг. Теперь оно было вложено в прозрачную пластиковую папку. Он прочел его вслух голосом, почти лишенным выражения. Никто не произнес ни слова. Затем, никак не комментируя прочитанное, Дэлглиш тихо произнес:

– Теперь мы считаем, что миссис Карлинг приходила сюда в тот вечер, когда погиб мистер Этьенн.

Голос Клаудии прозвучал неожиданно резко:

– Эсме приходила сюда? Зачем?

– Предположительно, чтобы встретиться с вашим братом. Разве это так уж невероятно? Она только накануне узнала, что ее последний роман был отвергнут «Певерелл пресс». Она пыталась увидеться с мистером Этьенном на следующий день с самого утра, но мисс Блэкетт не допустила ее к нему.

– Но он был на совещании директоров! – воскликнула Блэки. – Мне было специально сказано не пропускать даже срочные телефонные звонки!

– Никто вас не винит, Блэки – раздраженно откликнулась Клаудиа. – Разумеется, вы правильно сделали, не разрешив этой женщине пройти.

Дэлглиш продолжал так, будто его не прерывали:

– Отсюда она отправилась прямо на Ливерпуль-стрит, чтобы попасть в Кембридж, на встречу с читателями, где обнаружила, что кто-то из издательства послал в магазин факс об отмене встречи. Возможно ли, чтобы после этого она спокойно вернулась домой и не стала ничего предпринимать? Вы все ее знали. Не правдоподобнее ли, что она могла направиться сюда, чтобы лично поговорить с мистером Этьенном и высказать ему свои претензии, причем явиться в такое время, когда он скорее всего будет один, не охраняемый своим секретарем? Представляется, что абсолютно все знали, что он поздно задерживается по четвергам.

– Но вы же наверняка проверили, спросили ее, где она была в тот вечер? – сказал Де Уитт. – Если вы всерьез подозреваете, что Жерар был убит, Эсме Карлинг должна быть в числе подозреваемых.

– Да, мы проверили. Она представила весьма убедительное алиби – девочку, которая заявила, что весь вечер провела с миссис Карлинг в ее квартире, с шести тридцати до полуночи. Имя девочки – Дэйзи, и теперь она рассказала нам все, что знает. Миссис Карлинг убедила девочку предоставить ей алиби на тот вечер и призналась ей, что заходила в Инносент-Хаус.

– И вы теперь снизошли до того, чтобы рассказать нам об этом? – спросила Клаудиа. – Ну что ж, это многое меняет, коммандер. Настало время сообщить нам что-нибудь позитивное. Жерар – мой брат. С самого начала вы высказывали предположение, что его смерть наступила не в результате несчастного случая, но до сих пор вы даже не приблизились к объяснению того, как и почему он умер.

– Не будьте наивной, Клаудиа, – тихо сказал Де Уитт. – Коммандер сообщает нам факты вовсе не из сочувствия к вашим сестринским чувствам. Он рассказывает нам о том, что девочка Дэйзи поведала им все, что знает, с тем чтобы никто из нас не вздумал выследить ее, подкупить, заставить дать ложные показания или так или иначе принудить к молчанию.

То, что подразумевалось под этими словами, было совершенно ясно и так ужасно, что Кейт почти ожидала, что вот-вот раздастся хор возмущенно протестующих голосов. Но этого не случилось. Клаудиа вспыхнула и, казалось, готова была резко возразить что-то, но передумала. Остальные компаньоны замерли в молчании, явно избегая встречаться друг с другом глазами. Слова Де Уитта словно бы открыли столь нежелательные и ужасающие возможности догадок и домыслов, что лучше всего было оставить это поле неисследованным.

Донтси спросил, чуть слишком тщательно сдержанным тоном:

– Значит, имеется один подозреваемый, о котором известно, что он находился здесь и к тому же в соответствующее время. Если ей нечего было скрывать, почему она об этом не сказала?

– И очень странно, если подумать, – добавил Де Уитт, – что она с тех пор так и хранила молчание. Не думаю, что вы могли бы ожидать от нее письма с соболезнованиями, Клаудиа, но хотя бы слова, может быть, даже еще одну попытку уговорить нас принять роман.

– А может быть, она посчитала, что будет тактичнее немного подождать? – предположила Франсес. – Это выглядело бы совершенно бесчувственно, если бы она стала одолевать нас требованиями так скоро после смерти Жерара.

– Это было бы самое неподходящее время, чтобы уговаривать нас изменить свое решение, – снова добавил Де Уитт.

– Мы не стали бы менять свое решение, – резко заметила Клаудиа. – Жерар был совершенно прав… это плохая книга. Она только повредила бы нашей репутации, да и ее собственной, кстати говоря.

– Но мы могли бы сообщить ей об отказе, проявив больше доброты, повидавшись с ней, объяснив… – сказала Франсес.

На нее набросилась Клаудиа:

– Ради Бога, Франсес! Не надо снова начинать тот старый спор. Чему бы это помогло? Отказ есть отказ. Ее возмутило бы наше решение, даже если бы ей о нем сообщили в «Кларидже»,[111]111
  «Кларидж» (Clange's) – один из самых известных в Лондоне отелей с рестораном, расположен в фешенебельном районе Мейфер.


[Закрыть] за шампанским и лобстером.

Донтси, казалось, все это время следовал собственному течению мыслей.

– Не вижу, какое отношение может Эсме Карлинг иметь к смерти Жерара, – сказал он. – Однако, я думаю, она могла бы обмотать змею вокруг его шеи. Похоже, такое гораздо больше в ее стиле.

– Вы полагаете, она обнаружила труп и добавила как бы свой собственный комментарий к происшедшему? – спросила Клаудиа.

– И все-таки это вряд ли правдоподобно, – продолжал Донтси. – Жерар, по-видимому, был жив, когда она приехала. Ведь это он скорее всего ее впустил.

– Не обязательно, – возразила Клаудиа. – В тот вечер он мог оставить входную дверь отпертой или даже приоткрытой. Не похоже, чтобы Жерар был когда-нибудь небрежен с системой охраны, но это не невозможно. Она могла каким-то образом получить доступ в дом уже после его смерти.

– Но даже если так, зачем ей было подниматься в малый архивный? – спросил Де Уитт.

Казалось, они на некоторое время забыли о присутствии Кейт и Дэлглиша.

– Чтобы его отыскать, – сказала Франсес.

– Но разве не естественнее было бы, чтобы она подождала Жерара в его кабинете? – спросил Донтси. – Она должна была понять, что он где-то в здании, ведь его пиджак был наброшен на спинку кресла. Раньше или позже, но он должен был бы вернуться. И кроме того – змея. Разве она могла знать, где лежит змея?

Разгромив собственные предположения, Донтси снова погрузился в молчание. Клаудиа переводила взгляд с одного лица на другое, словно заранее ища согласия компаньонов с тем, что она собирается сказать. Потом она обратилась к Дэлглишу, глядя прямо ему в глаза:

– Я понимаю, что информация о том, что Эсме Карлинг находилась в Инносент-Хаусе в тот вечер, когда погиб Жерар, проливает на ее самоубийство совершенно иной свет. Но как бы она ни умерла, мы – компаньоны – не можем иметь к этому никакого касательства. Мы все можем отчитаться в каждом своем движении.

Ей не хочется употреблять слово «алиби», подумала Кейт. А Клаудиа продолжала:

– Я была с женихом, Франсес и Джеймс проводили вечер вместе, Габриел был с Сидни Бартрумом. – Она повернулась к Донтси и сказала неожиданно резко: – Очень мужественный поступок, Габриел, отправиться одному пешком в «Возвращение моряка» так вскоре после того, как на вас напали.

– Я вот уже шестьдесят лет хожу пешком по моему родному городу совершенно один. Одно злосчастное нападение меня не остановит.

– И очень кстати получилось, что такси с Эсме подъехало, как раз когда вы выходили из дома.

Де Уитт спокойно заметил:

– Это случайно получилось, Клаудиа, а вовсе не кстати.

Но Клаудиа смотрела на Донтси так, будто он – чужой и она видит его впервые.

– И в пабе могут подтвердить, когда вы с Сидни туда явились и когда ушли. Но этот паб – один из самых посещаемых на Темзе, и помещение бара там очень длинное, а вход с берега – в самом его конце, да и пришли вы туда по отдельности. Сомневаюсь, что они смогут точно указать время, даже если кто-то запомнил двух конкретных посетителей. Вы же не стали привлекать к себе внимание, я полагаю?

Донтси спокойно ей ответил:

– Мы не для этого туда пошли.

– А для чего? Я не знала, что вы ходите в «Возвращение моряка». Я и подумать не могла бы, что вы способны выбрать для питья такую дыру. Шум там стоит невозможный. А еще я не знала, что вы с Сидни – собутыльники.

Похоже, между ними двумя вдруг разыгралось какое-то личное побоище, подумала Кейт и услышала тихий, полный страдания возглас Франсес:

– Не надо, прошу вас, не надо!

– А что, ваше алиби более надежно, Клаудиа? – спросил Де Уитт.

Клаудиа повернулась к нему:

– А ваше, кстати говоря? Вы хотите сказать, что Франсес не солгала бы ради вас?

– Не знаю, может, и солгала бы. Но по счастливой случайности от нее этого и не требуется. Мы были вместе с семи часов.

– Ничего не замечали, ничего не видели, ничего не слышали. Были полностью заняты друг другом, – сказала Клаудиа. Прежде чем Де Уитт успел ответить, она продолжала: – Удивительно, как значительные события начинаются с мелких. Если бы кто-то не послал факс, отменяющий встречу Эсме с читателями, она не могла бы прийти сюда в тот вечер, не могла бы увидеть то, что здесь увидела, и, может быть, не погибла бы.

Блэки не могла больше выносить того, что она теперь видела: их едва скрываемую антипатию друг к другу, а теперь еще этот ужас. Она вскочила на ноги, вскричав:

– Перестаньте, прошу вас, перестаньте же! Это же все неправда! Она сама убила себя. Мэнди ее нашла. Мэнди видела. Вы же знаете, что она себя сама убила. Факс никакого отношения к этому не имеет!

– Конечно, она покончила с собой, – резко сказала Клаудиа. – Любое другое предположение может лишь означать, что полиция принимает желаемое за действительное. Зачем соглашаться, что это – самоубийство, если можно выдвинуть гораздо более волнующую гипотезу? А тот факс мог быть последней каплей для Эсме. На этом человеке лежит тяжкая вина.

Она пристально смотрела на Блэки, и все головы повернулись в ту же сторону, словно Клаудиа потянула за невидимую нить. Вдруг Клаудиа воскликнула:

– Так это вы! Я так и думала. Это вы, Блэки! Вы послали этот факс!

Все с ужасом следили, как рот Блэки медленно и молча открывается. Казалось, что проходят не секунды, а минуты, а она все не может вздохнуть. Потом она разразилась неудержимыми рыданиями. Клаудиа поднялась со своего места, подошла к ней и положила руки ей на плечи. На какой-то момент можно было подумать, что она собирается ее как следует встряхнуть.

– А как насчет остальных проделок? Как насчет гранок и украденных иллюстраций? Это тоже вы?

– Нет! Нет! Клянусь, это не я. Только факс. Больше ничего. Только это. Она так зло говорила про мистера Певерелла. Она говорила страшные вещи. Неправда, что я ему надоедала. Он хорошо ко мне относился. Заботился. Доверял мне. О Господи, почему я не умерла, как он!

Шатаясь, она поднялась на ноги и с рыданиями пошла к двери, вытянув вперед руку, точно слепая. Франсес готова была встать, но ее опередил Де Уитт, однако Клаудиа схватила его за руку повыше локтя:

– Ради всего святого, Джеймс, оставьте ее в покое. Не каждый из нас жаждет выплакаться на вашем плече. Кое-кто предпочитает в одиночку нести свое горе.

Джеймс покраснел и немедленно опустился на стул.

– Думаю, теперь нам следует остановиться. Когда мисс Блэкетт успокоится, инспектор Мискин с ней поговорит, – сказал Дэлглгиш.

– Поздравляю, коммандер, – сказал Де Уитт. – Очень умно было дать нам возможность делать вашу работу. Было бы добрее с вашей стороны, если бы вы допросили Блэки наедине, но ведь это потребовало бы больше времени, не правда ли, и могло пройти не так успешно.

Дэлглиш ответил:

– Погибла женщина, и мой долг – выяснить, как и почему. Боюсь, доброта для меня не самый главный приоритет.

Франсес, чуть не плача, посмотрела на Де Уитта:

– Бедная Блэки! Ах, Боже мой, бедная Блэки. Что теперь с ней сделают?

Ей ответила Клаудиа:

– Инспектор Мискин ее утешит, а потом Дэлглиш поджарит ее на медленном огне. Или, если ей повезет, они поменяются ролями. Нечего волноваться о Блэки. Отправка факса не влечет за собой смертного приговора. Это даже не подлежит преследованию по обвинительному акту. – Она резко повернулась к Донтси: – Габриел, извините меня. Я ужасно сожалею о том, что произошло. Не знаю, что на меня нашло. Господи Боже мой, нам же надо перенести все это, держась вместе.

Когда он не ответил, она спросила чуть ли не умоляющим тоном:

– Вы ведь не думаете, что это – убийство? Я говорю про смерть Эсме. Вы не думаете, что кто-то ее убил?

– Вы же слышали, как коммандер читал письмо, которое она нам написала, – тихо ответил Донтси. – Как по-вашему, похоже это на прощальную записку?

56

Мистер Уинстон Джонсон – большой, черный, дружелюбный – явно не был взволнован атмосферой полицейского участка и вполне философски отнесся к потере возможного заработка из-за необходимости явиться в Уоппинг. Говорил он глубоким, приятным басом, но с акцентом лондонского кокни. Когда Дэниел извинился, что они посягнули на его рабочее время, он ответил:

– Да я, может, не так уж много и потерял. Подхватил пассажиров – им на пристань Канари-Уорф надо было, а это как раз по дороге сюда. Пара американских туристов. А они хорошие чаевые всегда дают. Потому я и припозднился малость.

Дэниел протянул ему фотографию Эсме Карлинг:

– Вот пассажирка, которая нас интересует. Вечером в четверг ехала в Инносент-Хаус. Узнаете?

Мистер Джонсон взял фотографию левой рукой.

– Точно. Села на Хаммерсмитском мосту примерно в полседьмого. Сказала, ей к полвосьмому надо быть на Инносент-Уок, дом десять. Никаких проблем. Меньше часа надо было, чтоб туда доехать, если, конечно, без пробок и без тревог бомбовых, когда ваши ребята дороги перекрывают. Мы быстро доехали.

– Вы хотите сказать, что приехали до семи тридцати?

– И приехали бы, только она возле Тауэра в стекло постучала и сказала, что не хочет раньше времени там быть. Попросила меня время как-то убить. Ну, я ее спросил, куда она хочет съездить, а она говорит: «Все равно, только чтоб в полвосьмого на Инносент-Уок попасть». Я ее до Собачьего острова довез и там малость покрутился, а потом вернулся по хайвэю. Это добавило пару фунтов на счетчике, только, как я считаю, ее это не волновало. В восемнадцать фунтов ей все это обошлось, да еще чаевые дала.

– Как вы подъехали к улице Инносент-Уок?

– Налево с хайвэя, потом по Гарнет-стрит и направо с Уоппинг-Уолл.

– Конкретно кого-нибудь заметили?

– Конкретно? Там были два или три человека, но не могу сказать, что кого-нибудь конкретно заметил. Я же за дорогой следил, верно?

– Миссис Карлинг разговаривала с вами во время поездки?

– Только про что я вам сказал, мол, она не хочет приехать на Инносент-Уок раньше полвосьмого, и не повожу ли я ее по округе. Вроде того.

– И вы уверены, что ей нужно было в дом десять на Инносент-Уок, а не в Инносент-Хаус?

– Номер десять – так она сказала, и у номера десять я ее высадил. У чугунных ворот в конце проулка Инносент-Пэсидж. Мне показалось, ей не больно-то хотелось ехать дальше по Инносент-Уок. Она мне в стекло постучала, как только я на улицу свернул, и сказала, что дальше не надо.

– Вы не заметили, ворота в Инносент-Пэсидж были закрыты?

– Ну, открытыми они не стояли. Только это не значит, что они заперты были.

Дэниел задал вопрос, уже зная ответ, но нужно было, чтобы он попал в протокол:

– Она не упоминала, зачем едет на Инносент-Уок – с кем-то встретиться, например?

– Не мое это было дело, верно, шеф?

– Возможно, но ведь пассажиры порой разговаривают.

– Еще как – некоторых и не остановишь! Только эта молчала. Сидит, сумку свою огромную к себе прижала и молчит.

Шоферу передали еще одну фотографию:

– Эта сумка?

– Может, и эта. Вроде похожа. Только учтите, под присягой не подтвердил бы.

– Сумка казалась полной, будто она несла в ней что-то тяжелое или объемистое?

– Тут не смогу вам помочь, шеф. Но я заметил, что она у нее на плече висела и большая была.

– А вы сможете присягнуть, что везли эту женщину от Хаммерсмитского моста на Инносент-Уок в четверг и оставили ее у ворот в Инносент-Пэсидж, живой и невредимой, в семь тридцать?

– Ну уж не мертвой же я ее там оставил! Да, я точно могу поклясться, что оставил ее там живой. Вы, наверное, захотите, чтоб я показания вам подписал?

– Вы нам очень помогли, мистер Джонсон. Да, мы хотели бы получить показания. Оформим их в соседней комнате.

Мистер Джонсон вышел в сопровождении полицейского констебля. Почти сразу же в дверь просунулась голова сержанта Роббинса. Он не скрывал радостного возбуждения:

– По поводу проверки движения на Темзе, сэр. Только что звонили из Управления полиции Лондонского порта. Это ответ на мой звонок, который я сделал час назад. Их катер «Роял Нор» вчера вечером проходил мимо Инносент-Хауса. Их председатель устраивал частный званый обед на борту. Обед был назначен на восемь, а трое из гостей захотели посмотреть на Инносент-Хаус, так что они вышли на палубу. Они считают, это было примерно без двадцати восемь. И они могут присягнуть, сэр, что труп тогда не был подвешен к ограде и они никого не видели во дворике. И еще одно, сэр. Они твердо заявляют, что катер находился слева от лестницы, а не справа, сэр. Я имею в виду – слева, если смотреть со стороны реки.

– Черт возьми! – произнес Дэниел. – Значит, интуиция А.Д. оказалась верной. Карлинг была убита на катере. Убийца услышал, что приближается полицейский катер, и там скрывал труп от чужих глаз, прежде чем привязал его к ограде.

– Но почему с этой стороны ограды? Зачем было двигать катер?

– Он надеялся, что мы не поймем, где она была убита – ответил Дэлглиш. – Он прежде всего не хотел, чтобы оперативники принялись ползать по всему катеру. Но тут есть кое-что еще. Он встретил ее у чугунных ворот в конце проулка Инносент-Пэсидж. У него был ключ, и он ждал ее, стоя за дверью бокового входа. Было безопаснее держаться того конца дворика, подальше от Ин-носент-Хауса и двенадцатого дома.

Однако у Роббинса было готово возражение:

– Но разве не рискованно было двигать катер с места? Мисс Певерелл и мистер Де Уитт могли услышать шум из ее квартиры. А если бы услышали, наверняка спустились бы посмотреть, в чем дело.

– Они утверждают, что даже не могли бы услышать такси, если только оно не ехало по булыжнику на Инносент-лейн. Это мы, разумеется, можем проверить. Если они все-таки слышали шум двигателя, они могли подумать, что это какой-то катер идет мимо по реке. Помните, занавеси у них были задернуты. Конечно, всегда можно предположить и что-то иное.

– Что иное, сэр?

– Что это они сдвинули катер с места.