Текст книги "Стеклянное лицо"

Ловушка для вора

В час логичный и рациональный Правый глаз великого дворецкого пробудился ото сна и обнаружил, что его альтер эго времени даром не теряло. Пока великий дворецкий смотрел на мир Левым глазом, он успел казнить трех советников за измену, повелел выкопать новый пруд для карпов и запретил лимерики. Но хуже всего было то, что в деле Клептоман-сера не наметилось никаких подвижек; двух человек, считавшихся его соучастниками, отпустили на свободу, а одного даже назначили новым дегустатором. Узнав об этом, Правый глаз ничуть не обрадовался. Уже несколько веков он твердо знал, что не может довериться никому, кроме себя. Теперь он серьезно сомневался и в себе.

Левый глаз ничего не делал без веской на то причины, и Правый почти всегда мог вспомнить, что это были за причины, но они не имели для него никакого смысла. Разбираться в мотивах Левого глаза было все равно что расшифровывать рисунки сумасшедшего. Он решил сделать ту девчонку, Неверфелл, дегустатором, потому что… Она устроила ядовитую радугу? Или фейерверк? Или это имело какое-то отношение к вывернутой наизнанку паутине? Великому дворецкому казалось, что половинки его разума все больше отдаляются и утрачивают способность понимать друг друга. Если им обеим случалось бодрствовать в одно и то же время, в его тело словно вселялось два разных человека, и левая рука периодически вела себя странно и необъяснимо.

Великий дворецкий вызвал своих шпионов и выслушал отчет о том, как продвигается расследование в деле о похищении Стакфолтера. Сплошное разочарование. Создавалось впечатление, что где-то между кухнями и пиршественным залом сыр просто исчез из-под серебряного купола, несмотря на приставленную к нему охрану.

– В скором времени у нас будет больше информации, – пообещали шпионы.

– Да? Когда он украдет ваши бороды у вас из-под носа? «В скором времени», говорите вы. Это время уже наступило. И очень скоро будет поздно.

Но даже эти слова дались великому дворецкому с трудом. Он легко мог заставить этих мрачных людей дрожать от страха, но был ли в этом смысл? Чужие ошибки и без того утомляли, так зачем тратить на них лишние слова. В последние дни великий дворецкий говорил мало, все больше холодно наблюдал, как подчиненные раз за разом терпят поражение, пока его не одолевало желание казнить их просто от усталости и отвращения.

Он уже понял, что ему придется лично заняться расследованием. До сих пор Клептомансер не осмеливался посягать на собственность великого дворецкого. Проделки ловкого вора служили развлечением для придворных – и помогали держать их в узде. Но последняя кража все изменила. Клептомансер играючи проскользнул мимо охраны на большом пиру и в самой вызывающей манере украл сыр из запасов великого дворецкого.

Изловить преступника нужно было незамедлительно. В противном случае он мог проникнуть во дворец, на этот раз – уже в роли убийцы. К тому же великий дворецкий не выносил, когда из него делали посмешище. Достаточно один раз проявить слабость, чтобы придворные превратились в стаю гончих, напавших на кровавый след.

– Отмените все мои встречи на сегодня, – приказал великий дворецкий. – И приготовьте паланкин. А еще маску для путешествий, двадцать стражников, мастера Кальмнуса и дегустатора.

Он задумался. Воспоминания о прошлом дне были мутными, словно великий дворецкий просматривал их сквозь грязное стекло.

– Нового дегустатора, – вымолвил он наконец.

Громоподобный стук в дверь резко вырвал Неверфелл из сна. Казалось, она закрыла глаза всего час назад. Незнакомая кровать, незнакомая комната. Неверфелл натянула незнакомое платье и, прихрамывая, подошла к двери. За ней обнаружился незнакомый коридор, полный взбудораженных незнакомцев.

– Проснулась!

Чьи-то руки схватили Неверфелл за шиворот и потащили в длинную столовую с низким потолком. Там перед ней плюхнули на стол миску чечевичной похлебки и сунули в руку ложку. Тут же кто-то принялся грубо расчесывать ей волосы.

– Тебя вызвал великий дворецкий. У нас пять минут на то, чтобы тебя подготовить.

На лавке рядом с Неверфелл сидела худая женщина с ввалившимися глазами, над верхней губой у нее темнели усики, и пахла она благовониями. Неверфелл смутно помнила, как накануне ее представили Главному дегустатору Леодоре.

– Я не ожидала, что тебя вызовут так скоро, – продолжала Леодора. – Так что у меня осталось совсем немного времени на то, чтобы объяснить правила. Ты слушаешь?

Неверфелл кивнула, хотя и не без труда, – тот, кто ее расчесывал, как раз сражался с особенно упрямым колтуном. Измученный разум по крупицам восстанавливал фрагменты прошлого дня. Ее привели в квартал дегустаторов. Люди, которые торопливо обували ее и надевали коричневую перевязь, были дегустаторами. Почти все они носили выражение сдержанного безразличия, но торопливость движений и то, как их глаза снова и снова возвращались к ее лицу, выдавали волнение.

«Меня не казнили, – изумленно подумала Неверфелл. – Посмотрите! Руки и ноги на месте!»

– Не открывай рот в его присутствии, пока тебе не зададут вопрос и не разрешат говорить. Обращаясь к великому дворецкому, называй его «ваше превосходительство». Глаза не поднимай. Пробуй маленькие кусочки пищи и не касайся ее руками – только шпажками или вилками, которые тебе дадут. Они должны убедиться, что ты все положила в рот.

Не слоняйся без дела, не болтай с людьми. Не ищи себе друзей кроме как среди дегустаторов. Многие при дворе будут стараться привлечь тебя на свою сторону – а тебе ничью сторону принимать нельзя.

И главное, помни. Еду в этой столовой проверяет Канцелярия безопасности. Ты можешь есть только здесь и за столом великого дворецкого. Даже из фонтанов не вздумай пить.

Неверфелл проглотила ложку похлебки.

– Воду в фонтанах тоже могут отравить? – озадаченно спросила она.

Леодора покачала головой.

– Нет. Туда могут добавить противоядие. Это старый способ обмануть правителя и внушить ему, что в еде нет отравы. Дегустатор, принявший противоядие, спокойно съест отравленную пищу, а когда правитель последует его примеру, он умрет… – Главный дегустатор перехватила руку Неверфелл, которую та уже поднесла ко рту. – Не грызи ногти. Иногда противоядия подсыпают даже в воду, которой мы умываемся.

Неверфелл наконец осознала, какая ответственность отныне лежит на ее плечах. От нее зависят жизнь и смерть великого дворецкого. Она робко оглядела ряды своих коллег по несчастью и вдруг поняла, что все они без исключения выглядят больными – и стариков среди них нет.

Но в животе снова затрепетали бабочки, когда Неверфелл выскочила через арку к колоннаде, где ее ждал паланкин с шестью носильщиками и дюжиной стражников.

Неверфелл думала, что ей придется идти за паланкином, но дверь открылась, и она осторожно забралась внутрь. Неверфелл почти удивилась, когда обнаружила внутри обычного человека. Разыгравшееся воображение исказило образ великого дворецкого, и в ее воспоминаниях он превратился в огромную тень с холодно блестевшим серебряным глазом.

Впрочем, сегодня ледяной взгляд великого дворецкого снова был прикован к ней. И это был взгляд Правого глаза. Левую сторону его лица скрывала плотно прилегающая маска из белого бархата. Прозрачные волосы падали на воротник плаща из медвежьего меха.

Неверфелл вдруг вспомнила таинственную записку, которую нашла в своей комнате накануне: «Не шути с ним. Не трать понапрасну слов. Не лги ему. Не пытайся казаться глупее, чем ты есть».

Проще было сказать, чем сделать. И едва Неверфелл решила, что единственный способ не напортачить – это все время держать рот на замке, как великий дворецкий заговорил:

– Этот вид утомляет мой глаз. – Голос великого дворецкого был низким и скрипучим. Каждое слово стоило ему огромных усилий, словно было колоколом, который требовалось толкнуть и раскачать, чтобы он зазвучал. – Смотри в окно и рассказывай обо всем, что видишь.

Великий дворецкий сидел слева от Неверфелл, и неспящий глаз неотрывно следил за ней. Окно на его стороне было плотно закрыто, в то время как Неверфелл могла свободно выглядывать на улицу.

Паланкин, плавно покачиваясь, плыл по улицам Каверны, и Неверфелл сбивчиво описывала то, что привлекало ее внимание. Она старалась говорить коротко и по делу, ни на миг не забывая о предупреждении таинственного «друга»: «Не трать понапрасну слов» – хотя даже не была уверена, что великий дворецкий ее слушает.

Наконец Неверфелл поняла, что она интересует дворецкого куда больше, чем происходящее за пределами паланкина. Она была для него окном в мир. Ее глазами он видел мощеные переправы через подводные реки, усеянные костями оссуарии[2]2
  Оссуарий – специальное хранилище костей или праха умерших людей.


[Закрыть] и дам, остановившихся, чтобы отряхнуть с одежды каменную пыль. Это Неверфелл заставляла золото сиять, тени темнеть, красный вспыхивать алым, и взгляд дворецкого давил на нее своей тяжестью.

– Твои вопросы раздражают, – вдруг оборвал он ее рассказ.

– Я же ни о чем не спрашиваю! – испуганно воскликнула Неверфелл.

– Да, но хочешь спросить. Они топчутся, как коробейники за дверью. Спрашивай, и покончим с этим. Быстро!

– Что случилось с мастером Чилдерсином?

Этот вопрос беспокоил Неверфелл больше других.

– Благодаря твоему свидетельству обвинение в преднамеренном срыве приема с него сняли. Но признали виновным в том, что он представил ко двору ненадежного человека. Предложили спасти свою шкуру, передав мне право владения тобой, чем он не замедлил воспользоваться. Был отпущен и отправлен домой с предупреждением, что петля на его шее затянется, стоит ему еще раз оступиться.

Неверфелл почувствовала, что холодный узел беспокойства в груди чуть ослаб. Ее отчаянные действия были ненапрасны.

– А его семья? Им до сих пор грозит смерть?

Перед мысленным взором Неверфелл возникло бледное лицо Зуэль.

– Отныне все, кто принадлежит к фамилии Чилдерсин, носят черную метку, – холодно ответил великий дворецкий. – И следующая ошибка станет для них последней. Но пока им ничто не угрожает – и не будет, если они станут вести себя благоразумно.

– Значит, их не отдадут Гандерблэкам?

– Нет. Следующий вопрос!

Итак, Максим Чилдерсин вернулся к семье, Чилдерсины вне опасности, следовательно, Зуэль, скорее всего, тоже избежит наказания. Неверфелл облегченно выдохнула и наконец отважилась спросить о том, что имело отношение к ней.

– А куда мы направляемся?

– Сегодня мы занимаемся поисками Клептомансера и тех, кто поможет нам его найти. Довольно вопросов – мы уже на месте.

Выглянув из паланкина, Неверфелл обнаружила, что они вернулись к пещерному озеру. Паланкин со всеми предосторожностями опустили в лодку, которая тут же устремилась к острову. Там их уже ждали. При виде бордовой формы следователей у Неверфелл противно заныли зубы. Один из них кинулся к паланкину с отчетом, и Неверфелл с ужасом узнала следовательницу Требль, которая допрашивала ее в подвесной клетке. Сегодня на следовательнице было Лицо номер 312 – «Стражник у Серых врат», – серьезное и авторитетное, разработанное для того, чтобы внушать доверие и уважение.

– Ваше превосходительство, теперь мы яснее видим картину преступления. – Следовательнице Требль блестяще удавалось не коситься на Неверфелл, что было к лучшему. – За все время Стакфолтер Стертон остался без присмотра только один раз – когда его поместили в ледяную камеру, чтобы остудить до идеальной для употребления температуры. У дверей стояла охрана, и все полагали, что сыр в безопасности. Вор пробрался в ледяную камеру через складскую пещеру, расположенную над ней. Той пещерой редко пользуются. Там мы нашли вот это. – Следовательница Требль показала великому дворецкому испачканные мерные стаканы и хрупкие аптекарские весы. – Кем бы он ни был, в пищевой алхимии преступник разбирается. Мы думаем, что он смешал Вино из мошкары, Ядожгучий перец и Дрожащий пузырчатый сыр. Смесь разъела камень, как кипяток – горячий шоколад. В ледяной пещере мы также нашли вот это. – В руке у следовательницы блеснул тонкий металлический предмет с длинной ручкой и вилкой на одном конце. – Мы думаем, что вор разрезал Стакфолтер на куски, а потом протолкнул их наверх. Судя по всему, он собирался последовать за сыром и ускользнуть вместе с добычей.

– Но почему же он этого не сделал?

– Похоже, у него не было выбора. – Следовательница все-таки посмотрела на Неверфелл. – Когда кое-кто пролил вино Гандерблэков, слуги запаниковали и решили подать Стакфолтер на полчаса раньше запланированного. Вор, должно быть, услышал, как открывают дверь, и сообразил, что у него не так много мест, чтобы спрятаться.

– То есть… значит, я ни в чем не виновата! – радостно воскликнула Неверфелл. – Я не помогала Клептомансеру украсть сыр, наоборот, я ему даже помешала!

– Похоже на то, – с большой неохотой признала следовательница Требль.

– Вы уже выяснили, как преступник проник в складские пещеры? – спросил великий дворецкий. – И как ему удалось скрыться в озере?

– Мы поручили разобраться в этом Картографам, – быстро ответила Требль, – и вызвали мастера Харпсикалиана, чтобы он объяснил, к каким выводам они пришли. Он… не совсем в себе, но лучше большинства. И смиренно ожидает, когда вы его вызовете.

– Приведите его.

Послышался лязг и грохот – к ним направлялся еще один паланкин. Он сильно отличался от того, в котором прибыл великий дворецкий. В нем не было окон, а дверь замыкали тяжелые засовы и висячие замки. Этот паланкин скорее напоминал сейф, чем средство передвижения. Даже темное дерево, из которого он был сделан, отливало металлом. Но Неверфелл куда больше заинтересовали висевшие рядом с дверцей песочные часы.

– Можешь задать еще один вопрос, – сказал великий дворецкий, пока стражники отпирали засовы.

– Кто сидит внутри? – Неверфелл приходилось бить себя по рукам, чтобы не грызть ногти от волнения.

– Картограф.

Неверфелл вспомнила, что рассказывала о Картографах Зуэль. Эти люди приносили Каверне огромную пользу, многие из них были гениальными, но мозги у них работали своеобразно, и все, кто отваживался с ними заговорить, рисковали заразиться сумасшествием.

Дверь наконец открылась, и стражники поспешили шагнуть в сторону, не забыв перевернуть песочные часы. Песок тонкой струйкой зашелестел в нижнюю камеру.

Выглянувший из паланкина мужчина принялся отвешивать странные, нелепые поклоны. Неверфелл сразу почувствовала в нем что-то неправильное и насторожилась. Стражники тоже наблюдали за Картографом с опаской. Его чайного цвета глаза были слишком большими и свободно вращались в глазницах. Пояс Картографа ощетинился пугающими на вид устройствами, а непонятный механизм у него на голове каждые десять секунд громко щелкал, отчего Картограф слегка вздрагивал.

Его Лицо в каталоге создателей Лиц значилось под номером 33 – «Уместная галантность». Мягкая улыбка подходила для ситуаций, когда вам передавали сахар на важных приемах. Сейчас для нее было не время и не место. Лицо Картографа заставляло Неверфелл нервничать, словно он надел пиджак задом наперед или натянул носки на руки.

– Мастер Харпсикалиан, я хочу знать все, что вы выяснили о последнем проникновении в складские помещения, – без предисловий начал великий дворецкий. – Как злоумышленник пробрался туда и как ему удалось сбежать. – Правый глаз бросил взгляд на песочные часы, и великий дворецкий подстегнул мастера: – Скорее, время не ждет!

– А-а-ах. – Картограф громко выдохнул, потом набрал полную грудь воздуха и заговорил неожиданно бодро и четко. – Разумеется, я лишь подытожу выводы моих более опытных коллег, но из того, что сказал Пеклеттер, я понял, что… – Картограф дернулся, – в гранитной толще под озером пролегает затопленный туннель…

У него была на удивление ясная речь. Голос Картографа поднимался и опускался, увлекая слушателей по спиральной лестнице его фраз, уводя их в шахты и незаметные коридоры, так что они теряли счет времени и…

– …летучемышиный прорыв помешал нам, так что мы не успели завести локтевой механизм и поймать эхо после того, как икота земли…

– Время вышло! – закричал стражник, когда последние песчинки проскользнули через устье часов.

Картограф продолжал говорить, но его уже заталкивали обратно в паланкин, чтобы плотно запереть за ним дверь. На острове воцарилась тишина. Восемнадцать человек восстанавливали дыхание и пытались привести мозги в порядок, а это, надо сказать, процесс довольно болезненный.

Картограф говорил пять минут. И за последние три, вдруг поняла Неверфелл, не сказал ничего, что имело бы смысл. Но хуже всего было то, что она прекрасно его поняла. Речи Картографа сдули ее разум с берегов здравомыслия, и вернуться назад было не так просто.

Неверфелл не покидало тоскливое ощущение, что ей показали нечто волшебное, кусочек огромной мозаики, сложив которую она смогла бы разобраться в устройстве мира. Она словно прочувствовала, каково это – быть каменной породой, в которой залегают жилы серебра и меди. Она слышала зов неоткрытых пещер и жгучее желание оставить свой след в подземной тьме, куда не ступала нога человека…

Теперь стало понятно, зачем нужны песочные часы на паланкине. Слушать Картографа дольше пяти минут было опасно для рассудка.

– Итак. – Голос великого дворецкого вырвал Неверфелл из хоровода мыслей. – Много ли ты поняла?

Неверфелл судорожно пыталась сообразить, что ответить, а в голове ярко вспыхивали наставления неведомого «друга» насчет глупости. Сказанное Картографом еще секунду назад выглядело совершенно разумным, но в холодном свете здравомыслия стройные фразы рассыпались в пыль. Неверфелл больше не понимала, что такое «меланхоличный базальт» и почему так важно «спеть три градуса серебра». И все же некоторые фразы задержались в ее памяти, и при желании из них можно было вычленить крупицы смысла.

– Эм… Картографы исследовали местность с… хорьками и ложкометрами… – Неверфелл нахмурилась. – И пришли к выводу, что Клептомансер мог забраться сюда только через мусоропровод.

– Я тоже услышала в словах мастера Харпсикалиана именно это, – подтвердила следовательница Требль. Она прижимала пальцы ко лбу, словно пыталась удержать голову на месте.

– И я, – пробормотал великий дворецкий. В его голосе отчетливо сквозило неверие, словно Картограф заявил, что Клептомансер вылез из чайного носика. – Итак, получается, что наш вор прополз шестьдесят метров по извилистой шахте, скользкой от грязи и отходов, и его не остановили железные шипы, призванные помешать любому, кому придет в голову эта светлая мысль. А поскольку мусорные туннели полнятся ядовитыми испарениями и светильников-ловушек там нет, он все это время не дышал.

– Мне очень жаль, ваше превосходительство. – Следовательница Требль согнулась в почтительном поклоне и распрямляться не торопилась. – Но Картографы, кажется, не нашли иного способа проникнуть внутрь.

– И сбежал он примерно так же, – продолжал великий дворецкий. – Если я правильно понял болтовню мастера Харпсикалиана, злоумышленник ускользнул через затопленный туннель под озером. То есть задержал дыхание на десять минут, а потом спустился по десятиметровому водопаду прямо в быструю реку.

На берегу снова повисло молчание.

– Рискну предположить, никто из здесь присутствующих не думает, что вор утонул в той реке, – заметил великий дворецкий.

– Разве что потом его призрак вернулся в складскую пещеру и забрал куски сыра, – ответила следовательница Требль. – Поскольку кто-то их оттуда унес. Также мы полагаем, что он проплыл по затопленному туннелю благодаря водонепроницаемому костюму с запасом воздуха. Некоторые Картографы пользуются такими, чтобы исследовать подводные пещеры.

– Вот это уже интересно. – Выражение единственного открытого глаза великого дворецкого не изменилось, но тлеющий в нем ледяной огонь вспыхнул, разгораясь. – Требль, наш вор может быть из Картографов. Вот почему он так хорошо знает туннели и тайные ходы. Поработайте над этой версией, но так, чтобы Картографы не догадались о наших подозрениях. И чтобы Клептоман-сер ни о чем не узнал.

Требль еще раз склонилась перед великим дворецким и отправилась раздавать приказы, а Неверфелл попыталась удержать вопрос, который вертелся у нее на языке. Как обычно, тщетно.

– Что было не так с Картографом? У него как будто что-то чесалось, но он не мог почесать.

Правый глаз вперил взгляд в Неверфелл, великий дворецкий коротко, но одобрительно кивнул.

– В последнее время Картографы совсем потеряли покой, – подтвердил он. – И стали вести себя даже более странно и непредсказуемо, чем обычно. Такого не было со времен приступа безумия из-за Неоткрытой пещеры.

– Неоткрытой пещеры?

– Это их идея фикс. Некоторые Картографы специально учатся пищать, как летучие мыши, и улавливать эхо, чтобы при помощи отраженных звуков определять форму туннелей. Но у летучих мышей получается гораздо лучше. Лет семь назад группа Картографов объявила, что нашла туннель, которого нет ни на одной карте. Они вбили себе в голову, что он уходит в самое сердце Каверны. Два локтя в ширину, неизвестно сколько в длину – туннель узкий и прямой, как струна. Настаивали, что с ним что-то не так, – будто у него только один конец. Но прежде чем они приступили к работе, туннель исчез. Безумие распространилось на других Картографов, как дым, просочившийся сквозь дверь, и они принялись искать его, как одержимые. Потом успокоились немного, но попыток найти исчезнувший туннель не оставляют и по сей день.

– Может, Клептомансер воспользовался им, чтобы похитить Стакфолтер Стертон?

– Картографы так не считают. Возможно, этот туннель существует только в их безумном воображении.

– Но если они не нашли и следа его, что встревожило их сейчас?

– Никто не знает. Скорее всего, они и сами не знают. Неверфелл задумалась о словах великого дворецкого, а он тем временем вернулся к разговору со следовательницей Требль:

– Что еще нам известно об этом человеке?

– Вор мал ростом, – ответила следовательница, – но это не ребенок. Он начал свою деятельность десять лет назад, но только через три года совершил первое громкое преступление. Тогда за его поимку назначили большую награду. Клептомансер хранит инкогнито. У нас есть список краж, которые ему приписывают. И… мы пока не обнаружили между ними связи или какого-либо сходства, ваше превосходительство.

– Выясните, кто назначил награду, – приказал великий дворецкий. – Какие еще выводы мы можем сделать на основании имеющейся у нас информации? Мы имеем дело с вором, который готов рискнуть жизнью, чтобы украсть голову Стакфолтера Стертона. О чем нам это говорит?

– О том, что он любит сыр? – предположила Неверфелл и тут же испуганно зажала рот обеими руками. Все вокруг смотрели на нее.

– Чего еще ждать от ученицы сыродела, – с холодным высокомерием заметила следовательница. – Из наших записей ясно следует, что добыча Клептомансера мало интересует. Он либо портит украденное, либо выбрасывает за ненадобностью. Главное для него – сама кража. Ему важно посеять сумятицу, завоевать пусть дурную, но славу. Бросить вызов.

– Тогда почему вы не бросите вызов ему? Чтобы потом поймать на месте преступления. – Неверфелл снова не удержалась и открыла рот, а теперь от страха боялась поднять глаза на великого дворецкого. Тот в свою очередь сверлил ее холодным взглядом. – Ой! Я хотела сказать… почему вы не бросите вызов ему, ваше превосходительство.

Следовательница Требль посмотрела на Неверфелл с усталым презрением:

– Если у Клептомансера хватило ума смешать деликатесы и не остаться без головы, в такую простую ловушку он не попадется.

– Конечно, – согласилась Неверфелл и замолчала, собираясь с мыслями. Те собираться не желали и скакали, как белки. – Но люди попадают в ловушки – если правильно подобрать приманку. Иногда они ничего не могут с собой поделать, даже если точно знают, что их заманивают в западню.

– Не все откроют сундук, зная, что его содержимое обожжет им лицо, – холодно проговорила Требль, и Неверфелл покраснела, вспомнив третью шкатулку.

– Ошибаешься, Требль, – отстраненно заметил великий дворецкий, все еще неотрывно глядя на Неверфелл. – Для каждого человека найдется сундук, который он не сможет оставить закрытым. У всех есть что-то, чему они не могут противиться. Проблема в том, чтобы подобрать правильный сундук – и правильную приманку. В случае с Клептомансером нам требуется что-то редкое и необычное, что подогреет его тягу к театральным эффектам. – Великий дворецкий откинулся на спинку паланкина. – Отправляемся в Палату диковин, – приказал он.

Паланкин великого дворецкого оставил пещеру с подводным озером и двинулся по Проспекту чудес, где со стены скалила острые зубы узкомордая ископаемая рыба. За проспектом начиналась Улица высохших слез, чей потолок украшали покачивающиеся на невидимых нитях кристаллы в форме капель. Наконец перед ними распахнулись зеленые двери Палаты диковин, открыв проход достаточно высокий и широкий, чтобы паланкин можно было внести внутрь.

Палата диковин представляла собой ряд комнат, доверху набитых удивительными вещицами со всего света. Известие о том, что великого дворецкого одолевает смертельная скука, давно просочилось в надземный мир; отчаянные головы отправлялись в дальние страны, чтобы, рискуя жизнью, добыть нечто выдающееся, способное развеять его тоску. Оно и неудивительно, ведь всякого, кому это удавалось, осыпали золотом.

Каждая вещица, что там хранилась, смогла на миг разжечь любопытство великого дворецкого и подарить ему мимолетное чувство, что мир полон чудес и не так уж предсказуем. Увы, любопытство быстро гасло, оставляя после себя серый пепел докучливой пресыщенности, и очередное сокровище отправлялось в Палату диковин. Это хранилище было своего рода памятником всепожирающей, разрушительной скуке великого дворецкого, и нога его не ступала туда вот уже пятьдесят лет.

Но сегодня все было иначе, ведь он пришел сюда со своим удивительным новым дегустатором. Неверфелл никогда не видела столько чудес, и под ее искрящимся от удивления взглядом диковины возвращались к жизни. Великий дворецкий и сам будто впервые увидел мумию короля Арупета, в глазницах которого переливались драгоценные камни размером с голубиное яйцо; рог гигантского нарвала; стрекозу длиной с человеческую руку, вечную пленницу янтаря; чучело трехголового теленка; скелет человека до того святого, что из плеч у него выросли маленькие крылья; оплавленный круглый камень, в который попала молния. Особое внимание Неверфелл привлекли посмертные гипсовые маски поэтов с закрытыми глазами и впалыми щеками. Великий дворецкий наблюдал, как любопытство девочки растет, подобно гейзеру, готовому вырваться из-под земли.

Хранитель Палаты едва не рассыпался на ходу, так он спешил приветствовать великого дворецкого.

– Да, да, – устало ответил великий дворецкий на его неловкие поклоны. – Держи эту девчонку подальше от меня и отвечай на ее вопросы.

А Неверфелл скакала по хранилищу, как бешеная обезьяна. Она сунула нос в ящик с яйцами птицы Рух, потыкала пальцем в шкуру носорога и, наконец, замерла, изумленная, перед огромным пятиметровым чучелом. Неверфелл стояла с открытым ртом, словно пригвожденная к месту, и цепкий взгляд ее скользил по рыжеватому меху, неровным пятнам, коротким рожкам и аккуратным ушам зверя, по его длинным тонким ногам и вытянутой шее с жестким гребнем волос.

– Что вы сделали с этой лошадью? – спросила она так громко, что великий дворецкий расслышал ее даже на другом конце комнаты. – Она умерла из-за того, что вы растянули ей шею?

– Ах, нет, мисс, это камелеопард, наше последнее приобретение, замечательный экспонат с высушенных солнцем равнин… – пустился в объяснения хранитель, но Неверфелл его почти не слушала. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть выпуклые, похожи на репу, лодыжки камелеопарда и понюхать его темные раздвоенные копыта. Великий дворецкий вдруг понял, что она пытается уловить запах травы.

– Но почему же он тогда такой высокий? – Голос Неверфелл снова заметался по темной, похожей на чердак комнате. – Неужели солнце заставляет животных расти, как оно заставляет растения? Там, наверху, много таких высоких созданий? А люди? Они тоже растут от солнца? Поэтому я такая высокая для своего возраста?

– Кхм… – Под градом вопросов хранитель явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Нет, едва ли… Насколько мы знаем, солнечный свет опасен для всего живого. Полагаю, шея камелеопарда вытянулась, чтобы он доставал до листьев на верхушках деревьев…

– То есть он родился с короткой шеей, а потом она вытянулась? А если я буду тянуться за листьями, моя шея тоже станет длинной? Я всегда беру вещи правой рукой, но почему они с левой одинаковой длины? Не сходится!

Вопреки робким надеждам хранителя вопросы не иссякали. Позабыв о камелеопарде, Неверфелл кинулась к доспехам могучих воинов из дальних земель и подняла руку, чтобы сравнить ее с покрытой эмалью латной рукавицей.

– Смотрите! Эти доспехи выглядят так, словно их носили великаны. Так, может, солнце все-таки помогает людям в надземном мире расти?

Великий дворецкий с трудом оторвался от наблюдения за новым дегустатором. В конце концов, они приехали сюда по делу.

– Запиши, – бросил он секретарю, который тут же кинулся к нему с карандашом и бумагой. – Пусть все знают, что великий дворецкий Каверны предлагает так называемому Клептомансеру продемонстрировать свои умения и отвагу, украв одну из диковин великого дворецкого в течение трех следующих дней. И еще запиши, что чучело Клептомансера будет выставлено на всеобщее обозрение, чтобы придворные могли поглазеть на него после того, как вора неизбежно поймают и казнят.

Но какую диковину предложить Клептомансеру в качестве наживки? На что он клюнет? Правый глаз великого дворецкого упал на камелеопарда, который вызвал столько восторга у Неверфелл. Высокий, громоздкий, с таким по мусоропроводу не пролезешь…

– Исправь, – велел он секретарю. – Не «одну из диковин», а «последнюю и величайшую из диковин, поступивших в Палату».

Такая формулировка вынудит Клептомансера задавать вопросы – как иначе он узнает, о какой диковине идет речь? Возможно, на этих вопросах его и поймают. Но даже если и нет, таинственному вору все равно придется украсть пятиметровое чучело.

В давно заледеневшей душе великого дворецкого шевельнулось что-то похожее на веселье.